Текст книги "Заговорщица"

– Будьте осторожны, сын мой!

Король не понял глубинного смысла этих слов и поспешил заверить мать:

– Я думаю, мадам, Крийон примет все необходимые меры предосторожности. Да вот и он!

И король приветливо кивнул появившемуся в дверях Крийону. Генриху III уже смертельно надоела беседа с матушкой.

Екатерина Медичи тяжело вздохнула, с глубокой жалостью посмотрела на сына и медленно удалилась.

Бравый Крийон доложил, что все готово и Его Величество может направляться в собор.

Генрих быстро спустился во двор замка и с удовольствием взглянул на целую толпу своих приверженцев, ждущих высочайшего повеления сопровождать короля в храм. За рядами дворян виднелись грозные колонны солдат Крийона. Генрих сел на коня и выехал из ворот замка. Свита последовала за государем.

Выезд короля был великолепен: впереди герольды, трубящие в фанфары, за ними – рота мушкетеров, потом сам король в окружении толпы своих придворных. Гиз ехал сразу же за Генрихом и поэтому оказался отрезан от своих приверженцев.

Роскошная и торжественная процессия двинулась к собору. Однако в воздухе была разлита тревога: каждый спрашивал себя, нет ли тут какой-нибудь ловушки.

Капитул собора, предупрежденный в последний момент, успел собраться у главного входа. Священнослужители в церковном облачении ожидали появления Его Величества. У храма Генрих спешился и, не говоря ни слова, вошел в собор. За ним потянулась свита. Гиз шагал следом за королем, отстав от него примерно на шаг.

В мгновение ока церковь оказалась заполненной до отказа. Король и Гиз приблизились к главному алтарю. Настоятель собора в сопровождении викариев преклонил у алтаря колена и вознес короткую молитву. Потом священник взошел по ступеням, открыл дароносицу и вынул золотой ковчежец, украшенный драгоценными камнями. Хор затянул Tantum ergo, а настоятель повернулся к присутствующим, подняв ковчег вверх.

Все опустились на колени, и король – первый. Генрих III крестился и молился, истово бия себя в грудь. Похоже, королю было за что вымаливать у Господа прощение. Наконец ковчежец водрузили на алтарь, и король встал.

– Но где же Священное Писание? – спросил Генрих. – Для такой клятвы нужна и Святая Библия рядом со Святыми Дарами.

Настоятель приказал положить на алтарь Библию. Король внимательно взглянул на Гиза. Тот твердым шагом поднялся по ступеням и вытянул правую руку. Мертвая тишина воцарилась в соборе.

– Клянусь на Святом Евангелии и на Святых Дарах, – громко произнес герцог, – от своего имени и от имени Католической Лиги, которую я возглавляю, что всегда буду готов примириться с Его Величеством королем. Клянусь в вечной дружбе и преданности!

Генрих III, которого до этой минуты, похоже, еще мучили сомнения, сиял от радости. Он поднялся вслед за герцогом по ступеням, вытянул руку и сказал:

– Клянусь на Святом Евангелии и на Святых Дарах, что готов примириться с моим кузеном герцогом де Гизом и с Католической Лигой. Клянусь в вечной дружбе!

Из рядов сторонников короля раздались крики «Виват!», меж тем как приверженцы Гиза хранили мрачное молчание. Король протянул руку Гизу, и тот, коснувшись ее, почтительно поклонился. Генрих III и Генрих де Гиз примирились!

Король чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Он начисто забыл обо всех давешних страхах и опасениях. Генрих приказал Крийону отправляться вместе со свитой обратно в замок. Королю пришлось дважды повторить свое приказание, прежде чем Крийон нехотя подчинился. Преданному слуге явно не по душе было то обстоятельство, что его повелитель остается в компании сторонников Гиза.

– Господа, – заявил Генрих III, – поскольку мы примирились, я считаю, что среди нас нет врагов. Король полностью доверяет своим дворянам.

– Да здравствует король! – без особого энтузиазма откликнулись приближенные Гиза.

Король обратился к Меченому:

– Господин герцог, будьте любезны, проводите меня в замок. Надеюсь, ваши свитские не откажутся сопровождать нас. А что касается вас, господин кардинал, и вас, герцог де Майенн, я думаю, вы присоединитесь к вашему любимому брату в час обеда. Господа, приглашаю вас отобедать со мной. Такое значительное событие следует отметить!

Король и герцог удалились, а кардинал вполголоса отдал какие-то распоряжения придворным Гиза. Те быстро передали эти указания мрачным, раздосадованным сторонникам Лиги, выходившим из собора. В результате около двух сотен наиболее видных деятелей Католической Лиги задержались в храме. Все двери закрыли, и после этого, предварительно убедившись, что в соборе нет ни одного постороннего, кардинал заговорил:

– Господа, все вы слышали моего брата герцога.

Его речь прервали ругательства и разъяренные выкрики:

– Подлое предательство!

– Он не имел права клясться от имени Лиги!

– Гиз падет, как и Валуа.

Кардинал лишь загадочно улыбался. Когда буря негодования утихла, он продолжил:

– Вижу, господа, что вы неправильно истолковали слова моего брата… Он поклялся в вечной дружбе и преданности, но кому?

– Как кому? Королю! – отозвались дворяне.

– Верно, господа, королю… но не королю Генриху III, не династии Валуа! Генрих Валуа приговорен, считайте, что он уже больше не король!.. Герцог Гиз принес клятву на Святом Евангелии и на Святых Дарах тому монарху, которого выберет Лига! Тому королю, которого выберете вы, господа! А я, в свою очередь, клянусь, что именно эту клятву он и сдержит!

Глава XXV
ПРЕДАТЕЛЬ И КОРОЛЕВА

Приверженцы Лиги, которые, услышав клятву Гиза, решили, будто их предали, моментально повеселели, поняв, что речь идет всего лишь об очередной уловке. Больше им ничего не пришлось объяснять. Клятва о примирении вовсе не разрушила их замыслы, а, напротив, усилила позиции Лиги.

Вечером во время большого приема в замке сторонники Гиза казались довольными и счастливыми; более того: они позволяли себе насмешливо поглядывать в сторону Генриха III.

Король пообедал с большим аппетитом, что с ним случалось нечасто. Он совершенно не обращал внимания на странности поведения герцогской свиты. Но от многих других не ускользнула ни одна деталь. Конечно, среди проницательных наблюдателей оказались и королева Екатерина, и ее астролог Руджьери.

Астролог находился в небольшой комнате рядом с обеденным залом и через отверстие в стене мог незаметно наблюдать за королем и его гостями. Сюда его привела королева-мать и велела во время обеда внимательно следить за братьями Гизами. Никогда еще старая королева так не тревожилась за сына. Она чувствовала приближение несчастья. В веселых, довольных лицах Гизов и их приверженцев ей виделась угроза ее обожаемому Анрио.

Что касается короля, то он в душе ликовал, но вовсе не потому, что примирение с Гизом могло принести мир исстрадавшимся подданным. Нет, просто Генриху III очень хотелось вернуться в Париж!

За королевским столом обедали маршал де Бирон, де Вилькье. дю Га, Крийон, трое Гизов и несколько видных деятелей Католической Лиги. Приглашенных рассадили вперемешку – так, чтобы рядом с роялистом непременно оказался сторонник Лиги. Король сидел в кресле, на небольшом возвышении, и оживленно беседовал с сотрапезниками:

– Клянусь Шартрской Божьей Матерью… Кстати, покидая Шартр, я поднес церкви в дар пелену из золотой парчи… хотел бы я видеть физиономию проклятого Беарнца, окажись он здесь, рядом с нами! При одной мысли о нем меня смех разбирает!

И король действительно расхохотался. За ним рассмеялся герцог де Гиз, потом все сидящие за столом, а затем к ним присоединились и все стоявшие в обеденном зале придворные.

– Мне кажется, я так и слышу его голос: «Черт бы вас всех побрал!» – при этом Генрих так удачно изобразил южный акцент короля Наваррского, что окружающие прямо-таки захлебнулись от смеха.

– Кстати, сир, а вы знаете, чем занят в данный момент Генрих Наваррский? – спросил кардинал де Гиз.

– Ей-богу, нет! А вы, герцог?

– Я тоже не знаю, – ответил Гиз, – но думаю, мой брат сейчас нам что-нибудь об этом расскажет.

– Так вот, сир, – продолжал кардинал, – он возвратился в Ля Рошель и председательствует на всеобщей ассамблее протестантов.

– Значит, гугеноты тоже созвали что-то вроде Генеральных Штатов? – ехидно поинтересовался король. – Что ж, пусть королек собирает кого угодно. Теперь он нам не страшен. Если мы выступим против Генриха Бурбона, то с Божьей помощью и с помощью нашего друга (тут король выразительно взглянул на Гиза) мы непременно разобьем гугенотов.

– Сир, – отозвался Меченый, – только прикажите – и мы немедленно выступим в поход!

– Наберитесь терпения, господа, – ответил Генрих III. – Сначала надо вернуться в Париж. Однако же я уважаю ваш порыв, ибо не будет спокойствия в королевстве, пока Ля Рошель в руках еретиков!

Король с удовольствием осушил бокал вина, и гости последовали его примеру. Так оживленно и весело проходил этот обед. За столом обсуждались самые разные проблемы. Не касались лишь одной темы – созыва Генеральных Штатов, хотя именно ради этого события и прибыли в Блуа депутаты.

После обеда в парадном зале для приемов играли в карты, а потом король поднялся, чтобы отправиться спать. Гизы подошли к нему, желая попрощаться. Герцог склонился в низком поклоне, но Генрих III поднял его, взял за руку и произнес:

– Обнимемся, дорогой кузен, мы ведь теперь братья… друзья!..

Гиз побледнел, однако обнял Генриха III. Затем король в сопровождении слуг удалился в свою спальню. Гизы покинули замок; разошлись по своим комнатам и придворные.

Екатерина Медичи, несмотря на свой возраст и болезни, дождалась конца обеда. Оставшись одна, она направилась в кабинет, где прятался Руджьери. Вдруг в полутемном коридоре навстречу ей шагнул какой-то человек.

– Моревер! – узнала его королева.

– Да, это я, мадам! – ответил, почтительно поклонившись, Моревер.

Он выпрямился, внимательно взглянул на королеву и заговорил:

– Сударыня, перед вами тот самый Моревер, что когда-то стрелял из аркебузы в адмирала Колиньи… С тех пор прошло немало лет, но, полагаю, вы меня не забыли… Я счастлив, что вы узнали вашего верного слугу…

Екатерине Медичи слова Моревера отчего-то показались дерзкими, и она пронзила наглеца мрачным взглядом. Моревер вздрогнул, но королева уже думала о другом. Перед ее взором проходило прошлое, вызванное в памяти неожиданным появлением Моревера.

Королева вновь увидела красные от крови воды Сены, где плавали трупы гугенотов. Увидела она горящий Париж: город напоминал адское пекло, на улицах и площадях оглушительно кричали разъяренные фанатики, стонали умирающие, плакали дети… И старческая бледность на лице Екатерины уступила вдруг место яркому румянцу, а ее холодное сердце учащенно забилось.

Королева глубоко вздохнула и опустила голову, словно воспоминания давили на нее непосильным грузом. Иногда даже самые закоренелые преступники впадают в раскаяние… правда, ненадолго… Но Екатерина была не из тех, кто прислушивается к голосу собственной совести – если, конечно, таковая у нее вообще имелась. Она вновь внимательно взглянула на Моревера и произнесла:

– Да, вы были нам верным слугой и много сделали для моего сына Карла IX.

– О нет, мадам, – возразил Моревер, – чтобы я ни делал, я делал то. только ради вас!

Екатерина несколько удивилась таким словам. Она знала Моревера, знала, что он – человек загадочный и необыкновенный, Ей было прекрасно известно, что просто так, без надежды извлечь для себя выгоду, Моревер никогда ничего не говорит и не предпринимает.

– Господин де Моревер, – неожиданно спросила старая королева, – позвольте узнать, где вы были в день Баррикад?

– О, я понимаю ваш вопрос! – ответил Моревер. – Я служу герцогу де Гизу, служу верно и преданно. Естественно, я выполнял его поручения, содействуя успеху его замыслов. Таким образом, после дня Баррикад я превратился во врага короля, в вашего противника, Ваше Величество… И если королю вздумается отрубить голову герцогу де Гизу как мятежнику, то я тоже умру. Буду повешен… в лучшем случае. Вы это имели в виду, мадам?

– Вижу, господин де Моревер, – улыбнулась Екатерина, – что вы по обыкновению проницательны. Но, думаю, вы искали встречи со мной не для того, чтобы доказать, что прошедшие годы никак не отразились на ваших мыслительных способностях.

– Конечно, нет, мадам, тем более, что Ваше Величество уже изволили отметить мою проницательность…

– Так что же вам угодно? Говорите! Говорите смело, сегодня вообще день смелых заявлений и громких клятв. Хотелось бы также, чтобы вы говорили искренне…

– Я ждал вашего разрешения, мадам. Вот что я хотел бы вам сказать… Когда вы, Ваше Величество, боролись с гугенотами, а я, рискуя жизнью, служил вам и только вам, вы кое-что обещали мне… Десять лет ждал я исполнения ваших обещаний. Но однажды мы встретились, я заглянул вам в глаза и понял, что обо. мне забыли!.. Вот чем объясняется, мадам, моя приверженность Лиге, вот почему я решительно поддержал явные и тайные замыслы честолюбивого герцога, вот почему, наконец, я вопреки своей воле стал противником династии Валуа…

– Вы и впрямь явились сюда лишь для того, чтобы сообщить мне это?

– Да, мадам! – твердо сказал Моревер. – Теперь я высказал все, что у меня накипело… можете позвать капитана королевских гвардейцев и арестовать меня… Но знайте: я предал вас лишь потому, что вы обманули вашего верного слугу… Я причинил вам зло… О мадам, вы даже и не представляете, сколько зла причинил я вам и королю… и все это только из-за того, что вы, королева, забыли вознаградить преданного слугу… а я действительно был предан престолу…

– Ах, змея! – процедила сквозь зубы Медичи. – Видно, вы уверовали в могущество своего господина, герцога де Гиза, раз осмеливаетесь в таком тоне разговаривать с королевой. Похоже, вы славно служили Лотарингцам, потому и сейчас рассчитываете, что он вас вытащит из тюрьмы, если я вас туда засажу. Но я не буду вас арестовывать, а просто выгоню вон! Вы разговариваете, как лакей, и я буду обращаться с вами, как с лакеем!

Моревер, казалось, не обратил никакого внимания на обидные слова старой королевы. Он только поклонился и остался стоять на месте.

– Что это значит, сударь? – возмутилась Екатерина. – Или вы не слышали: я вас выгоню вон! Может, мне слуг позвать, чтобы они вас вышвырнули?

В эту минуту в коридоре раздался спокойный, вкрадчивый голос:

– Ваше Величество, высокочтимая королева, простите, но я молю вас: смените августейший гнев на милость… Останьтесь, господин де Моревер. Королева разрешает вам остаться…

Это был астролог Руджьери – он все видел и все слышал из своего кабинета. Итальянец сделал знак королеве, и та, моментально сменив и тон, и выражение лица (а старая Екатерина мастерски умела владеть собой), произнесла:

– Хорошо, господин де Моревер, я прощаю вас, хотя ваши слова звучали странно, да и поведение ваше меня удивило…

Моревер преклонил колено и сказал:

– Думаю, теперь я могу сообщить королеве то, что хотел.

Он встал. Екатерина, не зная, что и думать, все еще колебалась, но потом, решив последовать совету Руджьери и проявить снисходительность, улыбнулась:

– Значит, вы хотите сообщить нам что-то важное, господин де Моревер?

– Я думаю, – вмешался Руджьери, – поведение господина де Моревера вполне объяснимо: он чувствует себя незаслуженно обиженным, не получив обещанного вознаграждения. Надо исправить ошибку, ведь мы помним о заслугах этого достойного дворянина!

Моревер поклонился.

– И, конечно, чтобы получить действительно весомое вознаграждение, – продолжал Руджьери, – вы намерены кое-что сообщить королеве.

– Вы совершенно правы, сударь, – согласился Моревер. – Вот что я хотел сказать: «Ваше Величество, сегодня я принес вам то же, что принес когда-то много лет назад в день святого Варфоломея… «

– И что же это? – спросил Руджьери, а королева смертельно побледнела.

– Я принес нам голову! – заключил Моревер.

Зловещая радость охватила душу Екатерины. Она наконец поняла, зачем явился Моревер.

«Голову… голову Гиза! – осенило итальянку. – Похоже, я старею – как же я сразу не догадалась, что он явился предать своего господина!»

– Сударь, – произнесла вслух старая королева, – будьте любезны, пойдемте со мной. Ты тоже, дорогой Руджьери, думаю, ты нашей беседе не помешаешь…

Екатерина прошла через столовую, затем через ту гостиную, где король принимал Гизов, а затем спустилась вниз, но не по парадной лестнице, выходившей во двор, а по узкой, боковой, что вела прямо в покои королевы. Апартаменты Екатерины находились на первом этаже дворца, и расположение комнат было точно такое же, как наверху, в покоях короля.

Только спальня королевы находилась не под спальней ее сына, а под небольшим салоном, примыкавшим к спальне Генриха III. Читатель далее убедится, что эти мелкие детали важны для нашего повествования.

Екатерина Медичи ввела Руджьери и Моревера в небольшую молельню, велела придворным дамам удалиться и села в кресло.

– Итак, сколько же вам угодно получить? – спросила она, внимательно наблюдая за Моревером.

– Прошу прощения, мадам! – вмешался астролог. – Позвольте мне вставить слово.

– Говори, говори, мой друг. Я знаю, твои мысли часто созвучны моим.

– Мне кажется, – продолжал астролог, – что прежде чем спрашивать у этого достойного дворянина, сколько ему угодно получить, следует поинтересоваться, что же он может предложить вам…

Екатерина отрицательно покачала головой. Иногда королева видела дальше, чем Руджьери.

– Так сколько? – снова спросила она Моревера.

– Немного, мадам. Я удовольствуюсь тремястами тысячами ливров.

– Действительно, немного… – задумчиво произнесла Екатерина.

– Для меня достаточно! – ответил Моревер и поспешил добавить: – То, что я принес, на самом деле стоит не меньше миллиона. Я прошу триста тысяч, а разница в семьсот тысяч пускай свидетельствует о том, какое счастье я нахожу в службе Вашему Величеству.

«Неплохо! – заметила про себя королева. – Похоже, этот молодец очень зол на Гиза и, пожалуй, мог бы предать его задаром.»

Вслух же Екатерина произнесла:

– Руджьери, посмотри там… в шкафу… в ящике лежит стопка пергаментов. Подай мне один…

Руджьери вынул из шкафа и положил перед королевой лист пергамента. Это был вексель на некую сумму из королевской казны, уже подписанный рукой Генриха III и скрепленный его личной печатью. Королева собственноручно заполнила вексель. Вот что она написала:

«Вексель на сумму пятьсот тысяч ливров. Вручить королевскому казначею означенную сумму господину де Мореверу за оказанные нам лично услуги…»

Екатерина протянула документ Мореверу, тот взял его и прочел, но не выказал ни малейшей радости, хотя и заметил, что сумма была увеличена почти вдвое.

– Ваше Величество столь щедры! – спокойно произнес Моревер.

Но тут взгляд его упал на последние строки, и Моревер встревожился.

Документ заканчивался заранее сделанной припиской:

«Указанная сумма будет уплачена……………… (дата)

…………………………………….. (место). «

Королева не указала, когда будет оплачен вексель и где Моревер сможет получить деньги. Без этих сведений документ был недействителен. Екатерина, внимательно следившая за выражением лица Моревера, удовлетворенно улыбнулась.

– Бог мой, сударь! Я, кажется, забыла заполнить чек до конца… Дайте его сюда!

– Верно, – сказал Моревер. – Не указаны дата и место выплаты.

Руджьери, прекрасно знавший старую королеву, спокойно и бесстрастно следил за этой сценой. Он уже предугадывал дальнейший ход событий.

– Итак, где бы вы хотели получить деньги? – с очаровательной улыбкой спросила королева.

– Если можно, в Париже…

– В Париже так в Париже… Так и пишу: в Париже… А когда?

– Как можно быстрее, Ваше Величество!

– Как можно быстрее… – повторила Екатерина. – Я укажу ближайшую дату… тот самый день, когда король сможет по своему усмотрению распоряжаться финансами.

Екатерина сжала губы, сдвинула брови, в глазах ее сверкнула молния, и недрогнувшей рукой королева вывела:

«В Париже… на следующий день после смерти герцога Генриха де Гиза. «

Тут удивился даже Руджьери. Он обратился к королеве по-итальянски, чтобы Моревер не понял:

– Екатерина, вы с ума сошли! Подумайте, этот человек может отнести вексель герцогу. Тот заплатит миллион, и все французское дворянство выступит против вашего сына.

– Он так и сделал бы, если бы ему были нужны деньги и только деньги. Но он хочет отомстить. И ради мести он готов поступиться деньгами. Я же вижу – он смертельно ненавидит Гиза. Молчи, я таких людей хорошо знаю.

Екатерина не ошиблась. Затевая все это, Моревер преследовал две цели: во-первых, получить деньги, и много денег. Он хотел покинуть Францию, чтобы избавиться от Пардальяна (ибо Моревер не очень-то верил в смерть своего врага). Про себя он решил, что на все ему хватит двухсот тысяч ливров, запросил триста тысяч, а получил пятьсот! Во-вторых, Моревер горел желанием отомстить герцогу де Гизу. Гиз оскорбил и унизил его. В то время, когда Генрих де Гиз разыскивал Виолетту, он явно не доверял Мореверу, не упускал случая высмеять, обидеть, задеть своего слугу. Такое трудно простить…

Моревер без всякого удивления прочитал последнюю фразу, написанную Екатериной, потом хладнокровно сложил пергамент и спрятал в карман камзола.

– Благодарю, Ваше Величество! Дата мне вполне подходит.

– Вы полагаете, что указанный день наступит скоро? – спросила Екатерина, и Моревер уловил в ее голосе нотки волнения.

– О, это не от меня зависит, мадам! Я не Бог, чтобы знать день смерти Генриха де Гиза, и не король, чтобы отправить его на эшафот…

– Так уж прямо и на эшафот? – спросила Екатерина.

Руджьери также удивленно посмотрел на Моревера.

– Объяснитесь, сударь, – попросил астролог. – Значит, речь идет не…

– …не о покушении, – твердо заявил Моревер. – Я не намерен стрелять в него из аркебузы, как в Колиньи. Ни в коем случае! Думаю, было бы правильней, если бы вы, Ваше Величество, написали бы не «на следующий день после смерти», а «на следующий день после казни герцога де Гиза».

– Моревер, – проговорила, задыхаясь от волнения, старая королева, – ты действительно можешь представить нам весомые улики против Гиза? Говори же, не бойся! Я действительно когда-то позабыла о тебе, но если ты окажешь подобную услугу моему сыну, ты получишь не пятьсот тысяч, а много больше… Слышишь?

– Конечно, Ваше Величество. Но мне достаточно того, что вы соблаговолили мне предложить. Вы дали на мое имя вексель на пятьсот тысяч ливров, а я даю вам вексель на голову герцога де Гиза. Прочтите это, мадам…

С этими словами он вынул из кармана бумагу и протянул ее королеве. Бросив быстрый взгляд на документ, Екатерина сразу же узнала почерк.

– Рука Гиза! – прошептала она.

Екатерина и Руджьери склонились над письмом. Вот что они прочли:

«Сударыня!

Ваши аргументы так убедительны, что нельзя терять ни минуты. Я приступаю к выполнению Вашего грандиозного плана. Я не собираюсь ждать неделю, я не могу ждать ни одного дня – я со своей свитой выезжаю в Блуа сегодня, сейчас же! Я надеюсь, что буду иметь честь встретиться с Вами в этом славном городке.

Мы должны сделать все, чтобы ускорить наступление великих событий, столь желаемых как мной, так и Вами, – смерти известной нам особы и заключения нашего союза.

Генрих, герцог де Гиз (пока еще только герцог). «

Это было то самое письмо, что герцог вручил Мореверу для передачи Фаусте. Моревер очень удачно подделал его, доставил по назначению фальшивку, а оригинал оставил у себя. Подпись «Генрих, герцог де Гиз… (пока еще только герцог)» явно свидетельствовала о притязаниях Гиза, а слова «смерть известной нам особы» указывали на смерть короля.

Екатерина внимательно читала и перечитывала послание. Содержание письма не оставляло места для сомнений. Екатерина обдумывала, как и когда предъявить Гизу обвинение в государственной измене.

– Кому было адресовано письмо? – спросила королева.

– Принцессе Фаусте.

– Значит, до нее оно не дошло?

– Простите, мадам, но вы ошибаетесь. Фауста получила послание Гиза… вернее, копию с этого послания.

Екатерина взглянула на Моревера с восхищением – она его, похоже, недооценила.

– Вы уверены, что никто, кроме вас, не знает о содержании этого письма?

– Абсолютно уверен, мадам!

Екатерина присела в кресло у стола, задумчиво подперла рукой подбородок и все смотрела и смотрела на лежавшее перед ней письмо.

– Принцесса Фауста… принцесса Фауста… – тихо повторяла королева.

О чем же думала Екатерина Медичи, произнося имя Фаусты?