Текст книги "Капелька. История любви"

– Я намеревался ей все рассказать. Я устал. Я должен был решиться. Я бы приехал, посмотрел на все, что здесь происходит, а потом бы посвятил во все это жену.

– Это решение у вас возникло впервые, или вы пробовали это сделать и раньше?

– Пробовал. Вернее, хотел, но не решался.

– А почему вы считаете, что теперь решились бы? Что изменилось? Может быть, вы приехали бы, посмотрели, успокоились и уехали, как всегда, – Изольда говорила по-дружески. Она хотела разобраться во всем.

– Нет. Не уехал бы успокоенным. Ни при каких обстоятельствах. Теперь.

Изольда взметнула недоверчивый взгляд.

– Ей восемнадцать лет исполнилось, – объяснил Витольский.

– И что? – не поняла Изольда.

– Я боюсь опоздать. Я не могу позволить ей… общаться с мужчинами. Нельзя ей это. Ей это запрещено. Навеки.

Изольда побледнела.

– Именно поэтому мы с женой не можем взять ее в семью. У нас подрастают мальчики. Они, конечно, ее братья. Но к ним ходят друзья. Моя жена очень обеспокоена этим.

– Тогда оставьте ее в покое. Ведь жили вы без нее все это время. А она прекрасно жила без вас.

– Вы не понимаете. У нее нет родной матери, – горячо говорил он. – Я – единственно родной ей человек – отец. Вера всего лишь ее тетя. Ната даже мамой ее не зовет. Она не смогла ей заменить мать. Я знаю, она не говорит, но она могла бы губами показать мама. Это же просто. Я видел у глухонемых. А она никак ее не отличает. Я научу ее говорить папа. Она сможет. Играет же она на флейте, а тут всего одно слово.

Изольда была в шоковом состоянии.

– Ната сломала вашу флейту. Она не играет больше на ней. Вы непростительно отстали.

– Не может такого быть! Вы все выдумываете сейчас мне назло. Вы сказали, что она играет с вашим мальчиком импровизированную музыку. У меня мальчики все играют. Она смогла бы иногда приходить к нам в гости и играть с ними. Это было бы превосходно. Мы все были бы очень, очень рады. У моей девочки появится настоящая семья. Мать, отец, братья…, наконец, наконец, я смогу сделать ее счастливой. Я так долго, столько долгих лет мечтал об этом.

Изольда молчала, внутри ее все переворачивалось. Она смотрела на человека, который светился от предстоящего, как он считал, безумного счастья. Если бы Вера знала, какое настоящее горе ждет ее и ее девочку, она бы сочла происходящее с ее дочерью сейчас великим благом.

А он все говорил, говорил…

– Вы не можете себе представить, сколько времени, – он задохнулся, – сколько времени! – повторил он, – я мечтал открыться моей девочке, – он поправился, – дочери. Как мы горячо обнимемся, как я смогу прижать мою крошечку к своему сердцу, подарить ей море отцовской ласки, когда мне не надо будет прятаться, когда я смогу нести гордое право называться ее отцом.

Изольда бледнела. Она понимала, что Виталий Витольдович никогда не отступится от задуманного. Слишком долго он ждал этой мести.

– А как же Вера? – пыталась воззвать к его разуму Изольда. – Вы подумали, что будет с нею?

– У нее будет своя комната, моя жена уже оформляет ее к нашему приезду, – он почти не слышал Изольды, слишком велико было счастье, буквально распиравшее его от отцовской гордости. Ведь он столько мечтал об этом.

– Вера? – наконец, откликнулся он. – А что Вера? Вера уже достаточно провела время с моей малышкой. Пусть теперь она поймет, каково мне было вдали от моего родного, любимого человечка. Она, хоть один раз позвала меня? Хоть один раз попыталась вымолить мое прощение? Эта эгоистичная женщина думала только о самой себе.

Да, у моей дочери не стало матери. Но ведь у нее был я. Отец. И она знала обо мне, о моих чувствах к ее сестре. Они очень, очень похожи. Я в первый раз, когда увидел ее, чуть с ума не сошел. Я думал, что это моя… моя ненаглядная пощадила меня и вернулась ко мне с того света….

Нет. Это была не она. Это совершенно другой человек. Это очень жестокая, эгоистичная женщина. Она хотела одна владеть моей девочкой. Я тогда не понимал, почему она ни в одном письме не попросила моей помощи. Теперь я понимаю это, да потому что эта скверная женщина не могла больше иметь своих детей.

– Скверная?!

– Да! Скверная, – повторил он. – У меня обе жены законные. И все мои родные дети рождены в законном браке. А она отдалась первому встречному и еще пыталась родить внебрачного ребенка. И это в шестнадцать лет! Да в это время разве об ЭТОМ думают?

– Помилуйте, разве вы не читали Шекспира? Джульетте было…

– Нет уж, увольте. Джульетта погибла, но никогда бы не стала пьющей дамой.

– Да. Джульетта погибла. А Вера выжила. И выжила благодаря этому чуду – вашей прелестной девочке. А теперь она погибнет, если вы варварски заберете вашу дочь. Ведь девочка беспомощна, вы не можете не понимать этого.

– Варварски? Нет. Я не намерен силой увозить ребенка. Я обязательно испрошу у нее согласия. Я, думаю, моя возвышенная девочка оценит это. Она великодушна, как…

– Как вы? – не выдержала Изольда.

– Возможно. Но я хотел сказать, как ее мать. Я очень любил ее, я умирал по ней…, я никого больше не смог полюбить так. – Он глубоко задумался. – Что вы можете знать о любви? Если вам и было знакомо это чувство, то оно давно, давно уже выветрилось временем. И потом вы…

– Что я? – Изольда смотрела на немолодого мужчину и впервые понимала тех женщин, которые доставали из маленькой сумочки маленький пистолет и стреляли в упор в сильный пол человечества.

– Вы женщина. Вы – женщины, не умеете любить. Вы любите…только своих детей.

– А вы – мужчина, не смогли полюбить своего ребенка. Вы отомстили и своему безвинному дитя.

– Вы с ума сошли! Вы думаете, я стыдился, что она…, – он осекся, – Нет! Нет! Я научу ее играть. Я буду возить свою дочь по всему свету. Она увидит, какой большой мир, ей будут аплодировать. Я буду гордиться ею! Я никогда больше не разлучусь с нею.

– Вы же сказали, что ее ждет пансионат. А к вам она будет приходить только иногда.

– Конечно. Я полагаю, ей года хватит освоиться. А через год я подарю ей весь мир…

– Да. Да, весь мир…, – Изольда задумалась.

Он понял это по-другому.

– Вы понимаете меня? Пространство девочки, дочери, – снова поправился он, – было очень сужено. – Что ей могла дать эта невежественная, необразованная женщина? Если бы я не посылал им средства, она бы не смогла даже прокормиться. Это я благоустраивал им жилище, вернее, нанимал специалистов, и они отстроили им практически новый дом.

Вы видели его. Там сделано все, все, чтобы было уютно обеим. Я никогда не забывал, что Вере нужна была мужская поддержка.

– Вот вы сказали, что боялись рассказать своей жене о вашей девочке, вашем больном ребенке, – Изольда скрупулезно подыскивала слова. – Но не сразу же у вас появилась жена? Ведь было какое-то время, когда вы были совсем один?

Один, наедине со своим горем. Вы любили свою первую жену, страдали, наверное, не сразу решились на второй брак, – рассуждала Изольда, по всему видя, что она очень близка к истине. – Сначала вы искали ту единственную, которую потеряли, которая сейчас была нужна вам больше, чем ваша пока еще ничего не понимающая малютка. Вы вглядывались в лица, они мелькали перед вами одним серым полотном, но там не было ее, а вам нужна была… только она, только ваша единственная в вашей жизни любовь…

Он сидел и плакал.

– Вам нужно было время. Время. Вы ушли с головой в работу. Вы писали, писали, писали…

Публика рукоплескала вам, восторгалась вами, вашим талантом, но вы были в вакууме и безумно одиноки. Ничто не могло вылечить вас, вы погибали на глазах у всего мира…

Он отвернулся от Изольды и смотрел на море.

Она смолкла, щадя его чувства. Она сама готова была рыдать вместе с ним. То, что могло спасти его, уже было у него, его жизнь нужна была одному единственному человечку во всем этом вдруг ставшим чужим и холодным ему мире, его несчастной осиротевшей малютке, но он не хотел осознавать этого. Он упрямо продолжать искать то, что было им безвозвратно утеряно.

– Когда вы в первый раз решились увидеть свою дочь?

Изольда хотела повторить вопрос, и вдруг она поняла. Она все поняла.

– Вы безумец. Вы безумец… Вам нужны были доказательства. Доказательства того, что это не ваша вина в рождении такого ребенка. Вам нужно было самому убедиться в этом…, и вы приехали только тогда, только тогда, когда родился ваш первый ребенок. Ваш первый по-настоящему здоровый ребенок. А может быть, вам и не хватило одного, и вы ждали второго. Третьего…

– У меня родилась сразу двойня, – он не поворачивался.

– Да. Да, конечно. Вы не искали больше любви. Вы нашли самую здоровую, на ваш взгляд, женщину и сделали ее матерью, конечно, предварительно женившись на ней. Ведь вы настоящий мужчина.

– Продолжайте. Вы словно следили за мной. Возможно, вас наняла Вера. На мои же деньги.

– Да. Да. Вера! Конечно, Вера…, – Изольда уже не сомневалась в том, что перед ней открывается вся картина его прошлой жизни. – Когда вы, уверенный в своей состоятельности мужчина, умеющий производить на свет великолепных здоровых сыновей, решились, наконец, встретиться со своим несчастным больным ребенком, вы чуть с ума не сошли, увидев Веру.

Вера ошеломила вас своею красотой. Она была так похожа на вашу сестру, что вы не смогли не влюбиться в нее. Сколько ей тогда было? Двадцать? Двадцать один?

– Девятнадцать.

– Девятнадцать…, всего на один год больше, чем сейчас вашей дочери. Ребенок. Дитя с больным ребенком на руках. Ужас…

Три года уже одна, без матери, без сестры, потеряв своего ребенка, тянула непомерную ношу…

А зачем вы играли в маскарад? Зачем вы гримировались под старика? У вас всегда была борода? Или вы и сейчас не настоящий?

– Я давно стал носить бороду. Но тогда, тогда у меня действительно не было ее. Я слушаю дальше или ваши агенты упустили то время?

Изольда приняла вызов.

– Вы испугались! Вы – правильный, не то, что мы, все остальные. Вы испугались, что Вера может ответить вам своим чувством, и вы тогда не устоите. Но у вас все дети законнорожденные, и не может быть остальных. А может, вы боялись, что это семейное, и Вера родит вам тоже нездорового ребенка?

Если бы вы тогда знали, что Вера не может родить, вы бы тогда пошли на все.

– Я знал. Я узнал, но поздно. У меня жена ждала еще одного, третьего ребенка. Но вы ошибаетесь. Я готов был жениться на Вере, несмотря ни на что. Я все еще по сумасшедшему любил и люблю ее…, иногда мне кажется, что больше чем свою первую жену, сестру Веры…

Я хотел дождаться рождения ребенка, удостовериться, что с женою все хорошо, и тогда припасть к ногам Веры, всю жизнь посвятить ей и дочери…

– Но тогда, почему? – простонала Изольда. – Почему вы не оставили свою семью? Вы состоятельны. Вы могли помогать той семье, где трое, но все-таки здоровых детей.

– А вы не догадываетесь?

– Ваш третий сын, ваш третий ребенок…

– Да. Он тоже…, но только не от рождения, там несчастный случай…, он не видит…

– Так вот, почему вам, наконец, понадобилась ваша дочь…

Вы не знаете, как его воспитывать, что с ним делать, вы думаете, что его старшая сестренка… поможет ему.

А Вера…теперь пьющая. Разве вам нужна такая, вами же загубленная женщина?

Он безмолвствовал, но его безумно печальный взгляд ранил сердце. Изольда не выдержала и буквально простонала.

– Вы несчастный, глубоко несчастный человек. Ваша дочь намного счастливее вас!

Он мгновенно пришел в себя.

– Слепоглухонемой человек не может быть счастлив изначально! – холодно произнес он. – Вы не осознаете, что говорите.

– Не-ет. Это не ваша дочь слепоглухонемая. Это вы. Вы никогда, никогда в жизни теперь не будете…

– Вздор! Я приехал за дочерью и намерен немедленно забрать ее из вашего искусственно сотворенного ложного счастья. Вы все ей никто. А я – единственно ей родной человек – отец.

– Как вы намерены объяснить ей это?

Он вскинул удивленные брови.

– Я просто скажу ей об этом. И никто, никто не посмеет помешать мне. Ни вы, ни Вера, никто другой.

– Конечно, – Изольда встала. – Мы не станем вам мешать. Не имеем права. Говорите. Но только, как вы это сделаете?!

 
Рената выросла навек другой,
И мир в ее понятии не наш, иной.
Она не знает слов, не представляет,
Что значит мать, отец – не понимает.
 

Глава 4

 
О-о-о… снова новый день. Устала пробуждаться,
Измучилась совсем бродить впотьмах.
О море горькое, ты полно слез, любви, стенаний,
Людских печалей, просьб, мольбы и заклинаний.
Хочу тонуть, тонуть в твоих слезах,
Иль навсегда в ночи остаться…
 

– Вера! Вера, проснитесь. Проснитесь, пожалуйста. Прошу тебя, Вера, – Изольда не могла ее добудиться.

Раздался стон. Вера приоткрыла глаза.

– А…, – протянула она. – Это вы, мадам…, – она начала приподниматься, но снова упала.

– Вера, пожалуйста. Нам надо уходить. Немедленно.

Вера открыла один глаз. Вновь увидела Изольду.

– А, это снова вы, мадам. А где ваш вечный паж?

– Ян в коридоре. Он ждет нас. Вставайте, Вера. Я помогу вам одеться.

– И мы, куда пойдем? К Ренату? – у нее заплетался язык, – чтоб правду горькую ему открыть? Что, мол, ни в чем, ни в чем не виноват он. Одну меня уже пора… убить. Мадам! Вы слышите, мадам. Я говорю стихами.

– Да. Да. Я слышу, слышу, – но на самом деле Изольду всю трясло. Она не слушала, что говорила Вера. Она подавала ей одежду и торопилась быстрее покинуть дом, чтобы не опоздать.

Она уже почти одела Веру, как вдруг дверь распахнулась.

– Ян! Еще рано! – воскликнула Изольда и потеряла дар речи.

В дверях стоял Виталий Витольдович. Увидев, в каком состоянии Вера, смутился.

– Не пытайтесь от меня сбежать, – он обращался к только к Изольде. – Я не знаю, где вы прячете Ренату, но, если завтра я не увижу здесь своей дочери, я вернусь с полицией.

Он пошел к выходу, но вдруг резко остановился. Он уже открыл дверь и говорил, не оборачиваясь. Он говорил для юноши, ожидающего в коридоре, он хотел, чтобы тот слышал его.

– И еще! Что здесь делает этот молодой человек? Пусть только попробует приблизиться к моей дочери. Я его в тюрьму упеку. За совращение.

Он громко хлопнул дверью.

– Что это? – Вера держалась за голову. – Что это было?

Изольда сидела, уронив руки, не глядя на Веру, уставившись в одну точку.

– Я…, мне плохо. Мне плохо, Изольда.

Изольда тяжело встала, подошла к тумбочке, налила в стакан немного вина и молча подала Вере. Вера протянула дрожащие руки…

Она выпила залпом. Изольда поставила стакан на место и аккуратно уложила больную голову Веры на подушку. Потом налила немного вина себе и выпила. Тоже залпом.

– Жаль, что я не могу выпить столько, сколько хотелось бы, – посетовала Изольда.

– А сколько хотелось бы? – откликнулась Вера.

– Много. Много, Вера. У тебя столько нет.

– У меня есть…, там под кроватью, – она показывала пальцем. Руки она поднять не могла.

– Спи, спи, дорогая. Еще выпьем, какие наши годы.

Она аккуратно укрыла мгновенно провалившуюся в сон Веру и вышла из комнаты. Она оглянулась. Яна нигде не было. Изольда захлопнула дверь. Постояла немного и медленно побрела по ночной дороге.

Море притихло. Город спал. В гостинице светилось несколько окон. Она машинально взглянула на окно Рената. Там был яркий свет. Почему-то ей сделалось очень легко. Она прибавила шаг, решив немедленно идти к ним. Но, сделав всего несколько шагов, она обнаружила, что в окнах свет погас. В ее душе сгустились потемки.

«Да. Так можно с ума сойти. А Вера всего лишь запила, – подумала Изольда, – жаль, что я не научилась этому. Ведь времени у меня было намного, намного больше…»

Вдруг она круто развернулась и пошла… к Вере.

Изольда не увидела, что в ее собственных окнах в это же время загорелся свет. Да и кто ее мог ждать теперь, кроме Веры. Она ехала из Италии помочь Ренате, больной девочке, но помощь, оказалось, нужна была другой, совсем еще молоденькой девушке Вере, которой не было и тридцати пяти лет, и которая была беспомощнее и глубоко несчастнее своей слепоглухонемой дочери.

Ей пришлось долго стучать в дверь, окно, сидеть около часа на крыльце, потом снова стучаться, пока, наконец, Вера открыла дверь и впустила Изольду.

Солнце только-только показалось на горизонте…

Они вошли в дом. Изольда предварительно закрыла дверь на засов.

– «Возможно, у него есть ключи, ведь это он нанимал строителей», – машинально подумала она.

– Вера, Вера…, – Изольда не знала, как сказать девушке о том, какая беда постучалась в ее дом. – Прости, прости, дорогая, мне пришлось разбудить тебя.

– Ничего. Ничего, я сейчас снова лягу, вот только…, – нетвердыми шагами она двинулась к заветной тумбочке.

Изольда мгновенно остановила ее известием.

– Вера. За Ренатой приехал отец. Он хочет забрать свою дочь. Немедленно.

Вера застыла раненной птицей. Она уже почти падала, как вдруг раздался ее смертельный крик.

– Ренат не отец ей! Он не отец ей! Его ребенок не смог родиться. Ты же знаешь, Изольда. Я рассказывала тебе. Я не сумела выносить своего ребеночка. Я не смогла справиться с горем. Я была одна! Я хотела, я очень хотела маленького, маленького Ренатика…, – она уже рыдала. – Я и сейчас не научилась этому.

Изольда, как могла, утешала девушку.

– Вера. Верочка, деточка. Не плачь. Не плачь. Все прошло. Все прошло, – Изольда рыдала вместе с нею.

– Я любила Рената. Всю жизнь! Ждала его…, я и сейчас люблю его. Я все сделаю, Изольда, я смогу. Только пусть он не увозит Ренату. Я умру без моей девочки. Я погибну, совсем погибну без нее. Изольда, ты должна помочь мне, – она ухватила ее руки. – Ты должна остановить его. Я не буду пить это проклятое вино.

– Да. Да. Конечно, Вера. Мы вместе должны остановить его.

– Пусть, пусть он любит мою малютку. Ее нельзя не любить. Я буду прислуживать им. Я всегда, всегда знала, что моя девочка рождена для большой, большой любви.

Она уже не плакала. Она нашла решение.

– Изольда, мы сейчас, сейчас же пойдем к нему. Я сама, я сама скажу ему об этом. Он не может так поступить со мной. Он сейчас совсем другой. Я вижу, я знаю, он любит. Он очень любит мою дочь. Он любит ее как женщину и как дитя. Он умеет любить. Я видела, – ее руки повисли, и она повалилась на кровать в горьких рыданиях.

Изольда заламывала руки, она не знала, как сказать Вере о настоящем горе, свалившемся на нее. Когда рыдания немного притихли, Изольда осторожно осведомилась.

– Вера, помнишь, ты рассказывала мне о человеке, о том человеке, который научил Ренату играть на флейте. Ты давно не видела его?

Вера не сразу поняла вопрос. Потом встрепенулась.

– Да. Да! – вскинулась она. – Вот, кто мог бы помочь мне сейчас. Этот мужчина всегда так! интересовался моей ненаглядной малышкой. Он был таким внимательным, чутким. Все хотел знать. Я ему рассказывала о своей доченьке, а он даже не смотрел на меня, он видел только одну Нату, держал ее ручонки, целовал их и слушал, слушал, слушал…

Ты знаешь, Изольда, чужие люди, они ведь только кажутся чужими, а на самом деле они так близко принимают чужое горе к своему сердцу. Вот так, как вот этот человек…, – она передохнула, задумалась. – Жаль, – промолвила она. – Жаль, что я давно не вижу его…

– Вера, когда ты его видела в последний раз?

– В последний раз, – задумалась она. – Не помню. Совсем. Столько чужих людей прошло за это время. Каждый, каждый добрый человек не мог пройти мимо нашего несчастья. Но его я помню, вспоминаю и благодарю больше всех, хотя он и не родной человек Ренате.

Ты ведь знаешь, Изольда. У моей сестры был муж. Отец Ренаты. Он жив. Я знаю. Он регулярно присылает нам деньги. Много денег. Он отстроил нам этот дом. Мы бы пропали без него с Ренатой. Но он никогда в жизни не написал ни одной строчки. Ничего не спрашивает о своей дочери. Но я все также регулярно посылаю ему ее фотографии. Он получает их, и все равно молчит. Он очень, очень жестокий и бессердечный человек, Изольда. Как его только могла полюбить моя сестра? Моя несчастная сестра. Она так убивалась о нем. Ждала его, ждала…

– Вера, ваша сестра рассказывала что-нибудь о нем?

– Да. Да, конечно. Но в ее рассказе это был совершенно другой человек. Но он очень, очень любил мою сестру. Даже мама говорила об этом. Она одна ездила к ним на свадьбу. Там была очень, очень пышная, богатая свадьба.

У меня есть фотографии. Он – великий композитор. Сестра говорила об этом. Вернее, всегда говорила, что он станет великим композитором. Я думаю, это правда. Стал. Он присылает все больше и больше денег. У Ренаты есть очень много денег. Я почти не тратила их. Я не получая, клала их ей на книжку. Он ведь присылает в долларах.

Я собирала их. Я хотела купить на них Ренате…все, все, чем обделила ее судьба, – она прерывисто вздохнула. – Я ждала, что медицина поможет ей. Но время шло, и ничего не происходило. Куда я только не обращалась за помощью, на меня смотрели, как на сумасшедшую. Но все, все знали и видели, что моя девочка особенная, что ее нельзя назвать несчастной. А наоборот, наоборот!

Даже, если сейчас Ренате дать все: и зрение, и слух, и речь…, все – не будет на свете человека несчастнее ее.

Вера зашептала.

– Зачем ей сейчас все это? Только с вашим приездом, Изольда, с надеждой, которую вы нам дарили, и в которую я священно верила, я поняла, что безумно, безумно опоздала.

Вера встала и заходила по комнате. Она задыхалась в стенах дома. Потом резко остановилась. Обернулась. И с каким-то вызовом – восторгом, болью заговорила.

– Вы видели, Изольда. Она, моя девочка, как музыка, как море, как лучик солнца, зеленая травинка, ветер теплый, светлая мечта…

Лицо Веры порозовело. Она улыбалась. Присела, напротив.

– Каждое утро, каждый день она просыпается разной, а я угадываю, кто она сегодня? Земля ль огромная, родная, иль океан любви? А может с солнцем спорит, говорит, чтоб отдохнуло солнце невзначай, ОНА сегодня миру посветит. И даже, если ночь, она скорбящий лик луны, она как звездочка, которая вдали не угасает. Иль две, иль три звезды в себе соединяя, всем счастье теплое несет, большой души томленье, гоня все боли прочь, сомнения отметая, живя в своем раю и рай мирской другим даря, самой собой от горя горесть заслоняя, весь белый свет своей душой любя, за все, за все его боготворя …

Изольда боялась дышать. Вера говорила стихами, не замечая этого. Но вдруг Вера испуганно повернулась к ней и простонала.

– Дитя большой любви, дитя природы…,

что может ждать ее теперь, Изольда, что?

– Что может ждать ее… – задумалась Изольда. – Что может ждать дитя большой любви, дитя природы? Всего лишь… роды…

Изольда так легко и естественно произнесла это, что Вера вздрогнула. Она забыла. Она совсем забыла…

– Нет! Пусть не знает он! – Вера в испуге вскочила.

«Так вот чего она боялась…», – подумала Изольда.

– Вера. Ты не можешь стать на их дороге. В любви главенствуют лишь двое. Знаешь ты.

– Она мала. Она – совсем ребенок! Она любви не понимает. Она сама любовь, любовь нести должна… Любовь…

– Ну, что ты испугалась? – Изольда ласково усадила ее. – Вера, ты сама дитя.

– Изольда, Изольда… – Вера стала белой. – Я не знаю, как она…воспримет…

– Ну, разве это объясняют? Ты б не смогла, и я бы не сумела. Любовь сама себя проявит. Ох, как громко прокричит, заглушит все. И разум смолкнет разом. Она – ее величество любовь – заговорит.

– Изольда, вы говорите так красиво, так умело, не то, что я. Открыто. Смело. Вы вольная, прекрасная. Я восхищаюсь вами. Вы знаете, любовь, а я…, слегка ее коснулась, так обожглась, что кожа до сих пор болит. Хотела б я побыть немного вами…, – Вера смотрела на Изольду, как на чудо.

– А я с тобою, Вера, поменялась бы сейчас. А лучше бы тогда. В твои шестнадцать, где безоружной встретила ты жар своей Любви. А хочешь, я поведаю историю моей Любви несчастной. Ты хочешь?

Изольда понимала, что Веру жизнь обошла стороною. Всего три месяца любви с Ренатом и полное забвенье. А ей хотелось узнать про настоящую нескончаемую любовь, которая случается у других. Она даже не заметила слова несчастной.

Услышав об истории Любви, Вера замерла в ожидании рассказа Изольды. В один миг она забыла все свои беды и сидела, не дыша.

– Моя история в стихах. Простых, ты понимаешь. Я не рождена сочинять в рифму, это не всем дано. Но вот любить…

 
Писала я свою историю и кровью, и слезами.
Душа еще болит и некому разрушить пламя…
Пятнадцать мне исполнилось почти тогда,
Когда мой первый принц явился предо мною,
Высокий, статный кавалер. В груди горит звезда,
Затмил он прошлый мир своей геройскою судьбою.
Но матушка моя, любви, добра ко мне полна,
По-матерински свято мне прочила судьбу иную…
 

Изольда взглянула в окно и ахнула. Сияло солнце. Она вскочила.

– Вера! Вы можете мне показать фотографии вашей сестры? Я хочу увидеть отца Ренаты.

– Да. Да, конечно. Изольда, но как история Любви? – Вера была искренне расстроена.

– История Любви…, – Изольда печально улыбнулась. – Что мы можем знать о ней? Ее расскажет нам… Рената. Где, где альбом? Скорее, Вера, – торопила Изольда.

Вера заметалась. Она сначала поискала альбом в шкафу, потом наверху. Потом в тумбочке, в буфете.

Изольда уже знала, альбома нет.

– Не ищи. Он давно уже забрал его.

– Кто? – Вера не понимала. – Мы здесь жили всегда вдвоем. Я никого сюда не пускала. Никогда. Нату я таскала везде за собой. Двери я обязательно запирала.

– Да. Но у него были ключи. Он заходил сюда, проверял, как вы живете. Выслеживал, вынюхивал. Заметал следы.

– Кто? Кто заходил? Изольда, я не понимаю. Кто мог сюда заходить без меня?

– Тот, кто считает себя отцом Ренаты. Витольский. Виталий Витольдович.

– Нет. Этого не может быть. Нет. Ты ошибаешься. Его никогда здесь не было. Он никогда не приезжал. Он никогда не видел своей дочери. Я это знаю точно, – говорила Вера испуганно.

Вера не понимала, почему Изольда не соглашается с нею, почему она не верит ей. Вере казалось, что надо убедить только Изольду, и тогда все будет хорошо, как раньше. Она горячо продолжила.

– Я знаю, кого я подпускала к моей девочке, я всех знаю. Всех до одного, а он не знает своей дочери, не хотел никогда знать, – у нее опустились руки, – зачем я посылала ему ее фотографии? Зачем? Он же никогда не просил их. Он бы не узнал ее. Мы могли бы уехать. У нас есть деньги, и он никогда бы не нашел нас. Он не видел меня ни разу, не знает меня. Мне надо только спрятать, спрятать от него мою дочь, мою малютку.

Изольда, – она схватила ее руки. – Пусть Ренат спрячет ее. Пусть они не выходят из номера. Пусть он никому не открывает двери. Даже мне. Иди. Иди, Изольда! Ну, что ты не идешь, ну, что же ты стоишь? Изольда, надо бежать. Надо скорее.

Я не могу сама, – Вера заметалась. – Он выследит меня от дома. Он знает адрес наш.

Изольда стояла бледной и не двигалась с места. Вера схватилась за голову.

– Он, что? Уже возле дома? Он караулит нас?

– Не знаю, – испуганно откликнулась Изольда. – Может быть, может быть…

– Ян! – воскликнула Вера. – Надо позвонить Яну! Изольда! Надо позвонить Яну. Немедленно! Он поможет. Он очень хороший, добрый мальчик. Изольда, ну, что же ты…, надо позвонить Яну. Он откликнется.

– Вера, успокойся, сядь. Мы сейчас придумаем что-нибудь. Ян, конечно, конечно, поможет. Но я не могу позвонить ему.

– Почему? Почему? Вы не знаете его номер телефона?

– Вера, ты забыла. Ян не слышит. Он понимает только по губам.

– Не слышит. Да. Забыла. Но у него есть телефон?

Изольда утвердительно кивнула.

– Возможно, он нам позвонит сам, – предположила Изольда. – Хотя бы скажет что-то.

– Нет. Это долго, – Вера задумалась на секунду. – Надо послать ему письмо – sms. Он посмотрит на телефон и увидит.

– Да. Да, – вспомнила Изольда. – Он почувствует вибрацию и прочтет. – Я напишу ему, чтобы он немедленно шел к нам.

Изольда достала сотовый телефон, приготовившись писать Яну просьбу.

– Нет! – Вера дрожала все телом. – К нам нельзя! Он увидит Яна и поймет, что он тоже с нами. Надо, чтобы он не приходил сюда. Чтобы Ян сразу шел к ним. Туда.

– Вера, он уже видел Яна. Виталий Витольдович приходил сюда сегодня ночью. Мы не успели увезти тебя отсюда. Он велел ждать его здесь.

– Ночью? Ночью? – Вера отказывалась воспринимать. – Кто? Кто приходил? Я ничего не понимаю. Я никого не видела. Я тебе открыла. Ты была одна. Изольда, ты была…

– Я приходила с Яном, когда ты еще не закрывала двери. Вера, ты не могла помнить. Тебе было очень, очень плохо. Я уложила тебя спать и ушла, предварительно захлопнув дверь. А потом вернулась и долго тебе стучала. Я сейчас напишу Яну.

Изольда составляла текст, а Вера с трудом воспринимала то, что отец Ренаты приходил в дом.

– Он что, видел меня та-к-кой…

– Вера, он знает, что ты иногда злоупотребляешь спиртным. Он следит всю жизнь за тобой. Но он знал тебя и другой. Тебе нечего стыдиться. Это он так жестоко поступил с тобой.

– Жестоко…жестоко…, – Вера была безумно расстроена, – не со мной. Нет. Мне Ната жизнь спасла. Это я не смогла сделать ее счастливой, как хотела. Как мечтала…

Вера как завороженная смотрела, как Изольда составляет письмо Яну.

– Если он увезет Ренату, – говорила Вера, – она же не сможет мне ни написать, ни позвонить, ни сказать. А я? Как я? Как я смогу не видеть, не слышать мою…

Она в бессилии, опустив руки, сидела и смотрела на Изольду.

– Я думаю, что мы еще поборемся. Не так-то просто, взять и увести человека, – откликнулась Изольда.

– Давайте отдадим ему все деньги. Изольда. Пусть он забирает все свои деньги. И дом. И дом пусть забирает. Я попрошу маленькую комнату. Самую маленькую комнатку.

– Вера, что случилось с вашей сестрой? Я имею в виду, что испугало его, что он решился оставить любимую женщину? Я хочу понять, что он боится? Чего он боится больше всего?

– Боится? Чего он боится? – Вера лихорадочно пыталась найти его страхи. – Дочь свою боится. Иначе б он не оставил ее, бедняжку, без отца и матери. Быть виноватым боится. Он, наверное, обвинил во всех бедах всех нас. Письма писать боится. Ни разу не написал. Хотя Рената все равно не смогла бы прочитать письмо. Письма… письмо…, – Вера лихорадочно ухватилась за эту мысль. – Ната получила письмо. Перед несчастьем она получила письмо… от Витольского.

– Ната? Ната? – переспросила Изольда.

– Да. Мою сестру звали Ната. Наталья. Дочь она назвала своим именем. Я, думаю, без него. Ему было все равно, как ее будут звать. Какое имя? Она, как узнала, бедняжка, какая малышка родилась, не до имени ей было. Одну себя, наверное, во весь винил. А я, после несчастья с сестрой, решила сразу имя переменить, чтобы судьбу счастливее сделать. Я ведь своего ребеночка ждала, и имя уже было. Или Ренат, или Рената.

Вот я и написала ее отцу о новом имени. Не Наталья Витальевна, а Рената Витальевна, а уменьшительное имя то же остается. Я ему все свои опасения описала по поводу судьбы. Объяснила, что это имя ей обязательно понравится, когда она вырастет, оно ей больше подходит.