Текст книги "Брак по-арабски. Моя невероятная жизнь в Египте"

Прогулки с Эльхам

Живя в мусульманской стране, я должна была следовать мусульманским обычаям. Что не положено мусульманкам, не положено и мне.

Я очень люблю валяться на пляже, загорать и плавать в море. Казалось бы, все для этого есть: и жаркое африканское солнце, и теплое, изумрудное море, и чудные пляжи. Но арабским женщинам запрещено купаться и загорать – а значит, и мне не положено. Мне можно было ходить на специальные пляжи для иностранцев в парке «Монтаза». Ехать было неблизко, но иногда, оставив детей с няней, я отправлялась туда на такси – позагорать и поплавать в море.

Одной мне на пляж ездить не разрешалось, поэтому я брала с собой Эльхам. Та была просто счастлива провести время со мной. Я была для подруги человеком с другой планеты и одновременно – самым близким другом. Она искренне любила меня, и я чувствовала это. Здесь, в чужой стране, Эльхам стала для меня и подругой, и сестрой, и матерью. Она понимала меня, как никто другой. Когда мне было грустно, я просто припадала к огромной мягкой груди подруги. Она нежно гладила меня по голове, чмокала в макушку, прижимала к себе, ласково бормотала что-то неважное, и ко мне возвращалось спокойствие и уверенность.

Как мне было хорошо рядом с Эльхам!

Так как мы с мамлюками жили в разных районах Александрии, встречались мы у входа в парк Монтаза. Нас сопровождал водитель, который работал по найму в семье мамлюков и юридической фирме Камиса. Он забирал и отвозил девочек в школу, возил Эльхам по магазинам, выполнял все поручения и распоряжения Камиса.

На пляже Эльхам не снимала ни галабии, ни хиджаба. Она занимала целую скамейку и сидела за круглым пластиковым столом под большим пляжным зонтом.

Я же, напротив, надевала закрытый купальник, черные очки и большую панаму. Я расстилала яркое пляжное полотенце на песке возле подруги и лежала, как ручная пантера, у ее ног. Практически все египтяне, которые были в это время на пляже, глазели, как я загорала, и особенно, как плавала в море. Эльхам же заходила в воду, не раздеваясь, во всем одеянии с покрытой головой и стояла там, как скала. А я плавала вокруг нее, поливая ее водой. Держась за ее мощную спину, я била ногами, создавая фонтан брызг. Эльхам поворачивалась, и фонтан окружал ее. Мы хохотали, обнимая друг друга. Эльхам выходила вся мокрая, вода стекала по одежде, прилипая к огромному телу.

По пляжу разносили воду, соки, пирожные, мороженое, и мы никогда ни в чем себе не отказывали.

Водитель Эльхам все время находился чуть поодаль, готовый в любую минуту защитить вверенных ему женщин. Это было чудесное время для нас обеих, и мы очень это ценили!

Лечение депрессии

Дни летели быстро, похожие один на другой. Когда в семье появляется младенец, распорядок дня составляется под него. Все остальное уходит на второй план. И хотя у нас была няня, все мое время съедали дети.

Муж категорически запрещал мне выходить из дома одной. С детьми я гуляла с няней. Она везла коляску, а я чинно шла рядом. Но иногда мне хотелось побыть одной – и тогда я оставалась дома с детьми, а няне давала другие задания.

Иногда мне хотелось выть от тоски. Мне казалось, что жизнь идет и уходит без меня, где-то далеко, например, в Европе. А здесь, в Африке, я теряю время, я пропадаю... Я не делаю ничего важного. Так мне иногда казалось.

А когда тоска становилась совсем невыносимой, когда жуткая депрессия сковывала и тело и мозг, я устраивала себе антидепрессивный день.

Что я делала? О! Это было кино! Сейчас вспоминаю – и не верю, что действительно проделывала такое. Сейчас-то мне, конечно, очень стыдно за свои шалости. Но прошлого не изменить.

Я надевала короткие белые шорты, яркую шведскую майку, белые кроссовки. Руки и ноги оставляла оголенными.

В таком виде категорически запрещалось появляться на городской улице! Тем более женщине! Строгие приверженцы ислама могли просто убить меня. Прямо на улице. И никто бы не осудил их.

Лицо я закрывала большими черными очками, распускала волосы, и в таком виде спускалась на лифте прямо в гараж, где садилась в свою машину и уезжала подальше от дома.

На самой оживленной улице Александрии, где движение транспорта было просто бешеным, я парковала машину, выходила и шла вдоль главной улицы по самой кромке тротуара.

Все пешеходы и водители смотрели только на меня! Это было так классно! Водители высовывались из машин, вращали глазами, бешено давили на сигнал. Гудеж на дороге стоял жуткий! И да, машины сталкивались как миленькие!

– Трах-бах! – слышала я за спиной.

Конечно, это был кошмар, но, видимо, именно такого стресса и не хватало моей спокойной, счастливой жизни. «Есть!» – с удовлетворением думала я и шла дальше. Вот это драйв! Не проходило и пяти минут, как сзади я опять слышала пронзительный звук разбитых фар, жуткий скрежет тормозов и удар столкнувшихся машин.

«Есть! – с удовольствием отмечала я и шла дальше вдоль улицы. – Такой экстрим! Вау!» Внутри меня все дрожало.

Обычно на третьем столкновении депрессия меня покидала и охватывал жуткий страх. Настроение резко поднималось. Такая порция адреналина доставляла удовлетворение, близкое к оргазму. Я чувствовала себя удовлетворенной.

Я резко разворачивалась и почти бежала к своей машине. Я не обращала внимания на ошалелые взгляды мужчин и женщин, которые останавливались и что-то бормотали мне вслед по-арабски. Я садилась в машину и, как можно быстрей, возвращалась домой, ставила свою «Хонду» в гараж и поднималась прямо на свой этаж.

Таким образом я лечила себя от депрессии, и мне становилось легче. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – вертелось в моей голове.

Влюбленный мальчик

Прогуливаясь с детьми по набережной Александрии, я каждый раз замечала одного и того же арабского мальчика. Он шел за нами, не отставая. Сначала я просто не обращала внимания на него – дети в Египте часто ходят за иностранцами.

Это в первый год моего пребывания я была просто шокирована, когда молодые люди шли за мной по улице, бойко обсуждая меня на арабском. А потом я постепенно привыкла и перестала реагировать на приставания арабских детей, подростков и попытки молодых мужчин познакомиться со мной на улице. Кроме того, Алекс научил меня говорить по-арабски фразу, которая сразу отпугивала охотников познакомиться с иностранкой. Глядя приставале прямо в глаза, я четко произносила: «Не отстанешь – я скажу мужу, и он убьет тебя». Это всегда действовало.

А этот арабский мальчик постепенно превратился в постоянный атрибут прогулок. Когда я выходила из дома, он ждал меня неподалеку от подъезда. Я узнавала его, иногда улыбалась, как бы приветствуя, но никогда не начинала разговор.

Мальчик был очень красивым, как в общем-то все арабские дети. На вид ему было лет десять-одиннадцать. Смуглая бархатистая кожа сияла чистотой и здоровьем, тело было крепким и упитанным, волосы красиво подстрижены, да и одет он был вполне прилично – сразу видно было, что это ребенок из состоятельной семьи.

Глядя на него, я думала: «Ну, ходит он за мной, не пристает, не мешает. Ну, и пусть себе ходит, если ему это так нравится».

Однажды днем, возвращаясь с прогулки и уже подходя к дому, я оглянулась: мальчик все так же шел за мной. Не обращая внимания на него, я катила прогулочную коляску, в которой сидели дети.

Неожиданно мальчик осмелел и подошел ко мне совсем близко. Я остановилась. Он смотрел мне в глаза и что-то говорил. Я не слышала его: мне в уши пел Энрике Иглесиас.

– Что тебе надо? – спросила я по-английски, вынув наушники.

– Я хочу познакомиться с тобой, – неожиданно для меня тоже по-английски ответил мальчик. – Как тебя зовут?

– Джейн, – соврала я.

– А меня Мохаммед.

– Ну? И что тебе от меня надо, Мохаммед? – улыбаясь, спросила я, наблюдая за тем, как смущается маленький египтянин.

И тут этот мальчик начал говорить такое, после чего я потом долго не могла прийти в себя.

– Джейн, я люблю тебя. Я очень тебя люблю. Я не могу жить без тебя, Джейн. Я уже большой. Я хочу тебя. Я хочу тебя так, как мужчина хочет женщину. Пригласи меня к себе. Пожалуйста, Джейн, пригласи меня. Я буду любить и ласкать тебя, как никто еще не ласкал и не любил тебя.

– Сколько тебе лет, Мохаммед? – растерялась я.

– Мне двенадцать. Но я уже большой. Я могу. Я очень хочу тебя.

– У меня есть муж, мальчик. И если он узнает, он оторвет тебе не только башку, но и пипиську.

– Он не узнает, Джейн. Он приезжает к тебе в пятницу до воскресенья. Пригласи меня, – умолял мальчик.

– Ты что? Постоянно следишь за мной?

– Как только ты приехала и я увидел тебя, я влюбился. Я всегда буду любить только тебя, Джейн.

«Вот только этого мне не хватало! – подумала я. – Мать двоих детей и развратница-педофилка!»

– Иди домой, Мохаммед. И никогда больше не приходи сюда. Слышишь меня? Я замужем. Мой муж защищает меня. Я расскажу ему о тебе, и если ты еще хоть один раз появишься здесь, он вызовет полицию и тебя посадят в тюрьму. Ты хочешь в тюрьму, бейби?

– Нет, – насупился мальчик.

По его щекам текли слезы. Он стоял передо мной такой беспомощный и несчастный, нервно теребя что-то в руках.

– Джейн, я люблю тебя, – нараспев повторял Мохаммед. – Если ты отвергнешь меня, я умру. Я не хочу жить без тебя, Джейн. Я люблю тебя... Пригласи меня к себе...

– Что ты такое говоришь, Мохаммед? Я взрослая женщина, а ты ребенок. Ты должен в школе учиться, а не за мной бегать.

– Я хорошо учусь, Джейн. Но больше всего на свете я хочу быть с тобой! Пригласи меня! Тебе понравится. Ты будешь моей первой женщиной в жизни. Я никогда не оставлю и не предам тебя.

«Только этого мне не хватало», – подумала я опять и сказала тихо:

– Ты сошел с ума, Мохаммед. Этого никогда не будет. Уходи.

– Пригласи меня, Джейн! Пригласи меня! – с новой силой завелся мальчик.

Еще секунда, и он бы схватил меня за руки.

– Ну, хватит! Если ты сейчас же не уйдешь, мне придется вызвать полицию, – строго сказала я и начала оглядываться по сторонам, как бы ища глазами служителей закона.

Мохаммед посмотрел на меня так, словно падал в пропасть и знал, что сейчас разобьется. Он быстро сунул мне в руку маленькую коробочку, которую теребил до этого, и побежал в толпу. Я рванулась было за ним – вернуть вещь, но мальчик исчез.

С минуту я стояла потрясенная, не в силах пошевелиться, а затем открыла коробочку. На синем бархате лежала брошь изумительно тонкой работы: серебряный скарабей с цирконами. Я храню ее до сих пор в той же коробочке, которая помнит тепло маленьких рук Мохаммеда.

Никогда больше я не видела этого мальчика. Иногда мне приходило в голову, что с ним что-то случилось и виной тому я; но проверить было невозможно. И я просто желала маленькому любвеобильному египтянину добра, здоровья и счастья.

Почти египтянка

Как-то, прогуливаясь с детьми по набережной Александрии, я позвонила в Калининград, своей однокласснице, поздравить ее с двадцатипятилетием. После восторженных поздравлений и обмена любезностями она спросила меня:

– Наташенька, а ты где сейчас?

– Танюш, я в Александрии.

– А где это?

– Это в Египте.

– В Египте? – удивилась она. – Подожди, а где у нас Египет-то?

– Это в Африке, Танюш.

– В Африке? – вскрикнула она от удивления. – Так ты что, из Африки мне звонишь?

– Ну да! Вот стою на набережной Средиземного моря. Хожу по мостовым, по которым ходила Клеопатра с Антонием.

– Обалдеть! А что ты там делаешь, в Африке?

– Живу я здесь, Тань. Уже три года.

– Как живешь? В Африке? Три года? С кем?

– Я замуж вышла за египтянина. У нас семья. Двое детей: сын и дочь.

– Нет, ну обалдеть просто! Двое детей! Ну, ты даешь, Наташка! А твой муж – настоящий египтянин?

– Настоящий! У меня и дети настоящие!

– Наташенька, так ты египтянка? Расскажи! Расскажи мне о себе.

– Ну... почти египтянка. Тань, телефонная связь здесь жутко дорогая, я тебе лучше письмо напишу. У тебя адрес тот же?

– Нет. Я тебе эсэмэской скину. Спасибо тебе, Наташенька, за поздравление! Ты меня наповал сразила!

– Пока, Танюшка! Целую тебя!

Я выключила мобильник и, довольная, шла по набережной, думая: «Вот Танюшка! Не знала она, что Египет в Африке находится. Небось думает сейчас, что я тут в пустыне живу и на верблюдах езжу. Надо пригласить ее в гости, пусть посмотрит, как мусульмане живут».

* * *

Время шло – c каждым годом все быстрее. Я совершенно освоилась в Египте. Все было здесь знакомо. Все было почти родным. Но временами меня охватывала тоска по европейской жизни, и мне очень хотелось полететь туда, где, мне казалось, идет настоящая жизнь. Если бы Алекс отпустил меня тогда в Россию хотя бы на месяц, думаю, я бы успокоилась. Но он не доверял мне. Считал, что я еще слишком молода и глупа, чтобы самостоятельно разъезжать по миру.

Сам он был постоянно занят. Алекс открыл отделение своей клиники в Александрии и теперь разрывался между двумя медицинскими центрами. Как врач он почти не практиковал, в основном занимался организационными вопросами.

Как-то в новостях телекомпании «Мехвар» я увидела выступление одного из лидеров партии «Братья-мусульмане». Он говорил так вдохновенно и страстно, что все присутствующие на митинге взрывались криками. Разноликая толпа мусульман плотным многотысячным кольцом окружала трибуну. Накал страстей в телевизоре был настолько мощный, что я невольно заинтересовалась и попыталась понять, что же там происходит.

Приглядевшись, я не поверила своим глазам: на трибуне выступал мой Алекс!

Я знала друзей своего мужа, состоящих в организации «Братья-мусульмане». Это были очень интеллигентные и образованные мужчины: ученые, инженеры, врачи. Например, Мохаммед аль-Барадеи был нобелевским лауреатом и главой МАГАТЕ. А мой Алекс защитил две докторских диссертации: одну – в России, другую – в Каире. И все там были примерно такими.

В Народном собрании «Братья» занимали 17 мест и оставались главной оппозиционной партией в стране. А сейчас они особенно опасны для власти. Я не могла дождаться, когда Алекс вернется домой, чтобы расспросить его, о чем он так вдохновенно кричал с трибуны.

Но мой муж домой не вернулся. После митинга вся верхушка «Братьев» была арестована. Кроме Алекса в тюрьму препроводили еще тридцать восемь человек, в том числе и его друга Камиса. Всех их обвиняли в том, что они являются членами незаконной организации.

Я, глупая, все еще не понимала, насколько опасно то, чем занимался мой муж.

Народное движение «Братья-мусульмане» основал учитель аль Банна в 1928 году. Цель движения – исламизация общества и установление законов шариата. Влияние «Братьев» весьма велико благодаря тому, что они помогают беднякам – это особенно заметно на фоне бездействующего государства. С 1954 года организация «Братья мусульмане» была запрещена. Периоды легализации движения перемежались с его запретом. Со времен Насера «Братья» подвергаются постоянным гонениям и репрессиям. Многие лидеры движения были убиты агентами спецслужб. Многие бежали в другие страны. Однако, несмотря на преследования, аресты, пытки, «Братья» продолжают работать. В этой организации больше двух миллионов человек. Они активно пытаются встроиться в существующую систему власти и проводить свою политику. Мубарак, сознавая популярность «Братьев», всеми силами пытается вытеснить их на задворки политической жизни.

* * *

Через три дня освободили всех задержанных, кроме пяти человек, которых полиция считала главными организаторами митинга. Среди них были и Алекс с Камисом. Прокурор Каира продлил им срок временного ареста на пятнадцать суток, обвинив их в терроризме и использовании запрещенной литературы.

Вместе с Эльхам мы пытались навестить наших мужей в тюрьме Каира, но нам не разрешили увидеться с ними. Мы могли передать им только личные письма, полные нежности, любви и поддержки – и конверты запрещено было запечатывать.

Мы с Алексом не виделись почти месяц. Я все еще не могла понять, за что его преследуют. К сожалению, я не обладала достаточной информацией. Репортажи на арабском языке были мне не совсем понятны, литература – тоже. Русские источники в Интернете изображали организацию «Братьев мусульман» ужасными террористами. Россия обвиняла «Братьев» в том, что они финансировали моджахедов в Чечне.

Вернувшись домой, Алекс, пожалуй, впервые рассказал мне о целях и деятельности организации, в которой состоял:

– На митинге я говорил народу, что наше движение никак не связано с терроризмом. Мы против насилия в стране. Против терроризма в любой стране мира. Все обвинения, выдвинутые против нас русскими, беспочвенны. «Братья» никогда не были связаны с чеченскими боевиками и тем более никогда не финансировали их. Мы не хотим конфликтовать ни с Европой, ни с Америкой, ни с Россией. Мы против террора. Мы представляем себя гласом народа, а народу война не нужна.

– Алекс, милый, но тебя ведь могут убить!

– Могут.

– Ты с ума сошел! Я не знала, что твоя партия такая опасная.

– Не партия, Сонсон. Это обстановка в Египте складывается так, что противостояние коррумпированной власти и миллионов обнищавших египтян постоянно накаляется. Мы представляем народ. Мы ведем его к лучшей жизни, которую он заслуживает.

– Поэтому полиция арестовала тебя? Ты самый опасный?

– Да что я! Два месяца назад были арестованы бизнесмены – владельцы издательского дома и типографий. Их двадцать дней держали в тюрьме по обвинению в связях с нашей организацией. Полиция конфисковала у них все печатные материалы, где есть хоть незначительное упоминание о «Братьях-мусульманах». Были опечатаны все книжные магазины и офисы, принадлежащие нашей организации.

– Ну, это уже война какая-то...

– Нет, войны мы не хотим. Мы все решаем в рамках законодательства, в отличие от самой власти.

Я села на колени мужа и крепко обняла, нежно прижав его голову к своей груди:

– Как я люблю тебя, Алекс! Как я боюсь за тебя! Пожалуйста, любимый, береги себя! «Братья» не могут быть важнее наших детей.

Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся, и я поняла, что он все равно сделает по-своему.

* * *

Шел 2001 год. Борису исполнилось два, а маленькой Амире – год. Мы перезванивались с мамой не так часто, как хотелось бы нам обеим. Телефонная связь в Египте – очень дорогая, да и мама привыкла экономить. Я была безумно рада за нее: ведь она жила в Голландии с любимым мужчиной. Мы с Алексом очень гордились этим фактом и мечтали о том, что поедем в Голландию, в гости к маме. Как это приятно и заманчиво звучало для меня: «В гости к маме».

* * *

Мою маму мы называли Марго. Она собиралась лететь в Америку вместе с мужем, но ей была необходима виза, которую она могла получить только в России. Мама в России! Это не давало мне покоя. Хотелось лететь немедленно. Показать ей своих малышей. А мама очень хотела увидеть своих маленьких внуков и, конечно, меня. Мы звонили друг другу и договаривались о встрече в России. Мама планировала пересечься в Москве, а потом поехать вместе в Калининград, в нашу квартиру, навестить всех подруг, друзей и близких. Мы продумывали, как будем гулять, встречать гостей, играть с малышами.

Но жизнь скорректировала наши планы.

11 сентября 2001 года в Нью Йорке случилась страшная катастрофа. Для мамы это была трагедия: в здании торгового центра погиб ее муж Берг – голландский художник. Мы с Алексом тоже переживали это страшное событие и не знали, что предпринять, чтобы успокоить и помочь нашей любимой Марго.

У мамы было горе, которое ей еще предстояло пережить.

Ехать в Россию на встречу с мамой не получилось. Мы решили, что в следующем году обязательно встретимся.

Боже! Моя Амира!

Весной 2002 года тяжело заболела малышка Амира. Я металась в полной растерянности, не зная, как помочь дочери. Боже! Моя Амира! Температура у нее поднималась до 40, и я вспоминала все, что делали в таких случаях мои мама и бабушка – но ничто не помогало. Меня охватило отчаянье. Алекс сам обследовал девочку и обнаружил у нее на голове какое-то уплотнение; я, конечно, сразу подумала: «Опухоль!» Врачи решили, что ребенку необходима операция. Алекс сам руководил лечением дочери и выписал ей хирурга из Франции.

Мне предстояло лечь в клинику вместе с Амирой.

Я хотела, как всегда, попросить Эльхам приглядеть за Борисом, но, к сожалению, они с мужем как раз уехали в это время во Францию. Мои родственники тоже были далеко.

Выручила нас Карина. Она позвонила мне и сказала, что заберет Бориса к себе на все время, пока мы с Амирой будем в больнице. Тогда я была бесконечно благодарна ей.

Моей дочери предстояла операция, и я ужасно нервничала и очень боялась.

В назначенный день Алекс не отходил от нас. Он был очень заботливым и внимательным. Наша кроха лежала на операционном столе. Врачи в синих халатах, с закрытыми лицами были похожи друг на друга. Но я смотрела только на Алекса. Он тоже был экипирован, как другие врачи, только глаза его были более напряженными. Алекс сам лично ассистировал французскому хирургу.

Я стояла за стеклянной стеной операционной палаты и с тревогой наблюдала за ходом операции.

Мне не видно было моей доченьки. Крошечное тельце было закрыто. Хирург работал только с ее головой, маленькой, крошечной головкой младенца. Но я видела глаза Алекса.

Я внимательно следила за выражением его глаз и чувствовала, как проходит операция. Было такое ощущение, что это я лежу там и это в моей голове копаются врачи. Я ужасно нервничала, но успокаивала себя тем, что Алекс рядом.

Операция длилась три с половиной часа, показавшиеся мне вечностью.

Когда все закончилось, ребенка с перевязанной головой положили в отделение интенсивной терапии, подключив к многочисленным аппаратам. Я находилась рядом. Алекс следил за каждой мелочью. Ничто не ускользало от его внимания.

Потом, много после, я поняла, что именно благодаря умению и знаниям Алекса операция прошла успешно и наша дочь чудом избежала трагических последствий. Все шло хорошо. Нам предстояло провести в клинике еще пару недель, но Алекс настоял на месяце.

* * *

Вернувшись после отпуска в Александрию, Эльхам немедленно пришла в клинику. Как я была рада встрече! Я обнимала, целовала подругу и плакала. Эльхам жалела меня и малышку. Она сказала, что в следующий раз приведет с собой Ширин и Хади. И действительно, мамлюки навещали нас каждый день, поднимая нам настроение.

Я очень волновалась за Бориса и звонила Карине каждый день.

Прошел месяц. Амира чувствовала себя вполне здоровым ребенком. Нас готовили к выписке. Я просила Алекса привезти Бориса, но он сказал, что пока ему будет лучше с Кариной, а я должна уделять больше внимания дочери.

Эльхам, видя, как я скучаю по сыну, предложила сама съездить в Каир и привезти ребенка. Сейчас, когда подруга снова была рядом со мной, я была спокойна и уверена в себе – и согласилась, конечно.

– Эльхам, дорогая, ты очень меня обяжешь. Забери Бориса. Карина, наверное, уже устала. Поблагодари ее от моего имени.

Вы не представляете себе, что из этого вышло.