Текст книги "Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц"

– При других обстоятельствах справились бы, конечно, – без эмоций в голосе сказала Лариса.

– А что у нас с обстоятельствами приключилось?

– Приключилось то, что я тоже являюсь акционером канала.

– Вот оно! Приехали, – удовлетворенно констатировала Сорская.

– Откуда же это у вас акции? – с явным недоверием поинтересовалась Миркина.

– Часть подарил Вольнов, – победоносно сообщила Лариса. – Я хоть и трудоголик, раненная на карьере, как считает моя коллега Маша Сергеева, но все же женщина, причем привлекательная. Смешно было бы думать, что Андрей Константинович пройдет мимо моей женской неотразимости. Роман был недолгим, но память у меня о нем осталась самая наилучшая. Да, вот такая небольшая часть акций. Треть свободных акций у вас, милая Алла Григорьевна, а остальные две трети у меня. Вольнов подарил мне не так уж и много, но тем самым навел меня на прекрасную мысль. Я стала потихоньку скупать, ну не сама, конечно (впрочем, сейчас это не важно), акции у других акционеров. Вот так, Алла Григорьевна, незаметно в конце концов я тоже стала совладельцем телекомпании.

– Успокойтесь обе. Это еще ничего не значит. Контрольный пакет все же у Бориса. Завещания нет, но Андрей всегда об этом говорил и ему и мне. Так что вы рано начали передел власти, – торжественно заявила Елена Алексеевна. Она даже встала и вышла на середину гостиной, чтобы ее видели все.

В этот момент встала и Сорская. Она внимательно выслушала хозяйку дома, затем, выдержав небольшую паузу, чтобы обратить на себя всеобщее внимание и сделать тем самым свое сообщение самым ударным, начала говорить, очень медленно и четко произнося каждое слово:

– Значит, так, девочки, все выступили с тронными речами? А теперь послушайте меня. Вы все прибежали к новой хозяйке телекомпании, сын которой, как вам кажется, владеет контрольным пакетом акций, а значит, ее слово будет очень веским в дележе остального вольновского состояния. В угоду ей вы все ополчились против меня, чтобы показать свою лояльность и преданность. Вы сильно просчитались. Да, наши отношения с Вольновым не были узаконены. Он не хотел, видите ли, ранить своих близких. Не хотел расстраивать стариков родителей. Но я была главной женщиной в его жизни, и, чтобы доказать это, он написал незадолго до своей смерти завещание. Все люди предчувствуют смерть. Он не оказался исключением. Может, поэтому, а может, чтобы просто доказать свою любовь, Андрей завещал мне все свое движимое и недвижимое имущество, все, что ему принадлежало. Все юридически оформлено и заверено у нотариуса. Со всеми документами, дорогие дамы, можно ознакомиться у нотариуса, координаты которого узнаете у Арнольда Мартыновича.

– Народ безмолвствует, – прокомментировала Маша Сергеева, чтобы как-то разрядить нависшую в гостиной гнетущую тишину.

– Я еще не все сказала, – продолжила Матильда, взглядом уничтожая Машу. – Чтобы сообщить эту, возможно, не очень радостную для вас весть, я и пришла сюда, а вовсе не для того, чтобы участвовать в ваших дурацких разборках и выяснениях отношений. Кто, после кого и как долго был с Вольновым, что он кому сделал, кого любил и кто у него родился… Теперь, я думаю, для всех очевидно, кого он любил. Юридически запротоколировано, и спорить с этим бессмысленно. Собственно, это и все, что я хотела вам сообщить, а теперь хочу со всеми вами попрощаться. У меня, знаете ли, полно дел.

Матильда праздновала победу, все вокруг притихли, и в этот момент раздался голос юной Маруси:

– Вы тут все говорите и говорите. А ведь на поминки собрались. Мы и пришли, чтобы салатиков поесть. Запахи всякие уже давно идут.

– И то правда, будущую мать нехорошо голодом морить. Она за двоих ест. Проголодалась, наверное! – воскликнул Кардиналов, довольный такой амортизацией сообщения Матильды, которое, как он считал, она сделала совершенно ни к месту, не вовремя, слишком рано, что может повлечь за собой всякие неприятности. Особенно несвоевременным был объявленный ею уход, но об этом, кажется, все сразу забыли.

Елена Алексеевна растерянно проговорила:

– Действительно, простите ради бога, прошу всех к столу.

– А что, все, кто должен прийти, уже собрались? – деловито спросила Маша.

– Бориса еще нет, – с показной заботливостью заметил Кардиналов.

– Борис будет чуть позже. Он задерживается. А так все в сборе. Прошу к столу. Продолжим разговор там. Все равно этот поток уже не остановить, а те из нас, кто не так активно принимает участие в общей беседе, смогут основательно подкрепиться, – сказала Елена Алексеевна, улыбнувшись Марусе, сразу заметно оживившейся, услышав ее слова. Будущая мама времени зря не теряла: стоявшая неподалеку от ее кресла на столике ваза с фруктами была уже наполовину опустошена. Барышню мало волновали семейные разборки и все эти склоки. Она хотела поесть чего-нибудь вкусненького, всяких деликатесов. За этим и пришла.

Хозяйка дома встала и знаком попросила гостей следовать за ней в соседнюю комнату.

Банкет без поминок

Сообщение Матильды произвело ожидаемое ею впечатление. Все находившиеся в гостиной притихли, и реплика Маруси, напомнившей о еде, была спасением для многих. Сразу говорить никому не хотелось, да и что тут скажешь. Только Люси Магвайер с нескрываемым интересом наблюдала за всем происходящим, да еще Маша Сергеева почему-то улыбалась. Первой за столом заговорила именно она.

Но до этого момента прошло немало времени. Войдя в комнату, гости были потрясены красотой убранства столовой и сервировкой стола, занимавшего почти всю комнату. Окна были зашторены тяжелыми темными портьерами, над столом горела огромная хрустальная люстра, ее свет отражался во всех хрустальных бокалах, фужерах и маленьких рюмочках, блиставших на столе, покрытом белоснежной скатертью. Тарелки, всевозможные салатницы, блюда, соусницы – все из одного, видимо, парадного сервиза, сделанного под кузнецовский фарфор. Хотя не исключено, что сервиз был подлинным. Прежние обитатели этого дома не гнушались держать дома музейные ценности. Приборы полностью: и вилки и ножи. Все говорило о том, что данное застолье никакого отношения к поминкам не имеет. Скорее, семейный ужин в честь погибшего неизвестного. Пока неизвестного.

Маруся не зря рвалась за этот стол. Она села поближе к блюду с рыбными закусками и сразу стала заполнять свою тарелку семгой и осетриной, блинами с икрой, поглядывая на салаты и прочие закуски, которые планировала отведать. Остальные чинно расселись за столом. Немного помявшись, приступили к трапезе. Маша Сергеева, из уважения к хозяйке, тоже украсила свою тарелку зеленью и закуской, которая стояла поблизости. Но как только представился удобный момент, заговорила:

– День сюрпризов, открытий и откровений сегодня, мне кажется, удался на славу. Но еще не вечер. Видимо, все осмысливают столь неожиданную новость, озвученную нашей уважаемой Матильдой Сорской. Оно и понятно: поворот неожиданный. Но знаете, я тоже хочу кое-что сообщить всем собравшимся. Не знаю, к какому разделу отнести это известие – приятное, неожиданное, для всех по-разному, наверное. Короче, мы тут объединили усилия двух каналов, нашего и Первого, и начали журналистское расследование причин гибели Андрея Константиновича Вольнова. Потому я здесь, и, конечно, заявление Матильды Сорской будет учтено в ходе следствия, которое сделает свои выводы по этому поводу.

Матильда, уже забывшая о своем желании покинуть данное собрание и решившая восстановить утраченные силы заливной осетриной, чуть не подавилась ею. Даже не проглотив то, что было у нее во рту, она тут же накинулась на Машу.

– Не устраивайте цирк, девушка. Вы мне мелко и бездарно мстите, потому что ваш нежный роман с Вольновым рухнул, как только он увидел меня. Милиция уже установила, что Андрей погиб в результате несчастного случая. А ваши журналистские расследования… А собственно, проводите, если вам от этого легче будет, – с вызовом оборвала она свою тираду.

– Это ты, Матильда, вечно капала Андрею на Машу, – резко осадила ее Алиса Лисовская. – Но ее программа – одна из самых рейтинговых, в отличие от всех твоих. А расследование… это интересно. Они что-то обязательно накопают. Во всяком случае, выяснят, кто погиб вместе с Андреем, а то никого не интересует, как погиб, почему, – сразу стали сферы влияния делить. С ума сойти можно. Совсем мы человеческий облик потеряли.

Маша благодарно улыбнулась Алисе и продолжила:

– Ну, в этом вы действительно сможете убедиться, посмотрев нашу программу, которую мы уже давно снимаем. И в гостиной, и в этой комнате установлено несколько скрытых камер. Телевизионщиков, я думаю, это не должно шокировать. Уже сейчас понятно, что в эфир мы давать эту программу не будем, но для себя, для архива компании, мы ее должны сделать – в память о нашем шефе. Эта идея принадлежит не столько мне, сколько Борису Вольнову, который установил здесь все оборудование и внизу в машине с самого начала наблюдает за всем происходящим.

– Ну, все на продажу! Что ты хочешь этим доказать? – стала возмущаться Сорская, но за бравадой ей не удалось скрыть возникшее волнение.

– Что хочу, то, думаю, и докажу. Имей терпение. А мы работаем. Итак, я хочу восстановить ход событий, которые произошли накануне трагедии. Что было до того, как Андрей Константинович выехал из дому? С кем из присутствующих он общался в этот день?

– Я разговаривала с ним по телефону, – охотно сообщила Лариса Мартынова, довольно живо уминающая наваленные на тарелку разносолы.

Миркина, сосредоточенно жуя и что-то вычисляя в уме, наконец очень уверенно сказала:

– Я виделась с ним, он заезжал на студию. Сначала была летучка, а потом мы с ним немного поговорили.

– Понятно. Елена Алексеевна, вы тоже виделись?

Матильда удивленно посмотрела сначала на Машу, затем на хозяйку дома.

– Да, к нам он тоже заезжал, – не обращая внимания на всеобщее удивление, сказала Елена Алексеевна, одновременно оглядывая стол – хватает ли предложенных закусок, не надо ли вызвать домоправительницу, чтобы принести следующие блюда.

Понимая, что игра начата давно и участие в ней неизбежно, Кардиналов тоже вспомнил тот день:

– Да, я его видел, причем, как вы помните, Маша, в вашем обществе.

– Что вас искренне возмутило.

– Отнюдь, скорее удивило.

– Еще бы. Наш пострел везде поспел, – тут же ехидно проговорила Сорская.

– Если вам от этого легче, то можете думать то, что вы пытаетесь всем тут навязать. Со временем вы поймете, что эти ваши попытки обречены на провал. Итак, ваша очередь, Матильда.

– Ну… – Сорская немного замялась, не зная, что ей сказать.

– Хорошо, – заметив ее замешательство, продолжила Маша, – мы будем составлять картину в хронологическом порядке, а потому начинаем с вас. Утром вы первой его видели. Расскажите, что он говорил, почему захотел ни с того ни с сего уехать куда-то? Зачем?

– Да какое это имеет отношение к несчастному случаю? – очень недовольная вопросами Маши, стала возмущаться Сорская.

– Должны же мы понять, в каком состоянии он ехал. А может быть, он с собой покончил? Вы же нам тут сообщили о завещании. По вашим словам, он готовился к смерти и предчувствовал ее. Теперь важна каждая мелочь.

– Вы задаете глупейшие вопросы. Утро было никакое. Мы по утрам обычно мало общаемся.

– Ну а этим утром ничего особенного не было? Возможно, тревога какая-то или еще что-то необычное?

– Что вы ко мне привязались? – вдруг раскисла Матильда, чуть не плача. – Не видела я его тем утром. Не знаю, что он там предчувствовал. Он ночевал этой ночью в своей мастерской на Воробьевых горах. Он задумал новый проект и там над ним работал.

– Вот как? – выражая всеобщее удивление, удовлетворенно оглядывая оживившуюся публику, воскликнула Маша.

– А что в этом такого? Я предоставляла ему полную свободу и никак не ограничивала его. Я же понимала, что живу с творческим человеком, которому иногда просто необходимо побыть одному.

– Видимо, даже на Воробьевых горах у него это не получилось, и он решил сбежать на самую дальнюю дачу, – злорадно подлила масла в огонь Миркина.

– Почему сбежать? Вы придумываете какие-то небылицы, потом сами в них начинаете верить и выдаете за истину.

– А потому, что вы бесконечно долбали его, чтобы он вернулся. Звонили беспрестанно. Он же ушел от вас после того злосчастного репортажа с нашей корпоративной вечеринки по случаю включения в номинацию на «Тэфи». Это было сразу после вашего возвращения с Бали.

– Это ложь, гнусная ложь, он никуда не уходил! – со слезой в голосе громко выкрикнула Матильда.

– Сами знаете, что это чистая правда, – не унималась Миркина. – Да Андрей сам об этом рассказывал на каждом углу. Его вдруг взбесило, что Арнольд пригласил своего придворного желтого журналюгу, и тот накатал совершенно бесстыдную «джинсу», где главным достижением всей телекомпании, в которой работает более трехсот человек, является то, что Матильда Сорская, не имеющая на самом деле никакого представления о телевидении, будучи гражданской женой Вольнова, занимает теперь все ключевые позиции. И по фигу «Тэфи», не важны планы и новые проекты. Важно только, в чем была одета наша девочка с голубыми волосами и фарфоровой головой. Кстати, пошло делать себе имя, понося первую супругу, с которой Андрей не живет уже двадцать лет, но которой действительно многим обязан. Хотя надо признать, во всем этом так называемом пиаре есть доля и его участия. Когда мы были вместе, я постоянно оберегала Андрея от проявлений глупости. Действительно, карьера мужчины во многом зависит от женщины, которая рядом с ним.

– Вы хотите сказать, что я мешала его карьере?

– Возможно, его счастье в том, что он сам погиб раньше своей карьеры. Впрочем, он всегда был счастливчиком.

– Ну да, на этот раз ему крепко повезло, – иронично согласилась Маша Сергеева и вновь обратилась к Сорской: – Так вы вообще не общались с ним в этот день?

– Почему? – с вызовом спросила та. – Он позвонил мне. Сообщил, что решил уехать в Звенигород, что хочет в тишине подумать о своей жизни.

– Он звонил при мне, – подтвердила не перестающая жевать Миркина. – Действительно сказал, что уезжает, а еще сказал…

– У нас был очень короткий разговор, – быстро прервала ее Матильда.

– Однако он успел сказать, – упрямо продолжала Алла, явно получая удовольствие и от того, что может насолить сопернице, и от поедаемых деликатесов, – что хочет с вами расстаться и чтобы к его приезду вы все-таки покинули квартиру и переехали в другую, которую он для вас давно снял.

– Вы это все придумываете. У него и мыслей таких не было. Он мне такого никогда не говорил.

– Вы, милочка, думаете, что он никому не рассказывал о ваших взаимоотношениях? – пришла на помощь блефующей Алле Лариса Мартынова, решившая сделать небольшой перерыв в еде, поскольку еще ожидалось горячее и она предусмотрительно оставила для него силы и место. – Да здесь все знают, как вы потихоньку перетаскивали к нему свои вещи, и в один прекрасный момент оказалось, что все они в его квартире, а уйти вам некуда: одна в Москве, никого нет. Ну сирота казанская, пардон, сызранская.

– Какой трогательный способ накинуть человеку петлю на шею. Современные девушки на редкость сообразительны, – как бы между прочим, заметила Елена Алексеевна, подкладывая Марусе телятину.

Будущая мама уплетала за обе щеки. Ее папа тоже не отставал и даже не прислушивался к тому, что происходит за столом. Он свою тяжкую миссию выполнил, а теперь все пусть идет как идет. Единственный вопрос, который по-настоящему волновал Сергея, так это то, что за столом никто не пил и не предлагал никаких тостов. При этом выпить было что, и немало, на любой вкус. Неподалеку от него дразняще стояла слегка запотевшая бутылка какой-то очень навороченной водки. Таких бутылок он даже не видел. Хорошо бы отведать, но как?

Мучаясь этим вопросом, пока за столом не стихали битвы и расследования, он все же решился протянуть руку и взять бутылку. Никто на это движение не обратил внимания, так все были увлечены разговорами. Сергей налил себе рюмочку, посмотрел вокруг, и, не встретив никакой поддержки или желания выпить с чьей-либо стороны, осторожно опрокинул ее в себя. После этой процедуры он заметно повеселел. Бутылку решил больше от себя не отпускать, поставил поближе, чтобы не тянуться за ней, и через некоторое время повторил свой маневр, найдя себе занятие на весь банкет. О том, как они доедут до дома, беспокоится не приходилось. Сюда, по просьбе Бориса, их довез водитель. Значит, и обратно отвезут. Все же повезло с родственниками, подумал Сергей и решил выпить еще одну рюмочку. Исключительно за их здоровье.

А в это время Маша Сергеева продолжала развивать тему наиболее распространенных технологий, испокон веков помогающих умелым обольстительницам.

– Да эти приемы стары как мир. У меня было две мачехи-бабушки и одна мачеха-прабабушка. И каждая приходила в дом именно таким вот способом. Одну из них еще в детстве я сама имела счастье наблюдать, о других знаю понаслышке. Все дамы были отнюдь не современные девицы и родились аж в начале прошлого века. Так вот, сначала забывают зонтик, потом кофточку, потом приносят домашние тапочки и халатик, и постепенно у мужчины путь к отступлению завален их шмотками.

– Да иди ты со своими бабушками знаешь куда? – огрызнулась Сорская и демонстративно отвернулась к Кардиналову, который старался не обращать на себя внимания, а только тихонько и постоянно что-то жевал. – Может быть, мне нальет хоть кто-нибудь вина? На трезвую голову с этими… Общаться просто невозможно.

Кардиналов кинулся исполнять ее желание. Тут же наполнил бокал, который она выпила, как стакан газировки.

– Ну надо же, и куда подевался наш респект? – тут же отреагировала Лариса Мартынова. – Что, уже нет надобности корчить из себя светскую даму и выламываться, как свинья на веревке? Поперла сущность?

– Да вы мне все противны. Не знаю, зачем я вообще все это терплю…

На этот раз Матильда уже сама взяла бутылку вина и налила еще один бокал, но пить почему-то передумала, только пригубила.

– Вынуждена, потому что боишься, что уйдешь, а тут произойдет нечто важное, а ты не будешь об этом знать, – сказала Маша, решившая наконец тоже что-нибудь съесть, и взяла в рот оливку.

– Ты права: я вытерплю весь этот балаган до его окончания, – с вызовом ответила Матильда, устраиваясь поудобнее, картинно откинувшись на спинку старинного дубового стула.

– Вот и отлично, – вполне удовлетворенная ходом событий, продолжала Маша Сергеева. – Алла Григорьевна, так о чем вы беседовали с Вольновым?

– Это было после трех часов дня. – Алла тоже решила выпить бокал вина и только поднесла его к губам, но, услышав обращение к себе, поставила его на стол. – После летучки попросил меня задержаться. Он был какой-то усталый. Сказал, что недоволен настроениями в компании, что совершенно запутался в ситуации, смысла которой просто не в состоянии понять. Короче, ему надо побыть одному, чтобы разобраться в том, что происходит.

– Наверное, что-то действительно происходило, – поддержала пространные рассуждения своей преемницы Елена Алексеевна. – Не скрою, его визит к нам в тот день меня удивил. Андрей Константинович давно у нас не бывал. Да и зачем? С Борисом он всегда мог пообщаться на работе, а со мной… А тут позвонил, потом приехал. Правда, звонил и до этого. Извинялся за статьи в желтых газетках. Благодаря им я имела возможность, сама того не желая, хоть и со стороны, но наблюдать за событиями его жизни. Теперь проблемы нет. Обо всем пишут. Во всяком случае, о всяких скандальных историях – это уж обязательно, а в жизни Андрея таких историй хватало. Ну, в конце концов, какое мне дело до его увлечений и романов. Но та самая последняя грязная статья в желтой газетенке, где как бы с его слов написано, что он никогда не любил меня, а я, выходя за него замуж, знала, на что шла, и вообще он наконец-то нашел единственную и неповторимую женщину своей жизни… Меня эти желтые откровения, скажем так, не порадовали. Кто давал право втаптывать меня в грязь ради непонятно кого, только потому, что этому «непонятно кому» пришла в голову мысль сделать себе имя за мой счет?

Елена Алексеевна выразительно посмотрела на Матильду, но та сдержалась, стиснув зубы, и хозяйка дома продолжила:

– Хоть Андрей и позвонил, я все равно его не ждала. Он целый месяц звонил, говорил, что приедет, что надо поговорить, и не приезжал, а тут вдруг позвонил и приехал. Извинялся, что для него было не свойственно. Сказал, что не понимает, как такое могло быть напечатано, что он сам расстроен, не говоря уже о том, что спит и видит, как расстаться с этой своей девушкой, которая не хочет уходить, несмотря на то что у них каждый день скандалы и он гонит ее из дома. Она все терпит, говорит всем, что у них великолепные отношения, да еще подтвержденные какими-то купленными щелкоперами, с которыми она расплачивается его же деньгами. Мы долго разговаривали. Мне его стало даже жалко. Он сидел как большой провинившийся ребенок, понимающий, что поступает плохо, но не знающий, что делать, чтобы поступать хорошо. Больше всего Вольнов переживал, как Боря ко всему этому относится. Они почти не общались. Борис начал его просто избегать. Я уж тогда не стала ему говорить о его решении при встрече не подавать отцу руки. Мы, правда, эту историю с ним практически не обсуждали, но он все же сказал, что не уважает людей, которым голос плоти заглушает голос совести, что человеку нельзя жить только по физиологическим законам, что стыдится отца, который просто смешон.

За столом все притихли. Даже Маруся на некоторое время перестала есть. Елена Алексеевна говорила тихо и очень спокойно, никого не обличая, не возмущаясь, просто констатируя не очень приятный факт. Матильда старательно делала вид, что все, сказанное хозяйкой дома, к ней не имеет никакого отношения. Племянник Сергей, вздохнув, решил налить себе еще одну рюмку водки. Миркина что-то рассматривала в своей тарелке, опустив глаза. Алиса Лисовская и Лара Мартынова обменялись многозначительными невеселыми взглядами. Только Люси, пожалуй, испытывала в глубине души искреннюю радость.

Вроде бы и не было особенного повода радоваться. Однако Люси принадлежала к породе несгибаемых оптимистов и любую ситуацию рассматривала позитивно. Слушая все, о чем здесь говорилось, она думала о том, до чего же к ней благосклонна судьба. И к ней, и к ее маме, счастливо живущей с любящим и любимым, на редкость преданным человеком. Девочки, как правило, повторяют модель взаимоотношений родителей в своей семье. Люси не стала исключением. Немалую роль сыграло то, что у нее было счастливое детство, дружная семья, ее всегда обожали. Как же она любит своих родителей, свою семью, как гордится отцом, и не столько тем, что он многого достиг в жизни, сколько тем, что он нормальный цельный человек, способный на большие чувства, на великодушные поступки.

При этом она прекрасно отдавала себе отчет, что Андрей Константинович – человек, несомненно, незаурядный. Седьмой десяток разменял, а женщины на него летят как мухи на мед. Отставные забыть не могут, молодые стремятся узурпировать власть над ним. И женщины все, как бы они тут ни собачились, не какие-нибудь примитивные маргиналки или недалекие пустышки. Нет, амбициозные, успешные, состоявшиеся, красивые, незаурядные. Все без исключения. О Матильде речь не идет. Наверное, им с Вольновым было интересно. Его внимание им льстило, они боялись его потерять, а теряя, кто злился, кто просто переживал. Ну прямо Лиля Брик в мужском обличье. Говорили же, что она обладала какой-то непередаваемой магией, никак особенно не обольщая мужчин, но свободно вступая с ними в близкие отношения. Причем с какими мужчинами! С самыми изысканными, самыми талантливыми. Со стороны, конечно, это выглядит очень авантажно, оттого она и стала легендой. Вольнов также может стать легендой. Он ведь тоже особых усилий не прилагал, чтобы очаровывать всех своих дам. И его стиль отношений с ними со стороны выглядит, наверное, весьма необычно, богемно, исключительно. Для истории – шикарно. Вблизи, правда, тяжеловато.

Люси не хотела бы оказаться на месте Бориса. Характером он пошел явно не в отца, а потому тяжело переживал, наблюдая его образ жизни. Несмотря на упорно пропагандируемую средствами массовой информации свободу нравов, сын Казановы был старомоден и очень стыдился отца. Люси тоже стыдилась бы и переживала. Короче, самое настоящее счастье, что Вольнов ей только биологический отец. Счастье, что она теперь все знает о нем. Счастье, что ее воспитывал другой, настоящий и действительно родной папа. Андрей же Константинович со всей своей харизмой здесь никому родным не был. Никто особо и не страдает, что он погиб. Ну да, считается, что он вроде бы и не погиб, а как бы числится пропавшим без вести. Так это ж в милицейских сводках, а по сути… Нет ведь человека, а говорят о том, есть завещание, нет завещания, у кого сколько акций и как все делить. Только в этой связи и спорят, кого он больше любил, кого меньше. О нем никто не плачет. Прожил большую и вроде бы красивую жизнь, столько женщин вокруг, а никто не грустит. Одна мама дома. Она единственная, которая все ему прощала, только она. Даже сюда не пришла, чтобы не присутствовать при всех этих откровениях и дележе.

Лариса Мартынова сидела в ожидании вопроса в свой адрес, но Маша, смущенная монологом Елены Алексеевны, ничего не спрашивала. Поняв, что ее ожидания тщетны, Лара все же решила нарушить неловкую паузу, нависшую над столом.

– Я позвонила ему, наверное, после вашего разговора. – Она выразительно посмотрела на Елену Алексеевну. – Он ехал в машине и был очень расстроен, никак не мог сосредоточиться на теме нашего разговора. Я приглашала его принять участие в своей программе, посвященной номинантам премии «Тэфи». Он нехотя согласился, сказал, что у него сейчас не то состояние, чтобы обсуждать что-то. Узнав, что запись только через неделю, обрадовался и попросил дня за два ему позвонить. Сказал, что тогда будет в состоянии обсудить все интересующие меня вопросы. Я спросила, как он себя чувствует. Ответил, что в принципе нормально, а потом добавил, что через два дня вообще все будет прекрасно, потому что он сегодня же поедет в Звенигород на свежий воздух, развеется, и все будет хорошо. Короче, в его участии я могу не сомневаться, он не подведет. Я так поняла, что решение уехать было очень спонтанным и неожиданным даже для него самого.

Голос рыжеволосой Ларисы вернул Машу, как и Люси, задумавшуюся о своем, к действительности. Выслушав коллегу по цеху, она жестко сказала:

– Понятно, – затем резко посмотрела в сторону своих оппонентов и задала главный вопрос: – А теперь, госпожа Сорская, скажите, пожалуйста, каким числом было оформлено завещание господина Вольнова?

Матильда заметно занервничала, сразу повернулась к Кардиналову, глазами прося его прийти на помощь, что тот не замедлил сделать:

– Оно было заверено нотариусом за неделю до гибели Андрея Константиновича.

– И вы в этом принимали участие, Арнольд Мартынович? – не очень искренне удивилась Маша.

– Все финансовые документы компании проходят через меня.

– Мне кажется, завещание – это сугубо личное, в крайнем случае семейное дело. Впрочем, все возможно. Вольнов вам доверял безмерно. Это знают все.

– Рад, что вы признаете очевидные вещи.

– Кстати, об очевидном. Довольно странно, что в период очень сильных разногласий с Матильдой Сорской господин Вольнов составляет и юридически оформляет на нее завещание. Никому это не кажется неожиданным?

– Человеческая душа – потемки. Возможно, он таким образом хотел примириться с ней, – с видом человека, который знает намного больше, чем говорит, попытался закрыть вопрос Кардиналов.

– Но, судя по тому, о чем свидетельствуют люди, близко знавшие Андрея Константиновича, – не сдавалась Маша, – он был инициатором намечающегося разрыва и больше недели не жил в одной квартире со своей гражданской женой, по ее же свидетельству.

– Повторяю, человек сложен, – тоном врача, разговаривающего с тяжелобольным пациентом, вновь завел свою песню Кардиналов. – Очень часто его слова, особенно в разговоре с людьми хоть близкими, но не настолько, чтобы быть с ними до конца откровенным, не совпадают с его глубинными устремлениями. Я знаю Вольнова очень много лет. Поверьте, он никогда так никого не любил, как Матильду. Это была его лебединая песня.

– Ну надо же, какой, оказывается, Андрей Константинович скрытный, – с усмешкой глядя на Кардиналова, проговорила Лариса Мартынова, – но при этом на редкость предусмотрительный человек. Помирать собрался, сразу нашел свою лебединую песню и, чтоб уж больше не париться, тут же завещание накатал и погиб. И все молчком, чтобы никто ничего не заподозрил, не узнал обо всех его планах.

Кардиналов с видом явного превосходства оглядел всех сидящих за столом, потом с улыбкой посмотрел на Мартынову:

– Зря вы иронизируете, Ларочка. Вот тут все время публикацию в газете поминают. А кто ее инициатор? Разве я? Нет, мои милые дамы, все сплетни обычно исходят от того человека, о котором эти сплетни и разносятся. Сам Андрей Константинович все рассказал журналисту и подписал готовый материал. И мне все время говорил, что Матильду надо продвигать. Дескать, в шоу-бизнесе весь пиар на том, кто с кем спал, строят, и он замечательно работает. Мы тоже так будем.

– Альберт, ты запудришь мозги кому хочешь, – ухмыльнулась Алла Миркина. – Я уверена, что эти мысли ты ему внушил, а потом убедил, что это его слова. Твою методику старого лиса-интригана я наизусть знаю.

– А он что? Маленький? Он мне тоже мог сказать, что я интриган, и не идти у меня на поводу? Но шел же.

– В этом ты прав. Шел, – неожиданно легко согласилась с ним Алла. – Потом жалел страшно, но это уже задним числом. А после сожаления забывались, и в следующий раз, все зная и понимая, почему-то опять шел на этом коротком поводке. Да еще чрезвычайно возмущался, когда я ему говорила, что Арнольд, как Карабас-Барабас, дергает его за ниточки. На меня за такие слова злился, а ты был вне зоны досягаемости его раздражения.

– Слушайте, террариум единомышленников, мы же о другом говорим, – стала терять терпение Маша. – Я так понимаю, что, по-вашему, Арнольд Мартынович, нет ничего странного в том, что, сомневаясь в своей подруге, стремясь с ней расстаться, человек решает написать завещание, чтобы оставить ей все движимое и недвижимое имущество? После этого он с ней расстается и через неделю погибает. Логика просто безупречная.

– Машенька, милая, никогда не делайте выводы из того, что человек говорит. Он, как правило, поступает совсем иначе. Вы все тут отталкиваетесь от слов Андрея Константиновича. Возможно, он что-то и говорил, но, когда хотят расстаться, берут и расстаются, а не рассказывают об этом до бесконечности.