Текст книги "Взмахом одного крыла"

Очень трудно сделать правильный выбор, никого не обижая, и при этом следовать своим желаниям. И эта ситуация сама по себе стала его раздражать. Он не думал, что его жена приедет и будет просить о прощении. Она своим поведением будто выбила его из колеи.

Внезапно он вскочил, подхватил Катю и начал трясти её:

– Ты ведьма, да? Откуда ты взялась только?! Откуда ты знала всё заранее? Ты, долбаная провидица!

Катя вытащила руку и залепила ему смачную пощёчину. Глаза Максима расширились, ноздри, как у разъярённого быка, раздулись, лицо сделалось пунцовым.

– На место поставил и слушай сюда! – приказным тоном сказала Катя. – Слушай внимательно, каждое слово! Запомни! Ты никому ничего не должен и не обязан, если только Богу, родителям и детям своим. Ты не обязан прощать, если твоя душа не согласна с этим. Ты не обязан входить в положение того человека, который ошибся. Ты не обязан нести ответственность за поступки других людей. Ты не обязан отчитываться или оправдываться перед кем бы то ни было. Всё это ты можешь допустить лишь по собственному усмотрению или желанию. А я смотрю, что ты имеешь желание её простить, иначе ты бы себя сейчас так не накрутил. Она приехала, затронула в тебе какие-то чувства, на этом фоне ты погрузился в себя и начал искать ответ, как поступить. В данном случае никак. Она выбрала, ошиблась. Так, а ты тут причём теперь? Да это цинично, но это так! Давай по-другому к вопросу подойдём: у тебя ещё остались к ней чувства, и счастливые моменты из вашего прошлого не дают покоя. Иными словами, она тебе не чужая, и с ней много пережито. Тебе её чисто по-человечески жаль. Но ты готов начать с ней всё сначала? В чём ты сомневаешься?

– Во всём. Понимаешь, это сложно объяснить, я уже не хочу с ней иметь ничего общего. Да, собственно, и общего у нас уже почти не осталось. Я стал совсем другим, просто мне очень её жаль.

– Так, а в чём проблема? Так и скажи ей об этом, ты же её выслушал, и понял, в конце концов. Теперь скажи ей всё, что чувствуешь, пусть и она поймёт тебя. Если она ещё любит тебя, то поймёт. А если любит только себя и жалеет себя, конечно, не поймёт. Тогда это просто не входит в её планы. Тогда ты просто обязан её принять и точка, потому что она считает себя жертвой и чихать ей на то, что ты чувствуешь.

Максим сидел рядом и гладил собачку. Ему стало намного легче после этого разговора.

Катя стояла возле стола и крошила капусту. Максим как-то неловко подошёл сбоку и начал объяснять:

– Ты, Кать, не обижайся на меня, дурака, я был просто не в себе. Я обещаю, что больше такого не повторится!

– Слушай, мне чихать, если честно! Просто если ещё раз меня обзовешь ведьмой или как там ещё, я просто больше никогда с тобой не буду разговаривать. Нас жизнь ломает по-страшному, но это не повод срывать зло на ком-то. Держи себя в руках, прежде всего!

– Тебе надо было мужиком родиться.

– А ещё что мне надо было?

– Не злись, я в хорошем смысле этого слова, ты очень сильный человек, несмотря на то, что ты женщина.

– Главное, Максим не вид, он бывает обманчив. Главное – внутреннее содержание. Вот, к примеру, ты, когда меня в первый раз увидел, что подумал?

– Я подумал, что ты какая-то туристка в камуфляжных штанах, футболке, вся загорелая, какая-то неухоженная. Двумя словами, кошка драная! А когда открыла рот, то вообще подумал, что хамка и грубиянка неотесанная.

– А теперь что ты обо мне думаешь?

– Ну, теперь-то мне известно, какая ты!

– И какая я?

Максим задумался.

– Можешь не отвечать, потому что это тоже поверхностное представление обо мне.

– Почему?

– Потому что только я могу знать, какая я есть на самом деле. И то не до конца. А для того, чтобы это понять, мне пришлось перелопатить себя от и до. Ты вот точно знаешь себя на сто процентов, на что ты способен или, наоборот, не способен? Где твоя ахиллесова пята? Или, может, ты знаешь, почему реагируешь на ту или иную ситуацию очень агрессивно или, наоборот, вообще не реагируешь?

– Я не копал так глубоко и не занимался самоанализом. Я вполне доволен тем, какой я есть. Мне этого достаточно.

– А я тебе это не в укор говорю, это дело личное. Я бы тоже этим не занималась, не будь на то особых оснований. Я, например, не могла понять и смириться с подлостью и враньём до тех пор, пока не стала вспоминать события из детства. Как известно, у всех наших проблем ноги растут именно оттуда. Так вот, в семье нашей не было достатка, сам понимаешь, пять человек, надо было как-то содержать. Мне было тогда лет восемь, у меня был день рождения, мать взяла меня с собой в город. Это было чудесно, мы шли с ней по парку, потом она завела меня в кафетерий, мы поели пончиков с лимонадом и зашли в «Детский мир». Лучше бы она этого не делала! Там на полке я увидела детскую игрушечную мебель, шкафчики, кроватку, столик со стульями. Ты не представляешь, как я её захотела! У меня был пупсёнок, и я мысленно уже укладывала его в эту кроватку.

– Подожди, а кто такой пупсёнок?

– Это очень маленькая пластмассовая кукла в виде младенца. Так вот, я не помню, сколько я вымаливала эту мебель, мама всё-таки её купила. Моему счастью не было предела: мне лично купили игрушки! Это же было что-то невообразимое! Лично мне купили! Я не могла нарадоваться, я была самым счастливым ребёнком на свете. Под круглым столом у меня был свой домик. Я поставила там эту мебель, протирала её тряпочкой от пыли, каждый вечер укладывала пупсёнка спать. Но прошла неделя или две, и моя мебель исчезла. Я перерыла весь дом, опросила всех домочадцев, никто ничего не видел и не знает, куда она делась. Я рыдала дня два. На третий день я смирилась с тем, что я её уже никогда не увижу, я похоронила её. И вот однажды на новый год мама отправила меня к старшей сестре на ёлку, она училась в другой школе. И каково же было моё удивление, когда я увидела свою мебель на стенде среди поделок группы продлённого дня. Я пришла домой и сообщила о своей находке маме, надеясь, что она хотя бы отругает сестру за воровство, но этого не произошло. Сестра выкрутилась, и мне ещё и досталось за ябедничество. Вот такая история, Максим! С тех пор я не знала, как с этим бороться, я была бессильна против подлости и обмана. У меня было одно средство – просто бить таких людей. Но это тоже не помогло, как видишь! Я про мужа! Ну не могла же я его отдубасить, в конце концов, я решила копать. Искать в себе эти слабые стороны и работать с ними. Это, кстати, очень кропотливый и тяжёлый труд. Но зато ты знаешь, что больше ни один человек не сможет тебе сделать больно. Ты просто принимаешь подобных людей такими, какие они есть, не судишь, не мстишь. Просто вычёркиваешь их из своей жизни и всё. Во всяком случае, они потом за всё расплатятся сполна. Я их называю заблудшими овцами: не ведают, что творят. И ещё я поняла, что стала страшной собственницей. Если трогали мою вещь без спроса, у меня было ощущение, что меня унизили, растоптали мои чувства, то есть отнеслись лично ко мне без уважения. Я помню, как мать жгла мои брюки за кухней. Она хотела таким образом привить мне желание носить юбки и платья. Я росла с мальчишками и не хотела от них отличаться. Мне было просто удобно лазить по деревьям и строить окопы не в юбках, а именно в штанах. Но моя мать – педагог с высшим образованием – этого понять не могла. Она не могла понять, что вызывает таким образом обратный эффект. Я принципиально вела себя в точности, как пацан, за что она удостоила меня прозвища гермафродит. И, если честно, мне было уже всё равно, я просто тихо её ненавидела. Потому что у меня и так никогда не было хороших вещей, а эти брюки она принесла их от кого-то, ну, ты знаешь, дети растут, в общем, обноски, но, к сожалению, она и те сожгла. И вот после мебели и штанов и ещё много чего, я стала просто маниакальной собственницей. Последней каплей стала история с мужем. И я решила, что лучше ни к чему не привязываться и ничего и никого не любить, потому что это очень больно… Терять больно…

Катя замолкла, а потом вдруг встрепенулась и уже другим тоном продолжила:

– Слушай, вот мы заболтались, борщ уже давно готов, да и тётя Шура нас ждёт в баню. Ну, так что делать будем?

– Давай покушаем и к Александре Степановне сходим!

По дороге они ещё о чём-то долго говорили, пока не пришли к старушке. Сходили по очереди в баню, сели на веранде, тётя Шура заварила чай с липой и мятой.

– А кто это к вам приезжал? – спросила старушка.

– Это следователь был. И Максимова жена с ним, – ответила Катя.

– А жена-то что припёрлась? Решила обратно вернуться? – тётя Шура посмотрела на Максима.

– Ну да, типа того.

– А ты что?

– Тётушка Шура, – Катя вступилась за Максима: – что вы его донимаете? Он только успокоился! И то не до конца!

– А чего нервничать? Дело-то житейское: хочешь – живи, не хочешь – не живи.

Старуха просто в двух словах определила всё и всех.

Коротко и ясно.

Катя замолчала. Вся её «теория вселенной» уместилась в два слова мудрой пожилой женщины.

Поистине говорят: меньше знаешь, крепче спишь.

Сказать было нечего.

– Ну и что ты надумал? – не унималась тётя Шура.

– Не знаю.

– Тогда позволь, я тебе скажу. С ней вряд ли теперь у тебя что-то получится: времени много прошло, остыл ты, а вот с Катериной может и получиться!

Катя вытаращила глаза и чуть не поперхнулась.

– А что ты так вылупилась? Я что тут, высшую математику рассказываю?

Теперь Максим сидел, как рыба с выпученными глазами.

– Я знаю, что говорю! Он мужик в самый раз тебе. И ты ему под стать: не дура, не алкоголичка какая-нибудь, хозяйственная, трудолюбивая. Есть маленько заходы с философией твоей, но у кого их нету? Я давно за вами наблюдаю, вы прям пара, и скучно вам никогда не будет, только уважайте друг друга – это самое важное.

Катя и Максим даже не знали, что ответить на такую простоту и откровенность. Тётя Шура всегда была прямолинейной. И иногда это ставило людей в тупик.

Катя прервала неловкое молчание:

– А знаете что? Мы подумаем, правда, Максим?

И Катя посмотрела на Максима, подмигнув ему. Максим понял, что надо подыграть:

– Почему бы и нет? Раз она меня поймала, значит, мне с нею и жить!

– Ну а я что говорила? – и старушка засмеялась. – Вы друг друга стоите! Господь никогда не посылает людей просто так, он знает, для чего это надо. Чтоб человек рос духовно, через испытания, лишения, страдания. И потом награждает его, если заслужил.

Катя знала, откуда эти слова. Бабушка Маша точно так же говорила, царствие ей небесное. Очень добрая была старушка, как лучик света во мгле.

– Тёть Шур, – обратилась Катя: – давай помянем бабу Машу!

– Давай, дочка, помянем, уж какая она умница была!

Старушка встала и пошла в дом за закуской и выпивкой.

Максим разлил всем по стаканчику водки и поставил бутылку на стол. Тётя Шура произнесла речь, и все выпили.

– А когда я была помоложе, чем вы сейчас, ох, и любовь у нас была. Зароемся в стогу сена с мужем, девки орут, ищут, а мы целуемся и смеёмся. Потом вылезем, все, как черти, в сене, оберемся, и вроде нас тут не было. Вот как жили! Весело было!

Тётя Шура притихла, на глазах засверкали слезинки.

– Ну, хорош! – Катя обняла старушку. – Лучше расскажи чего-нибудь ещё!

– Чего рассказывать-то? Как дед решил кабана зарезать, а потом на нём по огороду ездил, не мог удержать?

– Как это? – удивился Максим.

– Ты что, не помнишь? Ты же там тоже был.

– Я что-то смутно припоминаю, но точно не могу сказать.

– В общем, дед наш растил кабана, ему все говорили: давай поможем зарезать. Ну, дед-то у нас какой: я, мол, сам, да и кабанчик маленький пока, там, дескать, резать нечего! В общем, держал, держал, пока в один день ему не приспичило зарезать. А мужики все на работе были, помочь некому, позвал он соседа. И вот сосед стоит с ножом, а дед кабана выводит на верёвке. Тут собака залаяла, кабан испугался, как дал дёру! Дед верёвку-то на руку крепко намотал. Кабан его тащит по огороду, сосед сзади с ножом бежит. Ну, таскал, таскал его, потом остановился, дед на него сверху залез. Сосед сзади споткнулся, упал и кабану ножом в задницу чуть попал. Кабан забор вышиб, как спички, и с дедом на спине по деревне мотался. Пока его ловили, вся деревня со смеху чуть не померла. Только вы ему ничего не говорите, а то обидится. Он после этого вообще даже свинину ни ел.

– А кстати, Максим, когда можно будет его навестить?

– Если хотите, давайте завтра с утра съездим.

– Конечно, хотим! Ты, тёть Шур, что приготовишь?

– Курочка у меня есть в холодильнике. С утра супчик сворю с лапшой. А ты чего? Не знаю, компот, наверно, сварю из яблок, и по дороге что-нибудь купим.

– Вот и хорошо! Договорились! Мы пойдём уже. Кать, я тебя провожу.

Максим встал со скамейки.

– Тёть Шур, давай, я тебе прибраться помогу! – Катерина схватила кружки, тарелки и положила в большой алюминиевый таз для мытья посуды.

– Да идите уже, я сама всё помою и приберусь! Давайте, с Богом!

– Спокойной ночи, тёть Шур!

Максим шёл следом за Катей, впереди бежала Ханька.

– Что молчишь-то? – обратилась Катя к Максиму.

– Не знаю даже, что и сказать. Просто всё как-то мило, бескорыстно, по-человечески.

– Что ты имеешь в виду?

– Да жизнь у вас тут, и вы сами. Спокойно с вами, общаешься как-то душевно. Всё прямо и понятно, всё искренно и просто.

– Цени, Максим, больше ты этого нигде не увидишь.

– Чем современней человек, тем меньше в нём человеческого. К сожалению, это сейчас именно так. Люди стали сходить с ума от обширной информации, к которой зачастую не готовы.

– Это ты о чём?

– Это я о телевизоре и Интернете. Фальшивые чувства в рекламных роликах, иллюзия счастья и достатка. Люди покупаются и продаются, и никто никому абсолютно не нужен. Полная деградация личности. Старики умрут, унося с собой мудрость и жизненный опыт. А мы останемся и будем искать равновесия в этом хаосе жизни.

– Ты рассуждаешь, как пессимист! Не всё так плохо в нашем мире!

– Дай Бог! Я буду только рада.

Катя толкнула калитку вперёд:

– Зайдёшь? Или пойдёшь сразу домой?

– Мне неловко признаться, но мне у тебя больше нравится. Я, конечно, понимаю, что это как-то неприлично будет выглядеть…

Катя не дала ему договорить:

– Давай попроще как-нибудь? Хочешь остаться – оставайся, только веди себя культурно.

– Да у меня и в мыслях не было ничего такого! – чуть ли не с обидой в голосе произнёс Максим. А сам немного начал сомневаться в своих высказываниях.

Катя включила свет в прихожей, сняла с плиты кастрюлю с борщём и отнесла на улицу, под навес, чтобы он не прокис до завтрашнего дня. Ханька, подпрыгивая и нюхая её, дала понять, что сильно проголодалась.

– Ладно, ладно, сейчас покормлю! Пошли за плошкой!

Максим сидел в комнате на диване и разглядывал старые журналы о рыбалке.

– Максим, поставь чайник, пожалуйста! Пока я Хани покормлю.

Он отбросил журнал в сторону и резко встал. В позвоночнике мужчины что-то щёлкнуло, и ноги будто отделились от туловища.

– Кать! У меня, по-моему, спину заклинило!

Катерина стояла в дверном проёме, вытирая руки полотенцем.

– Ты, наверно, резко встал? Да?

– Ну да, а теперь вот боюсь шаг сделать, там что-то щёлкнуло!

– Ты же врач, ты должен знать, что так нельзя вставать!

– Я не идеален.

– Хорошо, можешь хотя бы прилечь на живот?

– Постараюсь.

Максим опустил руку на диван, как бы придерживаясь, очень осторожно начал поворачиваться, чтобы прилечь, но ничего не получилось. Получилось только встать на колени перед диваном.

– Ладно, стой так!

Катя полезла в холодильник, и достала оттуда какой-то крем. Аккуратно задрала рубашку на спине Максима. И стала втирать ему это целебное средство. Сначала руки ездили по гладкой коже, затем крем начал впитываться и стало уже не так скользко. Ещё минут пять помассировав мышцы, Катя встала и пошла мыть руки, сказав, чтобы он не двигался. Максим стоял, как вкопанный. Катя вернулась с шерстяным шарфом в руках. Опоясав страдальца и накинув сверху ткань рубашки, Катерина начала помогать ему лечь на диван.

– Ты полежи минут пять, а потом мы с тобой сделаем упражнения.

– Какие упражнения? Я не могу даже ногой двинуть.

– Ничего, двинешь! Если ты сляжешь, кто нас завтра к деду отвезёт?

– А что это за мазь? Покалывает как-то.

– Это шарф покалывает, он из чистой шерсти, а мазь никак не будет раздражать кожу. Давай, вставай! Сейчас лечить будем!

– Я не могу встать.

Катерина подошла к нему сбоку.

– Тогда опирайся на руки и приподнимись, вставая на колени.

Максим стоял в позе собачки. Катя одну руку положила ему на поясницу, вторую на живот.

– Поднимай таз вверх, как вздыбленная кошка, и с выдохом опускай вниз, чтоб живот провисал, как тряпка!

Максим слушал её команды и подчинялся её рукам. Минут через пять он уже не ощущал никакой скованности мышц.

– Слушай, а откуда ты всё это знаешь?

– У меня профессиональная болезнь – две межпозвонковые грыжи.

– А кем ты работала?

– Я строитель-отделочник, но работу разную делала: и прорабом работала, и дизайнером, и снабженцем, и сметчиком. В общем, всё, что касается ремонтов – это моё. Во всяком случае, было.

Тогда это многое объясняет, – подумал Максим, вслух спросив другое:

– А как же ты меня тащила, с таким диагнозом?

– Ну, во-первых, я не одна тащила, а с тётей Шурой, и потом, я же не могла тебя бросить в таком положении!

Максим перевернулся на спину и подумал о том, что неплохо было бы притащить сюда телевизор и свои вещи. Да, насчёт вещей, надо съездить домой и привезти тёплые, и вообще на смену, а то хожу, как бомж, в одном и том же.

Катерина сидела за столом, перед ней стояла чашка с чаем и карта, которую нарисовал дед. Максим лежа наблюдал за ней:

– А что это за карта?

– Да так, ерунда!

Катя очень внимательно разглядывала знаки и пришла к выводу, что не понимает, чего тут дед начиркал.

Потом она достала маленький футлярчик в виде табакерки, она была круглой формы, выполненная из слоновой кости, на крышке был выгравирован герб Российской империи. Вокруг него сверкали разноцветные камни. Очень старинная и красивая вещь, – подумала Катя. И начала пытаться её открыть. Крышка никак не поддавалась давлению пальцев, они то соскальзывали с неё, то начинали болеть от напряжения. В общем, ничего не получалось. Максим, видя эту картину, предложил свою помощь:

– Давай открою, чего ты мучаешься?

Катя не хотела просто так сдаваться. Она ещё и ёщё раз пробовала открыть. И когда уже поняла, что сил не хватает, отдала Максиму.

– Слушай, какая изумительная вещь! – Максим крутил табакерку в руках, разглядывая под разными углами в свете лампочки. Камни на ней были искусно сделаны, она очень старинная, это видно по потёртости на барельефе двуглавого орла и цвету кости, из которой она была изготовлена. – А откуда она у тебя? Ты знаешь, что она очень дорого стоит?

– Это не моё, это принадлежит семье, которую надо найти.

Максим аккуратно, но с силой крутанул крышку, и футлярчик открылся. На дне пожелтевшей коробочки лежала бумага. Краешек её смялся: видимо, когда футляр закрывали, бумажка попала на стык, и из-за этого крышка плотно прилегла к другому основанию. Максим положил себе на живот две половинки футлярчика и начал разворачивать бумажку. Катя не стала ему мешать, чиркнула спичкой, зажигая сигарету, и посмотрела в окно.

– Что пишут?

– Я пока не понял, что здесь написано. Чернила кое-где размыты, но могу точно сказать, что бумаге этой очень много лет.

– Скорей всего, это родословная семьи, которую нам надо отыскать, – Катя сделала глоток из кружки.

– Я смотрю, вы с дедом ведёте какую-то странную игру. Прямо интриги и тайны мадридского двора получаются. Эта вещь не три копейки стоит. А значит, кто-то из вас имеет к ней прямое отношение. Либо кто-то из вас клад нашёл. Потому что такими вот вещами, – Максим поднял и показал Кате крышку: – российский император награждал вместо ордена отличившихся в службе отечеству.

Катя пристально смотрела на Максима:

– Что ты ещё можешь сказать по этому поводу?

– Больше пока ничего, но, судя по карте у тебя на столе и этой очень дорогой вещице, могу только ещё раз подтвердить свою версию.

– Знаешь, ты очень сильно ошибаешься, этот футлярчик деду дали, чтобы он передал его наследникам, а карта – это всего лишь обозначенные места, где растут всякие полезные травы, дед собирает и меня научил. А почему зарисовал – так память плохая – уже не надеется на неё.

Честно говоря, Катя абсолютно не умела врать. Вместо складного и серьёзного вранья всегда получался какой-то детский лепет.

Максим протянул Кате руку:

– Можно, я посмотрю?

– Да, ты всё равно тут ничего не поймёшь! – Катя резко свернула лист бумаги и, держа в руке, вышла в прихожую. Через минуту вернулась уже с пустыми руками. И как бы невзначай спросила Максима: – Ну что, чай тебе наливать?

– Нет, спасибо, а то придется ночью в туалет бежать, а я сейчас не в лучшей форме!

Максим лежал и внимательно разглядывал написанные на бумаге имена и фамилии, даты рождения, смерти и стрелки от фамилий к фамилиям. Среди них он обнаружил какую-то знакомую, он не помнил, где её слышал, когда, но то, что он её слышал, это точно.

Катя с сонными глазами допивала остатки чая. Потом поднялась со скамейки, подошла к Максиму.

– Давай я уберу всё это, и тебе покрывало дам, я уже ложиться буду.

Максим аккуратно свернул бумагу, закрыл футлярчик и отдал Катерине.

Катя выключила свет и залезла под одеяло. Мягкая пушистая подушка будто приглашала в царство морфея.

Катя расслабилась, почти уже задремала, как вдруг услышала шепот Максима:

– Кать, ты спишь?

Молчаливая пауза длилась минуту.

– Слушай, давай завтра, а? Я сейчас если не усну, то до утра буду шататься, тебе это надо?

– Извини, спокойной ночи!

– И тебе того же!

Катя встала рано утром, поставила на плиту воду, для компота насобирала яблок и ягод малины. Максим ещё спал, когда Катерина уже всё сварила и даже приготовила завтрак. Потом пришла тётя Шура, принесла корзинку с едой. Вся такая нарядная, повязала на голову новый белый с синими цветочками платок. Платье из ситца с пестрыми абстрактными рисунками придавало ей свежести.

– А где наш мужик-то?

– Поднимать надо, спит ещё..

Катя вошла в комнату, открыла свой старенький шкафчик, вынула вещи, в которые будет переодеваться, а потом повернулась к Максиму. Он лежал на диване с закрытыми глазами и сладко спал, тёмные волосы волнами спадали на подушку. Профиль его лица был, как у римского полководца, с ярко выраженными мужскими линиями носа, губ и подбородка. Стройная фигура, как у атланта, была наполовину скрыта покрывалом. Катя смотрела на него, как заворожённая, и понимала, что он становится ей симпатичен. В ту же секунду этого осознания она сильно разозлилась сама на себя за эту слабость. И с силой толкнула его в плечо:

– Вставай, надо собираться!

Максим открыл глаза и, ничего не понимая, спросил:

– Сколько времени, Кать?

– Уже ехать давно пора, завтрак остыл почти. Я выйду, переоденусь, а ты пока тоже давай собирайся.

Максима этот командный тон напрягал, и он решил, что когда-нибудь точно отучит её так разговаривать с людьми.

Катя надела футболку и джинсы, обулась в тёмно-синие с белой подошвой спортивные низкие кеды, натянула на голову свою любимую кепку и в таком наряде зашла в комнату. Максим, рассматривая себя в небольшое зеркало, думал о том, что не мешало бы побриться.

– Как твоя спина?

– Спасибо, хорошо.

– Я уже готова, осталось только перекусить. Там в саду тётя Шура ждёт, и стол накрыт уже давно. Если ты не возражаешь, я пойду. Как приведёшь себя в порядок, присоединяйся. Мы тебя ждём.

И всё-таки он не мог понять её: то она была очень любезной, обходительной, то вела себя, как стерва.

Максим застегнул рубашку, поднялся и пошёл на улицу умываться.

Женщины сидели на лавочке и о чём-то громко беседовали.

– Ну и что вы решили? – спросила тётя Шура.

– По поводу чего?

– Ой, не прикидывайся, Кать! Он же не просто так у тебя сегодня остался.

– Конечно, не просто! У него вчера спину заклинило, вот и пришлось помощь оказать и спать положить у себя. А так бы пошёл к деду ночевать.

– Какая же ты дура всё-таки, Катька! Такие мужики на дороге не валяются. Жена его тоже это осознала и быстро прибежала, да поздно, поезд уже ушёл!

– Откуда ты знаешь? Может, сойдутся да будут жить.

– Вот помяни моё слово, если ты его не захомутаешь, потом будешь до конца жизни жалеть!

Слова эти Кате очень не понравились.

– Что значит «захомутаю»? Он конь, что ли? И даже если он супермужик, и самый последний оставшийся на земле, всё равно он мне не нужен, потому что они все – козлы!

– Тьфу! Дура бестолковая! – разозлилась старушка. – Ты вот упрямая, как баран, ты нахрена тогда свою эту психологию изучала? Над собой работала, если жизни всё равно не понимаешь? Ты упёрлась в прошлоё и сидишь над ним, охраняешь, как бы кто не спёр, чахнешь, так сказать над златом, словно старый Кащей! А нет, чтоб выкинуть его на хрен, закопать и забыть вообще даже, где закопала! И начать заново, как с чистого листа! Ты же сама себя уже съела давно, умерла и похоронила. Сколько той жизни-то? Миг один, а ты его на всякое дерьмо меняешь? Эх, Катя, Катя… Была бы я помоложе, я бы вцепилась и руками, и ногами в него, никому бы не отдала!

Максим подошёл на последних словах этой эмоциональной речи.

Катерина вскочила, точно её пчела в зад ужалила, и быстро зашагала в дом.

– Что это с ней, Александра Степановна? – Максим наложил себе в тарелку картошки и присел покушать.

– Не знаю, сынок, наверно, опять психи бьют! Она ж какая! Слово нельзя сказать против, что ты? Разобидится, надуется, как индюк старый, и сидит, сопит в две дырки. Вот характер-то, упаси Боже! Главное, с одной стороны, хорошо, что упёртая, но, с другой, если сама себе хуже делаешь, что упираться-то?!

– А что вы ей сказали такого?

– Сказала, чтобы она ерундой не занималась, а выходила за тебя замуж!

Максим от такого откровения чуть не поперхнулся:

– И что она?

– Дура она! Прошлым живёт! Сказала, что все мужики без исключения все козлы! А я её ругать начала, она же не понимает, что жизнь свою в помойку выкидывает из-за поганого прошлого.

– Так то оно так, просто, может, ей время надо, чтобы в себя прийти?

– Пока она время будет тянуть, ты уже смоешься!

– А вы, Александра Степановна, я смотрю, серьёзно настроились нас объединить?

– Слушай, сынок, не называй меня по отчеству, это как-то звучит нехорошо, как будто я тебе чужой человек, совсем не знакомый. Называй тётей Шурой, я так больше люблю!

– Как скажете, тёть Шура!

Максим позавтракал и пошёл в дом звать Катерину на выход. А старушка с корзинкой в руках поплелась к машине.

Он зашёл в комнату, Катя лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Максим присел рядом с краю, положил ей руку на плечо.

– Кать, послушай меня! То, что сказала тётя Шура, это так и не так. Просто надо время. И дело не во мне или ещё в ком-то, дело в тебе.

Катя подняла голову. Заплаканные глаза и брови домиком. Она была похожа на обиженного маленького ребёнка.

– Я знаю!

И опять начала плакать.

– Ладно, успокойся, нам надо ехать, ты забыла? Давай умоемся потихоньку, хочешь, я тебе водички принесу?

Катя привстала, упёршись руками в постель:

– Правда, принесёшь?

– Конечно, а хочешь, я тебя умою сам?

Максим улыбнулся и встал, протягивая ей руку. Она робко, как то по-детски взяла его руку и встала с кровати.

– Ты знаешь, я, наверное, сама схожу, умоюсь и подойду, а то перед тётей Шурой неудобно как-то, она целое утро нас дожидается!

Всю дорогу они ехали, почти не разговаривая, только изредка обмениваясь пару фразами – не больше. Ханька перемещалась по машине: то сидела сзади с тётей Шурой, то лезла вперёд к Кате на руки. До больницы оставалось уже совсем немного, когда Катя вдруг вспомнила, что хотела заехать в магазин. Максим на светофоре завернул за угол и остановился у ближайшего магазина.

– Вы пойдёте с нами, тёть Шур? – спросил Максим, вылезая из машины.

– А чего я там не видела?

– Ну мало ли что? Может, что-нибудь купите себе домой вкусненького?

– На обратной дороге куплю, сейчас не хочу заходить.

– Как знаете!

Максим закрыл дверь. Катя взяла кошелёк и тоже направилась к выходу. Они вернулись быстро. Катя купила деду йогурты, бананы и ванильный пудинг.

В палату долго не пускали, сказали, что всем хором нельзя. Тогда Максим пошёл к заведующему и вернулся с бахилами и халатами. Кое-как впустили. Дед лежал около окошка, палата была на четверых человек. Две кровати были пустые, на четвёртой лежал мужчина с какими-то трубками из живота, в помещении стоял неприятный запах. Окно было большое и в палате было очень светло. Тимофей Ильич, увидев родную стайку людей, даже всплакнул от радости и, скорей всего, от печали, потому что был прикован к кровати этой проклятой болезнью. Глаза его впали, очень похудел, кожа была жёлтого цвета, нос стал острым. Потухший взгляд его глаз Кате врезался в душу больше всего. Она не ожидала, что увидит его таким. Тётя Шура что-то щебетала, расспрашивая его и рассказывая о том, что у нас там в деревне, хотя что там может происходить? Ну, приезжала жена Максима со следователем. Больше ничего особенного. Дед посмотрел на Катю и попросил сесть рядом:

– Катюша, миленькая моя, пчёлок моих продайте хорошим людям. Я уже не встану теперь. И ещё вот что, я там пенсию откладывал, деньги возьми себе, дочка, они тебе для дела пригодятся! – подмигнул дед Кате. – Они там под половицей лежат, в прихожей. И адрес там же.

– Какой адрес? – спросила старушка, округлив глаза. – И вообще ты что, помирать собрался, что ли?

– Собрался, Шура, мне уже немного осталось, ты прости меня, если обидел чем, и вы простите, Христа ради!

– Нет, так дело не пойдёт! С чего ты взял, что помираешь?

– Рак у меня, Шура, съел он меня!

Старушка залилась слезами и стала задыхаться, пришлось вызвать медсестру, чтобы сделали укол. Пока тётя Шура отходила, Максим сходил к лечащему врачу и поговорил с ним. Врач сказал, что дед проживёт максимум ещё месяц. И сказал, что если хотите, можете деда завтра забрать и колоть его дома, если совсем плохо будет. Подумав, так и решили. Попрощавшись с дедом, Катя и Максим взяли под руки тётю Шуру и пошли на улицу.

– Вы не против, если я к себе домой заеду, вещи кое-какие возьму? – спросил Максим, усаживаясь поудобней за руль.

– Нет, конечно! Езжай, куда хочешь! – Катя ответила, уставившись на дорогу.

Тётя Шура, сидевшая сзади, вообще молчала, как немая.

– Вот и славно, значит, поедем ко мне в гости!

Максим видел их растерянные и очень печальные лица, ему хотелось их отвлечь. Он прекрасно знал, что значит терять людей. Кому, как ни ему, это было хорошо известно, когда мать теряет сына из-за тяжёлого ранения, а дети – отца, когда больного привозят на операционный стол, и не хватает буквально нескольких минут, чтобы спасти. Уж очень тонкая грань лежит между жизнью и смертью. Он это знал, и поэтому очень сильно ценил жизнь во всех её проявлениях.