Текст книги "Время гона. Фэнтези, любовный роман"

***

Уже два часа большая чёрная машина, замершая неподвижной угрозой, мозолила глаза жителям окраины Малой Ветлуги.

– Девчонка таки сбежала, – хмыкнул Айк и, хлопнув дверцей, не спеша направился к известному дому. Жанна лишь ойкнула и прикрыла ладонью рот, когда увидела его в открытой ею калитке. Он аккуратно отодвинул её и вошёл в дом, остановившись в дверях, ведущих в комнату, ровно спросил: – когда она уехала? И на чём?

Прасковья Агафоновна прищурилась, насмешливо сказала: – здравствуй, Айк. Тебя родители не учили здороваться со старшими?

– Здравствуйте, Прасковья Агафоновна, – усмехнулся он, – так когда, всё-таки, уехала Соня?

– Не догонишь, вожак, мою девочку. Вчера она уехала, теперь уж в Красноярске. – Соня с Димкой уехали рано утром, но пожилая женщина сочла, что незачем Айку об этом знать, а то ещё пустится вдогонку да и перехватит внучку в Демидово, потому и сказала, что вечером она уехала.

– А Жанна где была?

– А Жанну я домой отправила, детей проведать.

– Конспираторы, – дёрнул уголком рта Айк, тяжело опустился на стул, – проклинаете меня, Прасковья Агафоновна? – подняв голову, посмотрел на неё наливающимися янтарным светом глазами, сжал зубы, на скулах выступили пятна.

– Ты на меня, волчара, зубами-то не скрежещи, не боюсь, знаешь ли. А вот за то, что ты натворил, спросить с тебя хочу. Ты почто на свой струмент управы не нашёл? Моя бы воля, так топором бы его тебе отрубила, чтоб девкам жизнь не калечил, щенок паршивый!

Айк захохотал, откинув голову. Отсмеявшись, сказал, всё ещё улыбаясь: – не надо у меня инструмент рубить, Прасковья Агафоновна, он мне ещё пригодится. Да и не калечил я девкам жизнь, с Соней вот только неладно получилось. – Опустив голову, потёр лицо ладонями и серьёзно посмотрел на женщину: – ваша правда, не справился я с волком, обезумел. Соня-то моей парой оказалась. Я её искал лет десять, кажется, где только не был, всю Европу объехал, а она была рядом. Я жениться на ней хочу, чтоб всё было по закону, чтоб она рядом со мной во главе стаи стояла, только вот… не нужен я Соне, я ей о своей любви говорю, а она отворачивается, поцеловать себя не позволяет, да и в постели сдерживается, на мои ласки не отвечает. Помогите мне, Прасковья Агафоновна, уговорите Соню простить меня и согласиться на брак со мной! Вы ведь знаете – волки однолюбы и преданные супруги. Я сделаю всё, что она хочет, всё, что пожелает, лишь бы она была со мной. – Айк с надеждой смотрел на собеседницу, а она, пожевав губами, задумчиво проговорила:

– не знаю, парень, не знаю… Неплохой ты, вроде, самостоятельный, непьющий, – он насмешливо фыркнул при этих словах, – но уж больно неладно ваше знакомство началось. Накричалась, поди, моя ласточка, наплакалась бедная, да повредил ты ей, наверно, внутри-то, когда первый раз ломился без ласки да уговоров. А теперь вот о любви заговорил, только Сонюшка в тебе насильника видит!

– Айк понурился, тяжело сказал: – я всё залечил. Языком проверил, чтобы нигде малейшей ранки не осталось. Ножки был готов целовать, чтоб простила, поняла, поверила. Волчат убил, которые языками лишнего о ней болтали, а всё равно говорит: «ненавижу тебя»… Не знаю, что делать, как её вернуть…

– Охо-хо, обедать, однако, пора. Щи с кислой капустой будешь есть?

– Буду. А мясо там есть? – он слегка улыбнулся.

– Стала бы я волка травой кормить! – фыркнула Прасковья Агафоновна. Давай, помоги Жанне на стол здесь, в комнате, собрать, да таблетку вон мне подай и воды принеси, запить. Расстроил ты меня, Айк, опять сердце жмёт, как в тисках.

Испуганно косясь на страшного гостя, Жанна ног под собой не чуяла, собирая на стол в комнате, около кровати Прасковьи Агафоновны. Сама с ними обедать категорически отказалась, сославшись на то, что перекусила раньше и затаилась за печью, на кровати, где раньше спала хозяйка.

Айк с аппетитом съел полную тарелку наваристых щей с большим куском мяса, от пирожков с морковью отказался: – спасибо, Прасковья Агафоновна, не дали помереть голодной смертью, а вот пирожки я не буду, не люблю. – Та хмыкнула, но настаивать не стала. Айк унёс тарелки на кухню, выпил свой чай и опять подсел к кровати женщины: – так вы поговорите с Соней? Я не знаю, что ещё нужно женщине? Чтоб муж любил, чтобы не изменял, чтобы в деньгах недостатка не было, жильё хорошее, дети здоровые… Что ещё, Прасковья Агафоновна? Что ей нужно, чего нет у меня? – он смотрел на неё выжидающе и требовательно, а в глазах плескались отчаяние, неуверенность и, кажется, чуть-чуть, самую малость, – надежда.

Она отвела взгляд от его лица, сурово сказала: – не люблю я вас, вашу породу. Хоть по обличью вы люди, а всё одно чужие, непонятные. – Он пожал плечами, усмехнувшись, но промолчал. – Да и не за что мне вас любить-то. Сначала мужа убили, теперь вот внучке жизнь изломали.

Айк нахмурился, недовольно сказал: – вашего мужа убили, так ведь и он убил многих. Сколько лет-то прошло? Больше сорока? Мы не виноваты, что уродились такими, двуликими. Может, и рады бы стать чистокровными людьми, да это от нас не зависит, так что мы принимаем всё, как есть. А Соня… я хочу, чтоб она счастлива была, поверьте. Да и мне без неё не жить. Сегодня всю ночь по дому да по саду метался, места себе не находил, всё о моей малышке думал.

– Хм, а грымза-то твоя где? Неужто одного тебя оставила?

– Марфе Петровне я велел пока не появляться, – он улыбнулся на «грымзу», – они с Соней поссорились, когда меня не было дома. Я думаю, моя хорошая сама решит, как быть с домоправительницей. Пусть и уволит – мне всё равно, лишь бы Соня ко мне вернулась.

– А о том что нужно молодой женщине кроме мужа, детей и денег, ты бы лучше её спросил, Айк. Она ведь институт закончила, работает, мечтает о чём-то, наверно, а не только о том, чтобы в четырёх стенах запереться да света белого из-за кастрюль да грязных пелёнок не видеть. Спрашивал ты её, что она хочет?

Он хмыкнул: – спрашивал. Ей больше всего хотелось меня в тюрьму посадить.

– А, ну это-то само собой, – пожилая женщина откинулась на подушки, и мужчина видел, что она побледнела. Он поднялся: – поеду я, Прасковья Агафоновна, поправляйтесь. – Она остановила его:

– Жанну-то сейчас заберёшь или уж она завтра уедет, с мужем?

– Он улыбнулся: – уедет, когда вы поправитесь. И не вздумайте ей платить, она знает, что получит деньги, когда вы на ноги встанете.

Он повернулся и пошёл к дверям, но остановился, когда услышал тихое: – Айк, я не буду Сонюшку уговаривать, жалко мне её. А ты поезжай, в гостинице поживи, что ли, поухаживай за ней. Парень ты видный, если не будешь торопиться, авось она тебя и простит. Да про любовь чаще говори, от вас, мужиков, не дождёшься, чтобы сказали, что любят. Вроде женщины сами должны догадаться!

– Спасибо, Прасковья Агафоновна, я завтра же и поеду, только с делами с утра разберусь. – Вернувшись в комнату, он подошёл к кровати и, наклонившись, поцеловал у женщины руку.

Глава 12

Соня едва дождалась, когда автобус подрулил к автовокзалу Красноярска. По дороге она обнаружила, что в сумочке лежит мобильник, но, увы, он так и остался разряженным. У бабушки она не догадалась заглянуть в сумочку, так велико было напряжение, так быстро нужно было что-то решать. Ещё ночью Прасковья Агафоновна позвонила дочери с мужем, и Соня слышала, как плачет от радости мама и что-то торопливо говорит отец. Собственно, лишь сейчас, когда стало ясно, что побег удался, возбуждённо-лихорадочное состояние стало отступать. Она так торопилась, что едва не оставила в багажном отсеке автобуса свою дорожную сумку. Ещё немного и она звонит в дверь, не в силах тратить время на поиски в сумочке ключа.

Родители были дома, ждали её. Видать, как-то решили вопрос с работой. Мама вскрикнула и обняла Соню, плача, что-то шепча, торопливо ощупывая её и лихорадочно целуя. Папа, как-то подозрительно заморгав, отвернулся, пряча глаза и приговаривая: – Аня, Аня, успокойся пожалуйста, всё кончилось, всё прошло, наша девочка нашлась. Дай Соне войти, ты ей дверь загородила!

– Ну да, – угрюмо подумала девушка, – всё только начинается! Айк видел мой паспорт, значит, не сегодня-завтра он заявится ко мне на квартиру.

Все втроём они сидели на диване, и Соня держала родителей за руки. Она не знала, как начать свой рассказ, и родители поняли её смущение. Обняв, напоследок, дочь ещё раз, Михаил Иванович встал: – Сонюшка, ты пойди, искупайся с дороги, а мы с мамой на стол будем собирать, время-то обеденное. – Она обрадованно вскочила, побежала в свою бывшую комнату за бельём и полотенцем, с жалостью подумала, как сильно похудели, осунулись родители, а у мамы в волосах появилась ещё одна седая прядка.

За столом говорили… ни о чём. Соня видела, что родители боятся коснуться больной темы, не знают, как к этому подступиться. Она была смущена: как рассказать отцу об изнасиловании, о днях и ночах, полных жаркого, сводящего с ума секса, об обнажённом мужском теле, сильных жадных руках и языке, бесстыдно ласкающем, исследующем её сокровенные местечки. И вовсе никак она не сможет рассказать о непреходящей тоске в его глазах, когда он украдкой смотрел на неё.

Наконец – то обед закончился. Переглянувшись с женой, Михаил Иванович сказал: – ладно, девочки, мне надо бы съездить в институт, поэтому я вас ненадолго оставлю.

Как только за ним закрылась дверь, Анна Витальевна обняла дочь за плечи и, привлекая её к себе, шепнула: – давай, ласточка, расскажи мне всё. – И Соня рассказала, порой прерываясь и плача, злясь, а иногда – со смехом. Мать гладила её по волосам, и Соня чувствовала, как дрожит её рука.

– Мама, я боюсь, что я забеременела, – она всхлипнула, – я не хочу ему… щенков рожать! Тогда он точно меня к себе увезёт!

– Когда у тебя месячные-то должны быть, ты не помнишь? – материнская рука замерла у девушки на спине.

Соня всхлипнула: – два дня назад. Но, может, это просто задержка. У меня же бывает, ты знаешь. Да и вообще, тошнить же должно, вроде, а я ничего не чувствую.

Анна Витальевна вздохнула, не желая пугать дочь: – конечно, милая, тебя бы тошнило. – Про себя подумала, что Соня, наверняка, беременна. Просто слишком маленький срок, чтобы появились первые признаки. Значит, нужно решить, как избавиться от нежелательных последствий. Она с ненавистью размышляла о том, кто разрушил спокойную жизнь их семьи. Всё же нужно посоветоваться с юристами: насколько велики шансы их семьи доказать похищение и изнасилование. Хотя, как сказала Соня, этот мерзавец – вожак стаи, значит его арест обезглавит волков и что будет потом – предсказать не сможет никто. Мать с ожесточением нахмурилась: – да хоть потоп! Нужно увезти бабушку и предупредить Главу Малой Ветлуги, а там пусть люди решают сами: или уезжать, или быть готовыми отстреливать волков.

Соню клонило в сон. Теперь, когда она была дома, девушка как-то расслабилась. Пришло спокойствие и надежда, что всё будет хорошо и она сможет забыть город оборотней и их вожака. Правда, при этой мысли нахлынула лёгкая грусть. Всё же она была совершенно уверена, что никто больше не станет смотреть на неё ТАК! Она не смогла бы объяснить, что такого было в его взгляде, отчего её тело наливалось сладкой истомой, она явственно ощущала, как его любовь, обожание и ласка обволакивают всё её существо, принося уверенность, что счастье и сама его жизнь в её руках.

Незаметно для себя, она уснула, а Анна Витальевна, с грустью глядя на бледное, похудевшее личико дочери, осторожно укрыла её шерстяным пледом. Опять вспыхнула ненависть к тому самоуверенному зверю, поставившему свою похоть превыше человеческих законов, растоптавшему жизнь девочке, никому не причинившей зла.

***

Дочь всё спала, когда приехал из института Михаил Иванович. Родители закрылись в своей комнате, и Анна Витальевна рассказала всё, что услышала от Сони. Мужчина закрыл лицо руками, его плечи вздрагивали. Жена обняла его, прижалась щекой, тихо сказала: – возьми себя в руки, Миша. Не надо, чтобы Соня видела нашу слабость. Если она беременна, мы должны решить, что делать с этим ребёнком. Думаю, необходимо поискать хорошего врача, чтобы после аборта она не осталась бесплодной. Заплатим, сколько потребуют, но он должен гарантировать благополучный исход операции.

Муж выпрямился, вытер ладонью влажные глаза, нашарил на столике свои очки и твёрдо сказал: – нет, Аня, пусть она сама решит, что делать с ребёнком. Я думаю, ни один врач не даст нам такую гарантию. Скажу тебе честно: я против аборта. А если у неё никогда больше не будет детей? Мне кажется, что ей нужно родить. Сейчас матери-одиночки встречаются сплошь и рядом, и это никого не удивляет. В конце концов, мы можем забрать ребёнка и воспитывать его сами, он ведь ни в чём не виноват. Есть ещё вариант – оставить его в роддоме, отказаться сразу после родов. Но, думаю, Соня на это никогда не пойдёт, да и мы не сможем так поступить. Так что, мать, – он вздохнул и грустно усмехнулся, – появится у нас с тобой скоро младенец.

– Миша, давай обсудим, что делать с… насильником. Сможем ли мы доказать факт похищения и изнасилования? У меня всё внутри переворачивается, когда я думаю, что эта тварь может остаться безнаказанной!

– Не знаю, муж покачал головой, – доказательств, считай, никаких. Любой адвокат камня на камне не оставит от наших доводов. Подали заявление о пропаже дочери – так нам скажут, что она сама нашлась, приехала домой. Изнасилование – где свидетели, результаты анализов. Времени-то прошло немало. Опять же скажут, что подзалетела, а теперь хочет с мужика денег содрать побольше. Знаешь, мог бы я, так кастрировал бы его, но ведь мы даже бандитов нанять не сможем, чтобы ему отплатить. Может, возьмём кредит? – он серьёзно посмотрел на жену, и она поразилась его решимости:

– ты что, на самом деле так думаешь? Ничего себе, представляешь, напишем в заявлении: цель кредита – наём бандитов для кастрации вожака оборотней. – Они оба усмехнулись, представив реакцию служащих банка.

– Мама говорит, что надо стрясти с него хотя бы деньги. Он богатый, так что можно попробовать. Но, знаешь, Миша, мне противно. Я вообще даже думать об этом не хочу.

– Да зачем нам его деньги, Аня! Пусть он ими подавится, гад! Предлагать будет – не возьмём, не то что просить! Всё же надо подумать: если не получится его посадить, то, может, нанять кого, чтобы хоть избили до полусмерти? Если кастрировать, то много запросят, а вот просто отлупить – тут дешевле, я думаю. Снимем со счёта всё, что у нас есть, авось, хватит…

– Ох, Миша, представляешь, о чём мы, интеллигентные люди, говорим? Не на закон полагаемся, а на полном серьёзе обсуждаем, как самим наказать человека за совершённое преступление!

– Что поделать, если такие у нас законы и правоохранители, – он скривился, – да и не человек он, а зверь, волк. Бред какой-то. Волк! Почему их не отстреляли до сих пор? Эва, сколько расплодилось, целый город!

Она удивлённо смотрела на него: – Михаил, я тебя не узнаю! Откуда такая кровожадность?

Он потёр руками лицо, скривился, расстроенно махнул рукой.

Глава 13

Уже два дня Айк жил в Красноярске. В отличие от Междуреченска, в большом городе было значительно теплее, а густое облако запахов, окутывающее тесно застроенное пространство, заставляло чувствительный волчий нос недовольно морщиться.

В первый же день, как приехал, он навестил Сонину квартиру. Ожидаемо, что дверь на пятом этаже нового дома никто не открыл. Зато из квартиры напротив вышла пожилая, молодящаяся дама в расписном шёлковом халате до пят, с ярко накрашенными губами, густо подведёнными глазами и пятнами нарисованного румянца. Она с интересом оглядела Айка, а когда он, молча, поклонился, улыбаясь, сказала: – вы Соню ищете? Так нет её, к бабушке уехала, а когда появится – я не знаю. Так что, молодой человек, вам не повезло!

Айк задумчиво покивал и невинно спросил: – простите, мадам, а вы не знаете, где живут её родители? Возможно, они могут сказать, когда она приедет?

Женщина расцвела и кокетливо ответила: – ах, я ничем вам помочь не могу, к великому моему сожалению. Возможно, справочное?

– Благодарю вас, – Айк опять слегка поклонился. Спрашивать в справочном бюро о людях только по одной фамилии бесполезно. Он пожалел, что не поинтересовался адресом Рубцовых у Прасковьи Агафоновны. – Хотя, – он усмехнулся, – не факт, что вредная старуха поделилась бы с ним нужными сведениями. – У него был Сонин номер мобильника, но он тянул, не решался звонить, потому что боялся её насторожить. Он даже машину не ставил напротив её подъезда, чтобы она не догадалась, что он здесь. У Айка не было чёткого плана действий. Он решил, что некоторое время просто последит за ней. Узнает, где живут её родители, где она работает, а потом уж можно будет попытаться завязать если не дружбу, то хорошие отношения с её родными, уверить их в своих серьёзных намерениях, изучить её привычки и вкусы. Его волк недовольно рычал, требуя поскорее найти исчезнувшую пару, без которой он чувствовал себя тревожно.

Прямо напротив подъезда располагалась детская площадка с песочницей, обязательной металлической горкой и качелями. Раскуроченные скамейки полукругом охватывали замусоренную площадку, а прямо за ними боролись за выживание чахлые молодые деревца.

Айк с омерзением оглядел место, где, как он предполагал, ему придётся провести немало дней. У дальнего подъезда он углядел унылого вида мужичонку, лениво шаркающего метлой по тротуару. Вздохнув, Айк направился к нему. Тот поднял покрасневшие, заплывшие глаза пропойцы на подходившего мужчину.

– Что, тяжко? – Тёмные глаза смотрели насмешливо, и мужичонка издал горестный мученический вздох всем видом показывая, что нет тяжелее состояния, чем утреннее похмелье. – Я заплачу тебе, если ты сейчас найдёшь несколько досок с гвоздями и отремонтируешь скамейки на детской площадке у второго подъезда. – В глазах мужика появился живой блеск, он с интересом оглядел хорошо одетого господина.

– А вы кто будете? Из управляющей компании, что ли?

– Какая тебе разница? Я заплачу, если не будешь время тянуть. Да или нет? Если тебе лень, я поищу кого-нибудь другого.

– нет-нет, я сейчас сделаю, а деньги точно отдадите? – дворник выжидательно посмотрел на Айка, и тот усмехнулся:

– точно отдам, иди.

Доски нашлись быстро. Как подозревал Айк, их просто оторвали от скамеек у другого дома, но ему не было до этого дела. Он с презрением думал о людях, смеющих свысока смотреть на волков, но уступающих им в порядочности, благородстве, здравомыслии да и во многом другом.

Скамейки были отремонтированы, и Айк обосновался на одной из них, самой дальней, прикрытой от прямого обзора со стороны подъезда металлической горкой. Он просидел весь день, до позднего вечера, но Соня так и не появилась. Осталось тёмным и окно в её квартире. Матери, гуляющие с детьми на площадке, подозрительно посматривали на высокого широкоплечего мужчину с гладко выбритым, обветренным лицом и суровым взглядом тёмных глаз, но он не обращал ни малейшего внимания ни на них, ни на детей, и женщины успокоились.

Вечером Айк вернулся в гостиницу. Приняв душ и переодевшись, он спустился в ресторан. Уже перед сном набрал номер полковника Лукьянова: – Эдуард, здравствуй.

– Айк? Что-то случилось? – голос полицейского был встревоженным, и Айк усмехнулся:

– ничего не случилось, успокойся. Я думаю, ты в курсе, что Соня уже дома.

Тот облегчённо вздохнул: – да, знаю. Спасибо, что не стал создавать нам проблем. И, кстати, родители и девушка что-то не торопятся подавать заявление о похищении и изнасиловании. Ты заплатил им, что ли?

– Нет, мне кажется, это прозвучит оскорбительно, да и зачем? Я всё равно добьюсь, что она выйдет за меня. Понимаешь, Эдик, у меня теперь, когда она нашлась, все мысли только о ней. Невозможно даже представить, что я буду жить один, в то время, как она останется без моей защиты. Нет, тебе этого не понять, вы другие. Может, это и плохо, что у нас животные инстинкты по опеке и защите своей самки превалируют над человеческими чувствами, но с этим ничего не поделать. Да, наша любовь более… э-э-э… агрессивная, более собственническая и я почувствовал это впервые. Я не могу спать, не могу есть и думать о делах, все мысли обращаются к ней.

– Слушай, Айк, а ваши врачи – они ничем не могут помочь в таких случаях? Ну, транквилизаторы там, или ещё что-то? – Лукьянов был искренне озабочен и в его голосе звучало сочувствие.

– Не бери в голову, Эдик, – усмехнулся оборотень, – я к тебе по другому вопросу: найди мне адрес родителей Сони. Она не живёт в своей квартире, а адреса родителей я не знаю.

– Э-э… ты что, в Красноярске, что ли? – чувствовалось, что Лукьянов удивлён.

– Конечно, – раздраженно ответил собеседник, – я тебе о чём талдычу-то целых десять минут? Что не смогу без неё жить, что последую твоему совету и стану за ней ухаживать!

– Поня-я-ятно, – протянул ошарашенный полковник, не став уточнять, что о своём приезде Гранецкий как раз и не говорил. – Так, может, встретимся? Ты где остановился? Давай, я к тебе приеду. Или ты ко мне домой приезжай?

– Нет, ты приезжай ко мне в гостиницу. Тут внизу неплохой ресторан, посидим, поговорим.

Айк встретил приятеля в холле, и они заняли столик в дальнем углу ресторана: – я только что поужинал, так что закажу себе что-нибудь так, несерьёзное.

Лукьянов расхохотался, когда тому принесли двойную порцию лангета. Без гарнира. – А что ж гарнир-то не взял?

– Так говорю же, что только что поужинал, – невозмутимо ответил Айк.

К обильному ужину полковник заказал двести грамм водки, а оборотень – слабенького вина. Лукьянов знал, что его волк не переносит спиртное, так что настаивать не стал. Перед расставанием полицейский полез во внутренний карман пиджака – он был в штатской одежде, и достал листок бумаги: – держи, что просил.

– Оперативно ты, – усмехнулся Айк, развёртывая листок.

– А то! – захохотал Лукьянов. Потом, уже серьёзно, добавил: – родители же подавали заявление о пропаже дочери. Так что я просто позвонил оперативному дежурному.

– Спасибо, Эдик, я твой должник, – на прощание пожал руку полицейскому Айк.

***

Прежде чем войти в подъезд, Соня настороженно огляделась. Чёрного джипа не было, так что она успокоилась. Может быть Айк не поехал следом за ней? Она хотела обрадоваться, но оказалось, что ей совсем даже грустно. А ведь говорил о своей страстной любви! Хе, все они одинаковы, правильно Аллочка говорит: – все мужики сволочи и им надо только одно. – Пожав плечами, Соня поднялась на свой этаж, но, как только загремела ключами, дверь напротив распахнулась, и из неё выплыла соседка, Анжелика Васильевна. Улыбаясь своей самой очаровательной из улыбок, она пропела: – ах, Софи, к тебе приезжал обалденный мужчина! Высокий, мужественный красавец, шикарно одетый и до умопомрачения обаятельный! – Она томно закатила густо подведённые глаза, а Соня через силу улыбнулась:

– и что же он сказал, Анжелика Васильевна?

– Софочка, я же говорю, он искал тебя, а я сказала, что ты уехала к бабушке. Что-то не так? – её цепкий взгляд, кажется, видел девушку насквозь. Несмотря на некоторую игривость, не подобающую её возрасту, дурой соседка не была.

– Нет-нет, всё правильно, я действительно ездила к бабушке и приехала два дня назад. – Открыв дверь, она шагнула в квартиру и уже оттуда крикнула: – спасибо, Анжелика Васильевна! – и захлопнула дверь.

Конечно, любопытной соседке хотелось расспросить девушку о мужчине, который её искал, но в упор спрашивать было неудобно, а сама Соня откровенничать не спешила. Но не успела она раздеться, как в дверь позвонили. На площадке стояла Анжелика Васильевна. В руках она держала несколько писем – все они были от Аллочки. Уезжая, Соня просила забирать почту. Ещё раз поулыбавшись соседке, она, наконец-то, осталась одна.

Не раздеваясь, а только скинув ботинки, Соня прошла в комнату и устало села на диван. – Всё же он здесь и это просто вопрос времени, когда они встретятся. – Она прислушалась к себе, но не поняла, рада она этому, или нет.

Аллочка любила писать письма. Интернета у неё никогда не было, а мобильник хоть и был, да пользовалась она им редко: он сжирал кучу денег, которых девушке всегда не хватало. Вот поэтому Соня и состояла с подругой в бумажной переписке. Улыбаясь, она распечатала первое письмо.

Подруга сообщала, что у них с Володей родился сынок, назвали его Аполлоном, его вес три килограмма восемьсот грамм, а рост пятьдесят восемь сантиметров. Он совершенный красавец и на головке у него беленькие волосики, из чего Аллочка сделала вывод, что он будет блондином. Она, также, подробно расписала, какого цвета и густоты бывают у него какашки в зависимости от того, что она съест, потому что Аполлоша сосёт грудь. В письме было много и других подробностей, и Соня искренне порадовалась за Аллочку, которую жизнь не баловала с детства.

Второе письмо также изобиловало обстоятельным описанием глазок, ручек, ножек младенца, а также бессонных ночей, которые свалились на подругу, потому что ребёнок оказался беспокойным.

К удивлению Сони, Аллочка почти не упоминала о муже, лишь вскользь написала, что Володя от сына не в восторге, потому что, с его рождением, возросли расходы, а она стала меньше уделять ему внимания. Володя по-прежнему не работал, и подруга сетовала, что ему не удалось провести персональную выставку своих картин, на которых, как правило, художники получают крупные заказы от коллекционеров, а некоторые картины удаётся продать.

Последнее письмо как громом поразило Соню. Оно было покрыто размытыми пятнами и изобиловало восклицательными знаками. Аллочка сообщала, что Володя ушёл от них с Аполлоном к женщине, заявив, что она, в отличие от жены, действительно ценит его талант, а кроме того, имеет трёхкомнатную квартиру, где он сможет оборудовать свою мастерскую.

Начало письма было залито слезами, а нецензурные слова, которыми подруга характеризовала неверного мужа и отца, а также подлую разлучницу, заставили Соню смущённо улыбнуться.

Со второй страницы пятна слёз исчезли, а Аллочка смогла рассуждать здраво. Она писала, что, в конечном итоге, уход Володи стал для неё благом. Оказывается, с рождением ребёнка ей пришлось уйти из парикмахерской и принимать клиенток на дому. Неработающий муж категорически отказывался нянчиться с сыном, для садика Аполлоша слишком мал, а нанимать няню не было денег. Так что теперь подруге не придётся содержать ещё и взрослого мужчину.

Соня отложила письмо и принялась раздеваться. На фоне нескладной жизни Аллочки её собственные беды вдруг показались ей незначительными. – Если только она не беременна! – Эта мысль обожгла её, но она малодушно постаралась не думать об этом.

Перво-наперво нужно сделать уборку. За время её отсутствия пыль тонким слоем покрыла мебель, так что Соня с энтузиазмом взялась за тряпку и пылесос.

Закончив уборку, она вспомнила, что холодильник девственно чист. Надо было идти в ближайший супермаркет. Конечно, мама побеспокоилась о том, чтобы нагрузить дочь кое-какими продуктами, когда она поехала домой. Но всё же Соня считала, что небольшой запас в холодильнике просто необходим.

Она с удовольствием побродила по полупустому залу огромного супермаркета. День был рабочий, так что народ ещё не выстроился в очереди к кассам. Она огорчённо раздумывала над письмом Аллочки, совершенно не представляя, чем бы помочь подруге. Решила, что как только выйдет на работу и получит зарплату, то сразу же переведёт часть её в Ачинск. Эта мысль её немножко успокоила, и Соня задумалась о том, не выйти ли ей на работу пораньше. Оформленный без оплаты месяц ещё не наступил, так что можно и отозвать заявление. От отпуска оставалось несколько дней, и она решила, что подумает об этом позднее.

В хорошем настроении Соня вернулась домой, но в глубине души жило какое-то напряжённое предвкушение скорой встречи с Айком. Она не представляла, как встретит его. Теперь, когда он был всего лишь гостем, поведёт ли он себя также уверенно и нахально? Или он намерен быть более осторожным и станет, как собирался, ухаживать за ней? Для неё необычны решительные притязания взрослого мужчины на её внимание. А то, что он не будет ходить вокруг да около, она совершенно уверена. Соня чувствовала, как румянец заливает её щёки при одной только мысли о ночах, проведённых в постели с ним.

***

Айк видел, как Соня вошла в подъезд, предварительно окинув стоянку машин подозрительным взглядом. Он порадовался, что предусмотрительно оставляет джип у другого дома. Его волк взвыл, требуя, чтобы человек немедленно бежал за своей парой, которая, наконец-то, нашлась. Но Айк не торопился. Как-то встретит она его? Не захлопнет ли перед носом дверь? А, может быть, вообще не откроет?

В эту ночь он спал плохо. Стоило закрыть глаза, как он видел малышку – обнажённую, сладко пахнущую, жутко стесняющуюся своей наготы. Он соскучился по ней. Даже если она не пустит его в свою постель, он наберётся терпения и будет ждать. Главное, чтобы она позволила быть рядом.

***

Прошло несколько дней, но Айк так и не появился. Соня начала успокаиваться. На работу она решила не выходить, занималась домашними делами, подолгу висела в интернете, начала вязать пуховый тёплый свитер: пусть и лето на носу, но придёт зима и свитер пригодится.

Месячные так и не начались, а однажды утром её вырвало. Она не хотела верить в свою беременность и успокаивала себя тем, что, скорее всего, съела что-то несвежее. Но на следующее утро рвота повторилась, а в обед ей, вдруг, неимоверно захотелось селёдки со свежим ржаным хлебом. Она не поленилась сбегать в супермаркет и, вернувшись домой, разом съела целую рыбину, заедая её солидными ломтями хлеба. Немного погодя её опять вырвало. Напуганная, Соня позвонила родителям.

Она лежала и плакала, когда приехала Анна Витальевна. Мать присела к дочери на диван, погладила её по волосам, подала чистый носовой платок: – теперь нам надо подумать, что с этим делать. Может быть аборт?

Соня содрогнулась, вспомнив Аллочку, и заплакала сильнее: – мама, я боюсь! Говорят, это больно, и вообще – а вдруг у меня потом детей не будет? Я же выйду когда-нибудь замуж? – В глубине души она не очень-то терзалась мыслью, что в будущем она может стать бесплодной. Она равнодушно относилась к детям, но признавала тот факт, что в счастливой семье должен родиться ребёнок, может быть, двое детей.

– Ну что ты, моя хорошая! Мы найдём лучшую клинику, поинтересуемся отзывами о врачах, заплатим, сколько скажут, ну и врачу дадим, «на лапу», так сказать, чтобы постарался.

– Мам, а если я его оставлю? – Соня высморкалась и неуверенно посмотрела на мать.