Текст книги "Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная"

Лютеране отвергли литургию полностью. В их храмы прихожане являются лишь для подтверждения своей веры в Христа, для разговора с пастором, который уполномочен давать советы. Они поют, слушают органную музыку, выслушивают проповеди пастора. Раз в году, в Страстную пятницу, пастор символически окропляет хлеб вином, и можно вкусить это в память о Тайной вечере.

Перед причастием, как уже было сказано, необходимо духовное очищение в виде покаяния перед священником, который отпускает грехи и позволяет верующему причаститься. Лютеране этого не признают, поскольку только Бог способен решать, кто грешник, кто нет, кого простить, кого не прощать.

Такое же отношение к заупокойным молитвам. Лютеране возмущаются тем, что можно молиться о спасении человека после его смерти, как бы ходатайствуя за него перед Богом, способным якобы услышать эти ходатайства и изменить свое решение в отношении к грешнику.

Крещение и бракосочетание совершаются и у православных, и у католиков, и у лютеран, но последние не признают их таинством, считая первое обрядом посвящения в вероучение Христа, а второе – клятвой верности пред лицом церковной общины.

Совершенно разное отношение в трех вероисповеданиях к иконам. Православные используют их широко, приравнивают по силе к Священному Писанию, поклоняются, молятся им, или, точнее, через них – ко Господу и другим, кто на них изображен, верят в мистические явления, связанные с иконами. В Православии икона занимает одно из центральных мест в жизни верующего. У католиков отношение к иконам не такое горячее, но близкое, иконы выступают неизменным украшением храмов, к ним обращаются с молитвой, их украшают. Особую святость многие католики связывают со скульптурными изображениями, чаще всего раскрашенными деревянными, особенно это распространено в Италии и Испании. У лютеран иконы и скульптурные изображения выступают исключительно в качестве иллюстраций к написанному в Библии, но никак не предметами поклонения.

Протестанты отвергли и монашество, считая, что никто не смеет обособлять себя пред Богом. Лютер даже женился на бывшей монахине. Каково же было лютеранке из Дармштадта посещать вместе с мужем русские монастыри, видеть, как он благоговеет перед монахами и их предводителями, с каким особым трепетом подходит под благословение того же архимандрита Антонина, поднявшегося на корабль в Яффе.

Словом, лютеранство, по мнению молодой женщины, выросшей в его среде, должно было выглядеть гораздо проще и яснее, чем Православие, в котором вырос ее супруг. Зачем все эти нагромождения таинств, постов, молитв, икон, мощей, богослужений, если можно просто исполнять заветы Спасителя и покорно ожидать от Господа, какую Он ниспошлет тебе милость или какое наказание, если ты в чем-то провинился перед Ним?

Да и то посмотреть: разве мало таких, кто лоб расшибает в молитвах, лобзает каждую икону, каждую частичку мощей, по полчаса исповедуется в своих грехах священнику, не пропускает литургий и каждый раз причащается, но при этом – остается недобрым, лукавым, жадным человеком? Разве помогут ему исполнения всех обрядов и таинств, если он у Бога как на ладони, и Бог все видит?

И разве Сергей был бы хуже, если бы не следовал всем предписаниям своего Православия? Разве только соблюдение всех правил и послушание отцам Церкви делают его добрым, надежным, верным, ответственным, смелым, благородным, а главное – любящим? А без всего этого он, что, стал бы черствым, беспечным, беспринципным, развратным, равнодушным?

Возможно, об этом она думала теперь и потом, в душе своей борясь с нарастающим желанием переменить вероисповедание.

В первые дни пребывания в Иерусалиме Сергей Александрович удостоил наградами деятелей Палестинского общества за их плодотворные труды. Архимандрит Антонин получил из его рук орден Святого Владимира 2-й степени. Награждены были также и патриарх Никодим, и губернатор Иерусалима Реуф-паша.

В оставшиеся дни Сергей и Элла побывали в Сионской горнице, где Дух Святой сошествовал на апостолов. Прошли по Крестному пути Спасителя от Претории, где Его судил Пилат, до Голгофы, где Его распяли. Обошли всю Елеонскую гору и долину Иосафата. Побывали в Силоамской купели и Вифании. Осмотрели мечеть Омара, где находится скала, на которой Авраам едва не принес в жертву своего сына. В отличие от нынешних арабов-палестинцев, турки позволяли желающим посещать эту великую святыню мусульманского мира.

Конечно же, съездили они и в Вифлеем, где младенец Иисус появился на свет. Коленопреклоненно приложились к золотой звезде, обозначающей то место, где произошло Боговоплощение, это ключевое событие всей мировой истории, открывшее человечеству путь в космос – путь ко спасению души.

Настал последний день в Иерусалиме. 4 октября слушали панихиду по матери Сергея в церкви Марии Магдалины, затем завтракали у патриарха Никодима. В ночь на 5 октября снова отправились в храм Воскресения Христова, и там, на Гробе Господнем, пятеро русских священников во главе с архимандритом Антонином совершили божественную литургию.

– Со страхом Божиим и верою приступите!

Их императорские высочества причастились. Только Сергей и Павел, а Элла вынуждена была лишь взирать на это, поскольку протестантам вкушать Святые Дары от православного духовенства воспрещается. «А у нас, лютеран, можно всем причащаться!» – возможно, думала она с досадой, что не может разделить с мужем и его братом святое таинство.

На другой день паломники отправились в Яффу, где ночевали в доме архимандрита Антонина, построенном на месте гробницы праведной Тавифы, воскрешенной апостолом Петром. Наутро присутствовали при закладке храма Петра и Павла и Тавифы. Закладной камень положил Сергей Александрович. Их уже ждала «Кострома», и едва они взошли на ее палубу, она тотчас снялась с якоря.

Теперь они держали путь в страну Иисусова детства, ведь вскоре после Рождества родители Его бежали в Египет, и там Он провел свои весенние годы. Здесь, не менее радушно, чем султан в Царьграде, их встречал вице-султан Египта хедив Тауфик. В Каире гостей поселили в великолепном дворце Гезира, построенном в 1868 году Карлом фон Дибичем для размещения гостей, приглашенных на открытие Суэцкого канала. Он расположен на острове посреди Нила, «с чудным видом. Дворец на славу, сад тропический, хедив рассыпается в любезностях, его жена принимала несколько раз мою жену, устраивала прелестные праздники в гареме и всячески ее одаривала». В отличие от Адбул-Хамида, Тауфик-паша имел всего одну жену Эмине и оставался верен ей.

После государственного банкротства Египта власть в нем перешла к кредиторам, то есть к Англии, и хотя Тауфик назывался вице-султаном Османской империи, правил в Каире английский генеральный резидент. Но как бы то ни было, прием русским гостям оказывал вице-султан, и прием этот оказался выше всех ожиданий. Сергей Александрович дважды посетил Каирский музей, тогда называвшийся Булакским, и не хотел оттуда уходить. Все-таки в нем пропал археолог! Как нечто веселое и радостное запомнилось посещение пирамид Гизы. Тогда еще на них не воспрещалось забираться, и Сергей, как мальчик, быстро вскарабкался на вершину одной из них. Плавали на кораблике по Нилу, поднялись вверх по его течению до места, где некогда располагалась столица фараонов Мемфис, и там осматривали подземный некрополь Серапеум, обнаруженный Огюстом Мариетом и им же раскопанный. «Ну, мы тут наслаждаемся, – писал Сергей брату Косте, – погода дивная, не душно, вот уже неделя, что мы тут, и уезжать не хочется. А вы уж в Питере – здесь это кажется немного кошмарочно… Ездил верхом на чудном верблюде хедива, замечательно удобно и приятно – странное чувство, когда он подымается и ложится. Рыскали по базарам и старым улицам Каира. Был тоже устроен прелестный вечер на реке – Нил, луна, масса цветов – прелестно, хотелось бы пожить здесь – что за воздух, какое чудное ощущение… Наши художники производят идеальные вещи: Александров сделал несколько типов на славу, а Волков – эскизы».

Из Каира отправились в Александрию и, осмотрев ее, распрощались с Африкой. «Кострома» понесла их к берегам Греции. На сей раз штормило, и Элла, подверженная морской болезни, двое суток не выходила из каюты.

В Греции должно было произойти важное событие в жизни Пица – помолвка. Семнадцатилетняя принцесса Александра Георгиевна, дочь греческого короля Георга и великой княжны Ольги Константиновны, приходилась полковнику Павлу Александровичу Романову двоюродной племянницей.

А в это время в России случилось нечто такое, что заставило и содрогнуться от ужаса, и удивиться настоящему чуду. В крушении императорского поезда погиб 21 пассажир, 47 получили ранения, но ни сам Александр III, ни члены его семьи не пострадали.

Они возвращались из упоительного путешествия по Кавказу и Крыму. Поезд выехал из Севастополя и, не доезжая до Харькова, вблизи станции Борки сошел с рельсов. Сам император с императрицей, сыновьями Николаем и Георгием, а также с дочерью Ксенией находились в столовом вагоне. Два камер-лакея, подававшие им в эту минуту гурьевскую кашу, мгновенно погибли. Двадцатилетний цесаревич Николай ярче всех описал катастрофу в своем письме к Сергею Александровичу: «17 октября, на другой день по выезде из Севастополя, в 12 часов дня, только что мы кончали завтрак, как вдруг почувствовали сильный толчок, потом другой гораздо сильнее первого, и все начало рушиться, а мы попадали со стульев. Я еще видел, как над самой головой пронесся стол со всем, что было на нем, и затем пропал – куда? Никто не может понять. В жизнь свою не забуду я того ужасающего треска, раздавшегося от всех ломавшихся вещей, стекол, стульев, звона тарелок, стаканов… Я невольно закрыл глаза и, лежа, ожидал все время удара по голове, который сразу покончил бы со мной, до того я был уверен, что настал последний час, и что, наверное, многие из нас уже убиты, если и не все. После третьего толчка все остановилось. Я лежал очень удобно на чем-то мягком и на правом боку. Когда я почувствовал сверху холодный воздух, то открыл глаза и мне показалось, что лежу в темном и низком подземелье; над собой я видел в отверстие свет и тогда стал подыматься, без особого труда я вылез на свет Божий и вытащил Ксению оттуда же. Все это мне показалось сном, так это все скоро случилось… Я тебя уверяю, мы все имели то чувство, что воскресли из мертвых… когда я увидел, что все сидевшие за завтраком вылезают один за другим из-под обломков, я постиг то чудо, которое Господь сотворил над нами. Но тут же начались и все ужасы катастрофы: справа, внизу и слева стали раздаваться стоны и крики о помощи несчастных раненых; одного за другим стали сносить этих несчастных вниз с насыпи». Чудесному спасению своей семьи способствовал сам император. Он обладал неимоверной силой, мог обмотать вокруг пальца толстый и длинный гвоздь, гнул подковы и монеты. В момент катастрофы он удержал крышу вагона и поддерживал ее, покуда из-под обломков не вылезли все живые. Увы, радуясь спасению, никто еще не знал, что, совершив сей подвиг, достойный Геракла, царь надорвал себе почки, в которых начнет развиваться воспаление, ставшее причиной его ранней кончины через шесть лет после трагедии в Борках.

Поезд состоял из 15 вагонов, из них уцелело только 5. В вагоне царских детей находились шестилетняя Ольга, ее выбросило вместе с няней на насыпь, и девятилетний Михаил, солдаты с помощью государя вытащили его из-под обломков целого и невредимого. Удостоверившись, что сами не пострадали, царь с царицей и детьми тотчас принялись помогать раненым и еще долго оставались на месте катастрофы, покуда за ними и пострадавшими не прислали экстренный поезд.

В отсутствие радио, телевидения и Интернета новости о трагедии поступали обрывочно и постепенно, и подлинную картину произошедшего невозможно было увидеть сразу, находясь вдалеке от России. «Дорогой Саша! Не знаю, как передать тебе то чувство ужаса и вместе с тем благодарения Господу за ваше поистине чудесное спасение из этого ада! Когда читаешь все описания, право, волосы дыбом становятся и холодно делается… Чем больше об этом думаешь, тем яснее становится, что Господь сотворил чудо, и что в наше грешное время бывают чудеса. Как грустно читать имена погибших…»

При таком количестве погибших и покалеченных из царской семьи никто не пострадал… Было о чем задуматься. Элла понимала, что тут есть какая-то связь с тем, что они с Сергеем так горячо молились там, где страдал Христос. Но как эту связь четко осмыслить? Видя в муже страшнейшую тревогу, она сама испытывала страх и сострадание и не знала, как помочь и утешить. Думала ли она тогда, что ей следует во всем быть вместе с ним и его близкими, с его страной, не только в светской, но и в религиозной жизни?

Ввиду случившегося Пиц оттягивал то, ради чего они приехали в Афины, и лишь 29 октября сделал предложение принцессе Александре. А Сергей и Элла, проведя в Греции три недели, отправились дальше путешествовать. Ему не терпелось показать ей красоты и шедевры Флоренции. Но все красоты и шедевры, сколь бы ни были хороши, не могли затмить пронзительное воспоминание об Иерусалиме и остальных местах, связанных со Спасителем.

Из Италии съездили на пару недель в Дармштадт, повидались с отцом, братом и сестрой Эллы. В письме Сергей дразнил племянника Ники, зная, что тот неравнодушен к Алисе: «Alix выросла и похорошела прелесть как». Начиналась история женитьбы Сергеева племянника и Эллиной сестры -

Сестрица-царица

Эту историю можно было бы считать побочной, если бы в ней не оказалась замешана наша главная героиня, да и ее муж тоже.

В декабре Сергей и Элла возвратились в Россию, генерал приступил к своим полковым обязанностям, встретили Рождество и Новый 1889 год, а в начале января герцог Гессенский с сыном Эрни и дочкой Аликс уже снова так соскучились по Элле, что приехали в Питер. Чуть больше месяца расстались, и гляди, какая тоска их взяла! Что тут гадать – совершенно очевидно, Элла взяла на себя роль сводни. Аликс в свои 17 лет расцвела так, что оказалась ничуть не хуже, а если приглядеться, то и красивее, интереснее и привлекательнее Эллы. Если нежная, но холодная красота старшей сестры способна была очаровать сдержанного и рассудительного Сержа, то веселомуНики скорее должна понравиться младшенькая, с ее искорками во взгляде, высвечивающими натуру темпераментную и даже немного озорную.

И, посовещавшись с мужем, Элла решила начать дело по внедрению родной сестры не куда-нибудь, а на царский трон великой и могучей державы по имени Россия. И, надо полагать, посоветовала отцу не особо медлить: «Schmeide das Eisen, solange es gluht» – «Куй железо, пока горячо». Вот гессенское семейство и поспешило в Петербург сразу после Рождества.

Поселившись в роскошном дворе Сергея и Эллы, герцог с сыном и дочерью прожили ни много ни мало – аж до самой Масленицы. За это время Аликс имела возможность несколько раз повидаться с Ники на разных увеселительных мероприятиях и еще больше очаровать его. Казалось, все движется к цели, как вдруг разладилось. Если где-то намеревались присутствовать гессенцы, там не оказывалось императорской семьи с цесаревичем. Даже влиятельный Арсеньев ничего не мог поделать. Он вспоминал: «В одно из моих частых посещений великого князя Сергея Александровича, уже перед самой Масленицей, великая княгиня попросила меня устроить танцевальный вечер, или, скорее, дневной бал для ее сестры, и… чтобы я пригласил и цесаревича. Мы с женой исполнили это с большой радостью, и бал был назначен в среду 15 февраля… Но и тут произошла интрига – в это день, несмотря на то, что день уже был взят мною и наследник обещал быть, устроили так, что в то же время был назначен спектакль у графа Ал. Шереметева, и на нем должны были быть их величества и вся царская фамилия, так что, как мне объявил князь Оболенский: „Вряд ли наследник в этот же день будет у вас“». После Масленицы наступил Великий пост, и гессенцы несолоно хлебавши отправились восвояси.

Вскоре выяснилось, что движение Аликс в сторону Ники застопорили царь с царицей. В это время стал налаживаться русско-французский политический союз, и родилась идея породниться с Францией и заодно с Испанией, а именно – поженить цесаревича на принцессе Елене Орлеанской, дочери графа Луи Филиппа Парижского и Марии Изабеллы Испанской. Девушка не блистала красотой, но считалась «воплощением женского здоровья и красоты, изящной спортсменкой и очаровательным полиглотом», как написала о ней американская газета «Вашингтон пост».

Гессенцы уехали, взаимоотношения Аликс и Ники перешли в сферу переписки, проект «Царица» пришлось временно заморозить.

А тем временем развлечения продолжались. С прошлого года друг и брат Костя, у которого уже родился второй сын Гавриил, сделался владельцем одного из роскошнейших зданий Петербурга – Мраморного дворца на Миллионной. И в этом дворце он стал устраивать спектакли. На Масленой неделе 10 и 14 февраля здесь состоялся режиссерский дебют 25-летнего актера Константина Алексеева, сына одного из богатейших людей России. Он ставил популярную тогда пьесу Петра Гнедича «Горящие письма», и одну из ролей, морского офицера, очень хорошо исполнял великий князь Сергей Александрович. С этой премьеры началась громкая режиссерская карьера Алексеева, взявшего себе сценический псевдоним – Станиславский. Да и генерал Романов вполне мог и дальше идти по актерской линии, судя по тому, что и в ближайшем будущем не собирался уходить с подмостков.

Вот уже и пять лет промелькнуло совместной жизни Сергея и Эллы. А детей нет как нет. И лютеранка не спешит перейти в Православие, даже после такого паломничества, какое состоялось в прошлом году.

Один брак пока не склеился, зато летом 1889 года совершилось бракосочетание Павла и Александры. Свой медовый месяц они проводили в Ильинском, обосновавшись в гостевом флигеле «Не чуй горе», о чем Сергей писал Константину: «Мы поживаем очень хорошо, так хорошо, что остается только Господа благодарить в умилении души. Давно я не проводил такого чудесного лета; все вторит внутреннему настроению – погода восхитительная все время. Встаем рано, ложимся не поздно. В лесах пахнет смолой и земляникой, а с полей веет душистым сеном, чувствуешь себя далеко от пошлости людской… Молодые воркуют в „Не чуй горя“ – на них не налюбуешься».

Павлу-то лучше, у него жена изначально православная. По-видимому, эту грустную мысль Элла почувствовала, когда состоялась свадьба младшего брата мужа и греческой принцессы.

И она решилась. После свадьбы своего деверя она впервые сказала Сергею, что думает о переходе в Православие. Но перед этим хотела бы «по-настоящему хорошо знать его религию, чтобы все видеть открытыми глазами» – так она описала это летнее признание в письме к отцу, но спустя целых полгода, 14 января 1891-го.

А тем временем шло очередное счастливое ильинское лето. «Дорогой Саша, хочется написать тебе несколько слов… о нашем житье-бытье в дорогом Ильинском. Я не знаю, как благодарить тебя за разрешение провести здесь лето – если бы ты знал, как жена и я, мы глубоко наслаждаемся жить друг для друга в тиши и спокойствии! Лето здесь на диво… температура держится ровная и приятная, перепадают иногда дожди, бывают грозы, но они ничего не портят. Часами сидим с женой на ее балконе или катаемся с нашим маленьким обществом и ходим искать грибы… Молодые блаженствуют в „Не чуй горя“… Наш новый дом в Усово подвигается довольно успешно – забавно следить за ним; очень часто там под липами мы пьем чай после усердного хождения».

Дом в Усово – это дворец, который Сергей Александрович построил в непосредственной близости от Ильинского. Сказочно красивое здание в англо-готическом стиле, облицованное камнем и белым кирпичом, с черепичной крышей, с обширным зимним садом, представляющим собою полностью остекленный объем. В подвалах предусматривались обширные винные погреба.

В наше время здесь знаменитая Рублевка, и Ильинское, и Усово недоступны для посетителей, ими владеют весьма высокопоставленные владельцы. Заодно в усовских подвалах выпускается коньяк «Усовский», один из лучших, производимых в России.

Лето сменилось холодной осенью, в один из дней разразилась страшная буря, повалившая в одном только ильинском парке более двухсот деревьев. Сергей и Элла откровенно горевали по этому поводу. Знали бы они, какие чудовищные бури предстоят, сколько будет не деревьев повалено, а людей!

Ну а пока в стране сохранялась относительно спокойная ситуация, мало что предвещало скорые губительные бури, и Элла беззаботно писала императрице: «Душенька Минни! Вместе с наилучшими пожеланиями отсылаю тебе несколько строк с новостями из нашего милого деревенского дома. Прежде всего я должна рассказать о Павле с Аликс, которые счастливы и веселы, как и положено страстно влюбленной парочке; они так уютно устроились в своем домике, утопающем в герани – словно большой букет. Когда мы приехали, то сделали им визит, а с тех пор не были, чтобы они могли насладиться часами досуга наедине. Мы обедаем вместе, потом отправляемся на прогулку в экипаже, делаем визиты соседям или собираем те немногие грибы, что можно отыскать, и пьем чай в Усово. Потом они вдвоем проводят время до обеда, а Серж читает мне, пока я рисую красками. Ужинаем в 8 и, если хорошая погода, катаемся на лодке по реке или играем в восемь рук. В последнее время по вечерам стало прохладнее, и, слушая чтение мсье Лакоста, мы все занимаемся вырезанием из бумаги, а потом пьем чай в большой столовой… Видели удивительное и увлекательное зрелище: американец Леру взлетел на воздушном шаре и спустился на им же изобретенном парашюте. Красиво, но ужасно волнительно, особенно в первую минуту, когда он падает из корзины, а парашют еще не раскрылся». Милые и безмятежные деньки! Строилось Усово, в Ильинском установили гигантские шаги, и генеральше Элле страшно нравилось на них кататься. Упомянутый Лев Федорович Лакост являлся учителем Сергея по французскому языку и читал в Ильинском вслух французские книги. Традиция чтения вслух свято сохранялась в царских и великокняжеских семьях. Думаю, сохранялась бы даже и после появления телевизора и радио. А Леру (Le Roux) – псевдоним прославленного воздухоплавателя Джозефа Джонсона. Он приходился родным племянником американскому президенту Аврааму Линкольну и даже присутствовал при гибели своего дяди. Бесстрашный спортсмен, он дал мощный импульс развитию парашютного спорта, или, как тогда называли, – нырянию с небес. В 1889 году судьба занесла его в Россию, где он не случайно показывал свою смелость господам Романовым, многие такие лихачи приезжали искать покровительства у щедрых русских монархов. В Ильинском его прыжок оказался не вполне удачным – Леру унесло ветром в сторону леса, и он сильно повредил себе нос, ударившись о сосну. Увы, осенью того же года унесенная ветром жизнь смельчака оборвалась в Таллинском заливе, а тело упокоилось на таллинском кладбище Копли.

Временно замороженный проект «Царица» пока осуществлялся лишь в подпитывании мечты будущего царя о сестре Эллы. Из Ильинского Элла писала Николаю: «Знаешь, что я слыхала: если хорошо помолиться в храме, который будут освящать, Бог услышит твою молитву. Так вот, в Иерусалиме и во дворце у Павла я так глубоко молилась за вас обоих, чтобы вы соединились в любви друг к другу, к Нему и Его благословениям… Бог даст, все будет хорошо. Вера и любовь добьются своего; если они есть – к Богу и друг к другу, – то все к лучшему». Между тем, младшей сестре исполнилось 16, а ее будущему мужу 20, и они вполне могли быть уже помолвлены, а затем и повенчаны. Но пока все оставалось в подвешенном состоянии.

А неудавшийся жених Эллы вот уже год как являлся германским кайзером – взбалмошный Вилли сделался Вильгельмом II, но не перестал быть взбалмошным, что, увы, никому не шло на пользу, даже великий Бисмарк, не ужившись с этим субчиком, ушел в отставку. На Эллу новый кайзер затаил обиду и мстил тем, что охотно распространял откровенную брехню, сочиняемую о ее супруге.

Зимой 1889–1890 годов генерал Романов решил показать всем, что его офицеры не только умелые вояки, готовые хоть сейчас в бой с любым врагом, но и не чужды искусству, могут явить себя в качестве отменных актеров.

Эрмитажный театр – стариннейшее из зданий Зимнего дворца, шедевр архитектора Кваренги. В эту зиму в нем проходили репетиции спектакля по пьесе Алексея Константиновича Толстого «Царь Борис». Деньги на постановку выделил царь, он сам следил за исполнением обстановки и декораций, присутствовал на репетициях, даже давал советы актерам. Главную роль играл крупный российский коннозаводчик, шталмейстер императорского двора и блестящий чтец Александр Стахович. Некогда он был дружен с Гоголем и вслух читал ему его «Женитьбу» и «Ревизора», дружил со Щепкиным, подарил Льву Толстому сюжет «Холстомера». Сергей Александрович исполнял роль царевича Федора Годунова, а Павел Александрович – датского принца Христиана, жениха царевны Ксении. В эпизодах и массовке участвовали 29 офицеров Преображенского полка, в том числе и Джунковский, оставивший воспоминания о забавных эпизодах репетиций. К примеру, один их офицеров, игравший в эпизоде, где он объявляет Борису Годунову о приехавшем папском нунции, произнес: «Нанций пупский», а во время другого эпизода режиссер спектакля Сазонов воззвал из-за кулис к актеру, играющему патриарха, у которого из кармана торчала пачка папирос: «Патриарх! Спрячьте папиросы!»

Выбор пьесы может показаться странным. Для чего понадобилось именно в этом году вытаскивать на свет божий смутную историю о погубленном царевиче Димитрии, о самозванце, о царе Борисе, терзаемом совестью? Шекспировский Гамлет не случайно выбирает для постановки спектакль, в котором показано, как убивают короля, влив ему в ухо яд. Но какую цель преследовал Сергей Александрович, выбирая пьесу либерального драматурга Алексея Толстого, чья трилогия показывает, как кровь, омывающая русский престол, губит тех, кто ее пролил? Зачем нужно было ставить такой спектакль во времена, когда, казалось, Россия избавилась от смутного духа?

Здесь интересно то, кого играли братья Сергей и Павел. Сижа исполнял роль царевича Федора Борисовича, Пиц – его возможного шурина Христиана. Они появляются во втором действии, Христиан рассказывает о своей жизни, говорит о любви к царевне Ксении, и постепенно разговор сводится к тому, что Христиан, если хочет жениться на царевне, должен принять Православие. Но Христиан медлит, просит дать ему время на осмысление такого поступка. Далее все развивается в соответствии с законами трагедии, краски сгущаются и сгущаются. В финале Христиан умирает, по всей видимости, кем-то отравленный, так и не успев перейти в вероисповедание своей невесты. Быть может, тут был особый акцент, который должна была почувствовать Элла? Ведь она, подобно датскому королевичу, оттягивала и оттягивала решение о переходе в конфессию своего мужа.

Спектакль состоялся 31 января 1890 года, прошел на ура, после него в Гербовом зале подали ужин на 400 кувертов, для всех, кто принял участие в действии, и для высокопоставленных зрителей.

А вскоре в Сергиевском дворце состоялся еще один спектакль, на сей раз камерный. Актерами выступали Элла и Ники. Генеральша исполнила роль Татьяны, а будущий государь – Онегина. Помимо самой по себе забавы, это был еще и своеобразный госэкзамен по русскому языку, и Элла его сдала на отлично, выговорив всю свою роль не только с большим актерским чувством, но и без единой ошибки в произношении русских слов. Через неполные шесть лет она могла показать, что, наконец, вполне освоила язык мужа. Теперь оставалось -