Текст книги "Бокал кардинала Ришелье"

– Преданность и глухота – лучше, чем просто преданность.

– Но, впрочем, вы правы… – и кардинал знаком велел слуге покинуть комнату.

– Теперь вы можете говорить, никого не опасаясь.

– Да, ваше преосвященство! Мне стало известно, что вдовствующая королева намеревается добиться вашей опалы. У нее есть претендент на ваше место. Вы его знаете…

– Несомненно, это господин де Марийяк.

– Вы совершенно правы.

– Но король не согласится на такую замену… он не симпатизирует Марийяку…

– Могу вам только сказать, что их намерения чрезвычайно серьезны. Более чем серьезны.

Кардинал помрачнел.

– Что ж… предупрежден – значит, вооружен. Благодарю вас, мадемуазель.

С этими словами он открыл небольшой инкрустированный шкафчик, достал оттуда маленькую черепаховую шкатулку и протянул ее своей собеседнице:

– Это моя благодарность.

– Что вы, ваше преосвященство, это лишнее, я работаю не из-за денег, а исключительно из преданности…

– Преданность и деньги – лучше, чем только преданность. Значительно лучше.

На кладбище было почти безлюдно.

Пришла только бледная сутулая девица из агентства «Домострой», да еще два или три человека. Я подошла к Любе, стоявшей чуть в стороне, она не плакала, но была очень бледная, и губы дрожали. Похоже, она всерьез сожалела о Пашке.

Бледная девица всхлипывала, нос ее покраснел.

Наверно, подумала я, она была тайно и безответно влюблена в Пашку Сыроедова…

Два дюжих землекопа подняли гроб на лямках и хотели уже опустить его в подготовленную могилу, как вдруг на дорожке показалось удивительное существо.

Это существо, казалось, перенеслось на машине времени из позапрошлого века.

Это была сухонькая старушка в черной соломенной шляпке с вуалью. Тулья этой шляпки была увенчана огромной гроздью искусственного винограда, на сутулые плечи старушки была накинута черная кружевная мантилья.

В довершение образа на локте старушки висела старомодная дамская сумка такого размера, что в нее вполне можно было упрятать полный комплект Большой советской энциклопедии. Ну или, по крайней мере, Малой.

Я тронула Любу за руку и спросила одними глазами: «Это она?»

«Она, тетка Пашина», – ответила Люба тем же способом.

Старушка что есть силы поспешала по дорожке в нашу сторону, опираясь на черную палочку с ручкой слоновой кости, и размахивала левой рукой, в которой был зажат белый кружевной платочек – как знак капитуляции.

– Постойте! – кричала она землекопам. – Не опускайте! Подождите меня!

Землекопы переглянулись, поставили гроб на козлы.

Старушка доковыляла до могилы, взглянула на гроб и строго приказала землекопам:

– Открыть!

Видимо, в ее голосе было что-то, не допускающее возражений.

Землекопы молча сняли крышку.

Старушка подошла вплотную к гробу, пристально взглянула на Пашку и повелительно махнула рукой:

– Все, можете закрывать!

Землекопы занялись своим делом. Я пихнула Любу локтем – пошли, мол. Она нехотя сделала несколько шагов, но поскольку Наталья вчера строго сказала, чтобы она делала все, как велено, иначе может проститься с работой, то Люба взяла меня под руку, и мы подошли к удивительной старушке.

– Аглая Михайловна… – робко сказала Люба, но старуха сделала вид, что не слышит.

Ну да, говорила же Люба, что старуха ее отчего-то невзлюбила. Что ж, придется действовать самостоятельно.

– Вы, наверное, Пашина тетя? – спросила я самым скорбным голосом.

– А ты кто такая? – ответила та вопросом на вопрос.

– Я… я Пашина знакомая, – я постаралась, чтобы голос мой дрогнул, кажется получилось.

– Что-то я никогда тебя прежде не видела. А как тебя зовут, знакомая?

– Ви… Виолетта, – я чуть не назвала свое настоящее имя, но вовремя спохватилась.

– Надо же! – старушка хмыкнула. – Родители твои оперу, что ли, любили?

– Ага, – кивнула я на голубом глазу, вспомнив Аиду. – Особенно «Травиату». Папа в оперном театре осветителем работал…

– Что-то я от Паши никогда про тебя не слышала! – проворчала старушка.

– Да? А я про вас, напротив, слышала очень часто! Павлик вас очень, очень любил!

Старушка подозрительно взглянула на меня, но ничего не сказала. За разговором я пыталась оттеснить ее подальше от могилы, но старуха не поддавалась.

А я краем глаза следила за Кожемякиной.

Наталья, переодетая так, что даже Люба ее не узнала, тихонько подкрадывалась к Пашиной тетке, пока я отвлекала ту разговорами.

Впрочем, тихо у нее не получалось – то и дело под ногой у нее ломались сучки и ветки.

– Да, он очень, очень много о вас говорил! – повторила я как можно громче, чтобы заглушить шаги своей сообщницы.

Люба отстала, следуя указаниям. Дело в том, что вчера вечером я нашла в своей сумке «жучок», тот самый, который стащила у Вадика из ящика стола.

И мы с Натальей решили, что не худо бы подслушать Пашкину тетку. Вдруг она что-то знает про бриллианты? Потому что нам нужно их найти обязательно. Мне – для того, чтобы обменять их на бокал, который хранится где-то у тех людей, которые объявляют себя хозяевами бриллиантов. А Наталье – чтобы они от нее отстали и не посылали больше к ней эту психованную Ламию с напарником.

Как с ними договориться, мы еще не придумали, главное – бриллианты найти.

Наконец Наталья подобралась вплотную к тетке, достала из кармана «жучок» и ловко запихнула его в старушкину сумку.

Та все же что-то почувствовала и обернулась:

– А ты что тут сопишь? Ты что тут возле меня крутишься? Ты вообще кто такая?

– Я… я его клиентка, – нашлась Кожемякина и поправила платок, сползавший с плеча.

– Клиентка? Это как же?

– Паша квартиру мою продал, очень выгодно… и хорошо так со мной разговаривал, вежливо так…

– Представляю, сколько он на тебе наварил!

Кожемякина предпочла не услышать эти слова. Она продолжила слезливым тоном:

– Я, когда услышала, что он скончался, так расстроилась, так расстроилась…

– Ты бы лучше о своих делах думала! – проговорила Пашина тетка и подозрительно нахмурилась: – А что это ты около меня трешься?

– Да ничего я не трусь! – возмутилась Кожемякина. – Больно надо! – и отошла подальше от недоверчивой старухи.

А та взглянула, как землекопы закапывают гроб, бросила в могилу свою горсть земли и заковыляла прочь.

Я немного выждала и пошла за ней.

Сперва старуха шла по главной аллее, по которой мы пришли до того, но потом она оглянулась и свернула на боковую дорожку.

Я, к счастью, успела вовремя спрятаться за мраморный памятник на чьей-то могиле (это был ангел с опущенным факелом в руке).

Когда старушка двинулась дальше, я пошла за ней, прячась за густыми кустами и высокими памятниками.

Тетка снова свернула, на этот раз на совсем узкую тропинку, протиснулась между двумя надгробьями и направилась к густо разросшимся кустам.

Я удивленно следила за ней.

Что ей понадобилось в кустах?

Прячась за надгробьем какого-то дореволюционного купца, я ждала какое-то время.

Старушка все не выходила.

Я почувствовала, что что-то неладно, вышла из укрытия и направилась к кустам, за которыми она скрылась.

Кусты вплотную примыкали к кладбищенской ограде.

Я раздвинула их, ожидая увидеть что угодно, вплоть до мертвого тела…

Ничего подобного там не было.

За кустами был пролом в ограде, через который запросто мог пролезть человек, даже не такой худенький, как Пашина тетка.

Я пролезла через этот пролом и оказалась на безлюдной улице, примыкающей к задней стороне кладбища.

И в этот самый момент заработал автомобильный мотор, и от тротуара отъехала старенькая неказистая машина.

Отъехала – и тут же скрылась за углом.

Ну и старушенция!

Как она ловко меня провела!

Вышла с кладбища через дырку в заборе и уехала на заранее припаркованной машине…

Я бросилась обратно к кладбищенской ограде, пролезла внутрь, пробежала через кладбище.

Возле свежей могилы, где был похоронен Павел Сыроедов, уже никого не было. Провожающие ушли, и Люба с ними. Только скромный букетик валялся на земле, рядом с дежурным венком от агентства «Домострой».

Я завертела головой – и тут из-за огромного надгробья какого-то банкира, убитого в пресловутые девяностые годы, вышла Наталья Кожемякина.

– А, вот ты где! – обрадовалась я. – Пойдем скорее к машине, Пашина тетка уехала.

Мы прошли к главному входу на кладбище, сели в «Волгу».

Наталья включила зажигание. Я открыла на своем телефоне приложение, которое отслеживало «жучок».

На карте города появилась зеленая точка, которая двигалась от кладбища в сторону центра.

Мы поехали в том же направлении.

Зеленая точка выдвинулась на Московский проспект, проползла по нему до самого начала и застыла неподалеку от Сенной площади.

Мы двигались туда же, по возможности объезжая многочисленные пробки.

Наконец мы оказались совсем близко к зеленой точке, то есть к месту, где находился «жучок».

Это был безлюдный переулок, по бокам которого возвышались мрачные кирпичные дома дореволюционной постройки – то, что называется Петербургом Достоевского. Были здесь и кое-какие признаки технического прогресса – к некоторым домам лепились застекленные трубы внешних лифтов.

Судя по расположению зеленого маркера, Пашина тетка находилась сейчас в одном из этих домов – а именно в пятиэтажном кирпичном здании слева от нас.

Точнее определить место не получалось.

Вернее, для этого нам нужно было войти в этот дом и пройти по этажам, а мы еще не были к этому готовы…

Зато я включила в приложении опцию «микрофон».

Теперь мы должны были слышать все, что происходит поблизости от «жучка».

Впрочем, там ничего не происходило.

Только через несколько минут хлопнула дверца холодильника.

Мы переглянулись.

Тут из динамика раздался неожиданно громкий звук, как будто кто-то ударил в медный гонг, затем еще один и еще…

– Часы бьют! – догадалась Наталья.

Я взглянула на свои часы.

И правда, на них было три часа пополудни.

И тут в переулке появился одинокий прохожий.

Я пригляделась к нему.

Это был пожилой сутулый мужчина. Надвинутая на глаза кепка закрывала лысину, но не скрывала от посторонних глаз морщинистое лицо старой черепахи.

Горыныч!

Наталья тоже узнала его.

Она вцепилась в мою руку и прошипела:

– Это он! Тот старый мошенник, который украл мои бриллианты!

Я оставила без комментариев вырвавшееся у нее слово «мои», которое не вполне соответствовало истине. В остальном она была права.

– Да, это Горыныч! – подтвердила я. – И можно не сомневаться, что он направляется к Пашиной тетке! Тоже камешки ищет, ох, не может старикан успокоиться, жадность его мучает!

Горыныч вошел в тот самый дом, где, судя по приложению, находилась Пашина тетка.

Вскоре пришла в движение кабина внешнего лифта – сначала она спустилась на первый этаж, потом поднялась на четвертый, где остановилась.

Мы переглянулись – теперь мы знали, на каком этаже живет Пашина тетка.

Если, конечно, Горыныч направляется к ней.

Но в этом я не сомневалась – маловероятно, что у него случайно нашлось другое дело в том же самом доме…

Тут динамик подслушивающего устройства снова ожил: мы услышали назойливую трель дверного звонка.

Ну вот, последние сомнения отпали, Горыныч пришел именно к Пашиной тетке…

Мы услышали осторожные шаги, затем женский голос строго проговорил:

– Кто здесь?

Теперь звук из динамика был приглушен, разговор происходил дальше от микрофона, но все же можно было разобрать слова.

– Аглая Михайловна, откройте!

– Это с какого перепугу? Я посторонним людям дверь никогда не открываю! Вы вообще кто такой?

– Я сослуживец вашего племянника…

– И что с того? Я вас знать не знаю! Он со своими сослуживцами не очень дружил! На похороны даже никто не пришел, кроме мымры какой-то с насморком!

– Понимаете, дело в том, что ему причитается денежная компенсация по последней сделке…

Я толкнула Наталью локтем – ох и хитер старик, нашел веский аргумент! Тетка-то до денег явно жадная!

– Денежная? – переспросила тетка. На этот раз в ее голосе прозвучал несомненный интерес.

– Да, денежная…

– И большие деньги?

– Аглая Михайловна, я не хотел бы обсуждать денежные вопросы через дверь. Соседи услышат, и вообще…

– Вот здесь я с вами согласна.

Раздался щелчок замка, видимо, дверь открылась. Дальше звук стал громче – очевидно, собеседники прошли в комнату, ближе к тому месту, где лежал «жучок».

– Ну, давайте ваши деньги! – потребовала Аглая Михайловна.

– Что вы, это не так просто. Ведь эти деньги причитались не вам, а вашему племяннику, поэтому с юридической точки зрения это не такой простой вариант…

– Но я – его единственная наследница!

– Не спорю, но наш юрист сказал, что это нужно документально подтвердить…

– Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Сам пришел, а деньги отдавать не хочешь? Прямо скажи – тебе нужен откат?

– Что вы, Аглая Михайловна, как вы могли подумать?! Павел скончался, неужели я бы посмел…

– Еще как посмел! Я вас, теперешних, знаю! Короче, если ты ничего не принес, зачем вообще пришел?

– Чтобы оформить положенные документы. Вы должны подписать тут, тут и тут…

Зашелестели бумаги.

Тетка, видимо, просмотрела их и процедила:

– Это еще что? Зачем мне это подписывать?

– Я же говорю – чтобы получить причитающиеся вам деньги… вот здесь – что вы его наследница, вот здесь – что вы согласны заплатить с этой суммы налог…

– Ладно, допустим, я подпишу… а деньги-то как я получу?

– Они придут на вашу карту.

– И когда они придут?

– В ближайшие дни!

– То есть когда рак на горе свистнет!

– Ну что вы! Это будет скоро. Только у меня к вам есть еще один вопрос…

– Так я и знала! Что еще за вопрос?

– Павел… ваш племянник… он в последнее время ничего у вас не оставлял? На хранение, так сказать?

Теперь уже Наталья пихнула меня локтем – вот старикан и к делу подошел!

– На хранение? – голос тетки изменился. – А что бы, к примеру, он мог у меня оставить?

– Ну я даже не знаю… может быть, какой-то пакет… или какую-то коробку…

– Ничего такого он не оставлял! – отрезала старуха. – С какой бы стати ему у меня что-то оставлять? Я – одинокая старуха, у меня здесь не банковское хранилище… ко мне кто угодно попасть может… вот хоть ты, например! Пришел, якобы деньги принес, а никаких денег я не увидела, зато какие-то вопросы задаешь…

– Мы с Павлом близко дружили. Я хотел бы получить что-то на память о нем…

– Не было у него никаких друзей, ни на работе, ни вообще! Паша с людьми трудно сходился.

– Ладно, если он вам ничего не оставил, я, пожалуй, пойду.

– Э, нет! Просто так ты не уйдешь!

– Что значит – не уйду? Вот сейчас встану и уйду…

– Я сказала – не уйдешь!

И тут раздался сухой металлический щелчок.

– Аглая Михайловна, – удивленно и даже испуганно проговорил Горыныч. – Что это у вас?

– А на что это похоже?

– Это ведь пистолет!

Мы с Натальей переглянулись и дружно разинули рты. Во дает старушенция! Да ей сто лет в обед, а она пистолетом грозит! Нет, с этой бабусей так просто не справиться!

– Надо же – угадал с одного раза! Действительно пистолет. Я тебе больше скажу – это «Беретта-92»… нестареющая классика, очень надежное оружие!

– Аглая Михайловна, лучше уберите пистолет. Вдруг он заряжен!

– Конечно, заряжен. Я его только сегодня утром зарядила.

– Ну надо же! Зачем это вам? И зачем вы направляете пистолет на меня? Он ведь может случайно выстрелить!

– Или не случайно…

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что Павел работал на меня!

– На вас?!

– Ну да! Удивлен? Думал, я безобидная старушка, божий одуванчик? Думал, отдам тебе шкатулку вот так, запросто?

– Шкатулку? Какую шкатулку?

– Прекрасно знаешь какую! Шкатулку с бриллиантами, которую вы нашли в тайнике!

– Я не знаю, о чем вы…

– Прекрасно знаешь! Говорю же, Павел работал на меня. И ты будешь на меня работать, если хватит мозгов!

– Я все же не понимаю…

– Не понимаешь? А с виду не такой тупой! Ну, если не понимаешь – я тебе объясню. Павел действительно оставил у меня бриллианты. Так что ты без меня ничего не получишь. Я тебе очень нужна! Но ты мне тоже нужен. Ты знаешь, кому можно эти бриллианты продать – за приличную цену и достаточно безопасно.

Тетка сделала небольшую паузу и продолжила:

– Конечно, я без тебя могу обойтись, могу сама найти какого-то покупателя. Но вряд ли я получу приличную цену, это будет дольше, а самое главное – опаснее…

Она снова сделала паузу – чтобы дать Горынычу осмыслить свои слова, потом снова заговорила:

– Получается, что мы с тобой нужны друг другу. Но бриллианты у меня, значит, я получу больший процент от их продажи. Надеюсь, это тебе понятно?

– Но с Павлом мы делили прибыль поровну…

– То с Павлом, а то со мной! Или ты соглашаешься, или не получаешь ничего!

– Но о каком конкретно проценте вы говорите?

– Я получаю семьдесят процентов, ты – тридцать.

– Побойтесь бога! Это несерьезно!

– Это очень серьезно! Не забывай, бриллианты у меня…

– Но продать их без меня вы не сможете!

– Это еще как посмотреть… хватит уже торговаться! Или соглашайся, или…

– Ладно, ладно, зачем нам ссориться? – примирительно проговорил Горыныч. – И вы, и я заинтересованы в одном и том же… лучше нам помочь друг другу, чем ставить палки в колеса…

– Вот это – другой разговор. Значит, мои условия тебя устраивают?

– Ну… так и быть…

Горыныч немного помолчал, потом проговорил заинтересованно:

– А что это за гравюра у вас на стене?

– Гравюра как гравюра… память о моем первом муже. Он собирал всякий антиквариат.

– Ах о первом муже…

– Да, о нем.

– А можно мне посмотреть на эту гравюру вблизи?

Раздался скрип – должно быть, Горыныч встал со стула.

Но Аглая прикрикнула на него:

– Сидеть! Не трогай ничего!

Тут же раздался сухой металлический щелчок.

– Аглая Михайловна! – испуганно проговорил Горыныч. – Уберите пистолет!

Аглая тут же сменила тон:

– Извините за резкость, но сейчас мы говорим не о моем муже и не о гравюре. У нас более важная тема…

В это время снова начали бить часы.

На этот раз они пробили четыре.

– Ох, извините, Аглая Михайловна, – проговорил Горыныч, как только наступила тишина. – Мне пора… у меня очень важное дело…

– Что это ты так заторопился?

– Вспомнил об одной неотложной встрече.

– А разговор со мной, значит, не такой важный?

– Нет, конечно, очень важный, но мы с вами принципиально договорились и я буду искать подходящего покупателя…

– Ну ищи…

Послышались шаги, направляющиеся в прихожую, хлопнула дверь – и снова в квартире наступила тишина.

Мы с Натальей переглянулись.

– Значит, мы не ошиблись, – проговорила она. – Бриллианты у нее. Знать бы только, где она их прячет…

– А ты обратила внимание, чем закончился их разговор?

– О чем это ты?

– О том, как Горыныч внезапно заинтересовался какой-то гравюрой, а Аглая Михайловна на него прямо заорала, а он после этого сразу заторопился и свернул разговор?

– Да, это прозвучало довольно странно.

– Более чем странно!

– Почему она так занервничала?

– Есть у меня для этого объяснение… у тебя вот, к примеру, есть в квартире сейф?

– Ну конечно. Держу там украшения, деньги, важные документы…

– И где этот сейф находится?

– Что за странные вопросы? – Наталья Сергеевна подозрительно взглянула на меня.

– Ну извини, я неправильно поставила вопрос. Я не имела в виду ничего плохого. Ничего криминального. Просто хотела спросить – ведь он у тебя не на виду?

– Да нет… он спрятан под картиной.

– Вот-вот! Я об этом и говорю! Очень часто сейфы прячут под картинами. В фильмах то же самое… так вот, Горыныч обратил внимание на какую-то гравюру, а Аглая Михайловна ужасно занервничала. Так вот я думаю, что как раз под этой гравюрой у нее спрятан сейф. А в этом сейфе – ты сама знаешь что.

– А ведь ты права! – задумчиво протянула Наталья.

– Да только пользы от этой правоты никакой, – вздохнула я. – К сожалению, мы не можем попасть в квартиру Аглаи Михайловны и тем более не умеем вскрывать сейфы…

– Мы – не умеем, – произнесла Наталья Сергеевна каким-то странным тоном.

– Что ты хочешь сказать? – Я удивленно взглянула на нее. – Что кто-то умеет?

– Ну кто-то, разумеется, умеет. И я тебе говорила, что мой бывший муж… он человек довольно специфический…

– Что – он взломщик? – поддразнила я, но Наталья шутку не поддержала, очевидно, муж ее бывший был человек без чувства юмора, и в других его не терпел.

– Нет, конечно. Но он может найти любого специалиста. Нужен водитель – водителя, нужен сантехник – сантехника, а если нужен, скажем так, слесарь высокой квалификации…

– Ничего себе! И он вот так запросто может его прислать?

– Ну, конечно, не стоит этим злоупотреблять… но вообще-то да, может! – она тяжело вздохнула, думая, что теперь будет обязана бывшему мужу по гроб жизни, а ей этого очень не хочется.

– Значит, нам нужно только, чтобы Аглая Михайловна куда-то ушла…

– И как это сделать? – уныло спросила Наталья, настроение у нее явно испортилось. – Бабка-то явно домоседка. Вряд ли она по магазинам бегает или на лавочке с другими старушками сидит.

Да, эти богатые люди совершенно не знают жизни…

– Ну так это же проще простого! – я пожала плечами. – Вроде бы мы, когда сюда ехали, участковую поликлинику проезжали? Или это была детская?

Поликлиника располагалась в отдельном типовом здании, и вывеска была новая:

«Районная поликлиника № 42».

Я сунулась было внутрь, но в холле было полно народу, три длиннющие очереди стояли к трем окошкам в регистратуру, телефоны звонили непрерывно.

В общем, все как Аида рассказывала, она как-то пыталась пробиться к завотделением по поводу Витьки, в психдиспансере какие-то справки требовали. Говорила я уже, что Аида – тетка хорошая, на судьбу никогда не жалуется, редко когда о ком плохо говорит, но тут наслушалась я от нее такого…

Мы снова подъехали к дому Пашкиной тетки, по дороге я изложила Наталье свой план. Она покачала головой, но согласилась. А я набрала номер теткиной квартиры. Долго никто не брал трубку, потом старческий голос ответил.

– Добрый день! – заученно вежливо начала я. – Это Сыроедова Аглая Михайловна?

– Ну я, а ты-то кто? Если реклама или там опрос какой, то я вешаю трубку.

– Это из сорок второй поликлиники говорят, это ведь ваша поликлиника?

– Ну да…

– Аглая Михайловна, вы знаете, что сегодня у вас профилактический осмотр? Вы придете?

– Какой осмотр? Я ничего не знаю!

– Ну как же, вам же сообщили, что на этой неделе идет профилактический осмотр для пациентов вашего возраста. У вас какой год рождения?

– Ну… одна тысяча девятьсот сорок второй…

– Вот как раз ваш год рождения сегодня принимают! Значит, вы должны пройти: терапевта, окулиста, отоларинголога, невролога, кардиолога…

Я ткнула Наталью локтем – какие еще врачи бывают?

– Гинеколог! – подсказала она шепотом.

– Ага, гинеколога еще!

– И это все бесплатно?

– Совершенно бесплатно.

– Что это еще за осмотр, почему раньше не сказали? – заворчала старуха. – И вообще, ты кто такая? Из сорок второй поликлиники? Я там всех знаю!

– Старшая медсестра Лихоносова Алла Григорьевна! – бодро отрапортовала я. – Так вы придете? Врачи сегодня принимают до шести вечера. Если не придете, сразу предупредите, я вашу фамилию из списка вычеркну.

– Как это – вычеркнешь? – заволновалась старуха. – Какое право имеешь вычеркивать? Я приду!

– Тогда ждем вас! Паспорт не забудьте!

– Ну вот, – сказала я, утерев трудовой пот со лба, – сейчас соберется и пойдет, потому как до шести всего полтора часа осталось. А звонить в поликлинику и проверять, Лихоносову искать она не будет, там такой дурдом творится, по телефону вообще не пробиться! Так что теперь дело за тобой.

Наталья снова тяжело вздохнула и набрала номер своего бывшего. Тихонько изложила свою просьбу, он обещал, что все будет минут через сорок.

Мы подождали еще немного и увидели, что из подъезда вышла Аглая Михайловна.

Теперь шляпка на ней была не черная, а обычная матерчатая панама, и шали кружевной не было. Старуха огляделась подозрительно по сторонам и зашаркала ортопедическими ботинками в сторону районной поликлиники.

Убедившись, что Аглая достаточно далеко, мы вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж.

На лестничную площадку выходили три двери.

Возле одной на стене была целая выставка дверных звонков с самыми разными табличками:

«Е. П. Сипухина»,

«Марципанов»,

«Карл Берг»,

«О. Почтенный».

Были и еще таблички, но мы их читать не стали – и так было ясно, что за этой дверью коммунальная квартира.

Вторая дверь была когда-то обита дерматином, но эта обивка давно ободрана, кое-где в ней виднелись сквозные дыры. Эта дверь была закрыта на ржавый навесной замок.

Ясно было, что здесь никто не живет.

А вот третья дверь была приличная, металлическая, на ней был единственный дверной звонок и три замочные скважины.

Наверняка в этой квартире живет Аглая Михайловна…

Мы переглянулись, спустились обратно на первый этаж и вышли на улицу.

Точно в назначенное время к дому подъехал небольшой серый пикап с надписью «Срочный ремонт ключей».

Пикап остановился, из него вышел худенький человек небольшого роста в аккуратном темном костюме с галстуком.

Выйдя из машины, он огляделся по сторонам, взглянул на часы.

Он был такой маленький и худенький, что издали его можно было принять за подростка. Впрочем, как раз подростки в наше время рослые и плечистые.

– Ты уверена, что это он? – спросила я Наталью.

– Да, должен быть он, – ответила она, но я не расслышала в ее голосе уверенности.

Мы вышли из машины, направились к незнакомцу.

Вблизи он оказался не так уж молод – явно за сорок.

– Здравствуйте, – обратилась к нему Наталья. – Вы, наверное, от Игоря Ивановича?

– Точно, – ответил тот, оглядев нас.

– А как вас называть?

– Можете называть меня Мастер. Идемте, что ли… у меня сегодня еще одна операция.

– А вам не нужны какие-то инструменты? – спросила Наталья, покосившись на пикап.

Мужчина ответил ей выразительным взглядом.

Мы поднялись на четвертый этаж, подошли к двери квартиры Аглаи Михайловны.

– Вот эта дверь… – проговорила Наталья, как будто представляя Мастеру свою знакомую. – Но тут целых три замка…

– Это вы называете замками? – фыркнул мужчина.

Он достал из внутреннего кармана футляр вроде очечника, открыл его, взял оттуда какую-то штучку вроде вязального крючка, наклонился над первой замочной скважиной, засунул в нее свой крючок, немного там повозился.

Замок щелкнул.

Мастер перешел ко второму замку, затем к третьему…

Не прошло, наверное, и двух минут, как он выпрямился и проговорил:

– Все готово.

– Как – уже готово? – удивленно проговорила Наталья.

– Можете входить! – Мастер взглянул на часы. – Я вам еще нужен?

– Вообще-то да.

– Хорошо, – невозмутимо проговорил Мастер. – Игорь Иванович велел мне сделать все, что вы скажете.

Мы открыли дверь, вошли в квартиру.

Квартира у Аглаи Михайловны была небольшая – гостиная и спальня, – но уютная и светлая.

На всех подоконниках стояли горшки с комнатными растениями – бегонии и петунии, малабарские фиалки и фуксии. Не обошлось, конечно, без кактусов и алоэ.

Некоторые растения были ухоженные, некоторые подвяли. Даже алоэ, казалось бы, очень живучее, выглядело умирающим.

В гостиной на стенах висели картинки и фотографии в рамочках – несколько фотографий одного мальчика – наверняка это был Паша Сыроедов в детстве, изображения слащаво-умилительных котов и собак, букет голубых полевых цветов в хрустальной вазе на фоне распахнутого в сад окна…

Из этого ряда выбивалась большая черно-белая гравюра – всадники в старинных костюмах преследуют грациозного оленя…

Наверняка это была та самая гравюра, на которую обратил внимание Горыныч, у старого прохиндея глаз наметанный.

Наталья переглянулась со мной, сняла гравюру со стены…

Мы не ошиблись: под ней оказался встроенный в стену сейф.

Наталья повернулась к Мастеру:

– Вы можете открыть это?

– Почему нет? Это моя работа… – Он пожал плечами, подошел к сейфу, внимательно осмотрел дверцу, постучал по ней костяшками пальцев, как врач по грудной клетке больного, послушал, прижавшись к дверце ухом…

Наконец он кивнул, снова достал свой очечник, вынул из него другой крючок, чуть подлиннее первого и более замысловатый.

Этот крючок он вставил в замочную скважину сейфа, покрутил его там, снова послушал, затем вставил туда же вторую отмычку и начал работать сразу двумя.

Так прошло несколько минут.

Наконец внутри сейфа что-то щелкнуло, дверца немного приоткрылась.

Мастер вытащил из скважины обе отмычки, убрал их в очечник и снова повернулся к Наталье:

– Я вам еще нужен?

– Да нет, спасибо… большое спасибо… и Игорю Ивановичу передайте мою благодарность!

– Непременно!

Он кивнул и бесшумно покинул квартиру.

Только тогда Наталья перевела дыхание, оглянулась на меня и открыла дверцу сейфа.

Внутри его находилась небольшая, красивая резная деревянная шкатулка.

– Неужели это она? – проговорила Наталья, зачарованно глядя на эту шкатулку.

Мне показалось, что эта шкатулка простовата для бесценных бриллиантов, но я, конечно, ничего не сказала.

Наталья вынула шкатулку из сейфа, поставила ее на стол, сжала кулаки и снова взглянула на меня.

– Никак не могу решиться, – призналась она.

– Хочешь, я открою?

– Нет уж, я должна сама…

Она взволнованно закусила губу, подцепила крышку шкатулки ногтем…

Та сначала не поддалась.

Наталья огляделась, достала из своей косметички узкую пилочку для ногтей, вставила ее в щель между шкатулкой и крышкой, слегка нажала…

Крышка откинулась, и на всю комнату раздался громкий, издевательский хохот.

Я шагнула ближе и увидела, что из шкатулки выскочила кукла, яркий клоун с остроконечной бородкой, в красно-черной одежде и пестром шутовском колпаке.

Этот клоун кланялся во все стороны и громко, заливисто, издевательски хохотал…

– У Пашиной тетки отличное чувство юмора! – проговорила я, когда шутовской смех наконец затих.

– Да уж… она нас классно разыграла! – процедила Наталья. – А я было уже поверила, что нашла эти бриллианты…

– Утешает только одно: она про нас знать не знает, а разыграть хотела наверняка Горыныча.

– Слабое утешение…

– Слушай, но бриллианты точно у нее, она сама сказала, – начала я. – И точно они в квартире, потому что эта старушенция никому не доверяет, только себе. Но если мы все тут перероем, то, во-первых, не успеем этого сделать, а во-вторых…

– Ничего не найдем, – закончила Наталья. – Старуха хитрая, как змея, так запрятала камешки, что никто их не найдет. Зря я только к бывшему обращалась…

– Ладно, идем отсюда, а то как бы она не вернулась.

Мы закрыли сейф, убрали все следы своего присутствия как могли и вышли из квартиры. Мастер перед уходом научил нас сделать так, чтобы замки на входной двери закрылись сами собой.

В машине я позвонила Аиде, она сказала, что все тихо, Витька встал утром и ушел на работу. По дороге мы купили продуктов (на мои деньги), чтобы не объедать соседку.

Аида продуктам обрадовалась, но накормила нас зелеными щами и мясным рулетом с яйцом и луком. Потом мы напились чаю с покупными пирожными и удалились ко мне в комнату подумать.