Текст книги "Элементарные частицы"

2. Тринадцать часов полета

Довольно быстро “Пространство возможностей” столкнулось с проблемой старения. Молодым людям восьмидесятых идеалы его основоположников казались безнадежно устаревшими. Если не считать мастер-классов спонтанного театра и кружка по калифорнийскому массажу, “Пространство” исполняло фактически функции кемпинга, однако по комфорту проживания и качеству питания оно не могло тягаться с обычными базами отдыха. Более того, известный дух анархизма, присущий этому месту, затруднял контроль на входе и сбор платежей, поэтому финансовое равновесие, с самого начала довольно шаткое, теперь и вовсе выглядело недостижимым.

Первой спасительной мерой стали льготные тарифы для молодежи, единогласно одобренные учредителями, но этого оказалось мало. В начале 1984-го финансового года на общем собрании Фредерик Ле Дантек предложил реформу, которая, по идее, должна была обеспечить процветание “Пространства”. В восьмидесятые бизнес – к такому он пришел выводу – являет собой новый мир приключений. Все они приобрели бесценный опыт работы с разными оздоровительными практиками и терапиями, основанными на гуманистической психологии (гештальт-терапия, ребёфинг, акупрессура, хождение по раскаленным углям, транзактный анализ, дзен-медитация, НЛП и т. д.). Так почему бы не употребить этот опыт в дело, предложив разным предприятиям программу учебных стажировок для их сотрудников? После бурных дебатов проект утвердили. Вот тогда и начались работы по строительству пирамиды, а также пяти десятков бунгало для размещения стажеров с ненавязчивым, но вполне приемлемым уровнем комфорта. Одновременно с этим они провели интенсивный директ-мейлинг, адресованный HR-менеджерам крупных компаний. Некоторые основатели, придерживавшиеся крайне левых политических взглядов, c новой стратегией смириться не могли. В результате непродолжительной внутренней борьбы за власть управлявшая “Пространством” НКО была распущена и заменена на общество с ограниченной ответственностью, мажоритарием в котором стал, естественно, Фредерик Ле Дантек. В конце концов, земля принадлежала его родителям, а банк “Креди Мютюэль” департамента Приморская Шаранта, похоже, готов был поддержать проект.

Через пять лет “Пространству” удалось собрать прекрасный референс-лист (банк BNP, IBM, Министерство бюджета, Парижский метрополитен, “Буиг” и т. д.). В течение всего года тут проходили корпоративные и межкорпоративные семинары, а формат “дом отдыха”, дань ностальгии, теперь составлял всего лишь 5 % годового оборота.

Брюно проснулся с жуткой мигренью и без чрезмерных иллюзий. Он слышал о “Пространстве” от секретарши, которая как раз вернулась с семинара “Развитие личности – позитивное мышление”, по цене пять тысяч франков в день. Он попросил у нее брошюру о летнем отдыхе: как все это мило, коллективно, по-либертариански, ясное дело. Однако его внимание привлекла статистическая справка внизу страницы: прошлым летом в июле и августе 63 % посетителей “Пространства” составили женщины. Чуть ли не по две бабы на одного мужика, завидное соотношение. Он сразу же решил освободить неделю в июле, просто чтобы поехать осмотреться, тем более что вариант с кемпингом обойдется дешевле, чем Club Med или даже UCPA[16]16
  Национальный союз спортивных центров на открытом воздухе (франц.).


[Закрыть]. Конечно, он догадывался, что за женщины туда едут: чокнутые бывшие левачки и, скорее всего, ВИЧ-инфицированные. Ну и ладно, две бабы на одного мужика! У него появился шанс; изловчившись, он и обеих оприходует.

В сексуальном плане новый год начался неплохо. Массовый заезд девушек из Восточной Европы привел к падению цен, и теперь можно запросто найти индивидуальную релакс-программу за двести франков, тогда как несколько месяцев назад она стоила четыреста. К сожалению, в апреле ему пришлось ремонтировать машину, к тому же в ДТП виноват был он. Банк начал на него давить, пришлось сократить расходы.

Он приподнялся на локте и налил себе первый стакан виски. Swing Magazine так и лежал открытый на той же странице; парень, не сняв носки, с види мым усилием тыкал прямо в объектив своим членом, его звали Эрве.

Это все не мое, твердил про себя Брюно, не мое. Он надел трусы и направился к санитарному блоку. В конце концов, с надеждой думал он, вчерашняя скво, например, относительно ебабельна. Ее крупные дрябловатые сиськи идеально подошли бы для хорошей испанской дрочки; он уже три года ее не пробовал. Он обожает испанскую дрочку, но бляди обычно кобенятся. Их что, раздражает, когда сперма брызжет прямо в лицо? Или тут требуется больше времени и личного вклада, чем на минет? В любом случае эта услуга, судя по всему, считалась нетипичной: испанская дрочка, как правило, не входит в счет, то есть не планируется, а значит, ее труднее добиться. Девушки соглашаются иногда, для своих. Только для своих, и все. Не раз Брюно в поисках испанской дрочки приходилось довольствоваться дрочкой обыкновенной, а то и минетом. Порой, правда, вполне удачным; но тем не менее в плане испанской дрочки налицо структурный дисбаланс спроса и предложения, рассуждал Брюно.

Так, неторопливо раздумывая, он дошел до “Зоны тела № 8”. Более или менее смирившись с мыслью, что его там поджидают сплошь старые грымзы, он с ужасом обнаружил девочек-подростков. Их было четверо, в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет, они паслись возле душевых, как раз напротив ряда умывальников. Две из них стояли в плавках, две другие резвились, как уклейки, болтали, брызгались водой, визжали: они были совершенно голые. Это было неслыханно изящное, эротичное зрелище; он его не заслужил. Он мгновенно возбудился, вынул член и прижался к умывальнику, пытаясь другой рукой справиться с зубочисткой. Но только поранил десну и вытащил изо рта окровавленную палочку. Набухшая головка его члена горела и нестерпимо зудела; показалась первая капля.

Одна из девочек, грациозная брюнетка, вылезла из душа, взяла махровое полотенце и довольно похлопала себя по юной груди. Ее рыжая подружка сняла трусы и встала под душ на ее место. У нее были золотисто-русые волосы на лобке. Брюно издал тихий стон, у него закружилась голова. Мысленно он совершал какие-то действия. Он имел полное право снять трусы и подождать у душевой. Полное право дождаться своей очереди и принять душ. Он представлял, как дрочит у них на глазах; воображал, как произносит что-то вроде: “Как вода, горячая?” Души находились на расстоянии полуметра друга от друга; если бы он принимал душ одновременно с рыженькой, она могла бы случайно задеть его член. От этой мысли у него еще сильнее закружилась голова, и он вцепился в фаянсовую раковину. Тут вдруг с пронзительными криками ворвались два подростка в черных шортах с флуоресцентными полосками. Брюно заправил мгновенно сникший член в трусы и сосредоточился на своих зубах.

Ему еще долго не удавалось оправиться от этой встречи. Он спустился в столовую на завтрак, но сел в сторонке, чтобы ни с кем не общаться. Жуя обогащенные витаминами хлопья, он размышлял о вампиризме сексуальных исканий, об их фаустианском аспекте. Слово “гомосексуал” понимают неверно, подумал Брюно. Самому ему никогда или практически никогда не попадались гомосексуалы, зато он знал кучу педерастов. Некоторые педерасты – их, к счастью, не так много – предпочитают маленьких мальчиков; они в итоге попадают за решетку, досрочному освобождению не подлежат, и тема закрыта. Но все же большинство педерастов предпочитают юношей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет; те, кто постарше, считают они, просто вялые дряхлые жопы. Понаблюдайте за старыми пидорами, – любил говорить Брюно, – понаблюдайте внимательно: иногда между ними возникает взаимная симпатия, даже привязанность; а желание? Никогда. Но стоит им заприметить чью-нибудь круглую задницу лет пятнадцати – двадцати пяти, как они вцепляются друг другу в глотку, словно потасканные пантеры, – да они за эту круглую задницу пасть порвут, вот что думал Брюно.

В этом, как и во многом другом, так называемые гомосексуалы послужили образцом для подражания остальным членам общества, думал Брюно следом. Ему самому, например, сорок два; значит ли это, что он хочет своих ровесниц? Отнюдь. С другой стороны, ради юной письки в мини-юбке он по-прежнему готов отправиться на край света. Ну, по крайней мере, в Бангкок. Тринадцать часов полета как-никак.

3

Сексуальное желание пробуждается, как правило, при виде юного тела, и тот факт, что сферу соблазна постепенно заполоняют совсем еще девочки, есть не что иное, по сути, как возврат к норме, к истинной природе желания по аналогии с возвратом к обычным ценам, который следует за перегревом биржи. Тем не менее женщины, которым в “эпоху шестьдесят восьмого” исполнилось двадцать, оказались к сорока в весьма неприятной ситуации. Успев уже в большинстве своем развестись к этому моменту, они вряд ли могли рассчитывать на супружеские узы – теплые или осточертевшие, распад которых они сами всеми силами постарались ускорить. Представительницам поколения, впервые столь громогласно заявившего о превосходстве молодости над зрелостью, не приходилось удивляться тому, что поколение, пришедшее им на смену, в свою очередь относится к ним с презрением. Наконец, культ тела – а они внесли немалый вклад в его создание – по мере их собственного увядания вызывал у них только растущее отвращение к самим себе, причем отвращение аналогичное тому, что они читали в глазах окружающих.

Их ровесники мужского пола были приблизительно в том же положении, но их общая участь вовсе не способствовала появлению солидарности между ними: достигнув сорока лет, мужчины все поголовно продолжали искать женщин помоложе – иногда небезуспешно, по крайней мере для тех из них, кто, ловко включившись в социальную игру, достигал определенного интеллектуального, финансового или медийного статуса; для женщин же в большинстве случаев зрелость становилась возрастом неудач, мастурбации и стыда.

Отдавая приоритет сексуальной свободе и откровенным желаниям, “Пространство возможностей”, как ничто другое, было обречено превратиться в пространство депрессии и горечи. Прощай, сплетение рук и ног на поляне в полнолуние! Прощайте, дионисийские торжества умащенных маслом тел под лучами полуденного солнца! Так ворчали себе под нос сорокалетние отдыхающие, разглядывая свои обмякшие члены и жировые складки.

В 1987 году в “Пространстве” стали проводить первые полурелигиозные мастерские. Христианство, естественно, осталось за бортом. Но довольно туманная экзотическая мистика вполне гармонично сочеталась для этих, в общем-то, бестолковых участников с культом тела, который они продолжали проповедовать вопреки всякому здравому смыслу. Конечно, занятия по сенсорному массажу и освобождению оргонной энергии никуда не делись; зато все очевиднее становился неподдельный интерес к астрологии, египетскому таро, медитациям на чакры и тонким энергиям. Тут проводили “встречи с Ангелом”; учили чувствовать вибрации кристаллов. В 1991 году громко заявил о себе сибирский шаманизм, когда в результате длительной инициации в sweat lodge[17]17
  Ритуальная парная (англ.), хижина для церемонии очищения паром у американских индейцев.


[Закрыть], топившейся священными углями, клиент умер от остановки сердца. Особой популярностью пользовалась тантра, сочетающая в себе сексуальный фроттаж, диффузную религиозность и безграничный эгоизм. Всего за несколько лет “Пространство”, как и многие другие подобные образования во Франции и Западной Европе, стало, в общем, относительно модным центром нью-эйдж, сохранив при этом гедонистическую и либертарианскую специфику “в стиле 70-х”, что обеспечило ему уникальное положение на рынке.

После завтрака Брюно вернулся в палатку, подумал, не подрочить ли (воспоминание о девочках давало себя знать), но в итоге воздержался. Эти обалденные девицы – наверняка плод любви ветеранш шестьдесят восьмого, которые, сомкнув ряды, бродили по территории кемпинга. Значит, кое-кто из этих престарелых блядей умудрился размножиться, несмотря ни на что. Это обстоятельство навело Брюно на смутные, но неприятные мысли. Он резко рванул молнию своей палатки-иглу; небо синело вовсю. Между соснами плыли облачка, похожие на брызги спермы; день обещал быть ослепительно прекрасным. Он ознакомился с программой на неделю и остановился на опции № 1 “Креативность и релаксация”. В первой половине дня на выбор предлагалось три семинара: “Пантомима и психодрама”, “Акварель” и “Пишем как дышим”. Психодрама – нет, увольте, он уже как-то убил на это выходные в замке под Шантийи: пятидесятилетние социологини катались по гимнастическим матам, выпрашивая у папы плюшевых мишек; спасайся, кто может. Акварель – это, конечно, заманчиво, но занятия проходят на свежем воздухе: на хрен ему, сидя на корточках в сосновых иголках, с насекомыми и прочими проблемами, что-то там малевать?

У ведущей писательского семинара в черной тунике и черных брюках-дудочках были длинные черные волосы и пухлые губы, подведенные кармином (типа “рот для минета”, как говорится). Красивая, стильная женщина. И все равно старая блядь, размышлял Брюно, присев наугад в неровном кругу участников. Справа от него шумно пыхтела седая толстуха в массивных очках с отвратительно землистым цветом лица. От нее разило перегаром, а сейчас только полодиннадцатого.

– Давайте поприветствуем собравшихся, – начала ведущая, – поприветствуем Землю и пять основных энергий и начнем наш семинар с упражнения хатха-йоги под названием приветствие солнцу. – Затем она приступила к описанию невразумительной позы; алкоголичка рядом с ним рыгнула. – Ты утомилась, Жаклин… – заметила йогиня, – пропусти это упражнение, если ты не в форме. Приляг, группа присоединится к тебе чуть позже.

Действительно, лучше было прилечь, пока кармическая училка толкала расслабляющую и бессмысленную речь в стиле Терм Контрексевиля:

– Вы входите в чудесную чистую воду. Вода омывает ваши конечности и живот. Вы благодарите Мать-Землю. Доверчиво прижимаетесь к Матери-Земле. Почувствуйте свое желание. Поблагодарите себя за то, что позволили себе его. – И т. д.

Лежа на грязной циновке татами, Брюно чувствовал только, как у него ноют зубы от досады: алкоголичка у него под боком периодически срыгивала. Между отрыжками она выдыхала воздух с громким “Хаааа!..”, в чем, по-видимому, и выражалась крайняя степень ее расслабленности. Кармическая сука продолжала свой скетч, взывая к теллурическим силам, чьи излучения озаряют чрево и половые органы. Пройдясь по всем четырем стихиям и весьма удовлетворенная своим вступлением, она заключила его такими словами:

– Вот вы и преодолели барьер рациональной мысли, установили контакт со своими сокровенными желаниями. Прошу вас, откройтесь безграничному пространству творения.

– “Пространству охуения”! – выругался про себя Брюно, с трудом поднимаясь на ноги.

Далее последовал сеанс сочинительства, затем общее представление проекта и чтение текстов. Среди писательниц нашлась одна более или менее удобоваримая девица: русая малютка в джинсах и футболке, с хорошей фигурой, по имени Эмма, автор совершенно идиотского стихотворения про лунных овечек. Из всех тут буквально сочилась благость и радость от вновь обретенного контакта с матерью нашей Землей и отцом Солнцем, короче, все с ними ясно. Затем настала очередь Брюно. Угрюмым голосом он продекламировал свой текст, довольно лаконичный:

 
Таксисты – пидоры, черт их дери,
Не останавливаются, хоть умри!
 

– Вот, значит, что ты испытываешь, – сказала йогиня. – Вот что ты испытываешь, а все потому, что не поборол свои негативные энергии. Я чувствую, ты буквально насыщен сокровенными желаниями. Мы можем помочь тебе, здесь и сейчас. Давайте встанем и сфокусируем энергию группы.

Они поднялись и, держась за руки, образовали круг. Брюно нехотя взял за руку пьяную бабу справа от себя и гадкого бородатого старика, похожего на Каванну[18]18
  Франсуа Каванна (1923–2014) – французский писатель-сатирик, один из основателей журнала “Шарли Эбдо”.


[Закрыть], слева. Инструкторша по йоге, предельно сосредоточившись, но не теряя при этом спокойствия, издала протяжное “ом!”. И понеслось. Все они издавали “ом!”, как будто только этим всю жизнь и занимались. Брюно отважно попытался попасть в ритм, но тут вдруг его качнуло вправо. Алкоголичка, видимо в состоянии транса, рухнула как подкошенная. Он отпустил ее руку, но не удержался и тоже упал, оказавшись на коленях перед старой стервой, которая корчилась, лежа ничком на татами. Йогиня на мгновение запнулась и невозмутимо заметила:

– Да, Жаклин, ты вправе лечь, если ты так чувствуешь. Похоже, они хорошо знали друг друга.

Второй сеанс писательского мастерства прошел чуть лучше: вдохновленный мимолетным утренним видением, Брюно вымучил следующий стишок:

 
Я в бассейне пипку
Выставил, как рыбку,
Чтобы загорела.
(Браво, пипка, смело!)
 
 
Бог явился мне
Наверху, в солярии,
С яблоком в руке
И с глазами карими.
 
 
А живет где он?
(Браво, мой пистон!)
Среди звезд и лун.
(Браво, мой торчун!)
 

– Сколько иронии… – хмыкнула йогиня с легким неодобрением.

– И мистики… – встряла рыгальщица. – Да, мистики с тонким намеком…

И что дальше? Сколько он еще собирается это терпеть? Стоит ли оно того? Брюно действительно задавался этими вопросами. Когда семинар закончился, он бросился к своей палатке, даже не попытавшись завязать разговор с блондинкой: ему необходимо было выпить виски перед обедом. Уже подходя к поляне, он увидел одну из девочек, на которых пялился в душе; грациозным жестом, от которого чуть приподнялась ее грудь, она сняла кружевные трусики, сохшие на веревке со вчерашнего дня. Он почувствовал, что готов выстрелить в воздух и покрыть жирными подтеками весь кемпинг. Что конкретно изменилось с тех пор, как он сам был подростком? Желания его обуревали те же, но он знал, что, скорее всего, не сможет их удовлетворить. Мир, где уважают только молодость, постепенно пожирает человека. На обеде он высмотрел себе католичку. Это было несложно: на шее у нее висел тяжелый железный крест; кроме того, припухшие нижние веки, придающие взгляду глубину, часто выдают католичку или мистичку (иногда, правда, и пьянчужку). Длинные черные волосы, очень белая кожа; тощая, правда, но сойдет. Напротив нее сидела девушка со светло-рыжими волосами, швейцарско-калифорнийского типа: рост под метр восемьдесят, идеальная фигура, здоровая до неприличия на вид. Она руководила мастерской по тантре. На самом деле она родилась в Кретейе, и звали ее Брижит Мартен. В Калифорнии она сделала пластику груди и приобщилась к восточному мистицизму, а также сменила имя. Вернувшись в Кретей, она под псевдонимом Шанти Мартен вела в течение года мастерскую по тантре в торговом центре “Фланад”; католичка, похоже, страшно ею восхищалась. Поначалу Брюно как-то ухитрился принять участие в их беседе на тему органического питания – он изучил материалы о пророщенной пшенице. Но вскоре они переключились на вопросы религии, и тут уже ему не удалось вклиниться. Можно ли приравнять Иисуса к Кришне, а если нет, то к чему его можно приравнять? Следует ли предпочесть Ринтинтина Расти?[19]19
  Расти и Ринтинтин — мальчик и его собака, персонажи американского телесериала.


[Закрыть] Будучи католичкой, католичка тем не менее недолюбливала Папу Римского; своим средневековым менталитетом Иоанн Павел II тормозил духовную эволюцию Запада – таков был ее вердикт.

– Что есть, то есть, – согласился Брюно, – он тот еще обалдуй. – Это малоупотребительное слово вызвало у его собеседниц живейший интерес. – А Далай-лама умеет шевелить ушами. – с грустью заключил он, доедая соевый стейк.

Католичка бодро вскочила, отказавшись от кофе. Она боялась опоздать на “Принципы да-да”, семинар по личностному развитию.

– Ах да, да-да – это супер! – пылко воскликнула швейцарка, тоже вставая.

– Спасибо, приятно было пообщаться, – сказала католичка, обернувшись к нему с милой улыбкой.

Ну ладно, он, будем считать, не ударил в грязь лицом. Разговаривать с этими кошелками, размышлял Брюно, возвращаясь в кемпинг, все равно что мочиться в писсуар, полный окурков, или срать в унитаз, забитый гигиеническими прокладками: их не пробьешь и воняет. Пространство разобщает тела. Слово упруго пронзает пространство, пространство между телами. Его слова, незамеченные, лишенные отклика, так по-дурацки зависшие в воздухе, гниют и воняют, это неоспоримый факт. Хотя слово, установившее контакт, тоже иногда разлучает.

Он развалился в шезлонге у бассейна. Девочки глупо извивались в надежде, что мальчики бросят их в воду. Солнце стояло в зените, вокруг голубой глади сновали обнаженные сверкающие тела. Не обращая ни на что внимания, Брюно погрузился в чтение “Тайны человека в перчатке”, видимо вершины творчества Поля-Жака Бонзона, недавно переизданной в серии “Зеленая библиотека”. Как приятно, сидя на палящем солнце, нырнуть в лионский туман под охраной верного пса Капи.

Послеобеденная программа предлагала на выбор сенситивный гештальт-массаж, освобождение голоса и ребёфинг в горячей воде. На первый взгляд массаж показался ему наиболее hot. Поднимаясь в мастерскую массажа, он мельком увидел по пути, как происходит освобождение голоса: человек десять в крайнем возбуждении скакали во все стороны под руководством тантристки и визжали, как ошалевшие от ужаса индюки.

На вершине холма расставили в круг столы на козлах, покрытые банными полотенцами. Участники были обнажены. Войдя в центр круга, руководитель семинара, невысокий, слегка косоглазый брюнет, изложил краткую историю сенситивного гештальт-массажа: он возник из гештальт-массажа, или калифорнийского массажа, описанного в работах Фрица Перлза, и, постепенно вобрав в себя определенные навыки сенситивности, стал – по крайней мере, на взгляд брюнета – наиболее полной методикой. Он в курсе, что не все в “Пространстве” разделяют его точку зрения, но не хотелось бы вступать в полемику. В любом случае – и на этом он свое выступление закончит – массаж массажу рознь; можно даже сказать, что не существует двух одинаковых массажей. После этой преамбулы он приступил к наглядной демонстрации, уложив одну из участниц на стол.

– Почувствуйте напряжение партнерши. – посоветовал он, поглаживая ее по плечам; его член болтался в нескольких сантиметрах от длинных светлых волос девушки. – Гармония, главное – гармония, – продолжал он, поливая маслом ее грудь. – Соблюдайте неприкосновенность схемы тела. – Его руки скользнули к ее животу, девушка закрыла глаза и с видимым удовольствием раздвинула ноги. – Вот и все, – заключил он, – теперь разбейтесь на пары. Передвигайтесь, встречайтесь в пространстве, не торопясь узнавайте друг друга.

Загипнотизированный предыдущей сценой, Брюно отреагировал не сразу, а кто не успел, тот опоздал. То есть ему надо было тихонько подойти к желанной партнерше, остановиться перед ней и с улыбкой спокойно спросить: “Хочешь со мной поработать?” Все остальные, похоже, знали, что к чему, и за полминуты распределились. Брюно в панике осмотрелся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с коренастым волосатым брюнетиком с толстым членом. Он и не заметил, что там было всего пять девушек на семь мужиков.

Слава богу, на гомика он не похож. Вне себя от ярости, крепыш молча лег на живот, положил голову на сложенные руки и стал ждать. “Почувствуйте напряжение… соблюдайте неприкосновенность схемы тела.” Брюно подлил еще масла, но так и не продвинулся выше колен: мужик лежал бревно бревном. Надо же, даже попа у него волосатая. Масло капало на полотенце, наверное, икры у него совсем замаслились. Брюно поднял голову. Совсем рядом с ним лежали на спине двое мужчин. Тому, что слева, девушка массировала мышцы торса, ее груди тихо болтались в такт движениям, а его нос чуть ли не утыкался ей в промежность. Кассетник ведущего издавал широкие синтезаторные пэды, небо было абсолютно голубым. Вокруг него в солнечном свете медленно вздымались блестящие от массажного масла члены. Все это казалось чудовищно реальным. Он сломался. На противоположной стороне круга ведущий давал советы какой-то паре. Брюно схватил свой рюкзак и спустился к бассейну. У бассейна наступил час пик. На лужайке лежали обнаженные женщины, они трепались, читали или просто загорали. Куда бы ему втиснуться? С полотенцем в руках он бродил туда-сюда по газону; шлялся между вагинами, можно сказать. Он уже начал подумывать о том, что пора наконец определиться, как вдруг заметил католичку – она болтала с вертким коренастым мужичком с темными волнистыми волосами и смеющимися глазами. Брюно туманно кивнул ей – она этого не заметила – и плюхнулся неподалеку. Какой-то парень окликнул походя приземистого брюнета: “Привет, Карим!” Тот махнул рукой в ответ, не прерывая своей речи. Католичка молча слушала, лежа на спине. Между ее тощими бедрами виднелся премилый бугорок, приятно выпуклый, с восхитительно кудрявыми черными волосами. Разговаривая с ней, Карим неторопливо массировал себе яйца. Брюно положил голову на землю и сосредоточился на лобковых волосах католички в метре от себя: его буквально обдало нежностью. Он заснул как убитый.

Четырнадцатого декабря 1967 года Национальное собрание приняло в первом чтении закон Нойвирта, легализующий контрацепцию; хотя противозачаточные пилюли еще не компенсировались социальным страхованием, их уже спокойно можно было купить в аптеках. С этого момента широкие слои населения получили доступ к сексуальной свободе, которой ранее пользовались лишь руководители высшего звена, люди свободных профессий и искусства, а также некоторые представители малого и среднего бизнеса. Примечательно, что это сексуальное освобождение преподносилось иногда как коллективная мечта, в то время как на самом деле она явилась просто очередным этапом исторического подъема индивидуализма. Как следует из красивого словосочетания “семейная ячейка”, супруги и семья представляли собой последний островок первобытного коммунизма в либеральном обществе. Сексуальная свобода привела к разрушению этих промежуточных сообществ, последней перегородки, отделявшей индивида от рынка. Этот процесс распада продолжается и по сей день.

После ужина руководящий комитет “Пространства возможностей” часто устраивал танцевальные вечера. Удивительное начинание для места, повернутого на новой духовности, но оно наглядно подтверждает неувядающую роль танцвечеров в деле организации сексуальных контактов в некоммунистических обществах. Как отмечал Фредерик Ле Дантек, празднества в первобытных обществах также зиждились на танцах, а то и на трансах. Короче, на центральной лужайке установили звуковую аппаратуру и бар, и в лунном свете народ дрыгался под музыку до поздней ночи. Для Брюно это был второй шанс. Честно говоря, девочки, живущие в кемпинге, на такие вечеринки почти не ходили. Они предпочитали местные дискотеки (“Бильбоке”, “Династию”, “2001”, возможно, “Пиратов”), где устраивались тематические вечера – пенные, с мужским стриптизом или порнозвездами. В “Пространстве” оставались два-три юнца с мечтательным характером и маленьким членом. Они сидели в своих палатках, вяло бренчали на расстроенных гитарах, а все остальные от них морду воротили. Родственные души, подумал Брюно; но в любом случае, за неимением девочек, которых ему все равно не заманить в свои сети, он был совсем не прочь, по выражению одного читателя журнала Newlook, с которым он разговорился в кафетерии на автостоянке Анже-Нор, “воткнуть свое жало в какой-нибудь кусочек сала”. Окрыленный надеждой, он в одиннадцать вечера надел белые брюки и темно-синюю майку поло и пошел на шум.

Он обвел взглядом толпу танцующих и сразу увидел Карима. Забыв про католичку, тот сосредоточил свое внимание на очаровательной розенкрейцерке. Они с мужем приехали во второй половине дня: высокие, серьезные, стройные, вроде бы эльзасского происхождения. Они поселились в огромной замысловатой палатке со сплошными навесами и оттяжками, на установку которой у мужа ушло четыре часа. Он все уши Брюно прожужжал рассказами о скрытых прелестях Ордена Розы и Креста. Его глаза сверкали за стеклами круглых очочков; фанатик, понятное дело. Брюно слушал вполуха. По словам очкарика, их движение зародилось в Германии; в его основу легли, конечно, определенные труды по алхимии, но нельзя не отметить, что оно неразрывно связано и с рейнским мистицизмом. Судя по всему, очередные заморочки пидоров и нацистов. “Засунь себе в жопу свой крест, дружок… – мечтательно подумал Брюно, краем глаза поглядывая на круп его красотки жены, стоящей на коленях перед газовой плиткой. – А розу сверху воткни…” – мысленно заключил он, и тут она встала, ослепив его голой грудью, и велела мужу переодеть ребенка.

Но как ни крути, пока что она танцевала с Каримом. Странная парочка: лукавый толстячок, на голову ниже этой германской швабры, утопал в ее объятиях. Он танцевал, улыбался и трепался без умолку, рискуя забыть, что собирался вообще-то ее склеить. Но похоже, дело продвигалось: она тоже улыбалась, смотрела на него с чуть ли не зачарованным любопытством, а один раз даже громко расхохоталась. На другой стороне лужайки ее муж излагал очередному потенциальному адепту историю движения, зародившегося в 1530 году в одной из земель Нижней Саксонии. Через определенные промежутки времени их трехлетний сын, невыносимый светловолосый говнюк, кричал, чтобы его уложили спать. Словом, это снова был подлинный фрагмент реальной жизни. Рядом с Брюно два тощих типа церковного вида комментировали подвиги прелюбодея. “Он такой душевный, понимаешь. – сказал один. – В принципе, она ему не по зубам, он некрасивый, у него пузо торчит, и вообще он ниже ростом. Но он, сука, душевный такой, на том и выезжает”. Другой уныло кивал, перебирая пальцами воображаемые четки. Допивая водку с апельсиновым соком, Брюно увидел, что Кариму удалось утащить розенкрейцерку на травянистый склон. Не прекращая болтать, он закинул одну руку ей на шею, а другую осторожно сунул под юбку. “Она все-таки раскорячила ноги, блядь нацистская…” – отметил Брюно, удаляясь от танцующих. Перед тем как выйти из светового круга, он заметил краем глаза, как католичку лапает за попу какой-то типа лыжный инструктор. В палатке его ждали консервированные равиоли.

Входя, он рефлекторно, просто от отчаяния, прослушал свой автоответчик. На нем было одно сообщение. “Ты, наверное, уехал на каникулы. – произнес спокойный голос Мишеля. – Позвони, когда вернешься. Я тоже в отпуске, и надолго”.