Текст книги "Год дракона"

Перед чертой

Я очнулся в своей комнате. В окно било солнце, значит, наступило утро. Я надеялся, что это утро следующего дня, а не третьего или пятого после моего похищения. Я был очень слаб. Мне едва достало сил переместить руку на живот: под пальцами я ощутил тугую повязку. Слава богу, у Максика хватило мужества не только порешить эллогов, но и справиться с моими ранами. Кот говорил, что очень часто даже самые смелые воины становятся растерянными и беспомощными при виде кровоточащих ран или сломанных костей.

Открылась дверь, в комнату зашёл Максик. Я до мельчайших деталей помнил его в образе сосредоточенного и хладнокровного воителя. Можно было залюбоваться! Но сейчас он снова стал потерянным и напуганным подростком.

– Ты как? – тихо спросил он, присаживаясь на стул возле кровати.

– Хреново, – признался я.

– Я не знал, как нужно… в общем… зашил, как сумел, – Максик прерывисто вздохнул.

Мне хотелось его как-то подбодрить.

– Спасибо, что спас меня!

– Ты тоже спасал мне жизнь…

– Но тогда ты ещё не был воином.

– Теперь стал. Так что обращайся в любое время.

Мы помолчали. В этот момент я ощутил ту связь с братом, которой мне не хватало все эти месяцы, – его искренность, открытость, доброту.

– А где Настя?

– Здесь. Не мог же я бросить её в лесу одну, – брат смутился и потёр нос. – Она ночевала в Вовкиной комнате. Как думаешь, он рассердится?

– Я полагал, что ты, как джентльмен, уступишь ей свою.

– Я не мог. Там… – Максик запнулся. – Не прибрано!

– Так прибери сейчас. Тебе бы самому понравилось, если бы ты вернулся домой и обнаружил в своей комнате незнакомого человека? – я пытался вывести брата на разговор о рисунках, чтобы отвлечь его от моего ранения, но он понял меня превратно.

– Ты чего раскомандовался? Лежи и болей давай! – возмутился он.

– Ладно, извини. Будь другом… На второй полке, вон там, стоит пузырёк из тёмного стекла. Найди его.

Максик встал, принялся искать лекарство.

– Кажется, вот оно. Тут написано «покой».

– Да, верно, – я задержал дыхание, потому что в животе неприятно заныло. – По три капли два раза в день в питьё. Давай Насте. У неё стресс после всего, что она пережила. Капли помогут его снять.

– По три капли два раза в питьё, – повторил Максик и убрал флакон в карман. – А себе ты что-нибудь выпишешь?

– Если бы я в течение девяти минут после ранения принял панацею, то был бы уже здоров. Но мне даже и в голову не пришло взять её с собой. Когда выздоровею, я сделаю небольшие капсулы, разолью по ним лекарство, и каждый из нас будет носить с собой по паре капсул: для себя и для друга.

– Это всё здорово, но сейчас-то что делать? Ты подберёшь лекарство для себя?

– Не могу. Я не знаю, что со мной.

– Ты не помнишь, как тебя пырнули ножом?

– Помню, но это не просто порез. Там может быть воспаление, внутреннее кровотечение, ещё какая-нибудь ерунда.

– Кончай умничать! Просто скажи, какой из твоих флаконов тебе дать.

Я видел, что брат напуган, и мне не хотелось усиливать этот страх, забирая у него надежду.

– В шкафу на нижней полке стоят три стеклянных бутылочки из-под кетчупа. На их крышках знаки – треугольник, круг и крест. Круг означает отвар, треугольник – настойку, крест – экстракт. Это так, на будущее. Вдруг тебе понадобится лекарство в моё отсутствие…

– Не отвлекайся!

– Да. Возьми бутылку с крестом, завари обычный чай и добавь в кружку две чайные ложки экстракта.

– Хорошо! – Максик сорвался с места, и я еле успел его остановить:

– Эй, шустрик! Найди мне соломинку.

– Да! – брат сиганул за дверь.

Я закрыл глаза: пользы от этого чая было немного. Более того, он мог усугубить моё состояние, потому что если у меня внутреннее кровотечение, питьё убьёт меня. Но мне не хотелось лишать брата надежды, поэтому я рискнул. Это была опасная игра ва-банк. Впервые в жизни я ощущал себя бессильным что-либо сделать. Раньше опасность или отчаяние придавали мне сил, и я стремился противостоять обстоятельствам, преломить их в свою пользу или хотя бы извлечь какую-то выгоду. Сейчас же я находился в полном неведении. Даже если бы я видел свою рану, мне всё равно не хватило бы знаний справиться с ней. У меня наверняка были повреждены внутренние органы, и потому спасти меня мог только профессиональный хирург. Вызвать скорую сюда не возможно, везти меня в больницу было не на чем. Я оказался в заложниках у неизвестности и неизбежности. И они, как те два эллога, намеревались употребить меня без остатка. Всё, что требовалось от меня в данной ситуации, – с достоинством принять смерть и постараться причинить как можно меньше страданий брату.

Через пять минут вернулся Максик с чашкой чая.

– Он ещё горячий, но скоро остынет, – заботливо произнёс он. – И я нашёл соломинку!

– Что бы я делал без тебя?

Максик смутился.

– Как думаешь, Вовка рассердится?

– Из-за комнаты?

– Нет. Ну… что я оставил тебя одного и позволил эллогам…

– Максик! – мне стоило немалых усилий повысить голос, чтобы перебить его. – Ты не виноват. В этой ситуации никто не виноват, потому что эти твари очень хитрые и сильные. И, окажись ты на той поляне, не известно, как бы повернулась ситуация… Возможно, тебя бы тоже взяли в плен… возможно, даже убили бы… Всё случилось, как случилось… и ты поступил правильно… сделал всё, что мог…

Я старался говорить бодро и держаться молодцом, но голос мой слабел с каждым словом. Я чувствовал, что делаю слишком большие паузы, я задыхался и дрожал. И видеть при этом бледное испуганное лицо брата было невыносимо. Я собрал остаток сил и сказал:

– Максик, тебе не нужно бояться. Ты ни в чём не виноват…

– Ты говоришь так, будто умираешь…

– Такой вариант возможен.

– Замолчи!

– Я просто пытаюсь… подготовить тебя на всякий случай. Ведь произойти может всё что угодно…

– Ты просто пользуешься своим положением!

Я молчал. Во-первых, мне было трудно говорить, во-вторых, я пытался подготовить брата к худшему, но только сильнее пугал его.

– Ты прав, я капризничаю, – я прикрыл глаза. – Имею право… Не каждый день меня ранят в живот.

Максик улыбнулся, и эта улыбка стоила дороже всех сокровищ мира. Мне не хотелось оставлять его одного, но я не знал, хватит ли мне сил дождаться Вовки. Максик смотрел на меня с надеждой и отчаянием. Мы только что стали братьями – без всяких условий и условностей. Это был момент, о котором я мечтал, как только мы отправились в Болгарию. Именно так я его себе и представлял: наша с Максиком братская привязанность возьмёт верх над нашим соперничеством и обидами.

Как я и предполагал, чай мне не помог, и с каждым часом я чувствовал себя всё хуже и хуже. Я проваливался в забытье, а когда снова приходил в себя, видел у своей кровати брата. Похоже, он не отходил от меня ни на минуту, потому что едва я открывал глаза, как его лицо озарялось улыбкой облегчения и надежды. Я пытался говорить с ним, но голос мой ослаб настолько, что я сам не слышал того, что произносил. Я чувствовал себя виноватым перед братом за то, что заставляю его проходить через этот кошмар.

Когда я пришёл в себя после очередного провала в темноту, Максик, видимо, не выдержал происходящего и сам заговорил о том, к чему я пытался его подготовить:

– Знаешь… Вовка был прав: после ритуала мои сны о чудовищах прекратились. Я снова стал видеть то, что видел, когда был маленький – события из жизни, всякие путешествия и глупые ситуации. Это было так здорово! Я словно освободился, словно излечился от тяжёлой болезни. Но потом приехали близнецы и дали мне попробовать уран. Да, он придаёт силу, и мне нравится управлять ею, но… кроме этой силы он даёт мне ещё кое-что… нечто жуткое, – Максик сделал долгую паузу, как будто набирался смелости, чтобы произнести это. – Ночные кошмары про мёртвых драконов. Я вижу их снова и снова – убитых, заморенных голодом, замученных – и не могу найти покоя, пока не нарисую, – глаза брата заблестели. – Словно вся история гибели нашего рода проходит через меня… Я боялся, что я сойду с ума от этого, потому что каждая ночь для меня – пытка. А сейчас… – губы Максика задрожали. – Не заставляй меня переживать ещё и твою смерть… Я просто не вынесу этого!

У меня в горле встал комок, из-за которого было трудно дышать. Мне и так каждый вдох и выдох давался нелегко, а тут я просто задохнулся. Максик воспринял это как попытку что-то сказать, поэтому положил руку мне на плечо и улыбнулся:

– Молчи, не трать силы. Лучше борись, Женька! Ты нужен мне и нужен Вовке! Знаешь… моим ярким воспоминанием детства был не он, а ты. Ты был со мной рядом в детдоме, ты заступался за меня, успокаивал и говорил, что всё будет хорошо. Ты, а не он.

Я попытался возразить, но Максик остановил меня:

– Я понимаю: он боролся за нас по-своему, но всё же ты оставался моим кумиром. Помнишь, в детдоме дети забрали у меня водяной пистолет и солдатиков? Ты сказал тогда: «Я не дам тебя в обиду, потому что ты мой младший брат». Помнишь?

Я слабо кивнул.

– Ты самый лучший в мире старший брат, Женька! – на мою ладонь капнула слеза, и мне стало невыносимо стыдно. Тогда, в детдоме, я повторил Максику слова Вовки, сказанные им в тот день, когда нас увозили в детдом. «Я не дам вас в обиду, потому что вы мои младшие братья», – шепнул он мне, перед тем как нас с Максиком посадили в машину. И чтобы придать себе сил в новом коллективе, я опять, как в детстве, играл в меня и Вовку, отведя себе роль старшего брата.

– Женька, пожалуйста… не умирай… – Максик перешёл на шёпот и, уже не в силах справляться с нахлынувшими эмоциями, заплакал.

Раньше я никогда не думал о своей смерти: как она настигнет меня, где это произойдёт и сколько будет длиться. И вот наступил момент, когда не думать о ней уже невозможно. Если бы можно было выбирать, я бы предпочёл умереть в бою. Красиво упасть – пронзённым вражеским мечом или сражённым вражеской пулей. Я бы предпочёл, чтобы братья нашли меня уже бездыханного – тогда бы они смогли дать волю чувствам, они могли бы кричать в бессильном гневе или рыдать, не беспокоясь о том, что причинят этим страдания мне. Но медленно угасать в постели – беспомощным и хилым – это было нечестно по отношению ко мне и моему пятнадцатилетнему брату. Если бы я мог продержаться, просто пережить какой-то отрезок времени, после которого наступило бы выздоровление, я бы пережил. Я бы стиснул зубы и сделал всё, чтобы перебраться на другую сторону. Но я не знал, есть ли такое условие. Я не знал, что происходит с моим организмом. Возможно, то, что я ещё жив, – уже большое достижение.

Максик вытер слёзы и взял себя в руки.

– Я не отпущу тебя, понял? – сквозь зубы процедил он. – Что бы ты себе ни думал, никуда ты от меня не денешься!

Это прозвучало так безапелляционно, что я сам поверил в сказанное. Если бы смерть вызвала брата на дуэль, я уверен: Максик бы вышел победителем.

К сожалению, смерть предпочла действовать тихой сапой и постепенно подтаскивала меня к черте, переступив которую, я потеряю все шансы на возвращение. Я снова проваливался в небытие и снова возвращался, и с каждым разом моё пребывание в сознании становилось всё короче, а чёрные пробелы – всё длиннее. И когда я открывал глаза, я видел, что отчаяние в глазах брата крепнет. Мне хотелось его поддержать, и я улыбался. Не знаю, насколько жалкой выглядела эта улыбка, но это всё, что я мог сделать для младшего.

Когда меня в очередной раз накрыла темнота, я вдруг почувствовал, как медленно погружаюсь на дно реки. Я всем телом ощущал её течение, но мне было не победить его. Толща воды придавила меня так, что я не мог пошевелить и пальцем. Только лежал и смотрел, как река катит надо мной свои тяжёлые тёмно-зелёные волны. Сквозь них почти не проникал свет и звуки доносились искажёнными и глухими. Возможно, именно это явление древние греки и назвали Стиксом – рекой забвения.

Воскрешение

Под водой было тяжело даже моргать. Я, сколько мог, лежал с открытыми глазами, но стоило мне их закрыть, как я преодолевал небывалое сопротивление, чтобы снова увидеть бутылочно-зелёную толщу воды. И вот, когда я в очередной раз, дав себе отдохнуть, с трудом приподнял веки, в глаза мне ударил нестерпимо яркий свет. Я помнил, что о таком свете рассказывали люди, пережившие клиническую смерть, но они описывали его тёплым и приятным, а этот без жалости слепил меня. И не было никакого чувства защищённости и гармонии. Видимо, для драконов смерть наступала несколько иначе. Я зажмурился, ожидая, когда душа покинет тело и перенесётся в другой мир, но вместо этого ко мне начал возвращаться слух.

– Он приходит в себя, – донёсся издалека чей-то голос.

Я снова попытался открыть глаза, но свет резал по ним белым ножом, и я ничего не видел.

– Всё хорошо, Женя! Всё хорошо, – я ощутил на своём лбу чью-то руку – тёплую, сухую, лёгкую. От неё веяло спасением.

Я хотел спросить, где я и что произошло, но из горла вырвался только хрип.

– Не надо разговаривать, не трать силы, – голос слышался уже отчетливей. Он был знакомый и приятный, но я не мог определить, кому он принадлежит. И сквозь вуаль ресниц я видел одним расплывчатым пятном чьё-то лицо. Если он называет меня по имени, значит, ему можно доверять, потому что незнакомца Максик бы не подпустил ко мне.

– Женька! – второй голос прозвучал громче, и его я узнал бы из тысячи других – Вовка! Моя постель покачнулась – он сел на край кровати и взял меня за руку.

– Ну, как ты, дружище? Напугал нас…

Сквозь туман и слёзы, вызванные светом, я пытался разглядеть брата, но лишь по плечистой фигуре и голосу понимал, что передо мной – Вовка. Я беззвучно, как рыба, шевелил губами – спрашивал, как Максик.

– Теперь всё будет хорошо. Кот поставит тебя на ноги, – заботливо произнёс брат.

Кот! Это его голос я услышал первым. Видимо, Максик позвонил двуглавому, чтобы попросить совета, ведь из меня лекарь был хреновый. А близнецы приехали, чтобы не бросать парня одного наедине с проблемой.

– Максик рассказал мне про эллогов, – продолжал Вовка. – Давненько о них не было ничего слышно. Но ты, я смотрю, на всех фронтах успеваешь: пришельцев заколбасил, по пути подружку завёл.

Если бы не моя болезнь, я бы покраснел как помидор, но я лишь закатил глаза.

– Да ладно, ничего страшного, – Вовка легонько похлопал меня по груди. – Она симпатичная, хозяйственная. Помогает нам… И человек хороший. Жаль, что ей уже никогда не оправиться от увиденного. Такие раны не заживают, впрочем, как и твоя.

Мне хотелось узнать, что там с моей раной и насколько плохи или хороши мои дела, но говорить я не мог. Я закрыл глаза всего на полминуты, но неожиданно для себя уснул. Не провалился в темноту, а именно уснул и даже видел какой-то сон. Когда я снова открыл глаза, дневной свет показался мне не таким ярким. Я подождал, пока глаза к нему привыкнут, и осмотрелся. В кресле возле окна сидел Кот и листал мой блокнот, в котором я записывал рецепты произведённых мною отваров и настоев. Заметив, что я проснулся, Кот тут же переместился ко мне на кровать.

– Хорошо поспал, – с улыбкой констатировал он. – Как себя чувствуешь?

– Хреново, – просипел я.

– Это от наркоза. Ты хоть и был в отключке, но я не хотел резать тебя без анестезии.

– Резать?

– Я сам не в восторге от такого сценария, но иначе ты бы погиб. Нож пробил кишечник в двух местах, у тебя было внутреннее кровотечение. Ещё немного – и начался бы перитонит, – Кот опустил глаза. – В экстренной хирургии тебя бы спасли, но у нас каждая секунда была на счету, поэтому я… удалил часть кишечника…

– Что?..

– Прости, но в данной ситуации это был единственный выход.

Я закрыл глаза. Наверное, я должен был радоваться, что остался жив, но мне до слёз было жалко свой кишечник. Хоть я никогда в жизни не видел его, всё равно он был дорог мне, как рука или ухо. Он был частью меня – и вот его нет.

– Ты жив – и это главное. Скоро боли от рубцов пройдут, и ты сможешь запускать воронку.

– Спасибо, – выдохнул я. – Ты спас меня…

– Я сделал это с корыстной целью, – улыбнулся Кот. – Когда ты восстановишься, то излечишь меня.

Я вопросительно уставился на него, и вместо ответа близнец поднял левую руку.

– Помнишь то прикосновение, когда мы приезжали к вам в августе? С той поры я несколько раз делал этой рукой вещи, которые доселе были мне недоступны. Но это всегда происходило в моменты, когда я не контролировал свои движения – делал что-то на автомате или повинуясь импульсу. Я понял, что сознание блокирует подвижность руки, и стал работать в этом направлении. Видишь – я достиг больших результатов. Беша, правда, ещё не доверяет мне водить машину, но я делаю это без его ведома. Думаю, через пару месяцев я начну тренировки с оружием.

Мне было радостно слышать, что у Кота такие положительные перемены со здоровьем.

– Так что я жду твоего выздоровления, чтобы ты исцелил мою ногу. И тогда я буду в вечном долгу перед тобой.

– Я столько не проживу…

– Прослежу, чтобы прожил, – Кот поднялся. – Схожу за твоим лекарством. И кстати… я дочитаю, не возражаешь?

Он потряс моим блокнотом. Я, конечно, возражал, но всё равно согласно кивнул.

– Мне нравится твой подход к экспериментам. До некоторых вещей я не додумался, хотя они лежат на поверхности. Потом обсудим.

Кот вышел из комнаты, а мне стало тревожно: не нашёл ли он дневник Вовки? Мне бы очень не хотелось, чтобы туда заглядывал кто-то кроме нас троих.

В тот день у меня побывало много посетителей. Самым частым был, конечно, Кот. Он взвалил на себя функцию не только моего лечащего врача, но и медбрата, и сиделки и проводил со мной много времени. Вовка тоже заглядывал часто и всякий раз намеревался побыть со мной подольше, но Кот выгонял его, мотивируя это тем, что мне нельзя переутомляться. Несколько раз заходил Беша. От него веяло бодростью и оптимизмом, которым я невольно заражался. Мне хотелось, чтобы он, такой пыхающий энергией, задержался хотя бы на полчаса, но эта энергия не позволяла близнецу засиживаться, и через пять минут он покидал меня. Дважды ко мне заглянула Настя. Умытой и причёсанной я не сразу её узнал. Оказалось, что у неё густые пепельно-русые волосы, когда-то подстриженные под каре: короткое на затылке и удлиняющееся спереди. Такая причёска ей определённо шла.

Вообще, Настя была очень гармоничным человеком. Не красавицей и даже не симпатичной девчонкой, а именно гармоничной. У неё были красиво очерченные глаза с чуть опущенными уголками, такие же чётко очерченные губы с мягкими изгибами, нос уточкой, но с закруглённым кончиком. Женский и аккуратный вариант носа Депардье.

Когда Настя начинала говорить, то сначала едва заметно сжимала губы, словно причмокивала. А ещё она моргала не одновременно обоими глазами. Правое веко опускалось на долю секунды быстрее левого. Мне нравилось наблюдать за ней и улавливать вот такие мелочи, которые казались мне милыми.

Она поинтересовалась, как у меня дела, поблагодарила за спасение. В следующий приход она принесла медикаменты и инструменты, видимо, выполняя задание Кота. Единственный, кто так и не посетил меня, был Максик.

К вечеру я не выдержал и спросил, что с ним.

– Они с Бешей тренируются, – ответил Вовка. – Ты же знаешь: когда встречаются два воина…

– Тренировки ему дороже здоровья родного брата?

– Он спас тебя. Вытащил из огня, нёс на руках по лесу. Ты слишком строг к нему, – заступился за него старший, но мне было обидно, что младший игнорирует меня после того, как вывернул передо мной душу. Я чувствовал себя виноватым за тот разговор, будто я хитростью вынудил его на откровения.

На второй день я не выдержал и потребовал к себе Максика. Он явился с таким видом, словно я обделил его в завещании.

– С твоей стороны было мило справиться о моём здоровье, – я старался говорить нейтрально, но раздражение всё равно проскальзывало.

– Кот велел тебя не беспокоить.

– Другие беспокоили.

– Поэтому я и не лез, – Максик поджал губы и прислонился к косяку.

– Я чем-то тебя обидел?

– Нет.

– Возможно, я просил тащить меня по лесу несколько километров? Просил зашивать мне раны?

– Не просил.

– Или я обещал сдохнуть и не сдержал слово?

– Ты позвал меня, чтобы отчитать? – Максик отлепился от косяка и зло уставился на меня.

– Я не понимаю, почему брат, который пару дней назад рыдал у меня на груди и просил не бросать его, сейчас воротит от меня нос.

– Ты сам знаешь…

– Увы, нет! Просвети меня!

– Я говорил это лишь для того, чтобы мотивировать тебя. Ты должен был продержаться до приезда Кота, и я…

– Почему ты стесняешься этого? Почему боишься быть братом?

Максик слабо улыбнулся:

– Я брат тебе, что бы ты там ни говорил. Я спасу тебя снова, если ты окажешься в западне, я буду сражаться плечом к плечу с тобой, но развозить сопли по каждому поводу – это не для меня. Так что обнимашек не будет, извини.

– Я знаю другого Максика.

– Другим я не умею быть, – он одарил меня тяжёлым взглядом и вышел из комнаты.

Конечно, брат переживал из-за того, что я узнал его тайну про сны и мёртвых драконов, и он боялся, что я расскажу её Вовке. Мне надо было успокоить Максика, пообещать, что я сохраню его секрет, но я начал разговор не с той ноты, и теперь брат ещё больше замкнулся. Это обстоятельство не способствовало улучшению настроения. Впрочем, его окончательно испортило ещё одно известие.

На третий день я ощутил голод. Настоящее и сильное желание поесть. До этого я лишь пил – отвары Кота и бульоны, которые мне готовила Настя. И вот, чувствуя вполне естественное желание перекусить, я попросил Кота принести мне мяса из бульона.

– Старик, боюсь, это пока невозможно, – смущаясь, заявил он. – Видишь ли, я отрезал тебе с десяток сантиметров кишок, зашил, как сумел. Я не знаю, насколько после этого у тебя восстановится функция органа. Поэтому от твёрдой пищи тебе пока лучше воздержаться. Да и в будущем тоже.

– На одних отварах я на ноги не встану!

– Ты недооцениваешь их возможности.

– Я хочу есть нормально! – от волнения я аж покрылся испариной.

– Ты так говоришь, как будто всё зависит от меня! Если хочешь, я могу сказать: ешь мясо, – но через три дня мы отправим тебя в больницу с непроходимостью кишечника. Снова операция, которая вызовет вопросы, где была сделана первая…

– Чёрт! Я не хочу так! – я понимал, что злиться на Кота бесполезно: он лишь сделал необходимое, спас мне жизнь. За своё спасение я платил высокую цену.

– Будешь питаться тварями. Чаще, чем твои братья, но на одних монстрах можно протянуть. Поверь мне, я сам был при смерти и знаю, о чём говорю. Выше нос, Женя, у тебя начинается новая жизнь! Она будет отличаться от старой, но и из этого можно извлечь пользу.

Новая жизнь мне не нравилась. Конечно, стоило бы прислушаться к советам того, кого схватка с боном сделала почти инвалидом. Кот не мог самостоятельно выполнять многие простые манипуляции, не говоря уж о том, чтобы водить машину или драться. Мне же следовало лишь отказаться от биологической еды и полностью перейти на энергетическое питание, свойственное драконам. Мелочь по сравнению с тем, чем пришлось пожертвовать близнецу, но всё равно мне моё будущее оптимизма не внушало.