Текст книги "Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 1"

Абсолютно новая, ровная поперечная балка в критический момент необъяснимым образом придавила Де-эр, практически впечатав «её» в пол так, что «она» была не в силах подняться; столь же непостижимым образом при падении балка задела столб, к которому были привязаны Ло Бинхэ и Нин Инъин, и тот ощутимо накренился. Девочка от испуга лишилась чувств, в то время как Ло Бинхэ, извиваясь изо всех сил, сумел не менее удивительным образом ослабить путы.

После этой серии умопомрачительных совпадений связанный вервием бессмертных Шэнь Цинцю имел счастье наблюдать, как Ло Бинхэ застыл рядом с поверженной Де-эр в не менее озадаченном молчании.

Так что же… всё кончено?

Стоило этой мысли промелькнуть в голове Шэнь Цинцю, как Де-эр внезапно сбросила балку и вскочила на ноги.

– Шэнь Цинцю! – гневно выпалила «она». – Люди с хребта Цанцюн и впрямь погрязли в низком коварстве! Что за подлый трюк ты только что использовал, чтобы ударить меня в спину?

Откуда «ей» было знать, что вины Шэнь Цинцю в этом нет – он тут в самом деле ни при чём! Если кого и следовало винить, так исключительно Ло Бинхэ.

– Ты злонамеренно обманул меня, – не унималась Де-эр. – Отвлёк моё внимание, чтобы напасть исподтишка, – как иначе объяснить, что ровная и крепкая поперечная балка внезапно упала, да ещё и прямо на меня?

Выходит, она – или он? – тоже обратила внимание на нелогичность этой сюжетной линии; быть может, «её» IQ не столь уж безнадёжен? При этой мысли у Шэнь Цинцю немного отлегло от сердца.

– И что же, ты считаешь, что таким способом сумеешь меня одолеть? – холодно усмехнулась Де-эр. – И не мечтай! Вервие бессмертных, коим ты связан, не рассечь ничем, кроме драгоценного меча бессмертного, так что даже не думай вырваться из пут!

«…Стоило тебя похвалить – и ты опять за старое?! – выругался про себя Шэнь Цинцю. – Кто же выбалтывает врагу способ, с помощью которого тот может освободиться? К тому же, должно быть, ты боишься, что я не замечу, где ты держишь Сюя, раз при этих словах как нарочно откидываешь плащ, похлопывая по рукояти!»

Окончательно утратив самообладание, Шэнь Цинцю улучил момент, чтобы пообщаться с Системой:

«Скажи-ка мне, здешние злодеи что, все такие?»

Та ответила:

[Чтобы обеспечить успешное завершение вводного задания, после активации упрощённого режима уровень IQ злодея был выставлен на «ниже среднего».]

«Выходит, в действительности не со всеми боссами так легко поладить, – не без сожаления подумал Шэнь Цинцю и тут же принялся агрессивно лайкать: – Этот ваш упрощённый режим даже чересчур френдли, юзер одобряет!»

– Что бы ты ни наплёл на этот раз, я не стану слушать! – заскрежетала зубами Де-эр. – Прими свою смерть, Шэнь Цинцю!

– Последнее слово! – поспешил воскликнуть мужчина.

Повинуясь всемогущей силе упрощённого режима, Де-эр тут же замерла:

– У тебя что, ещё есть какие-то предсмертные слова?

Поразмыслив над этим, Шэнь Цинцю спросил:

– Каково это – делить ложе с шестидесятилетним старикашкой?

Де-эр перекосило от злости; воспользовавшись тем, что «её» с головы до пят затрясло от гнева, Ло Бинхэ неожиданно наскочил на «неё» со спины!

Сорвав Сюя с пояса Де-эр, он выхватил меч из ножен – и комната мигом озарилась ослепительным светом.

Мелькнула серебристая вспышка – и вервие на теле Шэнь Цинцю рассыпалось на куски.

Поскольку коэффициент умственного развития этого мелкого босса в силу упрощённого режима не достигал средних значений, «она» совсем позабыла, что у «неё» за спиной есть ещё один человек – Ло Бинхэ, – благополучно сочтя его мёртвым.

– Это невозможно! – в панике вскричала Де-эр.

«Довольно с меня этого дерьма! – взорвался Шэнь Цинцю. – Я на это не подписывался! Не хватало ещё выслушивать тягомотный самоанализ мелкого босса перед его неминуемой смертью!» Уголок губ Шэнь Цинцю дёрнулся. Он собрал духовную энергию в правой ладони и ударил Де-эр в грудь под ложечкой – «её» отбросило назад, словно воздушного змея, у которого лопнула нить.

Это было первое убийство в жизни Шэнь Цинцю – и всё же его рука не дрогнула: во-первых, это был всего лишь персонаж книги; во-вторых, этот демон убил множество людей; и в-третьих, в противном случае мужчина сам пал бы его жертвой.

Бросив мимолётный взгляд на «Де-эр», чьи переломанные конечности и текущая из всех семи отверстий головы кровь являли собой жуткую картину, Шэнь Цинцю отвернулся, вновь пустив вышеперечисленные три довода перед мысленным взором, подобно завесе комментариев зрителей на видео. Усилием воли вернув себе самообладание, он медленно выпрямился, принял величественную позу и обратился к Ло Бинхэ:

– Ну что, испугался, первый раз увидев «истребление демонов во имя защиты высших устоев»? – спросил Шэнь Цинцю, глядя на побелевшее лицо ученика, ещё не утратившее детских черт. – Если желаешь защищать, то порой приходится и убивать, – невозмутимо добавил он.

– Учитель, – сквозь стиснутые зубы дрожащим голосом выдавил Ло Бинхэ, – этот ученик осмелится задать один вопрос. Только что…

Поскольку продолжения не последовало, Шэнь Цинцю закончил за него:

– …Что стал бы делать твой учитель, не упади эта балка?

Шэнь Цинцю оставалось лишь молча глотать эту горькую пилюлю, как бы ему ни хотелось сказать Ло Бинхэ, что на самом деле тому ничего не грозило – не упади поперечная балка, вполне возможно, обрушилась бы стена, а если не это, так упал бы столб… Короче говоря, главный герой никак не мог погибнуть, а его противник должен был умереть, и всё тут!

Ну а поскольку Шэнь Цинцю не мог произнести этого вслух, ему пришлось напустить на себя загадочный вид и уклончиво бросить:

– Следует ли понимать, что ты винишь в этом своего учителя?

– Нет, – покачав головой, от чистого сердца ответил Ло Бинхэ. – Возможность отдать жизнь за учителя стала бы величайшей честью для этого ученика.

…Шэнь Цинцю был до глубины души потрясён ослепительностью белизны своего лотоса!

Поразмыслив над этим, он выбрал что-то относительно расплывчатое:

– Вот что скажет тебе этот учитель: даже если с ним что-то случится, ты ни в коем случае не пострадаешь.

И это было чистейшей правдой: даже умри Шэнь Цинцю сотни – да-да, сотни раз, Ло Бинхэ, обладая неуязвимым золотым телом главного героя, будет и дальше жить припеваючи!

– В этих словах нет ни капли лжи, – звучным и размеренным голосом закончил мужчина, нимало не кривя душой. Его лицо при этом сохраняло полную невозмутимость.

Глаза Ло Бинхэ мигом загорелись надеждой – поникший было цветок подсолнуха тут же воспрянул духом, подняв головку. Мальчик двумя руками почтительно протянул Шэнь Цинцю Сюя, держа его на уровне глаз:

– Учитель, ваш меч!

Мужчина принял его, мысленно вытирая пот со лба: нынче это дитя так легко провести! Только что учитель столкнул его в яму, перепугав до смерти, и вот после какой-то пары слов он будто по мановению руки вновь цветёт и пахнет! Однако придёт время, когда он уже не сможет одурачить Ло Бинхэ подобным образом, – ведь при взрослении его жестокий путь будет поистине тернист…

Стоило Шэнь Цинцю подумать об этом, как на него обрушился шквал системных оповещений, которые вознесли его уровень крутости до небес:

[Уровень симпатии Нин Инъин возрос, уровень крутости главного героя повышен на 50 баллов.]

[Приобретён артефакт высшего класса: «вервие бессмертных», сила злодея повышена на 30 очков.]

[Вводное задание успешно завершено, получено 200 баллов притворства. Функция ООС разморожена. С этого момента вы получаете полный контроль над учётной записью «Шэнь Цинцю» с правом управления. Примите поздравления! Пожалуйста, продолжайте стараться!]

Шэнь Цинцю почувствовал, что начинает понемногу втягиваться в эту рискованную игру, полную взлётов и падений, внезапных радостей и горестей.

Функция ООС наконец-то разморожена – а значит, с этого же дня он приступит к великому и славному делу пресмыкания перед главным героем!

По возвращении на хребет Цанцюн Шэнь Цинцю первым делом надлежало подняться на пик Цюндин, дабы представить его главе Юэ Цинъюаню отчёт о проделанной работе.

Прежде Шэнь Цинцю не раз посещало чувство, что глава школы – нечто вроде NPC, который раздаёт задания, однако оно исчезло без остатка, стоило ему ступить на порог.

Не успел он войти в Главный зал, как Юэ Цинъюань, сопровождаемый учениками, поспешил к нему навстречу и, прежде чем улыбающийся ему Шэнь Цинцю успел сказать хоть слово, схватил его за правую руку и принялся щупать пульс.

Шэнь Цинцю был этим мало сказать что шокирован, однако Юэ Цинъюань застыл, всецело сосредоточившись на наблюдении за его пульсом и вливании в его тело слабого ручейка духовной энергии. Поняв, что глава школы просто хочет убедиться, что его энергия циркулирует нормально, Шэнь Цинцю тут же расслабился.

Вскоре Юэ Цинъюань отпустил его руку и, улыбаясь, вошёл в Главный зал бок о бок с Шэнь Цинцю.

– Как прошла тренировка? – спросил он.

Его тон напомнил Шэнь Цинцю двух его старших братьев из другого мира, поэтому при звуках его голоса он ощутил лёгкую тоску, но в куда большей степени – тепло и участие, так что, несмотря на малоутешительный смысл, его ответ прозвучал почти радостно:

– Не оправдала ожиданий.

Учитывая, что его ученики в большинстве своём даже тени Кожедела не видели, их тренировка и впрямь оставляла желать лучшего.

– Не стоит торопить события, – утешил его Юэ Цинъюань.

Кивнув, Шэнь Цинцю внезапно сменил тему разговора:

– Глава школы, я хотел бы удалиться в затвор в пещеры Линси на заднем склоне пика Цюндин.

Благодаря тому, что пик Цюндин возвышался над всеми остальными пиками хребта Цанцюн, он накапливал самую чистую энергию неба и земли, а пещеры Линси были лучшим местом для совершенствования тела и духа на пике Цюндин, где можно было добиться превосходного результата при минимальных усилиях. Потому лишь представители старшего поколения и лучшие ученики школы имели возможность обратиться за разрешением на затвор в этом чудодейственном месте, куда можно было войти только с дозволения самого главы школы.

Разумеется, после того, как Шэнь Цинцю изъявил желание удалиться в пещеры Линси, Юэ Цинъюань не стал ему препятствовать – однако улыбка тут же застыла на губах главы школы.

Эта перемена не укрылась от Шэнь Цинцю, но странное чувство, промелькнув подобно паутинке, тотчас растаяло.

– Это ради собрания Союза бессмертных? – участливо спросил Юэ Цинъюань.

– Именно, – согласился Шэнь Цинцю.

Однако дело было не только в грядущем собрании: столкнувшись с Кожеделом, он всецело осознал всю важность добросовестного самосовершенствования. В этом мире он может рассчитывать хоть на какое-то будущее, только если научится владеть своей силой, ведь нельзя полагаться на то, что ему и впредь будут попадаться столь же низкоуровневые боссы с IQ ниже среднего?

Перед тем как уйти в затвор, Шэнь Цинцю призвал к себе Ло Бинхэ, чтобы дать ему правильное пособие по начальному духовному совершенствованию.

– Почему учитель даёт этому ученику совсем другое пособие? – удивился мальчик, принимая его.

– Поскольку строение твоего тела немного иное, нежели у остальных учеников, тебе не следует тренироваться по обычному пособию, – с абсолютно серьёзным видом изрёк полную чушь Шэнь Цинцю.

Он не хотел открывать Ло Бинхэ правду о том, как оригинальный Шэнь Цинцю подал Мин Фаню идею снабдить младшего товарища поддельным пособием по совершенствованию. Пусть рано или поздно Ло Бинхэ узнает и это, но хотя бы не от него.

Глядя на удаляющуюся фигуру учителя, Ло Бинхэ сжимал в руках новое пособие, переживая настоящее душевное потрясение.

Учитель самолично дал ему это пособие!

Невзначай обернувшись, Шэнь Цинцю увидел, что его ученик по-прежнему не двигается с места, будто остолбенев. Мужчина задумчиво потёр лоб и пошёл дальше.

Хоть он не знал, о чём думает Ло Бинхэ, тот определённо думал слишком много…

Извилистая тропа уводила в сокровенные глубины пещер Линси. Миновав бесчисленное множество поворотов, Шэнь Цинцю погрузился в совсем иной мир. В пещеры не проникало ни единого луча лунного света, ни единого дуновения ветерка, зато там царили покой и приятная прохлада. Камень, белый, словно облако, бирюзовый, будто оперение зимородка, образовывал множество больших и малых удивительной красоты лож. В центре пещеры пруд кристальной зеленоватой воды отражал этот неземной пейзаж подобно зеркалу.

Единственным недостатком можно было счесть то, что уходящие в затвор явно не уделяли достаточного внимания сохранению этого места общественного пользования: стены сплошь испещряли сколы и борозды как от лезвия меча, так и от его ци, а также сливающиеся друг с другом пятна почерневшей от времени крови.

То была лишь одна из множества пещер, но, хоть она немного напоминала сцену зверского убийства, Шэнь Цинцю, которого это место полностью устраивало, не собирался искать другое. Опустившись на каменное ложе, он предался совершенствованию духа и тела согласно заученным наизусть древним канонам.

Однако, похоже, все божества этого мира объединились в намерении помешать ему честным образом грести свои баллы притворства: спустя некоторое время его медитация была прервана какими-то странными звуками.

Тяжёлое дыхание.

Тяжёлое дыхание человека, изнемогающего от боли.

В то же время этот человек излучал сумасшедшей силы волны духовной энергии.

Хорошо же. Шэнь Цинцю понимал, что происходит.

Пещеры Линси столь велики – разумеется, Шэнь Цинцю не был единственным, кто удалился сюда. Вот только мало того, что он был не один, – его товарищ по совершенствованию ещё и умудрился слететь с катушек, вступив в критическую стадию искажения ци.

«Я! Лишь! Хотел! Совершенствоваться! В! Уединении! И! Немного! Прокачать! Свои! Боевые! Навыки! Только! И! Всего! И что же, мне и этого сделать не дадут? И! Этого! Не! Дадут!» – неистовствовал про себя мужчина.

Тут же распахнув глаза, Шэнь Цинцю решил взглянуть, в чём там дело, а потому двинулся в ту сторону, откуда раздавались звуки и расходились волны духовной силы; они становились всё более отчётливыми по мере того, как он делал всё новые повороты на этом извилистом пути.

Когда Шэнь Цинцю наконец достиг другой пещеры, то узрел стоящую спиной к нему фигуру в белом. Вонзённый в стену длинный меч по самую рукоять ушёл в камень.

Духовная энергия меча хаотично металась по пещере. Покрытый пятнами крови человек в белом выглядел как жертва, но вёл себя подобно безжалостному убийце.

Этот человек пребывал во власти искажения ци чудовищной силы!

Шэнь Цинцю тут же принялся размышлять, основываясь на своих поверхностных знаниях, слава которых была явно преувеличена: если он сумеет привести в порядок поток духовной энергии этого человека, то это в конечном счёте поможет ему или нанесёт новый удар, лишь усугубив его состояние? При этой мысли Шэнь Цинцю бросил беглый взгляд на рукоять меча, вибрирующего от вышедшей из-под контроля духовной энергии.

Тем временем клинок с пронзительным звуком понемногу высвобождался из стены, беспрерывно источаемое рукоятью серебристое сияние высветило слова заговора и узор: луань и феникс[53]53
  Луань и феникс 鸾凤 (luánfèng) – луань фэн – самка и самец феникса, обр. в знач. «неразлучная супружеская пара».


[Закрыть].

Шэнь Цинцю с первого же взгляда опознал этот меч – а также его владельца.

Твою ж мать!

Надо же было ему из всех людей наткнуться именно на этого человека!

Если прежде он желал помочь ему, то теперь только и мечтал о том, чтобы удрать от него, спасая свою жизнь. Однако было слишком поздно: облачённый в белое мужчина уже повернул голову, обнаружив присутствие Шэнь Цинцю!

Сейчас Шэнь Цинцю меньше всего хотелось в восторге восклицать: «Какой красавчик!» – ведь когда этот самый «красавчик» со вздувшимися на лбу венами глядит на тебя налитыми кровью глазами, тебе только и остаётся, что бухнуться перед ним на колени, так ведь?!

Взмахнув рукавами, Шэнь Цинцю ударился в бегство. Облачённый в белое мужчина хлопнул ладонью по стене – во все стороны брызнули обломки камня. Меч наконец вырвался из плена, отправившись в свободный полёт, – и тотчас очутился перед глазами Шэнь Цинцю, преградив ему путь. Если бы он не успел вовремя затормозить – быть бы ему обезглавленным в тот самый миг. Обезумевший мужчина в белом тут же устремился к нему.

Шэнь Цинцю только и оставалось, что скрепя сердце поставить всё на карту: собрав духовную энергию в правой руке, он ударил ладонью в грудь противника прямо под ложечкой.

Если верить преданиям, прославляющим этого человека, его сила почти равна читерской мощи главного героя – в таком случае удар ладони Шэнь Цинцю совершенно бесполезен. Мало того, не исключено, что от подобного столкновения он сам отлетит на три чжана[54]54
  Три чжана 三丈 (sān zhàng) – около десяти метров.


[Закрыть], извергнув изо рта поток свежей крови.

Однако из этого удара всё же вышел толк: отлетел на три чи[55]55
  Три чи 三尺 (sān chǐ) – около метра.


[Закрыть], выплёвывая кровь, отнюдь не Шэнь Цинцю, а его соперник!

Шэнь Цинцю поднял правую руку, воззрившись сперва на собственную пятерню, а затем – на сражённого им мужчину в белом. В глубине души у него зародилось чувство, что ему вовсе незачем притворяться, чтобы быть настолько обалденно крутым!

На самом деле искажение ци делает человека не только внушающим ужас безумцем, но и предельно уязвимым: не исключено, что даже обычная оплеуха может оборвать волосок, на котором висит его жизнь!

Шэнь Цинцю со смешанными чувствами смотрел на то, как мучается стоящий на одном колене человек, из последних сил пытаясь подняться на ноги, чтобы порвать своего противника в клочья, но раз за разом падая вновь. В конце концов он со вздохом наклонился к мужчине в белом и опустил ладонь ему на спину.

– Давай-ка прежде всего условимся. – Шэнь Цинцю было наплевать на то, что этот человек, скорее всего, не понимает ни слова из того, что ему говорят, и он просто обращался к самому себе. – Если я не помогу тебе сейчас, то потом будет слишком поздно. Я не знаком с этой процедурой, а потому, если ты вдруг… кхе-кхе, то, так или иначе, я сделал всё, что мог, так что ни в коем случае не держи на меня зла.

Шэнь Цинцю не знал, сколько прошло времени, прежде чем он почувствовал, что бушующая в теле мужчины энергия постепенно успокаивается, возвращаясь к нормальному течению. Тогда у Шэнь Цинцю наконец отлегло от сердца, и он медленно убрал руку. Ему оставалось лишь надеяться, что, леча мёртвую лошадь, будто она живая[56]56
  Лечить мёртвую лошадь, будто она живая 死马当活马医 (sǐmǎ dàng huómǎ yī) – кит. идиома, обр. в знач. «предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего, идти на крайние меры».


[Закрыть], он не вызвал у своего пациента падения уровня совершенствования или чего-нибудь вроде этого.

Спасённый им по чистой случайности человек свесил голову, не спеша приходить в себя.

По правде говоря, Шэнь Цинцю уже давно понял, кто он такой, и оповещение Системы лишь дало исчерпывающее подтверждение его догадке:

[Примите поздравления! Системное напоминание: сюжет «Смерть Лю Цингэ» был изменён, самоубийственные стремления отрицательного персонажа Шэнь Цинцю снизились, уровень вражды снизился, вам начислено 200 баллов притворства!]

Он самый.

Его шиди собственной персоной – очередной простофиля, павший от руки оригинального Шэнь Цинцю.

Глава пика Байчжань – одного из двенадцати пиков хребта Цанцюн – Лю Цингэ.

Этот самый Лю Цингэ был невероятно крутым персонажем.

Каждый из пиков хребта Цанцюн обладал собственными сильными сторонами и характерными особенностями. К примеру, стоящий во главе школы пик Цюндин, воплощая собой общие интересы, руководил остальными, присматривая за всеми со своей высоты; пик Шэнь Цинцю, Цинцзин, был в чести у интеллектуалов и увлекающихся искусством молодых людей; на пик Ваньцзянь благодаря его удачному расположению, благоприятному климату и сплочённому товариществу издревле стекались мастера, изготовляющие мечи; по одному названию пика Кусин – «самоистязание» – было понятно, что там к чему, и Шэнь Цинцю было не загнать туда даже плетью; на пик Сяньшу дружно пускали слюни все остальные – ведь на него издавна принимали исключительно девушек, чей уровень привлекательности к тому же был существенно выше среднего: красавицы окутывали этот пик подобно лёгким облакам. Убогие читатели в соответствии с концепцией «пусть расцветают сто цветов»[57]57
  Пусть расцветает сто цветов – в оригинале чэнъюй 百花齐放 (bǎihuā qífàng) – отсылка к цитате Мао Цзэдуна 百花齐放，百家争鸣 (bǎihuā qífàng, bǎijiā zhēngmíng) – в пер. с кит. «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», обр. в знач. «пусть будет разнообразие».


[Закрыть] беспрерывно строчили фанфики про жеребцов, превосходными образчиками которых являлись такие произведения, как «Властная небожительница влюбилась в меня» и «Дни в объятиях пика Сяньшу». Хоть эти школьники едва научились составлять слова в предложения, а их эротические сцены попросту пробивали дно, эти фанфики получили столь широкое распространение в Сети, что почти не уступали в популярности оригинальному произведению.

Однако превыше всех прочих восхищал и притягивал к себе молодых читателей именно пик Байчжань, главой которого был Лю Цингэ.

Из двенадцати пиков хребта Цанцюн он, безусловно, был самым воинственным – а также славился наивысшим уровнем боевого мастерства.

Все главы пика Байчжань прошлых поколений были непревзойдёнными мечниками, легендарными бойцами, одержавшими победу в сотне битв и не потерпевшими ни единого поражения, – можно представить, как горяча была их кровь, как сильно они привлекали всеобщее внимание!

Мужчин испокон веков восхищает сила – пусть Лю Цингэ формально так и не вышел на сцену, множество фанатов благоговели перед его боевой мощью. В числе восторженных поклонников этого великолепного персонажа был и Шэнь Юань. В его воображении Лю Цингэ представлял собой величественный образ мужественного воина, резкого и стремительного, словно лезвие его меча, – иными словами, подлинного бога войны!

Шэнь Цинцю воззрился на лицо, прекрасное почти женской прелестью, и ощутил, как разлетаются вдребезги его мечты. Живший в его душе светлый образ был только что безжалостно растоптан.

Как можно было изобразить непобедимого бога войны[58]58
  Непобедимый бог войны – в оригинале 本尊 (běnzūn) – бэньцзунь – в пер. с кит. буддийское «Изначально Почитаемый», «самый почитаемый из всех Будд», «наш почитаемый» (монах о своём наставнике), а также «главный персонаж», соответствует интернетному сленговому 主号 (zhǔhào) – «основной акк».


[Закрыть] столь неверно, это же вылитый беспечный юный красавчик из обеспеченной семьи, которому впору разве что составлять букеты или ломать ветвь ивы на память отбывающему[59]59
  Ломать ветку ивы на память отбывающему 折柳 (zhéliǔ) – этот обычай упоминается в песне династии Лян (502–557 гг.) «Ломать иву» 折杨柳 (zhé yángliǔ) авторства Сяо Гана 萧纲 (Xiāo Gāng) (503–551) – императора Цзянь Вэнь-ди (549–551). Его стиль породил школу дворцовой поэзии. Название этой песни стало метафорой для нежной тоски.
  Ива в Китае часто символизирует прощание, например, в «Ши Цзин» (Книга Песен из конфуцианского Пятикнижия):
Помню время, когда уходили в поход,Был на ивах зелёный, зелёный наряд;Ныне мы возвращаемся к дому назад —Только снежные хлопья летят и летят.  Малые оды. В походе на гуннов (II, I, 7) (цит. по изданию: Шицзин: Книга песен и гимнов/Пер. с кит. и коммент. А. А. Штукина. М., 1987).


[Закрыть]!

Да разве то, во что ты превратился, не является прямым оскорблением прекрасного мужественного образа, сложившегося в воображении почитателей твоей воинской доблести?!

С другой стороны, если подумать, в этом был смысл, ведь Лю Цингэ приходился старшим братом главной героине – бесподобной красавице Лю Минъянь, будущей жене главного героя, – а одно это является неоспоримым знаком качества. Вот она, могучая сила генов в действии – в точном соответствии с постулатами науки!

Непобедимый и дерзкий герой с прекрасными чертами; учитывая, что в романе уже имелся Бин-гэ, второй такой определённо был бы лишним. Неудивительно, что эксперт-Самолёт прихлопнул его при первой же возможности.

Кто ещё, помимо главного героя, осмелится претендовать на подобный набор характеристик? Любому посягнувшему на них предстояло стать пушечным мясом – или попросту сыграть в ящик!

Лишь сейчас Шэнь Цинцю задумался над тем, что совершенно упустил из виду: не скажется ли то, что он спас этого человека, на уровне крутости Ло Бинхэ?

Несмотря на то, что Лю Цингэ был описан лишь парой штрихов, он всё же сыграл весьма важную роль в сюжете – а именно, с его помощью была разоблачена вся низость натуры Шэнь Цинцю.

Хоть Лю и Шэнь приходились друг другу братьями по школе, они никогда не ладили.

Потому-то Шэнь Цинцю и собрался дёрнуть от него на всех парах: человеком, с которым он и так был в контрах, овладело безумие – тут либо Лю Цингэ, бросившись на своего шисюна, зарубил бы его насмерть, либо сам Шэнь Цинцю свёл бы своего шиди в могилу, как и сделал его оригинальный предшественник.

Доподлинно не известно, что за кошка между ними пробежала, но, как бы то ни было, Шэнь Цинцю стал убийцей Лю Цингэ – это неоспоримый факт. Вскрывшись, это убийство послужило непосредственной причиной того, что жизнь Шэнь Цинцю рухнула и доброе имя его погибло (ну, или одной из таких причин…). Против главного злодея выдвинули обвинение в том, что он, «воспользовавшись лёгким отклонением в совершенствовании своего брата, приложил руку к его гибели», – и, по всей видимости, случиться это должно было здесь и сейчас.

Шэнь Цинцю прикончил единственного родственника главной героини – разумеется, Ло Бинхэ жаждал отомстить за свою жёнушку. Масштабы ненависти, порождаемой главным злодеем, воистину превзошли все ожидания!

Пока Шэнь Цинцю предавался тревогам о своём будущем, Лю Цингэ прекратил выплёвывать кровь и наконец пришёл в себя.

Открыв глаза, он тут же увидел своего недруга – сидя рядом с ним на земле с видом абсолютного спокойствия, тот высокомерно глядел на него, будто обдумывая какой-то зловещий замысел. В душе Лю Цингэ тут же зародилось подозрение, и он попытался выпрямиться, чтобы быть готовым к нападению, однако его внутренние органы только что сильно пострадали, и, потревожив их этим движением, он вновь принялся кашлять кровью.

– Следи за дыханием, шиди, – прохладно бросил Шэнь Цинцю. – Не следует так возбуждаться. Ты же глава пика Байчжань – как можно доводить себя до столь жалкого состояния?! Вот, вытрись. – С этими словами он вручил Лю Цингэ носовой платок.

– Шэнь… – продолжая блевать кровью, выдавил Лю Цингэ. – Какого чёрта ты опять задумал…

Видя, что ему и впрямь приходится нелегко, Шэнь Цинцю предупредительно похлопал его по спине.

Сперва Лю Цингэ думал, что тот собрался навредить ему, но увернуться не мог; однако стоило ладони Шэнь Цинцю коснуться его спины, как он ощутил, что в его тело вливается поток безмятежной и чистой энергии; постепенно наполняя его руки и ноги, она помогла ему выровнять дыхание.

Это действие Шэнь Цинцю лишь погрузило Лю Цингэ в пущий ужас: в конце концов, не видя от своего шисюна ничего, кроме зла, он уже привык к его извечному коварству.

– Шиди Лю, – вновь похлопывая его по спине, проникновенно начал Шэнь Цинцю. – На самом деле, уйдя в затвор, за последнее время твой шисюн немало осознал. При виде того, как твоя жизнь только что висела на волоске, так что аромат чуть не иссяк и яшма…[60]60
  Аромат чуть не иссяк и яшма… – в оригинале Шэнь Цинцю не закончил чэнъюй 香消玉殒 (xiāngxiāo yùyǔn) – в пер. с кит. «аромат исчез и яшма потускнела» – образно о смерти прекрасной девушки.


[Закрыть] то есть ты чуть не покинул этот мир в самом расцвете сил – и, вспомнив обо всём, что случилось между нами в прошлом, твой шисюн испытал сильный стыд и подлинные сожаления.

Похоже, кровавая рвота Лю Цингэ от этого только усилилась.

– Почему бы нам с этого дня не отринуть прах прошлого, – с дружелюбной деликатностью предложил Шэнь Цинцю, – чтобы, идя рука об руку, стать образцом товарищества, примером истинной дружбы между братьями по школе – как ты на это смотришь, шиди?

Конечно, вываливать всё это вот так вот в лоб было немного неловко, однако после того, как он всё-таки не убил Лю Цингэ, этот замешанный на ненависти сюжет уже должен был измениться. Почему бы не пойти до конца, чистосердечно наладив отношения с Лю Цингэ? Как знать, быть может, если он впредь будет держать Лю Цингэ при себе, тот ещё окажет ему поддержку с тыла?!

Смертельно бледный Лю Цингэ какое-то время молча глядел на него. Наконец, потеряв терпение, он выпалил:

– Ты, катись отсюда!

Шэнь Цинцю проявил понимание.

В конце концов, после того, как они ненавидели друг друга столько лет, сложно вот так в одночасье завоевать чужую симпатию. Если взятый им темп показался Лю Цингэ слишком стремительным, Шэнь Цинцю был готов продвигаться в этом направлении шаг за шагом.

Он с лёгким кивком двинулся к выходу и, не оборачиваясь, махнул рукой:

– Шиди, если с твоей тренировкой что-то опять пойдёт не так, не стесняйся. Ты всегда можешь обратиться к своему шисюну за помощью. Раз уж мы находимся так близко, нам следует заботиться друг о друге.

Казалось, стоит ему произнести ещё хоть пару слов – и Лю Цингэ опять начнёт плеваться кровью. Его взгляд поистине ужасал.

Видя, как обстоят дела, Шэнь Цинцю почёл за благо заткнуться и добросовестно «катиться отсюда». Оставшись в одиночестве, Лю Цингэ мучительно изверг новую порцию крови.

Сколько они знали друг друга, эти двое никогда не ладили. Когда Лю Цингэ был молод, он на дух не переносил Шэнь Цинцю. Впрочем, они оба в равной степени поливали друг друга презрением.

Такого рода ненависть была отнюдь не той нарочитой враждой, что граничит с любовью, – это был тот вид подлинного соперничества, когда любое неверное слово может послужить поводом для драки не на жизнь, а на смерть. Шэнь Цинцю, следующий принципу «лежачего не бьют», был всё равно что солнце, восходящее на западе, – но чтобы этот самый Шэнь Цинцю его ещё и спас?!

Однако факт был налицо – при одной мысли об этом Лю Цингэ поневоле скривился.

Последним, что он помнил, было мгновение перед тем, как его тренировка вышла из-под контроля, сейчас же его энергия и дыхание вновь пришли в равновесие. Сам он никак не мог выйти из этого состояния отчаянного помешательства и привести поток энергии в порядок – должно быть, ему кто-то помог.

Неужто это и вправду был Шэнь Цинцю?

При одной мысли о подобной возможности на Лю Цингэ накатил приступ тошноты – право слово, уж лучше бы он умер.

Несмотря на то, что с таким трудом спасённый им человек явно питал к нему глубокое отвращение, Шэнь Цинцю был доволен результатом.

Лю Цингэ, который должен был умереть от его руки, теперь по нелепому стечению обстоятельств был обязан ему жизнью.

Быть может, Шэнь Цинцю сумеет с ним подружиться? Тогда, даже если план, согласно которому Ло Бинхэ должен войти в десятку самых лучших и добронравных учеников, провалится, Лю Цингэ сможет заслонить товарища собой хотя бы ненадолго!

И пусть от всего этого немного тянуло холодной расчётливостью, когда на кону стояла его жизнь, Шэнь Цинцю было не до подобных высоких материй.

В пещеру не проникал ни солнечный, ни лунный свет, поэтому Шэнь Цинцю не замечал хода времени. Ему казалось, что он толком не успел ничего сделать, как уже настал срок покидать пещеры Линси.

Шэнь Цинцю сидел на каменной платформе, скрестив ноги. Когда последняя нить духовной энергии закончила циркулировать по органам его тела, он наконец открыл глаза.

После нескольких месяцев углублённых тренировок он мог свободно управлять потоком духовной энергии и к тому же сумел поднять свои основы совершенствования на уровень выше. Это означало, что теперь Шэнь Цинцю полностью контролировал своё тело, не осталось ни малейшего разлада. Даже его взгляд обрёл особое сияние. Иными словами, он порядком отличался от себя прежнего.

Шэнь Цинцю спрыгнул с каменной платформы, обнаружив, что и его тело стало более пластичным, а руки и ноги двигаются с грацией свежего ветерка, исполненные и лёгкости, и силы.

Впрочем, вполне возможно, это были лишь его субъективные ощущения. В конце концов, уйти в подобный затвор было всё равно что прокрутить видео; если бы это был эпизод из сочинения эксперта-Самолёта, который он поскупился наполнить водой, всё завершилось бы за одну-единственную главу.

Перед уходом Шэнь Цинцю подумал, что надо бы окликнуть соседа, и постучал в каменную стену:

– Как ты там, шиди? Твой шисюн выйдет первым.

Его голос эхом разлетелся по просторной пещере – пусть он был не слишком громким, Лю Цингэ, будучи совершенствующимся, наверняка прекрасно всё расслышал.