Текст книги "Его любимая скрипачка"

Глава 7

Громкий стук в дверь вырвал Амалию из забытья. Она замерла, держа скрипку под подбородком. Только один человек мог так барабанить в ее дверь.

Пять дней спокойствия без Талоса закончились. Он вернулся на Агон накануне вечером, но, к счастью, не потрудился к ней зайти. Но это не помешало ей провести весь вечер в его спортклубе, поглядывая через плечо, не появился ли он.

– Добрый день, певчая птичка. – Он лениво улыбнулся. – Вы скучали по мне?

– Как по мигрени, – ответила она, округлила глаза и зашагала в дом.

Талос закрыл дверь и рассмеялся над ее остротой.

– Как прошла неделя? – спросил он, входя в гостиную.

– Очень спокойно, спасибо. А ваша?

– Невероятно скучно.

Сегодня на нем были накрахмаленная белая рубашка с расстегнутым воротом и темно-серые брюки.

– Что надо сделать, чтобы получить здесь чашку кофе? – сказал он.

– Пойти на кухню и включить кофеварку.

– Но я принц. Я не должен сам варить себе кофе.

– Пока вы варите себе кофе, сделайте мне кофе мокко, – произнесла она и приложила все силы, чтобы не подмигнуть ему.

Его непочтительность была заразительна.

Талос наморщил нос.

– У меня серьезные сомнения по поводу вашего вкуса, если вы пьете такую гадость, – произнес он.

У нее тоже были серьезные сомнения по поводу ее вкуса. Она всегда предпочитала безопасных и надежных мужчин.

Но сейчас ей нравится Талос. Который совсем не безопасен.

Когда он вернулся в гостиную, неся кофе, она отложила скрипку в сторону и села в кресло.

Он поставил чашки на стол и развалился на диване.

– Я слышал, вы ежедневно ходите в спортклуб, – сказал он.

– Мне так приказали, помните?

Он усмехнулся:

– Мелина сожалеет, что вы не можете участвовать в матче по кикбоксингу.

Скорее всего, Мелина хотела стать соперницей Амалии. Она держалась с Амалией подчеркнуто холодно.

– Мне нравится, – призналась Амалия.

– Хорошо. А как дела с разучиванием пьесы?

– Я думаю, в порядке.

Он изогнул бровь со шрамом:

– Вы не уверены?

– Я не знаю, играю ли я пьесу так, как того хотела ваша бабушка.

– Что вы имеете в виду?

– Я могу играть в другом темпе.

Он пожал плечами:

– Вы играли «Медитацию» из «Таис» в более медленном темпе, чем она, но это было так же красиво.

Талос заметил, как от смущения она слегка покраснела.

Он подался вперед и положил руки на бедра.

– Вам пора сыграть для меня, – сказал он.

Она побледнела и, казалось, сжалась в кресле. – Я обещал, что сегодня послушаю, как вы играете.

Она просияла:

– Я записала свою игру на магнитофон. Вы можете послушать.

Он приподнял голову и театрально вздохнул:

– Значит, на гала-вечеринке мы представим скрипачку, а потом включим магнитофонную запись.

Амалия нервно хихикнула.

Он смягчил тон, желая успокоить ее:

– Здесь только вы и я. Не имеет значения, сколько раз вы сфальшивите. Самое главное, чтобы сегодня вы сыграли для меня.

До вечеринки оставалось три недели и один день.

Вернувшись из Нью-Йорка, Талос хотел сразу же навестить Амалию, но сдержался. Он отправился во дворец, где поужинал со своими братьями. Оба брата были в отвратительном настроении и отказались отвечать на вопросы Талоса о том, что произошло. После ужина оба сразу ушли. Пожав плечами в ответ на их странное поведение, Талос пошел к дедушке и провел с ним пару часов, играя в шахматы, пока на деда не навалилась внезапная усталость.

Талос чувствовал, как уходит время. За четыре дня, что он провел в Нью-Йорке, его дед сильнее похудел и стал больше походить на тень.

Женщина напротив Талоса могла сделать последние дни его деда самыми приятными в жизни. Он наблюдал, как Амалия старается вернуть самообладание, и почувствовал, как у него кольнуло в груди, когда она заставила себя подняться на ноги и подойти к роялю, на который она положила скрипку.

Не глядя на Талоса, она вынула скрипку из футляра и стала настраивать ее. Стоя за роялем, словно тот защищал ее, она разложила ноты и прижала скрипку подбородком к плечу.

Потом она внезапно уставилась на Талоса:

– Я почти выучила пьесу. На Гала я буду играть без нот.

Она впервые озвучила свое намерение выступить на гала-вечеринке. Талос задавался вопросом, понимает ли Амалия, насколько увереннее она стала всего за девять дней пребывания на острове.

Он поднял руки и поморщился, молчаливо говоря, что ему все равно.

– Я буду играть без сопровождения, – произнесла она.

– Играйте же!

Она сглотнула и кивнула, а потом закрыла глаза.

Ее смычок коснулся струн, но играть она не начала.

Талос внимательно наблюдал за ней.

– Сделайте несколько глубоких вдохов, – приказал он, положив ногу на колено и убедившись, что говорит безобидным тоном.

Резко кивнув, она, не открывая глаз, глубоко вдохнула через нос.

Ей снова не хватило смелости заиграть.

– О чем вы думаете сейчас? – спросил он после того, как прошло несколько минут. Ее нервозность была ощутимой. – Что у вас в голове?

– Я чувствую себя голой.

Она открыла глаза и моргнула пару раз, а потом холодно уставилась на Талоса.

– Вам когда-нибудь снился сон, в котором вы идете куда-то, вокруг вас люди, а вы смотрите на себя и понимаете, что вы голый?

– Я знаю людей, которым снятся такие сны, – признал он, хотя сам не видел ничего подобного.

Талосу снились кошмары, в которых он чувствовал собственное бессилие. Он снова и снова переживал тот последний вечер со своими родителями, когда он прыгнул на спину отца и начал колотить его маленькими кулачками.

Отец Талоса отшвырнул мальчика с такой силой, что тот отлетел от него и ударился головой об угол кровати. В своих снах Талос видел, как мать обнимает его, успокаивает и целует его ушиб, вытирая его слезы, которые смешивались с ее собственными.

Это был последний раз, когда он видел своих родителей живыми.

Ему не позволили увидеть их мертвыми. Состояние их тел было настолько плохим, что их хоронили в закрытых гробах.

В своем худшем сне он представлял, как входит в семейную часовню, приподнимает крышки их гробов и видит их изуродованные тела. Его воображение в этих кошмарах было безграничным.

– Попробуйте представить себе это, потому что я чувствую себя сейчас почти так, – сказала она, паникуя.

– Вы чувствуете себя голой? – спокойно спросил он, лучше других зная, каким буйным бывает воображение.

– Да, – прошептала она.

– Значит, вы должны раздеться.

– Что? – едва слышно произнесла она.

Талос наклонился, снял с себя ботинки и носки.

Что он делает?

Его руки потянулись к рубашке. Прежде чем Амалия успела понять, что происходит, он ловко расстегнул рубашку.

– Что вы делаете? – спросила она.

Он поднялся на ноги.

Если бы она не стояла прижавшись спиной к стене, то повернулась бы и убежала.

– Единственный способ преодолеть страх наготы – играть пьесу голышом, – спокойно ответил он.

От ужаса Амалия не могла пошевелить языком.

Он снял рубашку и повесил ее на спинку стула.

У Талоса был великолепный, мускулистый торс и золотисто-бронзовая кожа. На его груди виднелись черные волоски.

Он беспечно, словно раздеваясь перед приемом душа, расстегнул пояс брюк и потянул молнию вниз.

– Пожалуйста, остановитесь, – умоляла она его.

Он категорично уставился на нее, а потом стянул с себя брюки и трусы и аккуратно сложил их на стуле. А затем он обратил все свое внимание на Амалию.

– Я не собираюсь заставлять вас раздеваться, – сказал он глубоким и спокойным тоном. – Но если сейчас вы будете играть для меня обнаженной, вы преодолеете свой худший страх. Чтобы не ставить вас в невыгодное положение, я тоже разделся, и теперь мы будем на равных. Даю слово, что я к вам не приближусь. Если только… – Он хищно ухмыльнулся. – Если вы сами меня об этом не попросите.

Амалия безмолвно качала головой. Она знала, что Талос красивый мужчина, но не предполагала, что он так великолепен.

Ее охватили страсть и желание, которых она всячески избегала с тех пор, как стала подростком.

Талос посерьезнел:

– Я обещал помочь вам, певчая птичка, но вы тоже должны помогать себе. Сделайте первый шаг.

Она с трудом переводила дыхание. Никогда прежде она не показывала свое тело мужчине.

Один из ее психоаналитиков – самый проницательный из них – как-то сказал, что он не верит, будто она хочет вылечиться. Она отрицала это тогда, но сейчас, оглядываясь назад, решила, что, возможно, он был прав.

Ее жизнь была безопасной. Может быть, скучноватой, но она нашла свою нишу и не желала ее покидать.

Но она должна из нее выйти. Она не может оставаться там дольше. Если она не заставит себя, то потеряет работу и независимость. Из-за нее пострадают ее друзья.

– Мы с вами похожи больше, чем вы думаете, – сказал Талос. – Мы оба выбрали одиночные занятия. Я сосредоточился на боксе, вы – на скрипке. Никто не сможет наносить мои удары за меня, и никто не сможет играть на скрипке вместо вас. Вспомните, что вы испытываете, когда занимаетесь кикбоксингом. Вот так вы должны представить себе ваш страх, с которым надо бороться. Вы находитесь на Агоне, это земля воинов. Мы сражаемся. И вы должны сражаться. Боритесь, певчая птичка. Позвольте себе летать.

Она схватилась руками за фортепиано для поддержки и закрыла глаза.

Настало время противостоять своему страху.

Если не сейчас, то когда?

Если не здесь, то где?

– Вы отвернетесь, пока я раздеваюсь?

– Отвернусь. Но когда вы станете играть, я буду наблюдать за вами. Я не могу гарантировать, что ко мне не придут неподходящие мысли, но я не позволю им руководить мной. Здесь только мы с вами. У вас все получится, Амалия.

– Пожалуйста, отвернитесь, – сказала она дрожащим голосом.

Он сделал, как она просила, и встал к ней спиной. Амалия разделась до нижнего белья. Она попыталась расстегнуть лифчик, но руки отказались ее слушаться.

– Я не могу, – запаниковав, произнесла она.

Талос повернулся к ней. Скрестив руки на груди, он одарил ее таким взглядом, какого она никогда не видела раньше. Казалось, ему трудно дышать.

– Можете остаться как есть, – тихо сказал он. – Теперь, пожалуйста, сыграйте для меня.

С трудом отведя взгляд от совершенной фигуры Талоса, она схватила скрипку с фортепиано и начала играть.

Ее пальцы плавно скользили вверх и вниз по струнам. Это было, вероятно, худшее начало ее выступления, но в данный момент она не слышала музыку, а просто смаковала тот факт, что выиграла бой со своим страхом. Она играет в присутствии Талоса!

Она практически голая.

А Талос в чем мать родила.

К тому времени, когда Амалия сыграла последнюю ноту, напряженность в комнате объединились с вибрацией от скрипки и ощутимым, охватившим ее пульсирующим вожделением.

– У меня по коже бегают мурашки, – хрипло произнес Талос.

Она беспомощно пожала плечами.

– Вы играли не пьесу моей бабушки.

Она покачала головой. Она играла финальную часть одного из концертов Вивальди «Времена года».

– Я хочу довести игру пьесы вашей бабушки до совершенства. И тогда я сыграю ее для вас в первый раз.

– Да, первый раз должен быть особенным.

Она глубоко вздохнула, чувствуя, что он говорит уже не только о музыке.

Он не сделал ни одного шага в ее сторону. Но его взгляд говорил сам за себя. Он желал приблизиться к ней.

В ее жилах бурлила кровь.

Она хотела Талоса. Отчаянно. Страстно.

Нет!

Предупреждение в ее мозгу было громким и ясным.

Не говоря ни слова, она схватила свой топ и надела его, а потом мельком взглянула на Талоса.

Он наклонил голову, печально улыбаясь, потом повернулся к своей одежде, надел трусы, брюки и рубашку.

– Вы играли красиво, певчая птичка. А теперь мне пора уходить.

– Уже? – не подумав, выпалила она.

Он уставился на свои расстегнутые брюки:

– Вы хотите, чтобы я нарушил свое обещание? Вряд ли. – Его глаза сверкнули. – Но мы оба знаем, что это только вопрос времени.

У нее сдавило горло, она сглотнула.

– Автомобиль приедет за вами завтра в семь часов.

– Семь? – тупо спросила она, опешив от резкой смены темы.

– Бал Гелиоса, – напомнил он ей, застегивая рубашку. – Вы получили официальное приглашение?

Она кивнула. Приглашение ей принес дворцовый чиновник. Это был конверт темно-сливочного оттенка, запечатанный восковыми печатями. Получив приглашение, она почувствовала себя принцессой из ушедшей эпохи.

– Будьте с ним аккуратны. Вам следует предъявить его, когда вы приедете во дворец. Уик-энд я проведу во дворце, поэтому пришлю за вами машину.

Она предполагала, что они поедут на бал вместе, и ее встревожило разочарование, которое она испытала.

– Хорошо, – ответила она, скрывая эмоции.

– Вам понравилось платье? – спросил он.

В понедельник Амалию отвезли в прибрежный дом и познакомили с элегантной пожилой женщиной по имени Наталья. Наталья сняла с нее мерки. Потом она села за стол и нарисовала эскиз платья. На это у нее ушло меньше времени, чем потребовалось Амалии, чтобы выпить кофе.

– Это ваше платье, – сказала Наталья, спокойно и решительно.

Амалия вышла из ее дома через двадцать минут, волнуясь так, как еще никогда не волновалась. Она была на многих вечеринках в высшем свете, но ни разу не посещала королевский бал.

– Наталья привезет его завтра и поможет мне его надеть.

Талос одобрительно кивнул.

Одевшись, он пригладил рукой непослушные волосы.

– До завтра, певчая птичка, – сказал он и вышел из коттеджа.

Только после того, как вся его энергия рассеялась, словно облако, Амалия осмелилась дышать.

С трясущимися ногами она присела на скамейку перед роялем и прижалась лицом к его холодной крышке.

Глава 8

Черный лимузин проехал по мосту, далее под 1 длинной аркой и остановился в огромном дворе у фасада дворца.

Сердце Амалии едва не выскакивало из груди, пока она испуганно оглядывалась вокруг. Водитель открыл ей дверцу и протянул руку, помогая выйти. Она впервые надела туфли на таких высоких каблуках. Еще ни разу она не чувствовала себя такой элегантной.

Она посмотрела вверх. Дворец был настолько массивным, что ей пришлось повернуться вокруг на сто восемьдесят градусов, чтобы его разглядеть. Построенный в стиле романтизма, он конкурировал с прекрасными барочными дворцами Франции. Его архитектура представляла собой смесь стилей, которые Амалия видела по всей Европе и в Северной Африке, придавая дворцу уникальное очарование. Он напоминал султанский дворец с готическими нотками.

Два десятка широких изогнутых ступеней вели к высокому арочному входу, где стояли два лакея в пурпурно-золотых ливреях. Амалия поднялась по ступенькам, чувствуя себя Золушкой. Тщательно проверив ее официальное приглашение, еще один лакей вышел вперед, чтобы сопровождать ее во дворец.

Сначала они вошли в вестибюль, площадь которого была больше площади коттеджа, в котором она жила.

– Я приехала первой? – спросила она своего сопровождающего, который, к сожалению, не говорил ни по-французски, ни по-английски.

Ее провели в другую комнату, которая была гораздо уже и длиннее первой. Официанты с подносами с шампанским выстроились вдоль стен под галереей портретов. В дальнем углу зала стояли трое высоких мужчин, одетых в черное, и о чем-то разговаривали.

Сердце Амалии екнуло, а потом забилось чаще, когда она направилась к этим мужчинам. Внезапно Талос повернул голову и встретился с ней взглядом. Он округлил глаза, будучи явно в восторге от того, что перед собой видит. Такие взгляды мужчины часто бросали на ее красавицу мать, но никогда на нее. Но Амалия еще ни разу не чувствовала себя такой красивой. И все благодаря парикмахеру, косметологу и портнихе Наталье.

Талос выглядел по-королевски.

Как и двое мужчин рядом с ним, которые были на него похожи, он был в черном смокинге с пурпурным галстуком-бабочкой и черных блестящих ботинках. Он был гладко выбрит. Но, несмотря на такую одежду, Талос по-прежнему походил на дикаря, способного перебросить женщину через свое огромное плечо и отнести ее в свою хижину.

Амалия старалась выровнять дыхание, думая о том, как Талос занимается с ней любовью. Судя по выражению его глаз, он тоже думал о чем-то подобном.

Он подошел, взял Амалию за руку, потом наклонился и расцеловал ее в обе щеки.

Она затаила дыхание, ощутив его запах и почувствовав прикосновение его губ.

– Певчая птичка, вы прекрасны, – прошептал он ей на ухо, и ее сердце забилось так часто, что едва не выскочило из груди. – Позвольте мне представить вам моих братьев, – сказал он, когда она вернула себе немного самообладания. – Гелиос, Тесей, это моя гостья Амалия Картрайт.

Тесей кивнул и улыбнулся:

– Рад с вами познакомиться.

– И я, – прошептала она в ответ.

Гелиос протянул руку Амалии, разглядывая ее карими глазами:

– Насколько я понимаю, именно вы будет играть пьесу нашей бабушки на гала-вечеринке?

Ее щеки покраснели, она кивнула и взяла Гелиоса за руку. Внезапно она поняла, что перед ней наследник престола, и присела в неловком реверансе.

Гелиос рассмеялся, но по-доброму, потом положил руки ей на плечи и поцеловал в обе щеки.

– Вы гостья моего брата, – сказал он. – Пожалуйста, без церемоний.

– Я удивлен, что она пыталась быть церемонной, – произнес Талос, растягивая слова, обнял Амалию за талию и привлек к себе.

Ох, он прикасается к ней! Она чувствовала жар его прикосновения даже через тяжелую ткань платья.

– В прошлый раз, когда мы с Амалией обсуждали вопросы церемоний, она напомнила мне, что французы обезглавили своих королей.

Пристыженная Амалия непроизвольно ткнула Талоса локтем в живот, и три принца расхохотались. Их смех был настолько заразительным, что она тоже рассмеялась и почувствовала, как расслабляется.

Тесей был немного ниже Талоса ростом и худее его. Гелиос был таким же высоким и властным, как Талос.

Подошли назойливые придворные и заговорили с принцами по-гречески.

– Мы должны занять свои места, – тихо сказал Талос.

– А куда пойду я? – спросила Амалия.

– Со мной. Чтобы приветствовать наших гостей. Сегодня вы будете рядом со мной.

Его глаза многозначительно заблестели. Амалия испуганно вздрогнула, когда Талос взял ее под руку.

– Где подружки ваших братьев? – тихо спросила она.

– Вечеринка устроена именно для того, чтобы найти им подружек, – загадочно ответил Талос, когда они вошли в огромную комнату, оформленную в средневековом стиле. Длинные столы из темного дерева были расставлены в форме подковы; на них были сверкающие столовые приборы и хрустальные бокалы.

Амалия ахнула:

– Сколько человек будет сидеть за столами?

– Сто восемьдесят, – ответил Талос ухмыляясь.

Итак, ей придется стоять рядом с Талосом и его братьями у парадной двери, приветствуя гостей. Талос протянул ей бокал шампанского.

– Выпейте его залпом, – посоветовал он. – Это избавит вас от скуки на следующие полчаса.

Он рассмеялся, когда она сделала так, как он предложил, с энтузиазмом осушив бокал.

Сегодня Амалия выглядела восхитительно. Если бы она уже не была его гостьей, он бы весь вечер преследовал ее, решив узнать все об этой удивительной незнакомке.

– Вы потрясающе выглядите, – сказал он. – Наталья превзошла себя.

Платье без бретелей только слегка демонстрировало ложбинку между грудей Амалии. Узкое в талии, оно расширялось книзу, формируя шлейф сзади. Не только фасон платья подчеркивал изящную фигуру Амалии, но и его тяжелый материал черного цвета, расшитый крошечными золотыми блестками в виде листьев, которые мерцали при свете софитов.

Эффект усиливало золотое колье на тонкой шее и темные волосы, уложенные в элегантный пучок у основания ее шеи. Амалия надела крупные серьги-обручи, подвела глаза темным карандашом и накрасила губы помадой восхитительного красного цвета.

Амалия прищурилась:

– Наталья помогает одеваться всем вашим подружкам?

Талос уловил печаль в ее тоне и задумчиво посмотрел на нее. Неужели Амалия его ревнует?

Ревность – эмоция, на которую у него не было времени. Ему было наплевать на бывших мужчин своих любовниц, и он не испытывал угрызений совести, когда расставался с ними, найдя им замену. Ревность опасна, потому что она заставляет человека терять над собой контроль и приводит к невообразимым последствиям.

И все же, услышав нотки ревности в голосе Амалии, Талос обрадовался. Он не мог отвести от нее взгляда. Его воображение бурлило с того дня, когда она играла для него полуобнаженной.

Он думал тогда, что на ней будет практичное белье, а не черные кружевные трусики и лифчик, которые оттеняли ее фарфоровую кожу. Амалия была стройной, с удивительно женственной фигурой и высокой грудью.

– Наталья была официальной портнихой моей бабушки, – тихо сказал он. – Она шила свадебные платья для нее и моей матери. Сейчас она на пенсии, но в качестве одолжения согласились сшить вам бальное платье. Я никогда не посылал к ней своих подружек.

На щеках Амалии выступил густой румянец, ее зрачки расширились. Интересно, ее взгляд будет таким же, когда она испытает страсть?

Тал осу пришлось отмахнуться от этой мысли, когда в банкетном зале появились первые гости. Два лакея у двери раздавали гостям буклеты, украшенные пурпурными лентами. В каждом буклете бы полный список гостей, меню, винная карта и план рассадки, а также перечень музыкальных произведений, которые должен был исполнять оркестр Агона.

Талосу и его братьям предстояло развлекать гостей до начала официального приема. Он предпочел бы стоять у главного входа, пожимая руки. Он не шутил, когда говорил о скуке.

К удивлению Талоса, Амалия вела себя так, словно оказалась в своей стихии. Она легко заводила разговор с гостями, искренне и тепло улыбалась им, несмотря на то что они были очень важными персонами. Если она и замечала на себе одобрительные взгляды мужчин и женщин, то очень удачно это скрывала.

Когда раздался сигнал занять свои места, Талос посмотрел на часы и увидел, что с момента приезда первого гостя прошло уже полчаса. Время пролетело очень быстро.

– Вы держитесь как профессионал, – сказал он Амалии вполголоса, когда они подошли к своим местам за столом.

Она посмотрела на него в недоумении.

– Я имел в виду то, как вы общались с гостями, – пояснил он. – Большинство людей устанут от общения на одну и ту же тему почти с двумястами гостями.

Она пожала плечами, выражение ее лица было озадаченным.

– Мои родители всегда устраивали вечеринки. По-моему, я научилась вести светские беседы раньше, чем ходить.

– Вы ходили на их вечеринки? – спросил он.

– Я была их главным участником.

Прежде чем он успел уточнить, что она имела в виду, послышался второй сигнал гонга, и распорядитель бала потребовал тишины, когда Гелиос и Тесей вошли в зал.

Никто не сел за стол до того, как сел Гелиос – самый высокопоставленный член королевской семьи.

Лакей отодвинул для Амалии стул, а Талос приподнял шлейф ее платья, чтобы ей было удобнее садиться. Увидев ее тонкую лодыжку, он поборол желание обхватить ее пальцами и почувствовать мягкость ее кожи.

– Спасибо, – тихо сказала Амалия, и ее глаза сверкнули.

– Пожалуйста.

Заняв свое место, Талос открыл буклет, чтобы просмотреть меню. По указанию Гелиоса на ужин подавали четыре блюда интернациональной кухни. Подали белое вино, закуски из крабов и креветок, и банкет начался.

– Вашего деда сегодня не будет на балу? – прошептала Амалия и отпила вина.

– Он плохо себя чувствует.

– Ничего серьезного, я надеюсь? – спросила она с беспокойством.

Он заставил себя улыбнуться:

– Обычный грипп.

– Должно быть, вы очень беспокоитесь за него, – сказала она, понимая, что он не желает вдаваться в подробности.

– Моему деду восемьдесят семь, и он здоров как бык, – хитро ответил Талос.

Она рассмеялась:

– Моему английскому дедушке восемьдесят пять, и он тоже здоров как бык. Они переживут нас всех!

Талосу впервые захотелось кому-нибудь довериться и рассказать правду о своем дедушке. Мысль об этом напугала его.

Талос стал замкнутым с тех пор, как ему исполнилось семь лет. Единственный человек, способный его утешить, умер пять лет назад.

Но хотя бабушка утешала Талоса, она не могла дать его душе покой. Этого никому не удавалось сделать. Он неподвижно сидел в ее объятиях, отказываясь обнимать ее в ответ. Он боролся сам с собой и своими демонами.

Ему хватило ума не любить свою бабушку безумно. Ему было бы намного тяжелее, если бы он привязался к ней всем сердцем. Он обожал свою мать, и ее смерть чуть не уничтожила его.

Боль от потери бабушки по-прежнему обрушивалась на него как удар на боксерском ринге, но он с ней справлялся. Если бы он позволил себе любить бабушку так, как он любил свою мать, еще неизвестно, как бы он выжил.

Если Амалия и заметила, что его поведение изменилось, она не подала вида. Она вытянула шею и указала на парня, который разливал вино.

– Разве этот парень не работает в вашем спортклубе? – спросила она. Талос поразился, что она узнала его. – Она тоже из вашего спортклуба, – прошептала Амалия, кивая на молодую девушку в дальнем углу.

– Большинство юношей и девушек, которые работают в спортклубе, сегодня обслуживают бал. Для них это дополнительный заработок и хороший опыт.

Он с непомерной гордостью наблюдал за тем, как хорошо они работают. Он несколько лет назад потребовал изменить дворцовый протокол, чтобы эти парни и девушки получили работу.

– Вы устраиваете на работу подростков?

– Это была одна из причин, почему я решил построить собственный спортклуб. Я хотел привлечь к работе недовольных жизнью подростков и заставить их испытывать чувство гордости за свой труд. Эти дети тренируются в спортклубе бесплатно.

– Они занимаются боксом? – спросила она.

– Вы не одобряете?

– По-моему, боксом должны заниматься уже взрослые люди.

– У подростков полно энергии, и им надо куда-то ее расходовать.

– Я согласна, но…

– Агон богатый остров, но это вовсе не означает, что у нас нет проблем, – сказал он, желая, чтобы она поняла его. – У наших подростков такие же проблемы, что и у подростков из западных стран. Мы даем им работу и образование и следим, чтобы они не стали асоциальными, а для этого надо контролировать их гнев. Бокс учит их контролировать и направлять свой гнев.

Нечто подобное он говорил, когда приходил к ней домой во Франции. Амалия задумалась. Проблема в том, что в тот момент она была так удивлена, что не помнила большую часть их разговора.

– Поэтому вы занялись боксом? – спросила она.

Он на секунду стиснул зубы:

– У меня были проблемы с гневом. Поэтому я решил пустить в ход кулаки.

– Это из-за ваших родителей? – осторожно спросила она, зная, что заходит на опасную территорию.

Он резко кивнул:

– Когда мне было четырнадцать, я ударил своего соседа по комнате в английской школе-интернате. Я разбил ему скулу. Меня бы исключили из школы, если бы не вмешался физрук.

– Вас хотели исключить? Но вы же принц.

Их взгляды встретились, в глазах Талоса читалось беспокойство.

– Исключение из школы – редкое событие. Но это было не первое мое преступление. Я дрался с одноклассниками с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Инцидент с моим соседом по комнате стал последней каплей.

Ему показалось, что она смотрит на него с жалостью и сочувствием.

Она наклонила голову:

– Чем же вам помог физрук?

– Мистер Шерман сказал, что на три месяца берет меня под свое крыло, и обязался укротить меня.

– При помощи бокса?

Теперь Амалия понимала, что к чему. Если бы не кикбоксинг, она не чувствовала бы себя сейчас увереннее. Она уже знала, что после возвращения в Париж будет продолжать тренировки.

– В моей школе в секцию бокса принимали только с шестнадцати лет, но он уговорил всех, с согласия моей бабушки и дедушки, чтобы мне позволили заниматься боксом. – Он рассмеялся и расслабился. – Помимо моих братьев, я был самым крупным мальчиком в школе. Мистер Шерман научил меня всему, чему мы теперь учим детей, которые ходят в наш спортклуб. Важнее всего направлять и контролировать свой гнев.

– Разве это работает?

– С тех пор я не пускаю в ход кулаки, когда злюсь.

Ей стало совестно. В то время как Талос трансформировал свой гнев, используя кулаки, она спасовала перед собственными страхами. Он приручил своих демонов, а она продолжала прятаться от мира и строить для себя искусственную жизнь. А ведь в детстве она мечтала стать виртуозным скрипачом, как ее отец.

Ей было пять лет, когда она смотрела старые кадры с выступления отца в Карнеги-Холл. В ту ночь он играл на сцене с бабушкой Талоса. Амалия со всем авторитетом маленького ребенка заявила, что будет играть со своим отцом.

Но она позволила этой мечте умереть.