Текст книги "Дендрофобия"

Но это было так, баловство. Основные заказы у Феликса Георгиевича были совсем иными. С заказами к нему приезжали аж из Сибири: кому – гроб с инкрустацией, а кому – с геометрической или рельефной резьбой по всей поверхности. Одному состоятельному покойнику он, по просьбе безутешной вдовы, вырезал крышку гроба в виде сфинкса с Египетского моста. И покрыл её лаком со столетней гарантией, каким рояли покрывают. Такие чувствительные до красоты усопшие были не редкостью. Но если его о чём-то просила сестра, он все дела откладывал и бросался выполнять её просьбу.

Вот она и решила подключить его к делу создания площадки и забора для детского сада. Но насчёт доставки поваленных вдоль железнодорожного полотна деревьев никак было не обойтись без вмешательства Его сиятельства Авторитета.

* * *

Авторитет пришёл домой в меру рассерженным, как и подобает занятому серьёзным делом мужчине. И тут же спинным мозгом почувствовал, что жена хочет его о чём-то попросить, отчего ещё больше впал в какое-то смутное раздражение. Ему ни то, чтобы жалко было что-то сделать для неё, а совсем наоборот. Но раздражало, что просит она всё какую-то ерунду! То в школе крыша протекает, то у бывшей одноклассницы какая-то пьянь мотоблок из сарая свистнула. То у восьмидесятилетней соседки за разрешение на похороны умершей девяностолетней сестры на районном кладбище в погребальной конторе некто требует кругленькую сумму, равную ста пенсиям бедной старушки. И вот он, Авторитет местного значения, должен этим заниматься! Директору школы денег на ремонт дал. Пьянчуга мотоблок сам вернул, как узнал, КОМУ на него «капнули». Да ещё вскопал огород той однокласснице в качестве возмещения морального ущерба, а то мало ли что. Кладбищенского хапугу два часа продержали под неподъёмной каменной плитой в старинном склепе, после чего он стал настолько покладистым, что не только отказался от вымогательства, но даже согласился из своего кармана оплатить очень хороший гроб для покойницы.

Не дела, а игры на сообразительность для средней группы детсада! Так, стоп: детсад, детсад… Где-то он сегодня уже что-то связанное с детским садом то ли видел, то ли слышал. Ах, да! Варвара-краса, заведующая сим важным учреждением, попалась ему у поворота в свой переулок. Не иначе, жена сейчас чего-нибудь для своего любимого детского сада попросит. Проверим свою дедукцию.

Но жена накормила его и стала ждать, когда он впадёт в то счастливое состояние, в какое мужчина впадает после трудового дня, если его вкусно накормить и оставить на некоторое время в покое. Как тесто после замеса ставят на брожение. Даже пледом укрыла для ускорения процесса, когда он уселся в своё любимое кресло. Всё точно рассчитала: сейчас его разум задремлет, выпадет из суеты происходящих в социуме процессов, и станет Авторитет добрым-предобрым, так что проси у него, чего хошь…

«Ну, бабы! – следил за женой из-под прикрытых век Авторитет. – Всё повернут так, как им надо, что и не заметишь. Ведь попросила бы хоть раз что-нибудь для себя, так нет: всё для людей, для людей, гуманистка неисправимая. Упорно создаёт обо мне миф, как о защитнике бедного класса. Вот так и возникают мифы о благородных разбойниках… Другие жёны из своих дураков драгоценности выколачивают, а твоя из тебя – шифер для чьей-то чужой крыши. О-хо-хо… Вот Арнольд Тимофеич на днях плакался в жилетку, как его молодая супруга удрапала с молодым лосем и унесла цацок на десять тысяч у.е., а теперь он, стало быть, гол как сокол, так что и взять с него нечего. Уж с кого, с кого, а с него всегда было, что взять».

Авторитета иногда посещало лёгкое негодование, что он не заметил и не проконтролировал тот момент, когда превратился в исполнителя пусть и самых нехитрых желаний земляков. Шли к нему со всякой фигнёй! И он, такой матёрый бандит, почему-то не мог раз и навсегда их от этого занятия отвадить. Надо отдать ему должное, он пробовал и даже очень решительно, но – идут и идут к нему, хоть ты режь их всех подряд! Боятся, а идут! К нему. К криминальному авторитету. Потому что он хоть и криминальный, но всё же авторитет. И пусть криминальный, но зато – Авторитет. Как бы он им стал без этой криминальности-то, а? Он может сдвинуть любое дело с мёртвой точки, в отличие от всех этих мэринов из мэрии, поэтому каждый простой житель города понимает, что в каких-то особо щепетильных вопросах лучше обратиться всё-таки к нему.

И вот засылают к нему гонца. Выбирают кого-нибудь самого смелого. Как в пещеру к Минотавру. Он даже слышит, как у этого «самого смелого» коленки дрожат и зубы стучат от страха. Но идут, чёрт их дери! А куда же им деваться? Местной власти они давно опостылели, районной и нафиг не нужны, а власти государственной и вовсе никогда не были интересны. Да и знают ли там вообще, что они где-то есть со своими скромными насущными потребностями и даже – мечтами?

Он знал, что достаточно ему кашлянуть или злобно улыбнуться своей фирменной улыбкой удава, и «самый смелый» гонец упадёт кверху лапками: только не убивайте. Он иногда так забавлялся, когда совсем скучно становилось. Но за рамки никогда не выходил, хватал за шкирку окоченевшего от ужаса визитёра, когда тот уже собирался дать стрекача, сажал напротив себя и с мудро-усталым выражением перетрудившегося государственного деятеля душевно спрашивал:

– Чего там у вас опять-то стряслось?

– Касантин Колаич, а на комбинате опять зарплату не выдают, а? Как бы узнать бы, надолго ль этот ступор? За позапрошлый год выдали, благодаря Вашему участию, а вот за прошлый…

– Так надо, – строго отвечал он, если задержка денег на комбинате заранее была с ним согласована, и он имел от этой сделки свой навар.

– А, ну если так надо, то простите ради бога, – и пятились задом, всплеснув руками, что потревожили по незнанию занятого человека. – Простите ещё раз за беспокойство. Ох, спасибочки, дай Вам бог здоровьичка…

Спешно выходили со двора и уже за воротами себя ощупывали, не веря такому исходу: «Господи, никак живы остались».

И никто больше по поводу невыплаченных зарплат не вякал. Так и говорили: «Сам Авторитет сказал, что так надо. – А-а, ну тогда другое дело! Если САМ сказал, что так надо, значит… так оно и надо».

А если Авторитет от этих визитёров узнавал, что в его городе кто-то мимо него хочет сделать «свой маленький бизнес», тут уж мог и сам спасибо сказать за доставленную информацию. И некоторые привыкли так добросовестно и своевременно доставлять ему информацию, что он уж и не знал: оплачивать ли этим бескорыстным осведомителям их честный труд?..

Рядом с Авторитетом уселся толстый рыжий кот, свалявшийся от долгого сна и похожий от этого на большую кроличью шапку, которая целый сезон хранилась в переполненном вещами шкафу. Сверкнул в наплывающих уютных сумерках глазом и умиротворённо замурлыкал. «Тоже, тот ещё специалист по релаксации», – фыркнул про себя Авторитет. Но всё-таки хорошо вот так сидеть вечером в любимом кресле с осознанием, что все намеченные на день дела успешно выполнены, и теперь торопиться никуда не надо, а можно со спокойной душой предаться разным приятным философским размышлениям…

– Послушай, – прервала его размышления жена, когда он, как кот на залитом солнцем подоконнике, начал сыто жмуриться, – мне нужна платформа берёзовых дров.

– Что-что? Какая ещё платформа… Дров? Берёзовых?! Ты что, с ума сошла? – этого уж он никак не ожидал. – Зачем?!

– Для дела.

– Для хорошего дела или для плохого? – стал он заигрывать и притянул жену к себе.

– Для очень хорошего.

– Для очень хорошего? Для детского сада, что ли? Не дам.

– Ну, не капризничай, Котя, – ласково погладила она его по голове, отчего он ещё больше упёрся, не желая так быстро сменить маску жёсткого и сурового Авторитета на образ уступчивого и покладистого мужа.

– Чего ты из меня опять благодетеля делаешь! Я вижу не зря тут твоя Варвара маячила.

– А почему бы ей ко мне в гости не зайти? Мы же среди людей живём, так почему бы ни помочь? Может, они нам потом помогут…

– Ага, щас! Размечталась. Так помогут, что и ног не унесёшь… Чем они тебе помогут? Что у них есть, чего нет у тебя?..

– Да подожди ты. Тебе надо всего-то с начальником станции договориться. Ты его знаешь.

– Не хочу…

– Ты дослушай сначала. Вдоль железной дороги валяется полно поваленных, никому не нужных деревьев. Их даже сжигают, потому что девать некуда.

– Я всегда знал, что из-за меня ты зарыла в землю талант к предпринимательству, – артистично вздохнул Авторитет.

– Их можно просто так взять, пока всё не сожгли.

– Жгут древесину? И это в эпоху энергетического кризиса во всём мире. Ай-яй-яй! А я-то думаю, чего так дымом тянет? – тяжело вздохнул он, закрыл глаза, и мрачно прочитал странные стихи:

 
Лес, погибающий в муках.
Островок обреченный
Между шоссе и железной дорогой,
Где стальные твари
Рвут живое тело деревьев,
Терзают землю,
Жизнь убивают…[9]9
  Отрывки из произведений Вадима Сидура.


[Закрыть]
 

Жена дождалась окончания, убедилась, что это не пауза, и снова спросила о деле:

– Так что?

– Не хочу, – вздохнул он обречённо. – Устал.

– Не хочешь, как хочешь. Спи тогда, – жена поправила ему плед и вышла.

Кот боднул хозяина в плечо, залез на колени и свернулся калачиком. Авторитет собрался было вздремнуть полчасика, как обычно делал в это время суток перед ночной вылазкой, да сон не шёл. Стало ему как-то неловко, что расстроил жену отказом. Ведь расстроилась, хотя виду не показывает. И сама расстроилась, и его расстроила! А с другой стороны, почему он, ударник и передовик теневого бизнеса и преступного мира, должен заниматься какими-то глупостями?..

Жена у него никогда ничего не просила. Это у них порода такая – гордые, спокойные и поэтому очень красивые люди. Редкое сочетание в наши дни, когда вместо настоящей гордости в людях всё больше встречается беспочвенная гордыня и спесь, а уж красота и вовсе разучилась быть гордой. Красота нынче заискивает и торгует собой направо и налево.

И братья у неё такие же, замкнутые немногословные мужики со сдержанным хемингуэевским характером. Когда четыре года тому назад его младший шурин, с которым они были ровесники и друзья детства, умирал у него на руках, Авторитет даже подивился: прямо, как истинный самурай, без соплей и лишних слов уходил. Только зубами скрипел, когда совсем скручивало, и судорожно затыкал ладонями бурлящую кровь в развороченном автоматной очередью солнечном сплетении. Авторитет хорошо знал, что после таких ранений живут только несколько минут, испытывая адские мучения. Удирали тогда от преследования на угнанном КамАЗе, и за баранкой он думал об одном: что теперь скажет своей жене. И что она скажет ему? Но она ни слова не сказала, а села рядом с умершим уже братом, когда он дотащил-таки его домой, и закрыла лицо руками. Так часа два сидела, а потом встала, подошла к мужу, и он подумал, что она сейчас врежет ему по морде. Сила-то у неё такая же, как и у братьев, хоть по внешнему виду и не скажешь. Она не то, чтобы его когда-нибудь била, но могла легонько по заднице шлёпнуть или за ухо дёрнуть по-матерински, если он начинал совсем уж забываться и плохо себя вести. Но Авторитет никогда не обижался, а понимал, что получил за дело, и знал, как с ним иногда бывает трудно. А тогда он почувствовал, что хочет она двинуть ему как-то не по-женски. Но она только тихо спросила:

– Что, навоевались? – и упёрлась ему в грудь лбом, словно хотела скалу сдвинуть с места. – Как же мне тебя остановить, Котя? Как?!

«Никак ты меня уже не остановишь, – подумал он тогда. – Я теперь, как выведенный на орбиту спутник, который может только рухнуть вниз, но не остановиться». Уж и рад бы упасть, да именно за счёт этого постоянного падения и движешься по своей орбите. Может, и упадёшь когда-нибудь, как другие. А может, сумеешь как следует разогнаться и оторваться от орбиты, чтобы обосноваться в космическом пространстве в качестве новой планеты. В космосе теперь какого только мусора нет, какого только хлама не вращается вокруг Земли благодаря гению человека. Чего уж тут о наших земных делах говорить…

Но жене, как хороший мальчик, пообещал исправиться. Хотя она уже не слушает, когда он это обещает. Да и не слышно ничего было: жена шурина устроила концерт рёва и визга – вот кто поорать любит, так любит! Ползала по трупу мужа, вся перепачкалась в крови и кишках – всё по правилам классической трагедии. Оторалась и через месяц… снова замуж выскочила. Жена Авторитета потом сказала, что всегда даже завидует таким людям, которые умеют выкричаться, а не таскать в себе боль, как лишний груз. Что ж, всё правильно: кто громче о чём-то кричит, тот быстрей об этом и забывает. Звуковая волна сродни ударной: вышибает память, как при контузии…

Авторитет вытащил из кармана тяжёлый бумажный пакет. Принесли ему сегодня. Так живописно Арнольд расписывал про свои чувства к беглой жене, которую он якобы с ног до головы золотом усыпал, что стало Авторитету интересно: врёт или нет. Дал своим людям задание найти эту беглянку с водителем и вытрясти из них цацки. Уж Арнольд так умолял, чтобы девочку его не искалечили, прямо в ногах валялся. Да кому надо трогать эту угловатую пацанку! У кого на такую секельду вообще хоть что-нибудь поднимется? Вот старый-то пень! Ищет молодых берёзок, чтобы соответствовать новым веяниям. Мужику за полтинник перевалило, а он всё «западает» на каких-то студенток-тусовщиц, которых интересуют только шопинги, лифтинги и прочие дансинги. Уж единственной его дочке под тридцать, наверно, будет, а папаша не угомонится никак: опять пополнил коллекцию бабочек новым экзотическим экземпляром. Нашёл бы себе простую бабу своего возраста – самый надёжный вариант в его годы – да гулял бы с ней в законные выходные по городскому парку под ручку. Женщины этого поколения ещё умеют любить мужчину, как любит сына мать, которая верит, что её сын ни на что дурное не способен. Даже если он ещё ой, как способен. С такой женщиной можно вести мирные и безмятежные разговоры, а не выслушивать прозорливые, как ей кажется, и нервные замечания насчёт твоих недостатков, словно ты сам о них не знаешь. Знаешь, да что толку-то! Как говорит шурин Феликс, люди – всё одно, что деревья: чем больше возраст, тем труднее согнуть. И само оно не согнётся при всём своём желании. Это молодой побег гибок, а старая ветка хрупкая и жёсткая, как кровеносные сосуды, забитые всякой дрянью, образующейся в организме в процессе долгой жизни… «Я, цветок осенний, с ужасом замечаю, как превращаюсь в старое дерево с ободранной корой, глубокими ранами на теле, обломанными ветвями, редкой листвой. Каждый год меня собираются спилить, но я всё ещё плодоношу ко всеобщему удивлению».[10]10
  Отрывки из произведений Вадима Сидура.


[Закрыть]

Если ветка пойдёт расти куда-нибудь не туда, её потом только сломать можно, а нужную форму придать уже нельзя. Разве что спилить и выпилить из неё, что хочешь. Но тогда получится деревянная игрушка, истукан, сувенир, а не живое дерево, покрывающееся по весне листвой. К тому же, в самой древесине есть пороки, которым только искусный мастер сумеет придать интересное звучание. Есть сучки и червоточины, как есть они в людях: у кого-то – двойная сердцевина, а у кого-то – ложное ядро. Но, как хороший плотник тонко чувствует природу древесины и умеет правильно ею распорядиться, используя пороки дерева для своих целей, так и мудрый человек может чужие свилеватость и косослой употребить в свою пользу. Бывают люди трудногвоздимые, как берёза, зато хорошо полируются. Бывают кряжистые и непривлекательные внешне, как дуб, но с прочной и долговечной душой внутри, которая мало того, что не гниёт, так ещё и обладает красивой текстурой и цветом. А есть люди подобные буку: вроде и прочные на вид, да к тому же статные и высокие, но подвержены загниванию, усыханию и сильно коробятся. Вот как мэр.

Люди Авторитета нашли мэрову жену-малолетку в каком-то польском мотеле кинутой и покинутой – Арнольд как в воду смотрел. Она долго материлась, шипела, как кошка, обозвала своего мужа козлом и ничтожеством, решив, что это он прислал к ней людей за украденными драгоценностями, от которых у неё осталось только два кольца, да в пупке было что-то вставлено – остальное утащил этот водила-разводила, Ромео за рулём. Для извлечения алмаза из пупа пришлось применить силу, но в целом всё прошло без особого травматизма. Не считая пары выбитых зубов у этой драной кошки, чтобы не кусалась. Ещё возмутилась, что её даже не изнасиловали для приличия! Пардон, мадам, педофилов не держим.

Ну, мэр, ну, старый лось! Где нашёл себе такой геморрой на задницу? Говорят, что запал на неё только за то, что к ней лезли под хвост многие посетители элитного кабака, где она работала то ли официанткой, то ли ещё кем. А мэр всех обскакал – женился! Кабацкие кобели сразу утратили к ней интерес, да и мэру скучно стало, что соперничать теперь не с кем. Говорили ему люди умные: имей бабу, о которой все мечтают, а не мечтай о той, которую все имеют.

Вот с Ромео не обошлось без серьёзных кровопусканий… Ах, дети-дети, сидели бы вы дома в самом-то деле! Все вы против меня – дети. Бестолковые, одинокие, неуверенные, наугад идущие по чужим дорогам жизни, постоянно эту чужую жизнь на себя напяливающие. Да вот только размерчик не ваш.

Авторитет вытащил из пакета кулон величиной с грецкий орех, который кот принял за игрушку, которую хозяин принёс именно для него. Живо ударил по играющему искрами камню лапой, так что тот покатился по полу, сверкая алмазными гранями. Кот рванулся с места и тут же закатил драгоценность под диван, после чего азартно посмотрел на хозяина: «Ещё!». Авторитету было лень доставать кулон, и он принялся рассматривать остальное содержимое пакета. Думал, что врёт мэр – просто долг не хочет отдавать, вот и приплёл какие-то бриллианты «для диктатуры матриархата». Оказалось, не обманул. Ювелир и пробы подтвердил, и камни взвесил: в самом деле, тянет на десять тысяч у.е… Ну, тогда живи. Пока живи, а там посмотрим. Страх смерти хуже самой смерти. Иные засранцы так её боятся, что приходится их резать из элементарного гуманизма.

* * *

Несколько лет тому назад все как с ума посходили! Известные актёры и режиссёры, спортсмены и музыканты, экзальтированные светские львицы, экстравагантные модные писатели, даже фотомодели и шоумены заморочились влезть если не в депутаты, то хотя бы в их помощники. Зациклились на политике. Всем страсть как захотелось порулить страной. Вот аж до дрожи! Чтобы автомобиль водить, и то надо хотя бы курсы вождения пройти. Но ещё не факт, что тебя после этого к рулю допустят. Сам Авторитет на работу брал только таких водил, которые не менее десяти лет за баранкой отпахали. Его личный водитель пять лет до этого ракеты возил по бездорожью Брянщины. Умел ездить так аккуратно, что даже покрышки на колёсах не изнашивались! Авторитета по колдобинам возил так нежно, словно боеголовку какую, особо взрывоопасную. Много лет на такой работе надо было обкататься, а тут – целая страна. Крупнейшее в мире государство! Сколько всего надо уметь и понимать – и не перечислишь. А никто ничего не знает, не понимает, вообще не осознаёт, в какой реальности живёт, о России судит по бутикам и казино в центре Москвы. Но всё туда же во власть тупо лезет.

Прямо, наваждение какое-то было! Ну, и криминал, естественно, тоже решил не отставать от модных веяний в обществе. И не только криминал, но и люди, скажем так, умеренной нечистоплотности чего-то зашебуршились, не захотели в сторонке стоять. Вот и Арнольд Тимофеевич решил племянника куда-то пропихнуть от какого-то дальневосточного округа. А денежки на предвыборную кампанию взял у Авторитета.

Оказалось, что политиком у нас может и имеет право быть каждый. Например, стоматологом или машинистом, токарем или сварщиком далеко не каждого возьмут работать. Потому что в любой профессии нужны определённые знания, навыки и многолетний опыт работы. А политикой можно заниматься кому угодно, когда угодно, где угодно и сколько угодно. Чего ж не заняться-то? К тому же, в стране – массовая безработица, десятки миллионов не знают, куда себя деть. Чтобы новую профессию освоить, так это же трудно. А обучиться такому «нехитрому» делу, как политика, можно, оказывается, за пять минут!

Сам Авторитет, что уж греха таить, тоже рванул было туда, в политику. Поддался всеобщему порыву – ох, даже стыдно вспоминать! И чуть было не «постригся в депутаты». Тогда многие из братвы туда подались. Какой простодушный цинизм! Авторитет до сих пор хохочет, когда увидит вдруг на первых страницах ведущих газет или по телевизору кого-нибудь из банды Самсончика, которого так звали за то, что он любил всем рвать пасти на манер фонтана «Самсон, раздирающий пасть льва», с портфельчиком и умным лицом за спиной какого-нибудь помощника или заместителя депутата. А тут сам Поршень – криминальный бонза из соседней губернии – промелькнул в образе толкового и преуспевающего советника какой-то партии, отвечающего на вопросы избирателей. Авторитет чуть не поперхнулся, как услышал из его уст исполненные государственной мудрости, отутюженные политтехнологами слова про «общий кризис морали в стране и прочие болезни, разъедающие нашу Отчизну»! Где такое ещё увидишь, чтобы матёрый бандюга с экрана вещал на всю страну, что «безнаказанность преступности подрывает устои общества, которое и без того находится в весьма болезненном состоянии»? Только в России – стране чудес. Да-а, резвятся ребята, как могут, а нищий избиратель смотрит и соображает, в каком измерении это происходит. И ведь некоторые в такой азарт вошли, что сами уже поверили в свой политический дар.

Вся эта мышиная возня была названа «активной гражданской позицией». Но Авторитет быстро в ней разочаровался: много стёба и мало дела. Стёбом он даже в ранней юности не страдал, как это часто бывает со вступающими в жизнь неустойчивыми подростками, а уж сейчас и подавно. Вовремя понял, что ему так не сыграть, как Поршню-то. Это какие актёрские способности надо было иметь, мир его праху. Лучше б в актёры шёл, а не в политику. Помер Поршень аккурат перед последними выборами. Как говорили, «при невыясненных обстоятельствах». Знаем мы эти «невыясненные»: заигрался дурачок, объявил в качестве подачки к переизбранию тотальную борьбу с организованной преступностью в регионе. Нельзя ж так переигрывать-то. Хотя, что там ещё делать, в политике-то?

Дела конкретного в политике вообще не было, а только дежурная болтовня с народническими придыханиями о том, как дорого обходится государству и казне этот чёртов народ с микроскопическими потребностями, и как ты из кожи вон лезешь ради этого нетребовательного народа, будь он неладен. Да и вообще, лучше быть первым парнем в своей деревне, чем последним мальчиком на побегушках в чужом мегаполисе с несколькими центрами тяжести. Можно и не выставлять свою кандидатуру на выборах, но при этом править миром. Не всем, конечно (на кой тебе этот расплывчатый и неопределённый весь мир), а своим миром.

Но так он стал думать позже. А когда эта лихоманка только начиналась, присмотрел он себе какого-то союзника в помощники, а потом вдруг выяснилось, что помощник этот сам смотрит на него как сюзерен на вассала. Обычная в те годы история: каждый хочет быть господином в стране вчерашних рабов. Но Авторитет не признавал никаких авторитетов и в вассалах никогда не ходил. Он вообще не терпел, чтобы кто-то брал над ним шефство, никогда ни перед кем не заискивал и даже не представлял себе, как это делается. Поэтому пришлось объяснить этому сюзерену доморощенному who is who. Но тут кикс вышел, переборщил малость: объяснил настолько доходчиво, что отдал его недавний союзник богу душу. Сразу понял, что задел какую-то важную деталь в чужом механизме, наступил на хвост чьим-то интересам, и сразу запахло жаренным.

Так у него на войне бывало, когда вдруг останавливаешься и понимаешь, что следующий шаг делать нельзя. Стоит только опустить ногу на землю, как произойдёт взрыв. Вот и после кикса стало всё внезапно взрываться да само собой постреливать. А тут ещё власть чего-то вдруг очнулась и вроде как засобиралась наконец-таки «дать заслон обнаглевшей донельзя преступности» – не могла же вольница начала девяностых длиться вечно. Стали шерстить биографии кандидатов и иже с ними, стали выяснять, откуда в скатившейся за грань нищеты стране у некоторых наглецов имеют место быть такие совершенно безумные деньжищи на предвыборные кампании… Откуда-откуда? Оттуда!

Странная у нас всё-таки власть: спит-спит, а потом проснётся и выдаёт подданным свои сны за реальность. Уж и ежу понятно, что трудом учителя или врача, рабочего или тракториста в нашей стране человек себе на выборы денег не заработает. Уж понятно, что не на вспоможение человек живёт. Ясно, как белый день, что довелось ему преступить какую-то черту, совершить пусть бесчестный, но зато выгодный для себя поступок – в России честность и выгода никогда не дружили. Вот и пришлось впутаться в какой-то бизнес сомнительного качества, кого-то предать и продать, заключить дипломатическое соглашение чуть ли не с самим дьяволом, чтобы заложить на этом предательстве фундамент баснословного состояния. А что делать, если честно работающие граждане у нас копят на пылесос несколько месяцев? Чуть ли не кредит в банке берут для покупки утюга! Это какая должна быть зарплата или пенсия – или как это всё теперь называется – чтобы на неё нельзя было пылесос сразу купить?!

Авторитет вспомнил, как ехал с дочкой по Лиговке, и она вдруг попросила новые наушники для плеера. Зашли в какой-то магазин бытовой техники, и увидел там Авторитет бабульку лет семидесяти. Бабушка божий одуванчик из «Операции Ы» – в таком же пальтишке сталинской эпохи, в стоптанных валеночках. Приценивается бабулька к утюгам, спрашивает девицу в торговом зале, нет ли чего «подешевше». А куда дешевше-то, если самый дешёвый утюг стоит всего-то тысячу рублей? И вот у этой бабки, у которой трудовой стаж, наверно, полвека, а то и больше, нет денег на такой пустяк! Представил Авторитет свою мать, как она, беззащитная старушка, так же будет испуганно шарахаться от дорогих витрин большого и холодного города, искать что-то подешевше. А мимо снуют равнодушные и неживые существа, которых и убивать-то не надо, потому что давно уже умерли. И им теперь ничего другого не остаётся, как торопливо сновать туда-сюда мимо сверкающих и манящих роскошью витрин, этих бастионов современной цивилизации, общества потребления, которое прячется за ними от реального мира, как за щитами, свято веруя в их надёжность.

Чего-то тогда там внутри сжалось, чего никогда с ним прежде не случалось, и купил он самый лучший утюг с гарантией. Сунул бабке той: «На, мать, бери и никому никогда не верь, если тебе будут что-то дешёвое предлагать». Бабка стоит, глаза углами выцветшего платочка с головы утирает, а дочка обняла отца за шею тонкими ручонками и говорит с восхищением: «Папка, ты самый лучший человек на свете!». Хорошо, когда твои дети в тебя так верят…

Вот с сюзереном тогда плохо вышло. Понял Авторитет, что этот сюзерен сам у кого-то в вассалах бегал, и теперь этот кто-то хочет с ним поквитаться за «испорченное имущество». Выяснил он, что этот кто-то – такая большая шишка, что дух захватывает от мысли, что ты можешь завалить такого борова. Так дух захватывает, что даже дышать не можешь… от астмы такой!

Жена тогда сразу почуяла недоброе, взяла его как щенка за холку и вовремя утащила за границу:

– Давай-ка, Котёнок, съездим в Европу. А то ведь, не ровен час, помрём, и не увидим, как цивилизованные народы живут.

Уж он и брыкался, и рвался в бой, и страдал от разлуки с привычным укладом жизни, но жена остудила его пыл.

– Да когда же ты, чёрт седой, навоюешься?! Когда всё ваше мужское племя научится спокойно жить? Вот попробуй, вернись в Россию! Ты поедешь – и я за тобой. Тебя там «шлёпнут» – и меня следом. Так и знай!

Пожили сначала в Финляндии и Швеции, потом в Германии. Больше всего его там пенсионеры удивили. Наши ходят в рванине с виноватым видом, словно задолжали чего кому, а там на лицах стариков такая непоколебимая уверенность и покой, каких и на физиономиях нашей суетливой и наглой элиты не увидишь. И он сам как-то успокоился, подлечил нервишки. Не чтобы специально их лечил, а просто уклад жизни там какой-то не располагающий к нервным болезням. От нечего делать нашёл одного психиатра, русского профессора, который эмигрировал ещё из СССР, потому что развивал неприемлемую для тоталитарного и милитаризированного общества тему: особенности психических расстройств и поражения нервной системы у военных и тех, кто побывал в зоне вооружённых конфликтов. Профессор сказал, что при его мощной комплекции и запущенной форме психоза медикаментозное лечение может иметь непредсказуемые последствия, гипноз не подействует, поэтому показана только беседа – логотерапия. Авторитет даже обрадовался, что не надо таблетки пить, но психиатр предупредил, что таблетки – это ещё не самое горькое лекарство на свете: «Можешь отказаться, пока не поздно, а то меня из вашего брата многие потом убить хотят, столько всего из них выходит. Будет ломать – терпи. Такое говно полезет, что сам удивишься». Но ему понравилось – так много о себе нового узнал! Ломало, правда, конкретно. Астма и «мальчики кровавые в глазах» куда-то пропали, словно и не было их. Даже седина местами почернела!

Смотрел на себя в зеркало с видом расстроенного ребёнка и доставал жену расспросами о потемневших волосах, не стал ли он похож на крашеного.

– Может, наголо побриться?

– Давай, начни народ пугать. Хотя красоту таку уже ничем не испортишь.

– Крашеный мужик! Это ж лучше застрелиться!

– То-то подарок своим врагам сделаешь. Подумаешь, несколько прядей у него потемнело, а он уж в зеркало спокойно смотреть не может.

– Нет, похож! Мужик из русской деревни – крашеный. Во позор-то, а?

Так целыми днями мучился и других мучил за отсутствием каких-либо других дел. Стал раздражительным, как баба на сносях – жена беременной так себя не вела. Зато психиатр ликовал: «Получилось! Процесс пошёл, буянь дальше – скоро катарсис наступит». Вот он и придирался ко всему на свете: чай то слишком горячим казался, то слишком холодным. Добавил своей бабе седины, как пить дать, хотя в её светлых волосах и не заметно. Уж она, бедняжка, даже заставила его «Калевалу» прочитать от корки до корки, чтобы хоть чем-то занять. А то ведь мужчина, в самом деле, невозможным становится, когда совсем некуда ему употребить свою атомную энергию, так что может взорваться в любой момент, как реактор АЭС. Для него так важно быть сильным и успешным, а тут днём и ночью грызёт разрушительная мысль о своей катастрофической нереализованности.