Текст книги "Западная Сибирь: мифы сказочной тайги"

Спор между Пор-нэ и М??? – ??
ось-нэ

Пор-нэ говорит как-то:

– Совсем маленькая земля стала, а людей много живет. Дальше так жить будут – совсем плохо станет. Тайги мало будет, воды мало будет. Что есть-то людям? Надо сделать так, чтобы людей меньше на земле стало.

А Мось-нэ ей говорит:

– Как так сделать? Пусть все живут. Если совсем ничего не станет, я так сделаю, что реки маслом течь будут. Будет, что поесть.

Пор-нэ[16]16
  Пор-нэ – злая кукла-страшилка, олицетворяющая местную бабу-ягу. Куклы были неким вместилищем негатива и людской злобы, не имели антропоморфных черт. Кукол делали тайно, прятали или подбрасывали недругам.


[Закрыть] разозлилась:

– Ха-ха-ха! Как так – масло вместо воды? А где рыбы будут жить? Как пароходы по рекам плавать будут? Совсем ты глупая, Мось-нэ! Пусть люди умирают, тогда на всех воды хватит.

Вот так раньше было. Пор-нэ правильно сказала. Она хоть и злая, но умная, а Мось-нэ глупая, хоть и добрая.

Как Мось-нэ и Пор-нэ искали себе мужей

Живут две женщины в поселке: одна Пор-нэ, другая Мось-нэ. Долго, коротко жили. Однажды одна пришла к другой и говорит:

– Пойдем поищем себе мужей!

Пошли. Пришли на берег реки, здесь живет Вшивый-Плешивый. Переехали на другую сторону реки. Пришли к маленькому домику, вошли в него. Там старуха сидит. Она и сказала:

– Внучка, поищи у меня в голове.

Мось-нэ стала искать у нее в голове и рассказывать:

– Уши у него очень большие, ноздри тоже очень большие. Глаза у него очень большие, голова вся вшивая. Моя голова тоже такая же. Руки и ноги у него очень-очень большие.

– Хватит, внучка, наверно, уже кончились.

Женщины дальше пошли. Нашли старенький домишко. И в нем старуха живет, она и сказала:

– За то, что искала в голове, возьми этот старый ящик.

Мось-нэ взяла ящик и ушла. Снова пришла на место, где живет Вшивый-Плешивый. Она поставила ящик, разожгла огонь, смотрит: в ящике сидит богатырь, землей взращенный, огненный богатырь! Мось-нэ пришла домой. Ящик в дом принесла. Богатырь утром поднялся, стрелу и лук сделал. Тут в их дом вошла Пор-нэ и проговорила:

– Мужским духом пахнет!

Мось-нэ ей ответила:

– Одна я живу. Где я возьму мужа?

На второй день муж Мось-нэ промышлять сходил. Пришел домой, стружки принес и огонь разложил. Снова в их доме появилась Пор-нэ, сказала:

– Снова мужским духом пахнет!

Мось-нэ ответила:

– Откуда я возьму мужа? Без мужа я живу!

На третий день муж Мось-нэ снова сходил в лес за стружкой и принес ее домой. Мось-нэ его попросила:

– Больше не разжигай костер. Пусть так будет.

Появилась Пор-нэ. Мось-нэ на этот раз ей сказала:

– Я себе мужа нашла. Ты тоже сходи, мужа найдешь: на берегу реки дом стоит, там у бабушки есть сын. Его в мужья и возьмешь.

Пор-нэ пошла к той старушке. Пришла к ней в дом, поискала в голове старушки и обозвала ее «вшивоголовой». Вскоре Пор-нэ собралась идти домой. Старушка отдала ей новый ящик за то, что поискала в голове. Пор-нэ взяла ящик и принесла домой. Смотрит: в ящике зверь сидит. Этот зверь вскочил и убил Пор-нэ за оскорбление старушки.

Мось-нэ, Пор-нэ и их дети

В одном месте, в одном поселке живут две женщины. Одна – добрая женщина, другая – злая и вредная. Мось-нэ из мансийского рода – очень умная и хитрая, Пор-нэ глупее. Пор-нэ ходит к Мось-нэ сказки и сказывать, и слушать. У Мось-нэ есть человеческий ребенок, а у Пор-нэ – Мальчик в Образе Пестрого Щенка.

Долго жили, коротко жили. Однажды Пор-нэ сделала зло: она затолкала сына Мось-нэ в бочку, закрыла крышкой и в воду опустила. Мось-нэ плачет и горюет по своему сыну. Так и осталась жить одиноко, без сына.

Долго жили, коротко жили. Вдруг Мось-нэ видит: откуда ни возьмись, у реки землянка появилась, и кто-то в ней живет. Мось-нэ заметила, что сын Пор-нэ – Мальчик в Образе Пестрого Щенка – туда часто ходить стал, еду кому-то носит. Мальчик в Образе Пестрого Щенка не захотел жить со своей матерью и ушел к Мось-нэ.

Однажды Мось-нэ спросила Мальчика в Образе Пестрого Щенка:

– Ты каждый день уходишь. Куда ты ходишь?

– Я к воде хожу. Там старушка со стариком живут. У них есть сын, он мой друг. Туда и хожу.

Прошло несколько дней. Мось-нэ напекла хорошего и вкусного хлеба, сказала Мальчику в Образе Пестрого Щенка:

– Отнеси этот хлеб твоему другу, пусть он поест.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка взял хлеб и пошел к реке. Пришел к землянке, нашел друга, накормил его хорошим хлебом. И совсем было поймал его, сына Мось-нэ, но тот вырвался и убежал от него. На следующий день Мальчик в Образе Пестрого Щенка и Мось-нэ пошли к землянке вместе. Они принесли с собой хорошей еды. Сын Мось-нэ вышел из землянки, стал играть с Мальчиком в Образе Пестрого Щенка. Поиграли, поиграли, сын Мось-нэ и сказал:

– Я домой пойду, в землянку. Там отец и мать меня ждут.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка умолял его:

– Давай еще немного поиграем!

Стали они дальше играть. Мось-нэ в это время схватила своего сына за руку и больше от себя не отпускала. Мальчик плакал, просился в землянку к родителям. Но Мось-нэ все же увела его с собой.

Вот вместе они теперь живут, втроем. Построили хороший дом. Сын Мось-нэ промышляет, хорошо добывает пушнину. Что ему надо, то и приносит. Много вещей наносил.

Долго жили, коротко жили. Однажды сын Мось-нэ собрался ехать торговать на другую сторону реки. Мальчик в Образе Пестрого Щенка просил взять его с собой. Вместе поехали. Приехали на другую сторону. Там жил Усынг-отыр-ойка. Он спросил:

– Что за город на той стороне образовался?

Сын Мось-нэ ответил:

– Там живут Мось-нэ и Мальчик в Образе Пестрого Щенка. Они город и построили!

Жена Усынг-отыр-ойки пнула собаку – Мальчика в Образе Пестрого Щенка – и выгнала ее на улицу. Сын Мось-нэ, будучи торговым человеком, ей сказал:

– Это моя собака, на улицу ее не выгоняй!

Усынг-отыр-ойка снова поинтересовался:

– Что за город на той стороне?! Такой он красивый, и все там есть! Все, что имеют, на месте продают. И совсем новые вещи!

– Тот город – город Мальчика в Образе Пестрого Щенка.

Юноши из поездки возвратились домой. Что видели и что слышали, про все рассказали Мось-нэ. Тут Мось-нэ сказала сыну Пор-нэ:

– Ты сходи на ту сторону. Там растет береза с золотыми листьями, принеси ее домой.

Отправился туда Мальчик в Образе Пестрого Щенка. Пришел к березе, выкопал ее и домой вернулся. Березу посадил около своего дома.

Еще богаче жить стал. Какие бы дорогие вещи ни были, все покупает.

Долго жили, коротко жили. Юноши снова отправились на ту сторону реки. Мальчик в Образе Пестрого Щенка рассказал всем, как он разбогател, посадив возле дома березу. Усынг-отыр-ойка сказал:

– Я поеду на ту сторону, сам посмотрю, как они там живут.

Однако жена не отпускала его. Усынг-отыр-ойка послушал ее и не поехал. Мальчик в Образе Пестрого Щенка еще съездил в другую страну, в другое место. Очень много купил лошадей. Еще богаче стал! Усынг-отыр-ойка стал собираться, чтобы съездить на ту сторону. Сам поехал на этот раз. Приехал туда и сказал:

– Как меня ни держала жена, но я все-таки приехал.

Долго ли, коротко ли он здесь находился. Они с Мось-нэ стали жить как муж и жена. Здесь и сын Мось-нэ живет, и Мальчик в Образе Пестрого Щенка вместе с ними стал жить. Они привязали Пор-нэ к двум лошадям и разорвали ее пополам.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка снял с себя собачью шкуру и таким красавцем оказался! Он, оказывается, специально в собачьей шкуре ходил.

И теперь они все вместе живут, и все вместе радуются.

Ненцы

Легенда о женихах

Давно это было, когда еще Ветер с Луной на Савдейских сопках чай пили, а лебеди им воду в чайниках приносили. Жили в ту пору двое молодых ненцев. Одного люди звали Мерчяхад – Буранный Ветер. Второй имел имя Нерминдя – Вперед Идущий. Полюбили они одну девушку, красавицу Аркату – Большой Очаг. Пришли к ней и сказали:

– Выбирай в мужья кого-то из нас!

Задумалась она: оба красивые, оба пригожие. Кого в мужья выбрать? И решила так: пусть состязание между ними покажет, кто сильнее и ловчее. Победитель войдет в свой чум с молодой женой.

Стали женихи состязаться. Тынзеем[17]17
  Тынзей – длинный аркан для ловли оленей.


[Закрыть] оленей ловить. Это же самое главное для тундровика – оленя из стада выловить. Мерчяхад – посильнее, накинет он тынзей на рогача, тот, как вкопанный, стоит. А если дернется, он того рывком на землю валит. Но Нерминдя половчее оказался. Когда Аркату из ружья в воздух выстрелила, заканчивая их состязание, то у него больше пойманных оленей оказалось.

Обозлился Мерчяхад. Бросил тынзей: за сопку его закинул. И сказал сопернику:

– Попробуй-ка так же!

Три раза кидал свой тынзей Нерминдя – не смог его до тынзея Мерчяхада докинуть. Невеста на следующую осень состязание перенесла.

И вот год прошел. Снова женихи спор ведут. Пойманных оленей посчитали – поровну. Мерчяхад свой тынзей к дальнему болоту закинул. И тынзей Нерминди рядом упал. Тогда Мерчяхад и приказал:

– Свяжите мне ноги!

Со связанными ногами в три прыжка через болотце перескочил. Крепкие ноги у Мерчяхада! Закричал он сопернику:

– Теперь ты прыгай!

А Нерминдя знает, что у него так ловко не получится. Что же делать? Видит, что возле чума четыре нарты стоят. Стал через них туда-сюда прыгать. Сто раз прыгнул! А когда Мерчяхад начал прыгать, на сороковом прыжке промахнулся. Нарту разломал и сам захромал! Опять никто не победил. Пришлось невесте новый срок назначать.

Новая осень пришла, невеста снова женихов на состязание позвала. И опять они во всем равны. Оленей ловко ловят, тынзей далеко бросают, двумя ногами в три прыжка через нарты прыгают. Ни в чем друг другу не уступают! И тут над ними гусиная стая пролетела, от зимы спасалась.

– Эй, Мерчяхад, – закричал Нерминдя, – попади топориком в гусиное крыло!

Кинул Мерчяхад топорик и промахнулся. Сверкнул он недобрым глазом и крикнул в ответ:

– Эй, Нерминдя! Если ты топориком достанешь с неба птицу, невеста твоей будет!

Сказал так – и проиграл. Не знал, что его соперник все лето топорик бросать учился. Мерчяхад от злости в буранный ветер превратился. Все по тундре летает, за обиду отомстить хочет. Всякого, кто впереди идет, с ног сбить старается. Если в чум ворвется, очаг без огня оставит. Но бессилен ветер перед человеком, для которого тундра – отчий край.

Вот какую легенду поведал старый тундровик. Выявились в ней глубинные истоки, питающие вешней силой скромные цветочки тундровой царь-ягоды морошки. Пять видов состязаний ненцев видятся мне пятью лепестками того цветка.

Почему совы не видят солнечного света

Жил старик-сова со своей старухой, и был у них один-единственный сын. Пришло время сына женить.

Сказал тогда старик-сова своей старухе:

– Надо женить нашего сына. Не знаешь ли ты для него жены?

Ответила старуха-сова:

– Я целыми днями в чуме сижу. Что я знаю? Ты повсюду ходишь. Тебе лучше известно, где найти жену для нашего сына.

Сказал на это старик-сова:

– Ну, если ты не знаешь, то я знаю. У воронов есть младшая сестра. Придется нам перекочевать в их землю.

Вот пустились совы в путь, долго ли, коротко ли кочевали, только доехали без всяких происшествий. Младшую сестру воронов в жены своему сыну взяли. Сыграли свадьбу.

Потом совы обратно в свою землю отправились. Проехали около семидневных перекочевок. Остановились, чум поставили. Несколько дней на одном месте живут.

Сестра воронов была уж очень черна, и характер имела вспыльчивый. Никакого поперек ей сказанного слова не стерпит. А старуха-сова ворчливая, всегда на своем поставить хочет.

Стала однажды молодая невестка волосы расчесывать.

– Бабушка, – начала она, – мне голову смазать надо бы. Нет ли у тебя мозга из ноги дикого оленя?

Старуха-сова заворчала в ответ:

– Мозг из ноги дикого оленя тебе понадобился! Откуда его взять? Твой родные не положили мозгу в твои нарты. Да и черную голову чем ни смажь, все равно не станет она белой.

Невестка ответила:

– Моя чернота вместе со мной на свет появилась.

Так, слово за слово и поспорили. Рассердилась невестка на свою свекровь и сказала:

– Пока видны еще мои следы, пойду-ка я обратно в свою землю.

Ушла сестра воронов, а совы перекочевали в свои места. Надо им для сына новую жену искать.

Вот наступила весна. Из теплых стран прилетели канюки[18]18
  Канюки – род хищных птиц семейства ястребиных.


[Закрыть]. Сказала тогда старуха-сова:

– В поисках невесты мы по лесам кочевали. А тут девушки-невесты сами к нам приехали. Можно взять в жены нашему сыну дочь птиц-канюков.

Взяли совы в жены своему сыну дочь птиц-канюков. Сыграли свадьбу. Вместе жить стали. Невестка всем хороша: добрая, работящая, воду и дрова для чума заготовляет, никогда слова грубого не скажет.

Только однажды заболела у невестки голова. С каждым днем все хуже становится. Сказал старик-сова своей старухе:

– Хороша невестка наша, да как бы не умерла она.

Ответила старуха-сова:

– Недалеко от нас живет, говорят, шаман-мышелов. Нужно его позвать, может быть, он вылечит нашу невестку.

Пошел сын совы за шаманом-мышеловом, привел его в дом, тот сказал:

– Сделайте для больной чум из дерна. Пока я лечить буду, в этот чум не входите.

Сделали совы чум из дерна. Внесли туда больную. Вместе с ней шаман-мышелов вошел. Семь дней лечит. Совы и близко к чуму подойти не смеют.

Через семь дней стих голос шамана. Потом он сказал:

– Откройте двери чума.

Открыл старик-сова двери чума, и шаман-мышелов оттуда стрелой вылетел. Послушала старуха-сова и прошептала:

– Не слышно больше стонов нашей больной. Наверно, она поправилась.

Вошли совы в чум, а от дочери канюков только косточки остались. У старика-совы, у его старухи, у их единственного сына слезы так и полились. Словно аргиши[19]19
  Аргиш – караван из оленьих упряжек.


[Закрыть], текут у них слезы по обеим сторонам клювов.

Стали канюки перекочевывать в теплые страны, увидели, как плачут совы, и спросили:

– Чего вы так плачете? Есть у нас ведь еще женские шапки, невесты есть. Если одна умерла, другую дадим.

Сказал старик-сова:

– С женами из других мест нам не посчастливилось. Будем мы зимовать в своей тундровой земле на дернистом хребте. Может быть, в этих местах найдем невесту своему сыну.

Улетели канюки, а совы опять плакать стали. Так плакали, что глаза у них закрылись. С той поры и не видят совы дневного света.

Этой сказке конец.

Сын хозяина Ябта Саля

Маленькая ивняковая речка. Среди ивняка стоит наш чумик. Покрыт он где травой, где кусками нюка[20]20
  Нюк – покрытие чума, сшитое из оленьих шкур.


[Закрыть]. Наша мать сделала из ивняка маленький деревянный невод. Этим неводом она перегородила речку, потому что в ней много рыбы. Наш деревянный невод постоянно наполнен рыбой. Зимой мать делает силки и ставит их. В силки попадаются куропатки. Зимой иногда у нас бывает так: если вечером поедим, утром нечего есть, утром поедим – вечером нечего есть. Не помню, с каких пор мать нас так растит.

У меня есть маленький брат, ему семь лет. Так мы и живем в нашем чумике, что нам делать на улице? Через некоторое время, слышно, приехал один ездок.

Мать так сказала:

– Вот приехал человек, который нас ищет.

Я ответила:

– Ведь мы никого не знаем, кто нас может искать?

Мать-старуха так сказала:

– Мы живем, скрываясь от людей.

Этот мужчина проехал около самых дверей. Наконечником хорея[21]21
  Хорей – тут: деревянный шест до пяти метров с костяной или деревянной пуговкой на конце.


[Закрыть] он приподнял край двери. Наконечник был шириной со шкуру осеннего теленка. Приехавший так сказал:

– Жена Ябта Саля, мы ищем тебя десять лет, с тех пор как убили Хозяина Ябта Саля. Девочка-то у тебя была, а сына ты, видимо, в утробе носила. Ты спряталась в кустах на ивняковой речке. Теперь я тебя нашел по следам. В поисках тебя мы загнали много оленей, мы ноги истоптали. Жена Хозяина Ябта Саля, ты постарела. Если бы я тебя нашел раньше, взял бы тебя в жены. Теперь ты мне не нужна. Отдай мне твоего сына. Он вырастет – нас убьет.

Мать моя спрятала сына за спину. Она так ответила:

– Как я его отдам, ведь я вместе с ним ложусь, вместе с ним встаю? Если умереть, так вместе умрем!

Наконечник своего хорея он запустил в чум. Поддел меня и вытащил на наконечнике на улицу и так сказал:

– Женщина Хозяина Ябта Саля, вместо тебя я увожу твою дочь, а послезавтра я приеду, чтобы убить твоего сына. Теперь, когда я вас нашел, далеко вы не уйдете.

У Хан Хаденгота (так звали приезжего) были запряжены два быка, он дернул вожжу и поехал. Моя мать кричит ему вслед:

– Хан Хаденгота, ты увез мою дочь. Оставь мне моего мальчика!

Долго ли мы едем, коротко ли едем, впереди показалось стойбище – около пятидесяти чумов. Мы приехали к этим чумам. Он так сказал:

– Вот мой чум, иди туда!

Вот я направилась к чуму. Как я войду в незнакомый чум? Около него была нарта, на которую кладут шесты, я села на передок этой нарты. Хан Хаденгота распряг своих оленей. Из чума люди выходят и заходят обратно, и никто не говорит: «Ведь здесь, оказывается, человек». Наступил вечер. Хан Хаденгота так сказал:

– Дочь Хозяина Ябта Саля, заходи в чум! Тебя не убьем.

Я вошла в чум, осторожненько села на конец половых досок. То ли жена его, то ли сестра его поставила еду на стол. Он так приказал:

– Накормите девочку!

Молодая женщина сказала мне:

– Подвигайся к еде.

Я села поближе к еде, стала есть хорошее мясо и думаю: «Я-то здесь ем, а мои родные без еды, наверное, сидят». Вот они легли спать. Я улеглась около двери на конце половых досок. Ночь переночевали. Утром Хан Хаденгота так сказал:

– В жены ты еще мала, наверное, пока ты поработаешь. В чуме у нас работы нет, будешь караулить оленей. Когда достигнешь зрелого возраста, мы тогда, наверное, тебя возьмем в жены.

Вот он меня направил в стадо к оленям. Целую неделю я иду до края оленьего стада: оленей очень много. Через неделю дошла до конца стада, обошла его кругом. Целую неделю собираю стадо, подгоняю оленей к чумам. На дороге оказался холм, по нему я гоню стадо.

Олени спустились на другую сторону холма. У подножия его начиналась река. Из низины со стороны реки слышится плач. То кто-то заплачет, то перестанет. Я пошла туда посмотреть, смотрю, а это мой маленький брат. Он тащит худую паницу[22]22
  Паница – женская меховая одежда.


[Закрыть] матери и плачет.

Я так спросила:

– Зачем ты пришел сюда?

– Моя мать меня отправила, дала мне старую паницу и сказала: «Укроешься ею. Придет Хан Хаденгота, убьет тебя. Пусть ты умрешь не на моих глазах».

Вот мы оставили оленей и побежали неизвестно куда. Маленького брата я веду за руку.

Через некоторое время мы спускаемся к равнине. Как только мы спустились, оказалось, что равнина прилегает к морю. Там был мыс. Мы подошли к основанию мыса и увидели небольшой склон. Разве на этом склоне когда-то были чумовища? Да, мы ходим прямо по чумовищам. Только обломки шестов лежат, нюки все оборвались. Тут, наверное, когда-то была целая сотня чумов. Кости покойников лежат, как сухой ивняк.

Я так сказала:

– Мать говорила, что у нас была целая сотня чумов. Жители семи земель напали на нас, чтобы отнять наше имущество.

Среди разбитых чумов был один железный. Его железные шесты заржавели в земле. Рядом виднелось озеро. На другой его стороне стояла нарта, между ее полозьями был воткнут в землю хорей. Мы пришли туда. Полозья железной нарты вросли в землю. Я так сказала:

– Это нарта нашего отца, Хозяина Ябта Саля.

Осмотрели мы эту нарту. Потом я взглянула на большой холм. Там ездоки стоят и кричат:

– Дочь Хозяина Ябта Саля, зачем ты убежала? Поймаем тебя и прижмем на конце мыса.

Едущие впереди стоя гонят оленей. Я схватила воткнутый между полозьями отцовской нарты хорей и держу его в одной руке, как посох, а другой рукой веду маленького брата. Вот мы дошли до конца мыса. Тут двигаются льдины. Я железным хореем оттолкнулась от конца мыса и прыгнула. Опустились мы с братом на плывущую льдину. Тут я выдернула хорей.

Хан Хаденгота, слышно, кричит:

– Зачем мы ее упустили? Мальчишка, оказывается, очень бойкий, мы на оленях не можем догнать! Когда вырастет, он нас убьет. Теперь мы их долго не найдем.

Так мы целые две недели прыгаем по льдинам. Через две недели дошли до земли. То ли был тут изгиб, то ли нет, мы поднялись на берег, на отлогий мыс. Я воткнула хорей в землю, Хан Хаденгота пусть скажет: «Дочь хозяина Тонкого мыса здесь поднялась».

Зашагали мы в тундру. Идем туда, куда ведут нас ноги.

Наступило лето. Тут мы находим птенчиков и едим их, ягоды и морошка тоже еда. Так мы живем целое лето.

Пришла зима. Мороз, холодно. Если сильно замерзнем, мы забираемся под мягкий снег. Мой маленький брат просит:

– Я есть хочу!

Я говорю:

– Где я еду возьму?

Вот мы идем. Наконец я увидела впереди огонь, мы направились прямо к нему. Темно. Поднялись на песчаный холм. На этом холме чумы стоят. Там и тут огоньки мелькают. Мы вошли в ближний чум. Там горел костер, и люди ели. Я села на дрова около двери. Чум полон людей, но они будто и не видят, что мы пришли, разговаривают между собой.

Я сама заговорила:

– Я-то большая, я потерплю, дали бы для маленького братишки кусочек!

Старший из них, слышно, сказал:

– Ого, наш огонь зашумел что-то, к плохому ли это?

Я так сказала:

– Это не огонь, это я говорю!

Они ничего не дали. Я второй раз попросила:

– Дайте кусочек для братишки, он есть хочет!

Женщина так сказала:

– Наш огонь к плохому, видно, зашумел?

Вот мы с братом улеглись на край лат[23]23
  Лата – доска, пол в чуме.


[Закрыть], заснули. Я проснулась – никакого чума нет. Рядом покойников много, а мы лежим около большущего гроба. Тут я брату сказала:

– Мы словно ума лишились – зашли к мертвым!

Пошли дальше. Перед нами раскинулась большая-большая река, стали подниматься по ней вверх. Насколько глаз хватает – берега реки покрыты лесом.

Так мы идем месяц. Холодно. В лесу можно от ветра укрыться, не как в тундре. Через некоторое время на краю леса показался один чум. По берегу реки олени бродят. Дошли мы до того чума. Прежде чем войти, я огляделась и увидела очень большие лыжи, словно с когтями, и подумала: «Что это такое?»

Мы вошли в чум. Там одна девушка сидит и шьет. На противоположной стороне человек спит, только суконное одеяло растянуто.

Девушка шепотом спросила:

– Вы кто?

И показывает на дверь. Мы тут же потихоньку вышли на улицу. Девушка так говорила:

– Дочь Хозяина Ябта Саля, ты в этой земле не скроешься; в чуме ведь человек спит, он вас ищет. Он теперь устал, поэтому спит. Это Ламба Хаденгота, брат Хан Хаденгота.

Я так сказала:

– Мы от Хан Хаденгота ушли.

Девушка тут же зашагала к своему аргишу, развязала веревки у грузовой нарты, дала нам сушеного мяса и растопленного оленьего сала:

– Это вам на ночь. А теперь идите к ямочке, вырытой оленями. Этой паницей[24]24
  Паница – женская шуба из шкуры оленя.


[Закрыть] будете укрываться ночью. Приходите завтра, когда его не будет. Я – сестра Ламба Хаденгота. Жены у него нет. Если вы завтра придете, я вам помогу.

Мы дошли до пастбища и улеглись в яме, вырытой оленями, и, укрывшись паницей, выспались. Утром Ламба Хаденгота, слышно, спрашивает:

– Кто вчера приходил? Я голоса слышал.

Девушка отвечает:

– Никто не приходил. Может, я сама с собой говорила.

Я так сказала:

– Братец, теперь пойдем, он, наверное, ушел.

Мы зашагали к чуму. Действительно, он ушел. Мы вошли, девушка была одна. Она сварила пищу и накормила нас. Накормив, одела и так сказала:

– Теперь в ближних местах для вас хороших людей нет. Вы идите все время вверх по этой реке. Придете к концу реки. Там увидите семь больших сопок. До них будете идти целый месяц. Подниметесь на эти сопки. Посмотрите – там будет семьдесят чумов. Это чумы Семи Сохо. Семь братьев Сохо тоже не сидят на месте, они ищут твоего брата. Эти семь братьев Сохо, когда убивали твоего отца, тоже помогали. По другую сторону этих семи сопок будет другая река, она называется Нерцьте. В тех чумах живет младшая сестра Семи Сохо, она добрая. Она вам укажет, что делать. Она, может, вас спрячет и вырастит брата.

Вот мы опять зашагали. Верно, идем целый месяц. Через месяц показались семь сопок Сохо. Очень большие были сопки. Мы поднялись на среднюю. Я смотрю по сторонам: действительно, видны семьдесят чумов. Оленей очень много. Я думаю: «А может, это олени моего отца?» Назад взглянула – виден чум Ламба Хаденгота.

К показавшимся чумам мы идем целую неделю. Не дойдя до них, очутились на пастбище.

Я так крикнула:

– Мой братец, останься здесь!

Наступил вечер. Я оставила брата в ивняке. Сама вместе с оленями незаметно подошла к чуму. В конце аргиша, сидя на нарте, шила девушка. Я подошла к ней. Она так сказала:

– Дочь Хозяина Ябта Саля, прийти-то ты пришла, а брата потеряла, что ли?

– Нет, не потеряла. Я его оставила в ивняке.

– Вас все ищут. Днем и ночью Семь Сохо ездят. Они хотят убить твоего брата, пока он не вырос, боятся мести. Ради наживы Семь Сохо много невинных людей погубили.

Девушка вошла в чум.

– Пока нет моих братьев, я тебя накормлю.

Она быстро сварила пищу, накормила меня. Когда поели, она так сказала:

– Я твоего брата выращу, вырастить человека – это хорошее дело. Вырастет он, я за него пойду замуж, если он возьмет меня. Теперь слушай: вы пойдете вниз по реке Нерцьте, найдете очень большой ручей. По нему дойдете до устья реки. В устье этой реки есть дорога, пойдете по ней. Дорога уходит в ивняк, там нарты стоят. В них все есть. Вы поставите свой чум в очень густом ивняке, чтобы до вас нельзя было добраться. Для варева будете брать оленей из стада. В нартах найдете аркан. Олени будут ходить по берегу реки. Только брата не отпускай далеко. Если будете варить, то топите ночью.

Вот я пошла к брату. Накормила его. Потом мы зашагали. Спустились вниз по реке. Действительно, дошли до большого ручья. По этому месту дорога шла. Она привела нас в ивняк. Здесь грузовых нарт много было.

Мы развязали грузовые нарты, нюки и все, что нужно, и спрятались в густом ивняке. Поставили себе чум. Я хожу за едой для нас по краю ивняка. Олени по берегу большого ручья ходят. Сколько я могу, столько и беру, с братом мы их ночью таскаем.

Так живем мы десять лет. Костер разжигаем ночью. Днем мой брат никуда не ходит. Через десять лет мой брат сказал:

– Надоело мне жить в ивняке. Ты проведай сестру Семи Сохо. Что она скажет?

Я так сказала:

– Теперь ты, наверное, вырос, достиг совершеннолетия. Если за тебя возьмется один человек, ты, наверное, одолеешь его.

Вот мы зашагали вверх по ручью. Когда идем, я отстаю от брата, а он меня ждет. Я смотрю на брата, который ушел вперед, и любуюсь: плечи у него широкие, талия тонкая. Я думаю: «У моего брата нет имени. Пусть его будут звать Нинмя Ябтако». Когда я догнала брата, он сказал:

– Очень ты тихо идешь!

Я так ответила:

– Когда-то я тебя водила за руку, ты тоже тихо шел.

Так и идем мы. Показались чумы. Я так сказала:

– Ты пока останься здесь. Мужчин, наверное, нет дома. Что скажет сестра Семи Сохо?

После этих слов я зашагала к чумам. Пришла. Сестра Сохо шьет, сидя на нарте. Она так сказала:

– Дочь Хозяина Ябта Саля, ты выросла. Теперь послушай меня: младшего Сохо никакое оружие не возьмет. Его смерть всегда с ним. У него есть нож. Умереть он может только от своего ножа. Его нож не поддается ни колдовству, ни шаману, ни оружию. Ты, может быть, убьешь его этим ножом. Мне, видимо, придется взять для тебя это оружие. Теперь вы с братом идите в сторону, ночуйте там. Братья мои вечером придут. Я скажу младшему брату: «Вы все время ездите, нужно много одежды. Я шью целыми днями, у меня затупился нож». Он ответит: «Я устал». – «Ну, если так, дай мне твой нож». В полночь ты приходи сюда. Если он услышит, так пусть. Услышит – хорошо, и не услышит – тоже хорошо.

После ее слов мы пошли в сторону. Стемнело. Приехали братья Сохо, распрягли оленей. Они, слышно, говорят:

– Мы не можем найти сына Хозяина Ябта Саля, куда он скрылся? Мертвого найти не можем и живого найти не можем. Мы состаримся, пока его ищем.

Голоса смолкли, наверное, они вошли в чум. В чуме заснули. Ничего не слышно.

Брат мой так сказал:

– Вот теперь я пойду. Ты останься и спи здесь.

Я так ответила:

– Как я останусь спать? Как я смогу уснуть?

Тут же, шагая большими шагами, Нинмя Ябтако ушел. Я подхожу к чуму. Они уже схватились с Младшим Coxo.

Девушка вышла на улицу и так закричала:

– Младший брат Сохо, не могу я смотреть, как вы безвинных людей губите. У тебя другой смерти нет, ты умрешь от своего ножа.

Она отдала нож сыну Хозяина Ябта Саля. Младший ее брат сел на землю и крикнул:

– Младшая сестра моя, я ведь тебя жалел, а ты вот, оказывается, какая! Если б я это знал, убил бы тебя маленькой.

Сестра так ответила:

– Довольно тебе жить, приходят хорошие люди, приходят плохие люди, но никто от тебя живым не уходит. Вы не видите в этом греха. Сына Хозяина Ябта Саля я сама вырастила на краю пастбища в ивняке. Я вас теперь погублю.

Нинмя Ябтако убил Младшего Сохо. Ночь переночевали. Наутро Нинмя Ябтако так сказал:

– Здесь, наверное, мы жить не будем, нужно пригнать оленей.

Вот мы откочевали. Кочуем целый месяц. Через месяц показался чум Ламба Хаденгота. Мы встали на такое место, откуда виден чум:

Нинмя Ябтако так сказал:

– Я пойду в чум Ламба Хаденгота.

Я так ответила:

– Я тоже пойду с тобой.

К виднеющемуся чуму мы ехали недолго. Вошли в него. Девушка была одна. Она так сказала:

– Ламба Хаденгота ушел искать тебя.

Нинмя Ябтако сказал:

– Я пойду по его лыжне. Наутро ваш чум перевезите.

Нинмя Ябтако уехал куда-то. Мы переночевали. Утром разобрали чум и пригнали оленей, сделали это только вдвоем. Стали к чумам Семи Сохо. Поставили свой чум. Нинмя Ябтако нет неделю. Через неделю он пришел и так сказал:

– Ламба Хаденгота и Хан Хаденгота не могли меня найти. А я Ламба Хаденгота сразу нашел. Он был очень сильный, еле его одолел. Хорошо, что он был один. Нам нужно перекочевать в землю отца.

Ночь переночевали. Стали собираться кочевать. Пригнали оленей. Он привязал их к аргишу сестры Семи Сохо и аргишу сестры Ламба Хаденгота. Кочуем. Долго ли, коротко ли кочуем, уже первые олени стали телиться. Вот впереди показался Тонкий мыс.

Когда я была маленькая, этот мыс я по-настоящему не знала. Мыс вытянулся в море. Мы стали чумом на том мысу.

Нинмя Ябтако так сказал:

– У нас ведь была старушка-мать. Пойдем искать ее. Ведь я не помню, где находилась ивняковая речка.

Вот ребята стойбища пригнали оленей. Нинмя Ябтако привязал для меня четырех белолобых оленей.

Сестра Семи Сохо так сказала:

– Мать-то твоя, наверное, жива, возьми с собой паницу и еду.

Я в нарту положила паницу и еду. Тут мы поехали. Едем целый день. У основания этого мыса было длинное заболоченное озеро. От него начиналась ивняковая речка. Мы поднялись по ней. Эта маленькая речка превратилась в настоящую реку с обрывистыми берегами. Мы едем, не пропуская ни одного изгиба ивняковой реки, по каждому изгибу едем.

Через некоторое время увидели мы в ивняке макушку чума. Чум стоял на том же месте. Мы остановились и привязали нарты. Я первая распахнула дверь. В распахнутую дверь вошел брат.

Наша мать совсем старая стала, в углах ее глаз сели лебеди. Сама она сидит на постели согнувшись.

– Кто вы такие? – спросила мать.

Нинмя Ябтако так сказал:

– Старым людям молодых людей трудно узнать. Кто тебя здесь оставил? Что тебя привело сюда?

– Когда-то я сама пришла сюда.

– Как ты сюда пришла, ведь ты очень старая?