Текст книги "Почерк"

Шпала

 
Я человек из хора,
Мой голос в нем пропал,
Я – поезду опора,
Одна из многих шпал.
Прогрессу на потребу,
Где лес стоит стеной,
Мой поезд мчит по небу,
Как ангел надо мной.
 

У края пропасти

 
Смотри, легла черта
Приметой поведенья.
Сомнений правота
Спасла нас от паденья.
Тропа стремится к селам,
Вся в росах по утрам,
Как пасечника к пчелам,
Приводит сердце в храм.
 

Бабий Яр

 
А жизнь, что мне досталась даром,
Замрет здесь, листьями шурша.
И слезоньки над Бабьим Яром
Льет русская моя душа.
 

Без названия

 
Неужто я знал наизусть
Ту жизнь, что стремглав пронеслась,
В ней радость сходились и грусть,
В ней с вечностью множилась связь.
А Нестор, веков книгочей,
Учил и терпеть, и терять,
Слеза из бессонных очей
Скользнет раньше взгляда в тетрадь.
Так строят и путь, и мечту
На стыке опасных эпох.
Прочту о себе, все прочту,
Вздохну – будет легок мой вздох.
 

Без названия

 
Наше расставанье затянулось,
Мы на стыке судеб и эпох.
Постепенно нам сдается юность,
Старость застает всегда врасплох.
Утешитель и целитель строгий,
Прозорлив вожак и все ж незряч.
Указуют нам всегда дороги,
Ангел наш и все-таки палач.
Солнце наших дней давно в зените, —
Нам, однако, видится закат.
Наши корни, словно жизни нити,
Тянут вглубь, а кажется – назад.
 

Без названия

 
Я, тайной музыкой влеком,
Могу когда-то сгинуть в бездну,
Давно привыкший жить стихом,
Однажды без него исчезну.
 

Без названия

 
Я песен своих не пою,
Я танцев своих не танцую,
Как будто бы в отчем краю
На спящей лошадке гарцую.
Там берег крутой над Днепром,
Там парк мой не высох, не вымер,
Там высится крест, словно гром,
И мир вразумляет Владимир.
 

Без названия

 
О Грузия, звучат твои напевы,
Где каждый звук и сладок, и жесток.
Они со мной, как взгляд стыдливой девы,
Что подала когда-то мне цветок,
В симфониях работы и страданий
Мгновенья счастья очень коротки.
Мы скрылись все за окоемом дальним,
А на цветах опали лепестки.
 

Музыка в парке

 
Да, я пришел из той эпохи,
Где серебро трубы горит,
Оркестра духового вздохи
Внушали жизни тон и ритм.
На звук свирели и кларнета
Я торопился со всех ног,
В туманы парка, в гущу лета
Так селезня влечет манок.
Я на скамье сидел понуро,
Вбирая сердцем чистый свет,
И музыка не обманула,
Душой не покривила, нет.
Где сердце музыке внимало,
Сейчас гремит поток машин.
Хотя и лет уж нам немало,
Вновь каждый раз
Мы к ней спешим.
В ней, словно в кратере вулкана,
Соседствуют и ад, и рай,
И пьяный холодок стакана —
И боязно взглянуть за край.
 

Без названия

 
Возвысясь над легендой, сплетней
И над хулой, всегда напрасной,
Жизнь сердцу видится последней
И всем смертям назло – прекрасной.
 

Поющий лес

 
Над Истрой – прекрасные виды,
Свободное поле небес,
Как будто бы хор из «Аиды»
Звучит красновидовский лес.
Срок вышел закончиться лету,
Пред хором зеленым стою.
И слушаю музыку эту
И, кажется, тоже пою.
 

Место

 
Здесь наших помыслов мост,
Жизни покатая сцена.
Скоро я сдам этот пост,
Мне ведь положена смена.
Звуков густеющий мед
Тянется с колоколен,
Место мое займет
Тот, кто силен и не болен.
Нет, не коплю я обиду,
Дело вершу земное,
Пусть исчезаю из виду —
Место мое за мною.
 

Без названия

 
Отпущенным распорядиться сроком
И никого не огорчить упреком.
А то, что было сердцу суждено,
Закончилось, как старое кино.
Зажегся свет, и прошлое воскресло.
Но мы сидим, страшась покинуть кресла.
 

Любопытство

 
Шли рядом бродяги и знать,
С добром я встречался и злом,
Всю жизнь мне хотелось узнать:
А что там за дальним углом?
Какая легла нам стезя?
Какой открывается вид?
И можно ли то, что нельзя?
И что это сердце болит?
Что ждет за чертой, хоть не трус,
Где многим отважным хана?
И сладок ли сахар на вкус?
А соль каждый раз солона?
И думаю с грустной тоской
Пред близким концом и свирепым,
А что еще там за доской?
А что за доскою и крепом?
 

Дневные звезды

 
Со дна небес, из глубины
Шлём свет, но путь его не прост.
Поэта взгляд – наш верный мост,
А большинству мы не видны.
Нетрудно быть в саду героем
На переломе мирных зим,
Труднее все же перед строем
Собою быть, собой самим.
И вот я остаюсь наедине
С болезнью, одиночеством, тревогой.
Прошу, никто не подходи ко мне,
Прошу, не подходи, прошу, не трогай.
Прошу, прошу, прошу, прошу, прошу —
Коснешься – свалишь,
Ведь я над бездною глухой вишу,
За краешек надежд держусь едва лишь.
 

Похороны Б. Слуцкого

 
Нет в похоронном круге дальнем
Географических лекал,
Когда с тоскою и страданьем
Самойлов слово изрекал.
Скорбящие не замечали
В толпе былых и новых зим,
Что общею тесьмой печали
Повязаны навеки с ним.
Еще казенного запрета
Амбарный грохотал засов,
И сердцу снилась до рассвета
Седая щеточка усов.
 

Любители живописи

 
Не зря ходили мы с тобой в музеи,
Хоть ход времен почти необратим,
Мы размышляли, слушали, глазели
Вблизи нам полюбившихся картин.
Когда всю жизнь и небо голубое
Внезапная поглотит темнота,
Воспомним радость, унося с собою
Картин невыцветающих цвета.
 

Без названия

 
В смутном круге суеты,
Правды и вранья
Я уже немного ты,
Ты – немного я.
Скальный грунт и грязи слизь,
Острый шпиль и дно,
Мы с тобой давно слились,
Мы с тобой – одно.
Видно, нас связал Господь,
Как с водою сушу,
Разделил меж нами плоть,
Дал одну нам душу.
 

Картина

 
Художник, то, что ты создашь,
Давным-давно владеет нами,
Бессмертен скромный карандаш.
И красочной палитры знамя.
Томлюсь, как узник в карантине,
Как слово в очень старой песне,
А то, что явлено в картине,
Навек не канет в темной бездне.
 

Живопись

 
Я жизнь свою живописную
Словами медленно рисую,
Чтоб верные ее черты
Явились вновь из темноты.
 

Гоголевский бульвар

 
По высохшим, по золотым, по медным
Бредем листам.
Любимая, давай помедлим
И здесь, и там.
Еще нас ждут за облаками
Снега зимы.
Но ведь не зря же привыкали
К друг другу мы.
Пусть мусор с праздничной листвою
Составил смесь.
Мы дышим небом и Москвою —
И там, и здесь.
 

Ладога

 
В прохладном воздухе Суоми
Летят на север облака,
Поет лебедка на пароме,
И тяжесть на душе легка.
Здесь уточка, пути не зная,
Твердит себе: «Лети, лети!»
И трещина в скале сквозная
Все море держит взаперти.
Нет, не хочу поверить чуду
И удивляться не хочу.
Здесь дольше жизни не пробуду,
И раньше уток улечу.
Есть где-то сторона иная,
И я люблю ее одну,
И это море вспоминая,
Быть может, вдалеке взгрустну.
 

Без названия

 
Отпустить рискую в луг,
Там цветок сорви.
Я тебя рисую, друг,
Красками любви.
С глаз слезинку вытри,
Позабудь беду,
Кистью на палитре
Краски разведу.
Я убогий странник,
Что позабыл покой,
Свой холст я и подрамник
Сведу одной рукой.
…Не сравнится образ милый
С тем, что я пишу —
Это кисти не под силу
И карандашу.
 

Свет

 
Этот образ мил для взора,
Светит мне сквозь тьму.
Он – отрада и опора
Сердцу и уму.
 
 
Я забыл, что я калека,
Снова жить спешу,
Вот почти уже полвека
Этот свет пишу.
 

Канун смены

 
Звук наших неразборчивых молений
В коловращенье старых слов живых.
Сейчас проходит смена поколений,
И новый век меняет часовых.
 
 
И надобно беречь свой пост, как слово,
Забыв про развлеченья, верить, петь,
Свой труд храня от нетерпенья злого,
Чтоб до прихода смены дотерпеть.
 

Гром и молния

 
Волшебен древний Рим,
В нем жив особый ритм.
Творец всегда незрим,
Покуда он творит.
От всех красот дворца
Конь бросится в намет.
Полюбит всяк творца,
Кто замысел поймет.
Дарить людей добром
Всегда спешит строка.
Спит в рукописи гром,
И тайна велика.
И Богу благодарен,
Я – раб опасных зон,
Что громом тем ударен
И молнией спасен.
 

Крымский романс

 
Полвека мы с любимой помним,
Как паутин тянулись нити,
Качался раскаленный полдень
И солнце плавилось в зените.
Лучи сквозь прорезь туч вонзали
Теплынь, и время пахло маем,
Мы ничего о нас не знали,
Да и сейчас почти не знаем.
 

Без названия

 
Какой еще измерить мерой
Длину и лет, и зим?
Считай, что лишь одною верой
Мы наше время длим…
 

Без названия

 
Мне по душе фиолет —
Цвет свеклы и киевских вишен.
На склоне неведомых лет
Шаг жизни почти что неслышен.
 
 
Как искорка дремлет в кремне,
Назло неудачам и бедам,
Мечтаю: сейчас обо мне
Подумал и тот, кто неведом.
Он верит, что правду кую,
Как это судьба предрешила,
Он верит в удачу мою,
И вера его нерушима.
 

Без названия

 
Мне бы каплю удачи, самую малость.
Я устал от беды и потерь.
В механизме зимы все же что-то сломалось,
И проснулась от спячки капель.
 
 
А сорока, с двухцветным пером, пролетая,
От закатного слепнет огня.
Солнце сдвинется, как золотая
В механизме пого́д шестерня.
 
 
Оттого я готовлю бумаги к отъезду,
Чтобы сбросить скорей в непроглядную бездну
Круг спасения и кандалы,
Запись скромную, из-под полы.
 

Сосёнка

 
Эти поляны люблю,
Рощу люблю над рекою.
Звездную осыпь ловлю
Хворой и слабой рукою.
Может, над быстрой водой,
Где нет дороги злодею,
Справлюсь с лихою бедой,
Телом своим овладею.
Хворость превысила срок,
Хочется взяться за дело,
Хочется новых дорог,
Коим не будет предела.
Стройной сосёнки игла,
Словно запевка в балладе,
И в непогоду мила,
Руку не колет, а гладит.
 

Тост

 
Когда ударит гром и резкого испуга
Над самой головой натянутся ремни,
Родная, в этот миг нельзя нам друг без друга —
За плечи обними, щекой ко мне прильни.
 
 
Мы теплый хлеб жуем и афоризм Сократа.
Между жарой пустынь и тьмой полярных льдин.
И, даст Бог, доживем до старости когда-то,
До праздничных пиров, до будничных седин.
 

8 Марта

 
Я аукнулся с эхом,
Где платформы начало.
В этот день я приехал,
В этот день ты встречала.
Да, Москва – это Мекка,
Но уже не чужая,
Мы с тобой уж полвека,
Но живу, уезжая.
 
 
А дорога – далече,
То в Сибирь, то к Парижу.
Всё мечтаю о встрече,
Где тебя вновь увижу.
 

Опыт

 
Я видел созревшее лето в апреле,
Империи рушились, царства хирели.
Знал годы застоя и миг передела,
Знал слово пустое, знал доброе дело.
Знал взгляд мудрецов, что Вселенной старей,
Знал пенье слепцов и крик дикарей.
Знал истину (вот я по древу стучу),
Но больше я знать ничего не хочу.
 

Без названия

Всё, что не ты, – так суетно и ложно…

А. Толстой

 
Свет лунный окунает рощу в мел,
А я к нам мчусь, горяч и неумел,
Ведь время подступает осторожно,
Как в паводок заведено.
Всё, что не ты, – так суетно и ложно,
Всё, что не ты, – темно.
 

Родословная

 
Где наша жизнь пыталась молодая,
Среди лесов Урала, на холмах,
Понять себя, борясь и голодая,
Слепить строку в еще сырых умах,
Туда ведет железная дорога,
В Прикамье, в тыл, к отвесным берегам,
В места, что помнят о рожденье Бога,
Чей голос страшен на фронтах врагам.
Там судеб изначальных перекресток,
Там, у грядущих дней своих в долгу,
Жизнь узнавал на вкус, еще подросток,
И чувствовал, что ей служить могу.
 

Слово

 
Когда Господь пошлет в тиши
Строку иль строк букет,
Ты это слово запиши,
Оберегая свет.
Ты это слово не забудь, —
Нам не указ Главлит, —
Оно скостит кому-то путь
И чью-то жизнь продлит.
 

Звезда

 
Когда я только начинал
Искать себя и путь,
Еще далёко был финал,
Не проступила суть.
Еще не разомкнулся круг,
И не был горек хлеб,
И были живы все вокруг
Ваятели судеб.
Я время торопил легко,
Дни торопил, года.
И где-то очень далеко
Сверкнула мне звезда.
В ту сторону свернул большак,
К звезде шла колея.
И я тогда прибавил шаг
И понял вдруг: моя.
 

Без названия

 
Вся музыка заключена в рояле,
Там ночи тьма слышна,
Там скрылся тот, кого распяли,
А с ним – всех песен тишина.
 
 
Коварство ненасытным зверем
Родит то смуту, то скандал,
Но мы всем сердцем вечно верим
Тому, кто ради нас страдал.
 

Без названия

В эпоху грустных новостей

Мы не свободны от страстей,

Наш путь теряется во мгле,

А нас все меньше на земле.

Все меньше остается дней,

И ноша каждому трудней.

Взгляд друга, строки добрых книг

Теперь дороже, что ни миг.

Эскиз

 
Крыло ворон чернее сажи,
Где трав нарядный малахит.
Мертвеют русские пейзажи,
Узнав, что их певец убит.
 
 
Всей жизни легкая карета
Не помнит под собой колес.
Нет в мире счастья без поэта,
Печали нет, нет светлых слез.
 

Весенние стансы

 
Пиры и смерть – анод с катодом,
Всех нас замкнули с двух сторон,
Державинским подобно одам,
С прибытком уравняв урон.
Вновь мы клянемся ближним, дальним,
И судит Бог нас поделом,
Пьем рюмочки над поминальным,
Собравшим нашу боль столом.
 

Памяти Вадима Делоне

 
Да, непосильна вольному уму
Привычка к заколдованным местам.
Мне тесно в этом небе одному,
Где всю постиг неволю Мандельштам.
Пусть в душу веет сыростью с реки,
Пусть вновь ее одолевает гнет,
 
 
И юноша, вкусивши хмель строки,
На площадь или в небеса шагнет.
 

Ель и паучок

 
Ее краса не вдруг видна,
Нет желчи в ней и зла.
В ней крепость доброго вина,
Родной земли смола.
Ткет паутину паучок,
Молва разносит грязь,
Хмель бродит рядом, одинок,
Знакомством с ней гордясь.
От поношения молвы
Роняет хвою ель —
Вино стареет, друг, увы,
Но вечно молод хмель.
 

Случайное зерно

 
Еще шучу я, озорую,
Команды жду, как все: «Пора!»
И землю выберу сырую,
Когда грядет моя пора.
Вот наконец-то я и дома
Или, точней, вновь на посту,
Из темной глуби чернозема
Зерном случайным прорасту.
Нет-нет, тебя я не покину
И дорогую сердцу Русь,
Не предпочту навек чужбину,
Туда я не переберусь.
Ведь здесь мои остались силы,
И эти две сосны в окне,
Остались песни и могилы
И те, кто помнят обо мне.
 

Наташина роща

 
Где солнце делает прыжок,
Там роща время стережет,
Всё помнят стройные стволы:
Стрельбу, и брань, и похвалы.
От порчи и врага Бог спас,
Пришельцы все пропали с глаз:
Суровый гунн, веселый лях.
Жизнь держит гнезда на ветвях.
 

Фотография

 
Черно-белое фото из дубового зала
Не для ровного счета судьба заказала.
Там еще мы дерзаем дни и годы считать,
Зиму сравнивать с маем, старым сказкам под стать.
Служит нить Ариадны тем сюжетам, что вечны,
Где мы скромно нарядны и нескромно беспечны.
 

Моя строка

 
И когда сверкнет под небом синим
Строчка, что я вынянчил с пелен, —
С ней узрел я свет, мы вместе сгинем,
С ней душой я прочен, окрылен.
Значит, справедливости законы
Живы, раз строку еще веду,
Сила в ней, как и у той иконы,
Повернувшей вспять от нас беду.
 

Вспышка памяти

 
Там, где беспамятства клубится мрак,
Прозренье вспыхнет вольтовой дугою,
Мосток уронит на глухой овраг
Одно воспоминанье на другое.
Прочь сгинут все никчемные года,
Приблизится всё, что любили,
И мы себя увидим без стыда
И грешных душ изведаем глубины.
 

Без названия

 
Пусть ненавистен я злодею,
У всех, кого люблю, в долгу.
Быть может, словом я владею,
Владеть собою не могу.
Мир над собой окину глазом,
Увижу серебро и медь.
И вновь пойму, как трудно разом
Любить и обладать не сметь.
 

Без названия

 
Не клонись одинокому ворону,
В черных крыльях таится печаль.
Посмотри невзначай в мою сторону,
Помолись обо мне невзначай.
Гребет мое весло прочь ото лжи и яда,
И время отнесло на расстоянье взгляда.
А там, где ты сейчас, мои посулы скисли,
Жизнь разметала нас на расстоянье мысли.
В далекой стороне, где бьет волна о сушу,
Ты вспомнишь обо мне и успокоишь душу.
 

Мотив

 
Мы все храним и несем
Письма, записки, блокноты.
Можно забыть обо всем,
Если услышишь три ноты.
Если услышишь мотив
Танго или романса —
Он ведь когда-то светил,
Облаком поднимался.
Дремлет шофер на руле,
А ветерок на цунами,
Мы до сих пор на земле,
Ну, а мотив наш над нами.
 

Без названия

 
А когда меня не станет,
Грянут будни сплошь, —
Чье-то слово о Натане
Окликом сочтешь.
Нашей жизни свет и муки
Вспомнишь все с азов
И пойдешь на эти звуки,
Словно бы на зов.
 

Туча

 
Туча летит надо мною,
Молнией освещена.
Сроки медовому зною
В миг сокращает она.
И для травы, и для злака,
И для старинных планет
В гуще кромешного мрака
В ней – ослепительный свет.
 

Мосты

 
Жизнь воспаленными устами
Сочтет все наши дни подряд.
Стихи бы я сравнил с мостами,
Они над временем парят…
 

Берн

Льву Гордону

 
Открыточка города Берна
В ней – Альп недалеких азарт.
Мне люб милый тонус модерна,
Уютные гнезда мансард.
Привез ее юноша смелый,
Товарища редкостный сын,
Приехавший в наши пределы
Из дальних своих Палестин.
А может быть, как-нибудь в Берне
Мы съедемся издалека,
Чтоб встретиться в теплой таверне
И выпить неспешно пивка.
 

Интеллигенты

 
Как будто в кадрах киноленты,
Я вижу вас, интеллигенты,
Как вы беды тащили воз
В пылу работы на износ.
И, видно, я вам не солгу,
Сказав, страна у вас в долгу.
Вы сочиняли, вы чертили,
Умея выбрать: или – или.
Ваш скромный вдохновенный труд
Хула и сплетня не сотрут.
 

Памяти В. Савельева

 
Смерть праведника – это ль не удел!
Но что пред вечным небом наши счеты?
Терпенью, быстрым дням, часам работы…
Не к нашим берегам сеть принесет улов,
А впрочем, ход судьбы судьбе неведом.
Володя не узнает наших слов
И наших взглядов, что метнулись следом.
 

Исполненное желание

 
Деревом я стал – ведь ты хотела,
Корни в холм вошли, как в радость – грусть.
Свежей тенью молодого тела
С праведником, с грешником делюсь.
 
 
Ветви мои полнят светом, мглою
Легкий ветер, птицы и листва.
Взмыл бы в небо острою иглою,
Да с землей не разомкнуть родства.
 
 
С местом этим ты меня связала,
Чтобы приходить в мороз и зной,
Словно мифу… Все-то тебе мало
Без меня тревоги и со мной.
 
 
Верь, я дерево, и мочи нету
Улететь, как прежде, на века,
Потому что нынче б всю планету
Мне пришлось поднять за облака.
 
 
Верь, я дерево, и оттого-то
Спариваю листья с высотой
И даю им силы для полета,
Чтобы осень встретить сиротой.
 
 
Я как перст один,и нету дела
Судьбам, в рвань оденусь иль в парчу.
Деревом я стал – ведь ты хотела,
Так не спрашивай, о чем молчу.
 

Концерт в Клину

Григорию Горину

 
Так внезапно мой лес поредел,
И стволы улеглись в штабель бревен.
А душой я своей не владел.
Кто владел – перед тем я виновен.
 
 
Я б не вспомнил печальных осин
И веселой осанистой ели,
Если б так не звучал клавесин,
Вторя голосу виолончели.
 
 
В долгом звуке ее виден крест
Расставанья смычка со струною,
Горемычность родительских мест
И пред новью, и пред стариною.
 
 
Сил с избытком. А хвать, нету сил,
Пусть для вида хотя, для порядка.
Оттого и поет клавесин,
Словно русская наша трехрядка.
 
 
Как мне вынести эту игру,
Если музыка нынче иная?
Что мне делать, когда я умру,
Ничего, кроме жизни, не зная?
 

Выздоровление

 
Я выброшен болезнью за черту
В порыве оголтелом и жестоком.
Так поражают разум и мечту,
Орудуя и топором, и током.
Когда-нибудь, разбуженный набатом,
Обрящу прежний смысл и прежний путь
И снова возвращусь к своим пенатам,
Когда-нибудь, когда-нибудь.
Мне скажут: это призрак, чудо,
Ведь путь возврата страшен и тяжел,
Никто не возвращается оттуда,
Но я упрям, я всё-таки дошел.