Текст книги "Его любимая скрипачка"

Глава 11

Можно ли пристраститься к сексу?

Этот вопрос крутился в голове довольной Амалии, когда она села рядом с Талосом в его спортивный автомобиль. Он указал ей на груду камней впереди и заверил, что когда-то это был монастырь.

Он отвез ее на обед в Ресину – главный город на острове, и теперь они ехали обратно в ее коттедж через зеленые горы Агона, где паслись овцы и козы, которые совсем не боялись движущихся транспортных средств.

Безоблачный день был впечатляющим, вдали сверкали воды Средиземного моря. Но Амалия почти не обращала на это внимание, потому что хотела поскорее вернуться в коттедж и остаться там с Талосом.

В течение двух недель после бала они каждую ночь проводили вместе. Они вернулись в ее коттедж в воскресенье, выйдя из дворца через тайный проход, известный только Талосу, поэтому Амалии не пришлось смущаться от внезапной встречи с его братьями.

Днем Амалия репетировала, а Талос отправлялся на свою виллу или во дворец, чтобы заниматься делами. По вечерам они тренировались в спортклубе, а потом возвращались в коттедж и до рассвета занимались любовью.

Теперь Амалия могла играть для Талоса на скрипке, почти не волнуясь, хотя до сих пор не была готова исполнить пьесу его бабушки. Она хотела, чтобы исполнение пьесы было идеальным. Ее оркестр приедет на Агон завтра утром; ее первая плановая репетиция с ним состоится после обеда.

А сегодня Талос решил показать ей остров. Он утверждал, что она провела на Агоне три с половиной недели, но почти ничего на нем не видела. Она бы с радостью осталась в коттедже и занималась любовью, но Талос отмахнулся от ее возражений в известной ему манере и прошептал, что они погуляют всего несколько часов.

– О чем ты думаешь? – спросил он теперь, покосившись на нее.

Она посмотрела на его руки, держащие руль ловко и уверенно.

– О сексе, – ответила она, изнемогая от предвкушения.

Он расхохотался:

– Ты когда-нибудь думала о чем-нибудь еще?

Она притворилась, что обдумывает его вопрос, потом покачала головой:

– Нет.

– Меня подмывает расспросить тебя о твоих эротических фантазиях, но я не хочу куда-нибудь врезаться, – сухо произнес он. – Позже ты сообщишь мне все подробности.

– Договорились, – прошептала она, глядя на его мускулистые бедра, скрытые под хлопчатобумажными брюками.

– Можно задать тебе личный вопрос? – Он заговорил серьезным тоном, поэтому она повернулась к нему лицом.

– Что ты хочешь узнать?

– Почему ты до двадцати пяти лет ни разу не занималась сексом?

Этот вопрос она ждала от него две недели. И все равно она не была готова ответить сразу.

Она прижалась щекой к спинке сиденья.

– Я не собиралась всегда оставаться девственницей, но я избегала отношений, которыми двигали похоть и желания. Я наблюдала, как страдала из-за страсти моя мать. Страстная любовь сжигает человека очень быстро. Я не подозревала, что можно просто кого-то хотеть, не любя его.

– То есть между нами только секс? – удивленно спросил он.

– А разве это не так? – Она на мгновение опешила.

Через секунду он рассмеялся:

– Ты права. Между нами только секс. Но мне непривычно слышать такое заявление от женщины.

– Твои любовницы требуют от тебя чего-то большего?

– Я устанавливаю основные правила с самого начала. Я откровенно заявляю, что меня интересуют только физические отношения, и они соглашаются. – Он усмехнулся. – Но рано или поздно они начинают думать, что могут меня приручить.

– По-моему, тебя невозможно приручить, – рассеянно заметила она и сглотнула, ощущая на языке странный едкий вкус. Не секрет, что у Талоса была куча любовниц до нее, и их будет у него еще больше после того, как она вернется в Париж через неделю. – Ты неукротим, как волк.

Он расхохотался:

– Я наслаждаюсь жизнью. И я не хочу становиться ручным.

Она лукаво посмотрела на него, задаваясь вопросом, почему не до конца поверила ему. Талос не был с ней полностью откровенен.

– Значит, у тебя никогда не было романов? – спросил он.

– У меня были бойфренды, – уточнила она. – Но их было мало.

– И они не пытались затащить тебя в постель? Они были геями?

Она удивленно хохотнула:

– Я полагаю, такое возможно. Но между нами не было физического влечения.

– Дружеские отношения?

– Вероятно. – Она сглотнула. – Мы целовались. Но мои парни предпочитали обсуждать эксцентричность Моцарта и ее влияние на его музыку, а не заниматься со мной сексом.

Он сверкнул улыбкой:

– Я мало знаю о Моцарте, но если бы я знал о нем достаточно, то готов был бы обсуждать его музыку с тобой, раздевая тебя.

– Вот этого я и избегала, – призналась она.

– Тебе нравились эти мужчины, потому что рядом с ними ты чувствовала себя в безопасности? – спросил он.

– Да. – Она помолчала, чтобы собраться с мыслями. – Да, ты прав. После развода с моим отцом моя мать безумно влюблялась в многих мужчин, но не смогла удержать ни одного из них. Она страдала, и мне было больно это наблюдать.

– Почему она не смогла удержать их?

Она покачала головой и глубоко вдохнула:

– Я не знаю. Я думаю, мой отец избаловал ее во время их брака. Он обожал ее, поклонялся ей. Пятнадцать лет он относился к ней как к королеве. Этого же она ждала от других мужчин. По-моему, именно это отталкивало ее любовников. Они западали на ее красоту и славу, но, когда понимали, как она несчастна, сразу сбегали. Ей было очень больно. Она улыбалась и пела, притворяясь, будто ничего не случилось, но за закрытыми дверями она рыдала, как ребенок.

– И ты видела это? – Она кивнула. – Я понимаю, почему тебе было ее жаль, – тихо сказал он.

Он часто был свидетелем страданий собственной матери, и это сильно ранило его в детстве. Он чувствовал себя беспомощным, потому что не мог ей помочь.

– Я знаю, ты считаешь мою мать капризной и избалованной, и она такая и есть. Но еще она веселая и любящая, и я обожаю ее, – прибавила она с вызовом.

– Я не сомневаюсь, – сухо сказал он, – но ты должна признать, что ей не следовало перекладывать свои эмоциональные проблемы на твои плечи.

– Ее не исправить. И потом, я заслуживаю от нее худшего отношения.

– Что ты имеешь в виду?

Она не ответила, отвернулась и посмотрела в окно.

– Амалия?

Прижав руку к горлу, она прошептала:

– Она страдает по моей вине. Если бы не я, мой отец никогда бы не развелся с ней.

К его горлу подступил ком.

– Я в это не верю. Как может ребенок повлиять на брак своих родителей? Но я удивлен, что твой отец развелся с ней. Я думал, твоя мать первой подала на развод.

– Мой отец поклонялся ей, но, чтобы защитить меня от ее эгоизма, он развелся с ней, когда мне было двенадцать.

– Именно в это время ты перестала появляться на публике. Эти два события взаимосвязаны?

– Да, – хрипло призналась она.

Он остановил машину у ее коттеджа, протянул руку и погладил красивые шелковистые волосы Амалии. Он хотел обнять ее и утешить. Это было такое незнакомое чувство, что у него сильнее сдавило горло.

Он не успел отстраниться от нее, и она повернулась к нему лицом и провела ладонью по его щеке. Не в силах сопротивляться, он опустил голову и поцеловал Амалию в губы, ловя ее дыхание.

Будучи рядом с ней, он испытывал постоянное желание и возбуждение.

Но он не должен забываться.

Хотя у них изумительный секс, Талос обязан помнить, что Амалия приехала выступать на гала-вечеринке его деда. За прошедшие две недели она добилась больших успехов, но она все еще не исполнила пьесу его бабушки. Она клялась, что знает пьесу наизусть и хочет просто усовершенствовать свою игру, но время стремительно уходило. До гала-вечеринки оставалась всего неделя.

Конверт сливочного цвета лежал на коврике у ее коттеджа. Увидев его, Амалия удивленно моргнула. Это было приглашение из королевского дворца.

Амалия открыла конверт, войдя в гостиную.

– Меня приглашают на ужин с твоим дедушкой, – сказала она, передавая Талосу приглашение. Его сердце забилось чаще. – Ты знал об этом?

– Нет.

Талосу никто ничего не сказал. Естественно, разрешение его деда было получено до того, как Талос начал поиски скрипача. Кроме того, его дед с радостью поручил организацию гала-вечеринки своим внукам.

Талос знал, что должен воспользоваться возможностью и рассказать Амалии правду о состоянии своего деда. Он должен подготовить ее. Но слова застряли у него в горле – так было всякий раз, когда он думал о том, что случится в ближайшие месяцы.

Умрет человек, который воспитывал его с тех пор, как Талосу исполнилось семь лет. Этот человек однажды пришел в спальню Талоса, разбудил его, обнял и с отчаянием сказал, что его родители больше не вернутся домой. Они погибли в автокатастрофе, направляясь на прием в посольстве Греции.

Это был единственный раз, когда дед обнимал Талоса. Потом он оставил мальчика на попечение своей жены и улетел в Англию, чтобы лично сообщить новость двум другим своим внукам, которые учились в школе-интернате.

Талос подумал о том, как горевал его дед, сообщая ему такую трагическую новость и скорбя о потере собственного ребенка. В тот момент Талос в первый и последний раз в жизни позволил себе опереться на деда.

И теперь его дед умирает.

– Что-то не так? – спросила Амалия, внимательно глядя на него. – Ты побледнел.

Он проигнорировал ее вопрос и погладил ее по щеке. Амалия обняла его руками за шею, и он ощутил ее теплое дыхание. Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его в губы и скользнула языком ему в рот. Чувствуя себя эгоистом, он решил утешиться ее поцелуями. Последняя разумная мысль вылетела из его головы, когда он понес Амалию вверх по лестнице в спальню.

Амалия потянулась и повернулась на бок, а потом стала поглаживать черные волоски на груди Талоса. Она чувствовала тяжелое биение его сердца.

Он взял Амалию за руку и начал целовать костяшки ее пальцев.

Она смотрела ему в глаза и испытывала максимальную удовлетворенность. Ей хотелось вечно лежать в его объятиях.

Он круговыми движениями гладил ее руками по спине. Она подняла ногу и сильнее прижалась к нему.

– Ты ненасытная, – проворчал он.

– Я не виновата, что ты такой сексуальный, – запротестовала она с улыбкой.

Его глаза сверкнули.

– Ты, моя певчая птичка, самая желанная для меня женщина.

«Моя» певчая птичка?

У нее екнуло сердце, по ее телу пробежал трепет.

И в этот момент до нее дошло, что она безнадежно влюбилась в Талоса.

Глава 12

Пытаясь понять, что происходит, Амалия высвободилась из объятий Талоса, села, скрестив ноги, и уставилась в его лицо.

– Что-то случилось? – спросил он и прищурился. – Ты выглядишь так, словно увидела привидение.

Она покачала головой, частично опровергая его вопрос, частично удивляясь своей реакции.

Снова покачав головой, она сказала:

– Ты привез меня сюда по условиям ужасного контракта, который ты вынудил меня подписать… Ты мне угрожал…

Он поморщился, и она обрадовалась. Она хотела, чтобы он стыдился своего поведения. Это означало, что у него есть совесть. А если у него есть совесть, значит, он умеет чувствовать и, возможно, любить. Шанс небольшой, но он все-таки имеется.

Она провела большим пальцем по его нижней губе и тихо произнесла:

– Хотя я считаю тебя самым сексуальным мужчиной, это не значит, что я забыла, как ты мне угрожал.

Означает ли это, что она простила его? Талосу хотелось знать. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, потом сомкнул губы.

Что делать, если она ответит отрицательно? Что делать, если она скажет, что не простит его никогда?

И зачем ему ее прощение? Он никогда не искал прощения раньше.

Внезапно он подумал, что отдал бы свою жизнь, защищая Амалию.

Пытаясь привыкнуть к этому шокирующему осознанию, он продолжал слушать Амалию, которая сидела перед ним голышом.

– Какими бы ни были первоначальные обстоятельства, я не могу не думать о том, что здесь случились лучшие события в моей жизни.

– Почему? – Его голос казался далеким, у него кружилась голова. Его сердце билось так часто, что его затошнило.

– Потому что здесь у меня было время и пространство, чтобы все понять. – Она опустила голову и пожевала нижнюю губу. – Один из моих психоаналитиков прямо сказал мне, что считает, будто я не хочу выздороветь. Он был не прав. Я… – Ее голос надломился. Она посмотрела на Талоса остекленевшими глазами. – Дело не в том, что я не хотела выздороветь. Причина в том, что я думала, будто я не заслуживаю выздоровления.

Талос провел рукой по подбородку, недоумевая от ее слов. Она откровенничала с ним, а он хотел кричать и умолять ее остановиться.

Он не желал слышать ее секреты. Он не хотел жалеть ее и сопереживать ей.

– Может быть, ты поймешь, как я жила в детстве, – сказала она, не обращая внимания на его смятение. – Ты тоже всегда был государственной собственностью. Мне еще не было десяти лет, когда я играла для президента Франции, участвовала в благотворительных концертах по сбору средств в пользу бедных, которые транслировались по всему миру миллиарду людей…

– Я была знаменитостью, вундеркиндом, и меня это устраивало. – Она сокрушенно покачала головой. – Я любила выступать, мне нравились аплодисменты. Но потом мне исполнилось десять лет. Я нашла отзывы о своих выступлениях, которые сохраняли мои родители, и поняла, что у людей разные мнения о моей музыке. Они не только наслаждались ею, но и критиковали ее. Они критиковали меня. Радость, которую я испытывала на сцене, испарилась.

Она щелкнула пальцами.

– Я никогда не испытывала страх прежде, но вдруг он меня парализовал. Что делать, если моя игра не понравится? У меня появилось много мыслей и страхов, а раньше была только радость от выступлений. Все это обрушилось на меня в день рождения моей матери, когда мне было двенадцать лет.

Она потянулась за стаканом воды на столике у кровати.

– Что случилось? – спросил он, когда она поставила стакан на стол.

Амалия явно собиралась с мыслями.

– Мать устроила вечеринку в нашем доме в Провансе. Я два года умоляла ее не заставлять меня играть на публике. Я просила ее разрешить мне пойти в школу, завести друзей и начать нормальную жизнь, но она была непреклонна. По ее мнению, я была особенной. Я должна была стоять на сцене и удостаиваться аплодисментов. Я люблю свою мать, но иногда она ведет себя как ловкий манипулятор. Она не постеснялась использовать эмоциональный шантаж, чтобы заставить меня играть. По ее приказу в нижней части сада построили сцену. Я помню, как я стояла на этой сцене, все на меня смотрели, а я застыла на месте. А потом…

– Что было потом?

Она округлила глаза, смотря на него:

– Я обмочилась. У всех на виду. Гости перестали разговаривать и уставились на меня в ужасе. Унижение было мучительным.

У Талоса сдавило горло. На ее долю выпали такие серьезные испытания, когда она была еще совсем ребенком. Амалия вздохнула, собираясь с силами, и заправила пряди волос за уши.

– Мать была подавлена. Она клялась, что я просто перенервничала. Через неделю, по ее настоянию, я должна была играть в Королевском Альберт-Холл в рамках празднования Рождества. Мой отец пытался ее урезонить, но она ему не уступила. Я была ее протеже, она меня создала. За несколько минут до выхода на сцену у меня началась паника. Мне стало плохо, и мне вызвали скорую помощь. Когда меня выписали из больницы, мой отец решил, что мне нужен покой. Мать отказывалась прислушаться к голосу разума, и он решил, что у него нет выбора, кроме как развестись с ней и забрать меня с собой.

Амалия протяжно выдохнула и горько рассмеялась.

– Он любил ее, но он знал, что, если я останусь с ней, она будет и дальше надо мной издеваться. С тех пор я наблюдала, как моя мать меняет любовников. Я знаю, если бы я была сильнее, они не развелись бы…

– Нет. – Талос прервал ее. – Ты не виновата. Ты была ребенком. Виновата твоя мать.

Она кивнула, испытывая облегчение от того, что он ее понимает.

– В Агоне у меня появилось время подумать. Хотя мой отец получил единоличную опеку надо мной, он никогда не запрещал мне видеться с матерью. Я по-прежнему провожу с ней праздники и уик-энды. Он не переставал любить ее, но чувствовал, что должен прежде всего думать о моем благополучии. Я видела, как они страдают друг без друга, и знала, что это моя вина. Мне казалось, я разрушила их жизни. Я наказывала себя, потому что подсознательно считала, что не заслужила иметь будущее, о котором я мечтала. Я создала себе хорошую, безопасную жизнь и думала, что этого достаточно.

– А сейчас? – спросил Талос. – Ты уже многое преодолела. Ты играла для меня. Твой оркестр приедет сюда завтра, и мы увидим, насколько успешно ты преодолела свой страх. Но я верю, что у тебя все получится, певчая птичка. Ты должна хотеть этого для себя, независимо от последствий.

Она опустила голову:

– А какие могут быть последствия?

– Я не знаю, – честно произнес он. – Я предпочел бы этого не знать.

– Я тоже. – Она грустно улыбнулась. – Мне трудно свыкнуться с мыслью, что мужчина, с которым я сплю, и тот грубиян, который проник в мой дом в Париже, один и тот же человек.

– Я не буду извиняться за свое поведение. Когда речь идет о моей семье и моей стране, я добиваюсь своего любыми методами.

– Я в этом не сомневаюсь. – Она переплела пальцы руки с его пальцами. – Почему тебе так важна эта гала-вечеринка? Я понимаю, что один монарх успешно правил страной полвека, но, по-моему, причина не только в этом.

– По-твоему, этого недостаточно? – Он уклонился от ответа. – Пятьдесят лет правления не просто подвиг. В Агоне большинство монархов отрекались от престола, когда их наследник достигал возраста сорока лет, и наслаждались выходом на пенсию. Наследник моего деда умер до достижения этого возраста, поэтому у деда не осталось выбора, кроме как править страной. И он делал это с достоинством и гордостью. Гелиосу будет сорок четыре года.

Прежде чем она успела задать еще один вопрос, Талос притянул ее к себе и перевернул на спину, а потом жадно припал к ее губам.

Талос задремал. Амалия осторожно провела пальцем по его полной верхней губе.

Она рассказала ему все о стыде и позоре, который она испытала на вечеринке по случаю дня рождения своей матери. После признания Талосу она почувствовала, как у нее стало легко на душе. Он был прав – она ни в чем не виновата. Она была еще ребенком.

Талос украл ее сердце, и она удивилась, что не хочет сопротивляться своей любви к нему. Но она не имеет права требовать от него взаимности. Нет, она не позволит себе глупо надеяться на чудо. Она будет с благодарностью помнить то время, что провела с ним на Агоне. Когда придет время, она уйдет с высоко поднятой головой и вернется к своей прежней жизни.

Амалия моргнула.

Захочет ли она возвращаться к своему спокойному, уютному существованию?

Ее кожа покрылась мурашками при мысли о будущем.

Когда-то она была в ужасе от страсти и любви. С Талосом она испытала и то и другое и по-прежнему жива. Он заставил ее чувствовать себя живой.

Все стены, которыми она отгородилась от мира, чтобы наказать себя, демонтированы, и перед ней открывается будущее. Главное, чтобы она его не боялась.

Талос прирожденный боец. Он заставил Амалию бороться и помог ей найти способ разбудить собственного внутреннего воина.

Встав с кровати, она надела черную футболку и спустилась по лестнице в гостиную. Там она взяла скрипку и настроила ее, а потом вернулась в спальню.

Как только Амалия села на краю кровати, он открыл глаза.

Ее сердце колотилось как сумасшедшее, она застенчиво улыбнулась ему. Закрыв глаза, она поместила скрипку под подбородком и подняла руку со смычком.

Зазвучала последняя музыкальная пьеса его бабушки. Талос в мгновение ока проснулся, как только Амалия заиграла. Ему казалось, что он вернулся на четверть века назад, в свое детство, когда его мир рухнул.

Если раньше он жаждал услышать ее игру, то теперь хотел вырвать скрипку из ее рук и вышвырнуть инструмент в окно. Но он был не в силах пошевелиться, чтобы остановить музыку. На него нахлынули воспоминания. Он оказался так же бессилен, как в тот день, когда ему было семь лет и он не сумел остановить собственного отца, который избивал свою жену.

Вспоминая те ужасные времена, он чувствовал, как его душа тем не менее успокаивается. Воспоминания уходили на второй план, уступая место прекрасной музыке.

Ему казалось, что он слушает игру влюбленного духа. Если Талос закроет глаза, то увидит перед собой свою бабушку. Но бабушки рядом не было. Рядом с ним была Амалия, которая с любовью и сочувствием интерпретировала музыку Рэи Каллиакис.

Игра Амалии стала для него настоящим подарком судьбы.

Доиграв до конца, она открыла глаза, и он прочел в них тревогу. От избытка эмоций сердце едва не выскочило у него из груди.

Он провел рукой по своему лицу и вдохнул через нос, стараясь успокоиться.

– Когда мои родители умерли, я страдал от ужасных кошмаров, – хрипло произнес он. – Моя бабушка приходила ко мне и садилась на кровать, как ты сейчас, и играла для меня, пока я не засыпал снова.

Амалия не ответила; ее глаза были широко раскрыты и наполнены эмоциями.

– Ты возродила ее музыку, – просто сказал он.

Она прижала скрипку к груди.

– Это самая красивая пьеса, которую я когда-либо играла. И я буду играть ее на гала-вечеринке для твоего деда.

При виде ее решимости у него сжалось сердце. Он знал, что ее битва со страхами еще не выиграна, но она будет с ними бороться. Что-то в ее взгляде говорило ему, что она не станет сражаться со страхами исключительно из-за контракта и последствий, которые могут наступить в случае ее провала.

Он вдруг подумал, что она будет бороться ради него.