Текст книги "Брак по-арабски. Моя невероятная жизнь в Египте"

Жертва отравления

Родители Эльхам порадовались, когда дочь вернулась в хорошем настроении и с подарками. Они хотели подольше подержать у себя своих любимых девочек.

К вечеру дочери стало плохо. Она неожиданно побледнела и упала в обморок.

Прибежавший по звонку родителей доктор предположил, что Эльхам съела что-то несвежее и ей надо срочно промыть желудок. Даже если его диагноз неверный – это не повредит.

Женщину погрузили в машину и увезли в местную больницу. Отец сопровождал бездыханное тело дочери, отвечая на вопросы врачей. Эльхам подключили к аппаратам и промыли ей все, что смогли. Сделав положенный анализ крови, врач обнаружил яд. Он знал, что необходимо полное переливание крови, но нужной группы в маленькой больнице не оказалось. Так что доктор вливал Эльхам глюкозу и молился.

Эльхам повезло попасть к ответственному доктору. Он требовал перевезти женщину в Александрию или Каир в хорошую клинику на полное обследование. Эльхам нужна была кровь.

Хаммат уже успела сообщить любимому зятю о том, что случилось с его женой, описав произошедшее самыми мрачными красками. Камис мчался на своем джипе, чтобы не опоздать и застать жену живой. Он же и организовал перевоз Эльхам в клинику к Алексу, где ей немедленно сделали все анализы и необходимые процедуры. Благодаря четким действиям доктора, главная опасность уже миновала, однако незначительное количество яда в крови было все-таки обнаружено.

Уже на следующий день Эльхам пришла в себя. Однако сильная слабость во всем теле не позволяла ей свободно передвигаться.

Узнав, что моя дорогая подруга попала в больницу, откуда меня только что выписали, я немедленно поехала к ней.

Эльхам лежала на больничной койке такая несчастная, что я заплакала и кинулась обнимать и целовать ее. Я пыталась согреть подругу своим вниманием, любовью и хоть немного развеселить ее:

– Эльхам, дорогая моя, все, что ни делается, все к лучшему. Вот ты съела что-то плохое... конечно, ты пострадала. Но с другой стороны, ты почистила свой организм и похудела на восемь килограмм. Это же здорово! У тебя теперь новая кровь, и ты стала моложе и красивее. Правда, правда... Поверь мне. Я помогу тебе похудеть еще больше, и ты будешь, как настоящая звезда. Ну, если не звезда, то хотя бы, как я.

– Нет, нет, нет, – замахала она руками и впервые улыбнулась, – я не хочу быть такой, как ты. Я люблю кушать. А еда любит полных женщин. Я люблю себя, какая я есть.

– Ну, хорошо. Тогда скажи, что тебе принести вкусненького?

– Фаляфель. И побольше.

– А фрукты?

– Апельсины и сливы. А еще помадки фруктовые, потом...

Она не договорила, потому что вошли Алекс и Камис.

– Какие фаляфели? Какие фрукты? С ума сошли? Ей ничего нельзя. Пока идет процесс очищения и пока анализы не покажут хороший результат, наша Эльхам будет на строжайшей диете, – распорядился Алекс.

– Ну, как ты, крошка? – ласково спросил Камис, присаживаясь на краешек кровати рядом с женой.

Алекс и я сели напротив. Мы все трое сейчас были заинтересованы в Эльхам, как никогда.

Я хотела, чтоб моя любимая подруга скорей поправилась.

Камис хотел выяснить, откуда яд.

Алекса интересовало, что на самом деле видела и запомнила эта женщина, и насколько она опасна для его репутации.

* * *

Эльхам была бледной. Ее нос заострился. Вокруг впавших глаз лежали темные тени, будто грим. Я впервые заметила горбинку на ее носу. И вообще впервые внимательно рассматривала ее лицо – в Египте не принято долго и пристально смотреть на женщину.

Эльхам никогда не пользовалась косметикой. У нее была отличная кожа – плотная и гладкая, без морщин и изъянов. Большой нос с горбинкой, пухлые чувственные губы, ярко-красные от природы. Черные глаза – большие и выразительные. Длинные ресницы и удивительно красивые брови. Полные щеки, подбородок, шея – все это говорило о нежности характера моей подруги, о щедрости ее души и о ее жизнелюбии. А какими красивыми были ее руки с длинными пальцами! Я-то знала, какие они сильные: не раз приходилось просить Эльхам то открыть бутылку, то подержать что-то тяжелое. А если она завязывала узел, то уж поверьте, развязать его было невозможно, только разрезать ножом – таким крепким он был. Я никогда не видела подругу с непокрытой головой, поэтому не представляла, какие у нее волосы. Мне внезапно захотелось снять с ее головы хиджаб и расчесать ее волосы.

Я смотрела на ее огромное тело и представляла, как она занимается любовью с мужем. «Какой большой и крепкой должна быть их супружеская кровать! А впрочем, если Алекс говорит правду, что член у Камиса невероятно большой, то Эльхам для него – настоящий джек-пот. А иначе, жить бы ему одному, доверяя свой член только рукам или резиновой Жаннет».

* * *

Кстати, о Жаннет. Я случайно обнаружила «девушку» в шкафу Алекса, когда мы собирали вещи при переезде. Я тогда первый раз в жизни увидела латексную женщину с почти настоящими гениталиями. Она была кукольно-красивой, с длинными черными волосами – местами они были вырваны, видимо, моим мужем в порыве страсти. Рот «девушки» был крест-накрест заклеен черной изолентой. Одета она была в розовый «боди» с расстегнутыми кнопками между ног. Потом я иногда мысленно представляла себе Алекса с Жаннет – и меня это очень заводило...

* * *

Алекс и «мамлюки» пытались понять, откуда взялся яд.

– Что и где ты ела или пила?

Эльхам рассказала все, что ела за последние сутки, утаив только свой визит к Карине. Казалось, ничего подозрительного она съесть не могла. Ее дочери и родители ели то же самое...

Сама Эльхам, конечно, помнила, что пила воду из бутылки, когда была у Карины. «Но Карина ведь тоже пила воду. Надо бы узнать, как она себя чувствует, злодейка».

Когда мы с Алексом ушли, Эльхам поделилась с мужем своими переживаниями:

– Дорогой мой Камис, ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, мой дорогой муж. Ты для меня не только любимый мужчина, ты – мое дитя. Ты – мое все!

– Эльхам, – встревоженно посмотрел на жену Камис, – ты хочешь рассказать мне что-то? Не бойся, милая. Я все пойму. Ты тоже знаешь, как я люблю тебя и детей. Я буду всегда защищать тебя, если что-то угрожает твоей жизни.

– Камис, – понизив голос до шепота, начала говорить Эльхам, – опасность угрожает не мне, а нашим близким друзьям: Сонсон и ее детям.

– Что ты такое говоришь, жена?

– Три дня назад, когда ты уезжал из Александрии по делам клиента, я ездила в Каир, забирать Бориса. Меня Сонсон попросила. Я не могла отказать ей. Она еще находилась здесь в клинике с маленькой Амирой, но готовилась к выписке.

– Я знаю, знаю.

– Так вот. Камис... – Эльхам тяжело дышала, волнуясь и не зная, как сказать. – У Карины я видела Алекса. Они занимались любовью. Ты представляешь?! Эта гадина соблазняет Алекса. Она хочет отнять его у жены и детей. Да, да! Я знаю!

– Эльхам, успокойся, – как можно увереннее отвечал Камис, – ты ошиблась. Ты не могла видеть Алекса у Карины в тот день, потому что он был в Александрии, и мы именно в это время встречались с ним здесь.

– Не лги мне, Камис! – строго произнесла Эльхам. – Я не могла ошибиться! Мои глаза меня еще никогда не подводили! Это был Алекс. И Карина вчера подтвердила это.

– Что?! Ты встречалась вчера с Кариной? Где? Когда?

– Я ездила к ней в Каир.

– Ты?! В Каир?! Ты с ума сошла, Эльхам! Как ты могла?!

– Я чуть не убила эту змею! Я заставила ее признаться во всем! – задыхаясь от волнения, рассказывала Эльхам. – А потом она на коленях поклялась, что больше никогда не будет заниматься сексом с Алексом и соблазнять мужчин! Вот!

– О, Эльхам! Что за самосуд ты устроила! Ты не должна была делать это! – возмутился Камис. – Ты сама все запутала. Ты силой заставила признаться Карину в том, в чем она не виновата.

– Не виновата? Да она спит и видит, как отобрать Алекса у Сонсон. Я знаю! Я чувствую, Камис! Поверь мне! Она хочет разрушить семью Алекса и прогнать Сонсон.

– Ты ела что-нибудь у Карины, Эльхам?

– Нет. Я ничего не ела у этой змеи. Только выпила немного воды.

– Какой воды, милая?

– Минеральной воды из бутылки.

– Ты уверена, что та вода была хорошая?

– Карина тоже пила эту воду. Кстати, может, от той воды ей тоже стало плохо? Ты узнай, Камис.

– Я обязательно узнаю, милая. Если этот яд был в воде, то вы обе должны были отравиться. Только тебе доза нужна намного больше, чем изящной Карине.

Камис вышел из палаты и отправился к Алексу.

Внимательно выслушав друга, Алекс задумался. Он никак не предполагал, что Эльхам способна на такое. Поехать в Каир! Самой провести «расследование» и заставить Карину «покаяться»! Это неслыханно для мусульманки!

* * *

Теперь все все знали, кроме меня. Как же себя вели мои самые близкие люди?

Камис, как всегда, был всецело за своего друга и защищал его интересы. Однако то, что рассказала Эльхам, напугало и встревожило его.

Эльхам всем сердцем любила меня и, конечно, защищала меня от страшной правды.

Алекс, удобно устроивший себе двойную жизнь, стоял на распутье: он любил обеих женщин и не хотел терять ни ту, ни другую.

Карина любила Алекса и не хотела делить его ни с кем.

Я любила своего мужа до самозабвения. И конечно, я ценила и любила всю семью «мамлюков» и Карину, и желала им всем только добра.

Алекс позвонил Карине:

– Здравствуй, милая. Ты в порядке?

– Да, любимый. Скучаю без тебя...

– Надо поговорить, Карина.

– Что случилось? – встревоженным голосом начала разговор девушка.

– Эльхам была вчера у тебя?

– Эльхам? С какой стати? А что случилось? – думая, что женщина уже умерла, спокойно отвечала Карина. – Ты убедил эту дуру, что в моей постели был не ты.

– Эльхам в больнице...

– В больнице? Живая?! Как она? Что с ней?

– Живая. У нее в крови обнаружили яд. Кто-то хотел отравить ее, но не рассчитал дозу.

– Да, на ее телеса надо вдвое больше яда, – внезапно поняла Карина.

– Я серьезно спрашиваю тебя: она была вчера у тебя?

– Я серьезно отвечаю: нет, – пошутила девушка.

– Эльхам – бескомпромиссная. Хоть она и дура неграмотная, но очень честная и порядочная женщина. Она не будет лгать. Я ей верю. Самое страшное, она все расскажет Сонсон, и тогда... Я даже не представляю, что может сделать Сонсон, если узнает обо всем?

– Сонсон? Она убьет нас обоих! – уверенно отозвалась Карина. – Русские – они такие! Вспомни, как она угрожала пистолетом строителям.

– Карина! – в отчаянии прокричал Алекс. – Я не знаю, что делать! Я очень люблю свою жену и детей. И тебя я тоже люблю.

– Так же, как жену?

– Нет. По-другому. Вы с ней очень разные. Моя любовь тоже разная. Я не могу жить без Сонсон и моих детей и не могу жить без тебя. Что мне делать, Карина?!

– Это не может продолжаться бесконечно! Я не хочу делить тебя ни с кем! Слышишь, Алекс? Ни с кем! Помнишь, я сказала тебе в тот день, когда ты приехал из России, что ты вернешься ко мне. Что я все сделаю, чтобы ты был только мой и ничей больше. Пусть Сонсон убирается в Россию. Не отдавай ей детей. Мы будем жить вместе: ты, я и твои дети. Наши дети.

– Карина, Карина! Замолчи! Что ты такое говоришь! О, женщина! Я никогда не дам Сонсон уйти! Она и дети – это моя семья, моя жизнь, то, ради чего я живу! Я даже подумать не мог, что ты так ненавидишь Сонсон! Я думал, вы – подруги.

– Ах, какой ты весь правильный и чистенький, Алекс! Привык, что все только для тебя. И жена, и любовница, и полная идиллия! Да я как представлю себе, что ты в постели с ней, а не со мной – так готова убить не только ее, но и тебя!

– Ты слишком горячая, Карина!

– За это ты и любишь меня. Не так ли?

– Я могу потерять все! Ты что, не понимаешь этого? Я – публичный человек, дорогая! Любой скандал, касающийся кого-то из нашей партии, может поднять такую бурю! Наши противники только и ждут случая, чтобы скомпрометировать нас. Мне придется выбирать, милая: или ты, или Сонсон.

Алекс замолчал. Карина тоже молчала. Ей наплевать было на партию, ревность разрывала ее на кусочки, и она хотела только одного: чтобы Алекс был с ней.

Зловещий вторник

Она хотела убить меня. Карина давно хотела меня убить. Помните, я говорила, что она не впервые применяла яд? А смерть моей обожаемой свекрови помните? Тогда у нас в гостях была Карина, я разлила кофе по чашечкам, отлучилась, мама Зейнаб попросила кофе, я отдала ей свой – свекровь не любила совсем горячий, – Карина весьма невежливо ушла, к вечеру свекрови поплохело... Сообразили?

Тогда вы умнее меня. Я еще долго не знала, что именно Карина отравила маму Зейнаб.

А теперь ревнивая египтянка совсем обезумела и решила, что должна действовать первой – и успеть раньше, чем я сотру ее в порошок, узнав правду от Эльхам.

История не знает сослагательного наклонения. Если бы я знала, что муж мне изменяет и если бы знала законы шариата, то могла бы заявить в полицию и попросить у нее защиты своих интересов, но все уже произошло. Прошлого не изменить. И сейчас, записывая это для вас, я пытаюсь понять, как развивались события, о которых мне тогда не было известно ничего.

Я даже не догадывалась, какие страсти разыгрываются вокруг меня! Я целиком была занята детьми, которые требовали неустанного внимания и заботы. Я боялась за дочку; а ведь Борис тоже требовал внимания, более того, с ним уже надо было заниматься, а не только обихаживать его. В то время я была очень благодарна Карине и мамлюкам, которые помогали мне. А не знала я, например, того, что Карина приучала Бориса к себе, заставляя называть ее мамой.

Постепенно я превращала наши апартаменты в роскошный дом. Я создавала стильный интерьер, оформляя окна чудесными тканями, покупая шикарную мебель и восточные ковры. А еще я любила египетскую посуду, особенно расписные вазы, блюда, чайники и прочую красоту. Я понимала, что на содержание квартиры и семьи требуется много денег, поэтому Алекс много работает, часто задерживается в Каире. А то, что он уезжает на встречи и собрания «Братьев-мусульман» – это просто потребность его души, то, за что я так его люблю. Когда в новостях по телевизору говорили об этой партии, я всегда видела на экране среди прочих лидеров и своего Алекса. Я очень гордилась этим, хотя ни черта не понимала тогда, какую важную роль играет эта партия в стране и чем конкретно занимается мой муж. Это я поняла позднее. Даже слишком поздно.

* * *

Карина развлекала себя видениями моей смерти.

Она представляла себе, как я вешаю белье на балконе и, неосторожно облокотившись, падаю с двадцатого этажа вниз. Она с улыбкой наблюдала, как, допивая кофе, я задыхаюсь от полученной дозы яда. Она даже попробовала мысленно накинуть мне на шею веревку, но, вспомнив, что я физически намного сильнее ее, оставила эту идею. «Нет. В квартире этого делать нельзя, – думала ревнивая египтянка. – Швейцар внизу знает, кто к кому пришел – мимо него и муха не пролетит...» А «засветиться» Карине ой как не хотелось!

Она представляла себе, как я лечу со скалы. Но вот беда: ни скал, ни гор в Египте не было.

Она представляла себе, как гигантская воронка засасывает меня в море, прямо в щупальца гигантского спрута. Но я никогда не плавала одна, тем более в опасном месте.

Перебрав в голове все вероятные и самые невероятные способы моего убийства, Карина вспомнила о пистолете Алекса, который он в спешке забыл у нее. «Вот! Наконец-то! И никто не догадается, что это сделала я!»

Она решилась.

Карина знала, что каждый вторник после обеда я гуляю с детьми в парке «Монтаза». В это время там спокойно и безлюдно. Шум моря и шелест пальм расслабляет и располагает к отдыху. Обычно мы не шли на пляж, а находили укромное местечко и валялись на бархатной траве.

Рано утром во вторник Карина приехала в Александрию. Она взяла такси и от вокзала направилась в парк.

В Египте женщине легко скрыть свою внешность под черным одеянием и остаться неузнанной. Да и мужчину, закутанного в паранджу, тоже никто не узнает. Карина надела обычную черную галабию, хиджаб и плотная вуаль полностью скрывали ее лицо. О, как долго она готовилась к этому! Сколько бессонных ночей она обдумывала свой план! Как же она ненавидела всех, кто стоял у нее на пути к счастью с Алексом! Любовь и ревность полностью завладели ее рассудком. Жизнь и смерть сплелись в один клубок, ниточку от которого она держала в своих руках.

Карина выследила нас в парке и ждала удобного момента. Скрываясь за стволом огромной пальмы, она целилась мне в голову. Непростое это дело – убить человека. Трудно прицелиться даже в большую мишень. Но отступать было поздно. Карина решила, что будет стрелять, пока я не упаду.

Я, ничего не подозревая, сидела на траве, наливая чай из термоса. Амира спала в коляске, а Борис играл солдатиками рядом со мной. Я ждала свою подругу Эльхам, которая собиралась сообщить что-то очень важное, «но не по телефону, поэтому я приеду в парк, когда вы будете гулять». Я поглядывала в сторону автостоянки: не подъехала ли ее машина.

Конечно, Карину я не заметила – мало ли в парке мусульманок, закутанных в черное. Тем более что наконец-то появилась моя Эльхам – она плыла по дорожке, как крутобокая каравелла, улыбалась и махала мне рукой. Убийца ее видеть не могла – Эльхам подходила сзади, – зато моя подруга увидела направленный на нас пистолет и отреагировала моментально.

Для меня это выглядело так: вдруг, ни с того ни с сего, Эльхам резко рванулась в сторону, широко раскинув руки. Я даже хихикнула. И тут что-то громыхнуло, будто рухнул железный мусорный бак. Я увидела, как Эльхам, наткнувшись на ствол пальмы, медленно сползает на траву. «Чего это она?» – глупая улыбка еще держалась на моем лице, а в сердце уже забилась тревога. От пальмы отделилась фигура в черном и быстрыми шагами, почти бегом, направилась на стоянку, где села в автомобиль и немедленно скрылась.

Карина, полная решимости убить меня и остаться безнаказанной, внезапно увидела перед собой огромную фигуру Эльхам. Ее тело буквально оцепенело от ужаса. Она поняла, что Эльхам сейчас набросится и разорвет ее. Помня, как эти сильные руки душили ее, Карина почувствовала, что сейчас ее снова схватят, разоблачат и тогда ей уж точно придет конец. Ей ничего не оставалось делать, как выстрелить в Эльхам и немедленно бежать.

«Что произошло? Почему Эльхам упала и не встает? Что это за чучело в черном пробежало и скрылось?» – Я даже не поняла, что это был выстрел. Потом зачем-то схватила Бориса, закутала его в свою шаль и, приказав сидеть, побежала к Эльхам. Она лежала буквально в десяти метрах от нас.

«О, Аллах!» Ее одежда на груди вся пропиталась кровью! Кровь стекала красной струйкой по шее, за сбившийся с головы платок. Женщина тяжело дышала. Я смотрела на нее полными ужаса глазами, не в силах осознать произошедшего.

– Эльхам! Милая! Что с тобой?

– Сонсон...

– Что? Что, моя хорошая?

– Сонсон, это...

– Что Эльхам? Сейчас... Сейчас я помогу тебе...

– Тебя хотели убить....

– Убить меня? Кто? Что за бред ты несешь, Эльхам?

– Пистолет... Это был пистолет...

– Пистолет? – не веря своим ушам, переспрашивала я. – Ты ничего не путаешь?

– Мне плохо... врача... вызови... – еле слышно лепетала Эльхам.

– Ты ранена? Господи! Да ты ранена, Эльхам! – наконец-то дошло до меня. – Кто стрелял в тебя?

Я суетилась, как дура, ничего не понимая. Эльхам не отвечала. Кровавое пятно расползалось по ее необъятной груди. «Боже мой! Сколько крови! Как остановить ее? Где зажать?» Я надавливала на разные места, пытаясь остановить кровь, но она шла еще с большей силой.

Трясущимися руками, перепачканными кровью Эльхам, я набрала номер «скорой» и заплетающимся языком по-арабски объяснила, что срочно нужна помощь женщине с огнестрельной раной в груди.

Эльхам тяжело дышала. Я взяла ее руку и прижала к своей груди. Тогда я еще не знала, что моя Эльхам спасла мне жизнь, закрыв от смерти своим огромным телом.

– Эльхам... Эльхам, – повторяла я, – потерпи, родная. Сейчас приедет «скорая». Все будет хорошо. Милая моя.

Я гладила ее руку и голову. А вокруг стояла такая тишина, какой никогда не было в парке «Монтаза». И будто нарочно вокруг не было людей. Некого было позвать на помощь. Я не могла кричать, боясь напугать своих малышей. Я старалась удержать сознание подруги и рассуждала вслух:

– Это был какой-то маньяк, просто какой-то безумец. Сволочь... Но зачем? Я видела фигуру в черном... Но при чем здесь Эльхам? Бедная Эльхам... Бедная Эльхам...

Моя подруга, не открывая глаз, тихим, свистящим шепотом выдавливала из себя простые английские слова, которые я c трудом расслышала:

– Karina... Alex... six... ear-ring... Boris[8]8
  Алекс, Карина, шесть (созвучно с «секс»), серьга, Борис (англ.).


[Закрыть].

Мне казалось, что Эльхам бредит. Я гладила ее и повторяла:

– Потерпи, родная. Все будет хорошо.

Она опять еле слышно пролепетала что-то, но я не могла разобрать слов.

– Карина, Алекс – это я поняла, но почему шесть? Что за бред? – вырвалось у меня.

– Ear-ring...

– Какая серьга, Эльхам? – спросила я и осторожно рукой провела под ее намокшим от крови хиджабом. – Твои сережки на месте. Все хорошо, милая.

Внезапно моя подруга открыла глаза и посмотрела на меня так выразительно, что я поняла: «Серьга, которую мы нашли в пустой квартире... Она что-то значила... Господи! Где же «скорая»?»

Этот взгляд Эльхам был последним прощанием со мной, с миром, который она покидала навсегда.

Капризно шумело море. Пальмы равнодушно шелестели, закрывая своими лапами палящее солнце. Миллионный город жил своей жизнью. Древнейшая и красивейшая Александрия, где на траве тихо умирала моя Эльхам...

* * *

«Скорая» и полиция приехали одновременно. Эльхам укрыли простыней, погрузили в машину и увезли, оставив мне голубой лист с печатью и названием фирмы на арабском языке. Полиция предложила нам с детьми поехать в участок для составления каких-то документов.

– Мне нужно позвонить мужу, – сказала я им. – Объясните ему, куда приехать.

Видя, что перед ними иностранка, полицейские обращались со мной очень вежливо.

– Алекс! – стараясь быть спокойной, говорила я в телефон. – Случилось большое несчастье, Алекс!

Я не могла говорить. Слезы душили меня.

– Сонсон! Ты где? Где дети?

– Я с детьми в парке Монтаза. Эльхам убили. Позвони Камису.

– Эльхам? Убили? Кто?

– Алекс, приезжай скорей! Нас сейчас увезут, а тебе скажут куда.

Я передала телефон офицеру, он назвал адрес и отбил звонок. Коляску с Амирой погрузили в машину. Борис сидел у меня на руках. Дети были на удивление тихими, будто понимали, что произошла трагедия.

Через час мы прибыли в полицию. У входа в департамент нас уже ожидал ошеломленный известием Камис. Ему туда было ближе, чем нам из парка по главным улицам через пробки машин на дорогах. Алексу тем более было непросто добраться из Каира.

Отрекомендовавшись моим адвокатом, Камис расспросил полицейских офицеров обо всем, что случилось. Затем он подписал какие-то бумаги и, забрав нас с детьми, направился по адресу, что был написан на голубом листке. Приехав в клинику, Камис оставил нас в машине, а сам побежал в то отделение, где находилась Эльхам.

Мы ждали его долго. Очень долго. Дети капризничали, и я пыталась успокоить их, предлагая то печенье, то воду, то просто разговаривая с ними.

Камис появился через два часа. Я смотрела на него и не узнавала. Страх, полная растерянность, непонимание того, что случилось, и великая скорбь – все отражалось на его лице. Я никогда не видела нашего «мамлюка» таким удрученным и таким потерянным. Юмор, оптимизм, всегда веселое настроение и неуемная энергия покинули Камиса, и он вмиг сдулся, как шар, из которого выпустили воздух.

Внезапно, совсем рядом завизжали тормоза, и, машина, влетевшая в больничный двор, остановилась рядом с Камисом. Алекс, взмокший от жары и напряжения, выскочил из машины. Мужчины обнялись, и Камис разрыдался в объятиях друга.

Я укачивала на руках Амиру, а Борис спал на заднем сиденье. Я не могла выйти из машины и ждала, когда Алекс подойдет к нам.

Друзья были шокированы случившимся, оно не укладывалось в их рассудках. Подойдя к машине, они присели на корточки у открытой двери и, обняв меня за колени, застыли в скорбном молчании. Никто не мог произнести ни слова. Но и Алекс, и Камис хотели услышать от меня все подробности этой трагедии чем скорее, тем лучше.

Полиция не разрешила хоронить Эльхам в этот день, оставив тело для медэкспертизы до завтрашнего утра. Мы с детьми пересели в машину Алекса, а Камис поехал домой. Ему предстояло сообщить эту страшную весть маленьким дочерям и родителям Эльхам. При одной этой мысли его трясло, и горе охватывало его ум.

Похороны Эльхам назначили на полдень следующего дня. Хоронить решили в Фиддах.

Всю ночь я не сомкнула глаз, снова и снова прокручивая в памяти последние слова Эльхам: earring и six[9]9
  Серьга и шесть (англ.).


[Закрыть]. Она называла имена Карины и Алекса. «Серьга... Та самая серьга, что мы нашли с Эльхам в квартире, когда строители еще только отделывали ее. Да, да... Эльхам узнала что-то про эту серьгу. Что? И что означает эта цифра шесть? Шесть... Что бы это могло быть...» – раздумывала я. И внезапно меня осенило: «А что, если это не six, а sex? Называя имена Карины и Алекса, Эльхам сказала «секс». Но этого не может быть! Нет, нет! Этого просто не может быть. Тогда что же такое шесть? Секс хотя бы можно объяснить, но шесть... И почему Эльхам называла имя Бориса? Я знаю, ей всегда не нравилось, когда Карина забирала Бориса к себе. Но почему? Карина старалась помочь мне, особенно когда болела малышка Амира». Интуиция подсказала мне: Эльхам хотела предупредить, что Борису грозит опасность. А значит, и мне, поскольку он мой сын. Иначе зачем ставить имя Бориса в одну линию с серьгой, Кариной, Алексом и этой чертовой, дьявольской шестеркой?

Я подумала, что непременно докопаюсь до разгадки.