Текст книги "Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц"

– Зачем? Первого уже нет, – сказала она, многозначительно глядя в глаза Арнольду.

– Все не так просто.

– Я не утверждаю, что просто.

– Так… Сейчас мы спустимся и пообедаем. Думаю, что в банкетном зале все уже готово, – просто сказал Кардиналов.

– У вас и банкетный зал есть? – не смогла сдержать восторженного возгласа Матильда.

– А как же. У меня как в Греции – все есть, – самодовольно заметил хозяин дома.

Они спустились в холл и прошли через гостиную в большую комнату, где в лучших традициях респектабельной жизни стоял длинный стол на двенадцать персон, сервированный на противоположных торцах.

– Сразу предупреждаю: кухня простая, русская. Рассольник, бефстроганов, салаты и десерты на усмотрение повара.

– Великолепно, – только и могла произнести Матильда, представляя себя хозяйкой этого большого дома. Каждый день она сможет садиться за этот стол, дворецкий будет молчаливо разливать вино по бокалам, приносить и раскладывать по тарелкам всякие вкусности. Мысленно она не могла не провозгласить: «Все-таки я очень удачливая и счастливая. Мне двадцать семь лет, а я без пяти минут владелица телевизионной компании и хозяйка такого дома! Ума лишиться можно!»

– Меня вот что интересует, – начал осторожно Кардиналов, подняв бокал с аперитивом. – Могла бы такая молодая, красивая девушка, как вы, Матильда, стать не только хозяйкой этого дома, но и… – Он замялся.

– Продолжательницей рода?

– Можно и так сказать. Правда, у меня уже есть сын, но он давно уехал в Америку. Жена вышла замуж. Там не получилось того, о чем я мечтал…

– А мои мечты, оказывается, вполне совпадают с вашими. Я бы смогла. Более того, я бы хотела этого, – смело заявила Матильда.

– Я и не ждал такого счастья. Все же это случилось. Не верится даже. Когда-то вы даже не смотрели в мою сторону. Значит, можно поднять бокал за устремление взгляда в правильную сторону?

– Вполне.

Они чинно подняли бокалы и отпили по нескольку глотков вина.

– Касаемо того, что было когда-то… – продолжила Сорская. – Что ж. Значит, так было надо. Все, что ни делается, – к лучшему, сами знаете. Я, конечно, давно заметила, как вы ко мне относитесь, и благодарна за все, что вы для меня сделали, и даже более того. Я чувствую, что вы мой человек и вместе мы сможем многого достичь. Но! Я не хочу дарить кому-либо то, что по праву принадлежит мне. Я практически три года прожила с Вольновым. И все об этом знают. Пусть брак был гражданским, но по закону при таком обилии свидетелей имею такие же права, как будто я была его законной женой.

– А я разве предлагаю от чего-то отказываться? Ни в коем случае. Вы получите все, и это будет справедливо. В Москве я живу скромно, и не надо разбрасываться вольновскими квартирами, а главное, акциями. По секрету вам скажу: Вольнов старался это не очень афишировать, но он ведь владеет не одним, а целой сетью ресторанов, магазинов, комбинатом, наконец. Он очень богат. Очень. И всем этим можете завладеть вы, Матильда, – со значением торжественно произнес Кардиналов.

– О, Арик, да вы просто озвучиваете мои мысли. Мы с вами далеко пойдем. Мы завладеем всем ВТВ и всеми ресторанами и магазинами.

– А вы, Маля, озвучиваете мои. Мы вместе действительно огромная сила. Я хочу выпить с вами на брудершафт. Не возражаете?

– Я и сама хотела это предложить.

– Прекрасно. – С этими словами Арнольд торжественно встал, подошел к Матильде, галантно подсел на стул, стоящий рядом, и они выпили на брудершафт. Все как положено – трижды расцеловавшись, с чувством сказав «ты».

Арнольд улыбнулся, поцеловал девушке руку и вернулся на свое место.

– Ну вот. – Она опять немного отпила из бокала и вдруг стала как-то очень серьезна и деловита. – Договоримся сразу. На людях все должно оставаться по-прежнему, никаких изменений в наших отношениях.

– Абсолютно солидарен.

Матильда решила попробовать салат, это был хороший повод выдержать паузу, чтобы задать очень интересующий ее вопрос. Наконец она решилась:

– Я удивляюсь, как вы…

– Ты, – быстро поправил ее визави.

– Да, конечно, еще не привыкла. Как ты столько времени сносил свое, скажем так, не очень завидное положение?

– По привычке. Жил по ситуации и никогда не плыл против течения. В молодости мечтал о журналистике, занимался литературой, а поступил в пищевой институт. Не хотел рисковать. Если бы не поступил, то пришлось бы возвращаться в Сызрань, а я этого никак не хотел. Потом женился. Все говорили, что очень удачно. Был при жене из хорошей семьи. Опять жил не своей жизнью. Себя ставил, если не на последнее, то вот на это самое второе место. Потом начались смутные времена, жена ушла и уехала в Америку, бизнес не заладился. Вольнов предложил работу в своей компании. Хозяин – он, а я наемный работник. Мне никогда не хватало авантюрной жилки, я не решался рисковать, вот так и попал на второй план.

– Судя по дому, не скажешь, что ты свое упустишь. Не скромничай, Арик, авантюризма тебе не занимать, – хитро улыбнулась Матильда.

– Это другое. Это просто умение правильно вести дела. Вольнов никогда ни во что не вникал, все финансовые вопросы передоверил мне. Грех не воспользоваться.

– Да, действительно, это большой грех, – усмехнулась гостья, – тем более если имеешь дело с человеком, которого считаешь менее достойным успеха, нежели ты сам.

Кардиналов пристально посмотрел на девушку. Он неторопливо взял бокал вина, медленно отпил глоток, аккуратно поставил его на стол.

– Я никогда не считал Вольнова недостойным того успеха, которого добился, – спокойно начал он. – Более того, он был настолько его достоин, что я ему завидовал. Завидовал страстно, всеми фибрами души, а зависть – это лучшее топливо для ненависти. Вот почему постепенно я его возненавидел. Ему все давалось легко, а ведь он тоже из простой семьи, как и я. Разве что родился в Москве. Ну и что? Сколько его ровесников москвичей спивается и бомжует. А он всегда был на коне. Женщины его обожали до последнего дня. Он им изменял, в грош не ставил, использовал как мог, а они были готовы все ему простить, только бы он был рядом. Он уходил, а они продолжали его любить. За что бы ни взялся, все у него получалось. Я в ужасе был от его проектов, а они становились успешными и приносили деньги. Компания расцветала, доходы росли, как снежный ком, я смог позволить себе все, что хочу, и все это благодаря ему. И чем лучше шли дела, чем состоятельнее становились все мы, а особенно я, тем больше его ненавидел. Потому что все это придумал он, это его рук дело.

Его имя на слуху, его узнавали в лицо, а я что? Финансовый директор из разряда «принеси, подай, пошел вон». Он ведь так и относился ко мне, а с его подачи и остальные. Ты вот даже и не посмотрела в мою сторону, появившись у нас. Я тебя взял на работу, уговорил его присмотреться к тебе, а ты полетела, как мотылек, на яркий свет, ослепленная его сиянием. И понятно, как можно относиться серьезно к человеку, которому говорят: «Арнольд, у меня там что-то колодки стучат, ты распорядись и проконтролируй, чтобы все было нормально». И я не мог послать его куда подальше, сказать, что я финансовый директор, а не механик. Очень доверял он мне. – Арнольд мысленно был где-то далеко, вспоминая, видимо, другие свои обиды. Лицо его стало жестким, но потом эту маску как будто кто-то стер с его лица, он улыбнулся: – Но я был терпелив, и наконец пришло мое время. Вот так, очаровательная Матильда.

Она тоже улыбалась, глядя на него и лихорадочно соображая, как же ей реагировать на весь этот душевный стриптиз. Какие, однако, бури бушуют под тихой гладью всегда ровного и спокойного настроя вольновского угодника, как за глаза вся компания называла Кардиналова. Тут возможны любые сюрпризы. Такого человека лучше иметь в близких друзьях, чем в дальних врагах. Причем в друзьях настоящих. Любящих – еще лучше. Иначе, рано или поздно, он проедет по любому, кто ему не угоден, и при этом будет говорить, что он такой незаметный, такой второстепенный. Серый-пресерый. Что ж, тем лучше, что он такой. При такой поддержке она сможет отвоевать себе вожделенное ВТВ со всеми побочными бизнесами. Да уж, она получит все, благодаря его удивительной предусмотрительности.

– Да, пришло время перемен, которые для нас будут к лучшему, – произнесла она.

– Только к лучшему, – уверенно заверил Кардиналов. – Я долго к этому шел. Я много для этого сделал.

Матильда внимательно посмотрела на хозяина дома и решила, что пора переводить тему разговора на погоду и цветы. Ей стало немного не по себе. Больших откровений она не хотела, испугавшись услышать нечто, что может лишить ее того душевного комфорта, который она ощутила, знакомясь с его замком, а главное, представляя себя его хозяйкой. Ну королевна, да и только. Вот ведь порадуются за нее родители. Будут приезжать к ней в гости из Сызрани. Будут жить в замке, потом расскажут всем знакомым. То-то они обзавидуются… И она не хочет знать, может ли на самом деле простой финансовый директор позволить себе подобную роскошь, которую, пожалуй, только ей он и решился продемонстрировать.

«Да, в конце концов, какая мне разница, откуда он взял деньги на этот дом и как решает свои вопросы. У него психология аутсайдера. Он им и останется. Но когда лидером буду я, он перестанет комплексовать, потому что в эти лидеры выведет меня сам. Эта заслуга согреет его душу, а я буду пускаться в авантюры, рисковать, принимать решения. Я получу власть, и Арнольд ее разделит со мной. Это идеальный вариант. О таком можно только мечтать», – мысленно рассудила юная карьеристка. Вслух же она томно проворковала:

– Ты мне обещал показать свой зимний сад. Там, наверное, тоже немало удивительного.

– О да. Это моя гордость, – довольно произнес хозяин и жестом пригласил гостью следовать за ним.

Кто убил Вольнова?

Маша почти бегом спешила в аппаратную студии, где записывалась программа Бориса. Конечно, сейчас она ничем не может ему помочь, но все же будет рядом, вдруг ему понадобится поддержка, вовремя сказанное слово, взгляд, понимание. Короче, она должна быть рядом, даже если он не просил об этом, иначе она не могла.

Молва о трагической гибели Вольнова уже прокатилась по всем аппаратным. Все ходили мрачные, говорили тихо, без привычной резкости. В атмосфере аппаратной программы Бориса «Актуальная тема» смешались состояния нервозности, потерянности и невысказанного сочувствия. Режиссер сидел на своем стуле, как на муравейнике, готовый к тому, что съемку придется перенести.

Однако Борис вошел в кадр. Мониторы в разных ракурсах множили его вдруг осунувшееся, ставшее от этого еще более выразительным, красивое лицо. Он был собран, спокоен, стараясь ничем не выдать своего состояния, оставив все за порогом студии. Сюда он пришел работать и проведет программу во что бы то ни стало, а потом… Но это потом, а сейчас…

– Работаем, – кивнул он режиссеру и повернулся к камере с горящим огоньком.

Запись прошла идеально. Борис, как обычно, задавал собеседникам острые вопросы, парировал, вступал в спор, блистательно делал выводы из всего сказанного.

– Что значит профессионал, – тихонько приговаривал режиссер за пультом. – Все как по маслу.

– Чего это ему стоит, – вздохнул продюсер, отходя в сторону.

Маша не отрывала глаз от мониторов. Все нормально. Но когда же закончится эта мучительная запись?

Наконец, прозвучали слова, которыми Борис всегда заканчивал свою программу: «Сегодня эта тема была самой актуальной». Маша решила спуститься в студию. Если он опять скажет, что хочет побыть один, она поймет. Но возможно, именно она в эти минуты необходима ему.

Спускаясь по лестнице, девушка увидела, как Борис быстро вышел в коридор, взволнованно разговаривая по телефону. Когда подошла к нему, он только что завершил, видимо, очень важную беседу.

– Машка, как здорово, что ты здесь, – с облегчением произнес он те самые слова, которые она больше всего ждала. Он как-то по-детски обнял ее, прижал к себе, как бы ища спасения от навалившегося горя. – Хорошо, что сразу запись. Работа – она всегда спасает. А вот вышел и понял, что один просто взвою.

– Ты не один. Как же я могла тебя оставить в такой момент? Мало ли, что ты сказал. Одному в такие моменты нельзя оставаться, – приговаривала Маша, несколько неловко поглаживая Бориса по спине, успокаивая, как маленького мальчика.

– Все-то ты у меня понимаешь. Все ситуации проходила, мудрая ты моя. Знаешь, я не верю, что он погиб. Этого не может быть, – тихо проговорил он.

– Борь, в это всегда трудно поверить…

Он немного отстранился, взяв Машу за плечи, стал убежденно говорить, глядя ей в глаза:

– Нет, не в этом смысле. Я не могу поверить в какой-то там несчастный случай. Этого не может быть. Он хорошо водит машину и всегда очень осторожен.

– Борь, ты, конечно, прости, но в его возрасте ездить без водителя…

– Это да… Но все же я сейчас еду в милицию. Хочу знать, как это все произошло. Буду требовать возбуждения дела. Я найду того, кто это ему устроил. – Он говорил так, что казалось, будто ему уже известно, кто именно виновен в аварии. Надо только это доказать. Он долго сдерживал себя, и наконец его прорвало, эмоции вышли наружу.

Маша не собиралась ни разубеждать, ни успокаивать. Если ему так легче смириться с потерей, то пусть настаивает на расследовании. А она для того и подруга, чтобы помочь перенести горе, свалившееся на него. Что бы он ни решил, она будет рядом и поддержит его во всем.

– Я с тобой, – коротко сообщила она. – И даже не думай меня отговаривать. Я тебя сейчас одного не оставлю. Тем более что тебе в таком состоянии нельзя садиться за руль. Поедем на моей машине.

– Поедем, – устало согласился Борис.

В милиции им показали все протоколы с места аварии, фотографии. Оказывается, уже и опознание успели провести. Алла Миркина узнала его куртку по очень приметным «молниям», лицо и тело обгорели до неузнаваемости. Сомнений не было: за рулем сидел он. В машине он был не один. С ним ехала неизвестная девушка, личность которой пытаются установить.

Автомобиль на большой скорости врезался в огромный грузовик, на скользкой дороге его закрутило, он несколько раз перевернулся и от сильного удара взорвался. Это несчастный случай, и возбуждать дело нет никаких оснований.

– Понятно. Возбуждать дело у вас нет оснований. Ладно. Но нельзя же опознать человека только по «молниям» от куртки. Я категорически с этим не согласен, – решительно заявил Борис, почти смирившись с тем, что его подозрения беспочвенны. – Я требую генетической экспертизы, чтобы доподлинно установить, что человек, сидевший за рулем машины, был мой отец.

– Это ваше право – требовать, – замялся капитан, беседовавший с молодыми людьми, – но, понимаете ли, такая экспертиза делается не быстро и дорого стоит…

– Я заплачу и за экспертизу, и за то, чтобы она была сделана быстрее, – мигом понял Борис намек и положил на стол капитана довольно пухлую пачечку долларов. – Думаю, здесь хватит на все.

– Я тоже так думаю, – оценив взглядом и прикинув в уме кругленькую сумму, довольно согласился капитан. – Обычно результаты бывают готовы через месяц. Вы получите их через две недели. Вот вам адрес. Сдадите кровь, оставите свой номер телефона, вам сообщат результат.

– Хорошо, спасибо за понимание, – автоматически бросил Борис и резко встал.

– Это наша работа, – улыбнулся капитан. – Если будут еще какие-нибудь вопросы, обращайтесь.

Последние слова капитана Борис не услышал. Он уже стремительно шел по коридору милицейского управления, Маша едва поспевала за ним. Только оказавшись в машине, Вольнов-младший немного пришел в себя и довольно спокойно проговорил:

– Пока не будет готова экспертиза, не разрешу хоронить.

– Но Миркина же опознала, – осторожно начала Маша, заводя машину.

– Надеюсь, никто возражать не станет. – Немного помолчав, Борис тихо проговорил: – Успеют еще наследство поделить. Радуются небось такому повороту событий…

– Не думаю, что кто-то может радоваться, – еле слышно заметила Маша, полностью сосредоточившись на дороге.

– А я думаю, представь себе, даже уверен, что многие были заинтересованы в его уходе, – опять стал заводиться Борис.

– Я не знала, что ты так относишься к отцу, – решила немного отвлечь его от навязчивой идеи девушка.

– Как?

– Неравнодушно. Мне казалось, ты его недолюбливал и сторонился, считал чужим.

– Недолюбливал? – грустно переспросил Борис. – Впрочем, конечно, со стороны именно так это и выглядело. Наверное, даже он так думал. Хотя на самом деле я его любил. Очень любил. В детстве просто боготворил. Гордился им безумно. С самого малолетства знал, что буду журналистом, как папа. Он читал мне сказки, потом, когда я подрос, самого заставлял читать. Давал мне книгу, а я потом рассказывал ему содержание, толковал, что думаю о прочитанном, кто там хороший, кто плохой. Рядом с дачей у нас конезавод был – научил меня держаться в седле, летом играл со мной в теннис… Его же все знали в лицо. Он идет со мной рядом, держит за руку, а все на него смотрят, здороваются… А потом у него началась другая жизнь. Правда, тогда мы еще часто виделись, но постепенно он отдалился от меня, потом родился мой брат Артем, и отец стал совсем чужим. Я жутко переживал. Решил, что вот поступлю в университет, стану известным журналистом, и он очень пожалеет, что так просто взял и отказался от меня. Нашел себе вторую жену, второго сына, дальше больше… Не выношу я этих, которые на чужом свое счастье строят.

– Согласна. Я тоже терпеть не могу всех этих мачех, – поддержала Маша.

– А разве твоя мама тебе не родная? – удивился Борис.

– Родная, конечно. У меня, слава Богу, мачех не было. А у мамы была, и у папы, и у маминой мамы. Целый букет мачех. И все какие-то одинаковые. Такие все женственные-преженственные… акулы, которые за квартиры, дачи, дома в горло вцепятся и, пока свое не отгрызут – не отпустят. Они отгрызли, а я осталась бесприданницей. Наследство должно передаваться из поколения в поколение. Приданое должно быть фамильным, а мои фамильные ценности у чужих теток. Теплых чувств это во мне не вызывает. Всегда все делала, чтобы не быть на них похожей. Короче, я в твоем клубе противников вторых жен.

– Принято. Но должен заметить, у бесприданниц есть мотивация многого добиться в жизни.

– Я и с приданым не пропала бы. Дело же не в этом. Унизительно, когда тебя грабят. Помнишь, у тебя из машины портфель вытащили? Обидно же?

– Не то слово – и противно и мерзко. Черт с ними, с деньгами. Там было полно бумаг, ежедневник. Даже вспоминать не хочу.

– Вот та же история и с мачехами. По сути, то же ворье. И тоже не хочу вспоминать.

Она замолчала и сосредоточенно стала смотреть на дорогу. Борис взглянул на нее с нескрываемым восхищением. Красивая и такая умница, тонкая натура, сумела-таки его втянуть в разговор, привести в чувство, даже немного успокоить, если вообще в такой ситуации можно кого бы то ни было успокоить. Точнее будет сказать, она вывела его из состояния шока. И сделала это умно. Не жалела, не дала раскукситься, наоборот, помогла собраться, не позволила остаться один на один со своими мыслями. Он невольно улыбнулся, глядя на ее по-детски серьезное лицо. Это особенно поражало в ней. Внешняя гламурность и внутренняя детскость, а еще умение сопереживать, все пропускать через себя, не проходить мимо чужого горя. Удивительный, настоящий человек, подвел итог своим размышлениям Борис, но озвучивать его не стал, а решил продолжить оборвавшийся разговор:

– Машка, такое впечатление, что ты прожила девять жизней. У тебя на любую ситуацию есть своя история из личного опыта.

– Просто я ничего не пропускаю мимо, у меня все откладывается в копилочку. Смотрю на жизнь, делаю выводы. Стараюсь следовать совету Бисмарка, учусь на чужих ошибках. Вот, например, никогда не буду второй женой. Они все заканчивают плохо. Вообще не хочу ни в чем быть второй. Только первой. Forever! Исторический опыт помогает сохранять оптимизм.

– Не всегда. Знаешь, я был с отцом в вечной конфронтации, все думал, придет время – еще поговорим, все выясним, я ему то скажу, это… Вдруг раз… А сказать некому. Пустота. В душе такая пустота образовалась. Такая тоска. Словами не передашь.

– Отчего ж. – Маша оторвала взгляд от дороги, чтобы посмотреть на Бориса. Надо отдать ему должное, он отлично держится. Боль уже ушла внутрь. Ну, там она будет жить долго: никуда не спасешься от тоски, которая перехватывает горло, независимо от того, как ты держишься внешне. Здесь поможет только время. Маша вздохнула и продолжила ему в тон: – Словами многое можно передать. Мне сегодня тоже стало страшно от мысли, что родители не вечны. Но природа так устроена, что они должны будут уйти, и… останешься с пустотой.

– Хорошо, когда природа, а тут…

– Ладно, – решительно заговорила Мария. – Слушай, тебе сейчас надо быть в действии, что-то предпринимать. Может быть, я и иду на поводу твоего настроения и поступаю вопреки всякому здравому смыслу, но давай сами проведем расследование, которое не захотела проводить милиция. Журналистское…

– Машка, как ты догадалась?

– Что? Ты это задумал?

– Но ты предложила.

– Озвучила.

Он захотел ее обнять и поцеловать.

– С ума сошел, я же за рулем, – не очень активно запротестовала Маша и, не отрывая глаз от дороги, подставила ему щеку. – Ладно, пользуйся моей добротой и любовью.

– Царский подарок. – Поцеловав ее, Борис невольно рассмеялся: – Ты меня так смотри не разбалуй.

– Хорошо, что предупредил. Действительно надо быть с тобой построже, – еле сдерживая улыбку, серьезным тоном согласилась с ним девушка.

– Кстати, а как я доберусь сегодня домой? – с невинным видом спросил Борис, с интересом ожидая ответ. – Или это похищение?

– Всего-навсего ограбление. Ой, что это я? – спохватилась Маша, чувствуя неловкость из-за неудачной шутки и сразу решив конкретно ответить на поставленный вопрос: – Как попадешь, как попадешь. Я отвезу.

– В Горки, на Рублевку?

– Ну да. Ты же там живешь.

– Будет поздно, и я тебя одну обратно в Москву не отпущу. Останешься у нас, – тоном не терпящим возражений заявил Борис.

– А я и сама не поеду. Не собираюсь тебя оставлять одного, – очень спокойно отреагировала Маша.

– Нет, все-таки самая большая удача моей жизни, что я тебя встретил! – довольно воскликнул Борис, не переставая любоваться своей подругой. – А знаешь, это же отец посоветовал мне обратить на тебя внимание.

– Серьезно? Ты мне об этом не говорил. Значит, если бы не он, так ты даже и не взглянул на меня?

– Да я и до этого взглянул, и не один раз, целую стратегию развернул. Думаю, он заметил мои старания, вот тогда и сказал, выразив таким образом одобрение моего выбора: «Вот эта вот ненормальная тебе идеально подойдет. Не упусти, а то я ее уведу у тебя».

– Вот великий стратег. А ведь все ВТВ уверено, что он мне прохода не давал, хотя на самом деле как только он меня отловит где-нибудь, так сразу пытает, как у тебя дела, какие проекты, что о нем говоришь…

– А ты мне об этом ни слова?

– Договоренность была. Слушай, а почему он меня ненормальной назвал? Или это ты сам придумал?

– Я придумал? А ты полагаешь, что можно считать нормальной успешную красивую девушку, ведущую самой гламурной, самой рейтинговой программы, которой все это на фиг не надо. Нет, она взахлеб смотрит передачу «Человек и закон», изнывая от зависти к журналистам, которые расплачиваются за свои расследования и найденные факты. Она брезгливо посещает светские мероприятия и мечтает хоть раз съездить в горячую точку, а верхом своей карьеры видит интервью с Фиделем Кастро. Если бы я тебя хорошо не знал, то был бы уверен, что ты просто выпендриваешься. То, что ты имеешь, предел мечтаний любой молодой журналистки. Выше только звезды, а ты…

– А я еду с тобой к единственному свидетелю ДТП на Минском шоссе, адрес которого я на всякий случай запомнила, просматривая протоколы с места происшествия. Те, кто мечтает о такой звездной карьере, как моя, вряд ли стали бы это делать. Они бы предпочли пойти куда-нибудь потусоваться, и уж точно их совсем не привлек бы такой зануда, каким являешься ты при ближайшем рассмотрении.

– Ты меня явно недооцениваешь. Ты правда запомнила адрес?

– Конечно, Кустанайская, 9, квартира 73.

– Отец был прав. Ты – идеал. Пожалуй, надо подумать о твоей командировке на Кубу.

– Он не говорил, что я идеал. Он сказал, что я идеально подхожу тебе, но ход твоих мыслей мне нравится.

– Так это одно и то же.

– Что именно?

– Идеал, который идеально подходит.

– Сам-то понял, что сказал? Идеал – это абстрактно. Хорош для всех, потому идеалу трудно найти одного, кому он подходит.

– Ну да, у идеала нет времени на отбор, перехватывают, кто ближе стоит.

– Вот именно, а идеальные пары создаются из двух половинок, каждая из которых вовсе не есть идеал. Когда мы жили в Последнем переулке, у нас были соседи Ира и Витя, алкоголики.

– Простите, это из личного? Из копилочки?

– Из нее. Так вот они были идеальной парой, даже умерли в один день. Всегда вместе, всегда пьяные, похожие друг на друга. Абсолютная гармония и взаимопонимание. Я как-то возвращаюсь из школы, выхожу из лифта, а прямо посреди площадки, аккуратненько так, стоят тапочки домашние и жутко воняет водкой. На улице зима, мороз, а тут тапочки. Лифт у нас между этажами останавливался. Смотрю, а внизу у дверей своей квартиры Ира убирает осколки бутылки. Я ее спрашиваю, почему тапочки у лифта стоят. А она с таким сочувствием говорит: «Так Витька из магазина пришел. Вышел из лифта и решил, что оказался в бассейне. Снял тапочки и в воду. Вот бутылку разбил. Хорошо сам не убился». Вот так жили и понимали друг друга. Он в бассейн из лифта прыгнул, она на это спокойно отреагировала. Полная гармония. Это и есть идеальная пара.

– Потрясающе. Теперь буду знать, к каким вершинам стремиться, – невольно рассмеялся Борис.

– Ну вот мы и приехали. – Маша притормозила машину. – Ты давай беги сдавать кровь, а я пока припаркуюсь и догоню тебя. Не будем терять времени.

Борис послушно вышел из машины и направился к зданию, где, судя по координатам, данным капитаном, располагалась лаборатория. Маша с нежной грустью смотрела ему вслед: «Вроде с первым шоком совладали. Уболтала. Да, не надо давать ему ни секунды свободного времени. Придется помотаться, но если ему помогает иллюзия действия, значит, надо создавать эту иллюзию. Постепенно привыкнет к потере отца и смирится с ней. Мужчины такие нежные, так тяжело переживают стрессы… Ничего, своему я помогу справиться с перегрузками».