Текст книги "Западная Сибирь: мифы сказочной тайги"

Телеуты

Как появились телеуты

У духа Алтая и его жены – богини природы Умай – было шесть дочерей и двое сыновей. Крепкая и дружная это была семья. Духи всех горных вершин, которыми управлял Хозяин Алтая, не раз благодарили своего главного бога, Ульгеня, за доброго и мудрого наставника.

Вот однажды прознал Злой Дух Земли – Дьер-Дютпа, – что не простые дети растут у Хозяина Алтая: став взрослыми, они смогут уничтожить Злого Духа Земли, а их дети и дети их детей положат конец всему плохому и злому на Земле. Заволновался Дьер-Дютпа и решил опередить страшные для него события: расправиться с детьми Духа Алтая.

Но не даром славился Хозяин Алтая мудростью и дальновидностью. Узнал он про намерения Злого Духа и спрятал своих детей. Души своих любимых сыновей Хозяин Алтая спрятал в двух каменных памятниках, которые поставил на восток от себя на расстоянии вытянутой правой руки. Каменные памятники на могилах умерших никто не имел права разрушать, даже Злой Дух. Старших дочерей превратил в каменные изваяния и поставил на запад от себя на расстоянии левой руки.

Двух же младших дочерей спасла Умай. Сама она после поцелуя его превратилась в реку Катунь, а дочки в притоки этой реки. Уйти от них Дух Алтая теперь не может, он живет рядом и охраняет их покой. Это гора Белуха. Она считается священной: подниматься на нее кощунственно и смотреть на нее вблизи нельзя.

Среди алтайцев насчитывается около 100 народностей, но самыми известными являются те, которые повели свой род от этих четырех сестер: от Теле-уут пошли телеуты. Русские называют эту сестренку Стройнушкой, а алтайский перевод этого имени означает «основание». И это объяснимо: в VI–VIII вв. нашей эры долину Беле-Кур заселяли именно телеуты. Теле-уут – первая в ряду сестер.

Теле-сой дала начало телесам, которые позднее расселились на берегах Телецкого озера. От Кума-най пошли кумандинцы. Теле-нет дала начало теленгитам.

Купец

У одного купца было три сына. Купец им и сказал:

– Тех, кого в жены возьмете, увидите в своих снах!

Его сыновья ушли. Старший сын вернулся и сказал:

– Дочь купца во сне в жены взял.

Средний сын, возвратившись, сказал:

– Дочь бия[65]65
  Бий – тюркский дворянский титул, соответствует титулам князь, властитель, господин.


[Закрыть] во сне в жены взял.

Старший и средний сыновья, рассказав про сны, удалились.

Младший сын, возвратившись, сказал:

– Я невесты не нашел. В моем сне у воды лягушка лежала. Ее взял.

Старший сын вернулся, купеческую дочь в жены взял. Средний сын вернулся, дочь бия в жены взял. Младший сын искал-искал, невесту так и не нашел, но на берегу реки лягушку с берега реки взял и домой принес.

Купец сказал:

– Старшая сноха пусть куртку сошьет! Средняя сноха пусть шаровары сошьет! Младшая сноха пусть сапоги сошьет! Я завтра к хану поеду.

Старший сын, вернувшись домой, жене сказал:

– Мой отец велел тебе куртку сшить!

Средний сын, вернувшись домой, жене сказал:

– Мой отец велел тебе шаровары сшить!

Младший сын, вернувшись домой, деньги считать стал. Лягушка спросила, зачем ему деньги, а парень ответил:

– Чтобы сапоги в лавке купить. Отец велел тебе сапоги сшить, завтра к великому хану поедет, а если их не купить, то как быть?

– Сапоги сошью я, – сказала лягушка. – Деньги не трогай.

Тот парень деньги назад высыпал и уснул. Утром лягушка, разбудив парня, сказала:

– Сапоги готовы!

Когда парень проснулся, на сапоги посмотрел: с золотой вышивкой сапоги были. Взял их и в дом отца пошел.

Двое старших сыновей пришли, сшитые шаровары и куртку показали. Отцу не понравилось, разгневавшись, выбросил одежду. Младший сын сапоги отцу подал. Отец посмотрел, даже швов не нашел, сказал:

– Эти сапоги понравились! Теперь старшая моя сноха пусть хлеб испечет, средняя моя сноха пусть сухарей насушит, а младшая моя сноха пусть булку испечет. Я утром к хану поеду.

Когда старшие сыновья вернулись, то, что отец сказал, рассказали женам. Младший сын, когда вернулся, деньги считать начал. Лягушка спросила:

– Зачем деньги считаешь?

– Отец сказал, чтобы ты булку испекла. Уж сможешь ли ты испечь булку? Поэтому, чтобы булку на базаре купить, деньги считаю.

Лягушка сказала:

– Ты деньги не трогай, булку я испеку!

Парень лег спать. Утром лягушка сказала:

– Вставай! Булку отцу отнеси.

Парень, булку взяв, отцу отнес. Отец, когда увидел дар сына, удивился:

– Что это такое беленькое?

Парень ответил

– Это моей женой, паршивой лягушкой, испеченная булка.

– Нравится!

Теми двумя снохами приготовленная и принесенная пища купцу не понравилась, собакам выбросил, после этого сказал:

– Утром три снохи мои, втроем придя ко мне, пусть мне споют, послушаю-ка я их голоса!

Когда вернулись домой, старшие сыновья женам сказали:

– Утром отец велел прийти! Велел песни ему спеть!

Две старшие снохи в шелка нарядились.

Младший сын домой вернулся и лягушке-жене сказал:

– Я жену свою, стыдясь, не поведу. Разве красивый у нее лик, чтобы я повел ее? У лягушки откуда хороший голос может быть? Другого человека найму, поведу, покажу и хорошо спеть велю!

– Человека не нанимай, я и сама схожу и спою! – ответила лягушка.

Парень, на лягушку-жену не надеясь, загрустил да заснул.

Утром на следующий день лягушка сказала:

– Быстро вставай!

– Ты дурная паршивая лягушка! Мне с тобой вместе – стыдно, вместе не пойду! – кричал молодой парень.

– Как бы то ни было, к нашему отцу вдвоем пойдем, идти все равно надо!

– Нет, вместе не пойду, я вперед пойду!

– Хорошо, если меня стыдишься, вперед иди!

Парень отправился, когда туда пришел, рядом с отцом печальный сел. Отец, глядя на него, сказал:

– Похожего на лягушку человека нигде нет! Песня ее очень красивая, лик ее, если туда посмотришь, как луна, если сюда посмотришь, как солнце; сквозь мясо кости видны, сквозь кости костный мозг виден. Весь дом от ее красоты сверкает. Двух других снох эта лучше.

После этого отец, глядя на двух старших снох, добавил:

– Этих дурных от меня прочь уведите!

Двух старших сыновьей ни вещей, ни денег не дав, прогнал. Младшему сыну и невестке, что было, отдал, сам у него на всем готовом жить стал. Двух старших сыновей пастухами сделал, двух старших снох – поварихами, младший сын расчетливым купцом стал.

 
Мужчина ли в шубе ходит,
Кто знает?
Конь ли под потником ходит,
Кто знает?
 

Мертвая невеста

Давным-давно у одного богатого хана была единственная дочь-красавица. Но совершенно неожиданно она заболела и умерла. Родственники ее оплакали, одели в лучшее платье и с почестями похоронили. В гроб по древнему обычаю телеутов положили разные гостинцы, а возле головы поставили туесок[66]66
  Туес – сосуд из бересты.


[Закрыть] с топленым коровьим маслом.

Но оказалось, что девушка вовсе не умерла, а уснула летаргическим сном. Очнувшись, она с ужасом обнаружила, что находится в гробу. Понимая, что без посторонней помощи ей не выбраться, оцепенев от страха, она замерла. Совсем рядом ей послышались голоса. Хотелось закричать, позвать на помощь, но голос не слушался. Вскоре речь людей стала громче, по разговору дочь хана поняла, что это грабители.

Девушка лежала не шелохнувшись, боясь спугнуть своих «спасителей». Руки и ноги девушки уже начали затекать от неподвижности, воздуха становилось все меньше, было трудно дышать. Неловко повернувшись, она опрокинула туесок с маслом, измазала руки и волосы. И тут неожиданно крышка гроба открылась, девушка стала жадно хватать ртом воздух, а дрожащими руками неосознанно вцепилась в рядом стоящего человека. Тот в ужасе, еле расцепив руки бывшей покойницы, убежал прочь.

С трудом выбравшись из могилы, дочь хана пошла к дому, но подумав, что может испугать родителей, так и не решилась войти.

Продрогнув и обессилев, она уже хотела идти, куда глаза глядят, но в это время, на счастье, из дома вышла ее дальняя родственница, девушка подозвала дрожащую от страха женщину, рассказала, что с ней произошло, и попросила сообщить обо всем родителям. Родители встретили дочь с большой радостью, их счастью не было конца. Отец тут же пообещал, что тому, кто откопал дочь, отдаст ее в жены да еще и половину своего богатства в придачу.

Но несмотря на такое щедрое обещание спаситель так и не объявлялся. Очевидно, боялся, ведь ясно, что не добрые побуждения заставили его среди ночи раскапывать могилу богатой девушки. Тогда дочь хана вспомнила о перевернутом туеске и о том, что хваталась за одежду того человека масляной рукой. По этой улике и нашли молодца.

Хан сдержал слово: отдал парню и дочь в жены, и половину своего богатства.

А случилось все в этой легенде о мертвой невесте так, как бывает только в сказках: когда молодые люди увиделись, то с первого взгляда полюбили друг друга. Вот так молодой человек откопал себе богатую и любимую невесту.

Глиняный ребенок

Давным-давно жили старик со старухой. У них не было детей. Так, без детей и без наследников они и состарились. Уже и сил у них совсем не осталось, так ослабли, что воды для питья, дров для растопки принести не могли, так в нищете и жили. Однажды старуха и говорит старику:

– Старик, а старик, коли бог нам ребенка не дал, ты бы мне хоть из глины ребенка вылепил, а? Хоть ребенок будет и из глины, если мы его выкормим да вырастим, он в старости нашим подспорьем станет, помогать будет.

Старик старухины речи слушает и сомневается:

– Будет ли глиняное дитя нам родным ребенком?

– А как же иначе, старик, ребенок хоть и из глины – все равно ребенком будет, – отвечает старуха.

Нехотя старик из дома вышел, взял глины и ребенка вылепил. Этого, из глины вылепленного ребенка, старухе принес. Старуха глиняного ребенка спеленала, на печь положила. День лежит глиняный ребенок на печке, другой лежит, на третий день у него голос прорезался, он и говорит:

– Мама, мне жарко стало, сварюсь я здесь, спусти меня с печки!

Услышали старик со старухой, что им ребенок говорит, обрадовались. Сняли ребенка с печки, на лавку посадили. Еще две-три ночи прошло, глиняный ребенок встал, пошел, играть начал. Дальше – больше, с каждым днем подрастая, глиняное дитя старика со старухой отцом-матерью звать стало, во всем за ними ухаживать стало. Из глины вылепленный ребенок девочкой оказался. Во всем матери помогать стала: воды принесет, полы в доме подметя, вымоет. Любую работу в доме выполняет. Старик со старухой дочке радуются, живут на всем готовом и горя не знают. Доченька их всю работу переделает, на улицу выйдет, с ребятами поиграет и домой возвращается.

Так старик со старухой в радости и жили, весна прошла, лето настало. На земле и на деревьях плоды-ягоды поспели. Однажды позвали подружки глиняную девочку в лес по ягоды. Глиняная девочка у матери спрашивает:

– Можно мне по ягоды пойти?

Старик со старухой отвечают:

– Что же, дитя, иди.

Дали ей туесок в руки и отправили по ягоды.

Все дети набрали ягод полные туески и по домам пошли. У глиняной же девочки дно туеска прогнившим оказалось. Сколько девочка ни спешила ягоды набрать – не наполнялся туесок, ягоды сквозь дно проваливались. А девочка все собирает да собирает ягоду, потом дорогу потеряла, заблудилась.

Блуждала она, блуждала и оказалась на берегу озера. Уже вечер наступил. Смотрит девочка, а домик отца и матери на другом берегу озера оказался. «Как же я через озеро переправлюсь?» – думает девочка, а посреди озера старичок в берестяной лодке рыбу ловит. Закричала ему девочка:

– Дедушка-дедушка, перевези меня через озеро!

Старичок-рыбак отвечает:

– Ну что же, перевезу! – и поплыл к девочке на берестяной своей лодке.

Села девочка в лодку. Старик на лодке стал веслами грести, на середину озера выплыл. Не перевозит девочку, только на середине озера взад вперед плавает. Так старичок плавает и, к девочке обращаясь, песню поет:

 
– В мой дом, из камыша сделанный,
Войдешь ли, девушка?
Каурую мою бороду
Будешь ли нюхать, девушка?
 

Девушка в ответ поет:

 
– В твой дом, из камыша сделанный,
Пусть жук входит, старик,
Каурую твою бороду
Пусть жук нюхает, старик!
 

Старичок еще поет:

 
– В дом мой, из тростника сделанный,
Войдешь ли, девушка?
Рыжую мою бороду
Будешь ли нюхать, девушка?
 

Девушка так поет:

 
– В дом твой, из тростника сделанный,
Пусть козлы входят, старик.
Рыжую твою бороду
Пусть козел нюхает, старик.
 

Не стерпел старик девочкиной песни, обозлился, к берегу озера подплыв, с лодки девушку столкнул. Девочка вся в воде вымокла, ползком на берег выбралась, домой пошла. Пока домой шла – по дороге заболела. Входит девушка домой и видит, что старик со старухой своего, из глины вылепленного, ребенка потеряли, сидят и слезами обливаются, черные мысли их разум гложут. Когда ребенок домой вернулся, старик со старухой обрадовались!

– Дитя наше вернулось! – говорят они.

Дочка их сказала:

– Мама, папа, мне тяжело стало, заболела я, поскорей мне постель постелите. Я лягу, отдохну.

– Ляг, детка, отдохни – говорят старик со старухой, постель постелили, уложили дочь. – Доченька, почему у тебя одежда мокрая, в воду, что ли, упала?

– Папа, мама, я заблудилась. На той стороне озера оказалась. Через озеро меня перевез старик в берестяной лодке. С лодки сходя, я в воду упала, поэтому моя одежда вымокла.

– Ну, дитя, никуда не денутся твои вещи, высохнут, сама скорее выздоравливай, – так сказав, спать легли.

Когда утром проснулись, то видят, что из глины вылепленный ребенок их, в воде размок и умер. Очень старик со старухой своего ребенка жалели, хоть и из глины вылепленного. Плакали-плакали, так и умерли.

Шорцы

Анчи Абышка и Кара-Молат

Давным-давно жил в густой тайге старый охотник по имени Абышка, жильем ему служил шалаш из молодых деревьев. Со старой женой жил анчи[67]67
  Анчи – охотник.


[Закрыть] Абышка бездетно и одиноко. Весь век свой прожив в тайге, они ни разу людей не видели, не знали, что кроме них еще на свете много людей живет.

Анчи Абышка у подножия Черной горы охотился: сорок шергеев[68]68
  Шергей– капкан для небольших зверей.


[Закрыть] имел на зверей, сорок силков ставил на птиц, а в Белом озере тридцатью мордами рыбу ловил. Так они со старухой и жили.

Однажды анчи Абышка свои силки посмотреть пошел и увидел, что все силки уничтожены. Анчи Абышка перепугался. «Весь век свой охотился в этой тайге, ни разу такой беды не случалось», – подумал старик. Силки кое-как поправив, анчи Абышка к Белому озеру отправился на морды взглянуть. К берегу подошел и увидел, что все морды его кем-то из воды выброшены, переломаны.

– Экое диво! – совсем старый анчи встревожился. Снасть разрушенную починил, опять в воду поставил.

Домой без добычи вернулся, старухе своей сказал:

– Великое диво я видел, большая беда к нам нагрянула. Весь век в тайге прожил, но такого несчастья со мной не случалось. Или какой-то дикий зверь появился, чтоб нас с тобой сожрать, или смерть наша приближается и нас поторапливает век доживать. Все мои снасти кто-то разрушил.

Старушка горько заплакала: видно, не будет больше житья в тайге, видно, придется от голода умереть. Вместе старики загоревали. Три дня прошло, снова анчи Абышка пошел силки осматривать. Опять все силки испорчены. К Белому озеру пошел – все морды кто-то опять переломал и на берег выбросил.

Стоя на берегу, бедный анчи заплакал, слезы на грудь ему падали. «Что я теперь старухе скажу? – думал старик. – Пищи у нас нет, добывать зверей и птиц теперь нечем. Большое горе на голову мне свалилось!» Вышел старик на яр, сел и думать стал о своей судьбе.

Вдруг под яром он услышал голос тихий. Насторожился анчи, ушам своим не поверил: если голос принадлежит человеку, откуда здесь человеку взяться? Если зверь какой-нибудь близко – звериных таких голосов анчи никогда не слыхал.

Абышка, ружье наготове держа, стал с яра спускаться к воде и тут увидел большую нору, на зев печи похожую. Из норы прежний голос слышался. Старик к норе тихонько подполз, в нору заглянул – ничего не видно. Незнакомый голос тотчас умолк. Анчи в сторону отполз, стал за норой наблюдать. Снова голос из норы послышался.

«Наверное, этот мошенник мои силки попортил! Сейчас я с тобой разделаюсь», – подумал анчи Абышка. В нору ружье нацелив, приблизился, громко крикнул:

– Эй, человек ты или зверь, выходи, не то стрелять буду!

Снова в норе стало тихо.

– Выходи, еще раз говорю! Сейчас стрелять буду! – закричал опять анчи.

Тут из норы показалось что-то черное, мохнатое – медвежонок выполз и вдруг по-человечьи заговорил:

– Погоди, погоди, анчи, не стреляй. Зачем ты на меня нацелился? Лучше с собой уведи, может, тебе пригожусь когда-нибудь.

Старик, удивленный, ружье опустил.

– Раз ты со мной хочешь идти, впереди иди, я дорогу буду указывать.

Когда старик с медвежонком в шалаш вошли, старуха испугалась, закричала и в темный угол запряталась.

– Не бойся, старуха, – сказал Абышка. – Хотел я его застрелить, а он в сыновья к нам напрашивается, помогать нам в работе хочет. Нам, старым, подмогой будет.

Медвежонок сразу повеселел, ласково заговорил:

– Не бойся, мама, меня, хоть я и медвежью шкуру имею, но от человека родился. Отец мой проклял меня, и я в медвежонка превратился, среди зверей обречен был жить. А мне с людьми веселее. Вы бездетные, лишним в семье не буду, что прикажете – все буду делать!

Согласились старик со старухой его в сыновья взять.

– Живи с нами, дите, – сказал анчи Абышка.

Вечер настал. Медвежонок, как щенок, у порога заснул. Утром чуть свет медвежонок поднялся, что-то сам с собой залепетал, потом к старику обратился:

– Ну, отец, пойди взгляни вокруг шалаша, черный туесок там найдешь, сюда его принеси.

Анчи Абышка из шалаша вышел, кругом его обошел и черный туесок нашел. Никогда здесь этого туеска не было. Старик в шалаш туесок принес. Медвежонок продолжил:

– Теперь три раза по туеску постучи, крышку сними и скажи: «Сколько кушаний есть в тебе, все выкладывай».

Так старик и сделал. Посреди шалаша вдруг белая скатерть раскинулась, на скатерти множество кушаний появилось, да все такие, каких анчи никогда и не пробовал. Только молока куриного нет, а вина и кушаний сколько хочешь.

– Мои отец и мать, что вы на пищу глядите, за еду не принимаетесь? – спросил медвежонок стариков. – Теперь, мой отец, на охоту тебе ходить не придется, снасти в Белое озеро закидывать незачем. Ешьте сколько угодно, еды не убавится, на всю жизнь хватит!

Сели старик со старухой по одну сторону скатерти, сын их приемный – против них. Пир богатый в шалаше начался. Сколько ни ели все трое – кушаний не убавилось.

– Пусть твой век долгим будет, приемный наш сын, – сказали они медвежонку. – Богатой пищей ты нас угостил. Хоть и звериную шкуру имеешь ты, а ум, видно, у тебя человечий. Сердце, видать, у тебя доброе.

До ночи старик со старухой радовались, веселились, так и не кончив еды, не подымаясь с места, уснули. Утром, проснувшись, опять за еду принялись, снова до вечера пировали.

На третий день пробудились утром, видят – кушаний как не бывало, черный туесок кружком плотно закрыт. Старики встревожились.

– Эзе[69]69
  Здесь: ну.


[Закрыть], эзе, мой отец и моя мать, – успокаивал их медвежонок, – когда захотите есть – снова туесок откроется. Я среди зверей и птиц вырос, с друзьями надо мне повидаться. После еды туесок закрывайте, без меня никому туесок не показывайте, никого едой из него не кормите. Три дня меня дома не будет, по земле родного отца моего похожу.

Старик со старухой медвежонка проводили, вдруг у них на глазах он исчез, сказать, что убежал, – звука шагов старики не слышали, сказать, что улетел, – хлопанья крыльев не слышали. Как в землю провалился.

Вдосталь насытившись, старики из шалаша вышли и видят – красавец конь вороной к шалашу спешит. На коне человек незнакомый сидит, такой же сморщенный и седой, как сами анчи и старуха. Едет старик с закрытыми глазами, еле в седле сидит, качается, руками за гриву коня держится. В богатые одежды старик одет. Лицо у старика суровое. Конь, словно боясь уронить его, не бежит, а плывет: спина коня не шелохнется. К шалашу всадник подъехал, остановился, глаза открыл и сказал:

– Ну, теперь, может, и живым останусь, а то совсем умирать собрался.

Вздохнул тяжело старик и с просьбой к анчи Абышке обратился:

– Дай приют мне в твоем шалаше, накорми скорей, от голода я умираю.

Сняв старика с коня, анчи Абышка со старухой его в шалаш ввели, постель ему приготовили и на нее положили. Незнакомец тотчас уснул, немного поспал и, проснувшись, еды попросил.

– Век свой охотой кормился я, – сказал анчи Абышка, – теперь удача мне изменяет, нечем, путник, тебя покормить.

Со слезами пришелец пищу выпрашивать стал. Абышку стоны старого человека разжалобили, у старухи глазами совета он спрашивает. Сердце старухи не выдержало. Из темного уголка анчи волшебный туесок вытащил, прячась от старика, открыл. Из туеска разной пищи вынул и подал плачущему старику. Полдня ел старик – вдосталь насытился, сразу помолодел и повеселел. У анчи Абышки спросил:

– Кто ты такой, хозяин, что столько пищи имеешь?

– Бедный анчи Абышка, в черной тайге живущий, – ответил анчи.

– Слышал я о тебе, Абышка. А я Чашкан, хозяин этой тайги. Поохотиться думал, да вот заблудился, шесть дней плутал, чуть от голода не погиб.

Говоря о себе, Чашкан от анчи не отставал: откуда берет Абышка столько кушаний сладких, кто их ему готовит? Абышка гостю не отвечал, отмалчивался.

А Чашкан все настойчивее расспрашивал, сердиться начинал.

Не выдержал анчи, волшебный туесок гостю показал:

– Только руками к нему не притрагивайся. Мой сын, туесок мне давший, настрого запретил туесок показывать, в чужие руки давать не велел.

– Зачем тебе, бедному, старому, такой туесок? – промолвил Чашкан. – Отдай мне его, Абышка.

– Сын не велел никому отдавать; хоть ты и хан этой тайги, отдать туесок тебе не могу, – ответил старый анчи.

Тут Чашкан совсем рассердился, с постели вскочил, затопал, заругался:

– Лучше добром отдай, не то силой возьму, тебя и старуху жизни лишу!

Анчи Абышка туесок из рук не выпустил. Чашкан на него набросился, туесок вырвал, из шалаша вон побежал. Анчи со старухой, за полы его держась, за ним потащились. Хан, стариков оттолкнув, на коня вскочил и мигом в тайге исчез.

Старый анчи и его жена слезами горькими залились, с земли не поднимаясь, весь день горевали. Сын-медвежонок из тайги возвратился, спросил:

– О чем вы слезы льете, отец мой и мать моя?

– Богатому человеку мы доверились, твой туесок ему показали, а он его отобрал у нас.

– У богатого полон живот, да глаза не сыты, всегда так бывает, – проговорил сын-медвежонок. – С богатым поделились – вот и наказаны. Плакать и убиваться бросьте, Чашкан от меня далеко не уйдет.

Начал тут сын-медвежонок что-то по-своему бормотать, глаз с тайги не сводя. И вот Чашкан из тайги показался, к шалашу покорно подъехал. Голову хан повесил, глаз от земли не в силах поднять, тихим голосом просил:

– По вашим дорогам ходить не буду, в пути вам никогда не встречусь – только жизни не лишайте.

Анчи Абышка туесок от седла отвязывал и говорил:

– Про сына я тебе ничего не сказал, думал, сам о моем могучем сыне узнаешь.

– Откуда сюда приехал, туда и возвращайся! – прокричал сын-медвежонок Чашкану. – Бедных охотников не обижай, у голодных куска не отнимай, не то худо тебе будет.

Чашкан свои сорок зубов сомкнул, слова не вымолвил, коня повернув, прочь поскакал. Анчи со старухой обрадовались, приемыша благодарили.

Спокойно и счастливо зажили. Анчи на охоту не ходит, старухе у очага нечего делать – хорошая пища всегда под руками, стоит лишь туесок волшебный открыть. Сын-медвежонок растет, все сильнее становится.

Однажды он старикам сказал:

– Жить так мне скучно, надумал я жениться.

– Пий-пай[70]70
  Пий-пай – ласкательное обращение.


[Закрыть], наш сын, если жениться тебе время пришло – за чем дело стало? Нам, старикам, веселее жить со снохою будет. Невесту сам себе выбирай, твой молодой ум наших старых умов лучше, – так старик со старухой ответили.

Сын-медвежонок им рассказал:

– Вдали от нас, на устье Черной реки, Кара-Каан живет. У Кара-Каана есть дочь по имени Кара-Торгу. Хочу к ней посвататься.

– Пусть по-твоему, сын, будет. Да только пойдет ли дочь хана за тебя, сына анчи-бедняка?

Утром анчи Абышка и сын-приемыш, волшебный туесок взяв, в путь отправились. Много ли, мало ли шли, до устья Черной реки добрались, на берегу белый дворец с золотыми воротами увидели. У золотых ворот их страж остановил:

– Куда и зачем идете?

– Если Кара-Каан дома, хочу с ним повидаться, – ответил анчи Абышка.

Страж золотые ворота перед ними распахнул и дорогу указал, Анчи с медвежонком во дворец вошли. Кара-Каан за столом золотым сидел, сердито спросил:

– Что тебе надо, анчи Абышка?

– До меня слух о твоей дочери Кара-Торгу долетел, пришел я ее посватать за сына единственного моего.

Не дав Кара-Каану и слова вымолвить, анчи Абышка пятьсот слов уже выпустил. Рассердившийся было Кара-Каан рта раскрыть не успел, как старый анчи по волшебному туеску постучал и приказал:

– Ну-ка, черный мой туесок, выкладывай кушанья такие, каких и ханы не видывали, не отведывали.

Открыл анчи туесок: на столе перед Кара-Кааном такие яства вдруг появились, что хан на них как на чудо глядит. Только куриного молока нет среди этой снеди.

Ничему не удивлявшийся Кара-Каан от удивления рот раскрыл, никого не боявшийся на этот раз испугался: откуда у такого бедного анчи такие богатства, не злые ли духи с анчи Абышкой явились?

А яства, расставленные на столе, у Кара-Каана обильную слюну вызывали. Не утерпел Кара-Каан, за кушанья принялся.

От сладкой еды он расслабел, от крепкого вина захмелел. Никогда не соглашавшийся Кара-Каая дал добро замуж за медвежонка дочь выдать. Три дня Кара-Каан с гостями угощался, три дня пировал.

Когда жених с невестой наедине остались, медвежонок у Кара-Торгу спросил:

– Расскажи мне, Кара-Торгу, что ты на свете знаешь?

– Что мне, девице, знать, за меня мой отец Кара-Каан все знает.

– Что ты делать умеешь, Кара-Торгу?

– Зачем мне что-нибудь делать уметь, – надменно ответила Кара-Торгу, – у моего отца слуг достаточно, которые все для меня делали, отец мой Кара-Каан богат, все, что мне надо, для меня добудет.

– Если ты сама ничего не знаешь, если ты делать ничего не умеешь, во всем на отца надеешься, с ним и оставайся, мне такой подруги не надо, – решил медвежонок.

Кара-Каан, об отказе жениха узнав, сильно разгневался, анчи Абышку и медвежонка велел прогнать.

– Ничего, мой старый отец, неудаче не огорчайся, – сказал медвежонок старику, когда они домой возвращались. – Не богатая и знатная жена мне нужна, умную и трудолюбивую хочу.

– Дело твое, сынок, тебе с женою век жить, сам невесту себе выбирай, – ответил ему анчи Абышка.

Однажды медвежонок старикам сказал:

– Вдали отсюда есть Желтое озеро. На берегу этого озера Сарыг-Каан живет, у него дочь по имени Сарыг-Торгу есть. Хочу к ней посвататься, но теперь я один пойду.

– Не нам тебя учить, ты лучше нас знаешь, что делать надо, – так старики ответили.

Волшебный туесок с собой взяв, медвежонок в путь отправился.

Скупой и жадный Сарыг-Каан сердито медвежонка встретил, хотел своих собак на него натравить, сам за семью дверями спрятавшись, медвежонка поносил. Однако человечий голос его услышав, богатые яства, из волшебного туеска добытые, увидев, Сарыг-Каан вмиг подобрел, двери открыл, медвежонка в жилище пригласил. Жадно на яства накинувшись, быстро половину их съел, половину про запас упрятал, только тогда дочь показал.

– Скажи мне, красавица Сарыг-Торгу, что ты на свете знаешь? – обратился медвежонок к девице.

– Зачем мне, девице, много знать, – беспечно ответила Сарыг-Торгу, – выйду замуж, пусть муж за меня думает, что надо мне – знает.

– Что делать умеешь ты, Сарыг-Торгу? – продолжил медвежонок.

– Все, что мне надо было, для меня родители делали, выйду замуж – пусть муж делает, – ответила девица.

– Нет, подруги такой мне не надо, такая невеста мне не подходит, – сказал медвежонок и дом Сарыг-Каана покинул, огорченный к своим старикам вернулся.

Однажды медвежонок старикам молвил:

– Зачем вдалеке от родной земли невесту искать, к богатым и знатным в двери стучаться? Неподалеку от нас, на берегу Белого озера, старый Ак-Каан живет, у него дочь Ак-Торгу есть. Пойдем, отец, попробуем к ней посвататься.

Волшебный туесок с собой прихватив, анчи Абышка с медвежонком на берег Белого озера отправились, в дом к Ак-Каану вошли. Старый Ак-Каан приветливо гостей встретил, как равный с равными разговаривал. Ак-Торгу к гостям вышла, вежливо поклонилась. Медвежонок к ней обратился:

– Расскажи нам, красавица Ак-Торгу, что знаешь, что делать умеешь?

– Чего сама я еще не знаю, добрые люди узнать помогут, чего еще делать не научилась, хорошие люди тому научат, – скромно ответила Ак-Торгу.

Ответ ее медвежонку понравился, Ак-Торгу ему сразу приглянулась. Старый Ак-Каан упрямиться не стал, отдать дочь замуж согласился. Тут анчи Абышка волшебный туесок открыл, богатые угощенья появились. Три дня старики пировали, три дня Ак-Торгу с медвежонком по лесу гуляли.

Кто землю родную любит, тот по ней и скучает, – на четвертый день анчи Абышка с Ак-Кааном простился, домой собрался. Сын-медвежонок с невестой Ак-Торгу за ним пошли.

В честь свадьбы старики богатый пир устроили, девять дней вчетвером угощались и веселились. На десятый день медвежонок сказал:

– Мои дорогие отец и мать, меня под своим ковром приютившие, моя славная жена Ак-Торгу, пора мне свой облик переменить. Теперь, когда я снова среди людей живу, хороших родителей и жену себе славную отыскал, вышел мне срок имя свое иметь, человечий облик себе вернуть. Буду я имя носить Кара-Молат.

С этими словами медвежонок в тайгу убежал и скоро стройным красавцем-богатырем вернулся. Нельзя рассказать, как старый анчи Абышка со старухой обрадовались, на сына-красавца глядя, от счастья плакали. Молодая Ак-Торгу мужем-богатырем не налюбуется.

А Кара-Молат тотчас за работу принялся – высокий и белый дом строить начал. Девять дверей и девять окон в том доме светлом было. Одну половину дома Кара-Молат своему отцу анчи Абышке отдал, в другой половине с женой красавицей Ак-Торгу поселился. Зажили они счастливо.

Жаль, до наших дней не дожили, мы, на них глядя, порадовались бы!