Текст книги "Дендрофобия"

Или таким образом сказывается наказание трудом? Ведь многие знаменитые стройки в России проводились при участии каторжников и заключённых – как при царях, так и при генсеках. Получается, что труд – это мера наказания за преступление, поэтому безделье автоматически переходит в разряд поощрений. Только каждый наблюдательный человек знает, что безработный и беззаботный всегда быстрее деградирует и умирает.

* * *

Наводить порядок – это прекрасно! Как писал Антуан де Сент-Экзюпери, «есть такое твёрдое правило: встал поутру, умылся, привёл себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету… Это очень скучная работа, но совсем не трудная». Человек должен навести порядок на своей планете, в городе, во дворе, в доме, в организме, в душе и разуме. И это совсем не скучно. Беда в том, что не все люди считают нужным по утрам приводить в порядок самих себя: так и ходят весь день неумытыми и нечёсаными, да ещё и гордятся этим. До планеты ли им? Нет порядка в домах – нет порядка и в умах.

Поддержание чистоты ни в коем случае не должно превратиться в навязчивую идею. Это может основательно испортить жизнь и наводящему порядок, и окружающим. Наш мир не музей, где ничего нельзя трогать руками, где не должно быть ни соринки, ни пылинки. И всё же надо помнить, что мы должны оставить следующим поколениям хоть какие-то плоды жизнедеятельности кроме куч гниющего мусора, целлофановых фантиков, пластмассовых бутылок и токсичных отходов. И ещё надо помнить, что склонность к разведению грязи вокруг себя приводит к падению уровня умственного и психического развития.

Мало того, что с весенним таянием снега на нашей многострадальной земле проступают все безобразия человека за прошлый год, а тут они вкупе с гниющими деревьями проступили с такой отчётливостью, что даже Арнольд Тимофеевич вздохнул:

– Придётся принимать меры, мать их растуды!

Некоторые поваленные деревья за год умудрились дать корни по всей длине ствола, так что мы смутно теперь представляли, как отодрать их от земли. Поваленные тополя с огромным запасом жизненной силы в мощных стволах трогательно приготовились распустить свежие листочки на новых побегах, не веря, что их свежая листва может кому-то мешать. Их уже убили, но они продолжают жить, и терпкий запах первой листвы снова плывёт по округе.

Когда почва немного просохла, начались первые поджоги травы.

Весна с недавних пор у меня ассоциируется с запахом дыма. Я даже утеплитель с окон не снимаю до июня, особенно когда весна выдаётся тёплой и солнечной, так как становится совсем невозможно дышать. На улице постоянно жгут мусор.

Ещё во времена Брежнева повсюду висели лозунги: «Экономика должна быть экономной!», но тогда никто не экономил на зарплатах уборщиков и дворников, на бензине, чтобы не гонять туда-сюда мусоровоз. Теперь борьба с мусором ведётся с использованием тактики выжженной земли: авось, мусор сам сгорит. Поэтому на субботник нынче не лишним будет захватить не только ведро и грабли, но и противогаз. Никто уже не вопрошает, что неужели в наш век, которому предшествовала эпоха кибернетики и атомной энергии, нельзя найти хотя бы один грузовик, чтобы вывезти мусор. Потому что экономия всего и вся требует от людей вернуться в эпохи, когда человек ещё не придумал ничего лучше метлы.

К тому же в некоторых отечественных умах почему-то плотно засела мысль, что прошлогоднюю траву и листву обязательно надо сжигать, в противном случае новая не вырастет. Трава появилась на Земле задолго до появления человека и благополучно росла несколько миллиардов лет. А теперь угоревшему от дыма человеку стало казаться, что без его «помощи» она никак не обойдётся. Поэтому у нас всё и горит по весне. Хотя трава на месте пепелищ потом несколько лет вообще не появляется. Раньше поляны за домами и склон оврагов у дорог были усыпаны нежными подснежниками к маю, цвели купальницы и даже жёлтые ирисы. А теперь их можно увидеть только в глухом лесу, куда ещё не добрался гениальный ум человека.

– А что делать? Прошлогоднюю траву надо сжигать. Надо! А то новой совсем не будет, – давятся дымом молодые мамы, выгуливая в дымовой завесе собственных детей, которые буквально синеют в колясочках от угарного газа.

– Правильно. Пусть горит, зато травка густая будет, кхе-кхе, травка будет… кхе-кхе… – поддакивает какая-нибудь старушка дрожащим и дребезжащим старческим голосом и хочет ещё что-то сказать, но не может, так как заходится в мучительном кашле.

Зачем им трава – ещё тот вопрос. Ладно бы они все держали коров и коз, но для этого у нас недостатка в траве никогда не наблюдалось. Памятник Ильичу перед Домом Культуры в иные годы стоит заросший в траве по пояс, и никому она не нужна. Слава богу, если забредут туда какие-то коровки с лошадками и пощиплют её слегка или хотя бы примнут, чтобы Вождь мирового пролетариата совсем не исчез из виду. Чтобы скосить её хотя бы в центре города, нет денег в бюджете. И на фоне такого дурдома, они ещё жгут траву по весне, чтобы новая гуще была! Спрашивается, на кой? Не в полях жгут, не на пашне, а в черте города, в спальных районах!

А ведь край наш богат торфяными болотами, им много не надо, чтобы разразился пожар нешуточной силы. Когда стоит ветреная погода – можно по пальцам пересчитать дни в году, когда нет ветра, – болота так жарко разгораются, что дым доходит аж до самого Петербурга. Иногда электричка весь путь следования тонет в непроглядном дыму, особенно у тех станций, где болота вплотную подходят к железной дороге. И я ни разу не видела и не слышала, чтобы кто-то боролся с теми, кто выбрасывает горящие окурки в окон поездов или личных авто, чтобы хоть раз как следует дали им по рукам. Выбрасывают бутылки и прочую стеклотару, которая разбивается на десятки осколков, и каждый потом может сыграть роль линзы, через которую луч солнца легко воспламенит сухую траву. Если бы хоть раз, пусть даже ради «показательной порки» оштрафовали парочку таких поджигателей на миллион-другой, и деньги эти пустили бы не по карманам нашего прожорливого чиновничества, а на оплату труда сотрудников МЧС, которые потом вынуждены тушить там и сям вспыхивающие по вине безграмотного и просто дикого населения пожары, то наверняка хоть что-то в мозгах у людей встало бы на место. Но нам с нашей болезненной терпимостью и патологическим гуманизмом именно ко всякому отребью, конечно же, пока ещё далеко до такого «прогресса».

Вообще, чего только не бросают у нас в окна поездов и машин! Мы как-то в субботник от своего Завода ходили убирать железнодорожное полотно – там чего только не лежит. Ну, фантиками и пакетами уж никого не удивишь, но скажите мне, какого высочайшего уровня развития надо достичь человеку, чтобы выкидывать в окно поезда использованные презервативы и женские гигиенические прокладки? Мы убирали мусор не в самой колее, куда сливают туалеты в поездах дальнего следования, а собирали его с боковой насыпи, куда он мог попасть только из окна. Что, вот так при всех в купе или в коридоре снять штаны, вытащить оттуда, сами понимаете что, и выкинуть это дело в открытое окно, стало нормой? Нынче это называется «быть без комплексов». Но вот врачи утверждают, что такое поведение наблюдается у людей при поражении или атрофии важнейших отделов головного мозга, когда человек живёт на одних инстинктах, как на автопилоте, и чувство стыда ему неведомо.

Нашу Альбину Павловну с Завода как-то чуть не арестовали в Чехии (тогда ещё Чехословакии) за то, что она выбросила огрызок от яблока в окно автобуса.

– Представляете, какие дикари в этой Чехосракии живут?! – негодовала она. – Огрызок нельзя выбросить! Не с собой же мне его носить, в самом-то деле! Вот МЫ их от фашизма освободили, а они за нашим автобусом на мотоцикле два квартала ехали, чтобы МЕНЯ оштрафовать. Ну не дикари ли?! У нас кидай из окна, что хошь – никто слова не вякнет, а у них проходу русским не дают. А ведь МЫ за них кровь проливали! Взяли моду русских притеснять. А в Турции как мне нервы мотали? Я всего-то окурок с балкона выбросила!.. Нет, ну совершенно дикие народы нас окружают!

– Альбина, ты бы по заграницам поменьше ездила, что ли, – язвил бригадир Чайкин. – А то тебе только одно расстройство там доставляют. Им-то, правда, без тебя никак.

Но это зарубежные реалии, а у нас стало нормой, извините за выражение, какать из своих же окон. У некоторых и вовсе появилось навязчивое желание гадить всеми мыслимыми и немыслимыми способами исключительно из окна, которое они теперь воспринимают как клоаку, а не возможность любоваться из на окружающий мир. Или с балкона – с таким экстримом оно, конечно же, как-то интереснее жить. Но ведь человек является гостем Природы, а в гостях следует вести себя прилично. Даже если согласится с тем, что Природа – наш дом, то почему дома обязательно надо огрызки повсюду раскидывать? Придёшь к такому «хозяину» в дом, а у него вместо жилища – помойка, и он очень комфортно себя в ней чувствует. Как же можно надеяться, что такой человек на улице будет себя чистоплотно вести?

Говорят, что человек эволюционировал очень медленно, в течение миллионов, а то и миллиардов лет. Но вот для полнейшей деградации и одичания ему бывает достаточно буквально пары лет, а то и месяцев. Если не дней.

* * *

Учёные считают, что человечество погибнет не столько от истощения природных ресурсов и экологических катастроф, сколько от неконтролируемого роста своих же отходов. Уже сегодня свалки рядом с крупнейшими городами мира обступают своего «производителя» со всех сторон. Растущие мусорные пирамиды и «эвересты нашего дерьма» словно бы символизируют наступление на человека произведённых им же отбросов. Куда их деть – вопрос не из простых. Эту проблему не решить, как в анекдоте:

– Откуда у нас столько мусора? Надо срочно убрать весь мусор!

– А куда его убрать?

– Вы что, совсем не соображаете! Надо вырыть яму и убрать туда мусор.

– А землю куда девать?

– Надо вырыть такую яму, чтобы туда и мусор, и земля поместились…

По законам физики «такую яму» выкопать невозможно – мусора слишком много.

Великого русского актёра Михаила Ульянова как-то спросили, почему он ездит на стареньком автомобиле. И он ответил очень просто, как могут только по-настоящему гениальные люди: «Потому что возит». Машина должна быть на ходу, а не служить предметом зависти окружающих. Старшее поколение умело спокойно относиться к вещам, иногда даже предпочитая старые вещи новым. У моего отца наручным механическим часам уже лет сорок. И что вы думаете – работают до сих пор! А подарили ему на юбилей новые, современные – через два года приказали долго жить: то пружинка какая-то износилась, то колёсико какое-то соскочило. Или был утюг советского ещё образца, так работал четверть века, и проблем никаких. А купили новый, красивый, нарядный, он бязь и джинсовую ткань вообще не гладит, шёлк мнёт и палит. Да ещё и перегорел аккурат через два дня после окончания гарантии, словно кто-то его так точно запрограммировал именно на этот период. Ещё есть у нас в хозяйстве вентилятор – тот вообще куплен дедом в 70-ые годы. В жару летом он умудряется работать почти беспрерывно – и ничего. Брат купил новый, и тот через две недели уже не работал. В магазине только руками всплеснули: «А что ж вы хотели? В такую жару ЛЮБАЯ техника из строя выйдет!». И таких примеров можно привести сколько угодно по любому предмету быта, по любой вещи от носков до мебели. Почему же теперь всё так хлипко? Для улучшения потока продаж. Ерунду какую-нибудь продадут под лозунгом модернизации непонятно чего, покупатель не успеет купленную вещь до дома допереть, как она уже не функционирует должным образом.

Так называемый цивилизованный мир болен вещизмом, если не сказать – хламизмом. И навязывает эту болезнь другим! «Покупайте! Приобретайте! У нас – скидки 50 процентов! А у нас все 70!» – так и лезет теперь в глаза отовсюду. Иные готовы задать скидку в двести процентов, лишь бы сбагрить, сплавить опостылевший товар, лежащий мёртвым грузом на складах и прилавках: «Захламляйте своё жизненное пространство нашим барахлом, только освободите нас от него, а то уже дышать нечем, света белого не видим!» – вот какой подтекст читается к «акциям со скидками».

В вагон заходит торговец, продаёт какую-то дрянь в виде воздушного шарика, набитого мукой, из которого якобы можно слепить хоть статую Аполлона. Но на деле ничего кроме примитивных фигур вроде груши или яйца не получается: «Данная чудо-игрушка разовьёт моторику и воображение вашего ребёнка!». Любой, даже самый ленивый родитель сварганит такое же из подручных материалов за пять минут. Но тут же тянутся жадные ручонки: «Хочу! Дай! Купи! А-а! Щас умру, если не купите!». Успешный торговец не успел из вагона ноги унести, как несколько «чудесных игрушек» уже порвано в порыве проснувшейся моторики, ритмики и пластики, орущие дети перепачкались мукой, кто-то настороженно предполагает, что это не мука, а «вроде как дустом пахнет», кто-то успокаивает словно самого себя за потраченные деньги:

– Зато не пачкает руки, как пластилин.

– Ага, зато от них теперь резиной воняет! – негодуют те, до кого дошло, что их опять «обули»: умело сыграли на их желании покупать и покупать всё новые и новые порции барахла.

Где эти ошмётки резины и россыпи муки или мела окажутся через час? Хорошо, если кто выбросит это в урну или помойку, пополнив тем самым её и без того несметные запасы. Но нетрудно догадаться, что большая часть этой дряни окажется выброшенной под сиденье в купе, в окно поезда или на перроне станции. Мир продолжает сам себя топить в новых порциях хлама. Общество потребления завалит себя своими же отходами, и на том, видимо, успокоится.

Бережное отношение к вещам теперь считается пережитком. На помойках среди мусора лежат вещи, которые явно ещё не отслужили свой век. Лет двадцать тому назад такого было не увидеть! Иногда бывшие хозяева вещей аккуратно складывают их в более-менее чистый уголок за мусорными баками, чтобы не испачкать. Чтобы кто-то взял и пользовался, если надо. Но всё чаще можно увидеть вполне новое пальтишко или даже не порванную дамскую сумку заброшенными в самую гущу уже разлагающихся отходов. Даже бомжи изумляются: на наших помойках теперь можно одеться, что называется, «от и до» – даже приличного вида галстук и деловой портфель можно откопать, если постараться! Книги выбрасывают! Одна женщина из Санкт-Петербурга рассказывала, что нашла в мусорном баке посреди своего двора совершенно новую… павлопосадскую шаль! Чистая шерсть! В магазине такие стоят несколько тысяч рублей. Ужас, что делается!

Мало того, что люди больны вещизмом, так ещё многих из них поразил синдром «хронического обновления». Не успеет современный человек купить новый телефон, как уже выпущена его «улучшенная версия». Он ещё из магазина не довёз новый компьютер, а для его операционной системы уже выпущены мегабайты обновлений. И данный синдром влияет не только на вещи, но и на отношения между людьми, которые когда-то жили в одной семье всю жизнь, работали на одном предприятии со школьной практики и до самой пенсии, пользовались одной сковородкой по полвека – и сковородка эта до сих пор «жива», и выглядит как новая. Из чего их только делали, сковородки эти, одеяла, утюги, что они могли столько лет служить и не выходить из строя? Прям хоть на экспертизу какую отдавай.

Но теперь такой стиль жизни объявлен анахронизмом. По марке машины, по модели смартфона теперь людей отбирают для общения, дружбы и даже любви. И дело не в том, что девушка одета не модно, а как она осмелилась носить одно платье больше сезона! У культурных людёв так не принято. Не принято у продвинутых и цивилизованных людёв с одной и той же спутницей показываться в приличном обществе чаще одного раза! Разве не общество потребления занесло такую философию в неокрепшие мозги потребителей? Ведь «на свалку» выбрасываются не только опостылевшие и невесть зачем когда-то купленные вещи, которым была найдена «улучшенная и обновлённая» замена, но и люди: мужья, жёны, дети, как досадная помеха на пути навязчивого желания обменивать одни вещи на другие. В глянцевых журналах открыто пишут, как некая светская львица приобрела обезьянку, потому что «в этом сезоне модно заводить обезьянок». Но, намучившись с неугомонным новоприобретённым питомцем, с которым не каждый опытный дрессировщик справится, царственно повелела «пристроить это чучело хоть куда-нибудь, лишь бы я больше его не видела!».

Одряхлевший и изрядно поношенный от переизбытка перемен в жизни пожилой ловелас идёт под ручку с юным созданием.

– Дочь? – интересуются у него соратники по загулам.

– Жена! – шамкает вставной челюстью отвратительный старикашка.

– Как?! Ведь в прошлом году уже была новая.

– Ха! Это – обновлённая версия!

Несчастный ребёнок, у которого половое созревание обогнало учёбу в школе, доволен таким «комплиментом». Хотя завтра эту юную прелестницу могут опять «обновить» другой улучшенной версией: «Стара ты чего-то, мать, стала». Или сама молодая жена «обновит» этого самонадеянного «старого козла» чем-то более продвинутым и отвечающим современному темпу жизни. А отработавшую срок гарантии человековещь на помойку, на помойку её – куда ж ещё! Так и растут свалки повсеместно. Не только на земле, уродуя ландшафт и экологию, но и в отношениях, уродуя души, умы и судьбы.

Да что там свалки на Земле, если уже агентство NASA бьёт тревогу: объёмы космического мусора угрожающе велики. Человечество со своей склонностью оставлять отходы на каждом шагу уже до Космоса добралось! Там, на высоте около восьмисот километров над Землёй мусор держится десятки лет, а на расстоянии до полторы тысячи километров от поверхности нашей планеты – веками. На высоте полёта космических кораблей и на орбите Международной космической станции уже сейчас содержится около 13 тысяч крупных объектов искусственного происхождения, а количество частиц мелкого земного мусора превышает десятки миллионов. Захламили не только свою планету, но уже и за её пределы вынесли «сор из избы». И ведь найдутся земляне, которые при этом самодовольно ухмыльнуться и воскликнут любимое «Знай наших!».

Известный австрийский биолог Конрад Лоренц в своём труде «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» писал:

«Все блага, доставляемые человеку глубоким познанием окружающей природы, прогрессом техники, химическими и медицинскими науками, всё, что предназначено, казалось бы, для облегчения человеческих страданий, – всё это ужасным и парадоксальным образом способствует гибели человечества. Ему угрожает то, что почти никогда не случается с другими живыми системами, – опасность задохнуться в самом себе. Ужаснее всего, что в этом апокалипсическом ходе событий высочайшие и благороднейшие свойства и способности человека (именно те, которые мы по праву ощущаем и ценим как исключительно человеческие), обречены на гибель прежде всего…

Цивилизованное человечество готовит себе экологическую катастрофу, слепо и варварски опустошая окружающую и кормящую его живую природу. Почувствовав экономические последствия, оно, возможно, осознает свои ошибки, но весьма вероятно, что тогда будет поздно. И меньше всего человек замечает, какой ущерб наносят эти варварские действия его душе».

И в самом деле, трудно «заподозрить» в благородстве и высокой нравственности человека, который истребляет леса и наваливает повсюду помойки, который отучается видеть прелесть в пейзаже пока не исковерканной им природы, предпочитая ей химическое загрязнение атмосферы и уродливо натыканные здания в мегаполисах. Его эстетический вкус нарушен, а этика вообще разрушена. Так называемый «цивилизованный человек» черствеет, отучается общаться не только с природой, но и себе подобными, начинает считать любовь и теплоту в отношениях ненужным атавизмом, так как на первое место у него выходит техника. Техника секса заменяет ему и любовь, и теплоту, и общение. Техника изобретений заменяет ему всё остальное. Он охотней «общается» с компьютером, с телефоном и телевизором, и очень агрессивно реагирует, если кто-то из живых людей отвлекает его от этого неживого общения.

Человек словно бы вывел себя из природы. Даже защитники окружающей среды, когда говорят об экологии, никогда не имеют в виду человека. Именно это больше всего смущает в движении «зелёных», что они вынесли человека за рамки природы и обвиняют его во всех природных катаклизмах, хотя сами являются людьми. Человека они ненавидят, как главного своего врага. Который мешает жить цветочкам, птичкам, рыбкам и прочим замечательным обитателям планеты. Но человек сам является частью экологии, и её нарушение бьёт прежде всего по нему. Выражение «страдает экология» означает, что страдает и природа человека, идёт её деградация и искажение. Как у растений под воздействием химикатов разрушаются важные системы, так и у человека точно так же разрушается психика и мораль.

Возникает парадокс: люди трудятся в поте лица, изобретают разные материалы, бумагу, пластик, с затратой ресурсов и сил изготавливают из природного сырья картон, стекло, цветные металлы, чтобы затем… снова ломать голову и тратить силы в попытках избавиться от всего этого. По оценкам Гринпис почти половина городских отходов состоит из материалов, извлечение и переработка которых может быть экономически прибыльной или по крайне мере безубыточной. Одно только отделение бумаги и картона от общей массы мусора снизит его объёмы на сорок процентов, отделение пищевых отходов, которые можно пустить на компост и биогаз – это ещё тридцать процентов. И только 20–30 процентов образуют мусор, который требует более сложной переработки. Поэтому многие разумные страны давно перешли на раздельное выбрасывание отходов, что нами до сих пор воспринимается с долей иронии. Нам кажется «гламурным капризом», когда какая-нибудь заморская поп-дива приезжает в Россию на гастроли и в перечне требований к организаторам концертов указывает такие «странные» пункты, как наличие на территории, где расположится её коллектив, контейнеров для различного мусора с табличками «для бумаги», «для пищевых отходов», «для пластиковых бутылок», «для алюминиевых банок» и так далее. Мы смеёмся: «Вот блаженная! Не знает, как ещё свою звёздную болезнь продемонстрировать». То ли дело одна наша известная группа ездила в Германию и в райдере прописала только одно требование: «Побольше бухла и жрачки». Скромно так и без выпендрёжа, как реально культурные люди…

Но это не выпендрёж, а просто такое воспитание и привычки. Привык человек с детства, что мусор перед выбрасыванием следует сортировать – казнить её теперь за это, что ли? Житель развитого европейского государства в самом деле растеряется, если явится на помойку, а там не окажется отдельного контейнера «для бумаги». Там и помойку-то назвать помойкой язык не повернётся, такой царит порядок. Это именно станция по сортировке мусора: грамотная, сознательная и полностью зависящая от личной культуры каждого гражданина. А у нас какая там сортировка? На въевшемся в землю корже из отходов стоит один-единственный покосившийся железный бак, да и тот традиционно набит битком, да ещё и с дырой в боку, через которую половина помоев уже выдавилась наружу зловонной кашей. По этой склизкой каше не подойти ближе, поэтому вновь приходящие вываливают мусор рядом, естественно – не домой же назад нести. Такая у нас традиция.

Надо заметить, что раньше у нас в городе никогда не выбрасывали пищевые отходы. Сказывалась близость к деревне, поэтому любые корки хлеба, огрызки, очистки и прочие объедки шли на корм скоту. Даже яичную скорлупу мелко дробили и сыпали курам. Когда у бабушки уже не было сил ухаживать за своей живностью, она её продала, а отходы отдавала тем, кто ещё держал коров и свиней. Даже остатки булки или каши она крошила птицам, обычным уличным воробьям. Это совсем не трудно и не отнимает много времени.

В советских деревнях не осуществлялся вывоз мусора, поэтому их обитатели были вынуждены самостоятельно научиться утилизации любых отходов. Бумажный мусор в виде газет и упаковочных материалов шёл на растопку печи, пластика тогда не было, стеклянные бутылки сдавали в магазин. Благодаря таким житейским привычкам коренного населения у нас никогда не воняло в подъездах и около мусорных баков, потому что мусор по большей части был «сухим», не содержал в себе гниющих или токсичных продуктов. Пищевые отходы отличаются от прочего мусора тем, что очень уж смердят. Тухлые яйца, остатки мяса на обглоданных костях, гнилые овощи при смешивании с обычным мусором выделяют дополнительное тепло и начинают распадаться на ядовитые миазмы, с которыми знакомы практически все по ужасному запаху, который источает любая городская помойка.

Промелькнула заметка в газете, как около одного столичного ресторана местные жители выстроились в пикет из-за ужасно вонючей свалки, которая образовалась на задворках сего заведения. Оказывается, в зажиточном столичном обществе в рестораны теперь ходят на деловые переговоры или чтобы с кем-то познакомиться для флирта на вечер. Что угодно, но не ради приёма пищи. Кушать в рестораны теперь ходят только дикари-с, да-с. А приличный буржуа может разворошить слегка салатик на тарелочке да откусить краешек котлетки и будя – не жрал, што ля! Естественно, никто не хочет показывать свою серость, поэтому даже на сведённом голодной судорогой лице через силу проступает брезгливое выражение к хлебу насущному. Словно лицо это в рестораны и кафе ради духовной пищи ходит, хотя для этого музеи и театры есть. В силу такой странной моды заведения общепита выбрасывают на свалки тонны первоклассных пищевых не отходов даже, а просто первоклассную еду в чистом виде. Такие помойки образуют настоящий клондайк для крыс и гигантских насекомых, которые словно выползли из фильмов ужасов – не случайно их именно обитатели мегаполисов придумывают.

У нас соседка по огороду двух замечательных коров и порося выкормила ресторанными объедками! Подрабатывала на выходных в смену посудомойкой в Питере и каждый день привозила по ведёрку «отходов»: надкушенные пироги с начинкой, настоящий оливье с мясом рябчика с потушенной в него сигарой, залитый французским коньяком гуляш. Провинциальному сознанию трудно понять такое странное отношение к продуктам питания.

– Не зря говорят, что в Ленинграде сейчас только пять процентов коренного населения осталось, ленинградцы до такого не додумались бы. Блокаду люди пережили, клей с дёгтем ели, а теперь их «потомки» великолепную поджарку на помойку выбрасывают! Сами не хотят есть, так город кишит бездомными собаками и кошками – им бы отдавали. Всё ж лучше, чем тараканов кормить. До размеров мыши.

Но не только один человек такой плохой, не только он один производит мусор. Свалки образуют многие живые организмы. Около каждого улья вы найдёте сор и трупы умерших пчёл, под каждым гнездом увидите помёт и скорлупу от вылупившихся птенцов. Но такие «свалки» существуют, пока разложение отходов не поспевает за их поступлением. Если же отходы своевременно возвращаются в геохимический круговорот веществ, то вскоре от свалки не остаётся и следа. Бывают и удивительные исключения, такие, например, как знаменитые чилийские месторождения селитры, которые сформировались из огромных залежей… птичьего помёта.

В разумной природе так всё организовано, что на любые отбросы всегда найдётся потребитель. Начиная деятельностью жуков-навозников и заканчивая почти непрерывной работой бесчисленных грибов и бактерий, природа превращает громадное количество ненужной уже никому органики в минеральные вещества. Но не всегда им удаётся переработать все отходы. Тогда возникают естественные аналоги наших свалок.

Всякая жизнь обязательно включает в себя обмен веществ, в ходе которого во внешнюю среду неизбежно выделяются отходы. Они больше не нужны организму и даже вредны. Мало кто станет существовать среди продуктов собственного метаболизма. Но вот человек существует. Когда-то его далёкие предки жили на деревьях, поэтому выеденные банановые кожурки бросали вниз, где они успешно перерабатывались природой. Потом человек спустился с деревьев, основал первые поселения, занялся земледелием и скотоводством. С какого-то момента крупные поселения стали производить мусор быстрее, чем микроорганизмы, насекомые и черви успевали его разлагать. В результате деятельности человека появилось много материалов, незнакомых природе: ткани, керамика, металлы, пластмассы. И если черепки от горшков или обломки кирпича могли лежать тысячелетиями в земле наравне с камнями, практически не взаимодействуя с окружающей средой, а цветные металлы были слишком дороги, чтобы попадать в отбросы, то на сегодняшний день среди мусора можно встретить такие отходы, воздействие которых на экологию далеко не однозначно.

Самый главный недостаток мусора – его разнородность и смешанность. Бумагу, перемешанную с пищевыми отходами, уже нельзя отделить и восстановить, уже нельзя переработать во что-то более ценное, чем компост. Ускоряется коррозия металлолома, а из выбрасываемых аккумуляторов, для приёма которых у нас даже нет специальных пунктов, вытекают электролиты, отравляя вообще любой вид мусора. На дворе двадцать первый век, и желающих перебирать мусор не так уж много. Это занятие не приносит ни материального, ни морального удовлетворения. Берутся за такую работу в основном бездомные граждане или нелегалы, и добросовестности от них требовать глупо. Автоматизировать такой труд невозможно из-за непредсказуемости и нестабильности мусора. Какой автомат станет выковыривать кусочки стекла из картофельных очисток? Металл иногда отбирают из мусора, погружая его в соляные растворы, но присутствующая в нём бумага и пластик становятся после этого уже непригодными для переработки.

Мусор – это настоящий бизнес. Он может стать весьма выгодным ресурсом! Например, переработка десяти миллионов тонн отходов, производимых ежегодно Москвой, могла бы принести бюджету города около двух миллиардов долларов. Если бы не подпольный бизнес, разумеется. Говорят, что «мусорная мафия» ежемесячно зарабатывает от трёх до пяти миллионов долларов. В «мусорных войнах» случаются и жертвы, когда убивают директоров свалок и полигонов под них. Уже сложилось специальное название для мафии, которая контролирует именно мусорный бизнес, – экомафия. В Европе мусор давно стал легальным бизнесом, но поначалу контроль над перевозками отходов осуществляли мафиозные кланы. И получали многомиллиардный доход, разумеется. Один известный мафиози так и говорил: я превращаю мусор в золото. «Мусорные короли» за считанные годы становятся богатейшими людьми. Но мафия – она мафия и есть. Она может заламывать огромные цены за избавление от токсичных и опасных отходов, а затем соединить их с обычными и просто выбросить на поля.