Текст книги "Смерть домохозяйки"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

* * *

Оставшись с Алискером, Вершинина вопросительно посмотрела на него.

– Что скажешь, Визирь?

– Странная история. Взять хотя бы самого Дмитрия Степановича. Жена ему изменяет направо-налево, а он со всем этим мирится, пытается всячески наладить отношения. Он сказал, что всегда чувствовал, когда у его Юли кто-то появлялся, тогда спрашивается: зачем он обращался к нам?

– Ты еще молод, Алискер. Я тоже когда-то не могла многого понять, мне казалось, что человеческие отношения должны ничем не отличаться от арифметических таблиц и логических выкладок, – Вершинина вздохнула.

– Вы считаете поведение Козлова адекватным?

– Мы не психологи и не философы, чтобы давать кому-либо моральные оценки, – сухо произнесла Валандра.

– Но вы ведь сами мне говорили, что любое расследование всегда сопряжено с расшифровкой человеческих намерений, а знание психологии играет в этом не последнюю роль, – с некоторой обидой в голосе произнес Мамедов.

– Да, Алискер, характер, эмоциональный склад, темперамент, обстоятельства личной жизни, детские комплексы и впечатления а ля Зигмунд Фрейд – все это важно, но самое главное – определить мотив преступления. А для этого…

– … необходим хотя бы предварительный анализ ситуации, – закончил Алискер вершининскую фразу.

– Правильно. Так что давай пораскинем мозгами и определим план действий на текущий и будущий моменты, – Валандра достала из пачки сигарету, Алискер предупредительно поднес ей «дракошу».

– Нам еще должен позвонить Козлов – адресов-то Юлиных подруг мы не знаем, – напомнил Мамедов.

– Перво-наперво нужно найти место, откуда стрелял убийца. Если работал непрофессионал, мог оставить следы. Во-вторых, Юлина работа. Четыре года, как она сидит дома, причем, заметь, не муж настоял на том, чтобы она бросила работу, а она сама пожаловалась ему на то, что, мол, работа надоела.

– Не знаю, действительно ли он такой благородный, какое производит впечатление, или просто тряпка!

– Опять ты за свое, Визирь? – Вершинина с досадой взглянула на своего помощника. – Итак, судя по тому, что работа Юле надоела, она ей не горела и трудовых рекордов не ставила. Я не отрицаю, что, возможно, она честно и добросовестно выполняла свои обязанности.

– А нам-то это для чего знать? – Алискер недоумевающе посмотрел на начальницу.

– Затем, – усмехнулась Валандра. – Чем занимаются налоговые инспектора?

– Контроль за уплатой налогов и самые разнообразные проверки на местах. Документация.

– Скорее всего, – продолжала Вершинина, – Козлова тихо и мирно трудилась на этой благодатной ниве.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что никаких громких разоблачений она, скорее всего, не произвела.

– А как же ее огненный темперамент? – лукаво улыбнулся Мамедов.

– Видишь ли, Алискер, мы знаем только то, что веселой и жизнерадостной Козлова, по словам ее мужа, была в, так сказать, домашней обстановке – этакая «душа компании», этакая стрекоза! Это совсем не означает, что и на работе она отличалась особой живостью. Работа ей надоела! Некоторые люди по-разному ведут себя дома и на работе. Может быть, именно потому, что Юля так полно реализовывала себя в домашней среде, работу она воспринимала как досадное и скучное бремя.

– Но вполне возможно, что работа ей «надоела» из-за того, что она столкнулась с какой-то конфликтной ситуацией. Вот она и решила все бросить и сидеть дома, – резонно заметил Мамедов.

– Это только лишний раз доказывает, что она не способна выдерживать напряжение, связанное с доведением до конца какого-либо дела или отстаиванием своей правоты. Вспомни, как описывал ее реакцию Козлов, когда застал ее за телефонным разговором с очередным любовником: жалкая, мямлящая, потерянная.

– Что это нам дает? – Алискер внимательно посмотрел на Вершинину.

– То, что я склонна исключить предположение, что Козлова пострадала из-за какой-то, как ты выразился, конфликтной ситуации. К тому же наличие любовных связей на стороне свидетельствует о…

– … комплексе неполноценности… – не удержался Визирь.

– … и стремлении взять реванш в любовной сфере. Было бы интересно совершить небольшой экскурс в Юлино прошлое… – мечтательно сказала Вершинина.

– Вы считаете, что она избрала для самоутверждения не работу, а амурные эскапады?

– Именно. И прихожу к заключению, что служба в налоговой инспекции здесь ни при чем.

– Наверное, вы правы. Даже если бы кто-то имел зуб на Козлову, стал бы он ждать четыре года, чтобы свести с ней счеты?

– О`кей. – Удовлетворенно произнесла Валандра и затушила сигарету.

– Старые любовники? – Алискер пристально посмотрел на Вершинину.

Ее лицо хранило полную невозмутимость.

– Думаешь, художник? – спросила она в свою очередь.

– Встретилась она с ним полтора года назад, порвала спустя десять месяцев, значит, больше полугода назад… – прикинул Мамедов. – Вы полагаете, месть?

– Из-за чего происходят убийства? Как ты сказал, мотивом может послужить желание отомстить, далее, обогатиться, потом – жажда власти, ненависть, ревность, стремление покарать неверного партнера или избавиться от соперника, аффект, недоразумение.

За что художник хотел отомстить Козловой? Любви, как я поняла, с его стороны, особой не было. Сексуального влечения я, конечно, не исключаю. Злоба из-за того, что его, мягко говоря, послали? – Вершинина неопределенно пожала плечами. – Злобе свойственно клокотать…

– Но зачастую и таиться, накапливаться. – Алискер приподнял правую бровь.

– Это не тот случай. Не те сейчас времена, шекспировские страсти давно не в моде. Я не думаю, что вымогателем или попрошайкой движут сильные чувства. Чернышов – кажется, так зовут художника – не Яго и не Отелло! И потом, для чего ему тоже ждать не один месяц чтобы расправиться с Козловой? И еще один момент: стреляли, скорее всего, из винтовки с оптическим прицелом, снабженной глушителем. Сомневаюсь, чтобы наш «бедный» художник, клянчивший у Козловой деньги, смог приобрести ее и воспользоваться ею, – Вершинина снова закурила.

– А если он ее у кого-то позаимствовал?

– А как бы он объяснил это тому, у кого решил ее взять?

– А если он украл ее? – Алискер не сводил с Валандры своих черных глаз.

– Мы опять упремся в мотив, – авторитетно сказала Вершинина, выпуская сизое, подернутое едкой сединой облачко дыма.

– А может, Козлова его на чем-то подловила?

– Например?

– Что, если он украл у нее какую-нибудь дорогую вещицу, а она грозила заявить на него или пожаловаться мужу?

– Возможно, но это означает, что она не до конца разорвала с ним.

– Юля могла соврать мужу.

– Хорошо. Чернышова со счетов сбрасывать нельзя, а потому седлай «Ниву» и дуй к нему.

– А если Козлов позвонит?

– Я сама дам ребятам задание. Действуй.

– Я позвоню, – без лишних слов Алискер направился к двери.

* * *

«Козлов не заставил себя долго ждать и позвонил часа через два, чтобы сообщить адреса и телефоны Юлиных подруг. Я сразу же вызвала к себе Толкушкина и Колю Антонова. Войдя, они опустились на стулья, стоявшие у стены слева от моего стола. „Прямо как ученики, ждущие объяснения трудной темы от учителя“, – подумала я.

– Нам поручено, – может быть, немного официально начала я, – найти убийцу Юлии Козловой. Вот адреса двух ее ближайших подруг. Нужно пообщаться с ними, разузнать побольше о Козловой: как проводила время, с кем общалась, увлечения, интересы и так далее. Этим у нас займется…

– Можно я? – Толкушкин, как примерный ученик, вытянул вперед руку.

– Валера, – с легкой улыбкой предупредила я его, – Козловой было тридцать восемь лет, ее подружки могут быть и моложе, но могут быть и старше ее.

– Неважно, – Толкушкин уже принял решение. – Козлова была видной дамочкой, надеюсь, что и подружки будут под стать ей.

– Ладно, уговорил, – я протянула ему листок с адресами.

Он взял его и сразу же принялся изучать.

– Теперь перейдем к сильному полу, – я повернула голову и посмотрела на Антонова. – Чернышовым – бывшим любовником Козловой – занимается Мамедов. Ты, Коля, займешься Симоновым, ты его наблюдал немного, адрес знаешь – тебе и карты в руки. Только здесь нужно акцентировать внимание не на Козловой, а на нем самом: как и на что он живет, чем занимается, побольше о его характере. Придется, наверное, заняться его ближайшим окружением. Кстати, Валера, – я посмотрела на Толкушкина, – закинь Миньковой и Бондаренко удочку насчет этих господ, я имею в виду Чернышова и Симонова.

Он согласно кивнул.

– Вопросы есть? – я перевела взгляд с Коли, сидевшего ближе ко мне, на Валеру, примостившегося на крайнем стуле.

– Нет, – нестройным дуэтом отозвались сыщики.

– Тогда по коням».

* * *

Солнце широкими сверкающими бликами полосовало вымытые стекла витрин. Тормозя у светофоров, Алискер с удовольствием разглядывал первую робкую зелень травы и распускающихся почек.

Двигаясь в плотном потоке автотранспорта, он краем глаза полировал тротуары, по которым порхали по-весеннему оживленные стайки девушек. Облегающие бриджи и мини-юбки соблазнительно открывали их стройные ножки в замшевых и лакированных туфельках.

Конечно, Мамедов любому, даже самому изысканному и дорогому капрону, предпочел бы гладкую, покрытую золотистым загаром кожу, но купальный сезон еще не начался, и ему приходилось довольствоваться воображением.

Подобные картины трогали его губы улыбкой сладостного предвкушения.

«И в такую погоду приходится таскаться по пыльным подъездам недостроенного здания в поисках следов убийцы», – подумал Мамедов, поднимаясь по захламленным строительным мусором ступеням. Этот жилой дом начали строить два года назад и, возведя пять этажей, «заморозили» строительство в связи с очередным обвалом рубля.

Вдоль и поперек облазив четвертый и пятый этажи, он обнаружил на толстом слое пыли многочисленные следы, по всей видимости, принадлежащие сотрудникам милиции, которые наверняка уже здесь побывали. Он не мог с уверенностью сказать, из какого помещения был произведен тот роковой выстрел, так как не знал траектории полета пули. Поэтому, перебрав все возможные варианты, где мог находиться убийца во время выстрела, Алискер тщательно исследовал вероятные места засады. Итог его работы был малоутешительным: если следы и были, то теперь они затоптаны.

* * *

Мамедов остановил «Ниву» у художественной школы, располагавшейся в двухэтажном здании, построенном в конце прошлого века. Фасад, выкрашенный серо-зеленой краской, кое-где облез, как неосторожный купальщик, перегревшийся на солнце. Поднявшись на второй этаж, он прошел длинным коридором, который привел его в большое помещение, служившее выставочным залом: по его стенам были развешаны ученические работы, выполненные в разнообразной технике. Больше всего было акварелей и графики.

Миновав выставочный зал, Мамедов очутился в помещении поменьше, освещавшимся проникавшими сквозь единственное окно лучами. Зато дверей он насчитал целых семь штук. На одной из них он нашел табличку «Секретариат». Открыв ее, он увидел миловидную шатенку, которая сидела за столом.

Закусив нижнюю губу, она что-то сосредоточенно записывала в раскрытый журнал. Ее аккуратный носик оседлали большие «с поволокой» очки в оправе из полупрозрачного пластика. Забранные в хвост гладкие волосы подчеркивали правильную форму головы.

– Добрый день, – Алискер улыбнулся и шагнул к столу, поправляя на ходу волосы.

Шатенка оторвала голову от записей и вперила свои зеленовато-голубые глаза в Мамедова.

– Здравствуйте, – бесстрастно произнесла она, кладя ручку между страницами журнала, – вы кого-то ищите?

– Вы очень проницательны, – Алискер сделал еще один шаг в сторону стола. – Этому тоже учат в художественном училище?

После этого комплимента улыбка слегка тронула ее чувственные губы. Она не ответила на вопрос, но переспросила уже более дружелюбно:

– Так кого вы ищите?

– Этот человек, возможно, учился у вас, – начал Мамедов издалека. – Я бы хотел приобрести несколько его работ.

– Вы что, коллекционер? – спросила шатенка, моргая своими павлиньими ресницами.

– Не так чтобы совсем коллекционер, просто недавно я видел одну работу Александра Чернышова и мне захотелось приобрести несколько его произведений. Вам ничего не говорит это имя?

– Саша Чернышов?

– Вы его знаете? – обрадовался Мамедов.

– Его отчислили с последнего курса, когда я только что начала здесь работать, в то время здесь все только об этом и разговаривали.

– Так вы мне поможете? – Алискер наклонился над столом, как бы отрезая шатенке путь к отступлению. – Кстати, как вас зовут? – второй вопрос вырвался у него совершенно непроизвольно.

– На какой же вопрос вам отвечать? – шатенка хитро прищурила за очками свои зелено-голубые глаза.

– Элла, – раздался из-за приоткрытой двери ведущей в кабинет срывающийся на фальцет женский голос, – зайди ко мне!

– На первый, – быстро среагировал Алискер на нежданную подсказку. – И запомните, Элла, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

– Я думаю, что найдется ваш Саша Чернышов, – успокоила его Элла, выходя из-за стола, – подождите меня немного.

* * *

Чернышов жил в коммуналке в одном из домов, чей отреставрированный недавно фасад выходил на центральный проспект города. Надо сказать, что заново оштукатуренная внешняя стена дома резко контрастировала с буквально расползающимися стенами подъезда. На них клочьями висела облупившаяся синяя краска, тут и там их, подобно молниям, от потолка до пола рассекали гигантские трещины невообразимой глубины.

Войдя в эти пыльные джунгли и развалы рушащегося камня, Мамедов стал подниматься по щербатой, с огромными выбоинами лестнице.

Стены вдоль маршей были густо покрыты разнообразными надписями на русском и английском. Смысл всех этих разноцветных графитти сводился к нескольким ключевым темам, как то: секс, насилие, дзен, допинг, любовные послания, угрозы и лаконично-сильные посыл на…

Пахло запустением и, несмотря на всю эту живописность, провинциальной скукой.

Мамедов остановился перед высокой деревянной дверью, выкрашенной охрой. На двери было два звонка, один из которых – наполовину вывороченный. Напротив него красовалась миниатюрная металлическая рамка с картонным квадратиком, на котором кудрявились три английские литеры: «Yes».

Он смело нажал на звонок. Прислушался. На какой-то момент ему показалась, что унылая тишина, пыльным облаком висевшая с той и этой стороны двери, – единственное, что еще поддерживает дышащие на ладан стены.

Он снова надавил на кнопку вихляющегося на тонком проводке звонка. На этот раз его чуткий, настороженный слух уловил за дверью какое-то движение, смутный отзвук человеческих голосов. Еще через секунду он ясно различил шарканье ног.

– Кто?! – не очень любезно спросил высокий юношеский голос.

– Простите, что беспокою вас, – вежливо и дипломатично начал Мамедов, – я по поводу ваших работ. Мне дали ваш адрес в училище. Хочу приобрести кое-что.

За дверью послышалось натянуто-опасливое шушуканье, в котором вторую скрипку исполнял тонкий девичий голосок. Наконец, замок щелкнул, и дверь отворилась.

На пороге стоял смазливый парень лет двадцати в голубых джинсах и коротком шерстяном джемпере. Стройный, выше среднего роста, довольно мускулистый, он стоял в небрежно-расслабленной позе и пялилися на Алискера. Темно-каштановые волосы волнистыми прядями свободно падали ему на плечи.

– Здравствуйте, – Алискер кашлянул и протянул руку, – вы Чернышов?

Парень без всякой охоты пожал Алискеру руку и кивнул.

– Привет! – довольно фамильярно отозвался он, не сводя с Мамедова своих зеленых глаз.

– Войти можно?

Чернышов насмешливо пожал плечами и молча посторонился.

– Я не один, – бросил он на ходу.

– Ой, простите! – сыграл под простачка Мамедов. – Я не отниму у вас много времени.

– Ладно, – махнул рукой Чернышов, – мне деньги нужны.

Он распахнул дверь, и Алискер очутился в просторной комнате, в центре которой стояла огромная двуспальная кровать, по углам – аудиоаппаратура. Чуть поодаль гордо возвышался мольберт, около него – некое подобие этажерки, сплошь уставленной горшками с кистями, разных размеров мастехинами, мелкими акварелями и фотографиями в рамках из светлого дерева. Кругом валялись тюбики из-под красок, грязные, засохшие кисти, одеревеневшие тряпки, аудиокассеты. Стены были увешаны холстами. Но этого пространства для полотен было не достаточно: прислоненные одно к другому, они стояли на полу около этажерки и углового окна, лишенного занавески.

Среди этого живописного бедлама особенно трогательно выглядела молоденькая девушка, почти подросток. С растерянным видом она сидела на единственном кресле, задрапированном потертым пестрым пледом. Ангельская мордашка, короткие золотистые кудряшки, персиковая кожа и торчащие в вороте мужской рубашки ключицы придавали ей ни с чем не сравнимую хрупкость и угловатое изящество.

– Ксюха! – скомандовал Чернышов.

Девушка торопливо пересела на кровать.

– Садитесь, – сухо сказал Чернышов.

– Спасибо, – Мамедов приземлился в кресло и величаво закинул ногу на ногу.

– Что вас интересует? – более оживленно произнес парень.

– Сколько вы хотите вон за тот портрет? – Мамедов показал на висевший на стене холст без рамы, на котором была запечатлена длинноволосая шатенка на синем фоне. Портрет был выполнен в авангардной манере: в формах сквозила угловатость, голова девушки была повернута вправо, видимый глаз – обозначен грубым черным мазком.

– Сто баксов, – выпалил Чернышов.

– Я подумаю…

– Может, хотите посмотреть что-нибудь еще?

– Может быть. Но сначала я бы хотел кое-что узнать у вас.

– Что именно? – насторожился юнец.

– У вас есть ружье?

– Ружье? – недоуменно за вращал глазами Чернышов.

– Угу, – кивнул головой Мамедов. – Винтовка с оптическим прицелом.

– Что-то вы мне не нравитесь, – произнес Чернышов и посмотрел на подружку, словно искал у нее поддержки.

– Я не девушка, чтобы нравиться или не нравиться, – Алискер поднялся с кресла и начал прохаживаться по комнате, краем глаза наблюдая за художником. – Мне нужно с вами поговорить о Юлии Козловой.

Введенный в легкое замешательство вопросом о ружье, Чернышов через некоторое время снова обрел тот гонор, с каким он встретил Мамедова.

– Собственно, кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы?

Вместо ответа Мамедов посмотрел на притихшую девушку-подростка.

– Дорогуша, сколько тебе лет?

– Девятнадцать, – робко улыбнулась она.

– Нехорошо старших обманывать, – погрозил ей пальцем Мамедов, – ты себе прибавила года четыре, правильно? – он не сводил с нее своих черных глаз.

– Вам-то какое дело?! – вмешался возмущенный художник.

– Мне не будет до этого никакого дела, если ты уделишь мне несколько минут твоего драгоценного времени и честно ответишь на мои вопросы, идет? Я не из милиции, просто частный детектив, а интересуют меня твои отношения с Козловой, потому что ее убили сегодня днем, понятно?

– Юльку убили? – Чернышов обхватил рукой шею.

– Так есть у тебя ружье или нет? – не давая ему опомниться, напирал Алискер.

– Не-е-т, – озадаченно протянул художник, потирая шею ладонью.

– А у друзей?

– Тоже нет.

– У тебя есть алиби на время убийства? – Алискер испытующе глядел на побледневшего Чернышова.

– Так я же не знаю, когда ее…

– Где ты был сегодня в четырнадцать тридцать?

– Полтретьего? – он почесал затылок и повернулся к подружке, – Ксюха, ты не помнишь? Кажется, в «Магнолии» кофе пили, да?

Ксюха пожала плечами, выпятив розовые губки.

– Не знаю, наверное.

– Вы там были одни?

– С Гасаном. Да нас и тетя Тая знает, буфетчица, можете у нее спросить.

– Конечно, спрошу, – Алискер помолчал немного, переводя взгляд с Ксюхи на Александра, – почему вы расстались с Козловой?

– Ну, у нее ведь муж… – промямлил смущенный Чернышов.

– Это не объяснение, Саша. Муж у нее был давно, и это не мешало вашим отношениям. Что же послужило причиной разлада? Только не ври! – пришпилил его взором Алискер.

– Она перестала давать мне деньги, – с разоблачающим цинизмом ответил Чернышов.

– Вы еще какое-то время преследовали ее?

– Пытался, – он все-таки опустил глаза к грязному полу. – Кому охота терять источник дохода?

– Почему Юля отказалась снабжать вас деньгами?

– Ну, узнала, что я не только с ней… Сцену закатила, я и вылепил ей всю правду, что нужны мне только ее бабки. Потом пытался все восстановить, и так и эдак подкатывал, все бестолку. Пришлось поставить на ней крест.

– Ладно, с тобой все ясно, если не соврал, – Мамедов пристально посмотрел на него. – Может быть, больше мы с тобой не встретимся. Хотя, не исключено, что портрет я у тебя все-таки куплю. А ты, девушка, – он обернулся и взглянул на Ксюху, – подумай, с кем имеешь дело.

* * *

Ольга Минькова заведовала терапевтическим отделением частной зубоврачебной клиники «Эко-Дента», где самая дешевая пломба, как выяснил ознакомившийся в регистратуре с прейскурантом Толкушкин, стоила десять условных единиц.

Произведя несложные арифметические подсчеты, Валера понял, что вместе с лечением один зуб обойдется клиенту минимум в триста-четыреста рублей.

Договорившись о встрече по телефону, он прибыл немного раньше назначенного времени. И вот, устроившись в удобном кресле, он хладнокровно перелистывал журнал, изредка поглядывая на немногочисленных клиентов элитного салона, которые пришли сюда, влекомые мечтой о голливудской улыбке.

Что касается Толкушкина, то в отношении зубоврачебной практики он был неисправимым скептиком. Его скептицизм выражался в безотчетной тревоге, а порой и страхе перед мощными сверлами волгоградских бормашин. Запуганный ими с детства, он никак не мог поверить, что существует техника, позволяющая чистить дупла совершенно без боли.

Ровно в пять тридцать матовая дверь одного из кабинетов приоткрылась, выпуская полноватую невысокую женщину лет сорока в небесно-голубой робе и свободных брюках, напоминавших пижамные.

– Вы Толкушкин? – она воззрилась на похолодевшего от разочарования Валеру, ожидавшего увидеть Орнеллу Мутти, или на худой конец Белинду Карлайл.

Толкушкин кивнул и, как агнец на заклание, поплелся в кабинет за этой очкастой пампушкой. Ко всему прочему его мутило от неистребимого ментолово-прохладного запаха лекарств и антисептиков.

* * *

Сегодня в местном театре оперы и балета давали «Аиду». Как было известно Антонову, Симонов, певший в театральном хоре, приходил туда к шести. Николай не стал заезжать к Леониду домой, где тот жил с мамой в однокомнатной квартире, а решил дождаться его у служебного входа.

Без пяти минут шесть в зеркале заднего обзора своей «шестерки» Антонов заметил высокую сутуловатую фигуру Симонова. У него было интеллигентное лицо, густые светлые волосы, торопливая походка и растерянный взгляд. «Конечно, – подумал Антонов, – трудно сохранить спокойствие, когда на глазах у тебя замертво падает любовница. Да и общение с милицией – занятие не из приятных».

Антонов быстро открыл дверцу, пружинистой походкой обошел машину и встал на тротуаре, поджидая хориста.

– Господин Симонов, – окликнул он его, – можно вас на минуточку.

– А? Что? В чем дело? – Симонов как бы вернулся на землю после ста часов проведенных в невесомости.

– Да не пугайтесь вы, ради Бога, – Антонов снисходительно улыбнулся, – мне просто нужно с вами поговорить.