Текст книги "По ту сторону Алой Реки"

Глава 25
Смерть в поселке

Горизонт только-только посерел, а вереница старателей уже двигалась к реке. Левмир шагал рядом с Сардатом, неся лопату и ковш.

– Запоминай сразу, – втолковывал командир. – Черпаешь песок, вываливаешь в ковш. Потом аккуратно вымываешь лишнее. Сильно не тряси. Со временем приучишься замечать, что на слив уходит, а что вниз падает. Золото тяжелее песка, потому на дне остается. Натаскаешь в котел песка – дам по шее. Будешь отлынивать – замечу. Усек?

– Буду стараться, – кивнул Левмир.

– Будешь хорошо стараться – через месяц поговорим о лошадях.

– Месяц?

– А ты как думал? Лишних коней у нас нет, надо будет мужиков собирать, думать, обсуждать.

– Месяц – это подходит.

Сардат поежился. Левмир постоянно заканчивал разговор сам. Вот уж пара так пара! Одна, не скрываясь, всеми командует, и другой туда же. Поди поспорь – посмешищем окажешься.

У реки Сардат долго смотрел, как Левмир неуклюже работает лопатой и ковшом. Ждал заискивающего взгляда, просьб о помощи. Но парень снова и снова повторял одни и те же движения, стремясь отработать их до автоматизма. Не засиживался, перебирая золотые песчинки, не отлынивал. При всем желании не найти повод для окрика. Шепотом выругавшись, Сардат отправился смотреть остальных.

Две недели минуло с начала сезона, и работники перестали заниматься ерундой. Сошли на нет потасовки, споры превратились в редкие обмены грубыми шуточками. Зевнув, Сардат вернулся к Левмиру.

– Получается?

– Должно быть.

– Ну давай, старайся.

Сардат бросил на берег ковш, отбитый у Гидара с Кутазом, и принялся за работу. Работа не клеилась. Хмурясь, Сардат замечал, что Левмир куда как сноровистей промывает золото. Будто и не сидел за полночь над своими картинками. «Он-то сидел, – подумал с раздражением Сардат. – А ты-то какого черта приглядывался?»

Все время, пока Левмир рисовал, сидя за столом, И от него не отходила. Что-то нашептывала, тонкий пальчик тыкался в бумагу. Иногда сама брала карандаш, но, кажется, не рисовала – только выводила буквы. Сардат все ждал, когда ей надоест. Но нет – у обоих в глазах горел одинаковый задорный огонек.

– Слышь, сосед, а ты про Реку-то хорошо подумал? – спросил Сардат.

Левмир повернулся, на лице отразилось удивление.

– А чего думать? Идти надо.

– Надо… А не думал один пойти?

– Я вроде никого с собой не зову.

– Да ну? А красотка твоя – тут, что ли, останется?

Сардат смотрел на острие лопаты. Не хотел, чтобы Левмир прочел в его глазах страстное желание: «Пусть останется!»

– Мы с ней вместе, – был ответ.

– Да я уж вижу. Только… Ну, ты о ней совсем не думал?

– О чем ты говоришь? – Даже не глядя, Сардат почувствовал, как хмурится Левмир.

– Присмотрелся к ней вчера, – нехотя объяснил командир. – Как с детишками спелась. Готовить любит, веселая… Нравится ей тут, понимаешь? А ты ее потащишь черте куда, да еще и угробишь. Ладно сам, дурак, помрешь – девчонку-то зачем убивать?

Сардат перевел дыхание. Кажется, удалось спрятать подлую, низкую страсть за искренней заботой. Даже голос звучал равнодушно.

Левмир молчал долго, продолжая покачивать ковш в воде.

– Мы дойдем.

Сардат сплюнул.

– Не о том речь, как ты не понимаешь! Зачем рисковать? Молодая девка ведь…

Ковш лег на дно. Левмир замер, сидя на корточках. Покосившись на него, Сардат вздрогнул. Такого потерянного выражения лица у парня не было еще ни разу.

– Ты думаешь, она не хочет идти? – Голос хрипел так, что Сардат скорее угадал, чем услышал слова.

– Ну чего она хотеть может? Понятно, за тобой побежит, куда скажешь. Только все равно видно, как здесь ей хорошо. Тут и крыша над головой, и с голоду не помрет. Люди, опять же. Без людей-то дичают быстро.

Сардат сглотнул противный комок, застрявший в горле. Глаза Левмира так доверчиво смотрели на него. Но поздно отступаться. Сардат выложил главный довод:

– Подумай хорошо. Она тебя послушает, сделает, как скажешь. А если оставишь ее – лошадь выдам сразу, можешь не отрабатывать. Пойми меня – девчонку просто жалко. Пропадет.

«Какая же ты все-таки мразь!» – подумал Сардат со смешанным чувством удовлетворения и отвращения к себе. Удар явно попал в цель. Бледный, растерянный Левмир все сидел без движения, сжимая ковш. Одну ногу неудачно подвернул, и в резиновый сапог текла вода. Сардат хотел указать на оплошность, чреватую если не простудой, то мозолью, но не нашел силы сказать еще что-то. Молчание затягивалось.

– Мужики, трупак! – закричал кто-то дурным голосом.

Сардат выпрямился, мигом позже рядом подскочил Левмир – ни следа растерянности на лице, рука тянется за спину, но нет там самострела.

– Какого… Пошли! – Сардат дернул Левмира за плечо и поспешил к зарослям ивняка, где уже собирались старатели.

– Ирабиль! – выдохнул Левмир непонятное слово и побежал, оставив Сардата далеко позади.

То самое место, точь-в-точь. В укромную заводь, ломая ветви, продирались мужики. Левмир не мог рассуждать. В голове вертелись беспорядочные обрывки мыслей, сводясь к одному: он теряет И! Такая близкая, такая родная, и вдруг исчезнет навсегда. Перед глазами стояла ужасная картина: И лежит в воде лицом вниз, легкое течение колышет прекрасные волосы… Не будет никакой Реки, не нужно никаких лошадей! Он умрет там, в ту же секунду. А потом и весь мир разрушится, потому что незачем больше существовать.

Растолкав взрослых мужиков с неожиданной силой, Левмир ворвался в заросли и остановился, тяжело дыша. Из груди вырвался сдавленный крик. Ноги подкосились, и если бы его не подхватили, упал бы рядом с лежащей ничком женщиной. Волосы темные, одежда грубая и простая. Закрыв глаза, Левмир мысленно благодарил незнакомку за то, что приняла на себя молнию, что должна была поразить его.

– Что тут? Ну? – Сардат протиснулся к покойной. – Ах ты ж… Олнора.

– Намаялась, видать, – вздохнул кто-то.

Олнора овдовела несколько лет назад. Сначала пыталась выйти замуж, но Река не принесла ей красоты, да и годы не те. Потом просилась на добычу, но тут мужики уперлись. Не женское это дело, золото мыть! Женщина зарабатывала кусок хлеба, помогая по хозяйству. До сегодняшнего утра.

– Вытащим ее, что ли…

Холодное задеревеневшее тело положили на берегу. Стояли полукругом, молчанием отдавая последнюю дань усопшей. Левмир пришел в себя. Кровь прихлынула к лицу, ноги твердо стояли на земле. Внимательным взглядом окинул покойную.

– Может, оно и к лучшему, – сказал Гидар. – Все одно не жила, а мучилась. Ради чего – непонятно. Сильная баба была. Решила вот – и пошла, утопилась, даже слова не сказала, чтоб не останавливали.

Сардат кивал. Жестокие слова, но правильные. А те, что прозвучали после, заставили вздрогнуть всех:

– Она не утопилась. – Левмир подошел к трупу, присел. Рука коснулась подбородка Олноры, с трудом поворачивая голову. – Сюда смотрите.

Сардат первым подошел и наклонился. С губ сорвалось ругательство, говорящее не о злобе, а скорее о страхе. На шее женщины две ранки. Левмир выпрямился, обтирая ладони о штаны. Глаза цвета золота спокойно смотрят на Сардата.

– Ну что? – Левмир развел руками. – Мы все еще должны молчать?

***

Собрались у Сардата. Трое крепких мужиков, да старый Кабур, который по такому случаю сумел-таки проковылять дальше привычной скамейки. Зажгли лампу, пляшущий огонек разбросал по стенам причудливые тени. Мать Сардата ушла, чтобы не мешать серьезному разговору. Левмир с И сидели на полу возле окна – не нашлось пришлым места за столом.

Сардат обвел взглядом собравшихся.

– Объявился вампир, – начал без долгих вступлений. – Как будем решать проблему?

Тишина. Мужики курили, бросая друг на друга косые взгляды. Слово взял Россак, известный любитель пошутить, да посмеяться:

– А может, зря морочимся? Как пришел, так и уйдет. Ну по правде, мужики! От этой Олноры все равно толку было…

– Она была нашей! – Сардат пронзил Россака свирепым взглядом. – С толком, без толку – не важно. Это наши проблемы, и не вампирам их решать.

– Так-то оно так, – почесал затылок Гидар. – Да с вампирами-то шутки плохи. Ну что мы ему, морду набьем, что ли? А они нас всех тут перережут, как вон, Левмир рассказывал.

В сторону притаившейся у окна пары посмотрели. Левмир сохранял задумчивое выражение лица. И, обняв коленки, прислушивалась к разговору.

– Не понимаю! – взорвался Сардат, стукнув кулаком по столу так, что пепельница подпрыгнула. – Они ведь всегда соблюдали уговор – золотодобытчиков не трогать! В чем дело? Как это понимать? Может, с ним нужно поговорить? Может, Олнора лично ему чем-то не угодила?

Послышался смешок. Повернулись к Левмиру.

– Хочешь что-то сказать – говори, – нахмурился Сардат.

– Он убил Олнору, потому что она была одинокой. – Левмир окинул взглядом лица собравшихся. – Кабур говорил, что он плакал, глядя на поселок. Значит, решался долго, боролся с голодом.

– Голодающий вампир? – удивился Кутаз. – Да ну, не поверю. Они ж вон в каких хоромах живут!

– А ты, можно подумать, видал! – фыркнул Россак.

– Говорят…

– Говорят – пять раз подряд, а как до дела – один раз не смело.

Нервный смех растаял в воздухе.

– Левмир, – вздохнул Сардат. – Давай говори, что знаешь.

Левмир кивнул.

– Большинство вампиров действительно не голодают. Берут кровь с центров донации. Но некоторые не могут себе такого позволить. Их просто бросают на произвол судьбы, им приходится искать пропитание.

– Не «большинство», – послышался тихий голос И. – Не «некоторые».

На нее выжидающе смотрели. Подняв голову, И пояснила:

– Баронетов гораздо больше, чем баронов и графов. В основном они охотятся в городах, даже поделили территории. Но некоторым и там места не досталось. Они идут в деревни, на верную смерть…

– Почему на смерть? – озадачился Кутаз.

– Потому что убийство человека – преступление, за которое баронета казнят.

– Милая, откуда ты все это знаешь? – улыбнулся ей Россак.

– Речка во сне нашептала, – отшутилась И.

Сардату в ее словах послышалась надежда.

– Если все так, – заговорил он, – мы просто должны сообщить вампирам. Пусть решают проблему.

– И как ты сообщишь? – еще больше развеселился Россак. – На крышу залезешь и орать начнешь? Тогда уж лучше хором, громше выйдет.

– Еще одна шутка, и ты ушел, – осадил его Сардат. – Можно послать в город гонца, но это долго. Быстрее дождаться поезда. Объясним все машинисту – передаст.

Кивали, прикуривали новые папиросы. Казалось, идея пришлась по вкусу всем, кроме Кабура – он попросту задремал.

– Вряд ли это поможет, – сказал Левмир. – О чем мы говорим… Так было при короле Эмарисе. Но зимой королем стал Эрлот. А он… Он убил моих родителей только за то, что они хотели жить.

Помолчали, будто поминая мертвых. Тишину нарушил Левмир:

– Что-то заставило его уйти так далеко от городов. Он бежал, как и мы.

Сардат уставился на него с прищуром.

– Но это ведь хорошо, так? Если вампиры преследовали его, то цели у нас совпадают. Или я чего-то не понимаю?

Заговорила И:

– Волк напал на овечку, а сверху обрушилась скала. Думаешь, у овечки цели совпадают со скалой?

– Мы не овцы! – скрипнул зубами Сардат.

Кабур встрепенулся, глаза открылись, но смотрели будто не сюда.

– Ты чего, дед? – удивился Кутаз.

– Идет, – шепнул Кабур. – Над рекою плывет, над землею летит…

Кутаз схватился за сердце. Россак помрачнел, веселость как рукой сняло. Сардат бросился из дома. Снаружи послышались крики – звал домой мать. Как будто дом служил защитой.

Левмир посмотрел на И – что будем делать? Девочка вскочила.

– Сидите здесь, – велела.

Сардат, как раз втолкнувший мать в дом, посмотрел на И.

– Ты куда собралась? Сдурела?

Левмир заряжал самострел.

– Не выходите на улицу, – сказал страшным от хрипоты голосом. – Ночью с ним не совладать.

– Я сказал, сиди здесь! – заорал Сардат, брызгая слюной.

– Куда же ты, девочка? – пролепетала его мать.

И выскользнула за дверь, следом вышел Левмир.

– Он здесь, – прошептал старик. – Летит и смотрит в окна. Ищет, выбирает…

– Сохрани нас Река, – забормотала мать Сардата. – Унеси, унеси злую напасть!

Левмир схватил за руку И. Она неслась вперед, сломя голову.

– Что ты задумала? Хочешь драться?

– Нет, – мотнула головой девочка. – Попробую поговорить. Видишь, там туман?

Густые струи тумана, едва различимые во тьме, ползли по главной улице. И перевела дух.

– Будь здесь, – сказала она. – В этом виде мы друг другу ничего не сделаем, но если он превратится…

– Я убью его.

Кивнула. Левмир не успел моргнуть, как И пропала, а вместо нее навстречу пришельцу потек, стелясь над землей, молочно-белый туман. Левмир поднял самострел.

Лишь только сердце остановилось, И ощутила его. Чужак, совсем молодой, не больше года как обратился. До такой степени беспечный, что не сразу заметил противницу.

«Кто ты?» – словно волна прокатилась по туману. Собрав волю в кулак, И толкнула вперед мысль:

«Уходи! Это мое место!»

«Любое место чье-нибудь. Но я голоден».

«Я велю тебе уйти! Я, принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль, первых вампиров, вышедших из Алой Реки, приказываю оставить поселок!»

Туман содрогнулся.

«Королева Ирабиль мертва, – прошипел он. – Король Эмарис мертв. Ты больше никто, дитя. Прочь с дороги!»

И окружила его плотным кольцом. Чужак остановился, не решаясь пройти насквозь или перелететь.

«Отступись! – услышала И. – Иначе я убью тебя!»

«Я знаю, что ты плакал прошлой ночью».

Туман застонал.

«Как ты можешь знать?»

«Знаю. Ты не хочешь убивать».

«Но я голоден! Ты ведь знаешь этот голод? Чего же просишь от меня?»

«Отправляйся к Алой Реке – она утолит твою жажду».

Окруженный туманом И, появился человек. В грязной, изорванной одежде с господского плеча, с короткими светлыми волосами. Глаза пылают красным.

– Не смей стоять у меня на…

В горло вонзилась стрела. Остаток фразы превратился в булькающий хрип. Вампир упал на колени, вторая стрела просвистела над головой. Левмир шепотом выругал себя за промашку. Пока накладывал третью стрелу, вампир вырвал первую и швырнул ее в туман.

– Человек! – заорал он. – Как смеешь ты…

Ему пришлось откатиться в сторону, спасаясь от третьего выстрела. Левмир побежал к нему. Вампир исчез, вместо него оказался крупный волк белого цвета. Зверь прыгнул, но, приземлившись, начал отползать. Перед ним, скаля острые зубы, стояла целая стая серебристо-серых волков. Они окружали, смыкали круг.

Свистнула стрела, пронзив лапу белого. Волк взвыл, превратился в летучую мышь. Крылья трепыхались, унося тщедушное тельце от поселка. Левмир выстрелил вслед, но мышь пропала из виду.

– Он даже не умеет умножать сущности! – воскликнула девочка, снова став сама собой. – Так испугался… Решил, видно, что тут много вампиров!

Смеялась, трясясь от пережитого страха.

– А если бы он бросился на тебя? – улыбнулся Левмир, обнимая И.

– А если бы он бросился на тебя? – отозвалась девочка.

Смотрели в глаза друг другу и не искали других слов. Белки глаз И постепенно чернели. Левмир закатал рукав.

– Пей.

И прильнула губами к запястью. Левмир зажмурился. Не в первый раз удивительное чувство одолевает, кружит в водовороте, поднимает к небу и бросает вниз, но привыкнуть невозможно. Всем сердцем хочется дойти до конца, умереть, а потом – потом вкусить сладостной, прекрасной крови принцессы, воскреснуть для новой жизни…

– Все! – Девочка улыбнулась и зажала ранку платком. Крошечные отверстия от ее укуса затягивались мгновенно, а еле заметные точки пропадали чуть позже. Левмир вернул платок, на котором не осталось и пятнышка.

– Что скажем Сардату?

– Правду, – пожала плечами И. – Ты ранил его стрелой, и он сбежал.

***

Рассказывать ничего не пришлось. Стоило Левмиру с И зайти внутрь, как на них набросилась мать Сардата.

– Ну, мы тут страху натерпелись! Живы? Здоровы? Кабур все рассказал!

– Что рассказал? – захлопала глазами И. Посмотрела на посеревшее лицо Кабура.

– Как твой дружочек метко стреляет, – улыбнулся старик. – Напугался, кровопийца, и улетел себе за реку. Туда и дорога.

Россак, Гидар и Кутаз нерешительно улыбались, только на лице Сардата застыло угрюмое выражение.

– Он ведь вернется. – В голосе лишь полунамеком затаилась вопросительная нотка. И кивнула.

– Ему больше некуда идти. Но у нас будет день…

– Для чего?

– Чтобы найти его и убить, – резко сказал Левмир.

Стало тихо. Мужчины избегали смотреть друг другу в глаза. Только Сардат не опустил головы.

– Почему днем? – спросил он. – Почему сегодня мы должны были сидеть здесь?

– Потому что ночь – его время. Он может менять форму, подкрадываться незаметно и убивать. Может стать туманом, волком, летучей мышью. Ночью сила вампира огромна. Но днем он закован в одну форму.

Сардат не отводил взгляда от лица Левмира.

– Почему тогда вы не боялись? Зачем потащил девчонку?

И стиснула руку Левмира. Ладошка вспотела. Как они могли не подумать об этом?

– Потому что мы сталкивались с ними, – пояснил Левмир. – Знали, чего ждать.

– И вот так запросто отправились рисковать жизнями за поселок, в котором живете меньше месяца?

Кабур тростью стукнул Сардата по плечу.

– Нет чтоб спасибо сказать! Развел тут допросы.

Сардат не обратил внимания на старика. Медленно вынул из-за пояса нож.

– Возьми, – протянул Левмиру.

– Чего ты хочешь? – нахмурился тот, приняв нож.

– Слышал, на вампирах все моментом заживает. Давай, резани чуток, если не страшно.

Левмир положил нож на стол и закатал рукава.

– Смотри.

Все уставились на его руки, сплошь покрытые подживающими царапинами и синяками.

– Ладно тебе, Сардат, хватит, – пробурчал Гидар.

– Или хочешь, чтобы я ее порезал? – спросил Левмир, кивнув на притихшую И. – Тут уж давай сам. Но сначала меня придется убить.

– А ну прекратите! – подскочила мать Сардата. – Хватит! Не хватало еще между собой передраться – только вампира спровадили! Хватит! Посидели – пора и поспать. Гости дорогие, расходитесь. А ты, – повернулась она к сыну, – пошел баню топить. Днем, на помывке будешь командира из себя строить, а тут пока я хозяйка! Сам-то себе даже портки постирать не в состоянии, а командовать горазд.

Гости, посмеиваясь, прощались и уходили. Неприятный момент постепенно сглаживался. Сардат, не сказав ни слова, пошел топить баню. Первой вымылись И с матерью Сардата. Потом пошли парни. Сидя в парилке, Сардат повернулся к Левмиру.

– Ты и я, – сказал он. – Завтра.

– Да, – кивнул Левмир.

– Без нее.

– Тогда молчи при ней.

– Я потому здесь и говорю. Возьмешь самострел. Спросим Кабура, где эта тварь прячется.

– Сделать нужно до обеда.

Глядя в глаза друг другу, оба чувствовали причудливую смесь ненависти и растущего уважения.

– Сопляк, – буркнул Сардат, отвернувшись.

– Не сопливей тебя.

Рассмеялись, не выдержав напряжения.

– Ладно, хриплый, – сказал Сардат. – Посмотрим, как ты хорошо стреляешь по вампирам.

***

Деревня за деревней вспыхивали огромными кострами в ночной темноте. Шли дни. Летели летучие мыши, неутомимые, отчаянные. Их встречали растерянные, злые люди. «Мальчик с глазами как солнце, и девочка с золотыми и серебряными волосами?» – один и тот же вопрос. Качали головами, и Кастилос понимал – нет смысла наседать, нет смысла задерживаться.

В каждой деревне, иногда опережая баронетов Эрлота на несколько дней, но все чаще опаздывая, Кастилос пытался разбудить в людях давно утраченную гордость. «Мир рушится, – говорил он. – Своим бездействием вы убиваете не только себя, но всех людей! Через тысячу лет вы даже забудете это слово – „человек“».

Некоторые загорались, спрашивали, куда их поведет Кастилос. Но Кастилос не мог стать предводителем. Искры гасли, так и не превратившись в пожар. В отличие от огненных драконов Аммита. Несколько деревень, еще не встречавшихся с баронетами, сгорели со всем скарбом, оставив едва одетых людей на улице. Кастилос пытался остановить Аммита, но тот оказался неумолим.

– Пусть лучше подыхают на морозе, проклиная меня, чем в бараке, кормя эрлотских выродков. Я просто даю им возможность принять смерть достойно.

И они улетали во мрак.

Нередко днем Кастилос доставал бережно хранимую книгу Освика и читал.

«Вампиры уверены в своем праве на власть. Эта уверенность завела их так далеко, что они искренне верят: человек не сможет причинить им вреда. В этом и кроется уязвимость. Человек может победить вампира хотя бы потому, что вампир не допускает подобной мысли. Путем долгих размышлений я пришел к выводу, что изменить мир могут лишь две силы. Первая – это вампир, никогда не знавший, что такое быть человеком. Вторая – человек, принявший дар, чтобы остаться человеком».

Кастилос прочитал эти слова Аммиту, тот лишь пожал плечами.

– О чем тут спорить? Мы смотрим, что делает с миром тот, кто не знает, что такое быть человеком. А знаешь, что еще страшнее, Кас? То, что его незнание вполне простительно, ведь знать-то становится нечего. Люди теряют свою культуру, забывают свои легенды. Из уст в уста передаются лишь те сказки, что пишут для них вампиры. Люди почитают Эмкири-охотницу, которая объясняет им, что без вампиров они – никто.

– Не смей называть меня Кас! – Только на это мог возразить Кастилос. – Хочешь унизить – зови лучше Санатом.

– Как скажешь, Сан, – улыбался Аммит.

По весне удалось напасть на след Ратканона. Пьяный кузнец рассказал о партизанах, которые, как призраки, появлялись и исчезали то тут, то там. Они то нападали на отряды баронетов, осыпая их стрелами из-за деревьев, то пытались уводить в леса людей, угонять скотину. Но где они живут, как с ними связаться – этого кузнец не знал.

– И никаких упоминаний о детях, – сокрушался Аммит. – Мы опоздали. Они либо мертвы, либо гниют в бараках.

– Уж она-то гниет, как же, – морщился Кастилос.

Однажды им посчастливилось поймать баронета, запировавшегося в деревне, и допросить о происходящем в городе. В числе прочего баронет рассказал о попытках Эрлота взять приступом Храм. Аммит возликовал, когда прозвучало имя принцессы, но тут же сник. Храм окружили еще по осени, когда принцесса пропала. Вряд ли Эмарис отправил их на поиски, зная, что И в безопасности.

– Ответь на один вопрос. Почему ты ее так ненавидишь?

Кастилос долго думал над ответом.

– Не ненавижу, – вздохнул он. – Я видел ее несколько раз при дворе, обменялся парой слов… Она милашка и красавица, да. Но за всеми ее детскими ужимками всегда виделось что-то почти взрослое. Оттуда на меня смотрела совсем другая принцесса. Смотрела с презрением, мне непонятным. Когда я увидел, что она пудрит мозги мальчишке, то просто взбесился. Если уж меня, тогдашнего баронета, она презирала, то кто для нее он? Игрушка посреди пустого детства и выхолощенной юности? Признаться, когда в ту ночь она пришла его спасать, я удивился. Красивый жест, согласен. Но из-за этого жеста мы теперь и носимся по деревням.

– То есть, ты ненавидишь ее за то, что она поступила правильно?

– Я не знаю, как к ней относиться, – сказал Кастилос. – Я не знаю ее. И если я никогда ее не узнаю – не буду грустить. Все, чего я хочу на самом деле – спасти мальчишку. Перед ним я виноват.

– А как же просьба короля?

– Я ведь здесь, с тобой.

– А если их след разделится?

– Пусть он хотя бы появится. Летим в следующую деревню, а потом начнем прочесывать леса.

Следующая деревня встретила их огнем. Пылали дома, пылали тела.

– Что здесь произошло? – вытаращил глаза Аммит. В куче горящих трупов виднелись лишь женские и детские тела. Нестерпимый смрад пропитывал весенний воздух.

Толпа мужчин стояла неподалеку. Завидев появившихся из воздуха пришельцев, они приблизились. Одного взгляда на отчаянные, страшные лица хватало, чтобы понять все.

– Давайте, суки! – заорал один. – Мы за вас половину работы сделали!

Толпа ощетинилась кольями, топорами и лопатами. Кастилос не находил слов.

– Тут мальчишка с девчонкой не пробегали? – как ни в чем не бывало, спросил Аммит. Слова разбились о суровую уверенность людей.

– Наши дети не будут гнить в ваших поганых бараках! – взревела толпа.

Кастилос обернулся, почувствовав присутствие вечных. Со стороны леса приближалась толпа баронетов.

– Эй, вы двое! – крикнул идущий первым. – Кто разрешил? Это наш участок!

– А это – моя деревня, – отозвался Кастилос, понятия не имея, так ли это на самом деле. Деревушки Освика были многочисленны и разрознены.

– О, да это сам Кастилос! – захохотал баронет. – Прости, брат, но Эрлот приказал тебя уничтожить.

– Кто я такой, чтобы спорить с королем? – развел руками Кастилос.

Забыв о людях, баронеты бросились в атаку. Вспыхнуло пламя, полетели огненные драконы. Люди, поняв лишь, что первые двое не хотели ничего плохого, рванулись на подмогу – все равно собирались умирать.

Разрывая голыми руками тела баронетов, сворачивая головы волкам, испепеляя останки, уворачиваясь от ударов, Кастилос ощущал, как где-то в безмолвной груди с остановившимся сердцем зреет восторг. Люди предпочли смерть рабству – а значит, им было, что терять. Что-то существенней жизни, дороже привычных жилищ.

Откуда-то появились еще люди. Два баронета попытались скрыться стаями летучих мышей, но их настигли огненные драконы Аммита. Воспламенив тело последнего врага, Кастилос развернулся и поднял руку как раз вовремя, чтобы перехватить огромный топор, метящий ему в затылок. Не просто огромный – гигантский. Всей силы вампира едва хватало, чтобы с ним справиться. Лишь один человек в мире мог поднять такое оружие.

– Ты – огромная куча коровьего дерьма, Ратканон! – завопил Кастилос, бросившись опешившему великану на шею. – Как же я рад тебя видеть!

Ратканон отшвырнул вампира, вгляделся в его смеющееся лицо.

– Санат? – воскликнул он. – Мелкое ничтожество!

Топор взлетел вновь, но теперь Аммит перехватил руки гиганта.

– Уважаемый, – улыбнулся Аммит. – Не могли бы мы немного побеседовать?

– Мне не о чем говорить с вампиром! – рычал Ратканон, высвобождая из мертвой хватки топор. – Эй, вы, чего встали?

– Они ведь помогали, – нерешительно отозвался кто-то из окруживших троицу людей.

– За добычу дрались, как звери! – рявкнул Ратканон и, наконец, отбросил Аммита. Кастилос подхватил друга, не позволив упасть.

– Мы, как звери, ищем твою тушу больше двух месяцев! – закричал Кастилос. – С тех пор, как началось все это безумие.

– Надо же, какая честь! – проворчал Ратканон, но топор больше не поднимал.

– Предлагаю сразу к делу, – заговорил Аммит. – Мы ищем детей. Левмир и принцесса, где они?

– Принцесса? – Ратканон явно озадачился.

– Слушай, ты же здоровый мужик, – вздохнул Аммит. – В этакой глыбе должно найтись место разуму. Неужели ты так и не понял, кого прятал в вонючей землянке? Принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль. Скорее всего, она назвала себя просто И. Это ласковое прозвище, так называли еще ее мать.

Обескураженное выражение на лице Ратканона изменилось. Он вдруг расхохотался:

– Вот почему она так дергалась, когда мы ее принцессой дразнили!

– И где они теперь? – спросил Кастилос.

Ратканон посмотрел на него.

– Ты знаешь, что я тебя ненавижу. С чего мне тебе помогать?

Кастилос опустился на колени, коснулся лбом земли, не слушая изумленные шепотки сзади.

– Потому что я прошу тебя помочь. Потому что я хочу защитить этого мальчишку, которому сломал жизнь. Потому что я – такой же враг Эрлоту, как и ты. Я умоляю о помощи, Ратканон. Мне плевать, что я вампир, а ты – человек. Это ничего не значит. Мы – те, кто мы есть. Ты никогда не мирился с несправедливостью. Я никогда не делал зла людям – до того злополучного задания в Сатвире. Мне показалось это правильным – пожертвовать несколькими людьми, но вернуть все деревни и позаботиться о них.

– Я слышал про твою школу, – задумчиво сказал Ратканон.

– Я многое хотел изменить, но не успел. А теперь и не успею. Прежде чем понять, что я буду делать в новом мире, я должен найти Левмира. Должен заслужить его прощение.

Аммит добавил:

– Было бы также неплохо, если б где-то неподалеку от него отыскалась Ирабиль.

– Встань.

Кастилос поднялся, не отряхивая брюк. Посмотрел на Ратканона.

– Я не знаю, где они.

Аммит взвыл и швырнул огненный ком в догорающий домик. Люди пригнулись, послышались вскрики.

– Как это понимать? – Кастилос шагнул к великану. – Ты не хочешь мне помочь?

– Это понимать так, что я не знаю, – отрезал Ратканон. – В ночь, когда на землянку напали, мы разбежались в разные стороны. Я заметил, что ваша принцесса унесла на себе Левмира, превратившись в волка. Собственно, толковая девочка превратилась в стаю волков, чтобы запутать следы. Правда, в этом не было особого смысла – вампиры все равно неслись за мной.

– Она превратилась в стаю, чтобы не оказаться голой на морозе, – проворчал Аммит, но в ответ на вопросительный взгляд великана махнул рукой.

– Глубокие следы! – застонал Кастилос. – «Толстый волк» – ну конечно! Проклятый придурок!

– Век бы слушал, – вздохнул Ратканон.

Кастилос отошел в сторону, толпа расступилась перед ним. Люди с любопытством смотрели на вампира, который остановился рядом с деревом и с силой ударил ствол кулаком. Прислонился к коре лбом, будто собираясь заплакать.

– Может быть, у тебя есть какие-то мысли? – послышался его голос. – Вы о чем-то говорили? Может, он куда-то собирался идти? Может, она знала какие-то места?

С закрытыми глазами Кастилос услышал, как скрипят сапоги Ратканона. Великан остановился рядом.

– Ничего такого, Санат, – тихо сказал он. – Прости. Есть только вера.

– Что за вера?

– Вера в то, что внутри мальчишки есть стальной стержень. Когда он рядом со своей подругой, его почти не заметно. Она сияет и звенит, как красивая игрушка. Но именно в нем есть что-то такое, что позволяет им быть вместе. Когда я его нашел, этот стержень был крошечным. К тому моменту, когда все закончилось, он вырос. Может быть, что-то подобное есть и в тебе. Ты не побоялся упасть в ноги вампирам на глазах людей, чьих близких только что убили. Не побоялся навлечь на себя наш гнев. А сегодня ты стоял на коленях передо мной.

– Да, я понял, что в совершенстве овладел искусством стояния на коленях.

– Я не шучу, Санат. Представь себя на его месте. Прежний мир рухнул, а в новом нет места для тебя и твоего счастья. Как бы ты поступил в такой ситуации? Нет… Как ты поступил в такой ситуации?

Кастилос поднял голову. Всмотрелся в лицо великана.

– Ты хочешь сказать…

– Мы говорили об этом в последний день. Совпадение или провидение… Как я сказал, у меня есть только вера. Если этот стержень внутри мальчишки не сломлен – они сейчас идут туда.

– Нет, – прошептал Кастилос.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Ратканон. – Каждый сам выбирает дорогу.

– Потому что это – дорога к смерти! – закричал Кастилос. – На пути – миллионы погибших, замерзших на смерть, задранных чудовищами!

– Но ты ведь дошел.

– Я был вампиром.

– Ну, рядом с ним принцесса. Может, он тоже вампир.