Текст книги "Стамбульская мозаика"

Луна и Солнце для Михримах-султан

Как-то раз наблюдала я интересный диалог – двое людей делились впечатлениями о Стамбуле.

– А вы видели мечеть Михримах-Султан?

– Ой да, красивая, как женщина в юбке. Мы от нее потом по набережной к Девичьей башне шли…

– Чего! Какая башня? От нее до башни половину Стамбула шагать, мы жили рядом, сейчас покажу.

Дальше достаются фотографии, и два оппонента показывают друг другу совершенно разные мечети. Одна с двумя минаретами, вторая с одним, одна и правда в Ускюдаре, а вторая так сразу и не сообразить где.

И начинается диалог, который спасибо что до драки не дошел, благо происходил в интернете.

А меж тем правы оба.

Потому что мечетей Михримах-султан в Стамбуле две. И каждый раз, как заходит речь об этих мечетях, вносящих изрядную смуту в туристические сердца и ориентиры, я тихонечко улыбаюсь.

Помните, как у Булгакова?

«Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и я покажу тебе такую любовь!»

Я – не Булгаков, но я покажу вам такую любовь.

Потому что порой в этот мир приходит любовь, что вопреки всем условностям и преградам не растворяется в прошлом, не довольствуется мимолетным настоящим, но, пройдя ярким лучом сквозь людские жизни, продолжается сквозь века, озаряя своим светом все новые и новые поколения.

Эта любовь – редкость, но если она приходит, то несет в себе частицу созидающего света, ту самую божественную искру, и порожденное ею становится неподвластно времени.

Именно такой была любовь великого архитектора Стамбула – Синана.

И имя его любви было – Михримах.

Синан знал, что имя девушке дала валиде. Незадолго до рождения принцессы, она наблюдала в небе редкое явление – одновременно сияли солнце и совсем молодая, нарождающаяся луна. Так и назвали – Михримах, что в дословном переводе означало «Солнце и Луна».

Такой она и была для Синана – единственная, неповторимая, сияющая и прекрасная, озаряющая дорогу, согревающая своим светом, но далекая, как те светила в небесах, в честь которых ей дали имя.

Он не тешил себя ложными надеждами.

К чему, если правда жестока – ему пятьдесят, ей – семнадцать, он – женат, она – дочь султана, и не становятся дочери султана вторыми и третьими женами.

Могут быть лишь единственными.

Развестись?

Так ведь не факт, что Сулейман Великолепный отдаст ему, старику, в жены свою дочь. Может, посмеется только, а может, и велит казнить за дерзость и желание породниться с правящей династией.

Да и то сказать – что ей, золотоволосой красавице, выросшей в роскоши, получившей прекрасное образование, интересующийся политикой и устройством государства, деятельной и активной, может дать немолодой, хоть и известный, архитектор?

Такой ли ей нужен супруг?

Молчал Синан, и хранил свой секрет, никому не открываясь и не делясь чувствами ни с кем, кроме Всевышнего.

Одно согревало душу архитектора – пусть не мужем, не любимым, он все равно был причастным к жизни Михримах: юная шестнадцатилетняя принцесса пожелала построить в свою честь мечеть и добрым делом увековечить свое имя.

Для строительства был выбран высокий берег на азиатской стороне Босфора, в Ускюдаре, и Синан принялся за дело.

За его спиной будто бы выросли крылья. Словно не было за плечами пятидесяти прожитых лет, на одном дыхании, за рекордный срок в два года, он создал для своей недосягаемой возлюбленной изящное здание, которое призвано было сохранить в веках имя Михримах. Оно напоминает силуэт женщины в длинных юбках, которая величаво плывет над Босфором.

Старел Синан, расцветала с каждым годом Михримах, всходило и садилось солнце, окрашивая воды Босфора в золотой цвет, шли годы.

И вот в 1561 году, похоронив своего супруга Рустема-пашу, Михримах решает построить еще одну мечеть. Местом постройки обозначили Эдирнекапы, а архитектором снова был назначен Синан. Несмотря на традиции (мечети в честь членов династии Османов строились минимум с двумя минаретами) Михримах – султан велит строить мечеть с одним минаретом, ощущая себя одинокой и потерянной после смерти супруга.

Призвав на помощь все свое мастерство и искусство, Синан начал работу над проектом.

Но прежде – посетил придворного астролога, и долго сидел над картой звездного неба, что-то прикидывая и чертя на бумаге замысловатые расчёты. За четыре года он возвел в Эдирнекапы необыкновенно воздушную, кружевную мечеть, без опорных колонн, наполненную воздухом и светом, двести четыре окна которой при дневном свете, льющемся сквозь витражные стекла, создавали ощущение, будто бы стоишь в огромном хрупком хрустальном шаре. Не скупился на украшения – мрамор и гранит, перламутр и слоновая кость, красные ковры, узоры которых повторяли узоры на куполе, и тонкая, невесомая резьба.

Но главной тайной архитектора Синана было другое.

Он был умен и сведущ, этот старик. Он любил красавицу – Михримах той чистой, сильной любовью, которая вдохновила его на удивительные расчеты.

Каждый год, 21 марта, в день рождения Михримах-султан, солнце заходит за одинокий хрупкий минарет мечети в Эдирнекапы. В это же время за минаретом мечети в Ускюдаре восходит луна.

Юбка Нурбану

Восток – это Восток, и официально Османской империей никогда не правила женщина.

Однако же, неофициально женщины оказывали огромное влияние как на внешнюю, так и на внутреннюю политику, и слово их часто было решающим, перевешивая слова первых визирей и советников султана.

Одной из таких женщин, вошедших в историю, была Нурбану-султан. Как говорили о ней современники – юбка Нурбану накрыла половину Европы.

И до сих пор ученые мужи не могут прийти к единому мнению – где же родина этой женщины?

Откуда, из каких краев попала она в гарем султана?

Одни утверждают, что Нурбану имеет еврейские корни, другие полагают, что она приехала с острова Корфу, третьи же говорят, что она была черкешенкой.

А меж тем, по словам самой Нурбану, дело было так.

Губернатор острова Парос, Николо Веньер, венецианец, был страстно влюблен в знатную горожанку по имени Виоланта Баффо, и от этой страсти на свет и появилась девочка, названная Сесилией.

Кстати, Николо не стремился жениться на своей возлюбленной, так что ребенок пришел в этот мир незаконнорожденным. Но девочка счастливо прожила в Венеции до своих двенадцати лет, получая от жизни все, что положено юной девушке из знатного семейства – внимание, положение в обществе, образование и, конечно, наряды и украшения.

А потом началась третья турецко-венецианская война, и к берегам острова Парос приплыли османские корабли. Легендарный Хайр-ад-дин, более известный как Барбаросса, разорил остров, и с богатой добычей отбыл к османским берегам.

В трюме его корабля, сжавшись в грязный заплаканный комок, сидела испуганная дочь губернатора, не зная, что грязный трюм – всего лишь начало великого пути

Возвратившись домой, Барбаросса начал распределять трофеи. Отдельным пунктом для него всегда стояли подарки султану и его семье, так как именно благосклонность правителя обеспечивала пирату независимость и могущество.

Вместе с богатыми подарками самого знаменитого пирата Магриба во дворец и попала красивая юная Сесилия.

Девушка была умна.

Двенадцать лет – ребенок по современным понятиям, но взрослая, сформировавшаяся девушка по временам шестнадцатого века, ведь в 13—14 лет венецианки уже выходили замуж. Она быстро начала схватывать новый язык, присматриваться к необычному для себя укладу жизни, задавала вопросы – и получала ответы. Привыкшая к хорошей жизни, умеющая подать себя, образованная и яркая, так непохожая на покорных восточных женщин, она привлекала внимание евнухов гарема – и не только их.

Очень скоро сообразительная и расторопная девочка, получившая имя Нурбану, была отправлена в наложницы к шехзаде Селиму.

Пожалуй, самый неудачный сын Сулеймана Великолепного, он был мягкотелым, слабохарактерным и любил выпить. Любовь к спиртному быстро перестала быть секретом, и сначала во дворце, а после и за его пределами стали открыто подшучивать над шехзаде.

Да что там, даже иностранные послы, принося подарки ко двору султана Сулеймана, отправляли специально для его сына целые коллекции разных бутылок с горячительными напитками, которым он искренне радовался. Так что еще в юности к нему прилипло прозвище «пьяница» – не самое лестное имя для сына султана…

Других выдающихся способностей Селим не проявлял, но судьба распорядилась так, что именно этот безвольный и бесталанный сын в итоге был объявлен официальным наследником престола – остальные претенденты на трон либо погибли, либо были убиты, и у Сулеймана выбор был не великий.

Он отправил сына сначала в провинцию Маниса, а затем и в Конью, и всюду за ним, словно тень, следовала верная Нурбану.

Девушке было с кого брать пример: всего за 3 года до появления в гареме Нурбану случилось неслыханное, перевернувшее устои гарема – султан Сулейман официально женился на своей рабыне, там самым вознеся Хюррем на самую вершину власти. Современники по-разному относились к этому поступку, но в то же время не могли не признать очевидного – женщина была умна и достойна полученной чести.

В 1566 году Сулейман Великолепный умер, Селим взошел на трон.

И Нурбану, на тот момент уже мать четверых дочерей и одного шехзаде, любимица султана, стала ему первым советчиком.

С приходом к власти Селима отлаженная внешняя политика империи пошатнулась.

Неспособный к принятию здравых государственных решений, Селим руководствовался исключительно своими личными соображениями и начинал войны, которые заканчивались для турков позорным разгромом.

Чего только стоило нападение на Кипр, просто потому, что там… производились хорошие вина, которые султан-пьяница желал пить в неограниченном количестве.

Дальше – больше.

Во время пира некто хитрый подсунул изрядно выпившему Селиму совершенно безумный план по покорению Поволжья, итогом которого стало нападение на Астрахань и разгром турецкого флота.

Итог – султану пришлось соглашаться на мир, который предложил ему Иван Грозный, хоть этот мир был крайне невыгоден Османской империи.

Еще Селим нападал на Персию, Венгрию, Испанию, Венецию… Среди всеобщего сумасшествия и попыток собутыльников понемногу управлять империей, единственным здравым голосом в голове хмельного султана оставался голос Нурбану.

Она, как умела, останавливала своего повелителя от необдуманных, резких решений – и за это протрезвевший Селим не уставал благодарить свою любимицу, и постоянно поддерживал ее особое положение при дворе.

Конечно, такое положение вещей не устраивало визирей – влияние Нурбану откровенно мешало им манипулировать повелителем и запускать руку в государственную казну.

Надоедливую женщину следовало убрать, но как?

Аргументом против Нурбану стало то, что у нее был лишь один сын, и ушлые визири обернули этот факт в свою пользу. Они заявили, что это угрожает династии, и выдвинули требование – у Селима обязаны бывать и другие женщины, ведь династии нужны наследники.

Но надо было знать Нурбану.

Она не только не устроила султану сцен ревности, на которую так рассчитывали, но и поддержала мнение визирей, лично отобрав для своего повелителя претенденток на хальвет. С поистине венецианской хитростью и расчётливостью она выбирала женщин красивых, веселых – но глупых, которые не могли бы составить ей конкуренции.

И – расчёт оправдался.

Красавицы рожали детей, но за советом, утешением и помощью пьяница-Селим по-прежнему бежал к своей верной Нурбану, которая блестяще разбиралась как в государственных делах, так и в том, что нужно ее повелителю в конкретный момент времени: совет, утешение или же пара бутылочек хорошего вина вкупе с танцующими красавицами.

Шестеро сыновей родили ему другие наложницы, но хитростями, ласками, маленькими шагами, именно Нурбану пришла к главной цели – именно ее сын Мурад был провозглашён наследником престола. Именно ее султан осыпал золотом – ежедневное содержание Нурбану составляло 1100 акче, в то время как другие девушки гарема получали не более сорока.

Согласитесь, разница налицо.

В итоге, затея визирей с треском провалилась. Селим не только не отвернулся от Нурбану, но сделал вывод: самая лучшая, самая умная и самая полезная женщина его гарема – именно она. И в 1570 году он сделал ее своей официальной женой, последовав примеру своего отца, Сулеймана Великолепного.

Несмотря на скромную церемонию, день свадьбы озолотил Нурбану – сто десять тысяч золотом получила она вместе с титулом официальной жены.

Брак Селима и Нурбану продлился всего четыре года – 15 декабря 1574 года султан-пьяница умер, и трон наследовал Мурад III, сын Нурбану и Селима.

Тридцатилетний Мурад не интересовался государственными делами. То ли из-за того, что с двенадцати лет управлял своим санджаком, и дела надоели ему за последние восемнадцать лет, то ли просто потому, что знал – есть кому управлять страной, так для чего лишний раз забивать себе голову. Гораздо больше нового султана интересовал его гарем и развлечения, коим он и предался, оставив государственные дела на мать, беспрекословно слушая ее советы и выполняя все, что она велит делать.

И звездный час Нурбану-султан настал.

Именно ее мнение стало основой политики Османского государства.

У Нурбану было право назначать на должности и снимать с них визирей, она же поддерживала дипломатию с европейскими дворами. Например, до наших дней дошла ее огромная переписка с Екатериной Медичи, которая, в свою очередь, определяла политику Франции. Великие женщины регулярно писали друг другу длинные письма и отправляли ценные подарки.

Для укрепления своей власти, Нурбану выдавала замуж своих дочерей за самых влиятельных пашей. Эсмахан – султан выдали замуж за великого визиря Соколлу Мехмеда пашу, Шах-султан – за Хасана-агу, главного сокольничего, Геврехан – за адмирала Пияле-пашу.

Также именно Нурбану наладила внешние экономические связи с венецианской республикой, что неудивительно – она никогда не забывала о своем происхождении. Этот факт вызвал скандал с генуэзцами – но Нурбану умела гасить внешнеполические конфликты, равно как и конфликты в подвластном ей гареме.

Лишь один конфликт не смогла погасить Нурбану.

Затяжная война с фавориткой своего сына, с Сафие, привела в итоге к гибели султанши.

Но об этом в следующий раз.

В ожидании рассвета

Дрожащий свет факелов прыгает по стенам, и кажется, что в глубине коридоров кто-то шевелится, приближается, идет к ней.

И в его руках – смерть, забвение, пустота.

Краем глаза она ловит отголоски движения там, в темноте, и вздрагивает раз за разом, пытаясь гнать плохие мысли. Подходит к окну, заставляет себя смотреть на небо, туда, где светится на Босфоре лунная дорожка, где в вышине сияют равнодушные звезды.

– Дождаться рассвета, только дождаться рассвета, – шепчет одними губами, стараясь не смотреть в темноту, где снова почудилось движение.

В глубине дворца послышался чей-то голос, затем снова все стихло.

Сафие, передернув плечами, обхватила себя руками.

Дождаться рассвета – и не сойти с ума.

Липкий, противный страх туманил разум, заставлял сжиматься в комок душу, перепуганной птицей билось в груди сердце. Обостренный разум улавливал малейшие звуки – шаги девушек по коридору, чей-то обрывистый разговор в саду, где-то вдалеке раздался приглушенный смех.

Кому-то этой ночью было весело.

Но не ей.

Если все пройдет гладко, солнце нового дня принесет ей благую весть.

Если же нет – то рассвет будет равен смертному приговору.

Где-то снова засмеялась девушка, и смех этот вернул Сафие в тот день, когда она, совсем юная, четырнадцатилетняя рабыня, переступила этот порог, чтобы войти в гарем наследника трона.

Она не роптала – слишком была умна, какой смысл роптать, если тебя уже забрали из родного дома, потом продавали, как скот, на невольничьем рынке, и повезло еще, что купила знатная госпожа, а не какой-нибудь похотливый старик.

Да и Михримах-султан, что выкупила девушку, объяснила:

– Ты неглупа и красива, девочка, при должном разуме ты сможешь хорошо устроить свою жизнь.

И ожидания оправдались.

Шехзаде Мурад быстро обратил внимание на красавицу.

Пышные светлые волосы, изящный стан, огромные выразительные глаза сделали свое дело, но главным богатством девушки было не это, а изворотливый ум, благодаря которому она быстро приблизилась к султану и, очаровав его, стала понемногу вникать в государственные дела.

Мурад осыпал свою любимицу золотом, нарядами и украшениями, а еще – с удовольствием делился с Сафие своими мыслями, планами, мечтами и задумками – всем тем, что не мог рассказать никому во дворце.

Когда Мурад взошел на трон, никто не удивился, что рядом с ним всегда была она, Сафие. Жизнь складывалась удачно, но – в любой бочке меда есть своя ложка дегтя.

Для Сафие дегтем стала Нурбану-султан, мать Мурада.

Женщины не понравились друг другу с первого взгляда – Нурбану сразу углядела в девушке амбиции, жажду власти, а Сафие, надеясь, что венецианка-Нурбану протянет руку помощи своей соотечественнице, попавшей в гарем, столкнулась с высокомерием валиде и нежеланием делить власть и сына с кем бы то ни было.

Ползет по небосводу изменчивая луна, смотрит невидящими глазами за медленным ее ходом Сафие.

Луна – неверное светило, то сияет, озаряя своим светом все вокруг, то полностью уходит с небосвода, прячется, то показывается лишь наполовину, не торопясь выходить на свет и открывать всем свои секреты.

Подобно Луне и дворцовая жизнь – то ты обласкан милостью и сияешь, всем на зависть, то пытаешься выжить во тьме немилости. И хорошо, если просто казнят, а то бросят в каменный мешок да забудут на долгие годы.

Мысль о каменном мешке заставила Сафие поежиться.

Однажды перспектива оказаться в тюрьме уже маячила перед Сафие – Нурбану, надеясь избавиться от девушки, обвинила ее в ворожбе, мол, только благодаря колдовству султан не смотрит на других женщин. Четких доказательств против Сафие не нашли, но султан, под давлением матери, начал посещать и других красавиц, да так увлекся, что пришлось перестраивать гарем, дабы в нем хватило места всем новым пассиям, а также двадцати сыновьям и двадцати семи дочерям.

Сафие с достоинством приняла это поражение – но она ничего не забыла. Насмешки в гареме, снисходительный взгляд Нурбану, жгучая ревность, сжигающая душу каждый раз, как другая девушка удостаивалась милости…

Она ничего не простила.

Поэтому, когда сегодня вечером зашла в личные покои Нурбану, чтобы пожелать той доброй ночи, как того требовал этикет, и увидела, что валиде корчится на полу, отчаянно хрипит: «На помощь!» – она просто ушла.

Не стала звать лекарей и слуг, не закричала – с ненавистью она посмотрела на бьющееся в судорогах тело женщины, после чего вышла вон, сохраняя обычное, надменное выражение лица.

Осталось только дождаться рассвета.

И если Нурбану умрет, если никто не обнаружит валиде до того, как она испустит последний вздох – наступит эра Сафие.

Ее султанат.

Если же валиде помогут или она выживет сама по себе – ничего хорошего ее не ждет. Нурбану прекрасно видела ее, и не приминёт сообщить Мураду, что Сафие равнодушно бросила ее умирать… И тогда – темнота, забвение и смерть.

Но Сафие была готова рискнуть всем – положением, жизнью, честью, лишь бы избавиться от ненавистной свекрови.

С первыми лучами солнца дворец облетела печальная весть – умерла Нурбану-султан.

Мурад, искренне любивший мать, сам нес гроб с ее телом, и за траурной процессией из зарешеченного окна наблюдали полные победного торжества глаза Сафие.

Через несколько лет на трон взойдет ее сын, и власть этой женщины станет поистине безграничной.

Бейлербей моря

На пристани Бешикташ стоит небольшая тюрбе у самого берега Босфора, окна усыпальницы выходят на пролив, на крыше танцует любопытная чайка, оглядывается вокруг.

А внутри спит вечным сном тот, кого до сих пор называют «бейлербеем моря», «повелителем моря».

Что же мы достоверно знаем о жизни Барбароссы, знаменитого пирата султана Сулеймана? Немногое, но и этого хватит, чтобы понять – личность была незаурядная.

Хайреддин Хизр Барбаросса родился в семье простого гончара Якуп Бея, у которого кроме будущего пирата и повелителя морей были еще три сына. О матери же ничего не известно, история сохранила только имя – Катерина.

Вся семья жила на греческом острове Лесбос, и сыновья должны были продолжить дело отца, но все они приняли совсем другое решение и связали свою жизнь с мореходством, пустившись в странствия по морским далям.

Старший брат, Аруджа, взял шефство над младшим, и именно под его руководством Хайреддин, принявший ислам, стал одним из самых известных и опасных средиземноморских пиратов.

Слава о братьях вышла далеко за пределы страны, и эта известность помогла им заключить договор с правителем Туниса о передаче в их владение острова Джерба, на территории которого пиратская команда многие годы хранила трофейные драгоценности. Их флотилия атаковала все морские порты Средиземноморья, а в 1516 году произвела победоносный набег на Алжир, увенчавшийся захватом.

Правителем страны стал Арудж, официально названый Барбароссой Первым. Через два года владыка погиб в сражении с испанскими солдатами на реке Саладо, после чего правителем стал Хайреддин.

Турецкий падишах Селим Первый долгое время наблюдал за корсарами, а затем решил, что нужно призвать их в союзники – таких людей лучше иметь в друзьях. А сын Селима, Сулейман, которого вы все знаете как Сулеймана Великолепного, решил поступить еще предприимчивее, и ветренным осенним днем 1532 года прислал приглашение Хизру Хайреддину Барбароссе – пират должен был прибыть в Стамбул, чтобы затем принять на себя командование всем османским флотом.

Неплохая карьера для сына гончара, согласитесь.

Султан Сулейман даровал Барбароссе не только звание командующего флотом (Kaptan-ı Derya), но и наделил его одним из почетнейших титулов – титулом бейлербея. Конечно же, многие паши были против такого решения падишаха, но султан не зря оказал Хизру столько почестей – уже тогда он видел в нем прекрасного защитника Блистательной Порты.

И оказался полностью прав.

За все время службы флотоводец ни разу не подвел правителя, и всегда выходил победителем из самых сложных и опасных ситуаций. Именно благодаря Хайреддину империя Османов завоевала главенствующие позиции в Средиземном море.

О самой личности Барбароссы по запискам современников можно сказать следующее – невысокого роста, но при этом недюжинной силы, расчет и смелость гармонично сочетались в нем с добродушием и спокойствием. В ярости Барбароссу удавалось застать редко, но если уж подобное случалось, он был неумолим. Знал греческий, арабский, испанский, итальянский и французский.

Интересно, что на корабельных судах пирата никогда не трудились рабы. Хайреддин свято верил, что отдавать себя целиком и полностью в сражении умеют только вольные бойцы.

По всему выходило, что, став официально командующим османским флотом, Барбаросса должен был завязать с пиратством, но по факту он оставался корсаром до конца своих дней.

Конечно же, Барбаросса добивался всего не в одиночку, у него были верные соратники, такие, как турок еврейского происхождения Синан, обладавший уникальным умением высчитывать высоту солнца над горизонтом посредством арбалетного приклада. Также верными товарищами флотоводца были Какка Диабола, Салих Раис, Сиди Али, Пияле, Драгут и прочие. Хайреддин был скуп на дружбу, но если уж выбирал себе союзников, то относился к ним с неизменным уважением, несмотря на социальное происхождение и национальность.

Мусульманский повелитель морей скончался в преклонном возрасте, ему было уже 80 лет. На его надгробье можно прочесть надпись, которая переводится на русский язык как «Здесь покоится бейлербей моря».

И вечно сияет над ним звезда Соломона, османский знак султанов-наместников.

На протяжении многих лет корабельные суда, проходящие мимо дворца и мечети, отдавали дань памяти флотоводцу, салютуя из пушек, сейчас же моряки салютуют прославленному пирату гудками кораблей.