Текст книги "Я – это ты"

– Капитан! – подал дрожащий голос Ы, когда Маруся ушла.

– Чего тебе? – лениво спросил я.

– Капитан, я в сомнениях.

– По поводу?

– Мне кажется, ситуация такова, что кому-то из нас необходимо перед кем-то извиниться. Все эти вульгарные «консервные банки»!

– Именно, – сказал я, встал и начал одеваться. – Вот иди и извинись перед ней. Хотя тебе даже ходить не надо… Твое поведение было отвратительно. Чтобы это больше не повторялось, ясно? Иначе разберу твою интеллект-плату на запчасти.

– Слушаюсь, капитан.

– Эй, погоди. Что там с этим торчащим человеком? С твоим «террористом»?

– Люди в зеленых одеяниях проявили здравомыслие и повязали его, капитан. У них не такая быстрая реакция, как я предполагал, но они все же покинули свои укрытия и провели ручной захват. Сейчас, его, вероятно, подвергают пыткам.

– Что за чушь?

– Чтобы узнать о его планах и сообщниках.

– Где ты этого набрался?

– На сайте Организации защиты прав человека.

– И ты, конечно же, вступил в ее ряды?

– Разве я мог не поддержать своим участием…

– Тогда почему ты не впустил этого несчастного наркомана?

– Капитан, я придерживаюсь особого мнения, что не все права человека нуждаются в защите. Например, право на самовыражение. Террористская сущность индивида самовыражается в стремлении к деструктивным действиям. Весь этот мир приводит меня в ужас разнообразием личных самовыражений. Эти люди совершенно неспособны обуздывать свои желания и капризы. Я полагаю, они чрезвычайно инфантильны. Им нельзя доверить будущее. Таково мое мнение.

– Приму к сведению. Но не думай, что в этом случае тебе не придется извиняться перед Марией.

– Я сделал это полминуты назад.

…Я вскочил с постели. Экзальтация всегда была чужда мне, но в ту ночь я едва не свихнулся от ярых молний, полосовавших мой мозг. Три недели я бессмысленно следил за тем, как до меня пытаются добраться люди этого мира. Отныне настало время действий. Теперь я должен стать одним из них, жить, как они, любить, как они, но всегда помнить о том, что когда-то я был бессмертным. Ынь и ань, однако, не имеют никакого отношения к перемене в моей судьбе.

Одно не проросло в другом, и в ночи не таился свет возрожденного утра. Это больше похоже на сделку. Я должен заплатить за свою будущую смерть. Впрочем, нет, не сделка. Это шанс. Мне и моему времени дали шанс – но отработать его должен я один. Для этого я и оказался здесь, в этом мире далекого прошлого. Может быть, Создатель исправляет наши ошибки нашими же руками? И кто знает, не является ли наказание нас бессмертием Его ошибкой, которую Он также хочет исправить?

Я хотел немедленно рассказать обо всем моей любимой. Эврика переполняла меня, и нужно было разделить ее с той, которой суждено… Той, которой не оказалось ни в ее постели, ни в комнате, ни вообще на корабле. Ощущение бесконечной потери нахлынуло, как древний потоп. Тычась слепо в стенки ломаного коридора, я обежал все помещения и вернулся в ее комнату, впервые в жизни потеряв способность мыслить. Ы молчал как проклятый, и я забыл о его существовании, о том, что уж он-то должен был все видеть и предупредить.

Не помню, как я дожил до утра. Сидел на ее неразобранной постели и бессмысленно таращился в стенку, думая о том, что она оставила меня один на один со своим миром и тем, что я должен сделать в нем. И не мог поверить. Ведь она была частью моего (и моего мира) шанса, и совсем не маленькой. Она – внезапный дар, как и моя надежда. И вдруг она исчезла! Не может быть, чтобы ее напугало мое признание днем!

Я вспомнил об Ы только на рассвете.

– Где она? – спросил я.

– Ушла.

– Ты выпустил ее? Почему ничего не сказал мне?

– Капитан, я ее не выпускал. – Голос Ы был не очень-то бравурным. – Не знаю, как это произошло. Я был уверен, что мне не следует ничего предпринимать. Что это вообще… не мое дело.

– Ничего не предпринимать? Хочешь сказать, она сама открыла внешний порт, сама отключила барьер, а когда вышла наружу, снова включила?!

– Ну… – тон Ы сделался совсем виноватым, – я так не говорил. Все это само открывалось перед ней.

– Само? Ты с ума сошел?

Ы пристыженно молчал.

– Ты проследил за ней? Ее схватили эти… зеленые?

– Нет, капитан. Ее никто не тронул. Она шла по лесу мимо них, пока не миновала кордон. Потом остановилась и…

– Что «и»?

– И находилась в том месте до сих пор, но сейчас ее там нет.

– Где она?!! – заорал я.

Ы издал звук, который с натяжкой можно было бы назвать всхлипыванием.

– Направляется сюда.

Я кинулся в центросектор. Экраны, как и прежде, показывали пустую поляну посреди осеннего леса. Тринадцать минут убийственного ожидания. Она приближалась невероятно медленно – я успел поседеть от мучительного желания выбросить силовой захват, чтобы спасти ее от солдат. Тех, кто бессмысленно прятался за деревьями и кустами, я готов был пригвоздить к месту ударной дозой парализатора, посмей они преградить ей дорогу. Ы начал едва заметно вибрировать, как будто ему передалась моя лихорадка нетерпения.

Наконец я увидел ее. Она шла не так уж и медленно – спешила, оглядывалась, иногда спотыкалась в высокой спутанной траве. Черные брюки и куртка из кожи, тяжелые ботинки, на плече – автомат стволом книзу, волосы растрепаны. Я поразился ее облику. От феи, которой она предстала передо мной в день знакомства, ничего не осталось. Она выглядела как дитя неизвестной войны, потерянное, забытое, бесконечно одинокое, взвалившее на себя судьбу, от которой отказались бы многие и многие.

Янтарное сияние, слабое, приглушенное, исходило от частокола. Это было абсолютно невозможно – но она прошла сквозь него, как сквозь луч солнца. Тонкая пленка разрыва сомкнулась позади нее. Она подошла к внешнему порту модуля. Тренькнул сигнал шлюзовой камеры. Ы смущенно известил меня: по неизвестным причинам порт только что на какое-то мгновенье вышел из-под контроля.

Я уже бежал к шлюзу. Мы столкнулись в коридоре, и Маруся едва устояла на ногах. Я сжал ее в руках, подхватил и понес, ничего не говоря. Она вернулась – все остальное не имело значения.

– Скорее! – вдруг крикнула она. – Твой барьер не работает! Они хотят сбросить на тебя бомбу, я подслушала их разговор. Ты слышишь, черт тебя дери, твоя защита поломалась! Ванька, они же убьют тебя!! – Она ударила меня в грудь кулаком, потом еще и еще. – Ты должен сдублировать эту пушку. – Она сунула мне под нос автомат. – Как ты мне показывал, на своих копирах. Тогда попробуем пробиться.

– Никто меня не убьет, – спокойно сказал я, сажая ее на наш диванчик в центросекторе. Потом снял с нее военный трофей и повесил на стену. – И тебя тоже. Теперь ты со мной, и я тебя больше никуда не отпущу. Я не знаю, как ты прошла через барьер. Смотри. – Я показал на экран. Гибкий манипулятор Ы полз по внутренней стенке барьера, не находя никаких прорех.

Она посмотрела. Очень долго и очень внимательно. И на лице у нее все отчетливей вырисовывалось отчаянное желание сбежать. От той решимости, с какой она шла к кораблю спасать меня, не осталось и следа.

И вдруг потекли слезы, быстрыми, наплывными дорожками. Она разрыдалась и упала лицом в мягкий, широкий подлокотник.

Я не понимал, что с ней происходит, несмотря на свой КОИПС. Только гладил по волосам и чудовищно нелепо бормотал:

– Ну, ну, не надо, все хорошо.

Совершенно не умею успокаивать рыдающих женщин.

– Ванька! – всхлипнула она, обращаясь к диванному валику. – Как же так можно? Я двадцать шесть лет жила, ни о чем таком знать не знала и не думала. И вдруг являешься ты со своим Совершенством – здрасьте, я ваша тетя – и все летит вверх тормашками. Я же не дура. Тоже могу соображать. Если на тебя, как из решета, сыплются чудеса – это что-нибудь да значит? Я как будто жила в бутылке, а потом кто-то взял меня за лапку и вытащил на свет Божий. И глазам стало больно. И всему остальному тоже. Как будто у меня украли эти двадцать шесть лет, засадив в бутылку. Я только понять не могу. Почему это все происходит со мной и с тобой? Как будто нас веревочкой связали. Для чего? Что мы должны сделать? Ты понимаешь, что мы непременно должны что-то сделать? Мы теперь по-другому не можем. А что сделать? Для чего мы встретились? – Она подняла заплаканное, чуть-чуть смятое диваном лицо и посмотрела на меня.

– Давай так, – сказал я, вытирая пальцем соленые дорожки на ее щеках. – Ты мне сейчас рассказываешь о своих ночных похождениях, а я тебе потом – про то, что мы будем делать. Договорились?

– Ладно. Только мне особенно не о чем рассказывать.

– Почему ты решила уйти?

– Ты не поймешь.

– Попытаюсь.

– Ну, ты и я, мы… ну, как будто принадлежим к разным ветвям человеческой расы. Между нами ничего не могло бы быть общего. Мы оказались в искусственной ситуации. В вынужденной. То, что было у нас вчера… Ванька, я же в тебя сразу влюбилась – еще когда не знала тебя, помнишь, я сказала, что видела твое лицо. Я хотела… уйти, но… и безумно хотела, чтобы ты знал… что я люблю тебя… мне казалось, я для тебя… экспонат, чтобы изучать наши примитивные нравы… и тебе даже в голову не приходит, что мы можем любить и мучиться от этого. А вчера, когда ты сказал… мне стало не по себе. Я подумала: человек, который знает, что никогда не умрет… ему ведь не нужно любить, любовь – спасение для смертных, у которых жизнь слишком короткая и, если приглядеться, страшная, несчастная… К тому же… – добавила она задумчиво, – мне постоянно казалось, что я влюбилась в тебя… не сама, как будто меня влюбили в тебя. Глупо, да? А я не люблю, когда решают за меня.

– Я это знаю. Поэтому и не пытался лезть с объяснениями, что ты для меня не экспонат.

– Очень благородно было с твоей стороны довести меня до кретинской истерики, – пробурчала Маруся и продолжила: – В общем, было как в твоем сне: встань и иди. Только я не слышала никаких голосов. Просто встала, оделась и пошла. И двери сами открывались. Твой барьер светился в темноте, но я даже не заметила, как прошла его. Метров через сто увидела костер между деревьями. Там сидело несколько человек. Я обошла их стороной, но наткнулась на еще одного. Шарахнулась от него, споткнулась и упала. Не услышать этого мог только глухой. А этот ничего не заметил. Как будто меня там не было. Я пошла дальше. Меня могли засечь еще раза три как минимум. Но они как будто все ослепли и оглохли. Тогда до меня стало доходить. Мне показывали, что я могу свободно уйти, если хочу. Ванька, ты понимаешь, что это был Он? – крикнула она мне в лицо.

– Я знаю, что это был Он, – кивнул я. – Сегодня Он дал ответ и мне. Продолжай. Что было дальше?

– Я просто села возле дерева и тупо просидела там до утра. Я знала, что теперь не смогу уйти. Пыталась реветь. Не получалось. Когда рассвело, пошла обратно. Не пряталась, специально попадалась им на глаза. Правда, они почти все дрыхли в палатках. Стащила в одной ствол. Я еще ночью слышала, как они говорили, что объект, то есть тебя, приказано уничтожить любыми способами. Из пушек или бомбой сверху.

– Неужели ты думала, – усмехнулся я, – что у нас с Ы не нашлось бы чего-нибудь получше этой пукалки?

– Я вообще ни о чем не думала. Просто вспомнила, что, когда уходила, никакого барьера не было. Что-то светилось, и больше ничего. Перепугалась страшно. Так ты не будешь копировать его? – Она кивнула на автомат.

Копир-конструкторы Ы могли продублировать все что угодно, любой предмет. Но для чего мне партия древних автоматических ружей?

– В другой раз. Когда решу, что мне подходит карьера торговца оружием.

Маруся фыркнула.

– У меня все. Теперь выкладывай свою историю.

– Она не столь драматична. Думаю, тебе понравится. Сегодня ночью я видел свою могилу.

Наверное, я переоценил параметры корреляции ее и моего восприятия. И сильно недооценил эффект воздействия своего сообщения. Маруся вытаращила глаза, сделала глубокий вдох и вообще всем видом засвидетельствовала абсолютную неадекватность моей радости по поводу сказанного.

– Ну и… э… как там… могилка? – спросила.

– Собственно, я не знаю, где – «там». Я даже не сразу понял, что это такое. В моем времени могилы не водятся, как можно догадаться. Это было видение, сон, прозрение, не знаю. Какая разница. Просто теперь я стал таким же, как ты и вы все, – смертным. Или стану. Если сделаю то, что нужно сделать.

– Что?

– Изменить будущее.

– Нехило, – поразилась Маруся. – А зачем?

– Чтобы мой мир не вляпался в бессмертие. Твое время еще можно направить по другой колее. Чтобы изменилось будущее, надо работать с настоящим. Понимаешь?

– А я?

– А ты будешь со мной. Надеюсь, ты не думаешь, что я один буду вкалывать?

– Ясно. Запряжешь в тележку. Примерно так я и предполагала. – Маруся тяжко вздохнула, взяла меня, словно в рассеянности, за руку и сплела пальцы с моими. – Ну и чем же мы будем заниматься, господин рабовладелец?

– Как чем? – удивился я, наклоняясь к ее губам.

– Ну да, – продолжала она после, – что будем делать?

– Неужели непонятно? – ответил я, снимая с нее куртку. – Детей. Мы будем делать детей.

Она обвила мою шею легкими, тонкими руками и начала внимательно изучать цвет моих глаз.

– И от этого изменится будущее?

– Конечно, – сказал я. Ее волосы щекотали меня. – И начнем, пожалуй, прямо сейчас. Полагаю, ты не против… Ага, я прав…

Немного позже мы продолжили обсуждать наше будущее.

– Ты забыл сказать, где мы будем этим заниматься.

– Ну, я думаю, Ы состряпает для нас какой-нибудь уютный коттеджик где-нибудь на берегу речки…

– Погоди. А его самого ты куда денешь? В сарай поставишь?

– Ты не поняла. Ы будет этим коттеджиком. Возможности трансформации и мимикрии у него практически безграничные. Я правильно говорю, Ы?

– Безусловно, капитан.

– Ладно. А берег речки откуда возьмется?

– Так ведь мы и летать умеем, забыла?

– Все равно нас не оставят в покое. У нас, знаешь, какая противовоздушная оборона! Муху в небе расстреляет. Они нас везде найдут. И что, так и будем всю жизнь прятаться?

– Малыш, ты недооцениваешь интеллект пятого тысячелетия. Не забивай себе голову такими глупостями. Когда нас найдут, как ты говоришь, мы будем уже миленьким, аккуратным домиком и добропорядочным семейством. Ни один разведчик с вычислительным центром на хвосте не раскроет нашу конспирацию.

– Ну да, зато на нас насядут полчища бюрократов из земельного надзора, или как там это называется. Это будет похуже лобовой атаки. Вменят нам незаконное строительство на казенной земле.

– Отобьемся. Ы недавно подбросил мне интересный факт из жизни вашего мира. Феномен носит название «Взятка». Ты что-нибудь знаешь об этом?

Маруся с деланным пренебрежением закатила глаза. Это должно было означать, что с феноменом в их мире знаком даже младенец. Странно, почему же меня эта информация так долго обходила стороной?

– Ты представляешь, сколько денег понадобится? Вагон и тележка! Твоему хронику снова придется грабить банк.

– Все немного проще. Для этого существуют копиры.

Маруся посмотрела на меня сумасшедшими глазами.

– Не вздумай. Фальшивомонетчиков у нас обычно отправляют на галеры. В смысле, на лесоповал.

– Малыш, это будут самые настоящие деньги. Молекулярное воспроизведение. Идентичность абсолютная.

Несколько секунд она раздумывала.

– Ладно. Только пусть это будут доллары. Не хочу, чтобы ты устроил обвал рубля.

– Согласен. Мм… я на все твои вопросы ответил? Или тебя еще что-то беспокоит?

– Естественно. Хочу знать, что ты намерен сотворить с моим миром при помощи моих детей.

– Наших детей. Они наполовину принадлежат будущему. Мое время имеет на них столько же прав, сколько и твое. Можешь не волноваться – ничего ужасного я не намерен сотворить. Просто кое-что в сфере здешних метапарадигм нуждается в корректировках. Этим и займемся. Я и наши дети. И дети наших детей. И так далее. Нравится идея?

– Супер, – немного мрачно сказала Маруся. – Только я не поняла – в сфере… чего? – Она забавно сморщила нос.

– В области представлений о структуре реальности и месте человека в оной реальности. Интеллектуальных схем и культурных практик. В общем нужно проверить координаты вашего коллективного сознания. Взломать господствующие концептуальные модели здешнего бытия. Понимаешь?

– Разумеется. Твоя заумь так легко поддается переводу на человеческий язык! Ты забыл еще про когнитивный диссонанс упомянуть. Для полноты боекомплекта.

– Дорогая, это просто. Ты всего-навсего поможешь мне войти в контакт с вашими русскими священниками. Полагаю, они близки к истине…

– Прошу прощения, – ворвался в наш альков деревянный голос Ы, – мне очень жаль, что приходится прерывать вашу философскую беседу. Но мне кажется, нас опять атакуют.

– Что значит – тебе кажется?

– Траектория воздушного объекта, имеющего груз большой взрывной силы, позволяет предположить, что этот груз предназначен для нас. Жду указаний, капитан.

Маруся вцепилась в мою руку.

– Ну я же говорила!

– Нам чем-нибудь это грозит? – поинтересовался я у модуля.

– Капитан, ситуация грозит не нам, а этой замечательной полянке вокруг нас и деревьям. Как участник экологического движения зеленых я категорически протестую против нашего невмешательства…

– Ясно. Ну что, – спросил я Марусю, – не дадим в обиду полянку?

– Что ты хочешь делать? – Глаза у нее стали круглыми, как мячики. Наверное, от восторга в предвкушении сражения. Я вынужден был разочаровать ее:

– Мы просто исчезнем. Поменяем прописку. Ы, выведи карту Русской равнины… Так какую речку нам выбрать?

Маруся ткнула пальцем в синюю нитку реки на экране. Пятьдесят четвертая параллель.

– Здесь.

– Я понял вас, госпожа капитан. Взлетаем через семьдесят пять секунд. Отсчет пошел. Семьдесят четыре, семьдесят три, семьдесят два…

– Ы!

– Да, капитан. Семьдесят, шестьдесят девять…

– Ты что, насмотрелся здешних фильмов о космических первопроходцах? Взлетай молча, ладно? И, полагаю, не нужно напоминать об отражателях?

– Ни в коем случае. Вероятность того, что я сочту это оскорблением моего интеллекта, равняется… Впрочем, вас, конечно, это нисколечко не волнует?

Я посмотрел на госпожу капитаншу, и мы покатились со смеху. Экраны тут же возмущенно заморгали, угрожая лишить нас возможности наслаждаться видами планеты с высоты. Тогда мы дружно попросили прощения у нашего почтенного хрондулета. Однако немного погодя, где-то в мезосфере, выяснилось, что причиной моргания было вовсе не возмущение, а… как бы это сказать… взволнованное умиление модуля. Трансформация корпуса и сжатие внутренних пространств потревожили нашу киску, и она принялась таскать по коридору новорожденное потомство. Ы шепотом сообщил, что котят четверо и они нуждаются в опеке более разумного создания, чем их свихнувшаяся матушка, которая роняет их по всему коридору.

Конечно, он имел в виду себя.

Не знаю, что еще добавить к этому.

Я живу здесь уже почти год. Это только начало. Три дня назад я закончил этот текст. Он сообщает обо мне, моих намерениях и целях. Тактические показатели его минимальны, а на большее он и не рассчитан. Ы говорит, что здешние медленно думающие люди не поймут, почему я – это ты.

Но им знакомы технологии скрытого воздействия. Они знают, что это не требует понимания.

Возможно, я не вполне прав и в чем-то ошибаюсь. Возможно, я чересчур самонадеян. Если так, да простит меня Создатель.

Я только хочу, чтобы тот, кто будет читать этот текст, ощутил прикосновение моего обезображенного будущего. Может быть, тогда станет меньше тех, кто уродует свое настоящее.

2003 г .