Текст книги "Время гона. Фэнтези, любовный роман"

Время гона
Фэнтези, любовный роман
Наталья Соколина

Дизайнер обложки Елена Снежинская

© Наталья Соколина, 2018

© Елена Снежинская, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4485-3985-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Айкен Георгиевич Гранецкий был успешным бизнесменом. Принадлежащая ему фирма с унылым и затасканным названием «Строймонтаж» занималась проектированием, строительством и отладкой испытательных стендов. Несмотря на отсутствие броской вывески на двухэтажном здании фирмы и назойливой рекламы в интернете, «Строймонтаж» был известен и имел репутацию серьёзной конторы, никогда не нарушающей принятых на себя обязательств. Проектные работы выполнялись безукоризненно, за исключением мелких погрешностей, которые немедленно исправлялись при предъявлении претензий. Сметы, прилагаемые к договорам, скрупулёзно учитывали все расходы, которые предстояло понести Заказчику. «Строймонтаж» не имел своей производственной базы и заказы на изготовление металлоконструкций размещал на предприятиях страны и за рубежом. При этом специалисты фирмы жёстко контролировали качество приобретаемых изделий и сроки поставки. Испытательные стенды фирмы «Строймонтаж» успешно применялись в автомобилестроении, на железной дороге, при разработке газовых и нефтяных месторождений, а также и в других отраслях. Оборот фирмы исчислялся многими миллионами рублей.

Хозяин, он же Генеральный директор господин Гранецкий, не соответствовал статусу миллионера. В будние дни он щеголял в старых облезлых джинсах, ботинках, забывших что такое щётка и крем и линялом джемпере с растянутыми манжетами. На работу он предпочитал ходить пешком, хотя в гараже его большого дома на окраине города стояли две машины – чёрный громоздкий джип и серебристый Porshe. Нет, конечно, на торжественных мероприятиях с участием краевых приезжих гостей он появлялся в прекрасно сшитом костюме, модном галстуке, с бриллиантовыми запонками в манжетах белоснежной сорочки. Высокий, хорошо сложенный, с аккуратной стрижкой, с белозубой улыбкой на загорелом, гладко выбритом лице, – он был неотразим. Дамы, приезжавшие с именитыми гостями, напропалую кокетничали с ним; некоторые намекали, что непрочь были бы встретиться в неформальной обстановке, тем более, что всем было известно – Гранецкий холост и невесты не имеет. Он вежливо улыбался, говорил комплименты, целовал дамам ручки, но, встретившись с ним взглядом, кокетка мгновенно утрачивала игривый настрой: карие, с желтоватым отливом глаза смотрели холодно и жёстко, а откуда-то из их тёмной глубины на женщину смотрел жестокий и равнодушный зверь. Только те, кто жили в небольшом городке Междуреченске знали: господин Гранецкий, он же Айк – волк. Оборотень, вожак стаи, единоличный правитель Междуреченска, вершитель судеб и суровый судья. Он стал вожаком в двадцать пять лет, пощадив прежнего – старого седого волка-одиночку, но убив троих, которые посмели бросить ему вызов. Сейчас, спустя девять лет, он по-прежнему был так же силён и беспощаден. Все жители Междуреченска были его стаей. Даже люди, живущие тут, безропотно признавали его власть.

Небольшой городок Междуреченск насчитывал всего двенадцать с небольшим тысяч жителей, но был благоустроен, чист и удобен для проживания. Несмотря на свою затерянность в глухой сибирской тайге и значительную удалённость от Красноярска – краевого центра, он имел неплохо оснащённую больницу, несколько школ и даже филиал одного из красноярских ВУЗов. Формально городом руководил мэр, господин Елисеев. Имелся, также, и городской Совет, состоящий из пяти нелюдей и двух человек, самых уважаемых и заслуженных. А ещё в Междуреченске успешно процветал малый и средний бизнес. Процветание было связано с удалённостью городка от краевого центра и активным нежеланием многочисленных проверяющих без острой необходимости навещать подопечные конторы. Собственных любителей взяток и вымогателей подношений вожак стаи держал в ежовых рукавицах, и немало их сгинуло без суда и следствия в тайге, а оставшиеся остерегались.

В повседневной жизни Гранецкий был добродушен и терпелив, но, несмотря на свой обычный затрапезный вид, не терпел фамильярности и, при малейшем подозрении на недостаток почтительности у обратившегося к нему, глаза Айка вспыхивали яростным жёлтым огнём, зрачки сужались, а в голосе явственно слышались рычащие нотки. Будучи холостяком, он не чурался женщин, но ни одна надолго не задерживалась в его постели. Исключение составляла красотка Лорен, молодая волчица, в человеческом обличье умная и обаятельная врач-психолог. Уже несколько лет она была по уши влюблена в Айка и многое прощала ему. Её обожание вожак принимал снисходительно, иногда приглашал её в ближайший ресторан, а затем в свою постель. Лорен знала, что он надеется встретить свою пару, но этого пока не произошло. В поисках той, единственной, он даже ездил в Германию и Францию, где тоже имелись крупные общины оборотней-волков, но поездки окончились ничем. Жизнь оборотней, как и их диких лесных сородичей, тоже имела эту неприятную сторону – крепкую счастливую семью они могли создать только со своей парой. Нет, в отличие от лесных волков, они вполне уживались просто с понравившейся женщиной, как и наоборот, но смутная тоска по той, единственной, преследовала оборотня всю жизнь.

***

С приближением весны наступало тяжёлое время для всех, кто имел в своей крови частичку зверя. На две недели закрывались фирмы, сокращался рабочий день в магазинах, семейные пары запасались продуктами и закрывались в домах и квартирах, улицы пустели, а женщинам становилось опасно появляться на них вечерами.

Городской Совет не раз ломал голову над тем, как нивелировать отрицательные последствия гона для города, но так ничего и не придумал. Были лишь выданы рекомендации разбавлять коллективы оборотней чистокровными людьми. Но эти пожелания не имели смысла, потому что и так люди и волки работали бок о бок в фирмах и магазинах, в полиции и школах. Именно люди удерживали на плаву хозяйственную жизнь города, когда наступало время гона, и оборотни стремительно утрачивали человеческий облик. При этом изменения касались не столько внешнего вида, сколько внутреннего состояния. Самый могучий и яростный, инстинкт продолжения рода брал верх над человеческим разумом, подавлял его и две недели в году город содрогался от волчьего воя. Лужи крови на улицах по утрам свидетельствовали о свирепом ночном бое самцов за волчицу. При этом совсем необязательно, что она являлась парой одного из них. Волки дрались, потому что кипела кровь, и им хотелось совокупляться с каждой, которая была свободна и от которой не пахло самцом.

Последние три года период гона Лорен проводила с Айком. Они закрывались в его большом доме, и время для них прекращало свой бег.

Его экономка, проживающая у него с незапамятных времён, суровая бескомпромиссная пожилая волчица, в человеческом облике деспотичная властная тётка пятидесяти лет симпатизировала Лорен и надеялась, что хозяин рано или поздно женится на ней. Хитрая красотка с восторженным выражением лица выслушивала советы и указания Марфы Петровны по соблазнению Айка и завлечению его в брачные сети. Прочтя Лорен очередную лекцию, Марфа Петровна уходила домой, поскольку имела в городе однокомнатную квартиру, купленную для неё Айком. Гон остался для неё в далёком прошлом, о котором она вспоминала с неизменной ностальгией. Но предварительно она два дня варила, пекла и жарила, а также забивала большой холодильник продуктами, преимущественно мясом.

На самом деле Лорен очень сомневалась, что обожаемый ею вожак стаи когда-либо сделает ей предложение. В самом начале их знакомства, предлагая ей приятно провести время, он чётко и недвусмысленно предупредил: она ему нравится, но он не потерпит разговоров о браке, потому что не чувствует в ней своей пары. Ей не нужно надеяться также и на то, что у них может случиться сцепка и, как результат, её беременность. Он никогда не допустит этого.

Лорен не могла забеременеть против его воли, потому что он не желал сцепки. Она считала это действо довольно неприятным, хотя сама не испытывала его ни разу. Симбиоз двух сущностей привнёс в сексуальную жизнь свои особенности. Даже в человеческом обличье оборотни практиковали сцепку. При этом самец сильным напором пениса открывал матку самки и проникал внутрь. Его член резко увеличивался в размерах и оставался в таком состоянии некоторое время. Извлечь его он не мог. Постепенно, после нескольких семяизвержений, эрекция спадала, и сцепка прекращалась. Результатом этого была, как правило, беременность.

В период гона оборотни – самцы почти утрачивали контроль над своей звериной сущностью. Те, у кого не было подруги, уходили в леса, благо тайга подступала к самым окраинам Междуреченска. Оборотни – самки чувствовали себя немного лучше. Женщины вполне контролировали своих волчиц, невзирая на зов инстинкта. Они тоже уходили в тайгу, желая отдохнуть от условностей человеческого бытия и втайне надеясь на встречу с тем, единственным. Хотя население Междуреченска не страдало охотой к перемене мест и все друг другу были известны, всё же, время от времени, кто-то уезжал, а иногда городок пополнялся новыми жителями, приехавшими из таких же общин оборотней-волков Дальнего Востока, Урала или центральных областей.

Волчицы с удовольствием мчались по лесным тропам, а за каждой из них, выстроившись друг за другом, бежали волки. Иногда звери останавливались, и самцы, окружив самку, выжидательно смотрели на неё. Но лишь один из них становился её избранником.

Все, кому было положено знать о существовании странного населения Междуреченска, знали и привыкли относиться к этому явлению спокойно. Городок не доставлял хлопот районным властям: налоги платились вовремя, проявлений криминала не было вовсе, а самое главное – на совещаниях у Главы районной администрации мэр Междуреченска тихонько сидел в задних рядах и никогда не вылезал со слёзными просьбами отремонтировать больницу или школу, дорогу или теплотрассу. Не жаловался он и на нехватку средств в городской казне. За это его очень любили все районные чиновники и всегда приветливо ему улыбались и пожимали руку без опаски нарваться на попрошайничество.

О времени гона у жителей Междуреченска в районе тоже знали. Хотя он, как правило, наступал в первых числах марта, мэр обязательно звонил соответствующему чиновнику в райцентре Демидово, предупреждая. После этого немедленно отменялись все автобусные рейсы в Междуреченск, а автобусы до Малой Ветлуги, посёлка в пятидесяти километрах после волчьего поселения, пролетали поворот на карантинный город на приличной скорости.

***

Этой весной Айк не находил себе места. Он тоскливо думал о предстоящих днях, проведённых в постели с Лорен. Собственно, нахождение в постели как раз было явлением нечастым. Две недели он бешено, с небольшими перерывами на еду и сон, совокуплялся с обнажённой женщиной независимо от того, где они находились, был ли это кухонный стол, кресло в гостиной, ванная или ковёр на полу в прихожей. Краем сознания он отмечал синяки и укусы на нежном теле, припухшие губы и соски, а то и вовсе звериный оскал не то на женском лице, не то на морде волчицы.

Они доводили друг друга до изнеможения и падали без сил, засыпая. Но уже скоро Айк наваливался на неё, полусонную, грубым толчком входил во влажное горячее лоно и рычал от наслаждения и не мог насытиться…

Но Лорен он не любил. Когда заканчивался гон, и жизнь возвращалась в нормальное русло, Айк долго не мог заставить себя ей позвонить. Даже её голос был ему неприятен. Женщина знала об этом, но сделать ничего не могла.

Февраль заканчивался, и Айк решил: он больше не притронется к Лорен. Она надоела ему приторной покорностью и уступчивостью, готовностью выполнять его прихоти. Его раздражал её постоянный заискивающий взгляд, следующий за ним, когда они оставались наедине в его доме. При этом он прекрасно знал, какой резкой она бывает с другими. Возможно, он уйдёт в лес, как другие волки. Сумасшедший бег по дремучей тайге, где не ступала нога человека, измотает его, лишит сил и притушит бешеное, туманящее разум желание обладать самкой и отдаваться ей.

Глава 2

Соня Рубцова была домашней девочкой. Она любила читать и терпеть не могла интернет за лживость, чернуху и назойливую рекламу. Ещё год назад девушка жила с родителями в одном из старых кварталов Красноярска, не слишком далеко от центра, но в отдалении от толчеи и шума большого города. Она хорошо училась в школе, но в отличницах не ходила. В её аттестате не было троек, и Соня легко поступила в институт. Её мама, Анна Витальевна, была главным бухгалтером в крупной солидной фирме, а папа, Михаил Иванович, преподавал в одном из ВУЗов города. Родители ненавидели всяческую протекцию и их дочь тоже, поэтому Соня сдала документы в институт, где не знали её отца. Никто не сомневался, что она будет поступать на бухгалтерский учёт. Так оно и вышло. Она и в институте оставалась той же скромницей: редко участвовала в студенческих вечеринках, много занималась и ни разу ни одно свидание у неё не зашло дальше поцелуев в подъезде. И не то, чтобы она не нравилась парням: среднего роста, русоволосая, с чёткими дугами бровей над ясными серыми глазами, глядящими на мир доверчиво и открыто. Черты лица девушки тоже не отталкивали: хорошей формы носик, улыбчивые розовые губы с чуть полноватой нижней, мягкий подбородок и стройная девичья шейка. Несмотря на дружеские отношения со своими сокурсницами, она втайне не одобряла их лёгкие, ни к чему не обязывающие связи с парнями. Сама Соня считала, что иметь интимную близость можно лишь с тем, кого любишь и кто любит тебя.

***

У девушки была единственная подруга, Аллочка Туманова, с которой они дружили с первого класса. Аллочка являлась полной противоположностью Соне, и окружающие только дивились их дружбе. Во-первых, подруга была красавицей. Самой настоящей блондинкой с густыми, вьющимися, отливающими золотом волосами, с огромными голубыми глазищами, пухлыми яркими губками, точёным аккуратным носиком, фарфоровой кожей и идеальной фигурой. Во-вторых, она была двоечницей. Соня помогала подруге, как могла: подсказывала на уроках, давала списать и даже пыталась объяснять пройденное на уроке. Но Аллочка начинала зевать, её глаза становились стеклянными, и Соня понимала, что мысли её далеки от изучаемого материала. Только благодаря тому, что учителям не было дела до успехов или неуспехов учеников, она кое-как закончила среднюю школу. И, в третьих, Аллочка была хамкой и оторвой. Возможно, сыграло роль её воспитание, а вернее, отсутствие оного. Отец Аллочки рано бросил их с матерью и ни разу не вспомнил о существовании дочери. Распад семьи подкосил мать, Нину Сергеевну. Она стала выпивать. Стремясь доказать окружающим, что она ничуть не хуже всех прочих женщин и её тоже любят, она стала встречаться с мужчинами, а совместная выпивка этому очень способствовала. Вскоре её уволили с работы, и Нина Сергеевна перебивалась случайными заработками. Иногда в её жизни появлялись мужчины, которые задерживались на несколько месяцев. Тогда она бросала пить и замечала свою красавицу-дочку. Полная раскаяния, она клялась, что «завязала» и никогда больше не притронется к выпивке. Но проходила неделя – другая, и Аллочка с матерью возвращались к прежней жизни: очередной кавалер уходил, работы не было, долги за квартиру росли, а из еды была лишь одна картошка.

Девушка рано узнала об интимных подробностях отношений мужчины и женщины, да и сожители Нины Сергеевны не раз пытались склонить её к более близкому знакомству. Так что Аллочке пришлось научиться посылать матом неприятных ей людей.

Она постоянно влюблялась, но парни, после двух – трёх встреч с ней, также постоянно её бросали. Она искренне недоумевала и жаловалась Соне, что ей не везёт на мужчин.

В интимные отношения она вступила рано, в старших классах, и с удивлением рассказывала подруге, что никакого удовольствия, как это описано в книжках, и близко не испытывает. Возможно, ей попался не тот парень, что нужен. И громко, не обращая внимания на присутствующих, обсуждала размер половых органов бывшего любовника

Соня ужасалась, но откровения Аллочки выслушивала и сочувствовала ей. Она не раз пыталась наставить её на путь истинный, пугала болезнями и беременностью, пока та, будучи уже в десятом классе, действительно не забеременела. Втайне от всех Аллочка сделала аборт и лишь из больницы позвонила Соне.

Держа подругу за руку, Соня едва сдерживала слёзы. Ей было жалко и бледную, растерянную и подавленную свалившимся несчастьем Аллочку, и не родившегося ребёнка. В тот день, у постели подруги, Соня дала себе слово, что никогда-никогда-никогда не совершит такого злодейства.

Оправившись от потрясения, Аллочка взялась за ум, уж какой был, закончила школу и поступила на курсы парикмахеров.

Соня училась в институте и редко встречалась с подругой. Однажды та приехала к ней вечером весёлая и радостная. Аллочка выходила замуж и приглашала лучшую подружку на свадьбу. К сожалению, жених жил в Ачинске, где и должно было состояться торжество.

***

Соня закончила институт с отличием, и на радостях родители подарили ей миленькую однокомнатную квартирку в новом доме. Она с восторгом гладила ладошкой кафельные стены в ванной, с балкона седьмого этажа рассматривала пока ещё не благоустроенный двор. Мама, обняв её сзади за плечи, смеясь сказала: – ну вот, теперь и замуж можно, а то мужчины теперь столько получают, что им лишь на пиво с сигаретами хватает!

Соня недовольно фыркнула: – терпеть не могу, когда от парня пахнет табаком, смешанным с пивом! Это же вонь страшная! – Мама опять рассмеялась, погладила дочь по коротким пушистым волосам:

– боюсь, ты у нас старой девой останешься, так замуж никогда и не выйдешь с твоими-то взглядами на мужчин! Где же их взять, идеальных-то, Сонюшка?

– Мама, мне не надо идеального! Пусть он будет нормальным человеком, безо всяких дурацких завихрений! Ну и хорошо бы не курил, – добавила она, – а то, знаешь, как квартира табаком пропитывается? А потом этот запах становится таким противным, когда застарелый!

Анна Витальевна вспомнила, что одна из Сониных сокурсниц недавно вышла замуж и Соня, придя со свадьбы, морщась рассказывала, что жених постоянно курит.

Мать с дочерью обсудили, что нужно купить в новую квартиру, а потом поехали домой. По дороге Соня подумала, что нужно позвонить бабушке и рассказать о подарке. Бабушку, Прасковью Агафоновну, она любила, но немного обижалась на неё, потому что она не разрешала внучке приезжать к ней. У бабушки была тайна, и сколько Соня не расспрашивала её и родителей, узнать ничего не могла. Когда девочка была маленькой, они с мамой ездили в гости к бабушке, в Малую Ветлугу. Иногда к ним присоединялся папа. Ехать было далеко, от Красноярска до райцентра Демидово двести двадцать километров, а потом ещё до Малой Ветлуги почти сто пятьдесят. Соня завороженно наблюдала, как за городом деревни и посёлки постепенно обступает лес, а потом, ближе к Демидово, лес вообще превращается в дремучую тайгу, через которую бежит узкая грунтовая дорога.

После райцентра населённых пунктов не было вообще, дорогу обступали толстенные сосны, чьи вершины терялись в вышине. Соне нравилось смотреть, как солнечные лучи пронизывают кроны исполинов, нравилось вдыхать чистый смолистый воздух, слышать в открытое окно автобуса пение птиц, звонкую дробь дятла, а иногда и видеть его самого, деловито бегущего по стволу старой сосны головой вниз.

На автостанции Малой Ветлуги их встречала бабушка, полная, улыбчивая, пахнущая свежевыпеченной сдобой. К приезду дочери и внучки Прасковья Агафоновна всегда пекла сдобные пироги с лесной ягодой, расстегаи с озёрной или речной рыбой – толстыми жирными линями, тающими во рту хариусом и сигом. Они шли в её большой добротный дом, сложенный из толстых брёвен, меж которых был проложен мох. Высокий глухой забор с тесовыми воротами и калиткой – всё было крепким, основательным. В доме имелась всего одна комната, светлая, большая, с побелёнными стенами, круглой печкой-«голландкой», широкими крашеными половицами, устланными домоткаными пёстрыми половиками. Окна выходили на две стороны, а под ними располагались лавки. Ещё имелись две железных кровати с высокими перинами и горами подушек под кружевными накидками, большущий круглый тяжёлый стол, покрытый вышитой скатертью. Вокруг него располагались стулья с плетёными гнутыми спинками и жёсткими сиденьями. Массивный комод с множеством ящиков и ящичков утвердился в углу, а в другом углу стояла высокая трёхногая этажерка с десятком потрёпанных книжек и множеством фарфоровых собачек, слоников, овечек и танцующих селянок. Сама бабушка спала на кухне, на кровати, что пряталась за громадной русской печью с очагом. Соня любила взбираться по приставной лесенке на печь. Там было темно и таинственно. Старые тулупы, которыми бабушка застилала нагретые кирпичи, пахли овчиной и кошкой. Кошка, кстати, тоже любила сидеть на печи, поглядывая вниз, на людей.

Поездки прекратились, как только Соня подросла. Мама не стала брать её с собой, да и сама ездила редко. Зато бабушка, несмотря на возраст, стала бывать у них чаще. Поездки тяжело давались ей, но она упорно не желала видеть Соню в своём доме. Девочка скучала по Малой Ветлуге, по бабушкиному дому и пирогам, а Прасковья Агафоновна гладила её по русой головке и непонятно говорила: – не надо тебе к нам приезжать, родная, плохое у нас место.

Соня недоумевала: – почему плохое? Наоборот хорошее: река, лес рядом! Мне нравится!

– В том-то и дело, что лес, дитятко. Волки в лесу-то.

Мама многозначительно смотрела на бабушку предостерегающим взглядом, а Соня не отставала: – так волки же летом не нападают! Я читала, они, наоборот, сами от человека убегут, потому что сытые. Да и в лес я одна не хожу, а всегда с девчонками! – У Сони в посёлке имелись подруги, её ровесницы, две смешливые конопатые сестрички, которые всегда радовались её приезду.

– Эх, Сонюшка, нападать-то не нападают, а по посёлку ходят, да присматриваются, – бабушка вздохнула и завела с мамой разговор о том, что ей надо прикупить до отъезда, оставив Соню гадать, как могут волки разгуливать по посёлку и рассматривать людей.

***

После института у Сони даже передохнуть не получилось. Ещё перед защитой диплома к ней подошёл солидный дядечка и предложил работу. Она растерялась, не зная, что ответить, а он снисходительно пояснил, что любая уважающая себя компания загодя присматривает себе сотрудников в ВУЗах, отбирая наиболее перспективных.

Соня была польщена, но, так как считала себя уже взрослой, попросила времени на раздумья, тем более, что впереди ещё диплом. Дядечка усмехнулся и оставил ей свою визитку.

Вечером Соня рассказала родителям о предложении, и мама подтвердила, что компания ИнвестЭнерго действительно существует, а Кривошеев Геннадий Павлович действительно занимает должность заместителя Генерального директора по кадрам. Она посмеялась, что Соня заинтересовала такую значимую личность, а потом серьёзно сказала, что да, действительно, с некоторых пор крупные фирмы присматривают за способными талантливыми студентами, и если за время учёбы они стабильно показывают хорошие результаты, им предлагают работу в фирме.

Вот так Соня, через два дня после получения диплома, стала одним из десятка бухгалтеров компании ИнвестЭнерго с очень неплохим окладом и перспективой в ближайшем будущем подняться выше по должностной лестнице.

От Аллочки иногда приходили письма – восторженные, с массой грамматических ошибок. Она наслаждалась новым для неё статусом семейной женщины и требовала от Сони подробно расписать способ приготовления борща, который варила Анна Витальевна.

Муж подруги, Володя, не работал, «временно, пока не найдёт работу по душе», – как писала Аллочка, так что жили они на зарплату парикмахера. Володя был свободным художником, мечтал о персональной выставке и написал уже несколько портретов и обнажённой натуры со своей жены. Гордилась им Аллочка неимоверно и надеялась, что, как только они накопят денег на аренду зала и проведут выставку его картин, Володю немедленно пригласят в Москву, потому что такой талант не может прозябать в сибирском захолустье.

В последнем письме подруга сообщала, что беременна, но муж немного расстроен, потому что считает, что им лучше было бы подождать с ребёнком до переезда в Москву. Тем не менее, делать аборт Аллочка отказалась наотрез, за что Соня горячо её похвалила и написала, что, когда они станут переезжать в столицу, у них будет шанс получить от Союза художников квартиру побольше, с учётом подрастающего малыша.

На самом деле Соня не верила в талант Аллочкиного мужа и считала его бездельником и захребетником, не гнушающимся сидеть на иждивении жены. Несмотря на молодость, она вполне обладала здравым смыслом и презирала молодых людей, как мужчин, так и женщин, ведущих паразитический образ жизни, живущих одним днём и не имеющих серьёзной профессии, способной прокормить. А в талант Володи она не верила потому, что восторженная Аллочка прислала ей фотографии нескольких картин мужа. Это были пейзажи окрестностей Ачинска, а также портреты людей. Обнажёнку с подругой она родителям не показала, а над другими картинами они посмеялись, и мама, с присущей ей прямотой и резкостью сказала: – мазня! Бездарная аляповатая мазня! Ему только фасады зданий красить.

Естественно, Соня Аллочке ничего не написала, а постаралась подбодрить её, в душе жалея, что той опять не повезло с мужчиной.

***

Своей жизнью Соня была вполне довольна. Работа в бухгалтерии не угнетала её однообразием, к этому она была готова. Наоборот, ей нравились стройные ряды цифр, отражающих хитросплетения хозяйственных операций, их упорядоченность и строгость. Ей нравился коллектив бухгалтерии, доброжелательно принявший молодую коллегу. Она решила, что будет копить деньги на машину, и родители поддержали её, пообещав добавить денег, если ей немного не хватит. Иногда она подумывала о том, что её жизнь несколько пресновата, и в двадцать четыре года не мешало бы обзавестись семьёй. Однако Соня даже с некоторой неприязнью прикидывала, смогла бы она ежедневно терпеть в своей квартире какого-то постороннего мужчину, который бы подолгу занимал ванную и туалет, требовал чистую рубашку и носки и, о, ужас! – спал с ней в одной постели, дышал ей в лицо и бесстыдно трогал её. После таких мыслей она содрогалась от омерзения и решала, что развеяться вполне можно и с коллегами по работе, отправившись вместе с ними в театр или на концерт. Её часто приглашали в гости к бывшим сокурсницам, с которыми у неё сохранились добрые отношения. Правда, большинство из них были уже замужем, но Соня не кокетничала с их мужьями, спокойно, ровно и приветливо относясь ко всем, так что её не опасались и охотно предлагали съездить на пикники или повеселиться в праздники. При этом приятельницы, как правило, лелеяли надежду познакомить очередного родственника или просто «хорошего человека» с милой, несклочной, умной девушкой, симпатичной и не зазнайкой.

Эти попытки Соня легко обнаруживала, но не обижалась, а внутренне смеялась над доброхотами. Среди представленных ей мужчин встречались неплохие люди, но ничто не могло поколебать безмятежное течение её жизни.