Текст книги "Попугай в пиджаке от Версаче"

Кабинет был очень оригинальной планировки. Площадь его была так мала, что в нем едва помещались два письменных стола, зато высота потолка просто потрясала, казалось, что сюда вполне может поместиться Ростральная колонна.

Такая планировка делала кабинет похожим на огромный платяной шкаф, в котором Гулливер мог бы повесить свою одежду.

На одной из стен этого «шкафа» висел огромный гобелен, изображавший сцену охоты на львов.

За двумя письменными столами сидели две женщины, и притом, что они сидели друг к другу вполоборота, всякому посетителю сразу же становилось ясно, что отношения у них между собой самые натянутые.

Войдя в комнату, Маркиз деликатно кашлянул и обратился к сидевшей слева брюнетке:

– Здравствуйте, Валерия Сергеевна!

Брюнетка вздрогнула, сломала карандаш и подняла на Маркиза темные выразительные глаза, делавшие ее похожей на бедную овечку, неожиданно узнавшую о технологии изготовления дубленок.

– Леонид Петрович, – проговорила она дрожащим голосом, – вы ко мне?

«Нет, – хотел было ответить Маркиз, – я зашел проведать этого льва на гобелене».

Но соседка Валерии Сергеевны, блеклая увядающая дама с немыслимыми локонами, изобразила всей своей фигурой такой интерес, что Леня воздержался от всякого рода шуток.

– Да, Валерия Сергеевна, – подтвердил он самым благонамеренным тоном, – я хотел проконсультироваться с вами по некоторым техническим аспектам ранней итальянской живописи, в частности сиенской школы.

– Хорошо, – брюнетка опустила взгляд и встала из-за стола, – я как раз собиралась пообедать, мы могли бы совместить это с консультацией…

– Не стесняйтесь, Валерия Сергеевна, – подала голос дама с локонами, – консультируйте, не торопитесь… если что, я сама поговорю с заместителем директора.

Голос ее при этом напоминал что-то среднее между шипением гремучей змеи и скрежетом дисковой пилы, под которую попал рельс, если, конечно, такое сочетание возможно.

Выйдя в коридор, Леня покосился на дверь и спросил:

– Не складываются отношения?

– Не то слово, – отмахнулась Валерия Сергеевна. – Ты что, пришел только для того, чтобы узнать, какая психологическая обстановка у меня на работе?

Леня с невольным сожалением окинул взглядом стройную мальчишескую фигурку своей давней знакомой.

– Я слышал, ты уже доктор наук? – проговорил он.

– Значит, ты пришел, чтобы узнать о моем служебном продвижении? – В голосе женщины зазвучали слезы. – Леня, после того как мы расстались, я полгода не могла заснуть без снотворного, и только я пришла в норму, успокоилась, занялась интересным делом – тут появляешься ты, как ни в чем не бывало…

– Кстати, о твоем интересном деле, – поспешно прервал ее Маркиз, пока разговор не принял нежелательный характер, – ты действительно видела настоящего Симоне Мартини?

Валерия Сергеевна удивленно повернулась к нему. Слезы, наполнявшие ее большие темные глаза, мгновенно высохли, и на смену горечи в этих глазах зажглось любопытство:

– А ты-то откуда об этом знаешь?

– Пусть это будет моей маленькой тайной, – уклончиво ответил Маркиз. – Так что неужели настоящий Симоне Мартини?

– Насколько я могу судить без проведения полноценной научной экспертизы… – проговорила женщина, и лицо ее озарилось светом подлинного восторга. – Это маленькая картина, примерно двадцать на тридцать, на ней изображена Мадонна, совсем юная, задумчивая и спокойная… она так нежно смотрит на своего младенца… только Мартини умел так неповторимо передать такую спокойную нежность взгляда! Кроме того, очень характерная для сиенской школы цветовая гамма, и доска вполне соответствует образцам… Я не сомневаюсь, это подлинный Симоне Мартини!

Валерия Сергеевна внезапно спохватилась и подозрительно уставилась на Маркиза:

– Леня, ты что – собираешься… я только сейчас вспомнила, какая у тебя своеобразная сфера интересов… имей в виду, картина такого уровня не должна уплыть за границу или осесть в тайной коллекции какого-нибудь криминального авторитета! Ей место только в первоклассном музее, в таком, как Эрмитаж!

– Я обязательно учту твои пожелания, – Леня усмехнулся, – но, кстати, раз уж ты упомянула криминальных авторитетов – до одного из них дошли слухи о твоем Симоне Мартини!

Валерия Сергеевна отшатнулась:

– Неужели ты думаешь, что эти слухи дошли через меня?

– Вряд ли, – Маркиз посерьезнел, – ты не могла бы сделать такую глупость. Кроме того, я, кажется, догадываюсь, какая птичка напела это Штабелю…

– Кому?

– Неважно, – отмахнулся Леня.

Он нарочно вскользь упомянул кличку авторитета, чтобы посмотреть, как отреагирует на нее Валерия Сергеевна, и убедился, что она действительно слышит ее впервые.

– А как зовут того нотариуса, с которым ты приходила к старушке?

– Зачем это тебе? – Валерия подозрительно покосилась на Маркиза.

– Не бойся, я и так достаточно много знаю об этой картине, а фамилия нотариуса мне нужна только, чтобы выяснить, через кого произошла утечка информации.

– Нотариус Селиверстов, – нехотя проговорила Валерия Сергеевна, – Владимир Константинович Селиверстов.

– Тебе часто приходится его консультировать? – догадался Маркиз. – Искусствоведам по-прежнему мало платят?

– Не в этом дело, – женщина вспыхнула, – иногда мне удается найти что-нибудь интересное и приобрести для музея…

– Ну, в этом случае вряд ли музею что-нибудь достанется, – вздохнул Леня, – слишком большая конкуренция!

Он задумчиво оглянулся на проходивших мимо людей и задал еще один вопрос:

– Если бы тебе понадобилась копия этой картины, к кому бы ты обратилась?

– Ты ужасный человек! – Валерия Сергеевна отступила, прижавшись спиной к стене. – Ты уже задумал какую-то аферу!

– Не торопись с обвинениями! Может быть, ты будешь довольна результатами этой аферы!

– Трудно поверить! Я вспоминаю твои прежние похождения…

– Я очень изменился! – Маркиз состроил виноватую физиономию, и женщина невольно рассмеялась. – Так все-таки, кто мог бы сделать хорошую копию этой картины?

– Есть такой человек – Михаил Рувимчик, – неуверенно проговорила Валерия, – только не знаю, здесь ли он сейчас и свободен ли…

– В каком смысле – свободен? – удивленно переспросил Леня.

– Не в том, в котором ты подумал, – усмехнулась Валерия Сергеевна.

Лоле снилось, что она на «Титанике», только что раздался сильный удар, и теперь жутко завывает пароходная сирена. Кто-то больно царапал ей плечо, кто-то кричал удивительно знакомым голосом. Лола сделала над собой усилие и проснулась.

На подушке сидел Пу И и пытался ухватить зубами ее ухо. По комнате летал попугай и орал что-то уж вовсе неразборчивое. И наконец, телефон, стоявший рядом с кроватью на тумбочке, просто разрывался от звонков.

Лола высунула руку из-под одеяла и сняла трубку. Пока она собиралась с силами, чтобы ответить, в трубке заорали:

– Слушайте, вы собираетесь свою птицу привозить или нет? Сегодня съемочный день, вы что – забыли?

– А кто мне сказал об этом? – спохватилась Лола. – Откуда я знаю, когда у вас съемочные дни?

Она мгновенно проснулась, потому что узнала по голосу свою белобрысую врагиню. Очевидно, девица временно замещала Аглаю.

– Немедленно привозите попугая на студию, – орала белобрысая, – иначе режиссер вас в порошок сотрет!

«Не меня, милая, а тебя, – злорадно подумала Лола, – я у него пока что не работаю».

Был соблазн послать белобрысую подальше, чтобы не орала и не будила людей в такую рань – всего-то половина десятого, но Лола взяла себя в руки и решила во имя карьеры попугая поступиться своими принципами. Кроме того, хотелось поболтаться по студии и поразведать, что к чему. Лола оделась попроще, сунула в сумку несколько необходимых вещей, схватила клетку с попугаем и улизнула, оставив на Маркиза голодного кота и негулянного песика.

Белобрысая стерва восседала в кабинете Аглаи Михайловны и за ее столом. Она пила кофе и разговаривала по телефону начальственным голосом. Сразу было видно, что если кто и выиграл от смерти Аглаи, то именно она, Зайценогова. Ее повысили в должности и пересадили за другой стол.

– Вы относитесь к своим обязанностям отвратительно! – накинулась она на Лолу, намеренно забыв поздороваться. – Вы обязаны привозить попугая к десяти утра, а сейчас уже скоро одиннадцать.

– А почему вы вчера не позвонили и не предупредили, что сегодня – съемочный день? – огрызнулась Лола. – Я не обязана шляться на вашу студию все время! Мне за это деньги не платят!

Она прекрасно знала, отчего девица не позвонила – ее не было на работе, но отчего-то та молчала.

– Значит, попугая не кормить, – заявила Лола, – а то дашь ему дрянь какую-нибудь, птица заболеет, съемки сорвутся.

– Да что ты думаешь – мы другого попугая не найдем? В городе уж и попугаев нет, кроме твоего петуха ощипанного? – захохотала девица.

Лола страшно обиделась за попугая, но пока она собиралась с силами, чтобы достойно ответить, Перришон выкатил глаза и заорал:

– Дур-ра! Вер-pa – дур-ра!

– Слышала? – обрадовалась Лола. – Устами попугая глаголет истина!

Белобрысая пошла пятнами, и в это время зазвонил телефон.

Девица схватила трубку и стала слушать. В процессе этого действия лицо ее, и так достаточно лошадиное, еще больше вытягивалось.

– Прекрати! – наконец прошипела она. – Немедленно прекрати! Я же просила сюда не звонить!

Лола тотчас навострила уши, белобрысая же взглядом показала ей, что их разговор закончен и чтобы Лола выметалась из кабинета. Лола сделала отсутствующее выражение лица и не ушла.

– Это не телефонный разговор! – шипела девица в трубку, но у Лолы был отличный слух, она даже уловила, что на том конце женский голос произносит ругательства и угрозы.

– Хорошо, – сказала наконец белобрысая, покосившись на Лолу, – я приеду… Как договорились. Ты что, – закричала она Лоле в сердцах, – так и будешь тут торчать?

– Слушайте, что вы себе позволяете? – возмутилась Лола. – Как вы разговариваете с посетителями? У вас тут что – частная лавочка или телекомпания? Хамство какое!

Сама того не ожидая, Лола проговорила последние слова с интонацией покойного писателя Волкоедова. Белобрысая вдруг вздрогнула, и видно было, что резкий ответ застыл на ее губах.

– Значит, так, – отчеканила Лола, – если хоть одно перо упадет с попугая – ты мне за все ответишь! Вечером приду – пересчитаю! До свидания, Перришончик, не скучай тут без меня! – И Лола удалилась, напоследок демонстративно хлопнув дверью.

Она потопала ногами, сделав вид, что удаляется, а сама прокралась в туалет, благо он был неподалеку. К счастью, в помещении никого не было, так что Лола без помех открыла сумочку, нацепила светлый короткий парик и темные очки. Кожаную курточку она специально, войдя в кабинет, сняла и держала на руке, подкладкой кверху, и теперь надеялась, что белобрысая ее не узнает.

Лолины ухищрения не пропали даром. Когда она через пять минут осторожно высунула голову из туалета, то увидела, что белобрысая, одетая по-уличному, в светлом плаще, как раз закрывает дверь кабинета. Лола порадовалась своей прозорливости и тихонько двинулась вслед за девицей по коридору.

Белобрысая втиснулась в лифт, Лола же рванула по лестнице пешком и успела заметить, как светлый плащ мелькнул за стеклянной дверью уже на улице. Лола пулей пролетела холл, кивнула охраннику и успела заметить, как белобрысая на углу поймала зеленые «Жигули». Еще немного, и машина скроется за поворотом. Лола топнула от досады ногой, замахала руками и привлекла внимание водителя синего «опеля».

– Вот за той «восьмерочкой» зелененькой уж будьте так добры, – залепетала Лола, не отрывая взгляд от зеленого пятна, – не упустите, пожалуйста!

Водитель молча рванул машину с места.

– Ой, уйдет! – вздохнула Лола. – Ой, не догоним.

– Некуда им уходить, – солидно сообщил водитель, – они сейчас вон на том перекрестке надолго встанут!

И точно, «восьмерка» не успела проскочить на зеленый и остановилась на перекрестке.

– Детективом работаете? – поинтересовался водитель, тоже остановившись на перекрестке.

– С чего вы взяли? – Лола наконец повернулась к водителю и разглядела его. Ничего особенного – обыкновенный дядечка средних лет в кепочке, судя по всему – водитель со стажем. Лола тут же разглядела книжку в яркой обложке, лежащую на «торпеде».

– Ну как с чего? – водитель усмехнулся. – Следите вы за той девицей, что в «восьмерку» села, так?

– Так, – улыбнулась Лола.

– Так я сразу понял, что по делу. Поскольку если бы, к примеру, она у вас мужика увела, то это никак невозможно. Вы – девушка видная, интересная, можно сказать, одеты прилично, а она – швабра какая-то, дылда белобрысая, кто к такой от вас уйдет? Какой, извиняюсь, ненормальный?

– Ну глаз у вас – прямо алмаз! – искренне восхитилась Лола. – От вас ничего не скроешь!

– При нашей работе иначе нельзя, – скромно сказал водитель, – водитель должен уметь в людях разбираться… И детективы люблю очень, – он кивнул на яркую книжку.

– Точно, я в частном сыскном агентстве работаю, – соврала Лола, – девица эта по важному делу проходит. Уж извините, подробности не имею права пересказывать, дело конфиденциальное…

– Понял, понял, – водитель тронул машину с места, а Лола достала из сумочки яркую помаду и накрасила губы сердечком, надеясь, что это еще больше изменит ее внешность.

Ехали они недолго: свернули на Каменноостровский, проехали Карповку, миновали станцию метро «Петроградская», площадь Льва Толстого, потом Австрийскую площадь, после чего водитель зеленой «восьмерки» остановил машину. Лолин водитель, не дожидаясь распоряжений, проехал чуть вперед и тоже остановился. Лола из машины видела, как белобрысая девица вышла и скрылась за дверью маленького кафе под названием «Камелия».

Лола щедро расплатилась с водителем и тоже вошла в кафе, от души надеясь, что ее не узнают. Помещение кафе было небольшим. Лола испугалась, что не удастся подслушать, потому что народу в кафе было прилично, почти все столики заняты. Стоя у порога, Лола огляделась. Белобрысая сидела в углу с какой-то девушкой. Разговор у них только начался, но обе выглядели весьма взвинченными.

И тут пара, сидевшая за соседним столиком, встала и направилась к выходу. Лола мысленно возблагодарила бога за такую удачу и села за столик таким образом, чтобы находиться спиной к белобрысой и лицом – к ее визави. Теперь Лола смогла как следует ее разглядеть. Ничего особенного, девушка как девушка, молодая, от силы двадцать два, довольно привлекательная – коротко стриженная брюнетка. Стройная, одета недорого, но со вкусом. На Лолин взгляд, девицу портили несколько длинноватый нос и слишком яркий макияж, но все равно на фоне своей собеседницы она выглядела просто отлично.

Лола поняла, что она напрасно опасается быть узнанной. Обе девицы были настолько заняты разговором, что им некогда было глядеть по сторонам. Говорили они вполголоса, но было видно, что сдерживаются обе из последних сил.

Лола заказала подошедшей официантке чашку черного кофе и вся обратилась в слух.

– Какого черта ты звонишь мне на работу? – шипела белобрысая. – Я ведь велела тебе этого не делать!

– Ты мне велела? – Брюнетка повысила голос, но, повинуясь яростному жесту своей соседки, тут же опомнилась и зашипела: – Ты мне велела?! Да кто ты такая, чтобы мне приказывать? Я на тебя не работаю!

«Очень интересно», – подумала Лола и повернулась, чтобы удобнее было слушать.

– Ты еще спрашиваешь, зачем я звоню? – продолжала брюнетка. – А кто обещал заплатить мне пятьсот долларов, а дал только сто тридцать? Где остальные? Где остальные деньги, я тебя спрашиваю?

– Тише, – бормотала белобрысая, – тише, зачем ты привлекаешь к нам внимание? Ты хочешь, чтобы тебя все слышали?

– Да кто тут услышит? – отмахнулась брюнетка. – Кому до нас дело есть?

«Вот тут ты, милочка, ошибаешься», – удовлетворенно подумала Лола.

– Ну да, я обещала, – отвечала белобрысая, – и не отказываюсь. Но денег сейчас нету.

– А когда будут? – требовательно спрашивала брюнетка. – Верка, я не шучу! Со мной у тебя этот номер не пройдет! Я своей профессиональной репутацией рисковала!

– Ой, я тебя умоляю! – скрипуче рассмеялась Вера. – Какая там у тебя репутация, подумаешь, секретарша!

– Не секретарша, а помощник нотариуса! – запальчиво заявила брюнетка.

– Это только так называется, а на самом деле ты в своей конторе – девочка на побегушках! – хмыкнула Вера.

– Ага, а как тебе понадобилось завещание…

– Тише ты! – шикнула Вера и даже пнула под столом ногой брюнетку.

За столиком установилось молчание.

– Ты сейчас лучше помалкивай, – теперь голос у белобрысой был спокойно-презрительный, – будешь молчать – заплачу остальное. Только позже, потому что сейчас денег у меня нету, на похороны потратилась. А если протреплешься про наши дела – то уж денег не жди, да еще тебя и уволят! Ведь то, что ты сделала, – это должностное преступление. Вылетишь на улицу, и рекомендаций тебе никаких не дадут.

– Да больно надо мне за эту работу держаться… – несколько неуверенно сказала брюнетка. – А вот ты, выходит, ничего не боишься… на похороны, значит, потратилась…

– А чего мне бояться? – спросила белобрысая. – Тетю вот хоронила…

– А я не про тетину смерть говорю… – протянула брюнетка.

– Все, хватит! – Вера с грохотом опрокинула стул. – Вот тебе все, что есть, тут сотня баксов. И за кофе заплати! Остальные двести семьдесят – потом!

– И не двести семьдесят, а пятьсот! – заявила брюнетка. – За то, что тянешь, я сумму набавляю.

– Ленка, не зарывайся! – белобрысая выскочила из кафе, Лола еле успела отвернуться.

Брюнетка же не спеша допила кофе, потом выкурила сигарету, расплатилась и вышла. Лола тоже не спеша отправилась за ней. Ей хотелось выяснить, кто же такая брюнетка и что их связывает с белобрысой. То есть Лола уже знала, что брюнетка – секретарша в нотариальной конторе, теперь нужно было выяснить, где находится эта контора и как зовут девушку.

Все оказалось совсем просто. Девушка прошла метров сто до ближайшего перехода, перешла Каменноостровский проспект на зеленый свет, потом прошла еще немного и остановилась перед красивой деревянной дверью, что-то ища в сумочке. Не нашла, открыла дверь и скрылась внутри. Лола подошла ближе и увидела вывеску «Нотариальная контора».

За тяжелой дверью был коридор, потом холл, где сидели и ждали посетители. Брюнетка бодро цокала каблучками по коридору, тут открылась боковая дверь, выглянула всклокоченная рыжая голова и закричала:

– Звонцова, Ленка! Ты где же это ходишь?

Брюнетка сделала виноватое выражение лица и пошла на зов. Лола прогулялась по коридору и на одной двери увидела надпись: «Нотариус Селиверстов В. К.».

«Как все удачно получилось!» – мысленно воскликнула она и поехала домой, чтобы сообщить новости своему компаньону.

Маркиз остановил машину, запрокинул голову и оглядел окна четвертого этажа.

На этом этаже были два небольших балкончика, которые были бы похожи, как близнецы, если бы один из них не носил следов явного запустения. На обоих балконах были по хорошей погоде выставлены традиционные комнатные цветы – герань, китайская роза, «ванька-мокрый», только на левом балкончике эти растения были ухожены, политы и цвели пышным цветом, а на правом они безнадежно засохли, поникли и представляли собой самое жалкое зрелище.

Леня сделал из этого наблюдения кое-какие выводы и вошел в подъезд.

На площадку четвертого этажа выходили двери двух квартир.

Правая дверь была опечатана.

Леня задумчиво посмотрел на полоску бумаги с круглой сургучной нашлепкой и решительно направился к левой двери.

Не успел он нажать на кнопку звонка, как за дверью послышалась негромкая возня, и подозрительный старушечий голос осведомился:

– Опять уговаривать будешь?

– Что? – не понял Маркиз. – Почему уговаривать? Зачем уговаривать?

– Ну как же, – продолжал голос из-за двери, – за депутата своего. А только я все равно не пойду голосовать! Лестницу у нас который год не убирают – это раз, мусор возле дома набросан – это два, а квартплату все поднимают и поднимают – это уже четыре. А ты хочешь, чтобы я голосовала! Вот который лестницу уберет да мусор вывезет – за того я проголосую!

– Да я, бабушка, совсем но другому делу!

– Тоже мне, внук нашелся, – сердито отозвались из-за двери. – А по какому же тогда делу, если не за депутата?

– Я вообще-то к Анне Ермолаевне шел, к Лопатиной, – начал Леня, – а у нее, смотрю, дверь опечатана…

– И-и, милый, спохватился! – проговорила старуха. – А по какому ты к ней вопросу?

– Да ей деньги причитаются… от общественного фонда по оказанию помощи малоимущим вдовам государственных деятелей, – выдал Леня красивую внушительную заготовку.

– Ну надо же, – послышалось из-за двери… – некоторым все, а другим так совсем ничего… Опоздал ты, однако.

– В каком смысле – опоздал? – Леня изобразил непонимание.

– В самом, милый, обыкновенном, – печально произнесла старуха, – померла Анна Ермолаевна, три дня как померла!

– Ну надо же! – Леня вложил в голос сочувствие и разочарование. – Главное, деньги уже выписаны…

– А большие ли деньги? – В голосе старухи соединились любопытство и зависть.

– Шестьсот пятьдесят семь рублей, – Леня знал, что некруглые цифры выглядят достовернее.

– И за что это ей… – огорчилась старуха.

– А ведь вы – тоже одинокая, – проговорил Леня, как будто его неожиданно осенило, – и в преклонных годах… деньги по ведомости уже начислены, так давайте я их вам выплачу!

– С чего это вдруг? – В голосе старухи, не привыкшей к неожиданным подаркам судьбы, прозвучало явное недоверие.

– Говорю же – деньги начислены, их обратно сдавать – одна морока! А вам наверняка пригодятся…

– Да уж, лишними не будут, – согласилась старуха. – А у тебя, милый, документы какие-нибудь имеются?

– Это обязательно. – Маркиз поднес к дверному глазку раскрытое удостоверение депутата законодательного собрания города Замухрыщенска.

Он носил в кармане кучу всяких визитных карточек, удостоверений и бланков – на всякий пожарный случай.

Загремели засовы, и дверь отворилась.

На пороге стояла небольшая худощавая старушка в детском спортивном костюме фирмы «Адидас» – наверняка из немецких гуманитарных поставок.

Старушка внимательно осмотрела Маркиза с головы до ног и, по-видимому, осталась удовлетворена. Как всякий мошенник высокого класса, Леня производил на малознакомых людей исключительно хорошее впечатление.

– Вот ваши деньги, – поспешно полез он в карман, – только распишитесь, пожалуйста, в ведомости, а то мне отчитываться перед руководством…

– Это обязательно, – кивнула старушка, – разве же я не понимаю? Всюду порядок должен быть… Ты извини, милый, что я с недоверием, сам понимаешь, сейчас такое время…

– Конечно, – кивнул Маркиз, – я не в претензии…

– Пойдем на кухню, хоть чаем тебя напою! Надо же, такие деньги мне вдруг! А говорят, нет на свете добрых людей!

– На кухню? – Маркиз сделал вид, что колеблется. – Ну, вы мне тогда там и распишетесь, а то на весу неудобно…

Старушка расписалась в подсунутой Леней ведомости и поставила на стол две яркие чашки с петухами.

– У меня варенье-то вишневое, – проговорила она, доставая вазочку, – где ты еще вишневого-то попробуешь?

– Ну если вишневого. – Маркиз устроился поудобнее. – А что, вы с соседкой-то своей, Анной Ермолаевной, хорошо были знакомы? Общались с ней?

– Да как? – Старушка пожала плечами. – Рядом живем, обе одинокие, как не общаться? Когда за солью зайдешь, когда за спичками, когда так просто… Цветы тоже взять… у меня хорошие цветы, так я ей рассаду давала…

Леня вспомнил одинаковые балконы и согласно кивнул. Старушка подложила ему на блюдце варенья и продолжила:

– Теперь-то небось погибнут цветочки, – она горестно вздохнула, – дверь-то опечатали… да кому они и нужны, Верке на них наплевать… – И она неодобрительно махнула рукой.

– Верке? – переспросил Маркиз. – А это кто же?

– Племянница ее, – старушка поморщилась.

– Так разве у нее племянница была? – Леня изобразил недоверие. – А у нас отмечено, что она одинокая. И пособие ей выписано, как одинокой, в полуторном размере…

– Ну уж и одинокая! И племянница была, и племянник. Только племянник-то, Алексей, тот мужчина солидный, и все тетке чем-нибудь помогал. То денег немного подкинет, то продуктов…

Она, покойница-то, мне все рассказывала. Видно, похвастаться передо мной хотела…

– Еще и племянник! Вы ничего не путаете? – Леня отхлебнул чая и поставил чашку на стол.

– Что уж я – врать, что ли, буду? Солидный человек, вроде как писатель… а Верка только прибежит, чаю напьется и начинает на Алексея наговаривать… что нечестный он, да неискренний, да будто нарочно к тетке ходит, будто из-за наследства… какое уж там у нее наследство? Картинки старые да несколько чашек… Но Анна-то ей, конечно, не верила. «Алеша, – говорила, – любимый мой племянник, все ему оставлю, а Вере – сервиз отпишу чайный, раз она чай пить приходила, да вышивки мои…»

Старушка протянула Лене кухонное полотенчико с вышитым на нем букетом полевых цветов:

– Вышивала покойница и правда очень хорошо. Вот мне в прошлом году подарила…

Леня с уважением оглядел полотенце и вернул хозяйке.

– Очень красиво!

– А разве молодежь это ценит? – старушка скривилась. – Анна-то и говорила, мол, только бы Вера не узнала про завещание, а то ходить совсем перестанет, да еще гадость какую сделает… у нее, у Верки-то, характер плохой, такая сплетница, все за спиной, все тишком…

После посещения нотариальной конторы Лола решила, что пришла пора ей немножко отдохнуть. Она сняла светлый парик, стерла с губ помаду сердечком и прогулялась по Каменноостровскому проспекту, заходя по пути в некоторые магазины. Время пролетело незаметно, и когда Лола поглядела на часы, оказалось, что прошло уже довольно много времени. Лола ахнула и полетела домой, с Леней она столкнулась в собственном дворе. Вид у него был не слишком довольный, в руке ее компаньон держал клетку с попугаем.

– Вот так новость! – удивилась Лола. – Откуда вы, друзья мои?

– С твоей телестудии, – ворчал Леня, – позвонили – срочно, говорят, забирайте своего попугая! Он у них там всех до смерти заговорил, режиссер уже на грани нервного срыва! Актрисы тоже: одну, что похудее, он в нос клюнул, а у второй парик стащил!

– Батюшки! – ахнула Лола. – Перришон, что ты наделал! Теперь тебя уволят!

– Ничего подобного, – заявил Маркиз, – режиссер сказал, что у Перришона отличный типаж, но характер ужасный, и что раз он такой невоспитанный, то сериал будут снимать без него, а потом снимут все сцены с попугаем за три дня и подмонтируют, вот!

– Сами они все невоспитанные, верно, Перришончик? – обиделась Лола. – Просто ты тонкая творческая натура…

За разговором они незаметно добрались до квартиры, где насмерть разобиженный Пу И лежал на Лолиной кровати и делал вид, что страдает. Пу И страшно жалел сам себя и осуждал Лолу. Всеми фибрами своей собачьей души он не уставал поражаться ее вероломству.

Восхищение талантом попугая понемногу сошло на нет, и теперь позабытый и позаброшенный Пу И мучился от ревности. Кот, как всегда, держался невозмутимо – его-то никто не бросал. Все же по некоторым признакам было заметно, что Лолино поведение он не одобряет, но никакой моральной поддержки песику он не оказывал.

Увидев своего любимца в скорбной позе, Лола почувствовала угрызения совести.

– Пуишечка, детка! – начала она ласково, но попугай тут же заорал в клетке, захлопал крыльями и затопал ногами.

Лола махнула рукой и решила оставить примирение с песиком на потом.

– Дорогая, – позвал Леня, – тебе удалось что-нибудь выяснить?

– Да, и очень много, только ты первый начинай.

– Ну что, – начал Леня, усевшись в кресло и почесывая за ушами невесть откуда взявшегося у него на коленях кота Аскольда, – как я и предполагал, речь идет о наследстве старухи Лопатиной. В наследстве у нее предположительно числится картина не кого-нибудь, а самого Симоне Мартини. Но судя по тому, какие папуасские танцы развиваются вокруг этого наследства, картина действительно существует. То есть ее даже видели.

– Кто? – невинно спросила Лола.

– Это… неважно. – По тому, как Маркиз сделал легкую запинку при ответе, Лола сразу же поняла, что в деле замешана женщина, да не какая-нибудь посторонняя, а близкая знакомая ее ветреного компаньона.

– Короче, бабуля узнает, что у нее в доме имеется такая ценность, – начал Леня, старательно отворачиваясь от своей проницательной подруги, потому что неоднократно имел случай убедиться, что Лолка не только умеет читать по глазам, но и запросто влезет ему в душу, – она решает обезопасить себя от воров и грабителей, вызывает нотариуса…

– Селиверстова Владимира Константиновича, нотариальная контора находится на Каменноостровском проспекте, – вставила Лола.

Маркиз удивленно блеснул глазами, но продолжил:

– Вызывает нотариуса и пишет завещание, по которому эту картину и остальные отписывает своему племяннику Алеше Зайценогову – в миру писатель Волкоедов, а племяннице Верочке, которая часто ходит к старушке пить чай, – как раз чайный сервиз и вышивки собственного изготовления.

– Коварная старуха! – Лола покачала головой. – Но где-то я ее понимаю.

– Она отдает самую ценную картину нотариусу Селиверстову, который прячет ее в банковский сейф.

– А дальше я знаю! – оживилась Лола. – Можно расскажу?

Маркиз милостиво кивнул.

– Верочка Зайценогова девица не промах, она имеет подозрение, что шляется к старухе напрасно, что та обожает своего племянника Лешеньку, а ее, Веру, спокойно может оставить с носом. Поэтому она узнает каким-то образом имя нотариуса – возможно, старуха его и не скрывала, начинает кружить около конторы и однажды знакомится с секретаршей Леночкой, которая сама себя называет помощником нотариуса. Уж не знаю как, но Вере удается убедить Леночку заглянуть в старухино завещание. Это должностное преступление, но Вера обещает заплатить ей за сведения пятьсот долларов. Та девушка небалованная, это нотариусы получают кучу денег, а секретари – мало, так что пятьсот баксов для Лены очень даже большая сумма.

– Откуда ты все это знаешь? – поразился Леня.

– Выследила их, но не отвлекайся! – отмахнулась Лола. – Итак, заглянув в завещание, Вера узнает, что тетка после смерти намерена ее кинуть на ржавый гвоздь, и очень по этому поводу расстраивается. И до того сильно, что ей приходит в голову преступная идея – каким-нибудь способом устранить с пути племянника Лешеньку, сиречь писателя Волкоедова. Тут ей очень кстати подворачивается наш знакомый псих Рома…

– Р-рома, Р-ромочка, кр-ролик! – заорал попугай из клетки.

– Вот именно, Перришон прав. Этот Рома бродит по студии, таскается к Животовскому, капает ему на мозги и так далее. Животовский от него уже бегает, тогда он переходит на других сотрудников. Все шарахаются от него как от чумы, и только Вера Зайценогова его слушает. Слушает и внушает ему, что личность нельзя насиловать, что никто не должен быть марионеткой, что справедливость должна торжествовать… Думаю, она делала это так, из интереса, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Или, возможно, хотела насолить Животовскому, то есть чтобы этот Рома подпортил ему жизнь.