Текст книги "Взмахом одного крыла"

Катя демонстративно встала со скамейки и начала сматывать удочку. Максим хотел возразить, но его почему-то потянуло на смех.

– Ну, вот и поговорили! – улыбаясь, сказал Максим. Потом посмотрел на Катерину и добавил: – Кать, а давай костёр разведём! Темнеет уже, а вечер, смотри, какой классный!

– Ты мне зубы не заговаривай!

Катя, как маленький гном в клетчатой рубашке и джинсовых шортиках, ходила, ворча, и собирала свои вещички. Максима эта картина ещё больше стала забавлять. Стройные загорелые ноги притягивали взгляд. Всё тело её было абсолютно пропорционально сложено. Некоторые женщины сидели на диете, пили горстями таблетки или не вылазили из фитнес-центров, чтобы иметь такую фигуру, а ей это досталось от природы.

Катерина почти уже было собралась, Ханька, бегавшая неподалёку, что-то услышала в кустах и пулей с лаем помчалась туда, попав Катерине под ноги. Катя споткнулась и с грохотом распласталась на песке, рюкзак лежал у неё на голове, руки были вытянуты в разные стороны. Катя лежала и громко стонала. Максим подскочил за долю секунды. Он перевернул её на бок, лицо было в песке, из носа текла кровь.

– Долбаная собака! – выругался мужчина.

– Ничего страшного, не ругай её.

Максим сел на песок и положил Катину голову себе на колени.

– Полежи вот так, чтобы кровь остановить!

– Да всё нормально.

Катя лежала с задранной головой, волосы её растрепались, Максим аккуратно убрал с лица несколько локонов. В сумерках она была похожа на куклу.

– Ничего не болит? – спросил Максим.

– Ещё не знаю.

Прошло несколько минут, Катя потихоньку начала подниматься. Но едва опёрлась о землю рукой, как с криком одёрнула её и опять повалилась обратно. Максим аккуратно снял с Катерины рюкзак и, потихоньку взяв под руки, помог подняться.

– Идти сможешь?

– Конечно, смогу, ноги-то целы!

– Дай, я руку посмотрю!

Катя протянула ему кисть. Максим начал осторожно прощупывать, спрашивая, где болит.

– Растяжение. Надо бинт эластичный наложить и мазью от ушибов намазать.

– Ну, рыбаки, много поймали? – поинтересовалась тётя Шура, выходя на улицу.

Максим шёл сзади с рюкзаком на плече и снастями в руках. Катя шла впереди, держа в руке другую руку как бы на весу.

– А ты чего это, Кать! Опять упала, что ли?

– Да немного ушиблась, люблю полетать, знаешь? – с усмешкой ответила Катя.

– Ой, девка, везёт тебе, как утопленнику! Ладно, веди её, Максим, домой! А я к деду схожу, посмотрю! Что-то он там затих в хате.

Катерина ещё раз умылась тёплой водой, сполоснула ноги в бочке, надела тапочки и пошла в дом. Максим кинул снасти в прихожей и последовал за ней. Не успели они зайти, Максим тут же полез по пакетам искать мазь и бинт.

– Давай руку! – скомандовал Макс.

Кате было приятно наблюдать, как Максим профессионально всё делал.

– Слушай, а я и не думала, как все-таки здорово иметь дома врача!

– Здорово, но лучше бы мои навыки не так часто пригождались, а то это уже становится нормой.

– Да ладно тебе, я же не помираю! Давай лучше поужинаем?

– Легко! Ты чего хочешь?

– Картошка там осталась? Давай разогреем и сосиски отварим, они в морозилке лежат, ну те, что ты покупал!

– Тогда лежи, а я всё приготовлю.

Максим действительно всё приготовил, накрыл на стол и пригласил Катю.

Катерина отметила про себя, что он много чего умеет, и это ей нравилось. Ей нравилось, что мужчина не только может лечить, но и в быту тоже был не промах.

За ужином болтали о всякой ерунде, избегая разговоров о личном. Максим налил в чашку кипятка и деликатно, как только можно, спросил:

– А ты бы хотела выйти замуж?

Катерина чиркнула спичкой, прикуривая сигарету. Выдохнула дым, и совершенно чётким голосом произнесла:

– Нет. И не спрашивай меня, почему? Хотя знаешь, я тебе, пожалуй, отвечу:

 
В душе моей дыра зияет,
Гигантской бездны пустота,
Ничто её не наполняет:
Ни белизна, ни чернота.
Дыра моя со мной повсюду,
Куда ни ткнусь, она везде.
И если я её забуду,
Тотчас, напомнит о себе.
Она глухая и слепая,
Не внемлет горестным мольбам.
Всё глубже душу выедая,
Скребёт, как яму, по краям.
Душа моя уже не плачет,
Смирилась с участью своей.
А может быть, что-то иначе?
Ведь я сама её злодей…
 

В комнате, повисла тишина.

Максим задумался. А потом дал оценку:

– Очень странные стихи. Кто автор?

– Это мои стихи, про мою дыру. И про мою душу. Потому что другими словами я не могу выразить то, что я чувствую. К сожалению, а может, и к лучшему, но я больше, ни верю в любовь, отношения и всякую там романтику. Этого для меня не существует. Я была наивной, открытой девочкой, когда меня с ребёнком променяли на другую. Мне понадобилось пять лет, чтобы это пережить и как-то восстановить веру в искренние чувства. Даже когда я вышла замуж второй раз, я не до конца ему верила. Но прожив бок о бок несколько лет и пережив многие моменты вместе с ним, я стала доверять ему, я была счастлива. Самое обидное, что когда ты уже расслабишься и не ждёшь ничего плохого, именно в этот момент получаешь чуть ли не обухом по голове. Он тоже променял меня. Это было как нокаут в боксе, если говорить образно. Я лежала, растянувшись, несколько лет. Собирала себя по частицам. Иногда я думала, что схожу с ума, иногда мне хотелось просто умереть или залезть в какую-нибудь дыру и желательно под землёй, чтоб прошло время и, когда я вылезу, всё это закончится. Но проблема была не во внешнем мире, в нём ничего не менялось. Кирпич был кирпичом, магазин был магазином, люди были людьми. Это я менялась, это у меня внутри шла смертельная война, схватка между разумом и чувствами. Есть такое выражение «разбитое сердце». Для меня оно раньше означало, что у человека случилась беда: он погоревал, поплакал и дальше начал жить. Но это не так, сердце реально разрывается от боли. Физически болит в груди. Я металась, как загнанный зверь в клетке, я вступила в замкнутый круг, из которого не было выхода. Разум поставлял мне воспоминания, память вызывала чувства, чувства вызывали эмоции, эмоции вызывали боль, боль, которую разум пытался вылечить. И всё начиналось сначала. Я поняла, что сама не вылезу из этого ада. Обратилась, к психологу. Скорей всего, она вообще не имела представления, с чем имеет дело, и только усугубила моё состояние. Сказала мне, что любовница – это подпорка в семье. Для кого как, а для меня это было концом света. Поэтому я заняла денег у сестры и уехала сюда, чтобы никого ни видеть и не слышать. Я решила разобраться в себе, решила понять, почему меня всегда предают? Почему нельзя никому верить, любить. Почему, если ты отдаёшь много, тебе взамен отдают крохи, либо вообще ничего. Или используют тебя, как собственную вещь, если ты относишься к человеку с душой. Почему нельзя никому доверять? На эти вопросы нет ответов, есть лишь твой собственный выбор. Либо ты приносишь себя в жертву ради отношений, либо остаешься один. Это то, что касается замужества. Единственное, что меня гнетёт, это то, что я оставила сына.

– А где твой сын?

– У сына своя семья, он взрослый парень и уже не нуждается во мне.

– Это ты так решила?

– Ну да, он самостоятельный, тем более, у него прекрасная жена, которая всегда с ним рядом. Так что я за него спокойна. Скучаю, конечно, и все же пока я не готова вернуться.

– Но тем, что ты уехала, ты просто убежала от проблемы, но не решила.

– А я тебе сразу сказала, что я уехала от проблем. Но не принимать никакого решения – это тоже решение!

– И если ты ничего не чувствуешь, почему ты рассердилась на меня тогда, когда я начал тебя расспрашивать? И, кроме того, ты разозлилась, а потом расплакалась.

– Я не знаю. Наверно, где-то ещё на самом дне осталась какая-то обида, что ли. Не знаю, что это. Мне просто немного больно, вот и всё.

– Значит, ты не совсем до конца это пережила, и у тебя всё-таки остались какие-то чувства.

– Возможно! И вообще, Максим, я не хочу больше об этом говорить, я и так тебе больше, чем надо, рассказала. Я хочу спать! Всё!

Максим понял, что Катерина не желала признаваться в том, что не такая уж и пустая её душа. Что она хоть и редко, но всё-таки испытывает чувства гнева или обиды, но любви, конечно, там не было. Душа чем-то походит на сосуд: если он переполнен одним негативом, позитивные чувства туда уже никак не запихнуть. А у неё ещё и крышкой всё плотно закрыто. Лишь изредка можно было приоткрыть, и тогда оттуда как раз вылезали злость, обида и глубочайшее разочарование в людях. Как она вообще живёт с этим? – Максим лежал на диване и никак не мог успокоиться.

Так они и уснули под утро, думая каждый о своём.

Проснулись они от того, что кто-то тарабанил в двери.

Катя заметила, что каждое утро в последнее время стало начинаться именно так.

– Да кто там?! Что случилось?

Катя на ходу надевала тапки и завязывала пояс на халате. Подошла к двери и резко толкнула её вперёд. На пороге стояла тётя Шура, глаза старушки были полны слёз, уголком платка она пыталась их вытереть.

– Проходи скорей!

Катя пригласила старушку в дом. Сама побежала за стаканом с водой. Максим всё понял и полез сразу за успокоительным. Тётя Шура выпела лекарство и начала говорить:

– Дед плохой лежит. Надо его в больницу везти, – и опять начала плакать.

– А что конкретно с ним случилось? – на ходу застёгивал рубашку Максим.

– Не знаю, я ждала его утром, чтобы он кроля зарезал, его нет и нет, я к нему пошла. Захожу, а он лежит весь бледный, мокрый, как мышь, глаза кровью налиты. Я его никогда таким не видела.

Максим не стал слушать до конца, быстро схватил пакет с лекарствами и исчез за дверью. Катерина привела себя в порядок, выпила чашку чая, и они вместе с тётей Шурой и Ханькой пошли к деду. Домик у старика был небольшой, два окошка выходили на улицу и два во двор. С боку дома находилась прихожая со старыми посеревшими досками. На окошках давно облупилась краска, а на порожках появились прогалины от ходьбы. Старушка вошла первой, за ней Катерина с Ханькой. В комнате было светло и уютно, посередине стояла печка, между двух окошек расположился деревянный стол, рядом три скамейки. При входе с правой стороны около стены стояла кровать, другая была напротив окон.

Дед лежал с закрытыми глазами, в комнате чувствовался какой-то неприятный запах. Максим сидел рядом с дедом и протирал ему лицо влажной тряпкой.

– Вы хоть окошко откройте, что ли? Вонь-то какая стоит!

Максим подскочил и открыл окно настежь, сначала одно, потом второе, и попросил открыть дверь, чтобы сквозняком всё выветрилось.

– Что с ним, Максим? – Катя осторожно подошла и встала в ногах деда.

– Сильное отравление. Кому-то из вас придется с ним посидеть, пока я за лекарствами съезжу.

– Я с ним побуду, – предложила Катя. – Ты только скажи, что ему давать надо.

– Ничего, кроме воды, воду пусть пьёт литрами. В туалет ведро ему подашь, если опять тошнить начнёт, на столе вон, – Максим показал пальцем: – раствор марганцовки дашь ему. Пусть пьёт, сколько может, и рвёт. Я постараюсь побыстрее.

Катя сидела на скамейке и смотрела телевизор, когда дед тихо позвал её.

– Ты, дочка, прости меня за срам такой, помоги мне подняться!

Катерина подала деду руку, он опёрся и потихоньку присел на кровать.

– Кать, помоги мне на улицу выйти!

– Давай, я лучше тебе ведро принесу!

– Нет! Не могу так! И не спорь со мной!

– Ладно, не злись, и не трать силы.

Катя подхватила его под руки, помогла встать, потом положила руку старика себе на плечо и потихоньку, как раненого бойца, повела к выходу. Довела она его только до сарая. Деда нещадно рвало, весь мокрый от пота и бледный, как смерть, он сел на траву, спиной прислонившись к досчатой стенке сарая.

Катя видела, что деду очень плохо, она бы сейчас всё отдала, лишь бы избавить его от этих страданий. Но, к сожалению, она ничем не могла помочь старику, кроме как подать воды или лекарства.

Максим ехал очень быстро, несмотря на неровности дороги. Машину то подкидывало вверх, то бросало из стороны в сторону. В конце концов, на очередном ухабе Максима подкинуло, и он ударился головой о крышу. Дальше уже стал ехать потише, понимая, что если что-то случится с ним, деда некому будет вылечить. Весь последующий путь он то и дело вспоминал Катину историю, думал о Тимофее Ильиче, тётке Шуре и вообще об их жизни, почти отрезанной от остального мира.

Катя стояла рядом со стариком, держа в руках ковшик воды. Дед в полуобморочном состоянии сидел почти недвижимый.

– Кать, давно он так? – послышался сзади голос тёти Шуры.

– Минут двадцать.

– Давай-ка мы его отнесём обратно в хату.

– Я не знаю, что делать. Тут ему вроде бы лучше, на свежем воздухе.

– Тогда его надо положить куда-нибудь, ты видишь, он почти без сознания. У меня старый матрац есть, давай я сбегаю, принесу.

– Ты стой тут, я сама схожу.

Катя отдала ковш старушке и пошла за матрацем.

Они положили деда на матрац под деревом, накрыли простынёй. Перед этим умыли лицо и дали попить.

Через час приехал Максим, поднял деда на руки и отнёс в дом. Дал ему какого-то лекарства и поставил капельницу. Часа через два дед начал приходить в себя, открыл глаза и попросил, чтобы Катя сходила к тёте Шуре за курицей и сварила бульон. Но тут вмешался Максим и запретил какую бы то ни было пищу, позволив только сухари и чай. Дед показал рукой, чтобы Максим подошёл к нему. Неизвестно, что он ему сказал, только Максим резко повернулся к Кате и попросил, чтобы та сходила к старушке и что-нибудь приготовила. Катерина удивилась такой быстрой перемене действий, но спрашивать ничего не стала. Только когда вышла из дома поняла, что её просто спровадили подальше.

– С дедом-то всё в порядке? – спросила тётя Шура.

– Вроде бы отходит потихоньку.

– Куда отходит? – вылупила глаза старушка.

– Да я не в том смысле! – Катя поняла, что имела в виду её «подружка», – Отходит в смысле выздоравливает.

– Ну слава тебе, Господи, царица небесная, помилуй нас грешных! – тётя Шура встала, приговаривая перед иконой и крестясь.

– А меня послали что-нибудь поесть приготовить. Хотя перед этим…

Катя пересказала, что было до этого у деда.

– Они от тебя избавились.

– Я это сразу поняла, но виду не подала, да и Максим голодный с утра носится, и сама есть хочу. Думаю, чтобы деда не травмировать лишний раз, я ужин приготовлю, мы с тобой здесь поедим, а потом Максима подменим. Или ему отнесём, а он пусть сам думает, как ему удобней будет.

Тем временем Максим сел на скамейку возле Тимофея Ильича и внимательно слушал его.

– Я видел много людей за свою жизнь: и негодяев, и хороших. И вот что я тебе скажу, Максим: если б ты был без души и без сердца, вряд ли бы возился с нами. И дело не в том, что ты врач и это твоя обязанность – помогать в нужде. Я вижу тебя насквозь. Ты отзывчивый, добродушный, не корыстный, работу свою любишь – людей спасать и лечить. Я тебя хотел попросить только об одном. Я не знаю, буду жить или нет, и поэтому просьба моя такая: не бросай Катьку, у меня только она и есть. Она очень серьёзная и недоверчивая, люди её довели. Она себя не считает несчастной, но это ведь не так. Я наблюдал за ней, она поплачет, а потом замыкается и мраморной статуей сидит на речке. Помоги её к жизни вернуть! Не в том дело, чтобы жениться, влюбиться – чушь всё это! Ей человек нужен, которому она доверять будет, а через него и всему миру. А иначе как дальше жить? Я, как мог, старался показать ей, объяснял, что не все люди плохие. Но вижу, что толку от этого мало! Она любит меня как отца, заботится, переживает, помогает. Но душа её все равно искалечена. Она, как птица раненая, боится людям в руки даться, чтоб ей помогли. Прыгает, бьётся, всё хочет взлететь, а не получается, крыло-то перебито…

– Ты считаешь, я об этом не думал?! Она ведь мне всё рассказала, почти всю свою жизнь! Раньше я не понимал, почему она такая грубоватая. А это её защита от незваных гостей! У неё очень тонкий настрой души, очень ранимый, и, конечно, если такой настрой топтать грязными сапогами, легко всё изуродовать. Я понимаю тебя, отец, я и сам хотел помочь ей, только пока не знаю как. Наверно, должны годы пройти, чтоб она смогла по-другому на жизнь смотреть и на людей. Она говорит, что у неё пустая душа: нет ни боли, ни зла, но и радости и счастья тоже нет. Но я ей не верю, хотя, конечно, тоже могу ошибаться…

– И вот ещё что, – продолжил дед: – я ей дело одно доверил, и ей, скорей всего, помощник понадобится. Если она попросит тебя, не отказывай. Тут, считай, я прошу.

– Что за дело?

– Найти кое-кого, она знает, это очень важно.

Не успел старик последнюю фразу закончить, как в дом зашли женщины.

– Ну что, дед? Хочешь меня одну здесь оставить? – с порога начала тётя Шура. – Ты ерундой-то не страдай, помрёшь, я с тобой рядом лягу!

– Да вы что такое говорите, Александра Степановна? – возмутился Максим.

– Она шутит!

Катя посмотрела на тётю Шуру, потом на Максима:

– На вот! – Катя протянула корзинку. – Мы тебе поесть принесли.

– Спасибо, а то я уже собирался сам идти хоть чего-нибудь себе приготовить. Но я тут кушать не буду, дабы запахами не смущать. Я лучше на улице посижу, вечер такой классный!

Максим взял корзинку и вышел из дома.

– У тебя хоть чай-то есть? – спросила старушка и посмотрела на деда.

– Есть у него всё, пойдём, покажу!

Катя вышла с тётей Шурой в прихожую. Там на небольшом столике стояла плитка, а на ней чайник. Вверху на закрытой полке лежали крупы, сахар, макароны и заварка.

– Ладно, иди к своему дружку! Я сама чай приготовлю.

Катя вернулась обратно и присела возле деда, поправляя ему простынь.

– Кать! – тихо позвал дед. – На крыше под притолокой в целлофане карта лежит и костяной футляр. В футляре полная автобиография семьи того человека. Я её в кладе нашёл. Клад я перепрятал и карту нарисовал.

Катерина хотела что-то сказать, но дед опередил:

– Не перебивай меня, я давно болею, просто никому не говорил. Но так худо мне в первый раз, поэтому и опасаюсь, что не выживу.

Катя тихо сидела, взяв его руку в свои. Как же ей надоело терять дорогих сердцу людей!

К утру деду действительно стало хуже. Максим отнёс его в машину и повёз сразу в район. Деда положили в больницу, взяли анализы. Максиму объявили, что лечение будет серьёзное и исход неизвестен.

Всю обратную дорогу Максим думал, как об этом сказать женщинам, и решил пока их не травмировать.

Максим подъехал к Катиному дому, навстречу выбежала Ханька. Это добродушное существо всегда радовалось его возвращению. Недаром говорят, что собака – самый верный друг, ей всё равно, кто ты и сколько у тебя денег, она всегда искренне радуется тому, что ты рядом.

Ещё идя по двору, Максим учуял вкусный запах чего-то печёного. Дверь в прихожую была открыта настежь. Катерина стояла около маленькой плитки и жарила пирожки. Услышав шаги, она оглянулась:

– О, как раз вовремя! Проходи в комнату, там чайник горячий на столе стоит, и пирожки вот бери, эти с капустой, эти с картошкой и луком.

У Максима было ощущение, что он с ней живёт уже сто лет. Её простота в обращении и забота подкупали Максима. Его жена тоже была заботливой, но какой-то холодной. Как у старшей сестры что ли, с какой-то навязчивостью и контролем, чего он терпеть не мог. И он невольно подумал, что начинает их сравнивать.

– Ты мне тоже налей! – попросила Катя. – А то я оторваться не могу.

Максим налил чаю себе и Катерине, взял две кружки и вышел в прихожую. Одну кружку поставил перед ней, вторую держал в руке.

– А Александра Степановна не приходила ещё? – взяв пирожок, спросил Максим.

– Нет, не приходила. Я вообще-то с тобой хотела к ней сходить. Что бы ты рассказал нам, как там дедулька наш? И когда можно к нему съездить проведать?

– Тебе много ещё печь?

– Да нет, тут маленько осталось.

Максим был на седьмом небе от счастья, такие пирожки делала его бабушка. Сытные, вкусные, домашние. Вообще он никогда бы в жизни не поверил, если бы ему кто-нибудь сказал, что через много лет он попадёт в дом, в котором провёл своё детство, и найдёт там человека, который даст этому дому второе дыхание. Это просто невероятно. Но так, оказывается, бывает.

Катя шла впереди, Ханька бежала рядом, как обычно обнюхивая каждый куст. Максим шёл сзади, как охранник. Узкая тропинка извивающейся змеёй устремлялась вверх на пригорок.

– Ну что там, Максим? – первым делом спросила тётя Шура.

– Я думаю, с дедом всё будет хорошо!

– Как это думаешь? А что врачи сказали?

– Всё будет нормально.

– Ладно! – разнервничалась старушка. – От вас, мужиков, никогда ничего толком не узнаешь!

– Тёть Шур, я тут пирожков нажарила, на, возьми! – Катя протянула корзинку. – Мы пойдём к деду, телефон надо посмотреть. Вдруг, кто звонил?

– Идите с Богом. Я вечером баню буду топить. Хотите – приходите.

– Хорошо, тёть Шур, спасибо!

Катя повернулась и пошла следом за Максимом.

Подходя к дому, они услышали звук музыки – это звонил телефон.

– У тебя действительно сильно развита интуиция! – сказал Максим и полез по лестнице на крышу дома.

Катя стояла внизу и ждала, когда он спустится. Максим с кем-то долго разговаривал, потом потихоньку начал спускаться вниз.

– Кто там? – Кате не терпелось узнать новости.

– Геннадий Николаевич звонил, сказал, что едет к нам.

Надо телефон на зарядку положить, а то он почти сдох.

– Иди ложи, я тут побуду.

Максим пошёл в дом, Катя быстро, как кошка на мягких лапах, взобралась по лестнице на крышу и стала осматривать её. В самом конце, почти в углу, она увидела маленький кусочек целлофана, выглядывавший из-под доски.

Вот он, – подумала Катя, немножко оттянув доску. Она вытащила небольшой пакетик и сунула его за пазуху.

– Ты что там делаешь? – Максим стоял внизу около лестницы.

Катерина высунула голову с чердака:

– Дед раньше тут лук хранил. Я вспомнила, хотела посмотреть.

Катя стала слазить вниз, думая, что, скорее всего, Максим ей не поверил.

– А что у тебя под футболкой?

– Ты извини, Максим, я тебе наврала насчёт лука. И это, – она показала на оттопыренную футболку на животе: – тебя тоже не касается!

– Это насчёт того, что надо кого-то найти?

Катя повернулась к нему и уставилась, округлив глаза:

– Откуда ты знаешь?

– Дед сказал. И ещё сказал, что если ты попросишь помощи у меня, я не должен отказывать.

– А ещё что-нибудь он говорил?

– Нет, не говорил, – слукавил Максим.

– Это правда? Или врёшь?

– Мне что теперь, землю есть, чтобы доказать, что не говорил?

– Он не сказал, кто этот человек и почему его надо найти?

– Клянусь, ничего не сказал! Только то, что я уже озвучил.

– Ну ладно, пусть будет по-твоему, Тимофей Ильич! Ты здесь останешься или ко мне пойдём?

Максим опустил голову:

– Не знаю.

Ему не нравился тон Кати, эти тайны и допросы.

Катя тоже поняла, что не по-дружески как-то поступила, вернее тон у неё был, как у следователя на допросе. И спросила уже мягче:

– Если хочешь, оставайся здесь. Просто Геннадий Николаевич, скорее всего, ко мне приедет. Во всяком случае, я так думаю, а там смотри сам.

– Ничего я здесь подожду.

Значит, всё-таки, обиделся, – подумала Катя.

– Прости меня, Максим, я иногда не могу себя вести правильно. Во-первых, у меня работа такая была, надо было командовать людьми. Вернее организовывать весь проект, а, во-вторых, это дело очень серьёзное, да и не моё собственно, мне просто поручили его выполнить, а я гиперответственна, дед как знал, кому доверить. Поэтому меня заносит иногда, слишком уж я недоверчива.

– Ничего, я как-нибудь переживу это! – уже с улыбкой отметил Максим.

– Так что, идём?

– Пошли, только знаешь что, ты должна мне рассказать про этого человека.

Они оба вышли за ворота.

– Знаешь, Максим, я всего тебе не имею права рассказывать, я уже говорила, это не моя тайна. Но если ты мне поможешь найти людей, то я, конечно, буду благодарна.

– Уже людей?

– Понимаешь, надо найти семью одного человека. Он умер, просил кое-что передать его семье, надо найти, вот и всё.

– А почему нельзя обратиться в то же самое агентство? Заплатить – и пусть роют. За деньги они, по-моему, найдут кого угодно!

– В том-то всё и дело, нельзя никого привлекать.

– Почему? Это какая-то военная тайна?

– Максим, давай так: когда мы их найдём, я лично тебе всё расскажу, хорошо? А пока не мучай меня вопросами.

Как они подошли к дому, даже не заметили, настолько заболтались по дороге.

– Я что-то проголодался. Давай перекусим?

– А я даже не знаю, что тебе предложить, у меня кроме пирожков ничего нет.

– Ну и отлично, значит, чаю попьём с пирожками, а к вечеру что-то ещё придумаем!

Катя с Максимом сидели в саду. Пили чай, шутили, смеялись. Пока Катерина не увидела сквозь листву, что кто-то идёт по двору.

– Хозяюшка! – услышала Катя голос Геннадия Николаевича.

– Мы здесь, Геннадий Николаевич, проходите!

Мужчина шёл впереди, за ним следом шла женщина. Небольшого роста, с пышными вьющимися волосами, смуглая, гладкая кожа, карие глаза с поволокой.

Катя посмотрела на женщину, потом пригласила их к столу, мельком взглянув на Максима. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

– Я пойду чайник поставлю, а то он остыл давно и кружки прихвачу, с вашего позволения.

Катя схватила чайник и быстро направилась, к дому.

– Здравствуйте, Максим Алексеевич, а я вот решил, что ваша супруга лучше меня вам всё расскажет. И привёз её с собой. Сам скажу только одно: дело ваше закрыто… Лично я приехал подышать свежим воздухом и подписать кое-какие бумаги. Скоро назначат суд, злодей повержен, вернее, злодейка, ну, в общем, всё в порядке.

– Ладно, вы располагайтесь здесь, а я пока пойду Катерине помогу! – Максим встал из-за стола и направился сразу к дому.

– Максим! Я приехала с тобой поговорить, удели мне пять минут, я больше не прошу! – женщина встала со скамейки, когда Максим уже почти вышел из сада.

– Хорошо, только давай попозже! – и скрылся в доме.

– А ты чего тут стоишь? – Максим посмотрел на Катю.

– Сам-то как думаешь?

– Ну да, туплю, извини.

– Ты чего, жены испугался?

– Как ты узнала, что это она?

– Это было у тебя на лице написано.

– Ты иди, отнеси им там, чего надо, я попозже подойду.

– Как скажешь!

Катерина взяла чайник с кружками и пошла в сад.

– А это вы Максима спасли? – Оксана посмотрела Кате в глаза.

– Ну не то, чтобы спасла… Так, немного…

– Девочки, а ничего, если я погуляю по усадьбе, а вы тут поговорите? – вставил мужчина.

– Да, конечно, идите, там смородина есть и ещё много чего, – Катя махнула рукой в сторону огорода.

– Вы, наверно, осуждаете меня?

Катя взяла сигарету со стола, прикурила и молча, прищурив глаза, стала слушать женщину.

– Я не знаю, зачем я приехала, просто всё-таки надеюсь, что он сможет меня простить… – женщина неловко себя чувствовала потому, что Катя упорно молчала. – Я понимаю, вы не хотите со мной разговаривать, ведь я в данный момент являюсь для вас соперницей.

Катерина потушила сигарету и посмотрела Оксане прямо в глаза:

– Вы знаете, Оксана, я не имею никакого морального права вас осуждать потому, что у меня есть свои грехи, может, даже побольше ваших, это первое. Второе – вы вправе поступать так, как считаете нужным, ведь никто не несёт ответственности за вашу жизнь – только вы сами. Но вы должны понимать, что, принимая какое-то решение, вы также должны принимать и последствия этого решения. А они, в свою очередь, могут быть совершенно непредсказуемы. И третье, вы мне не соперница потому, что мне не нужен ваш муж. То, что мы с ним общаемся, это просто некие приятельские отношения без всяких намёков или каких-то обязательств. Кроме того, у нас есть одно дело, которое нужно довести до конца, так что, считай, мы просто партнёры и не более того. Но я не могу вам ничего гарантировать, это было бы очень не честно по отношению к вам, как бы жестоко это ни звучало! А теперь извините, мне пора идти.

Катя встала и пошла в дом.

Максим сидел на диване и смотрел с задумчивым видом на кровать.

– Ну и что ты тут сидишь? – Катя подошла ближе. – Вы же до этого общались по-дружески? А что сейчас изменилось?

– Всё изменилось, я изменился, жизнь изменилась. Что я ей скажу? Что я уже не тот человек?

– А ты можешь просто выслушать её? И только потом делать выводы и думать о себе?

– Я не хочу её слушать.

– Ты боишься, что, поддавшись чувствам, простишь её? А потом пожалеешь об этом? Но рано или поздно тебе всё равно придется с ней поговорить.

– Я не готов сейчас её выслушать, – стоял на своём Максим.

Пока они спорили, Оксана тихонько постучала в дверь и зашла в комнату.

– Простите, что помешала, но Геннадий Николаевич торопит меня ехать, а мне бы очень хотелось поговорить с тобой, Максим! – женщина посмотрела ему в глаза.

– Оксан, ты меня извини, конечно, но я не готов сейчас с тобой разговаривать.

Катя повернулась и пошла к выходу.

Некоторое время стояла тишина. Потом Оксана прошла в комнату и присела на диван рядом с Максимом.

– Ты просто выслушай меня, я больше ничего не прошу. Ты был прав, когда отговаривал меня от этого поступка. Я была совершенно глухой и слепой. Я думала, что нашла то, что хотела. А хотела я просто быть нужной, в какой-то момент я была счастлива. Влюбилась, как пятнадцатилетняя девочка. Но потом эта влюблённость стала таять, словно снег. Я очнулась, и с глаз будто пелена слезла. Это горькое разочарование, которое я испытала, наверно, ни с чем не сравнимо. Я поняла, что собственными руками уничтожила то, что мне было так дорого. Если бы я только могла вернуть всё назад, я бы вместо того, чтобы искать на стороне то, чего мне не хватало, попыталась бы поработать над нашими с тобой отношениями, дать им второе дыхание. Но, к сожалению, этого не произошло. Поверь, мне очень жаль, что всё так вышло! – заплакала Оксана.

Слёзы раскаянья и безнадёжности каплями стекали с её лица.

– Максим, я конечно, не смею тебя просить о прощении, но если ты в силах это сделать и дать мне единственный шанс всё исправить, я никогда этого не забуду. Ты всегда был для меня близким и родным человеком!

Оксана поднялась и собиралась уже выйти, как Максим вдруг встал и окликнул её, потом подошёл и молча обнял:

– Я тебе сейчас ничего не могу обещать, мне нужно подумать. Я останусь пока здесь, надо кое-какие дела закончить. Когда я приму решение, я дам тебе знать.

– А сколько тебе надо времени, чтобы принять решение?

– Столько, сколько потребуется, если тебя это напрягает, то я никого не держу.

Максим опустил руки и толкнул входную дверь вперёд. Дверь настежь распахнулась, и Оксана вышла в прихожую, а затем на улицу.

Гости уехали, Катерина сидела на порожках и чистила овощи. В прихожей на плите в эмалированной кастрюльке варился бульон для борща. Ханька, как дохлый кролик, лежала рядом на годами отшлифованных досках порога.

Максим наблюдал за этой картиной и завидовал. Завидовал её нынешнему спокойствию. Она ведь что-то наподобие этого уже пережила, он прекрасно теперь понимал, о чём она тогда говорила. Вступить в замкнутый круг легко, но очень нелегко оттуда выбраться.