Текст книги "Учитель биологии"

– Прибыл в расположение подразделения товарищ полковник, будут какие указания?

– Будут, давай поехали с нами, благо и место есть.

– А как же объект?

– А что объект, там у тебя все налажено, ничего не горит, прогуляешься с нами заодно и проветришься. А то закрылся в своем бункере, скоро вообще выходить перестанешь, – подтрунивал замначальника.

– А оружие?

– Оружие есть, и все необходимое, давай в машину.

– Есть! – ответил майор и протиснулся на свободное место во втором ряду.

Через три часа они уже были на месте операции и, надев на себя бронежилеты и забрав оружие из багажника, группа двинулась к штабу контртеррористической операции. Майор с любопытством оглядывался по сторонам. «Весьма живописное место, – отметил он про себя, – горная река, скалы, буйная зелень и прилепившиеся к склонам хижины горцев». Село было полностью окружено, выходы блокированы, и между отдельными улицами уже стояли посты, сотрудники подвозили мешки с песком, устраивали пропускные пункты, готовясь к масштабной операции. В центре села, возле здания администрации, над которым реял триколор, стоял пожилой мужчина лет семидесяти и о чем-то разговаривал с группой военных. Подойдя ближе, они увидели своего шефа в камуфляжной форме, выговаривавшего главе села:

– Я предлагаю вашим бандитам сдаться в обмен на сохранение жизни, и в том числе предлагаю, чтобы ты предложил своему сыну, который прячется в лесах, прийти с повинной иначе ему будет хуже. Ты понял меня? – глава молчал, ничего не отвечая, уставившись куда-то вдаль. – У тебя уши есть? Я тебе что только что сказал?

Глава по-прежнему молчал. Министр оглядел собравшихся вокруг людей и спросил:

– Где начальник райотдела?

– Я здесь, товарищ генерал-майор.

– А где прокурор?

– Не знаю, товарищ генерал-майор, мы ему звонили, должен подойти.

– А вот и он, легок на помине, – сказал министр, увидев приближающуюся прокурорскую «Волгу». Машина подъехала, и из нее вышел невысокого роста рыжеватый мужчина в прокурорском мундире с тремя звездами на погонах.

– Наконец соизволили подойти, – съязвил министр. – Где вы ходите?

– А с каких пор вы стали командовать прокурорами? – парировал тот. – И вообще, у нас разные ведомства.

– Ты поговори у меня, я живо с твоим начальством свяжусь, поставят тебя на место. Ты знаешь, что мы проводим контртеррористическую операцию?

– Во-первых, – не унимался прокурор, – я с вами баранов не пас и прошу обращаться на «вы», во-вторых, я не ваш подчинённый, и нечего на меня орать, и в-третьих, у операции, что вы назвали, есть еще два слова впереди, о существовании которых вы, видимо, забыли.

Министр опешил от такой дерзости районного прокурора, но был вынужден проглотить горькую пилюлю, так как был наслышан о тяжелом характере и принципиальности прокурора, каким-то чудом оставшегося в своей должности еще с горбачевских времен.

– Какие такие слова?

– Правовой режим, там написано, если вдруг не читали, и я не вижу оправданий правомерности ваших действий в моем районе по сложившейся ситуации.

– Вы вот что, – сказал министр примирительно прокурору, – есть разговор, отойдем.

– Ну вот, другое дело, – ответил прокурор, – можете ведь говорить вежливо, когда захотите, давайте отойдем.

Они отошли от собравшихся людей на небольшое расстояние, чтобы можно было переговорить без лишних свидетелей, и министр продолжил разговор.

– У меня есть предложение, очень серьезное, мы с вами должны трезво оценить ситуацию в данном районе и доложить руководству республики о необходимости проведения масштабной военной операции в данном районе.

– А чем это вызвано? – поинтересовался прокурор.

– Тем, что бандиты окопались в этом селе и, насколько мне известно, вы тоже в их «расстрельном списке» и должны понимать.

– Понимать что?

– А то, что необходима армейская операция, и об этом надо доложить.

Прокурору стало понятно, куда клонит министр и он спросил:

– А что там у нас наверху происходит? Главу республики менять собираются?

– С чего ты взял? – снова перешел на «ты» министр.

– Я же не вчера родился, если я как прокурор района подписываюсь под вашими словами, то это означает начало широкомасштабной операции, гибель мирных жителей, проживающих в этом конкретном селе, затем начнется эскалация, другие села не останутся в стороне, видя, как истребляют их соплеменников, и тоже втянутся, получается затяжной конфликт, а в итоге мы имеем продление полномочий главы республики, так как в случае подобного исхода, как правило, их не меняют. Я правильно понял?

– Все правильно понимаешь, даже объяснять не пришлось, – ухмыльнулся министр.

– А что взамен?

– Я остаюсь на прежней должности, – почему-то начал с себя министр, – а тебя переведут с повышением звания в столицу.

– Генерала, значит, дадут?

– Ну да, и будешь в полном порядке.

– А чья это идея?

– Моя, – ответил генерал, – а что?

– Надо же, – пробурчал прокурор, – у Хосе есть идея.

– Что еще за Хосе?

– Да так, мультфильм вспомнил, смотрел недавно с внуками про кота Гринго.

– Ты о чем это? Какой мультфильм еще?

– Да так. Проехали. Забудьте, мне надо подумать, – сказал прокурор, – ответ до завтра подождет?

– Подождет, мы пока тут обустроимся, – министр широким жестом показал на село, – а ты подумай пока, завтра жду.

Когда прокурорская машина скрылась за поворотом, министр подозвал начальника районного отделения и спросил:

– У тебя есть на него что-нибудь? Он давно у нас в печенках сидит, если выкинет какой-нибудь фортель, надо будет прижать его.

– Не знаю, товарищ генерал, надо посмотреть. Я ведь тут недавно. Но со слов подчинённых и по своему опыту знаю, что человек очень тяжелый, уговорить его закрыть глаза на что-либо – практически мертвый номер. На него может повлиять только прокурор республики, его бывший однокурсник.

– Надо выкинуть его отсюда и поставить нормального парня, который не мешал бы нам работать. Ладно, подождем до завтра. Давайте все штаб в КТО, я проведу совещание.

На совещании министр долго и нудно объяснял подчинённым о необходимости жестко и непримиримо бороться с террористами, называл фамилии потенциальных террористов, коих, по его мнению, было почти половина села, требовал привлечь к ответственности их родственников и близких и таким образом вынудить их сдаться правоохранительным органам. Затем, отпустив всех, уединился с несколькими приближенными, в число которых входил и майор.

Выслушав кого-то из помощников и дав указания начальнику штаба, шеф подозвал майора.

– Ну что, – спросил он его, – есть успехи с Махмудом Магомедовым?

– Нет пока, товарищ министр, сегодня дал ему время подумать и перевёл в больничную камеру под присмотр, сочетаю метод кнута и пряника, я ведь понимаю, насколько он важен. Думаю, до конца недели разберусь с ним.

– А чего он так упирается, может, ты не нажал как следует?

– Нажал, да еще как. Спросите у доктора, он его еле откачал, но сейчас вроде здоров и готов к беседе, а я вот докладывал вашему заместителю по Шамхалову, он очень ценные показания дал.

– Знаю, мне доложили. Но ты все равно не забывай о главном, таких шамхаловых мы раз в месяц задерживаем, а этот первый успех за последние три года. Ты понял?

У майора внезапно пересохло во рту, усилием воли он выдавил из себя:

– Так точно, все будет сделано, не беспокойтесь.

– Ну ладно, молодец. Верю, а чего ты вообще сюда приперся? Тебе что, своей работы мало?

– Нет, товарищ министр, заехал в управление по делам, а там дежурный сказал, что всем надо выдвигаться. Ну я с замначальника управления и выехал.

– Ладно, ты мне скажи, сколько там у тебя человек на сегодня содержится?

– Четырнадцать задержанных, – отрапортовал немедленно майор.

– Отработанные есть?

– Есть двое.

– Имей в виду, возможно, нам понадобятся два-три человека, для прессы.

– Ясно, готовить как всегда? Камуфляж, разгрузка, оружие?

– Да, и запомни, чтобы не было накладок, как с тем безруким, понял?

– Так точно, товарищ генерал-майор, будет сделано, – отрапортовал майор и удивился злопамятности шефа по событию годичной давности. Тогда, по анонимному звонку о скрывающихся по конкретному адресу боевиков, был заблокирован жилой дом, и после эвакуации жителей соседних домов решено было приступить к штурму. И, как всегда в таких случаях, спешка привела к трагедии: участковый с офицером СОБРа вошли в дом и, не обнаружив там никого, вышли на балкон, чтобы подать сигнал отбоя, снайпер, которому была поставлена задача стрелять во все, что появится в окнах, заметив на балконе вооруженных людей, двумя выстрелами снял обоих офицеров. Когда это обнаружилось, началась паника, и спешно стали искать «бычков для прессы». И у майора в тот вечер в спешном порядке забрали двоих задержанных. Если один все еще был жив после допроса и после переодевания в камуфляж и как-то годился для всеобщего показа, то второй с отрубленной болторезом в ходе допроса рукой никак не подходил для такой роли. Тем не менее, обоих в срочном порядке забрали, и в ходе репортажа, показанного по местному телевидению, кто-то из прессы обратил внимание на неестественное ранение руки, вывалившейся из рукава камуфляжной куртки. Скандал удалось замять, погибших офицеров представили к наградам посмертно, «случайных» жертв из подвалов майора представили общественности как непримиримых боевиков, уничтоженных в том самом злополучном доме; «а виноватым в итоге оказываюсь почему-то я», – думал майор.

– Хорошо, – оторвал его от раздумий шеф, – ты можешь возвращаться на базу, сейчас мой помощник по связям с общественностью выезжает, дуй с ним. И нечего тут тебе делать, хотя за смелость хвалю. Все, – закончил министр, – свободен, а в среду следующую жду с докладом.

Майор в уме посчитал, сколько ему осталось дней до доклада и, козырнув, вышел из штаба.

На следующий день все региональные газеты пестрели сообщениями о том, что комиссия по примирению добилась начала процесса возвращения в мирную жизнь боевиков, не запятнавших себя кровью, и ставили под сомнение проведение силовых операций, не дающих положительного результата. Это преподносилось как победа здравого смысла над порочной практикой преследования граждан за их убеждения и возможность возвращения в мирную жизнь десятков, а то и сотен молодых людей, не нашедших себя в современном обществе. К вечеру, уже на телевидении, появились репортажи о сдаче властям нескольких боевиков, находившихся в розыске. Министр понял, что прокурор переиграл его, и тщательно готовившаяся операция оказалась, таким образом, под угрозой срыва, а затем и вовсе свернулась. Большинству населения, уставшему от убийств и взрывов, действительно хотелось мира и покоя, но процесс этот требовал огромной и терпеливой работы, к которой органы правопорядка, как оказалось, не были готовы. Сдавшихся властям людей беспокоили постоянными проверками и обысками, и вскоре они снова ушли в подполье, а строптивый прокурор района был обвинен в краже двух автоматов, пропавших еще задолго до назначения его на этот пост, и уволен с работы. Несколько лет он доказывал свою правоту в судах и все-таки добился оправдательного приговора, но так на службу и не вернулся – пришло время ястребов. Новый глава региона, назначенный вместо старого, хотя и слыл порядочным человеком, но пил, не просыхая, бросив все дела на силовых министров, и вскоре все вернулось на круги своя.

* * *

Служебная машина помощника министра довезла майора до его дома. Поблагодарив водителя и попрощавшись с ним, майор поднялся к себе домой. Было уже далеко за полночь, в дороге он немного устал от тряски и необходимости выслушивать бесчисленные истории помощника министра, которые сыпались из него как из рога изобилия, по пути он рассказал ему все министерские новости, заодно не забыв упомянуть о грядущих перестановках в министерстве, но все же ему было необходимо проанализировать ситуацию и просчитать свои дальнейшие действия. И теперь, оставшись один в своей квартире, майор, удобно растянувшись на диване, включив телевизор, смотрел фильм, транслировавшийся на первом же попавшемся канале, потягивая коньяк из подарочного набора, преподнесенного ему на день рождения сослуживцами, обдумывал свои планы на последующие дни. Ничего дельного и путного в голову не приходило, учителя уговорить не удалось пока, и то, что вообще удастся его склонить на свою сторону, было под большим вопросом. Вариант со скоропостижной смертью требовал определенных жертв. Свалить на охранников не удастся, разве только на доктора. Да, действительно, доктор лучше всего подходил для этой роли и был той разменной фигурой, которой следовало пожертвовать в случае опасности. Но как это сделать? Допустим, доктор даст ему что-то, чтобы отправить липового Магомедова на тот свет. Тогда, думал он, выходит два варианта; либо доктор по халатности дал что-то такое, приведшее к летальному исходу, либо оказался завербован подпольем и устранил ненужного свидетеля. Постепенно варианты придуманных версий складывались в определенные конструкции и, отметив про себя, что времени еще достаточно, он лег спать. Выпитый коньяк и усталость сделали свое дело, и вскоре майор провалился в глубокий сон…

…Яркий белый свет шел ниоткуда, на небе не было ни светила, ни чего-то похожего на него, но свет, от которого некуда было деться, освещал равномерно все плато, как будто существовал вместе с этим пейзажем, словно одно целое. Дорога, черным шрамом разрезавшая пространство пополам, была идеально ровной и гладкой, без каких-либо изъянов, и отливала матовым блеском. Наконец он услышал знакомый гул и стал в оцепенении ждать. Автобус появился внезапно, как будто вынырнув из складок света, и стал приближаться к нему. Он пристально вглядывался в него, пытаясь различить неведомого водителя, но стекла были черны как ночь, и, как ни странно, в них ничего не отражалось – ни дорога, ни бездонное синее небо. Наконец автобус приблизился и остановился напротив обочины, где стоял майор. Дверь, как всегда, распахнулась, словно приглашая войти. Холод сковал его тело, он хотел кричать, но не было голоса, он закрыл глаза, но это не помогло, он по-прежнему видел, будто не было век, и тогда, сделав над собой усилие, он шагнул в проем. Дверь тут же закрылась, и автобус поехал. Поднявшись по ступенькам, он увидел свободное место, обращенное вглубь салона, ноги сами понесли его к этому месту, и он сел и поднял голову. Салон был полон людей, и все кресла были заняты. Они сидели, немного согнувшись вперёд, словно разглядывали перед собой что-то, что пока не суждено видеть ему, выглядели так же, какими были в момент последней встречи, и с добрыми всепрощающими улыбками старых друзей смотрели на него. Он узнал их и узнал каждого. Вот этот молодой парень впереди, да, я когда-то выбил ему зубы, а затем оттащил в кусты и выстрелил в затылок, а вот тот безрукий, помню, я отрубил ему руку, испытал на нем переделанный для дела болторез, интересно, а почему он держит отрубленную руку, разве здесь это так важно? А та женщина? Я не помню, что убивал женщин, хотя да! Я понял! Это мать того парня, что рядом, она повесилась через два дня после похорон сына, который попал ко мне. А вот тот старик? Ну да, он не был виноват, но я же не знал об этом, а спасти его, когда я это понял, уже было поздно. А вот Али, которого я убил неделю назад. А вот те двое, их так и привезли вместе, пока я допрашивал одного, у другого остановилось сердце. Я виноват, да. Простите меня, если сможете, хотел он сказать, я не хотел, просто так вышло, вы же можете понять? Слезы текли из его глаз, душа жаждала исцеления и прощения. Он решил встать и подойти к каждому, пожать руку, посмотреть в глаза, попросить прощения, чувство блаженства и сострадания переполняло его, он всем сердцем любил этих людей и жаждал от них того же. «Люди, – кричал он, – простите меня, поверьте мне, я не хотел …»

Майор проснулся от собственного крика. Еще некоторое время он хрипел и крутил головой, пока не понял, что сидит в собственной кровати и кричит, держа правой рукой мокрую то ли от слез, то ли от слюны подушку. Придя в себя, он отбросил подушку в сторону и посмотрел на часы. Время было полшестого утра. Ложиться больше он не стал, все равно на работу скоро, – подумал он и пошел умываться. Страх и тревога, мучившие его так долго, исчезли, уступив место спокойствию и душевному покою, и почему-то он был в твердой уверенности, что нужно делать и как, словно невидимая рука направляла его, выводя из тьмы, в которой он оказался.

Через пару часов он был уже на работе, дверь пропускного пункта никак не открывалась, он несколько раз нажал на кнопку звонка, и наконец электронный замок щелкнул. Охранник проводил его заспанным удивленным взглядом, так как майор обычно приходил к половине девятого, а тут приперся на час раньше, и, подойдя к решетке, попытался реабилитировать себя:

– Товарищ майор, – громко доложил он, – за время моего дежурства происшествий не случилось.

Однако тот, даже не удостоив его взглядом, прошел дальше. «Видно, не в духе», – подумал охранник и, поудобнее усевшись в кресло, снова задремал.

Войдя в кабинет, он первым делом налил себе выпить, двести грамм водки он проглотил, не почувствовав ни вкуса, ни запаха, затем опустился на свое рабочее место и стал думать. «Совсем все не так, – думал он, – вроде и кадровик, и доктор в один голос твердили о моем отдыхе, а что даст этот отдых? Ничего. Клизмой еще никому душу не вылечили. Да и сам я давно чувствовал, что свернул не на тот путь. А все верил обещаниям начальства о скором переводе в тихое и спокойное место. А что в итоге? Галлюцинации или бред, чуть ли не каждую ночь. Не было ведь такого, когда работал простым оперативником, выслеживая воров карманников или грабителей и убийц, и люди были благодарны мне. Работа должна приносить удовольствие, ну или хотя бы удовлетворение от того, что ты делаешь нужное дело. Здесь, в своем бункере я как-то упустил себя и стал мясником, получающим удовольствие от пыток, крови и чужих страданий, даже не могу никому сказать, чем же таким я на своей службе занимаюсь. Да если и скажу – будут шарахаться как от прокаженного… Надо начать новую жизнь, только пока не знаю как. Тяжело даже самому себе признаться, что не прав. И надо с учителем поговорить, прояснить одну нестыковку, причем ключевую, от его ответа многое будет зависеть». Он налил себе еще сто грамм водки, залпом выпил и стал в ящике стола искать сигареты. Он практически не курил, но держал в столе пачку-другую на всякий случай. Пошарив в нижнем ящике стола, он нашел мятую пачку сигарет и, достав одну, закурил. «Вот так, – продолжил он размышления, – делаешь что-то, ковыряешься в надежде на лучшее будущее, а в итоге оказывается – пустота, круглый ноль и никакого просвета». Раздумья его прервал доктор, тоже, как ни странно, явившийся несколько раньше обычного.

– Здорово, начальник! Что, водку с утра хлещешь? – с некоторой фамильярностью спросил доктор.

– Да. А что? Ты будешь?

– Наливай, – согласился доктор, – работа у нас говно, хоть отвлечемся немного.

– Как съездил, я слышал, ты там на операции был? – спросил доктор.

– Да вроде ничего, побыл полдня и погнали обратно, мол, занимайся своей работой.

– А с чего тебя туда понесло?

– Да все путем, шефа увидел, инструкции получил и назад, нет худа без добра.

– И что шеф сказал по Махмуду?

– Сказал, чтобы в следующую среду предоставил распечатку допроса, так что время есть.

– На что время есть? – переспросил доктор. – Какую распечатку ты ему дашь? Если затевать все это, надо делать сегодня или завтра. Потом времени не будет. И еще, там с учителем новенький в больничке, я его подлечил, так что он твой, можешь забирать.

– Не сегодня.

– Почему?

– Сегодня я буду думать, я решил, что надо взвесить все. И беру себе один отгул. Я никого сегодня не допрашиваю. Разве что поговорю с учителем.

– Только поговоришь?

– Да, только поговорю, мне нужно проверить одну вещь.

– Что за вещь?

– Тебе этого не понять.

– Как это?

– Так.

– Мне надо присутствовать?

– Нет, не надо. Я же сказал, я буду только беседовать.

– Ну, ладно, беседуй, я хотел отлучиться по делам, родительское собрание у младшей и все такое, разрешаешь?

– Давай, конечно, выйдешь от меня, передай, чтобы учителя привели.

– Ладно, спасибо, до завтра.

– До завтра.

Дверь за доктором закрылась, и майор, затянувшись сигаретой, снова погрузился в раздумья.

– Разрешите войти?

– Входите.

Дверь открылась и охранник ввел учителя.

– Товарищ майор, доставил, как приказали.

– Спасибо, можешь идти.

– Есть.

Учитель стоял посреди комнаты допросов, ожидая, что будет дальше, и готовясь к худшему.

– Ну давай, садись, – сказал майор и указал на стул.

– А что, – поинтересовался учитель, – опять неформальная беседа?

– Да, представь себе. Доктор сказал, что ты уже в форме и готов страдать дальше, – пошутил он.

– Ну, раз так, – обреченно ответил учитель. – Начинайте.

– Да не кисни ты, – усмехнулся майор, – мы же договорились, просто беседуем.

– Ладно, а о чем?

– Послушай меня внимательно, от твоего ответа сейчас зависит многое: твоя жизнь, твоего сокамерника и, может быть, моя. Но ты должен ответить честно. Согласен?

– То есть просто ответить на вопрос?

– Да, просто ответить на вопрос. И причем результат ответа никак на тебе не отразится, ни в лучшую сторону, ни в худшую, то есть никак.

– Но вы же сказали вначале, что моя жизнь может зависеть.

– Ну, это фигурально было высказано и не несло в себе угрозы лично тебе, и вообще, тебе жалко за свою жизнь? Неужели ты не понял, что все мы давно барахтаемся в дерьме, что здесь, что за забором этой тюрьмы? Люди там, за стеной, живут, влюбляются, рожают детей, учат других мудрости, стараясь не видеть дальше своего носа и не чувствовать вони, в которой живут. Живем понарошку, играем в нее, а жизнь-то надо прожить по-настоящему, иначе она и закончится, как игра тряпичной куклы на пальце у кукловода.

– Странно слышать это от вас. Никогда бы не подумал, что вы способны до такого додуматься. Можете спрашивать.

– Как ты убил Магомедова Махмуда?

– Как убил?

– Да, как убил.

Учитель немного задумался, но потом все же решился и ответил:

– Ну я проснулся ночью, когда его привели, хотелось пить, окликнул его, а он не отвечает, подошел, смотрю, хрипит, вы как-то очень уж по-скотски с ним обошлись, похуже даже, чем со мной на первом допросе. Вот чтобы он не мучился, я его подушкой и накрыл. А как вы догадались?

– Если я тебе скажу, ты сочтешь меня сумасшедшим.

– Ну а все-таки? Хотя после вашей вступительной речи уже трудно чему-то удивляться.

– Я видел во сне всех, кого убил, даже тех, кого косвенно, Махмуда там не было.

– Галлюцинации?

– Называй как хочешь, я бы назвал кошмарами, но весьма правдивыми. Словно присутствуешь в другой реальности, не такой, как здесь. У меня даже есть лучшее для этого слово – предупреждение.

– Предупреждение кому?

– Мне.

– Интересно, я бы даже сказал занятно, а вообще в мозгу могут происходить самые разные биохимические процессы. Поэтому трудно судить о том, чего нельзя исследовать.

– Свою пургу по биохимии можешь нести своим ученикам, и вообще я хочу закончить все это.

– Как это закончить?

– Я тебя отпускаю на свободу. Я так решил.

– А мой сосед по больничке?

– А он нет, он все-таки враг и отпустить его я не могу.

– А как же эти игры с заменого покойного Махмуда?

– Игры не будет, я клал на министерство, на службу и вообще на все. Я просто хочу уйти.

– А если не дадут уйти?

– Если не дадут уйти, то меня ждет мой автобус, там есть для меня место.

– Какой автобус?

– Тебе не понять, но ты мне действительно помог и за это спасибо.

– Пожалуйста. Неожиданно как-то. А когда собираешься меня освободить, и куда я пойду, если я едва передвигаюсь?

– Извини, что так вышло, вернуть глаз и вылечить тебя я не могу, но люди живут без ног, без рук, и ничего вроде.

– А ты точно решил?

– Точнее не бывает. Сейчас тебя отведут к тебе в камеру, ну где ты сейчас. Вечером увидимся. Я должен продумать все. Конвойный!

Учитель шел впереди охранника и уже привычно безо всякой команды останавливался перед дверным проемом, поворачивался лицом к стене, держал, когда надо, руки за спиной, и когда уже он дошел до больничной камеры и на ноге защелкнулся браслет, он все еще стоял в задумчивости, из которой его вывел сосед по камере.

– Ну как ты? Смотрю, вроде не били сегодня?

– Обошлось.

– Как это?

– Не знаю. Что-то нашло сегодня на майора, странный какой-то. Подавленный, что ли, непонятно, что с ним, и доктора почему-то нет сегодня.

– Дела, наверное. Для нас это даже лучше, что пока не трогают.

– Ну да. Давай спать, надо набраться сил.

* * *

Директор Кулабской средней школы сидел в своем служебном кабинете на первом этаже школы и выговаривал завхозу за протекающие батареи центрального отопления, когда на столе вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку и, узнав голос своего ученика, к которому ездил в столицу просить за пропавшего учителя биологии, невольно напрягся.

– Салам, дорогой, – ответил он на приветствие ученика и нетерпеливо спросил: – Ну чего там?

– Ты знаешь, – отвечал голос в трубке, – к моему глубокому огорчению, новости плохие, мы нашли вашего учителя, и, к сожалению, он мертв и сейчас находится в морге, врач констатировал смерть от сердечной недостаточности, так что вот какие новости. По твоему заявлению прокуратура начала разбирательство, ну и я сделал, что мог, и таким образом, возможно, мы завтра отправим вам тело покойного для предания земле. После вскрытия его поместили в цинковый гроб, и есть просьба людей, нам помогавших, не вскрывать его. Ну, ты понимаешь. Печально, но в таком мире мы живем. Я завтра отправлю машину с телом и дам водителю твой номер телефона. Еще раз прими мои соболезнования. Будешь в столице, заходи, всегда буду рад.

Директор положил трубку и долго не снимал с аппарата руки. Завхоз, напряженно слушавший обрывки доносившихся из телефонной трубки слов, уже догадался и ожидал распоряжения директора.

– Ты, наверное, понял, – после некоторой паузы сказал директор, – наш Мазгар умер, завтра привезут тело. Предупреди коллектив. Если довезут до захода солнца, похороним завтра, если нет, то на следующий день. И зайди к моему двоюродному брату, если будешь идти мимо мечети, предупреди его.

Через полчаса весть молнией облетела село, имам мечети попросил сельскую молодежь помочь выкопать могилу рядом с могилой бабушки учителя. Никто не понимал, как такое могло произойти, что невиновного человека увезли и убили. Да еще убили и его бабушку. Сетовали на приближающийся конец света, падение нравов и бог еще знает на что, но только не на себя.

На следующий день действительно привезли цинковый гроб учителя, и до захода солнца гроб с телом опустили в землю. Как ни странно, было очень много людей, мало кого оставила равнодушным история молодого учителя и его бабушки. Имам прочитал молитвы, помянул покойного добрыми словами, попросил простить покойного, если у кого были обиды на него при жизни, и все разошлись.

* * *

Доктор на следующий день пришел на работу в приподнятом настроении, его дочь хвалили за успеваемость на родительском собрании, и он, чувствуя гордость за нее, был на седьмом небе от счастья, и сейчас, придя на работу, он думал о том, как начать разговор с майором, чтобы убедить его разрешить уволиться. Подойдя к кабинету, он постучал и, услышав приглашение войти, вошел.

– Присаживайся, – сказал майор, – у меня есть к тебе разговор. Ты, конечно, думаешь обо мне плохо, да видно по тебе, что не очень тебе здесь нравится, – начал майор, – но я тут подумал и решил, что со всем этим надо кончать, – и с этими словами он достал из-под стола два пухлых тома с надписью уголовное дело №…, – вот твое уголовное дело, что я тогда изъял, когда забирал тебя из следственного изолятора. Можешь взять его и уничтожить, компромата на тебя уже не будет, если ты, конечно, по глупости не станешь хранить эти тома у себя в квартире, – пошутил майор. – Забирай и иди на все четыре стороны, ты свободен.

– Свободен?

– Да. Иди, пока не передумал, начни жизнь заново.

Доктор ошеломленно посмотрел на него и, несмело подойдя к столу, взял оба тома.

– Действительно могу идти?

– Иди. Я же сказал.

Не веря своим ушам, доктор пошел к дверям. На пороге он обернулся и сказал:

– Спасибо тебе, несмотря ни на что, ты хороший человек.

После ухода доктора майор еще возился с какими-то бумагами и затем, вызвав охранника, потребовал привести учителя. Через десять минут заспанный учитель стоял в его кабинете, ожидая своей участи.

– Послушай меня, – сказал майор, когда охранник вышел в коридор, и они остались одни, – вчера у тебя в селе состоялись похороны. Хоронили тебя.

Учитель вздрогнул:

– А как среагировала бабушка?

– Думаю, никак, тебя похоронили рядом с ней, мне сказали, что она недавно скончалась, так что извини, я и сам не знал.

Комок подступил к горлу. Учитель сделал на собой усилие, чтобы не расплакаться, последнее, что связывало его с внешним миром, растаяло как мираж.

– А что же мне делать? – растерялся учитель.

– Что делать? – переспросил майор. – Ты выйдешь со мной сейчас, я отвезу тебя в город, вот в этом конверте кое-какие деньги, инструкции для тебя, и там же паспорт покойного Махмуда, хочешь, вернись в село и доказывай, что это ты, хочешь нет, это твое дело. Так что… пошли?

Учитель, не веря своему счастью, шел за майором, он не верил, что вот так удастся выйти из этой тюрьмы живым, и поверил, только когда дверь контрольно-пропускного пункта закрылась за ним, и они сели в машину. «К гостинице на Советской», – скомандовал майор, через полчаса они были у двухэтажного здания с вывеской «Мотель», майор помог учителю выйти и, проведя его внутрь, подозвал перепуганного хозяина гостиницы, видимо, хорошо знавшего майора, и предупредил того:

– Это мой друг, размести его на сколько понадобится, а завтра помоги подобрать одежду там, обувь, короче, позаботься о нем, деньги он тебе заплатит, – и, похлопав по плечу учителя, исчез в темноте улицы.

Глубокой ночью, добравшись домой, майор отпустил водителя, не стал ужинать и прилег, чтобы вздремнуть немного, он собирался зайти еще кое-куда, но усталость, видимо, взяла свое, и он заснул…

Свет был таким же перламутрово-ярким, но он каким-то странным образом успокаивал и умиротворял; майор, оглядывая безбрежное небо и слыша знакомый гул, стал ждать своей участи. Наконец, автобус подъехал, дверь открылась, и он вошел. Сегодня салон был пуст и словно звал майора пройтись по нему. Пройдя мимо того места, где сидел раньше, он прошел вглубь и изумленно остановился, там в конце стояла его жена, держа за руки дочерей, и улыбалась ему. Как они выросли, подумал он, глядя на дочерей. Он улыбнулся в ответ и пошел к ним, желая поскорее обнять родных ему людей, в лицо ударил свежий морской воздух, ветер приятно обволакивал все тело, и, наконец, он приблизился к ним и обнял их…