Текст книги "Его любимая скрипачка"

Глава 5

Несмотря на поздний час, в кафе этажом выше было полно посетителей. Амалия уселась за небольшой столик у стены и стала ждать Талоса. Чувствуя на себе любопытные взгляды, она сделала вид, что изучает меню.

Подавляющее большинство посетителей были мужчинами – все мускулистые, некоторые со сломанными носами и шрамами на лице. Но все эти мужчины показались ей карликами, как только в кафе вошел Талос.

Он сразу заметил ее и, пробираясь к ней, останавливался, чтобы пожать руки знакомым.

Она обрадовалась, что его внимание отвлекли хотя бы на несколько минут. Она прижала руку к груди, стараясь вдохнуть поглубже. Зеленые спортивные штаны и футболка такого же цвета, купленные в магазине, вдруг показались ей очень тесными.

На Талосе были облегающие черные джинсы и темно-синяя футболка, у него на плече висела спортивная сумка.

– Я думала, что подданным следует вставать на колени перед королевскими особами, – сказала она, когда он наконец присоединился к ней.

На его губах появилась ухмылка.

– Я не стану возражать, если вы захотите встать передо мной на колени, – произнес он.

Она свирепо уставилась на него.

Он уселся на стул напротив нее.

– Вы должны признать, что ваш комментарий очень похож на приглашение.

– Только для того, у кого на уме развратные мысли, – ответила она дрогнувшим голосом и густо покраснела.

Ей в нос ударил свежий запах его геля для душа и древесный мускусный аромат его одеколона. Он так и не побрился, поэтому на его лице красовалась густая щетина.

Амалия опустила глаза, чтобы он не увидел ее взгляд.

Он насмешливо спросил:

– Что вы закажете? – Он сложил руки на груди и оперся ими о стол. Ей пришлось смотреть ему прямо в лицо.

Мужчины-музыканты, с которыми она работала, были чувствительными особами, как физически, так и эмоционально. Конечно, бывали исключения из правил. Например, Филипп – тромбонист Национального оркестра Парижа. Блондин Филипп был милым и красивым и открыто флиртовал с любой женщиной, которая попадалась ему на глаза. По слухам, он переспал с половиной женщин-музыкантов в оркестре.

Амалия к ним не относилась, она считала Филиппа слишком мужественным. Она предпочитала мягких и безобидных мужчин, обожающих музыку. С ними она могла целыми вечерами обсуждать музыку и искусство.

Поэтому она не понимала, отчего Талос – чье телосложение и мужественность были в десять раз мощнее, чем у Филиппа, пробуждал в ней такое желание.

– Я не умею читать по-гречески, – с трудом произнесла она. – Я не знаю, что заказывать.

– Здесь не подают традиционные блюда греческой кухни, – сказал он. – Здесь в основном блюда с высоким содержанием углеводов и белков. Например, макароны и стейк.

– А тут есть бургеры? – спросила она, и он усмехнулся. – Что смешного?

– После тяжелой тренировки я всегда ем бургер.

– С сыром?

– Бургер без сыра – не бургер.

– А жареная картошка?

– Что за еда без жареной картошки?

– Тогда мне чизбургер и жареную картошку, пожалуйста.

– Что будете пить?

– Кока-колу.

Его чувственные губы растянулись в широкой и порочной улыбке.

– Два чизбургеры, жареную картошку и две кока-колы.

Он встал со своего места, подошел к прилавку и сделал заказ.

– Заказ скоро принесут, – сказал он, когда снова сел за стол.

– Хорошо. Я умираю от голода.

– Я не удивлен, у вас была интенсивная тренировка.

– Кроме того, я забыла пообедать перед отъездом.

– Как можно забыть о еде? – Он смотрел на нее так, будто она призналась, что забыла надеть нижнее белье.

Она пожала плечами:

– Такое бывает, когда я концентрируюсь на музыке.

– Неудивительно, что вы забывчивы.

– Нет, – оправдывалась она. – Я не питаюсь по часам, но я все равно ем.

Он задумчиво на нее взглянул. Прежде чем он сказал то, что было у него на уме, им подали еду.

– Как быстро! – удивилась Амалия. Когда она посмотрела на тарелку, полную еды, у нее заурчало в животе.

– Мы не заставляем клиентов ждать.

– Вы не в первый раз говорите «мы», – сказала она, беря большой кусок золотистой жареной картошки, который оказался таким горячим, что она выронила его на тарелку. – Вы имеете отношение в этому спортивному клубу?

– Он принадлежит мне.

Она внимательно посмотрела на него, стараясь не выглядеть озадаченной.

– Но у вас есть тренажерный зал на вилле.

– И во дворце тоже. – Он взял свой чизбургер и откусил от него большой кусок.

Она покачала головой:

– Зачем вам этот спортивный клуб?

Он сглотнул, его светло-карие глаза смотрели на нее в упор.

– Это боксерский клуб. Для спарринга мне требовались партнеры.

– То есть вы купили спортклуб, чтобы у вас были партнеры по тренировкам?

– У меня было много причин.

– Вы сами им управляете?

– У меня есть менеджер. Хватит задавать вопросы. Ешьте, пока не остыло.

– Ладно. Только сделайте мне одолжение, не говорите моей маме, что я собираюсь съесть.

Он поднял бровь:

– Почему? Она вас не одобрит?

Амалия прожевала картошку, запила ее кока-колой и произнесла:

– Моя мать гурманка. Она считает, что английской или американской пище место только в мусорной корзине.

– Но она вышла замуж за англичанина.

– Это правда. – Амалия опустила глаза. Ее родители развелись давным-давно, но она по-прежнему винила себя в их расставании.

Талос заметил ее смущение.

– Они разводились со скандалом?

– Нет. Все было очень цивилизованно.

– Но их развод был для вас болезненным?

– Мне было непросто, – призналась она и откусила кусочек чизбургера. – Вкусно. По-моему, это лучший бургер, который я пробовала.

– Вы имеете в виду, что вы ели бургеры раньше? – Он притворился удивленным. – Ваша мать будет в шоке.

– Я прячу от нее еду из фастфуда, когда жду ее приезда.

Он улыбнулся и снова откусил чизбургер. Тренировка пошла Амалии на пользу. Она выглядела почти спокойной.

Несколько минут они ели в тишине. Он с удовлетворением отметил, с каким аппетитом питается Амалия. Она была такой худенькой и, по ее словам, никогда не занималась спортом, поэтому он решил, что она ест как воробей.

Он не смог вспомнить, что когда-нибудь приходил в свой спортивный клуб с женщиной.

Обычно этот клуб был его святилищем, поэтому его подружкам здесь было не место. По той же причине он отказывался заводить романы с работающими здесь женщинами.

Мелина – инструктор по кикбоксингу – откровенно флиртовала с ним, когда начала работать в клубе, но Талос быстро пресек все ее попытки к сближению с ним.

После энергичной тренировки Талосу всегда хотелось заняться сексом, но он усмирял себя железной волей, которой славились мужчины семьи Каллиакис. За исключением Лелантоса – отца Талоса, слабого и корыстного человека, который позволял своему сильному либидо контролировать его жизнь.

Талосу было крайне неприятно признавать, что из трех принцев Каллиакисов именно он больше всех похож на своего отца.

Но разница в том, что Талос научился контролировать свои потребности и желания.

Однако сегодня он не мог усмирить страстное желание к Амалии.

– Вы считаете себя француженкой или англичанкой? – спросил он, желая отвлечься от плотских мыслей.

– И той и другой. А что?

– Вы говорите по-английски с легким акцентом. Вот мне и стало любопытно.

– Французский мой первый язык. Я выросла в двуязычной семье, но никогда не жила в Англии постоянно. Мой отец всегда жил во Франции, но, когда я была ребенком, мы ездили в Англию на праздники.

– Так было из-за влияния вашей матери? – спросил он.

– Я полагаю, да. Моя мать определенно верховодила в семье. – Ее губ коснулась легкая, почти печальная улыбка.

– Я слышал, она волевая женщина.

Талос слышал много историй о Колетт Бартез. Он по-прежнему удивлялся, что женщина напротив него – ребенок самой яркой оперной дивы на планете. Должно быть, Амалия унаследовала отцовский характер.

– Невозможно стать самым успешным и известным меццо-сопрано в мире без сильной воли и толстокожести. Ей надо было родиться мужчиной.

Он вопросительно поднял бровь со шрамом.

Амалия покачала головой и отодвинула тарелку в сторону.

– В прошлом году билеты на ее концерты в Карнеги-Холл и Королевский Альберт-холл распродали за три дня, но во всех статьях о тех концертах писали о трех ее бывших мужьях и многочисленных любовниках.

Талос нахмурился.

– Должно быть, ей очень неприятно такое читать, – осторожно сказал он.

– Если бы об этом писали во французских СМИ, то она бы отчаялась. Но во Франции ее почитают и относятся к ней как к национальному герою. А на остальную часть мировой прессы ей наплевать.

– Но вас такие публикации расстраивают? – Он проницательно посмотрел на нее.

– Никому не хочется читать непристойные истории о своей матери, – тихо сказала Амалия, отправляя в рот картофелину.

Ее семья и личная жизнь не касаются Талоса, однако ей хотелось защищать свою мать – страстную, веселую, любящую, хищную и эгоистичную. Несмотря ни на что, Амалия ее обожала.

– Это верно, – согласился Талос. – Моя семья тоже постоянно в центре внимания. Иногда бывает неприятно.

Она откинулась на спинку стула и, прищурившись, уставилась на него:

– Если вы знаете, до чего бывает неприятным повышенное внимание, почему вы отправляете меня к людям?

– Потому что вы рождены, чтобы быть музыкантом. И я обязан вернуть вам самоуверенность, избавив от новых шрамов.

– Но у меня уже есть незажившие шрамы.

– Значит, я исцелю вас.

Она вздрогнула, отчетливо представив, как Талос касается губами ее тела, и внизу ее живота разлилось приятное тепло.

Она быстро заморгала, чтобы рассеять неожиданный образ, и обрадовалась, когда к их столику подошел мужчина и заговорил с Талосом.

Она всегда избегала страсти. После развода родителей она наблюдала, как ее мать меняла любовников и дважды выходила замуж, пытаясь вернуть себе волшебство первого брака. Наблюдая за тем, как мать разочаровывается, Амалия страдала. И она винила себя в том, что несет ответственность за страдания собственной матери.

Ее отец не приводил другую женщину домой, не говоря уже о повторном браке. Хотя он до конца жизни будет отрицать, что мать Амалии оставила в его сердце слишком яркий след.

Поэтому Амалия любила тихую, размеренную жизнь, которая казалась ей безопасной.

Но рядом с Талосом Каллиакисом она чувствовала что угодно, только не безопасность.

* * *

Талос во второй раз громко постучал в дверь коттеджа и раздраженно выдохнул. Как только он собрался открыть дверь, на пороге появилась Амалия со скрипкой в руке. Она виновато посмотрела на Талоса.

– Уже пора? – Она отошла в сторону, чтобы пропустить его. – Извините, я забыла о времени.

Он последовал за ней в уютную гостиную. В углу стоял рояль с листами бумаги на крышке и старомодным магнитофоном. Рядом с роялем был пюпитр.

Амалия выглядела оживленной после четырех дней на Агоне.

– Вы не возражаете, если я сегодня пропущу тренировку? – спросила она, ее зеленые глаза ярко сверкали. – Я уловила темп пьесы и хочу закрепить его, прежде чем потеряю момент.

– Вы делаете успехи?

– Сегодня на меня что-то нашло. Я записала сопровождение для фортепиано. Я так рада, что ваша бабушка написала аккомпанемент для фортепиано и полного оркестра.

– Вы готовы сыграть для меня? – спросил он.

Она в ужасе округлила глаза:

– Точно нет.

– Вам скоро исполнять эту пьесу, – напомнил он ей. До гала-вечеринки оставалось три недели и шесть дней.

– Дайте мне сначала выучить пьесу, а потом мы это обсудим.

Он задумчиво посмотрел на нее:

– У вас есть время до пятницы.

Она запаниковала:

– Я не успею к пятнице.

– Начиная с пятницы у вас на подготовку будет три недели. Я ничего не знаю о музыке. Мне все равно, если поначалу вы будете фальшивить. Я этого не замечу. Мне важно, чтобы вы привыкли выступать перед людьми. Мы должны работать над этим так же усиленно, как вы работаете над партитурой.

На ее лице появилось мятежное выражение, но потом Амалия расслабилась и кивнула.

– Сегодня вы можете пропустить тренировку, но завтра вы должны быть в спортивном клубе.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что вы деспотичное чудовище? – спросила она.

– Никто не осмеливался.

Она закатила глаза:

– Я хочу, чтобы вы ушли.

– И никто не осмеливался прогонять меня.

– Должно быть, вы стареете, потому что не помните, как я прогоняла вас из своего парижского дома, когда вы ввалились ко мне без приглашения.

– О да. Я отчетливо помню, что вы пытались применить физическую силу, чтобы выгнать меня.

Она затрепетала, вспоминая, как сидела у него на коленях. Он неторопливо оглядел ее с головы до ног. На ней были короткая черная юбка, черные колготки и зеленая блузка с короткими рукавами и приоткрытым воротом, через который виднелась ложбинка между ее грудей.

– Вы хотите применить силу, чтобы выгнать меня сейчас? – спросил он.

Она прижала скрипку к груди, словно защищаясь, и шагнула назад.

– Вы только представьте себе, какой подтянутой вас сделают тренировки, – промурлыкал он нарочито чувственным тоном, наслаждаясь румянцем на ее скулах. – В следующий раз, когда вы решите бороться со мной, вы, вероятно, сможете меня одолеть.

– Мы оба знаем, что я могу тренироваться двадцать четыре часа в сутки в течение десяти лет, но все равно не буду достаточно сильной, чтобы одолеть вас.

– Если хотите проверить это на практике, вы только скажите. – Он понизил голос и посмотрел прямо в ее миндалевидные глаза. Амалия была настоящим искушением. – Я не против доминирования красивой женщины. Что-то подсказывает мне, что результаты такой проверки будут взрывоопасными.

Амалия покраснела, но промолчала. На мгновение Талос подумал, что его предположение об их взаимном влечении ошибочно, но потом заметил, как она сглотнула и отвела прядь волос ото лба.

– Наслаждайтесь музыкой, – сказал он, усмехаясь и выходя из комнаты.

Закрыв за собой входную дверь коттеджа, он с сожалением признал, что его заигрывание с прекрасной скрипачкой, живущей в его гостевом доме, только распалило его желание.

Чтобы успокоиться, ему потребуется очень долгая тренировка.

Глава 6

Амалия совершила кощунство. В порыве гнева она бросила драгоценную партитуру на пол. И сразу же почувствовала себя ужасно. Партитура пьесы не виновата в том, что Амалия не может не думать о том, как ей хочется сорвать с Талоса одежду.

Ей было трудно сосредоточиться.

– Прекрати! – закричала она самой себе и сжала кулаки.

Сегодня утром она проснулась с чувством страха из-за того, что до гала-вечеринки осталось меньше четырех недель. Если она не выучит пьесу, то не имеет значения, какими методами Талос заставит ее выступать. Она все равно унизит саму себя.

Сидя на полу, она подняла юбку, скрестила ноги и закрыла глаза. Так она просидела несколько минут, концентрируясь на дыхании. Немного успокоившись, она положила листы партитуры на пюпитр и включила магнитофон.

Прижав скрипку подбородком, она, слушая аккомпанемент, начала считать, а потом заиграла.

Вскоре она с головой ушла в музыку, поэтому с трудом услышала громкий стук в дверь, который эхом отзывался в гостиной. Быстро посмотрев на часы, она поняла, что играла два с половиной часа.

Она рывком открыла дверь, когда Талос поднял руку, чтобы снова постучать.

– Вам незнакомо такое понятие, как терпение? – упрекнула она его.

Он улыбнулся и показал ей большую картонную коробку:

– Я слишком голоден, чтобы терпеть, певчая птичка. Я принес для нас еду.

Она услышала божественный запах еды, и у нее заурчало в животе. Она поняла, что забыла поесть, хотя ближе к вечеру ей принесли поднос с едой.

После ее первого визита в спортклуб Талоса обед и ужин доставляли в ее коттедж по его приказу. Она знала, что он просто боялся, как бы у нее не началась анемия и она не упала бы в обморок на сцене. Это не было никак связано с его заботой о ней, но Амалии все равно было приятно.

Помедлив лишь мгновение, она впустила Талоса в дом и направилась на кухню, где взяла пару тарелок и столовые приборы, и вынесла все это в гостиную.

Как ей поступить? Настоять на том, чтобы он ушел, потому что он будит у нее эротические фантазии? Это будет невероятно грубо. Пусть он шантажом заставил ее приехать на этот остров, но с тех пор он относится к ней прилично. Она не его пленница, в ее распоряжении все, что она пожелает.

Кроме того, она будет проводить с ним гораздо больше времени в ближайшие недели. Она должна привыкнуть к своим ощущениям, которые испытывает в его присутствии.

Талос поднял бутылку розового вина:

– Бокалы?

Когда они уселись за стол, Талос принялся снимать фольгу с дюжины контейнеров с едой.

– Я не предполагала, что в воскресенье вечером можно купить еду навынос, – сказала она.

– Я приказал дворцовому повару приготовить для нас ужин.

О да. Он принц. В Париже его власть чувствовалась острее. Здесь, в спокойной атмосфере Агона, это было легко забыть.

– И у повара есть специальные контейнеры для еды?

– Дворцовые кухни в десять раз больше этого коттеджа, и там имеется все необходимое. – Он разлил вино по бокалам.

– Вы не ходили на тренировку? – спросила она.

Талос принял душ и переоделся в черные хлопчатобумажные брюки и темно-синюю рубашку поло.

– Я позанимался в дворцовом спортзале. Это дало мне шанс повидаться с братом и дедом.

– Я думала, вы ходите в свой спортклуб ежедневно.

– Я тренируюсь каждый вечер, но не всегда в спортклубе. Я стараюсь бывать там пару раз в неделю, когда нахожусь в стране.

– Значит, сейчас вы ходите туда из-за меня?

– Вы мой текущий проект. – Он хищно улыбнулся. – Мне надо сделать так, чтобы вы выступали на сцене.

Амалия отпила вино, ощутив его безошибочный смолистый привкус.

– Вам нравится? – спросил он. Она кивнула. – Хорошо. Это старинное вино, которое производится на нашем острове.

– Вы сами его производите?

– Нет, мы сдаем нашу землю в аренду виноделу, который делает вино под маркой острова.

Пища была вкусной и ароматной. Амалия радостно принялась за нежную баранину на косточке, фаршированную запеченными помидорами и перцем. Талос тоже съел немало. Опустошив свою тарелку, он доел последние кусочки в контейнерах, а потом отложил вилку.

– Вы ведете себя не как принц, – сухо заметила она.

– А как должен вести себя принц?

Подумав, она ответила:

– По-королевски.

Он громко расхохотался:

– Я оставляю эту прерогативу своим братьям.

Они непосредственные наследники. Гелиос займет трон после того, как мой дед…

Его голос слегка дрогнул. Амалия не заметила бы этого, если внимательно не наблюдала за Талосом.

– Когда наступит время, – спокойно договорил он. – Тесея тоже готовят на роль короля на случай, если что-нибудь случится с Гелиосом. – Увидев ее шок, он прибавил: – Никто не знает, что будет завтра. Наш отец был наследником престола, но жизнь бросила ему вызов, когда он был всего лишь на несколько лет старше, чем я сейчас.

Автокатастрофа. Трагедия, обрушившаяся на семью Каллиакис четверть века назад, оставила сиротами трех молодых принцев. Глядя на Талоса, она не смогла представить его ребенком. Ее внезапное искушение накрыть его большую руку своей ладонью и прошептать слова утешения, было остановлено жестким предупреждением в его взгляде. Он словно говорил ей: «Мне не требуется ваше сочувствие. И это не обсуждается».

– У ваших братьев в детстве были особые привилегии? – спросила она.

Он улыбнулся:

– Нет. Привилегии были у меня. Мне повезло. Меня воспитали, не возлагая на меня надежды. Я просто должен был защищать своих братьев в случае необходимости. Даже мое имя говорит само за себя. В древней мифологии Талос был защитником и гигантом из бронзы.

Ее тело покрылось мурашками.

Что-то подсказывало ей, что этот человек будет яростным защитником, и дело не только в его телосложении.

Она откашлялась.

– Разве не полагается старшим братьям и сестрам защищать младших, а не наоборот?

Он шире улыбнулся:

– Как правило. Но я был таким крупным от рождения, что мои родители знали: моя роль – защищать своих братьев от тех, кто захочет навредить им или нашей стране.

– И вам часто приходилось их защищать? – спросила она.

– В детстве мне приходилось защищать их друг от друга. – Он усмехнулся. – Они постоянно дрались. Мы все дрались.

– И сейчас деретесь?

– Сейчас мы просто ругаемся. Мы братья, и мы довольно хорошо ладим. Мы защищаем друг друга. Кроме того, они оба достаточно большие и взрослые, чтобы постоять за себя.

Амалия почувствовала зависть. Она бы любила своего брата.

– Разве принцам не положено путешествовать со свитой охранников и лакеев?

– Надо быть очень смелым человеком, чтобы напасть на меня. Вам так не кажется, певчая птичка?

Она густо покраснела. Она хотела потребовать, чтобы он не называл ее певчей птичкой, потому что краснела всякий раз, когда он это делал. Но интуиция подсказывала ей, что признание в этом будет для Талоса как красная тряпка для быка.

– Гелиос всегда путешествует с охраной, у Тесея охранников поменьше. – Внезапно его глаза сверкнули. – Если вы хотите видеть меня в более торжественной обстановке, вы можете сопровождать меня на дворцовый бал в этот уик-энд.

– Разве вы еще не выбрали себе спутницу?

– Если я приведу на бал одну из своих подружек, она решит, что у меня к ней серьезные намерения и будет ждать от меня предложения руки и сердца.

– Вы не в восторге от мысли о браке? – спросила она. Он с отвращением скривился. – Вы же принц. Вам придется жениться и родить наследника.

– Гелиос родит наследников для Агона. Тесей тоже женится и родит запасных наследников. А я останусь холостяком.

– Вечный плейбой?

– Мне не нравится этот термин. – Он прищурился. – Он предполагает неуважение к женщинам.

Она рассмеялась.

– Неужели вы умеете уважать женщин? – спросила она.

– Моя бабушка была самым волевым человеком, которого я когда-либо знал. Если бы я проявил неуважение к любой женщине, то моя бабушка стала бы преследовать меня в моих снах. Кстати, она одобрила бы, узнав, что вы будете играть ее последнюю пьесу.

Амалия фыркнула:

– Почему вы так думаете?

– Потому что у вас такая же стальная воля, как у нее.

Амалия округлила глаза, а потом нахмурилась:

– Я не могу выступать перед людьми. Стальной воли у меня нет.

– Но вы единственный человек, который осмелился мне противостоять, певчая птичка. – Она была первым человеком, который относился к нему без подобострастия. Она не раздумывала о последствиях, когда спорила с ним. И она ни за что не собиралась ему потакать.

Соблазн перегнуться через стол, обхватить рукой ее лицо в форме сердца и попробовать на вкус ее восхитительные губы был настолько сильным, что он подогнул пальцы ног.

Чем больше времени он проводит с ней, тем труднее ему сопротивляться искушению. Секс с Амалией закончится катастрофой.

Он посмотрел на часы и резко поднялся на ноги:

– Мне надо уходить. Утром я улетаю в Нью-Йорк, но я вернусь в четверг вечером. Я прикажу Костасу привести к вам Наталью – она сошьет вам бальное платье.

– Я не соглашалась пойти с вами, – возразила Амалия.

– Я принц этого государства, певчая птичка. – Он улыбнулся. – Если вы будете игнорировать мои желания, я брошу вас в дворцовое подземелье.

– Вы говорили, что в подземелье сделали туристический аттракцион.

Он подмигнул ей:

– Всего за пару минут его можно снова сделать темницей. – Он рассмеялся, увидев, как она нахмурилась. – Готовьтесь к балу, певчая птичка.