Текст книги "Почерк"
Автор книги: Натан Злотников
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Без названия
За четыре как будто квартала,
Впрочем, точно никто не поймет,
То ли вскрикивал ворон картаво,
То ли вскидывался пулемет.
Голоса эти – этот и этот —
Вшиты в память одной бечевой:
Под воронью волшбу с черных веток
Нажимал я крючок спусковой.
И все поле учебного боя
Содрогалось, и ныло плечо.
И хотелось покоя, покоя,
И хотелось еще и еще.
Трансформации
Я, видно, не был никогда в Париже,
Не брел стерней уральской вслед телеге.
На Рейне все соборы были ниже
Церквушки деревянной на Онеге.
Не предо мною плавились поленья,
Я шерстью зверя не дышал паленой,
Не предо мною падал на колени
Мадридский бык в арене раскаленной.
Не я всегда ценил свое, как наше,
Не я произносил грузинам тосты.
До льстивой похвалы не я был падок,
Не подо мной пружинили помосты
Послевоенных бедных танцплощадок.
Не я тащил орудье на горбу,
Не я искал любви в родной Наташе,
А вышло, что нашел свою судьбу.
Тишина
Придорожного скрежета мука
И молчащих лесов торжество.
Тишина – не отсутствие звука,
А гармония жизни его.
Доля грустная, будь мне женою
И надежным щитом и копьем.
Мы упьемся в свой час тишиною
И забвенья сполна изопьем.
Нет, отнюдь не в объятиях смерти,
Не в чертогах предвечного сна,
Ведь не зря на хорошем концерте
Прямо в душу глядит тишина.
Между жаворонком и орлом
Под облачным черным крылом
Журавлей провожаю стаю —
Может быть, я тоже летаю
Между жаворонком и орлом.
Слышу двух сердец средь небес
Единенье и разноголосье.
Так, наверное, слушает лес
Волка вой и дыхание лося.
Кораблик
Где деревянные звучали сабли,
И где дежурил маленький штурвал,
Вдоль по ручью бумажный мой кораблик
Стремительно и грустно уплывал.
Кончался день, и голубые тени
Поверх ручья ложились поперек,
Кораблик мой, легко задев колени,
Скользнул к воде, как маленький зверек.
Но вскоре он исчез за поворотом,
И мокрый парус вдалеке погас,
Как знать, что ждет пловца, и что там, кто там?
Но этого не знаю и сейчас.
Какие там дожди на землю лили,
Туманы там какие залегли?
Что было с нами, да и где мы были,
Иль мы, как детский парусник, вдали?
Ночное зеркало
Устав от многих несвершенных дел,
Я в зеркало ночное поглядел,
Был мир московской ночи многолик,
Светлел на волосах какой-то блик.
Быть может, это с поднебесных круч
Влетел в окно к нам зыбкий лунный луч.
Быть может, в предсентябрьской ночи
Плыл отсвет непогашенной свечи.
Иль поднят сквозняками в потолок,
Льнул к волосам ненужной ваты клок?
Наутро, отошедши ото сна,
Я грустно понял: это седина.
Двое
Вот поезд взял курс на Воронеж,
Вздохнул, похожий на клячу.
Если ты что уронишь —
Я ровно столько утрачу.
Солнце искрит, как слиток,
В тучах свой облик пряча,
Если тебе прибыток,
Значит, и мне удача.
В шуме знакомых улиц
Наши текут недели,
Если тебя коснулись,
Значит, меня задели.
Мачты
Увижу мачты кораблей
Под вечер, около шести,
Есть виды, может быть, милей,
Но взгляд мне трудно отвести.
Видны за две, за три версты,
Держась, пусть из последних сил,
Они похожи на кресты
Матросских нищенских могил.
Меня не увлекала даль,
Что вдруг откроется душе,
Но издавна манила сталь,
Что рыбой плещется в ковше.
Я перешел за ту черту,
Где нет ни хмеля, ни деньжат,
А мачты в мурманском порту,
Как стрелки компасов дрожат.
Жизнь
Вот он мой путь, червоточина,
Сердце берет под узцы.
Темной прохладою веет обочина,
Светом сияют торцы.
Мне увертюра звучала,
Правды я так и не знал:
Только мелькнуло начало,
Тут же грохочет финал.
Нет уж, судьба, не до шуток,
Время все вышло в цене,
Кажется, что промежуток
Богом ниспослан был мне.
Сброшу защитную робу,
Взяв Ариаднину нить,
Мало отведать мне пробу —
Душу хочу полонить.
Свет радости
Вновь гляжу молодыми глазами
На холмы, что на той стороне.
Жизни дни так легко исчезали,
Что ее стало мало во мне.
Знают, может быть, только тетради
И вода зачарованных рек,
Как легко я, как весело тратил
То, что Богом дано мне навек.
Лишь когда подступает усталость,
Вижу радости брызжущий свет,
Хоть надежды во мне не осталось,
Да и в ней меня, кажется, нет.
Византия
Нет, свои не припомню пути я,
Всё закрыли снега и дожди,
И дымится моя Византия,
Как погасший костер, позади.
Ухожу я, хромающий, старый,
От насмешек, от сплетен и стрел,
Только бы не возникли пожары,
Только лес бы живой не сгорел.
Без названия
Оборвался листьев шелест —
Это осени каприз,
Словно бы во тьму, на нерест
Ускользнули листья вниз.
Но сгорит разлуки порох,
И однажды по весне —
Возвратится листьев шорох,
Словно блудный сын, ко мне.
Памяти В. Т. Шаламова
Острога образ или храма
Мне чудится в стихах Варлама.
Какие муки, боли, сроки
Испытаны душой живой?!
И надо слушать эти строки
Лишь с обнаженной головой.
Киев, Кирова 7/9
Да, я с холмов днепровских родом,
Где вечная течет вода,
Не продан старый дом и продан,
Но я еще вернусь туда.
И гулкого подъезда двери
Узрят мой старый лик как есть,
И промелькнувших лет потери
Не хватит силы перечесть.
Немного надо человеку:
Свой нрав знать вдоль и поперек,
Ступил я дважды в одну реку,
Меня никто не остерег.
Один из нас
Еще я был не ближе к Богу,
Но приближался этот час,
Мне указал тогда дорогу
Один из нас, один из нас.
Хотя был мир тогда неведом,
Но жизнь предстала без прикрас,
Как все, я был подвержен бедам —
Один из нас, один из нас.
Уж истина была все ближе,
Как будто смерть, но только спас
Меня, чтоб я и встал, и выжил,
Один из нас, один из нас.
Трещина в зеркале
Когда-то непогожим днем
За гулкой стаей веток
Мы снова в зеркале мелькнем,
Быть может, напоследок.
Неведенья светлеет мгла,
Как на брегах Дарьяла,
Кривая трещина прошла,
И нас с тобой разъяла.
Как будто горная река
Стекло взломала криво,
Чтоб врозь внезапно берега
Отпрянули от взрыва.
Всё ближе к нам грозовый фронт,
Рев грома нарочит,
Пусть зеркало снесут в ремонт —
Ничто уж нас не разлучит.
Без названия
Накануне Рождества
Вдруг душа воспомнит тело,
Где, скажи, моя листва —
Отшумела, улетела.
Рыба так спешит на нерест,
Чтя любви извечный гнет,
Кто же листья мне вернет,
Ветра музыку и шелест?
Ведь заглядывал я в бездну,
Где так холод нарочит,
Пусть когда-то я исчезну,
Это всё во мне звучит.
Впервые
Нельзя быть вечно виноватым,
Нельзя и правым вечно быть,
Давно уж расщепили атом
И утолили волчью сыть.
Ведь люди всё почти познали —
Дорогу в рай, дорогу в ад,
Лишь вечно в танцевальном зале
Влюбленные, заснув, кружат.
А листья упадают с клена
И грустно украшают нас —
А мы на мир глядим влюбленно,
Как будто видим в первый раз.
Украина
Поздняя в Москве рябина,
Как слезинка, виснет,
Родина моя – чужбина
Для далеких мыслей.
Краску желтую смешаю
С краской голубою,
Навсегда себя лишаю
Быть весь век с тобою.
Нет, я не двуликий Янус,
Сердце, боль уйми,
Знаю, навсегда останусь
На холмах семи.
Старинный романс
Я напишу для вас на память
Пять строчек с роковым концом,
А вы наденете на палец
Заветный камешек с кольцом.
Во глубине любимых комнат
При ярком солнце, при луне
Он обо всем вам, друг, напомнит,
И вы взгрустнете обо мне.
На проволоке
Ирония нужна для равновесья,
Когда идешь над пропастью шутя,
Когда под взглядом Бога виден весь я,
И слеп, и зряч, как малое дитя.
Здесь ангелов душа услышит пенье,
Ведь ангел ради Господа поет,
А может, эта жизнь – паденье,
Иль всё-таки она – всегда полет?…
Без названия
Всем известно, земная склоняется ось,
Как у слесаря в пальцах зубило,
Неужели и там побывать довелось —
Среди тех, кого сердце любило.
О, как тягостно вдруг осознать пустоту,
Эта тяжесть мне кажется сплетней,
Мне невмочь, дорогие, невмоготу
Быть без вас в этой жизни последней.
Без названия
Любимая, гадалки снова лживы,
Но времени, мой друг, на них не трать,
Пока мы вместе и пока мы живы,
Побудем рядом, доставай тетрадь.
Мы рядом, друг, сегодня, как впервые,
И снова, снова сходимся во всем.
Слова, сейчас рожденные, живые,
Мы в старые страницы занесем.
Без названия
Вернутся в гавань ближе к ночи
Все корабли,
А эта жизнь, увы, короче
Ночей любви.
Не все к морям сбегутся реки
Под свист гудка,
Лишь ночь любви в душе навеки,
Хоть коротка.
Без названия
Любовь пред нами, друг, не виновата,
Она случайным верила мечтам,
Зачем глядим мы в сторону заката? —
Рассветный луч ведь не бывает там.
Песня о молодом вороне
Ворон черен, норов спорен,
Тьма внутри, вокруг черно.
Обронил он десять зерен,
Проросло одно зерно.
Десять раз он круг за кругом
Под ночной звездой скользил
В небе теплом и упругом,
Где к хурме припал кизил.
Скоро вымахнет пшеница
Над землею в полный рост,
Скоро ворону жениться,
Холостой не строит гнезд.
Он летит, судьбы не зная,
Дышит сыростью полей.
Тяжела звезда ночная,
Спелый колос тяжелей.
Он летит, и ненароком
В небе трогает струну,
И кричит, пронзенный током,
Как стрелою в старину.
Застолье
О, если б знать, что когда запоем,
Весь мир уместится в стакане,
И каждый тогда настоит на своем
Пути, и грехе, и обмане.
И каждый умрет перед памятью жен,
Себя проклянет, умирая.
И каждый воскреснет, навек окружен
Напевом, как стенами рая.
И каждый ушлет за другими вослед
Свой голос, чтоб стать побратимом,
Чтоб вынести тяжесть и счастья, и бед
В старении необратимом.
Ведь тело с душой, хоть никто не привык,
Увы, разомкнутся, как звенья,
А голос ко праху слетит хоть на миг
Из общего хора забвенья.
Исход
Шереметьево-2
Не говори, я помню этот путь,
Прозрачность дней, угрюмой ночи муть,
Прожектор, что взлетал из подземелья,
Пока в три стороны тянули воз,
И в бедном сердце не хватало слез,
Как в бедном доме водки для похмелья.
Петр Шереметев или же Борис
Из ада – вверх, из рая – гляньте вниз:
Что мы творим сейчас на вашем поле,
Каких веков легко зорим казну,
Ко смерти отходя или ко сну
Судьбы своей, точней сказать, недоли.
Бог собирает, но транжирит черт,
И кровь земли уходит из аорт,
А самолет, взлетев, теряет силу
Там, на скрещенье взлетных двух полос,
Где хорошо архангелу спалось,
Не знаю, Михаилу, Гавриилу…
Не все ль равно, воззвала чья труба
К стране, в которой нету нераба
И горьким пламенем горит обида?
Кому невмоготу, кому – лафа,
Пока есть ложь, и пятая графа,
И гнет чинуш, и страх, что хуже СПИДа.
Я вслушивался в голоса людей,
Не зная, эллин кто, кто иудей,
Но зная, что их разлучать жестоко.
И можно ли сказать наверняка,
Склонившись к устью, чем сильна река —
Водой притока или же истока?
Чтоб улететь на запад и на юг,
Над полем самолеты чертят круг,
И этот круг, увы, стократ повторен.
На свежем пне так тесно от колец,
Что не сочтешь. Но в нем сокрыт конец
Ствола, и кроны, и лесов, и зерен.
Дикий гусь
Ю. Ряшенцеву
Или хворь наконец отпустила,
Или жизнь тяжело так прошла,
Но разлука все краски сгустила
И легла от крыла до крыла.
А пока распрямлюсь от недуга,
И глаза подниму к небесам,
И врага потеряю, и друга,
И себя потеряю я сам.
Как же вдруг позабуду и кину
Красоты умирающей гнет,
Что вослед улетевшему клину
Только голову ниже нагнет?
Как же веровать стану в удачу,
Если дышится сердцу с трудом,
Если путь свой за облаком прячу
И скольжу, как река подо льдом?
Век за веком и слева, и справа
Только грустные взгляды ловлю.
Мне не нравится эта держава,
Потому что ее я люблю.
Сказка
Когда эта жизнь прекратит наконец
В пыли волочиться да в росах,
Протянет ей ночь золотой каганец,
Протянет ей день черный посох.
И станет усердно светить фитилек
Из мерзлых уральских бараков,
Где детской надежды летал мотылек
Близ пушек и танковых траков.
А посох упрется в нечаянный след,
Чтоб тень его пала стрелою
В ту сторону света, где грохоты бед
Смолкали пред песней незлою.
Пускай неизбежность идет по пятам,
Но можно ли чаять защиты
Душе, потерявшейся именно там,
Где преданы мы и убиты.
Не в крепости за частоколом оград,
Не в кущах волшебного сада —
Спасение там, где и холод, и глад,
И волчья тропа, и засада.
Без названия
Лене и Саше
Грустно жить в перевернутом мире,
Где нулем завершается счет,
Где движенье времен и цифири,
Как река, вверх по руслу течет.
Где, судьбу упреждая, исчезну
Раньше ярко сгоревшей звезды,
Где в небес раскаленную бездну
Ястреб падает из борозды.
Где событий железные звенья
Предо мной в неоплатном долгу,
Где, ища всякий раз откровенья,
Всякий раз я лукавлю и лгу.
Контакт
Через вечность дельфину плывется легко,
Он дитя этой мудрой, бесшумной стихии.
А когда детских звезд закипит молоко,
Лес отпустит на волю все листья сухие.
И они за дельфиньим помчат плавником,
Неподдельной, скупой позолотой играя,
И спустя краткий век попадут прямиком
В молодые края иль в преддверие рая.
Там иной материк, там иная среда,
Там иной океан караулит свой случай.
В отдаленье всех наших времен череда
Примитивней простой карусели скрипучей.
Почему ж, там вздохнув только раз, с высоты
Вновь дельфин к нам соскальзывает в преисподню?
Может, если не вышло придумать мосты
Между ними и нами, бросит зыбкую сходню?
Я взбегу на нее, и качнусь, и замру,
Дрожь пронзит мое тело и чувство шестое.
Это чувство дельфинье не всем по нутру,
Но и жизнь без него, видно, дело пустое.
Старая икона
Там краски три-четыре,
Доска совсем темна,
Но все ж и без псалтыри
Душа обращена
К перетерпевшей муки
И вновь обретшей плоть
Душе, что страх разлуки
Сумела побороть.
В глазах толпы и стражи
Пески пустынь рябят,
Никто не знает даже,
Что ангелы трубят.
Нет, не о том их вести,
Что солнце и луна
Пред грешным взором вместе,
Как Бог и сатана.
И не о том, что топот
Веков, всей лжи уста
Не пересилят шепот,
Слетающий с креста.
Они трубят о прахе
Родном на дне могил,
О том разлучном страхе,
Что превозмочь нет сил.
Осень-91
Пройдет немного времени, и мы
Друг друга распознаем после смуты.
А государству новые умы
Легко предложат новые маршруты.
Всех дней сегодняшних и быль, и боль
Во днях грядущих стихнут, словно эхо.
Там, в прочном пресном быте страхов, соль,
Пожалуй, только лишняя помеха.
А мы, средь вольных все еще рабы,
Расправить спину так и не успели,
Но вновь взвалили ношу на горбы,
Как и вчера, и тащим еле-еле.
И все же этой ноше каждый рад,
Рад жизни, хоть и чудится порою
Стальной капкан иль волчьей ямы смрад
Под золотою листьев мишурою.
Капля
Кто смахнет дождинку с плоской тучи?
Разве только ветер невезучий?
И помчится весело за ней.
С высоты – где круто, где полого —
Поведет незримая дорога,
И чем ближе к месту, тем верней.
Мимо спелой молнии ветвистой,
Мимо уток, помнящих про выстрел
В предрассветной мгле родных болот,
Мимо куполов и крыш покатых,
Мимо фонарей и стен в плакатах,
Мимо лиц у Сретенских Ворот.
Вот она ударилась со звоном
В скверике, где травка за бетоном,
Как монетка, что достигла дна,
И лежит себе, забот не зная:
В темном небе дырочка сквозная —
Света высота, тьмы глубина.
Неживому быть легко счастливым.
Как зрачок у хищника с отливом,
Капля спит. Вбирая солнца луч.
Но очнется – в тот же миг погаснет,
Испарится, словно страсть иль праздник,
Станет ветром, зря он невезуч.
Кораблекрушение
Приснился сон мне: кораблекрушенье,
Работа боцманской команды, пенье
Нетрезвых пассажиров, вой сирен.
И смоляные факелы в подпору
Прожекторам, лучи которых в гору
Вдруг вознеслись, когда начался крен.
Плоты спустили на воду, и люди,
Забыв о власти, славе, злате, блуде,
Заполонили плотно каждый плот.
Вода шипела, мчась с фальшбортом вровень,
С проворством змея, с яростью жаровен
Охватывая плот и небосвод.
И та, с которой был непрочно связан
Одним непритязательным рассказом,
Да чаепитьем, да пожатьем рук,
Была совсем спокойна, как ребенок,
Не ведающий, сколь убог и тонок
Ковчег, где спит душа, и сто вокруг.
При погруженье взорвалась машина,
И взрыва одинокая вершина
Меня над океаном вознесла.
О ужас, уцелел я в этом мраке!
Как стыдно быть живым и слушать враки
Свои о мертвых, коим нет числа.
Элегия
Белозубая лошадка тихо прядает ушами
И бредет по мелководью ранним утром камышами.
Волочится вслед за нею дым костра с дыханьем гари,
Друг глядит вослед печально, тронув струны на гитаре.
Он глядит, как дым и грива вдруг меняются местами,
Припадает к старой песне пересохшими устами.
И пока не вышел хворост, и не пробудились птахи,
И не поскользнулось солнце на солдатской плоской бляхе,
Друг утешится словами, что собрал я ненароком
Здесь, на Каме, в прошлой жизни, внемля белкам и сорокам.
Этих слов пустые линзы от густой росы намокли,
И сквозь них всё видно, словно в перевернутом бинокле.
Кажется забавой детской то, над чем горюем, плача,
Белозубою лошадкой – приблудившаяся кляча.
Кажутся стезей прямою перепутанные стежки,
Ярким рыцарским нарядом – наши сирые одежки.
Кажется нам самоцветом и костер средь хмурой рани.
Но нет силы вспомнить песню, что его играют грани.
Лишь струна живет охотой за духовной сытной снедью,
А слеза горчит в гортани и течет по сердцу медью.
Колька
На колени стелили бархотку,
Приносили гармонь иль баян,
Я играл целый вечер в охотку,
Трезвым трезвый, но, кажется, пьян.
Не хочу даже и лиходею
Пожелать, чем язвит меня старость.
Инструментами я не владею, —
Но вот музыка в сердце осталась.
Дирижировал музыкой Колька,
Драмкружковец и главный помреж,
А под утро, не спавший нисколько,
Я был снова и собран, и свеж.
В стороне от веселья и смеха
Я теперь осторожно бреду,
Если слуха касается эхо,
Мнится мне – это слышу в бреду.
Брезжат вальсы, и танго, и полька,
И над Камой ночной небеса,
Наши игры и танцы, и Колька,
И умерших друзей голоса.
Без названия
А. Килину
Друг, взрослели мы, голодая,
В сердобольном удмуртском краю.
Там надежда моя молодая
Знать не знала про старость мою.
Я, знавший про секреты стали,
О близком здравье вижу сны,
Здоровья жду, как в детстве ждали
Мы окончания войны.
Приглашение к исповеди
Ударит ветр по камышам,
И тронет бард струну.
Поговорим же по душам,
Как было в старину.
Ах, только бы надежный Ту
Над головой парил,
Я так давно начистоту
С тобой не говорил.
Под изморозь легла трава,
И кудри не черны,
А мы забыли те слова,
Что были нам верны.
Годы
Дождаться хотелось в июле
Хорошей погоды.
Когда же они прошмыгнули,
Все лучшие годы?
Неужто и жизнь на излете,
Как мост над рекою? —
Держусь за нее я в блокноте
Последней строкою.
Бессонница
Жизнь – карандашик в руке,
Что есть напрасней.
Пламя на сквозняке
То разгорится, то гаснет.
Времени черный квадрат.
Страсть. Я ведь с нею.
Список последних утрат
Жизни длиннее.
От двух часов до трех —
Спокойная луна,
Собачий перебрех,
Пустая тишина.
Стремится без перил
Жизнь вверх или вперед.
Я кашу заварил —
Никто не разберет.
Для смеха, для утех
Всегда найдется дата,
Но только нету тех,
Кто нас любил когда-то.
Возраст
За лесом застучал мотор,
И вторит эхо свыше,
Как будто чей-то разговор
Я невзначай услышал.
Июнь, какая благодать,
Все звезды за туманом,
Костра на солнце не видать,
Весь шлях закрыт бурьяном.
Пусть оскорбляют суета,
Обманы и бездушье,
Я чувствую свои лета,
Как ветеран оружье.
Последний вальс
Наш вальс с тобою неминуем,
Сейчас опора он и щит.
Давай, любимая, станцуем,
Ведь музыка уже звучит.
Быть может, был плохим я мужем,
Но ты прекрасною была.
Мы не умрем, покуда кружим,
Пока звучат колокола.
Без названия
Порою мне становится невмочь,
Жизнь беззащитна, хоть и коротка,
А весь наш век – лишь день и ночь
Перед нажатьем кнопки и курка.
Без названия
Эдуарду Гордону
В стенах ижевского лицея
Судьба поднимет до высот,
И время, словно панацея,
От блеклой немощи спасет.
Пройду по грязи и по лужам,
Тропинку протопчу в снегу.
Мне кажется, что я там нужен
И, значит, счастлив быть могу.
На горней высоте
III
Заветных слов живая смесь
Приучит веровать мечтам.
Когда не пишется, мы здесь,
А если пишется, мы там.
Всё верю в тайну и в число,
И это, видно, неспроста,
Туда возносит ремесло,
Где в сердце входит высота.
Колыбель
Помнится, катил в телеге я
Средь родных холмов Урала,
И звучит моя элегия
Там, где матушка стирала.
Спину разогнет степенно
Возле бедных, верных книг,
И сойдет густая пена
С рук бессонных на рушник.
Путь не вел меня лишь прямо,
Хоть избег я пуль и стрел,
Где же ты сегодня, мама,
Без тебя я постарел.
И в груди болит от бега
Аж за тридевять земель,
А уральская телега —
Первой жизни колыбель.
Без названия
Ах, за уральским бараком
Я верил в множество примет.
Пусть мир пока окутан мраком,
Но где поэзия – там свет.
Без названия
Не знаю, что меня спасло
От глупых споров.
Сердечной думы ремесло
Свой прячет норов.
Слова слетают с высоты
В тетрадь, как в клетки.
Им узкие тесны листы,
Как птицам ветки.
Простые песни вещих птиц,
Их смех, их боли
Прижиться смогут
Средь страниц неволи.
Без названия
Наше время на излете.
Истекает срок,
Что мне видится в блокноте
Меж неровных строк.
За густым туманом сивым —
Камские края.
Вижу край, где был счастливым
И здоровым я.
Вижу пляж красивый в Ниде,
Блеск ночных орбит.
Я на путь свой не в обиде,
Хоть я там забыт.
Там уже метет пороша,
Твердь белым бела,
Памяти опасной ноша
Мне не тяжела.
Семья
Из-за дальних Пиренеев
Прилетел родной звонок.
Мы под старость лет умнеем, —
Каждый больше одинок.
Сколько сердце потеряло,
Жизнь оставив про запас,
От Мадрида до Урала
Очень-очень мало нас.
Равновесие
Быть может, на Урале найду я край земли?
Мы много потеряли, друг, мы много обрели.
И мы вернем едва ли, что скрыл туман вдали,
Мы много потеряли, но больше обрели.
В надежном материале достались нам рули,
Мы злато потеряли, надежду обрели.
Мы жили под царями, хоть сами короли,
Мы годы потеряли, любовь мы обрели.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.