Текст книги "Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная"

Принять веру православную

Об этом, как и о многом другом в жизни Эллы, тоже существуют полярные мнения. Полюса здесь таковы: северный полюс – она с первых же дней в России мечтала перейти в Православие; южный полюс – она вообще не собиралась этого делать, и лишь когда встал вопрос о назначении Сергея Александровича московским генерал-губернатором, она вынуждена была согласиться, поскольку в Москве православной жителям не понравилось бы, что генерал-губернаторша лютеранка.

Истина, как чаще всего и бывает, думается, лежит где-то посередине, не на полюсах, а на экваторе.

Если она и впрямь изначально только и мечтала о Православии, по ночам не спала, представляя себе счастливые мгновения акта перехода, что мешало ей это сделать раньше? Оправдывают тем, что она боялась огорчить отца, который так страстно не желал этого перехода. Но в начале книги мы видели, что Людвиг, в отличие от своей жены, не был столь уж ревностным лютеранином. Весельчак, любитель всех радостей жизни, он не похож на того, кто стал бы слать проклятья. Ушла из лютеранства? Да лишь бы ей было хорошо. Ведь не в мусульманство, не в иудаизм, не в буддизм и не в язычество. Она могла сказать ему, мол, после посещения Иерусалима на нее сошла особая благодать, что и привело к важному решению. Или если бы она решилась на сей шаг после кончины отца, тогда можно было бы говорить о ее страхе перед ним. Но все случилось еще до внезапной смерти Людвига.

Что же все-таки мешало? Из дневника Константина от 29 января 1891 года: «Еще в 88-м году в Иерусалиме у нее родилась эта мысль. Весной 89-го после свадьбы Павла она в первый раз призналась мужу в своем намерении. Затем более года между ними об этом предмете и речи не заходило. Наконец в прошлом ноябре… Элла объявила Сергею, что после долгих колебаний, зрелого размышления, сомнений и нерешительности она заметила в себе убеждение в правоте нашей веры и что теперь ни доводы, ни упреки, ни угрозы не могут поколебать его. Ее намерение неизменно, она писала своим родным, получила их ответы и к Страстной неделе хочет уже быть православной. Сегодня Элла приехала к жене, чтобы сказать ей о своем намерении. Жене, конечно, тяжело было узнать такую новость, но как я предполагал, так и случилось. Жена согласна, что нельзя оставаться протестанткой, когда убеждение подсказывает, что правда на стороне Православия. Жена говорила мне, что ей больно за меня, я успокоил ее, сказав, что даже если бы она захотела перейти в мою веру, я бы стал ее удерживать, чтобы не огорчить моего тестя, крепко привязанного к своему вероисповеданию. Я говорил ей, что по-моему наши убеждения влагает нам в сердце Господь, а потому на Него одного и надо уповать. Если в том Его воля – убеждения жены изменятся, и да будет в этом Его святая воля».

И все-таки странно, как эти упорные немки, видя, что мужья страдают от их упрямства, продолжали стоять на своем. Слишком уж мягкое отношение было к ним в столь важном вопросе. Думается, если бы переход в Православие ставился в качестве обязательного условия, вся эта немецкая родня не слишком бы возмущалась – надо так надо, не терять же из-за этого столь богатых русских женихов! И обе Елизаветы, что Костина, что Сергеева, не плакали бы навзрыд, прощаясь с любезным их сердцу лютеранским обрядом. Всплакнули бы и сказали: «Раз так надо, значит, надо, ничего тут не попишешь!»

На другой день в том же дневнике Константин написал: «После вчерашнего разговора с женой на душе светло и тихо, как давно не бывало. Явилась уверенность, что рано или поздно исполнится заветное мое желание: жена присоединится к православной вере. Как ни невозможно кажется оно по-человечески, это присоединение представляется мне несомненным, рассуждая о всемогуществе Божием. Ко мне вернулось молитвенное расположение». Здесь четкое свидетельство того, насколько важно это было для великих князей – «заветное мое желание»! Заветных желаний, знаете ли, у человека не так много. Вопрос был насущный, а не просто формальность. И немки должны были видеть заветность желаний своих мужей, а, тем не менее, упорствовали.

В 1888 году император со свойственной ему прямотой писал Сергею: «Да пора, давно пора было вернуться к хорошему старому времени, когда немыслимо было быть русской великой княгиней и не православной! Прости, что я это пишу тебе, и знаю, как тяготит тебя мысль, что жена твоя не принадлежит к нашей Церкви, но я вовсе не теряю надежды, что эта заветная моя мечта когда-нибудь сбудется, и именно с твоей милой Эллой, так как она не фанатичка и нет причины для нее не сделаться когда-нибудь нашей, действительно русской благоверной великой княгиней. Я часто об этом думал, и мне что-то внутри говорит, что Элла будет православной. Боже, как я буду счастлив, и как я буду от души и глубоко благодарить Христа за эту благодать нашему семейству. О прочих немках говорить и думать не стоит, они слишком с германским гонором и предвзятыми идеями!»

А вот младшей сестре Эллы даже и думать о подобном упорстве в гоноре не приходилось – если она намеревалась выйти за цесаревича, переход в Православие в таком случае был обязательным. Русская царица-протестантка – нонсенс!

29 августа 1890 года из Ильинского Элла писала Николаю о беседах с Алисой, причем, в этой секретной переписке, продолжавшейся вплоть до помолвки в Кобурге в 1894 году, Алиса имеет условное обозначение «Пелли I», а Ники – «Пелли II». Ни дать, ни взять, «Семнадцать мгновений весны»: «Алекс – Юстасу»! «Ну, мы очень часто разговаривали, и все-таки препятствие, которое, я надеялась, можно преодолеть, пока выглядит незыблемым. Любовь Пелли по-прежнему сильна и глубока, только она не может решиться переменить религию, чувствует, что поступает очень неправильно. Я собрала всю силу и любовь, и сестринскую привязанность, чтобы убедить ее, что она не может не полюбить ту религию, к которой и я хочу принадлежать, подлинную и истинную, единственную оставшуюся неиспорченной за века и столь же чистую, какой она была изначально». Опустим то, что она называет Православие религией, а не вероисповеданием. Религии – это христианство, мусульманство, иудаизм, буддизм и так далее. Православие, протестантизм, католичество – это разные вероисповедания (конфессии) внутри христианской религии. В этих строках гораздо важнее другое – сильнейший порыв Эллы к Православию, аргументация, свидетельствующая об уже совершенном ею открытии о подлинности и истинности, неиспорченности и изначальности. И это даже при том, что среди самих носителей православной веры давно уже блуждал вирус испорченности, с которым пытались бороться такие столпы Православия, как митрополит Филарет (Дроздов) и его последователи и единомышленники.

Дальше она пишет Николаю: «Мы могли бы сделать этот серьезный шаг вместе – к сожалению, она не может решиться. Нам остается только молить Бога помочь ей поступить правильно, и я так надеюсь на лучшее. Бедняжка, ее терзает, с одной стороны, сильное чувство, а с другой, как она думает, долг. И все же я надеюсь, так как не сомневаюсь, что мне удастся убедить ее поступить правильно. И потом, в конце концов, любовь тоже святое чувство, одно из самых чистых чувств в этом мире. Что касается других ее сомнений, они ничто в сравнении с этим: я и в самом деле считаю, что папа даст согласие, ты окончательно завоевал ее сердце. Я говорила с ним. Он сказал очень важную вещь: он никогда не станет запрещать, но знает, что бабушка будет раздосадована – в ярости, если это произойдет сейчас или вы встретитесь сейчас».

Итак, до назначения Сергея Александровича московским генерал-губернатором еще целых полгода. Даже если об этом грядущем назначении уже ходили слухи, в интонации Эллы никак не улавливается, что она увязывает свой переход в Православие с новой ступенью в карьерном росте мужа. Ее восхищение, коим она осыпает Православие, свидетельствует о зрелости осмысления русского вероисповедания. То есть, плод созрел и вот-вот оторвется от ветки, чтобы его можно было вкусить. Так что, повторяю, истина посередине, на экваторе. Элла не сразу возмечтала о перемене конфессии, но и решение свое выносила до того, как стало известно о высоком назначении мужа на пост хозяина Москвы.

Хотя проект «Царица» и перешел на нелегальное положение, попытки Эллы устроить брак сестрицы не оставались неотслеженными. Лондонская черная вдова в гневе писала своей внучке Виктории: «Ты меня уверяешь в том, что никакой опасности нет, однако – я знаю об этом наверняка – несмотря на все возражения папы, Эрни и твои, а также вопреки воле родителей Ники, не желающих его брака с Алики (Aliky, как мы помним, было английское прозвище будущей царицы Александры. – Авт.), поскольку они полагают, что брак самой младшей из сестер и сына императора не может быть счастливым. Несмотря на все это, Элла и Сергей у вас за спиной изо всех сил стараются устроить этот брак, подталкивая к нему мальчика…» Ничего себе мальчик – 22 годика от роду! «Этому нужно положить конец… Обстановка в России настолько плоха, настолько неустойчива, что в любой момент там может произойти нечто ужасное. Возможно, Элле опасаться нечего, но быть женой наследника престола – роль трудная и опасная… Такой брак произвел бы в Англии и Германии… самое неблагоприятное впечатление и привел бы к расколу между нашими семьями». Вот даже как! Что имела в виду английская королева, говоря о шатком положении в России начала 90-х годов? Может быть, она уже знала, что Володя Ульянов дал клятву отомстить за брата и пообещал пойти иным путем? Или она руководила спонсированием русских революционеров, продолжавших готовить свержение власти в ненавистной ей империи?

Гнева бабке добавляло и то обстоятельство, что в 1889 году ее внук Альберт-Виктор сделал своей кузине Алисе Гессенской предложение руки и сердца, а та ответила двоюродному братцу решительным отказом.

В ответ на гневные излияния бабуси Элла писала брату Эрни про Алису и Ники: «Постарайся убедить бабушку в том, что у них получится счастливая семья, что ей не следует относиться к ним с таким предубеждением. Когда наступит решительный момент, это может явиться решающим фактором. Из-за идиотской чуши, которую печатают газеты, она получает невероятную картину происходящего и основывает свои аргументы на фактах, которые, возможно, никогда и не существовали в действительности…»

20 августа Людвиг приехал в Ильинское, с ним вместе прибыли брат и сестры Эллы – Эрни, Вики и Аликс. И пробыли в Ильинском целый месяц. Суровая подмосковная природа им явно была по душе. Но скорее всего, они вместе с Эллой мечтали о новых свиданиях Ники и Алики. Александр III строго запретил сыну ехать в Ильинское и видеться с хорошенькой гессенской принцессой, а вскоре и вовсе почти на целый год снарядил цесаревича в заграничное путешествие. Из Лондона и черная вдова прислала письмо внучке с грозным запретом видеться с наследником русского трона. Так что свидания на сей раз не получилось.

Генерала приезд гостей откровенно раздражал. Он только что вырвался из круговерти дел, связанных с должностью командира преображенцев, из лагеря в Красном Селе прилетел в свой маленький рай, мечтая все время проводить с милой женой, а тут… «Конечно, я бывал меньше с женой и мне… это немножко действовало на нервы, но я старался не дать ходу такому эгоистическому чувству…» Пикники, праздники, старание угодить гессенцам, поездки с ними в Москву, которую они страстно возжелали изучить, – это было не то, о чем он мечтал. Хотелось семейного уединения. А Элла упивалась общением с отцом, братом и сестрами. И продолжала в письмах накручивать цесаревича, расписывая ему сестричку: «Она завоевала все сердца, и все, кто ее видел, в восторге от ее красоты и милых, обаятельных манер. Ты себе не представляешь, как она выросла, как мило и радушно со всеми беседует, каждое ее движение изящнее некуда, просто радует глаз, она так женственна и очаровательна! Уверяю тебя, даже не будь она моей сестрой, я бы стремилась видеть ее и наслаждаться ее прелестными деликатными манерами и ангельской красотой. Все, кто видел ее раньше, были поражены огромной переменой, и все у ее ног, даже те, кто любит находить недостатки».

Генерал уже давно был участником проекта, и во время пребывания гессенцев в Ильинском крупно поговорил с тестем по поводу возможного брака Ники и Алики. Людвиг сделал вид, будто и не подозревал, что все так серьезно, а на вопрос Сергея: «Можно ли через год возобновить сей разговор?», не задумываясь, ответил: «Конечно, да!» Уже и о переходе в Православие они говорили как о препятствии, кое можно будет преодолеть. Тут и Элла провела просветительскую работу с сестрой, настраивая ее на нужный лад. Возможно, описывая ей всю прелесть совместного перехода в русское вероисповедание.

В Москве гессенцы осматривали Кремль, его соборы, богатейшую Оружейную палату, блистательный Большой Николаевский дворец, Патриаршую ризницу, Исторический музей, Третьяковку, могучий дом бояр Романовых на Варварке, величественный храм Христа Спасителя. Восторгу не было предела! А на пикниках забавлялись тем, что сестры соревновались, кто лучше приготовит на керосинках оладьи, яичницу, блины, картошку. Словом, великолепно проводили время.

Наконец, так и не дождавшись встречи с наследником, который в сентябре пропадал на маневрах в Спале, гости из Германии – «уехали восвояси, и мы остались одни – и это так приятно!.. Дом в Усове все хорошеет, а тут у меня новый птичник, который меня забавляет. На днях был первый мороз и снег, а теперь ни того, ни другого, а просто холодно…, но оооочень хорошо», – с величайшей радостью и аж четырьмя «о» в слове «очень» написал генерал Романов другу и брату Косте.

С 15 октября, по возвращении в Петербург, Сергей Александрович вновь целиком окунулся в полковые дела, коими ему уже недолго оставалось заниматься. В ноябре ударили сильные морозы, и можно было весело кататься в санях, а потом резко потеплело, все оттаяло, катания прекратились, и Элла увлеклась теннисом в закрытом помещении. Площадку для него устроили в большой зале Сергиевского дворца, там она каждый день и носилась, играя в теннис, пышущая здоровьем 25-летняя женщина, не имеющая детей. Теннис в то время стремительно завоевывал популярность, в Англии уже сложились правила игры, почти без изменений существующие и поныне. Уже проводился Уимблдонский турнир в Англии и американский «US-open», а в 1891 году стартует французский «Роллан-Гаррос». Можно было бы предположить, что в Россию эту игру привезла из Англии внучка королевы Виктории, и это было бы тепло, а вот горячо, совсем близко – с 1875 года первым стал развивать большой теннис в России великий князь Сергей Александрович! Его стараниями в Петербурге появились первые теннисные команды и клубы. Игра стала настоящим поветрием, даже Лев Толстой завел у себя в Ясной Поляне корт, и не только домашние, но и герои его произведений взяли в руки ракетки. И вот теперь в просторном зале дворца на Невском пол обтянули серым сукном, по сукну нанесли все полагающиеся согласно правилам границы, натянули сетку. В игре кроме Эллы по очереди участвовали деверь Эллы Павел Александрович, его жена Александра, которую все звали Аликс (это потом так будут называть Алики), фрейлина Аликс княжна Александра Лобанова-Ростовская, или попросту Фафка, фрейлина Эллы Екатерина Козлянинова, или попросту Китти. Приглашались также и офицеры Преображенского полка – полковник Александр Зедлер, адъютанты Сергея Михаил Степанов, Владимир Гадон и Владимир Джунковский, владевшие ракеткой, или ракетой, как принято было тогда говорить. Еще говорили не «играть в теннис», а «играть лаун-теннис», без предлога «в». Играли обычно ближе к вечеру и потом до полуночи пили чай. Сам генерал предпочитал ракетке картишки, резался в винт, покуда его жена вопреки его неспортивному поведению лупила по теннисному мячику.

Забегая вперед, можно добавить, что в начале ХХ века два смоленских крестьянина Максим и Михаил Цыганковы организуют производство отечественного теннисного инвентаря, и ракетки «Максим» станут популярны во всем мире. Одним из лучших теннисистов станет любимец Эллы, сын ее подруги Зинаиды Юсуповой. Феликс Юсупов, один из убийц Григория Распутина, восемь раз становился чемпионом России по теннису, и потом в эмиграции не раз побеждал в солидных турнирах. Зато большевики после революции 1917 года запретили большой теннис как буржуазную игру.

Зима 1890 года отметилась еще одним важным событием, связанным с иным поветрием. Оспа на протяжении столетий считалась страшной заразой, от нее умирало больше половины заболевших. В их число попал и один из царей Романовых – государь Петр II скончался от оспы, не дожив до пятнадцати лет. С 1801 года в России стали делать прививки, но первые обязательные вакцинации для детей при поступлении в школу были проведены лишь в 1885 году. Через пять лет стали прививать все население империи Александра III. Дошло и до Эллы с Сергеем. «Мы все привили себе оспу – у жены и меня привилась, и то же у моих офицеров, которые вместе с нами прививали себе. Это было очень смешно; привезли к нам целого теленка». Вакцину изготовляли прямо на месте из вируса коровьей оспы на коже телят и тотчас вводили ее. Если через несколько дней появлялись озноб и недомогание, повышалась температура, а на месте прививки возникал гнойничок, это означало, что вакцинация удалась. Через две-три недели все проходило, а на месте гнойничка образовывался круглый или овальный рубец, означавший, что отныне человек невосприимчив к оспе. Такую метку на дельтовидной мышце плеча носим и мы, люди, родившиеся до 1980 года[1]1
  В некоторых регионах СССР вакцинация от оспы продолжалась и после 1980 года. (Прим. ред.)


[Закрыть]. С 1977-го оспа считается ликвидированной на всем земном шаре, и теперь по наличию или отсутствию круглого рубца на руке под плечом можно судить, когда ты появился на свет – до или после московской Олимпиады. Впрочем, сейчас оспа возвращается, и медики подумывают о том, чтобы вернуть поголовную вакцинацию.

Еще одним событием той зимы стала новая опера Чайковского «Пиковая дама». Сергей и Элла трижды с восторгом прослушали ее еще до премьеры, во время генеральных репетиций, в присутствии Александра III. Германа пел знаменитый тенор Николай Николаевич Фигнер, из техФигнеров, среди которых и знаменитый герой войны 1812 года. Накануне первой репетиции он упал и до самой премьеры пел с загипсованной рукой. Мировая премьера состоялась 19 декабря в Мариинском театре. Дирижировал чешский композитор и дирижер Эдуард Направник. В Россию его в 1861 году пригласил отец Эллиной подруги князь Николай Юсупов. С тех пор Направник жил в России, был у Юсупова капельмейстером домашнего оркестра, а с 1869-го и до самой смерти в 1916 году Эдуард Францевич являлся главным дирижером Мариинки.

Кроме оперы Сергей и Элла ходили в цирк, посещали балы: «В субботу 15-го был кадетский бал – 500 приглашений! Мы танцевали в их огромном зале, ужинали в опустевших комнатах, очаровательно убранных». «Наши жены усердно отплясывали; ужинали, сами гардемарины подавали блюда – вообще было очень мило – в 3 часа ночи были дома». «Вчера в Гатчине на большой сцене: Миша, Ольга, все Владимировичи и Алексей Михайлович играли французскую пьесу; ну, право, было уморительно, мы хохотали до упаду».

И это при том, что шел Рождественский пост, и не надо делать из Эллы и Сержа той поры людей, строжайше соблюдающих церковные запреты, ведь увеселения – и балы, и театры, и цирки, и в особенности картишки во время постов возбраняются так же, как скоромная пища.

Но именно в это время дозревает плод, столь желаемый Сергеем – решение Эллы о переходе в Православие.

«У нас в разгаре подготовка рождественских подарков, и, конечно же, мы ужасно заняты. Среди прочего я нашла для милого Сержа старинные часы, которые кроме других мелодий играют Преображенский марш – это уж точно его позабавит», – из письма Эллы цесаревичу Николаю от 17 декабря 1890 года. Но кроме старинных часов Сержу на Рождество Христово был уготован куда более важный и ценнейший подарок.

Об этом лучше всего говорит сама Элла в письме цесаревичу от 5 января 1891 года: «Милый Ники! Первые мои строки, посланные тебе в новом году, надеюсь, принесут новость, которая доставит тебе удовольствие. Я наконец решила присоединиться к вашей вере и хочу это сделать к Пасхе, чтобы иметь возможность причаститься на Страстной неделе. Я предпринимаю великий шаг, начинаю новую жизнь, но верю, что Господь благословит такое решение. Помнишь тот день, когда мы разговаривали на балконе во внутреннем дворике? Ты в первый раз тогда заговорил о Пелли – для меня этот день тоже был важным, потому что потом Серж впервые заговорил со мной о своей вере. Я тогда ответила, что хотела бы узнать ее более основательно. Что ж, прошло полтора года, тем летом я много читала вместе с ним, но потом снова настали месяцы сомнений и тревог. Я все откладывала, хотя au fond de mon coeur (в глубине души. – Авт.) уже принадлежала к вашей вере. Увы, я очень дурная и не имела довольно силы, довольно веры. Но в конце концов я осознала, как безнравственно отстраняться от беспокойств и мучительных разговоров со старыми друзьями – а я продолжала беседовать с ними как ни в чем не бывало – и быть пред всем светом протестанткой, когда моя душа уже принадлежала православной вере. Это была ложь перед Богом и людьми, очень большой грех, и я в нем сердечно раскаиваюсь».

И в тот же день Сергей пишет племяннику: «Я не ожидал, что она именно в эту зиму решится – это слава Богу, что это так, и я бесконечно счастлив, и не знаю, чем, право, я заслужил такую благодать – я совсем не достоин. Вероятно, самый акт перехода в Православие в конце Великого поста, так, чтобы на Страстной мы могли бы вместе приобщаться».

Элла написала откровенное письмо отцу: «Вы должны были заметить, какое глубокое благоговение я питаю к здешней религии… Я все время думала и читала и молилась Богу – указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы большим грехом оставаться так, как я теперь – принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым, что никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя все это одной моей совести… Как было бы просто – оставаться так, как теперь, но тогда как лицемерно, как фальшиво это было бы, и как я могу лгать всем – притворяясь, что я протестантка во всех внешних обрядах, когда моя душа принадлежит полностью религии здесь. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в данной стране уже более 6 лет, и зная, что религия „найдена“. Я так сильно желаю на Пасху причаститься Святых Тайн вместе с мужем. Возможно, что это покажется Вам внезапным, но я думала об этом уже так долго, и теперь, наконец, я не могу откладывать этого. Моя совесть мне это не позволяет. Прошу, прошу по получении этих строк простить Вашу дочь, если она Вам доставит боль. Но разве вера в Бога и вероисповедание не являются одним из главных утешений этого мира?»

Она в тревоге ожидала ответа Людвига, хотя что бы он ни ответил, решение было принято раз и навсегда. Свидетельством тому то, что Сергей и Элла в самый канун нового 1891 года объявили обо всем государю и государыне, а также Павлу и Александре, то есть сожгли мосты, и теперь – никакого пути назад в лютеранство!

Людвиг ответил сурово, писал, что Элла принесла ему боль и страдание. Свое благословение он дать отказался. Это письмо расценивается всеми как решительный отказ. Но Людвиг и не мог ответить иначе, поскольку его бы заклевали гессенцы, но в его письме есть и тайная дверца, позволяющая дочери действовать по-своему. Вот эта лазейка, оставленная отцом: «Я знаю, что уговоры и споры не изменят твоего мнения… Обдумай это серьезно!.. Твой шаг не изменит моей любви к моему ребенку… Пусть Бог тебя защитит и простит тебя, если ты поступаешь неправильно…»

В ответ дочь писала: «Ты говоришь… что внешний блеск Церкви очаровал меня. В этом ты ошибаешься. Ничто внешнее не привлекает меня и не богослужение, но основа веры. Внешние признаки только напоминают мне о внутреннем…» Брат Эрни обвинял ее в том, что она совершает сей переход под давлением мужа, но Элла отвечала ему: «Пусть люди кричат обо мне, но только никогда не говори и слова против моего Сергея. Стань на его сторону перед ними и скажи им, что я обожаю его, а также и мою новую страну, и что таким образом научилась любить и их религию… Я перехожу из чистого убеждения; чувствую, что это самая высокая религия, и что я сделаю это с верою, с глубоким убеждением и уверенностью, что на это есть Божие благословение». И еще цитата из ее писем к отцу: «Земное счастье я имела всегда – когда была ребенком в моей прежней стране, а как жена – в моей новой стране. Но когда я видела, каким глубоко религиозным был Сергей, я чувствовала себя очень отставшей от него, и чем больше я узнавала его церковь, тем больше я чувствовала, что она приближает меня к Богу».

Совершенной неожиданностью стало то, что королева Виктория вдруг поняла Эллу, поверила в ее искренность и в своем письме выразила согласие с внучкиной волей. Уже легче стало на душе!

Прекрасно начавшийся год продолжал преподносить великие подарки. В Прощеное воскресенье 26 февраля отмечался очередной день рождения Александра III, и именно в сей день император подписал указ о назначении своего брата Сергея генерал-губернатором Москвы. С присвоением и нового звания – генерал-лейтенанта. А также – генерал-адъютанта. Этот чин был введен еще Петром I для лиц, состоявших старшими адъютантами при царе. Отныне Элла становилась не только генеральшей, но и генерал-губернаторшей.

Переезд в Москву назначили на начало мая. До этого Сергей Александрович должен был докончить и сдать все свои дела в полку, а Элла перейти в Православие, дабы в Первопрестольную въехать уже не лютеранкой.

Сразу после указа о новом назначении Сергея начался Великий пост, который Элла принялась соблюдать по всей строгости. Теперь уже отменялись все увеселения. Мысли и чувства получили одно направление – в сторону грядущего события.

Вскоре государь принял решение и о новом командире преображенцев – на смену Сергею шел его друг и двоюродный брат великий князь Константин Константинович. Он вообще-то мечтал командовать Измайловским полком, но вынужден был смириться с волей императора. Передача командования должна была состояться после Пасхи. Но до того еще предстояло произвести иную передачу – рабы Божией Елизаветы из рук лютеран в руки православных.

Иван Леонтьевич Янышев родился в селе Шашкино Калужской губернии в семье дьякона. Окончив в Питере духовную академию, служил в русской церкви в Висбадене, так что давно уже был знаком с Гессеном. А став законоучителем принцессы Дагмары, которую готовил к переходу в Православие, оказался навсегда приближен к Дому Романовых. С 1866 года являлся ректором Санкт-Петербургской духовной академии, в 1883 году отца Иоанна назначили духовником императорского семейства, поставили протопресвитером двух храмов государственного значения – Большого собора Зимнего дворца и Благовещенского в Московском Кремле. Он преподавал историю Русской Церкви и инославных исповеданий цесаревичу Николаю.

Отец Иоанн встречал Эллу в день ее въезда в Россию, теперь ему предстояло встретить ее вход в Православие! Великое событие в жизни Эллы происходило в домовой церкви Сергиевского дворца в Лазареву субботу в присутствии императора, императрицы и всех членов царской фамилии за исключением двух непреклонных лютеранок – Михен, то бишь, Марии Павловны, жены Владимира Александровича, и Мавры, сиречь Елизаветы Маврикиевны, жены Константина Константиновича. В белоснежном платье, с распущенными власами и босоногая, Элла вошла в храм Божий и всей душой отдалась торжественному обряду присоединения к Русской Православной Церкви.

Первым делом следовало исповедаться священнику в грехах, затем отец Иоанн прочел молитву «Господи Боже истины, призри на раба Твоего…» и потребовал произнести троекратное отрицание от прежнего вероисповедния. Далее Элла прочитала православный вариант Символа веры и трижды на вопросы отца Иоанна о готовности исповедовать православную веру ответила, что готова. Последовала молитва «Господи Боже Вседержителю, согрешающим образы покаяния предлагаяй…», за ней – обещание хранить целой и невредимой веру православную, разрешительная молитва «Господь наш Иисус Христос, ключи Царствия Небесного апостолам вручивый…», «Благословенно царство…», «Царю Небесный…», великая ектенья, молитва «Благословен еси Господи…». Совершилось миропомазание со словами: «Печать дара Духа Святаго, аминь». На миропомазанную Елизавету священник возложил крест с молитвой «Господи Боже наш…». Отерев части тела, помазаные миром, он прочел тайную молитву «Одевыйся в Тя Христа и Бога нашего…». Затем – ектения «Помилуй нас, Боже…» и, наконец, отпуст.

Перейдя в Православие, Элла сохранила свое прежнее имя, но теперь ее небесной покровительницей стала не Елизавета Тюрингская, а мать Иоанна Крестителя – праведная Елизавета.

Надо ли говорить, что слезы стояли в глазах у всех, кто участвовал в совершении чина? Когда обряд завершился, Сергей подарил Элле двустворчатый медальон с изображением Христа Спасителя внутри и надписями на внешних сторонах створок: «Не бойся, токмо веруй», «Аз есмь Путь и Истина и Живот». Она будет носить его до конца своих дней.

Удивительно то, как переход в Православие четко разделил жизнь Эллы на две равные половины – почти 27 лет она прожила лютеранкой и чуть более 27 лет православной!

Всё! Свершилось!

Теперь они не только в супружестве, но и вероисповедании едины – Серж и Элла, Сергей и Елизавета!

В Чистый четверг накануне Пасхи они впервые вместе причастились. А впереди теперь ждали новая страница жизни и другая столица страны, великая и ужасная, рождающая и убивающая, святая и грешная, но всегда прекрасная -