Текст книги "Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц"

Борис, ты не прав

С приходом Бориса Арнольд неимоверными усилиями воли заставил себя хоть немного собраться. Он понял, что сейчас ему предстоит отвечать на самые неожиданные вопросы, и ему необходимо из этого испытания выйти достойно. Жаль, Матильда ушла. Обиделась на него. Справедливо обиделась. Что на него нашло? Как он мог? Нервы подвели. Но Матильда его поймет, а вот с Борисом нервы надо взять в кулак. Как будто в рапиде, он видел перед собой энергично расхаживающего отпрыска Вольнова, который походил на отца все больше и больше, слышал его слова, тоже звучащие все медленнее, начинавшие растягиваться и превращаться в рык. Кардиналов сжал кулаки, резко встал и очень жестко заявил:

– Повторяю, у вас нет доказательств.

– А показания вашего знакомого механика, рассказавшего, что вы положили в багажник машины пакет?

– Это был пакет с продуктами. Можно подумать, что я на его глазах прикрепил пластиковую бомбу. Пакет с продуктами всего-навсего.

– С продуктами, значит? Интересно. А вот знаете, экспертиза выявила в багажнике машины следы взрывчатых веществ.

– Это блеф. Такого быть не может. Я сам осматривал багажник, как вы знаете, и там ничего не было, – уверенно парировал Кардиналов.

– Кроме того, там находилась еще и канистра с бензином. Костер получился впечатляющий.

– Даже если, как вы говорите, экспертиза показала, что в машине была взрывчатка, где доказательства, что ее положил туда я? Кстати, все возможно, у вашего отца, Борис, было множество недоброжелателей. Я не знаю всех тонкостей его деловых взаимоотношений. Могу только догадываться о них. Но вполне возможно, что кому-то Вольнов перешел дорогу, не выполнил какие-то обязательства. В большом бизнесе всякое случается. Против меня у вас ничего нет и быть не может. Если бы у вас что-то было, вы мне бы уже давно это предъявили.

– Арнольд Мартынович, мы же ведем журналистское расследование, у нас все на эмоциях, а предъявлять вам доказательства будут в другом месте, где вы сможете и протокол подписать, и к суду подготовиться.

– Борис, чтобы мне попасть в то самое место, где вам пригрезилось меня увидеть, тоже ведь нужны доказательства. А у вас, душа моя, их нет.

– Пока нет. Просто основной свидетель по этому делу находится сейчас в больнице, но, как только врачи дадут добро, он начнет давать показания, и думаю, будет достаточно оснований и доказательств увидеть вас именно там, где я и мечтаю вас увидеть, – на скамье подсудимых.

– И что же это за свидетель? Столетняя старуха, проходившая мимо трассы с ведрами и коромыслом?

– Ну зачем же? Наш свидетель значительно больше посвящен в суть произошедших событий, нежели заблудившаяся в лесу бабка с коромыслом, как вы изволили здесь выразиться. Он их участник.

– Какой участник? – неуверенно спросил Кардиналов.

– Вы все-таки заинтересовались? И кажется, занервничали?

– Борис, ты, простите, вы не правы. У меня нет повода нервничать. Другой вопрос, любопытно, что за свидетель?

– Свидетели. Их двое. Есть основной и есть еще водитель КамАЗа, с которым столкнулась машина отца.

– И он свидетель?

– Не подозреваемый точно. Машина, которая с ним столкнулась, въехала к нему под колеса со встречной полосы.

– Это я знаю. Вы отвлеклись, а кто основной свидетель?

– Вы его хорошо знаете.

– Так назовите имя.

В это время у Кардиналова зазвонил мобильный телефон. Он не сразу нашел трубку, поэтому можно было заметить, что он сильно нервничает. Разговаривая по телефону, на все вопросы он отвечал только односложное «да». Чем дольше продолжался разговор, тем растеряннее он становился. По его лицу пронеслась целая буря эмоций, в глазах замаячил ужас. Полученное сообщение совершенно опустошило его. Окончив разговор, он молча оглядел всех присутствующих, ища у них поддержки, за которой не стоило обращаться.

– Этого же просто не может быть. Мы ведь только что… Звонили и сообщили, что Матильда попала в аварию. В тяжелом состоянии ее повезли в Склифосовского. Ничего не сказали. Что, как? Прямо с места аварии звонили, она была еще в сознании и попросила сообщить. Боялась, что не узнают, не найдут, не помогут.

– Она сильно пострадала? – с искренним участием спросила Маша.

– Ничего не известно. Но главное, она жива. Так. Я должен быть там. Но как? Она же уехала на машине.

– Вас отвезет наш водитель, – предложил Борис.

– Спасибо. Я позвоню вам сразу, как все узнаю. Мы продолжим, продолжим этот разговор, но сейчас я должен знать, что с ней.

– Позвоните обязательно, – без особого сочувствия в голосе проронил Борис. – А разговор, конечно, продолжим.

Кардиналов ушел, оставив в замешательстве всех, кто был свидетелем этой сцены.

– Не копай другому яму – попадешь в нее сам, – сделала вывод Лариса Мартынова.

– Вот и не верь, что зло наказуемо, – в тон ей проговорила Алиса Лисовская. – Действительно, все возвращается.

– Арнольду на самом деле воздалось по заслугам. Ведь он на старости лет, похоже, влюбился как мальчишка. Неподъемное испытание в его годы, – задумчиво сделала вывод Миркина.

– Да, на шекспировском уровне. Мне его даже жалко стало. И Матильду жаль. Хорошо жива осталась… – поддержала Маша.

– Что за всепрощенчество? – резко оборвала ее Лариса. – Да что хорошего, что она жива? За свои подлости и ответила. Мне, например, ее совсем не жаль. Как ты можешь такое говорить, Маша?

– А мне тоже жаль, – неожиданно встала на сторону Маши Елена Алексеевна. – Никому такого не пожелаешь. Даже человеку, к которому особых симпатий не чувствуешь. Правильно говорит Маша, и хорошо, что может так говорить.

– Жизнь – жестокая штука, Елена Алексеевна, не мы их, так они нас. Надо уметь за себя постоять, дать отпор, поставить на место, уметь отомстить. – Казалось, что рыжие волосы Мартыновой встали от возбуждения дыбом и она вся горит огнем праведной мести.

– Я думаю, простить труднее, чем совершить все перечисленные вами, Лариса, «подвиги». Для себя простить, чтобы не истекать злобой, которая делает человека таким же несчастным, как зависть.

– Возможно, вы и правы, Елена Алексеевна, знаете, у всех разные стартовые возможности. Вы при всех сложностях отношений с Андреем Константиновичем все же действительно никогда не были один на один с жизнью. У вас всегда был тыл. Вы, даже сами того не ведая, легко выиграли конкурентную борьбу вон с мамой Люси.

– Я не думала, что участвую в борьбе.

– Никакой борьбы и не было, – вступилась Люси. – Был простой расчет. Кстати, я не собираюсь никому мстить за это. Сначала, как я уже говорила, была такая мысль, но сейчас не хочу. Моя судьба, благодаря этому расчету, сложилась прекрасно. В роли стороннего наблюдателя я себя чувствую значительно комфортнее, нежели в роли активной участницы жизни, сложившейся вокруг Андрея Константиновича.

– Однако контракт вы заключили, – напомнил ей Борис.

– Месть и бизнес – разные вещи. Мне выпал неожиданный шанс, и я его использовала. Я мечтаю работать в России. При всей увлеченностью массовой культурой, в этой стране есть огромный потенциал. Здесь еще можно противостоять попсе, способной сгубить любую культуру. Кстати, вашу компанию, которая уже давно не развивается, она уже сгубила. И хотя в ней работает много талантливых людей, но главная-то голова устала. Андрей Константинович устал и хотел той жизни, к которой его всегда тянуло. Он жаждал красоты и развлечений. Это помогало ему создавать иллюзию молодости. А вы все не смели ему сказать, что он просто стар и должен отдать руководство молодому преемнику.

– Интересно, как вы себе представляете подобный разговор? – серьезно спросил Борис.

– Именно так и представляю. Но для этого был необходим кто-то со стороны. Я идеальный вариант. И дочь, и не наследница, и не испытываю пиетета перед Вольновым, которым заражены все вы. Что бы вы тут ни говорили, а войди он сейчас сюда, вы же все будете счастливы, что все останется по-прежнему, что глава всему будет он, такой удачливый, такой нестандартный человек, бросающий вызов всем общепринятым нормам и все еще думающий, что он может все. Не спорю, когда-то мог, но время его прошло.

– Жесть, – многозначительно промолвила Маша.

– Она права, – согласилась Елена Алексеевна. – Это так. Мы все, что угодно, могли говорить, злились на него, раздражались, но в глубине души свято верили в его исключительность и незаменимость. Не то что в компании, которую он создал, даже в личной жизни. Посмотрите: я одна, хотя у меня и были вполне достойные предложения, но после Андрея мне все мужчины казались пресными и неинтересными.

– Надо было лучше приглядываться, – не удержалась Миркина. Она уже давно присутствовала в гостиной, но долгое время принимала несвойственное ей пассивное участие в разговоре, но тут не смогла смолчать.

– Кто бы говорил, что ж вы не пригляделись?

– А я до последнего дня была его законной женой, – с вызовом отрезала Алла.

– Числилась и держалась за это руками и ногами, – язвительно заметила Лариса Мартынова.

– Те, кто не числился, тоже особо не торопились, – спокойным голосом продолжала Елена Алексеевна. – И вы, Лариса, по сей день одна, и Алиса пыталась вырваться из этого порочного круга, аж в магию ударилась.

– Я? – Лисовская растерянно посмотрела по сторонам: слова хозяйки дома ни у кого не вызвали даже капли удивления. – Вы все знали об этом? Что я с Андреем…

– Тот еще секрет Полишинеля, – пробурчала Миркина. – Я даже рада, что ты нашла, наконец, выход из этого тупика, решила карьеру делать.

– Под девизом «заграница нам поможет», – не удержалась от колкости Мартынова.

– А ведь Елена права. Вольнов был гуманистом. Когда-то был так хорош, что себе не принадлежал. Все людям. Всех осчастливил, – миролюбиво заключила Миркина, глядя на готовую расплакаться Алису.

– Зато Матильда не одна, – вспомнила Маша.

– Это потому, что ей достались остатки былой роскоши, – рассудила Миркина.

– Вот так всегда и бывает, от чего бежишь, о то и спотыкнешься, – в никуда произнесла Елена Алексеевна, вспоминая о своем.

– Я ни от чего не бежала, – мгновенно отреагировала Алла.

– Это я о себе. На роскошь среагировала… – почему-то стала оправдываться Елена. – Вы правы, Лариса, Вольнов нас здесь всех объединил, но все мы очень разные, из разных жизней влились в океан его жизни. Ужас, как пафосно сказала, аж самой странно. Ну да ладно. Наверное, я многого не испытала, не знаю тягот, лишений, но это не значит, что я не могу понять, чего стоит жить, испытав все это. Я прекрасно понимаю и стремление жить красиво. У всех здесь свои критерии. Вы меня образом жизни попрекнули. Дескать, предел мечтаний, и стремиться ни к чему не надо. Но и у меня было стремление к красивой жизни в молодости. Только я ее понимала по-своему. Мне хотелось любви, как в романах, сказки, приключений, чтобы все слишком, все по высшему разряду. Блистательный Вольнов был из этой сказки, прекрасный принц. Небогатый, но красивый, веселый: куда ни придет, всегда в центре внимания, мне все завидовали, им восхищались. А маме моей он не нравился. Правда, он об этом даже не догадывался. Один раз она попыталась со мной поговорить. Была уверена, что у него кто-то был, что он кого-то обманул ради выгодной партии. Но я ничего не хотела слушать. Впрочем, это ничего не изменило бы. Я тогда ей сказала, что мне все равно, кто был у него до меня. Она не стала со мной спорить, только рассказала маленькую историю из своей жизни. Суть ее я тогда не поняла. По-настоящему, наверное, постигла ее только сегодня. А история такая.

Мама моя была из тех, кого называют «золотой молодежью», папа ее, мой дедушка, с юности в десятке первых людей страны. Летом жили в этом самом доме, вокруг друзья того же круга. Одному из мальчиков подарили машину. Тогда – не наше время, машины были у считаных людей, героев труда, у тех, кого знала вся страна. И вот мальчик посадил друзей в машину, и поехали они кататься по всей округе. Это сейчас Рублевка – государство в государстве, а тогда стояли госдачи, вокруг деревни, проселочные дороги. И вот неслись они по этим проселкам, в деревнях все врассыпную, куры, истошно кудахтая, разлетаются так, что только перья повсюду, как снег. Такие кадры часто можно в кино увидеть. И вот веселые ребята с госдач чувствуют себя киногероями, хохочут, веселятся. Опять деревня, опять куры вразлет, а они мчатся дальше, пугать следующую деревню. И вот тут мама, сама не зная почему, обернулась и увидела, что осталось позади их замечательного автопробега. Стоят понурые люди, а на дороге лежат раздавленные куры, те самые, так весело, по-киношному, вылетавшие из-под колес. Когда увидела эту унылую картину, ей стало не по себе. С тех пор мама перестала участвовать в таких прогулках. Конечно, понимала, что в жизни всегда так: кто-то веселится, а через дорогу кто-то плачет. Сделать так, чтобы никто не плакал, невозможно. Но стремиться к тому, чтобы никто не плакал по твоей вине, надо обязательно.

Елена Алексеевна улыбнулась. Хотела еще что-то сказать, но передумала. Она почувствовала, что ее не очень поняли. Только Люси живо отреагировала:

– Да, это самая настоящая притча. О цене красивой жизни. Можно фильм снимать. Мне кажется, пришло время.

– Оно и не уходило, – вышел из задумчивости Борис. Он подошел к матери и поцеловал ей руку.

– Странно слышать от американки, что у нее есть желание делать такой некоммерческий проект, – пренебрежительно высказалась Лара Мартынова.

– Ну это как снять. Если есть талант и мастерство, то можно снять фильм о поисках доказательства теоремы Ферма, который будет смотреться лучше самого забойного блокбастера. Только это очень трудно сделать, повторяю, нужны талант и мастерство, – четко определил свою позицию сын Вольнова.

– Простите меня, но это прошлый век. Сейчас все, кто живет полнокровной жизнью, несутся по встречной полосе на бешеной скорости, и оглядываться нет ни времени, ни возможности, ни желания. Надо мчаться вперед в сжатом времени, на разрыве аорты, – не собиралась сдаваться Лариса. – Это сегодняшняя жизнь, и фильмы должны быть адекватны сегодняшнему дню. Американцы это умеют делать… – она сделала многозначительную паузу, – но, видимо, не все.

– Я русская, – с олимпийским спокойствием парировала Люси. – А об Америке у вас, уважаемая, явно превратные представления. У нас сейчас стараются вернуться на проторенные пути, к вечным ценностям. Вспомнили, что нет ничего дороже семьи. Правда, вы хотите сами пройти весь путь отказа от этих ценностей. Но мне кажется, нет смысла повторять чужие ошибки.

– Что же касается гонок по встречной полосе, то рано или поздно перед вами окажется КамАЗ, и разрыв аорты будет гарантирован, – в тон ей проговорила Маша.

– Ну дожили, всякие американки нас будут учить жить! – стала закипать Лара.

– Все, не будем сейчас уходить в концептуальные споры. Простите, что меня вдруг потянуло на воспоминания. Все люди разные, не всем интересны такие истории, – примирительным тоном решила прекратить надвигающуюся дискуссию Елена. – Борис, вы с Машей обещали рассказать о том, что узнали в результате своего расследования.

– Да, вот именно вы знаете все, а мы ничего, – поддержала ее Миркина. – Расскажите, наконец, о свидетеле и о роли Кардиналова.

– И о результатах экспертизы. Кстати, когда будут результаты генетической экспертизы?

– Собственно, она уже давно есть, – как само собой разумеющееся, сообщил Борис. – Эта была главная сенсация сегодняшнего вечера, которую мы приготовили для неожиданно выбывших его участников.

– О-о-о! Да не томи, – запричитала Миркина.

– Подождите, не все сразу. Маша здесь уже начала восстанавливать события того злосчастного дня. С кем отец разговаривал, какое у него было настроение, как ехал, кого подвозил.

– Вы знаете кого? – спросили Бориса сразу с нескольких сторон.

– Узнали, а теперь узнаете и вы.

Шла Саша по шоссе

Андрей притормозил машину, в открывающемся окне правой передней дверцы показалось миловидное личико сероглазой блондинки с пухлыми губками.

Вольнов даже не стал спрашивать, куда ей надо, открыл дверь и пригласил девушку сесть в машину.

– До Звенигорода подбросите?

– Я туда и еду, но, если бы нам было не по пути, все равно не смог бы отказать такой красавице и отвез бы вас в любую точку на карте.

– Серьезно? Бывают же люди! А я тут стою уже минут пятнадцать. Хоть и под зонтом, а все равно уже промокла. Никто даже не подумал остановиться. Не хотят воду в машину впускать. Но я заплачу.

– Воды я не боюсь, сиденья кожаные. Ничего с ними не будет. А уж деньги оставьте себе. Мне достаточно вашей красоты и милого общества, которое скрасит мое одиночество хоть на время нашего недолгого совместного пути.

– Вы меня прямо-таки завалили комплиментами, – засмеялась девушка, смело взглянув на неожиданного поклонника.

– Я вас где-то видела, такое впечатление, что мы с вами знакомы. Вы из Звенигорода? – Присмотревшись, она вдруг воскликнула: – Ой, нет, конечно, я вас узнала, вы же тот самый Вольнов из телевизора! Я выросла на ваших программах.

– Неужели? Прямо-таки выросли?

– Ну конечно, мама очень любила смотреть ваши репортажи, даже была в вас влюблена, поэтому я тоже не пропускала ни одной вашей передачи.

– Какая милая у вас мама.

– Мама – прелесть, мечтала, чтобы я тоже журналисткой стала, но не получилось.

– Что так?

– Не до учебы, знаете ли, было. Ой, смотрите, неужели? Это же Валера, сосед наш. Что это он так поздно? Видимо, тоже автобуса не дождался, пешком пошел. Может, мы его подберем, а то неудобно, я, как королевна, на машине проеду мимо соседа, а ему еще топать и топать.

– Я вообще-то не останавливаюсь на трассе, – сбавляя скорость, нерешительно проговорил Вольнов, – но в знак нашего давнего знакомства, конечно, не могу отказать столь преданной зрительнице…

– Поклоннице, – кокетливо поправила симпатичная девушка, многообещающе взглянув на известное лицо, открывая при этом дверцу машины. – Что это она не открывается?

– У меня всегда все двери блокированы. Сейчас открою.

Машина уже остановилась возле мужчины, шедшего вдоль дороги, но он продолжал идти дальше, явно не слыша и не видя, что происходит вокруг, из-под капюшона огромного прорезиненного плаща, какие обычно носят дорожные полицейские.

«Интересно, как это она узнала его в таком одеянии? Хотя рост, конечно, впечатляет», – невольно отметил про себя Вольнов.

– Валера, ты? – окликнула девушка атлета в плаще.

Тот мгновенно обернулся и заулыбался своей знакомой, вроде бы даже не очень удивившись тому, что встретил ее поздним вечером на загородном шоссе в шикарной иномарке.

– Я, конечно, а ты как здесь? – обрадованно спросил он.

– За тобой приехала, – весело рассмеялась блондинка, – садись. Этот господин любезно согласился нас подбросить до дома.

Валера довольно резво забрался в машину, не особенно интересуясь приглашением хозяина, который не был в восторге от нового попутчика. Он долго копошился на заднем сиденье, сворачивая свой плащ, наконец угомонился. Немного помолчав, сделал бесцеремонно комплимент водителю:

– Шикарная тачка, шеф. Только почему-то сильно бензином пахнет.

– Валер, какой он тебе шеф? Это же Андрей Вольнов, известный телевизионный ведущий.

– Пахнет? Я не чувствую, – удивленно проговорил Вольнов, но не стал вдаваться в объяснения, что сам он не различает запахов, а новому пассажиру что-то показалось. Девушка же ничего не сказала, значит, не заметила. Гораздо интереснее было поговорить о себе, любимом. – Ведущим я был уже очень давно. Сейчас занимаюсь организацией процесса.

– Надо же, как повезло. И от дождя спаслись, и со знаменитостью познакомились. Кстати, меня Валера зовут.

– А меня Саша, – представилась девушка, как-то странно взглянув на своего знакомого.

Андрей Константинович посмотрел в зеркало и встретился глазами с Валерой. Его насторожил этот взгляд. Он не успел сформулировать, что в нем показалось необычным, неприятным даже. Вдруг в глазах потемнело, потом в бешеном вихре закружились какие-то лица, непонятные тени. Вольнов потерял сознание.

– Жми на тормоз! – закричал Валера своей подруге.

Машина остановилась. Они быстро вытащили Вольнова и волоком потащили подальше от дороги.

– Подожди. Куртка на нем клевая. Давай снимем, а то перепачкается вся, – деловито предложил подельник.

Вернувшись в машину, он надел на себя куртку Вольнова. В боковом кармане в бумажнике лежали документы, деньги, кредитки.

– Смотри, какой улов. Надо кредитки обналичить по-скорому.

– Как ты это сделаешь? Тебя сразу поймают. Не боишься? – недовольно спросила Саша.

– Ну не в первый раз.

– Ты его убил? – опять спросила она.

– После такого удара еще никто не выживал, – самодовольно ухмыльнулся Валера.

– Это у тебя не в первый раз? Так вот кулачищем по башке?

– Ой, только давай обойдемся без этого праведного гнева. Ты же знала, на что шла. Надо было оставить его живым, чтобы он нас потом опознал? Мы за него еще и с нашего благодетеля денежки сдерем. Представляешь, как он обрадуется, когда узнает, что мы все-таки выполнили его заказ. Но это попозже, когда все уляжется. Сейчас поживем на денежки от машины.

Саша молча вытащила из сумки пачку сигарет.

– Не вздумай здесь курить, жуткий запах бензина. Не чувствуешь, что ли?

– Чувствую, но вроде проветрилось, пока мы его выгружали.

– Да ни фига не проветрилось. В такой тачке и так воняет. Надо бы проверить, что там с баком, а то я ведь договорился с покупателем. Он нас в Звенигороде уже ждет. Надо поднажать, чтобы успеть заехать в какой-нибудь автосервис.

Саша недовольно спрятала пачку, но через некоторое время опять достала ее. Стала вытаскивать сигарету. Валера выхватил у нее из рук приготовленную зажигалку, сигареты, открыл окно и со злостью выбросил.

– Ты что себе позволяешь? – закричала Саша. Нервы ее окончательно сдали, и она набросилась на обидчика с кулаками.

Он стал отбиваться. На какой-то миг выпустил руль из рук, машина потеряла управление. Валера опять быстро схватился за баранку, но в это самое мгновение его ослепили фары огромной фуры, непонятно откуда вдруг выскочившей прямо перед ними. Столкновение оказалось неизбежным. Машина от сильного удара несколько раз перевернулась и превратилась в огромный костер.