Текст книги "Дендрофобия"

Для многих аллергия стала как мандат о депутатской неприкосновенности. Мол, у меня не какая-то пошлая и легко излечимая болезнь, а серьёзнейшее и современнейшее заболевание, которое позволяет объявить вне закона не только деревья, цветы и братьев наших меньших, но и многое другое. Человек имеет право болеть, но он обязан лечиться. Зачем лишать себя радости общения с окружающим миром из-за банальной сенной лихорадки, как называли аллергию сто лет назад? Чихание – недостаток моего здоровья, и справиться с ним – моя обязанность, и не надо смущать окружающих причудами своего замысловатого поведения.

Бригадир с деревообрабатывающего комбината ездил в своё время ликвидатором в Чернобыль. И у него после этого обнаружилась сильнейшая аллергия. Но он решил от неё избавиться. И, представьте себе, избавился! Занялся собой, бросил пить и курить, перестал ходить по врачам и клянчить у них дешёвые лекарства, стал больше времени проводить на природе и меньше смотреть выпуски новостей по телевизору, установил еженедельные разгрузочные дни… Через год от его болезни не осталось даже воспоминаний! А когда видишь субтильных и малоподвижных товарищей, которые глотают лекарства пачками, собственноручно засоряют себя разной дрянью и после этого плаксивыми голосами затягивают заунывную песнь о неизлечимых заболеваниях, ниспосланных им роком и небом, хочется бежать от них без оглядки. Бывают страшные аллергические реакции на какие-то медикаменты, когда гортань отекает настолько, что человек не может дышать. Но большинство поклонников и приверженцев аллергии просто не умеют или не хотят привести в порядок самих себя. Если в доме всё покрыто пылью, разумно навести там порядок, а не пассивно наблюдать за дальнейшим разложением своего жилища. Но при болезни мы садимся в исконно русскую асану, сгорбившись и подперев щеку рукой, и начинаем вещать о своей исключительной неизлечимости и обязанности всех и каждого выражать нам сочувствие и… рассказать хоть что-нибудь о своих болячках. Иногда достаточно провести генеральную уборку в доме, чтобы выздороветь. О каком здоровье может идти речь в грязном неухоженном жилище?

Исследования показали, что домашняя пыль на семьдесят процентов состоит из частичек человеческого эпителия – отшелушившейся кожи, перхоти, кусочков ногтей и волос. Как видите, не только змеи сбрасывают кожу. Самый верхний слой эпидермиса постоянно отслаивается и заменяется новыми клетками кожи. А мы грешим на Барсика, приписываем ему причину нашей аллергии, поэтому медицина тут, как говорится, бессильна. Пылинки способны поглощать на своей поверхности любые вещества, поэтому в обычной домашней пыли можно найти половину таблицы Менделеева и более сотни органических соединений. Один напёрсток домашней пыли содержит пять миллионов микробов! А житель крупного города за сутки пропускает через лёгкие приблизительно две столовые ложки пыли. Так не навести ли сначала порядок в своём организме и жилище, чем крушить топором окружающую природу?

Болезнь боится активных и любит пассивных. Кстати, именно пассивные люди очень любят болеть. Одно дело, когда на здоровье жалуется бабулька, прожившая долгую и трудную жизнь, но если ей начинает подпевать рослый крепыш, что у него в неполные двадцать-тридцать лет постоянно «то лапы ломит, то хвост отваливается», приходишь к выводу, что нет хуже заболевания, чем любовь к болезням. От этого, в самом деле, никто не вылечит.

«Что цивилизация, помимо пользы, принесла человечеству и страшный вред, никто не станет сомневаться, – сокрушался Чехов ещё сто лет тому назад. – Особенно настаивают на этом медики, не без основания видящие в прогрессе причину нервных расстройств, так часто наблюдаемых в последние десятки лет. В Америке и Европе на каждом шагу вы встретите все виды нервных страданий, начиная с простой невралгии и кончая тяжёлым психозом. Мне самому приходилось наблюдать случаи тяжёлого психоза, причины которого нужно искать только в цивилизации».[5]5
  Отрывок из рассказа А. П. Чехова «Случаи mania grandiosa».


[Закрыть]

Вот и наш надёжа-царь Арнольд Тимофеевич начал страдать от тополиного пуха и пыли. Вроде бы всё намекало на то, что надо выискать в городском бюджете возможность для оплаты труда нескольких дворников, чтобы пуха и пыли их стараниями стало поменьше. Когда-то давно даже в маленьких провинциальных городах дворники каждое утро поливали улицы из шланга, чтобы смочить и прибить пыль. Но зачем такие траты и сложности, когда проще взять в руки топор? Опять-таки злодеи-деревья могут кому-нибудь ломануть. По кумполу.

Тут уж больше голосов выступило против жесточайших приступов дендрофобии у нашего мэра.

– Этот парк был ещё перед Войной, – ругались старожилы. – Даже герр полковник, когда немцы наш город заняли, гулял по дорожкам с хлыстиком и «зер шён!» всё говорил.

– Нашли тоже, кого в пример привести! Фашисты людей истребляли, а вот деревья пожалели.

– Так полковник-то этот всё гулял-гулял по парку, а потом даже передумал цыган расстреливать – вот как на человека красота подействовала!

– Ну и зря, что передумал, – заявил вдруг мэр. – От них одна вонь и грязь… А вот, если кому-нибудь дерево упадёт на кумпол? Ураганы же, мать вашу!..

Ураганов больше не было, но по телевидению и в прессе появились сообщения, что лиха беда начало: то ли ещё будет, ой-ёй-ёй! Экологи и метеорологи разделились на два лагеря: одни в одно ухо пугают, другие в другое ухо успокаивают. При этом и те, и другие уличают друг друга во лжи и подтасовке фактов. Первые всё чаще берут вверх, их доклады больше похожи на камлания с пеной у рта и корчами. Мистически настроенные граждане сообщают, что близится полный абзац, то бишь конец света, слюнявят листы Апокалипсиса и доказывают, что ещё Иоанн Богослов предвидел ураганы в Ленинградской области конца XX века. А уж про Нострадамуса и говорить нечего! Тот якобы даже населённые пункты назвал, только зашифровал, чтобы их обитателям не так тошно было помирать. Если бы не рухнул коммунистический строй, то, я чаю, и в трудах товарища Ленина такие деятели отыскали бы предсказания глобального потепления и прочих катаклизмов.

Короче говоря, от своих намерений мэр отказываться не собирался. Ему и новомодные лекарства от аллергии на тополиный пух подкидывали – лечись, мол. И жалобы в высшие инстанции строчили, что было бесполезно: у него там имелась «своя рука». И хамили в открытую, чтобы катился он в Сахару или Каракумы, где нет ни деревьев, ни пуха, ни духа. Но никакие увещевания на него не действовали. Да и не могли подействовать, потому что на самом деле Арнольду Тимофеевичу деревья не мешали. Задумал он сделать небольшой бизнес, продав территорию парка под участки для дач. Место-то красивое! К тому же, рядом и автотрасса, и железнодорожная станция. И «своя рука» дала добро, что самое главное! Ведь в наше время найти участок под дачу в радиусе ста километров от Петербурга уже почти невозможно, и желающим отдохнуть на не вырубленной окончательно природе приходится ездить за сто пятьдесят, а то и двести километров. Хотя всегда удивляет и не перестаёт удивлять, что в России всё время не хватает места. Вцепятся вот так в пятачок земли и не подумают, что кругом – пустынные поля бывших колхозов и совхозов, где и земля получше, и ландшафт поровнее. Почему бы их ни отдать под застройку? Зачем вырубать для этого красивый парк?

– Тоже мне, вишнёвый сад, блин! – усмехался наш новый Лопахин на тщетные попытки некоторых жителей спасти этот «частокол».

Зачем ему, в самом деле, ехать в Сахару? Он может сделать новую Сахару здесь, в родной Ленинградской области. «Быть может, Бог и сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям», – размышлял Алхимик у Пауло Коэльо. Но, даже побывав в разных странах мира, и в Египте в том числе, наш мэр не улыбался деревьям, а стал видеть в каждом из них своего потенциального врага, который так и метит стукнуть его. По кумполу. Но что это будет за деревня без деревьев? В конце концов, «деревня» и «дерево» – однокоренные слова.

Дерево, если на то пошло, имеет больше прав на существование. Деревья полезны для среды, для климата и самой планеты, а человек совершенно для неё бесполезен, и благодаря некоторым деяниям даже вреден и опасен. Дерево ближе к природе, а человек не просто от неё отдалился, а окончательно отделился, вышел из неё, нарушил её в себе и продолжает нарушать всеми доступными способами. И чем больше он это делает, тем цивилизованней такого человека принято считать. По сути, современный цивилизованный человек – это такой человек, который неправильно питается, неправильно дышит непредназначенной для дыхания смесью газов, кое-как спит, занимается совершенно противоестественной для человеческого организма деятельностью, вроде многочасовых посиделок в душных кабинетах перед монитором компьютера или в многокилометровых автомобильных пробках. Казалось бы, он должен стремиться сохранить любой клочок природы, любое деревце, чтобы совсем не забыть, как эта самая природа выглядит. Но он истребляет её беспощадно и закатывает в асфальт для новых автостоянок и луж бензина.

Стали мы обречённо ожидать, как в парк однажды придёт ужасный экскаватор и будет корчевать ещё живые пни, как в стихах Бродского экскаватор рушил церковь:

 
К тому же экскаватор мог считать
её предметом неодушевлённым
и, до известной степени, подобным
себе. А в неодушевлённом мире
не принято давать друг другу сдачи.
Когда-нибудь, когда не станет нас,
точнее – после нас, на нашем месте
возникнет тоже что-нибудь такое,
чему любой, кто знал нас, ужаснётся.
Но знавших нас не будет слишком много.
Вот так, по старой памяти, собаки
на прежнем месте задирают лапу.
Ограда снесена давным-давно,
но им, должно быть, грезится ограда.
Их грёзы перечёркивают явь…
Для них тут садик, говорят вам – садик.
А то, что очевидно для людей,
собакам совершенно безразлично.
Вот это и зовут: «собачья верность».[6]6
  Отрывок из стихотворения Иосифа Бродского «Остановка в пустыне».


[Закрыть]
 

И эта собачья верность – заболевание, страшнее всякой аллергии.

* * *

Хуже всего, что поваленные в сквере за домом деревья потом больше года так и лежали. Там, где упали. Ну, мешали они кому-то, спилили их, надо бы использовать с толком. Но дала себя знать ещё одна русская национальная болезнь под названием «Плевать!». Никто не обращал внимания, что под дождями и снегами гниёт хорошая древесина. Во всём мире подобное отношение к этому ценному материалу называется бесхозяйственностью и безответственностью, а у нас – загадочной русской душой. Нам не до энтих глупостев, нам больше дела есть до состояния здоровья Саддама Хусейна, да вот ещё Мозамбик не приняли в ВТО.

«Руби леса из нужды, но зачем истреблять их? – возмущался чеховский врач Астров, советовавший топить печь торфом. – Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и всё оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо. Надо быть безрассудным варваром, чтобы жечь в своей печке эту красоту, разрушать то, чего мы не можем создать. Человек одарён разумом и творческою силой, чтобы преумножать то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал. Лесов всё меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днём земля становится всё беднее и безобразнее».

Но что сказал бы этот думающий и неравнодушный человек, если бы увидел, как мы обходимся с деревьями нынче, когда уничтожаем их даже не для топлива, а походя, просто так. Есть в этом что-то неполовозрелое и капризно-беспомощное: сломал дитятя живую игрушку и выкинул её за порог дома, словно там за порогом уже не его мир, а чужой. Словно мир делится на маленькую скорлупку его хлипкого дома и огромную территорию для отходов нашей жизнедеятельности. И вот дитятя капризно требует, чтобы кто-то за него убрал это безобразие, которое он создал и продолжает создавать.

Некоторые наивные люди считают, что лес – это самовосстанавливающийся и даже легко возобновляемый ресурс. Но наука подсчитала, что, например, для возрождения русской тайги, гибнущей от ежегодных летних пожаров, варварской вырубки и бесхозности, не хватит и сотни лет. Когда и зачем мы вбили себе в голову, что такое варварское отношение к своим богатствам есть наша национальная черта? А не попробовать ли нам объявить «исконно-русскими» чертами характера какие-то более разумные привычки, а не только пьянку, воровство и инфантильность? Авось, и они приживутся.

Растения вообще и деревья в частности всегда играли заметную роль в жизни человечества. Дерево стало первым домом и источником пропитания самых далёких предков человека. Дерево было культом поклонения во многих древних религиях. Лес для касты друидов являлся одухотворённым и священным существом, и двадцатилетнее отшельничество в нём было первым этапом посвящения. Куст розы в обществе розенкрейцеров почитался наравне с крестом. Раскол внутри могущественной организации мог произойти из-за «распиливания вяза»[7]7
  Имеется в виду легенда о расколе ордена тамплиеров и Приората Сиона.


[Закрыть], а долгая и кровопролитная бойня в средневековой Англии получила поэтичное название Войны Алой и Белой розы. Образ дерева использовался в фольклоре практически всех стран, где есть или когда-то был лес. Как у Булата Окуджавы: «Былое нельзя воротить и печалиться не о чем. У каждой эпохи свои подрастают леса». Но что делать, если новая эпоха не только лес предшественницы уничтожит, но и своего леса не оставит?

Наш парк пока не рубили. В Администрации не было денег на оплату такой сложной и опасной работы. Но некоторые решили, раз парк объявлен persona non grata, в нём можно устроить помойку. У нас же ничего не изменилось в сознании со времён Гоголя, и если поставят где какой забор, то вскоре около него будет навалено всякого сору на сорок телег, и никто не сможет сказать, откудова и взялось-то столько всякой дряни. Или всё-таки что-то изменилось? Потому что теперь и забор ставить не надо, и без него натащат целый курган разнообразной грязи.

Кому парк был дорог, ходили убирать эти кучи мусора. А как же он может быть не дорог, если это едва ли не единственная достопримечательность нашего города? Конечно, не считая памятника Вождю мирового пролетариата, который ещё в Перестройку то пытались снести, то куда-то перенести, то спилить верхнюю часть и сделать бюст, а нижнюю… А нижнюю-то часть куда-то тоже надо девать! В конце концов, так намаялись с этим каменным идолом, что проветрившиеся на свежем воздухе при физическом труде мозги обругали своих обладателей: «Кому он, собственно, мешает? Ну, ладно бы весь город был утыкан разнообразными памятниками и скульптурами, а то ведь он тут один одинёшенек! Оставьте вы, ей-богу, старика в покое – мало ль что». Воткнули его у Дома Культуры: места там много, а украсить нечем.

И вот угроза сноса нависла над парком. В ожидании погибели он зарастал отходами. Мы их убирали, но на другой день они снова «вырастали» с завидным постоянством. Словно соревнование какое, кто кого упорней окажется. Есть категория людей, с которых постоянно валится хоть какой-нибудь да мусор. Как с коровы навоз после выпаса. И складывается впечатление, что эти люди обитают преимущественно в нашей многострадальной стране. Попил такой человек лимонаду, и пустая бутылка уже летит в кусты цветущего шиповника. Поел орешков или чипсов – да на здоровье! Но яркая упаковка из-под них уже «украшает» ближайшую канаву, и без того выложенную, как бассейн плиткой, разными видами пакетов и коробок. Ну, слава те господи, поел-попил, теперь надо покурить. И полетели окурки, пачки из-под сигарет, сморкание в пальцы, харканье на всю округу, чтобы дрожали стекла соседних домов. Для таких людей нет ничего более невыносимого, что кто-нибудь не услышит или не заметит шумной деятельности их нутра. Уж теперь-то, казалось бы, всё: и желудок набил каким-то непонятным содержимым, и попил, и покурил… Ан нет, не тут-то было! Наступает деликатный момент: надо нужду справить, для чего выбираются заросли живописной сирени. Да что говорить про наш город, если В Петербурге доводилось наблюдать, как респектабельная на вид молодёжь делает это в кустах прямо у Адмиралтейства, хотя рядом есть туалеты! Наш человек не ищет лёгких путей в решении проблем, наш человек готов голым задом на колючки декоративного кустарника сесть, чтоб никто не думал, что он кого-то там боится или стесняется! Пущай все знают, как смел и раскрепощён наш человек… забитый и затюканный системой.

После этого цикл «поел-попил-покурил-покакал» повторяется заново, и так до бесконечности. Наш современник словно разучился питаться за обеденным столом. Видимо, от образованности своей и неслыханной доселе продвинутости, но у него теперь все желудочно-кишечные процессы осуществляются на людях. Иначе, должно быть, никак не может. И остаётся от такой «ходячей цивилизации» очень неприглядная окружающая среда. При этом человек говорит про грязнуль, что они подобны свиньям, хотя ни один поросёнок так и не сумел переплюнуть его по нечистоплотности. Мы любим приписывать хитрость лисам, жестокость волкам, трусость зайцам, хотя всё зверьё вместе взятое «отдыхает» в сравнении с проявлением этих характеристик в нас самих. И деревья в нашей стране выполняют ещё очень важную и нужную функцию: они прикрывают своим великолепием грязь и мусор. Загляните в сердцевину любого кустарника, и вы сами увидите, что человек доверил ему «хранить».

«Осень – время выбрасывания в лес отслуживших летом и теперь ненужных людям вещей: стекла осколки, бутылки, консервные банки, детские игрушки, старая обувь, части велосипедов, детали мотоциклов, холодильники, газовые плиты, и прочее, и прочее, и прочее… [Они] образуют стихийные свалки – обширные и богатые. Гуляя по лесу, не могу миновать ни одной. Именно здесь я нашел множество предметов, выразивших потом мое отношение к миру», – писал создатель «гроб-арта» Вадим Сидур, который даже печь не топил дровами, потому что в каждом полене видел будущую скульптуру.

К тому же, деревья великолепно маскируют нашу неприглядную архитектуру. Если вообще можно назвать архитектурой то, чем застроена наша страна. Сооружения с покосившимися стенами и облупившейся штукатуркой, под которой проглядывает деформация кирпичной кладки, облезлые хрущёвки-коробки с балконами, которые жильцы по причине тесноты жилища используют как чуланы для разной рухляди и хлама, коих у нищеты всегда много из-за нестабильности жизни. Убрать деревья, и взору откроется картина с сараями, ржавыми гаражами, гнилыми заборами из горбылей, верёвками с застиранным нижним бельём и канавами с мусором. Ещё куда ни шло, если бы наш город был застроен домами в стиле барокко, рококо или с использованием каких-то современных конструкций, чтобы было на что посмотреть. Ладно бы, над горизонтом возвышались прекрасные дома серий «Айсберг», «Колос», «Призма» или даже «Бекерон». Или был бы в городе хоть один Дом-парус, а то и красавцы МПСМ, С220 или С222 (строители поймут, о чём речь). Так нет же: всё заставлено знаменитыми «хрущёбами» К-7. А вместо барочного стиля есть только «барачный»: сохранилась целая улица бараков у самой железной дороги, часть которых уже разрушилась от времени и сотрясений при прохождении грузовых поездов. Наш отечественный архитектурный стиль можно назвать просто: «Мир – хижинам, война – дворцам». Дворцы на слом, а на их место – хижины. Дёшево и сердито.

Посему красотой тут считаются давно требующие капитального ремонта дома типа 1–515/5, 1–515/9М и парочка П-30 – страшные и какие-то аномальные по своей плоскости гиганты, которые того и гляди упадут. Вырубку деревьев оправдывают тем, что они могут упасть от ветра, но почему-то никого не тревожит, что такие дома тоже могут упасть от ветра по всем законам физики. Как непременно упадёт тонкая книга, если её поставить вертикально и подуть. Жильцы таких домов часто жалуются, что при сильном ветре они чувствуют явные колебания своей «недвижимости».

Раньше-то из-за деревьев этот архитектурный ужас было не видно. А тут оголили этакое уродство во всей красе! Повылезали начинающие крошиться углы, обнаружили себя проёмы лоджий, застеклённые неумелыми руками каждая на свой манер в едином стиле «не ваше дело!», заваленные каркасами велосипедов, сломанными лыжами, санками, битыми горшками, ящиками всевозможных размеров, хранимыми десятилетиями на «всякий случай» да на «чёрный день» – неизлечимая болезнь бедных слоёв населения, всю жизнь проводящими в ожидании этого самого чёрного дня. Одна радость, посреди этого увидеть крепкие и коренастые здания так называемого старого фонда, созданного в эпоху, когда жильё ещё строили по ГОСТу, потому что за его нарушение грозил расстрел на месте. Или просто для жизни, как остатки «сталинского ампира» по центральной улице, глядя на которые невольно поймёшь ностальгию старшего поколения об эпохе Отца народов.

Можно сказать, что деревья и есть главное украшение городов наших. Я люблю их рисовать или фотографировать в любое время года. И в последнее время сталкиваюсь с такой проблемой: прежде чем сделать снимок, надо вокруг дерева провести тщательную уборку мусора, иначе он попадёт в кадр. А зачем он мне там? Он и так уже повсюду имеет место быть.

Совсем другое дело, когда деревья «заслоняют» красоту (хотя, деревья красоту не заслоняют, а скорее усиливают) какого-нибудь палаццо, как дворец Медичи-Риккарди во Флоренции. Или «музыку в камне» в виде доходных домов Петербурга XIX века с эркерами и пилястрами, с лепными карнизами и фигурными кронштейнами под изящными балконами, с рустированными углами стен и портиками. Но зачем же рубить скверы, чтобы вылезла наружу вся убогость наших хрущёб, которые Геннадий Хазанов как-то назвал не домами, а кариесом? Уж на что прекрасен Московский Кремль, а и то окружён садом с одной стороны и сквером – с другой.

Когда Доменико Трезини разрабатывал образцы домов для будущих жителей Питербурха, для простых людей был создан образец дома для «подлых». А для зажиточных граждан был создан проект дома для «именитых». У нас же дома имеют такой вид, что не знаешь, как их и назвать-то! На ум приходит только одно: дома серии НДЛ (не для людей). Не хотят у нас строить красиво, да и практичностью тоже не пахнет. Хуже всего, что умеют, могут, располагают всеми необходимыми материалами, да вот не хотят. И с этим уж ничего не поделаешь.

Даже если это посчитать мелочью, то никак нельзя отмахнуться от факта, что после валки деревьев стало ни пройти, ни проехать по многим исхоженным стёжкам-дорожкам, которые теперь были загромождены толстыми стволами и ветками поверженных исполинов. Особенно в сумерки появился реальный шанс переломать ноги, так как с освещением улиц у нас тоже как-то… никак.

Мэра стали донимать жалобами. Начальник он был, конечно, не ахти какой. Небольшой. Но из таких, которые бывают в несколько раз бесчувственнее всяких больших начальников. Частенько он ездил по округе послушать, о чём «калякает этот чёртов народец», и как-то услышал:

– Куда бы услали от нас этого древовала? Весь ландшафт изуродовали по его прихоти! Не город стал, а кладбище для деревьев…

– Ах, поговорили бы вы у меня, кабы на дворе тридцать седьмой год был, – обиделся мэр. – До чего же народ пошёл непочтительный. Тут работаешь как пчёлка с утра до ночи, а благодарности никакой!

– А вот в Европе даже использованные спички собирают, наносят на них серу и снова пускают в оборот, – пробовала его «пилить» библиотекарь Марина, но он, как неподатливый граб, плохо поддавался распилке:

– Ну что за приземлённое у вас мышление?! Европейцы мелочны, а у нас душа широкая, поэтому мы не обращаем внимания на такие глупости.

– Для нас и человеческая жизнь – глупость.

– Эх, Маринка, замуж тебе надо, чтобы не сходить с ума из-за всякой ерунды.

– Да с нашими мужиками ещё быстрее свихнёшься, – не сдавалась Марина. – Я видела в Гостином Дворе испанскую мебель из берёзы продают за бешеные деньги – мне даже на один стул трёх зарплат не хватит. У нас берёзы эти и липы под ногами валяются, а мы рассусоливаем о том, почему кругом такая бедность и неустроенность. У них в Испании нет таких лесов как у нас, поэтому и древесина такая дорогая. Может, её вообще из России им везут. А нам не жаль несколько тонн первоклассного материала сгноить или сжечь.

– Господи, и как у нас в стране женщин воспитывают? Они думают о каких-то скучных, сугубо деловых и практических предметах, о социальных проблемах! Фу, как неженственно думать и рассуждать о социальных проблемах. Настоящим мужчинам никогда не понравится женщина, которая думает об утилизации древесины и прочей лабуде.

– Да куда нам до настоящих-то? Нас бы алкаш какой осчастливил кучей детишек в коммуналке его мамы.

В конце концов, Арнольд Тимофеевич обозвал библиотекаршу вековухой, спрятался в свой джип-броневик и укатил восвояси. Он всегда одиноким бабам выговаривал, что их претензии по поводу чего-либо обусловлены одиночеством, которое обозначал непристойным словом. Скажет ему какая-нибудь незамужняя дама, что надо бы отремонтировать крышу, а то в дожди дом заливает до средних этажей, как он тут же присоветует ей найти «ну хоть какого-нибудь дурака, а не вымещать свою озабоченность на окружающих».

В России ещё со времён сексуальной революции сложилось устойчивое мнение, что все проблемы человека связаны с дисгармонией в интимной жизни: фрейдизм крайнего толка, так сказать. Всем почему-то стало казаться, что человеку не так нужны общение, возможность умственного и духовного развития, культурные ценности и обустроенный быт, как нужен ему интим. А без остального он может обойтись, хоть зарплату не плати – её как раз под эту песню вскоре платить перестали. Дескать, этот самый интим может решить как проблему безработицы, так и низкого уровня жизни. И если какой-нибудь работник врывается в кабинет начальника и требует повышения зарплаты, гнев его моментально гасят тем фактом, что он такой злой не оттого, что ему элементарно хочется жрать, а деньги на еду закончились ещё месяц тому назад, а потому, что у него по всей видимости имеют место быть сексуальные проблемы. Любому человеку становится неловко, когда его подозревают в такой несостоятельности, поэтому конфликт сразу затихает. Так что многие в нашем Отечестве стали насильственно улыбаться, чтоб, не дай бог, кто не заподозрил их в подобном конфузе. И многие стали говорить, что им ничего не надо, потому что у них и так всё хорошо в плане личной жизни, не сомлевайтесь.

Наш мэр освоил эту нехитрую технику в совершенстве, и она пришлась ему по вкусу. Если же к нему обращались с требованиями и жалобами замужние женщины, он им советовал заниматься воспитанием своих мужей.

– Я не виноват, что ваши мужики вас не удовлетворяют, – втолковывал он бабам, когда кто-то из них заикался, почему бы нам не заасфальтировать хотя бы одну улицу в городе. – Когда у женщины полная гармония в этом смысле, она не ворчит, как вы, а молчит и улыбается. Вот так: работает молча и улыбается. А если вам не нравится тут жить, если у вас по голой земле без асфальта ноги плохо ходят, то ищите другое место жительства: за Уралом места полно!

Старикам он объяснял их недовольство влиянием магнитных бурь и приближением старческого маразма. Лица мужского пола никогда не обращались к мэру ни с какими вопросами. Им было стыдно беспокоить серьёзного человека разными глупостями и очень не хотелось, чтобы кто-то подумал, что у них есть проблемы интимного характера. Им под забором не так стыдно было валяться, а вопрос с парком им был, мягко выражаясь, по барабану. У них имелись дела поважнее, как в стихотворении Владимира Высоцкого:

 
У ребят серьёзный разговор —
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор —
От ларька до нашей бакалеи.
 
 
Разговор у нас и прям и груб —
Две проблемы мы решаем глоткой:
Где достать недостающий рупь,
И кому потом бежать за водкой.
 

Поваленные деревья так и лежали до осени. Потом были предприняты попытки их сжечь. Но как это сделать, когда на дворе уже дождливая осень? Да и как можно сжечь столько древесины, которой иной рачительный хозяин мог бы несколько зим отапливать дом? Жители частных домов ещё летом пытались что-то растащить по хозяйствам, но вручную это сделать было невозможно, а грузового транспорта ни у кого не было. Да и не подогнать транспорт по такому бурелому. Две старушки присмотрели себе брёвнышко, попытались дотащить его к своим домикам, в результате чего у одной поднялось давление, у другой что-то внутри опустилось. Другие граждане тоже впустую провозились с бесценными ресурсами, как муравьи с неподъёмными для муравьиной силы спичками, надорвали животы. Отпилили, что смогли, но, в конце концов, махнули рукой и разбрелись кто куда.

* * *

Пришла весна, а весной у нас, как известно, начинаются субботники. Дело в том, что весна приносит в наши края не только тепло и солнце, но и открывает горы хлама и мусора – этих вечных спутников человеческой безалаберности, апатии и полного отсутствия культуры общежития. Субботник – это по-русски наивная и тщетная попытка убрать весь накопившийся за год мусор в один день. В последние годы власть поняла-таки, что нереально убрать годовой осадок отходов за один день и теперь стала объявлять месячники борьбы за чистоту на наших улицах. Не знаю, есть ли в других странах субботники, но помню, как на какой-то радиостанции проводили популярный нынче розыгрыш граждан: им звонили и предлагали срочно явиться на субботник. И вот нарвались на какого-то итальянца, который приехал в Петербург по своим делам. Ведущие розыгрыша потом были не рады, что ему позвонили. Итальянец был в шоке, когда узнал, что в России – стране великой литературы и науки – порядок на улицах наводят раз в году! Он кричал со свойственной итальянцам экспрессивностью, что надо срочно довести до сведения властей, чтобы они непременно организовали ежедневную уборку улиц, как это делают в его родной Италии и во всех нормальных странах. Ещё он сообщил, что в Европе и Америке труд уборщиков и дворников хорошо оплачивается, что есть города, которые ежедневно с ног до головы моют чуть ли не шампунем. Под конец он дрожащим голосом спросил, всё ли правильно понял, а то он как-никак иностранец. Ведущие с хохотом бросили трубку. Видимо, субботник – это такое мероприятие, которого нет ни у кого, кроме нас. Додуматься навести порядок раз в году могли только в нашей стране. Это напоминает анекдот про ад. В капиталистическом аду всем грешникам каждый день забивают по гвоздю в зад, а в советском то гвоздей нет, то молоток кто-то «скоммуниздил», то слуга ада, поставленный этим делом ведать, в упитии где-то валяется. Но в конце декады каждый получает-таки свои десять гвоздей в задницу за один подход.