Текст книги "Почерк"
Автор книги: Натан Злотников
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Без названия
Я проснусь на заре молчаливо,
На тебя напоследок взгляну,
Где под Истрой печальная ива
Никогда не забудет войну.
Ах, свобода, не нас выбирая,
В миг докучливых дрязг или пут,
Как невеста, мечтала о крае,
Где ушедшего все-таки ждут.
Пусть считает спидометр мили,
Где к зиме устремилось шоссе,
Все когда-нибудь вдаль уходили,
Но, увы, возвращались не все.
Ворон крылья чернит свои в саже,
Надо мной замыкает свой круг,
Кто мне галстук, однако, завяжет,
Я сегодня еще однорук.
Без названия
Да, возле нас слишком много железа,
Холоден вечно бездумный металл,
Памяти склад не бедней, чем у Креза,
Но от щедрот непомерных устал.
Богом ниспослана сердцу отрада
Быть пред невинным и слабым в долгу,
Кроткий упрек, грусть собачьего взгляда
Долго-предолго забыть не могу.
Эта собака в глаза мне глядела,
Голос ее за порогом замолк,
Но ведь и руки остались без дела
В миг, только звякнул железный замок.
Стихи о балладе А. Кочеткова «С любимыми не расставайтесь»
Стэлле Постниковой
И всё ж, что здесь такого?
Ведь ход баллады нарочит.
Но вот баллада Кочеткова
Давным-давно во мне звучит.
На свете ведь ничто не ново,
Лишь время катится вперед,
А он нашел такое слово,
Что, не старея, все живет.
И столько нежности и боли
В строке, воспевшей грозный час,
Писал он о своей любови,
А вышло, что писал о нас.
Наташечке
Знаешь, друг, по прошествии лет
Мы забудем труды и бои.
Лишь любви нашей брызжущий свет,
Словно свет очень яркой звезды,
Сквозь бульвары сквозит и сады,
Все стремится за нами вослед.
Без названия
Скоро уходить со сцены,
Подступает к сердцу грусть,
Не боюсь я перемены,
Ничего я не боюсь.
Но гляжу вперед и прямо,
Не надеясь на авось.
Всё ж кому под силу драма,
Что сыграть нам довелось,
Сможет повторить едва ли
Нашей жизни чудеса,
Мы и душу надрывали,
И срывали голоса.
Ни завистливого взгляда,
Ни клевет не знали мы —
Вот о чем припомнить надо
На пороге долгой тьмы.
Два зеркала
Да, жизнь быстра, как будто выстрел,
Как свет, что невзначай погас,
Все то, что промелькнуло быстро,
Нас долго держит в крайний час.
Видна Останкинская вышка,
И служит телу чистотел,
Еще ты за порог не вышла,
А дом тревожно опустел.
Внутри очерченного круга
Осталось слишком мало нас —
Два зеркала друг против друга,
Как два слепца, стоят без глаз.
Без названия
Толстый пласт календарей,
Что торопит наши годы,
Гонит, гонит поскорей
В тесный сумрак непогоды.
Горстка годовщин и дат,
Что гвоздем прибита криво,
Ведь никто не виноват
В линии кривой отрыва.
А меж ними есть одна,
Заглянув в нее, как в бездну, —
Ни просвета в ней, ни дна, —
Потому я в ней исчезну.
Ссора
Не уезжай из города, пусть все не правы,
Смотри, как обезлюдели заставы,
И голосов давно не слышно птичьих
Вдоль перегонов ближних электричек.
Минуют дни, и ты забудешь скоро,
С чего ж возникла наша ссора,
В остывшем сердце воцарится тишь,
Тогда ты обе стороны простишь.
Без названия
Я внимаю горькой пене,
Птичьим сладостным хорам
И не жалуюсь, что если
Вдруг покину этот храм.
Разве выпущу из рук
Этих перелесков вотчину,
Ежели фортуна вдруг
Затолкает на обочину.
Там не виден мой полет
Ни прохожим, ни проезжим,
Желтый листопад падет,
Занесет снежочком свежим.
К небу подниму глаза —
Для души большая сила,
Если выпадет слеза —
Значит, здесь могила.
Близость снега
Дохнуло прохладою луга,
Зря зиме говорим: «Не спеши!».
Одиночество – это заслуга,
Может быть, не одной лишь души.
Тучи мчат и толпою, и строем,
И все ближе к нам хлад без прикрас,
Звезды древним разрозненным роем
Сочиняют всё сказки для нас.
Там, где зерна надежд расцветали,
Тотчас в чьей-то душе расцвело,
Ведь сравнимо лишь только с цветами
В небе ангельское крыло.
Цыган
Покуда дни в избытке,
Не страшен холод зим,
Цыган всю жизнь в кибитке,
И музыка вся с ним.
Верь струнному удару,
И нежности очей,
И песне под гитару,
Печали горячей.
Цыган – не раб удачи,
Весь путь свой напролет
Он слез своих не прячет,
О нас с тобой поет.
Верь в счастье беспробудно
И в путь, что не забыт,
Верь гулким вздохам бубна
И в цоканье копыт.
Верь светлому туману
И женщине одной,
Верь сладкому обману
Мелодии родной.
Череда
Мы времени знавали злое пенье,
Его сухой мороз и влажный зной.
Так поредело наше поколенье,
Платя за эту жизнь последнею ценой.
И младшие уже спешат на смену,
Путь к цели неисповедим.
А время снова набавляет цену,
Но в сторону его мы не глядим.
Встреча
В саду соседском близко, за версту,
Стояла девочка, как деревце в цвету.
К ней в руки устремляется поток
И, словно шелк, сквозь пальцы тонкие протек,
Рассыпались все мысли у меня —
Как будто камешки рассыпались, звеня.
Портрет
Не деловой расчет,
Не громкий хор похвал,
Весь век туда влечет,
Где вовсе не бывал.
Да, надо рисовать
Случайный миг живой
И надо рисковать
Судьбой и головой.
Не химией пилюль —
Глотком вина согрет,
Дождусь, когда июль
Допишет мой портрет.
Кривит улыбка рот,
Хоть взгляд таит металл,
Но я, увы, не тот,
Каким я быть мечтал.
Сон лошади
У лошади – прекрасное лицо,
В ее глазах туман раздумий тает,
Сегодня дорогое письмецо
Из мест родной конюшни прилетает.
Случается такое по весне
Тому, кто и любим, и не забыт,
Она, сверкнув, привиделась во сне
От холки под звездой и до копыт.
Там кто-то в дальнем стойле гонит сон
При свете облаков и темных звезд,
Где каждый, кто встревожен и влюблен,
Идет сквозь ночь, как через зыбкий мост.
Там – высота и острый там испуг,
Там горизонт тугой, как тетива,
Там жизнь и бег хранит небесный луг
И воздух свеж, как вкусная трава.
Без названия
Я вспоминал тебя во сне,
И, значит, скоро быть весне.
Вовек не примирюсь со злом,
Во сне летаю, как в былом.
Когда прервется мой полет,
Я, как река, скользну под лед,
Лечу и вспоминаю милых,
Лечу, лечу, а пасть не в силах.
Пастернак
Еще весна, а вроде осень,
Дождь плещется в плену корыт
И там, где в окруженье сосен,
Могильный камень косо врыт.
Его не знал я и не видел,
Но правил шум застрял в ушах,
О нем судили где-то в МИДе
И на высоких этажах.
И хоть давно стал знаменит,
Но до сих пор он незаметен,
Принадлежал он тем и этим,
С написанным навеки слит.
Без названия
Случались времена запретов
В худые годы старины,
Но только взгляды всех поэтов
Бесстрашно вверх устремлены.
Повелевает даль сердцами,
Повелевает тайной взгляд,
И звезды от того мерцают,
Что их, как угли, шевелят.
Постоянство
Душа давно уж к вам стремилась
И замирала в полушаге,
Мне не по силам ваша милость
И разномыслия овраги.
Сверкает позолотой Сенеж,
А время наш мосток сломало,
И ничего не переменишь,
Да ведь и мы менялись мало.
Бабочка
С мощами праведника рака
Хранит святыню много лет.
Душа, как бабочка из мрака,
Торопится на этот свет.
Тот лепесточек не завянет,
Пока зов Божий не погас,
Но то, что манит нас и тянет,
Верней всего и губит нас.
Судьба коварным лицедеем
Торопится и взять, и дать.
Куда спешим? Ведь мы успеем
Уразуметь и пострадать.
Строка друга
Э. Грачеву
Да, годы летят друг за другом,
Верша вековечный транзит.
Строка, сочиненная другом,
Опять мое сердце пронзит.
Я сразу ее не запомнил,
Ведь дергали пальцы струну,
Но взор только ею заполнен,
Я в ней растворен и тону.
Пусть дружбы недолгой начало
В закатном и грустном огне,
Она в нем когда-то звучала,
А нынче очнулась во мне.
Голгофа
На раздорожье и на стыке,
Где эхо слилось с болью,
Где взгляд раба и взгляд владыки,
Унижен одной ролью, —
Там отзвуки вселенской боли
Теряются в тени олив,
А тот, кто назначает роли,
Навечно будет справедлив.
Исповедь
Скажу вам честно, падре,
Я не хочу совета,
В заброшенном театре
Всегда нехватка света.
Густеет паутина,
И пыль летит с кулис,
Увы, не всем фартило
Глядеть всё вдаль, не вниз.
Ведь был прославлен скоро,
Кто истину сказал,
Злой шепоток суфлера
Пустой не слышит зал.
Баня
Свеча горит и дышит,
Ночного мрака клок
Летит туда, где вышит
Узором потолок.
Среди кружков и линий
Туманы моросят,
Мерцает тусклый иней
И капельки висят.
Бери здоровье даром
И помни имена,
Не зря ведь дышит жаром
Горячая стена.
Пусть пляшут оголтело
И грязь, и суета,
Но жадно дышит тело,
Сияет чистота.
Заполярье
Там, где всполохи в небе сплетены,
Где вольный свет живет, не зная плена,
Вдоль окоема, словно вдоль стены,
Стоят созвездья, преклонив колена.
Там взгляды все сошлись, согрев зенит,
И под землей переплелись коренья,
Там зов любимой реет и звенит,
А слез кристаллы обостряют зренье.
Оркестр в Мариинском парке
Судьба не напишет реестра,
Учтя облаков колыханье,
А я духового оркестра
Все слушаю сердцем дыханье.
Ах, музыка, эта музыка
Над старой рекой голубою,
Где линии Божьего Лика
Провидит душа над собою.
Быть может, я счастье увижу,
Ведь день наш еще не погас,
А жизнь эта ближе и ближе
Общается с каждым из нас.
Октябрь
В октябре моем,
В нашем октябре
Мы с тобой вдвоем,
Как щенки в норе.
Лампа на столбе,
Свет сродни луне,
Я давно в тебе,
Ты давно во мне.
Улицы изгиб
С мокрой мостовой,
Кто из нас погиб,
Кто из нас живой?
Колокол
Чтит звонарь ударом
В колоколе грусть,
Помнит он недаром
Песню наизусть.
И плывет как милость
В небе звон густой,
Песня породнилась
С птичьей высотой,
Только ближе к полдню
Поостынет пыл,
Музыку я помню,
А слова забыл.
Друзьям
Ане, Андрею, Оле
Жив старой сказки рыцарь,
Вооружен и сед,
А нашей дружбе тридцать
Минувших быстро лет.
Нам не нужны наряды,
Пока душа жива,
Пока трепещут взгляды
И стыдные слова.
Мы – искра в мрачной смуте,
Нет дыма без огня,
Мы так близки по сути,
Как старая родня.
Взор
Под сенью кирпичных арок,
В пыли, недоступной глазу,
У золота цвет не ярок,
Его оценишь не сразу.
Покуда творят в зените
Круги волшебства и тайны,
Нельзя без собственной прыти
Постигнуть сей мир случайный.
Нельзя доверяться злодею,
Где вороны каркают хором,
А я, хоть и быстро седею,
Гляжу нетускнеющим взором.
Актеры
В движенье вечном и нескором
Вблизи благословенных стен
Как много раз я был актером,
А лучше бы не быть совсем.
Мы перед вечностью – подростки,
И наша не стареет рать,
Ведь мы восходим на подмостки
Не только жить, но умирать.
Без названия
Мы море слушали с тобою
И с ним хмелели не спьяна,
В нем стихотворною стопою
Звучала крымская волна.
Как будто бы в нарядном зале,
Мы жили все мгновенья эти,
Не знали устали, как дети,
Да и себя еще не знали.
Лес
Мой милый друг меня проводит,
Увы, пока я одноног,
Утешен байкой и беседой,
Ведь я, как сторож, одинок.
Я сторожу свои Стожары,
Всю осыпь звездную несу,
Цвет осени люблю я ржавый,
В осеннем я стою лесу.
Здесь все деревья мне как сестры,
Огонь закатный в небе сник,
И никогда топор свой острый
Сюда не нашивал лесник.
Свое лицо за бородою
Он мимо пронесет молчком
И напоит живой водою,
Одарит крепким табачком.
Его умение спасало —
Лес ценит многолетний труд,
Ударит о кремень кресало,
Две искры упадут на трут.
Пока заря осветит окна
Пред разгорающимся днем,
Займутся мягкие волокна
С веселым нянчиться огнем.
Учись у леса жизни длинной,
Живи в нем, только не спеши,
И на холмах земли былинной
Ветвями честными маши.
Без названия
Всей жизни матерьял
Истерт, зияют пятна,
Ведь то, что потерял,
Не возвратить обратно.
Под силу лишь стиху
Узреть звезду в зените,
В гипс обратить труху
И в шелк гнилые нити.
Без названия
К тебе я приближаюсь постепенно,
Ты только о минувшем не забудь,
Пойми, сойдет размолвок злая пена
И прямо к сердцу обнажится путь.
Оно так манит, словно колокольня,
Прельщает добротой, живым огнем,
Я в сердце у тебя, ему не больно,
Ведь я давно уж поселился в нем.
Комов
Устав от сотен писем и созвучий,
Шел по тропе, от дождика рябой,
Но дружбу не пророчит добрый случай,
Она нам предназначена судьбой.
Там, в мастерской, всегда был кто-то третий —
Предчувствием свершений, перемен
Волшебный свет разбуженных столетий
Легко струился вдоль высоких стен.
Его труды не станут вдоль обочин,
Войдут в страницы, в сердце вечных книг,
Он глыбы неподъемные ворочал,
Был тих и скромен, скромен и велик.
Он был создатель века и мгновений,
Творец чудес и красоты законов,
А спросят: «Кто он, Комов?» Отвечаю: «Гений».
А кто же гений – отвечаю: «Комов».
Память о Крыме
В море музыка играет,
Пароходики снуют,
Кто-то на берег взирает
С палуб тесных и кают.
Шлюпки кружат подобьем щепок,
Отпускной волнует флирт,
И, как давним летом, крепок
Воздух моря, словно спирт.
В этом южном крае милом
Вспоминал когда-то Русь,
Он теперь мне не по силам,
Я туда не доберусь.
Помню время дорогое,
Помню милые места,
Море там теперь другое,
Музыка теперь не та.
Жить
Старости белая вьюга
Вдруг обожжет, словно сплетней,
Мы не увидим друг друга,
Это ведь век наш последний.
Прошлое наше далече,
Хмурится даль к непогоде,
Крепко держи мои плечи,
Век наш уже на исходе.
Глянь вдоль черты окоема,
Тучи опустится полог,
Все, что за ним, незнакомо,
Век наш последний недолог.
Месяца меркнет подкова,
Но вдруг блеснет ярче слова,
Небытия никакого,
Жить мы попробуем снова.
Без названия
Было время, не мог я когда-то
Обойтись без любимых очей,
И смолкал предо мной виновато,
Убегая из леса, ручей.
Было в юности – на батарее,
Возле пушек кормились грачи,
И пускай становлюсь я старее,
У любимой глаза горячи.
Наше время сейчас холоднее,
Ищут корм в час отлета грачи,
Пусть я стар, но душой не беднее,
И любимой глаза горячи.
Листопад
Листья в лужах плывут под водой —
Золотые, червонные пятна.
Я – старик еще молодой,
Жизнь пройдя, возвращаюсь обратно.
Там, где бури бьют наповал,
Где обветрены лица,
Я когда-то уже побывал,
И мой опыт сгодится.
Листья валятся книзу ничком
За деревьями сада,
Скрипка вновь грустит под смычком
В поздний час листопада.
Блокнот
Зимой бывает, как весной,
На ветках набухают почки,
В надежной книжке записной
Давно заполнены все строчки.
Но грустно видеть сборы птиц,
Щебечут, собираясь в стаю,
И я невесело листаю
Гроздь опустевших вдруг страниц.
Жребий
Прочти в лазурном ясном небе
Себе упрек.
Почти что каждый знал свой жребий,
А я предрек.
Я проживу судьбу солдата —
В ней жар и злость,
Все, что мне предстоит когда-то,
Уже сбылось.
Осенних листьев медный мед
Шлях скроет пледом,
А путь, что вдаль меня ведет,
Душе неведом.
Велосипед
Девушку несет единым духом
Наших летних вечеров поток,
Шелестит над полудетским ухом
Ухажера нежный шепоток.
А в садах уже сгустилась дрема,
Теплится в окошках тусклый свет,
Я вослед смотрю вдоль водоема,
Где, как тень, скользит велосипед.
Все смотрю, как растворились дали
На пустынном зябком берегу,
Но бездумно вновь крутить педали,
Видно, никогда уж не смогу.
Вздох
Памяти Р. Ольшевского
Когда сквозь просеку вонзала
Свой лучик низкая звезда,
От подмосковного вокзала
Ушли в безвестность поезда.
А гулкий рельс гудел устало,
Как будто забывал и пел,
Но тот, кого вчера не стало,
Письма послать нам не успел.
Без названия
Поэзия, твой посох изнемог,
Ты странствуешь по городам и весям,
Твой плащ изодран, он давно промок
На стылом ветре огрубевших песен.
К небесному все ближе алтарю,
Где сыплет звезды вечное кресало,
А я тебя за то благодарю,
Что ты вела меня и не бросала.
Свиданье
Боль возвратится к старой ране,
Как к месту подписи печать,
Я думаю, мой друг, заране
Пора свиданье назначать.
Ты место выбери любое,
Скажи точнее день и час.
Ведь Бог запомнил нас обоих,
А врозь Он и не помнит нас.
Любовь
Когда-нибудь я к Вам приеду…
Д. Самойлов
В конце концов недолгих буден,
Где свет и вечная вода,
Неужто мы про всё забудем,
Быть может, ты? Я – никогда!
Подскажет, может быть, внучатам
Жизнь – через год иль через век —
Твой образ в душу мне впечатан,
Как в эту землю русла рек.
Буквица
В сотах копится приторный мед,
Исчезают следы на воде,
И меня уж никто не найдет,
Ведь давно меня нету нигде.
Под грохочущей крышей небес,
Перед вещими взглядами птиц
Я, как буквица, в книге исчез
Средь бессмертных и ветхих страниц.
Без названия
Где младости глупая фронда,
Ведь мы у черты горизонта,
Но к ней дотянуться, хоть близко,
Нельзя без смертельного риска.
Всё ближе разлуки число,
А жизнь – это то, что прошло.
Музам
Нет, я еще покуда не ушел,
Я чую ваши мысли, ваши нити,
А путь мой долог, грозен и тяжел —
Свой долг вернул я, – вы мне свой верните.
Да, опыт мой трагичен, хоть и мал.
Весь век судьбы не отвергал я вызов,
Хоть было трудно, но всегда внимал
Я вашим сумасбродствам и капризам.
Без названия
Еще покуда свежи силы,
Покуда есть огонь в огне,
Пока здоровы и красивы,
Прильни ко мне.
Пусть где-то ожидает гибель
И суеты коварный лед,
Светла рука твоя в изгибе,
Как будто молнии полет.
И, темень ночи не ругая,
Глядим в окно.
Не отстраняйся, дорогая,
Ведь мы – одно.
Парус
Наташе
Уже прошли такие сроки,
Что вовсе не осталось нас.
«Белеет парус одинокий» —
Звучало прежде, как сейчас.
Природы молодые соки
Рождали в детском сердце грусть.
«Белеет парус одинокий» —
Заучивали наизусть.
И я, простой уральский школьник,
На Каму мчал во весь опор,
А дальний белый треугольник
Волнует душу до сих пор.
Я был романтиком, не так ли?
Хотя сейчас почти что стар,
Но жадно видел все спектакли,
Что предлагал репертуар.
Билет я брал на третий ярус,
Недорого – рублей по пять, —
Белеет одинокий парус –
И я люблю тебя опять.
Вера
Дергает цыган струну,
Горе свое прячет,
Смотрит на мою страну
И беззвучно плачет.
Над страной стоят дымы,
Мечутся пожары —
Мне недолго до зимы,
Я давно ведь старый.
Не пущусь, как было встарь,
За живой водою,
Не взгляну на календарь
С верой молодою.
Ой да Вера, хороша —
Локоны да ленты,
Вера – детская душа,
Круглые коленки.
Гонец
Любимая! Я безымянный гонец
Из дальних провинций вселенского стона,
Полвека сполохи дрожащий венец
Несут надо мной в глубине небосклона.
В начале пути легконогий пострел,
Суровой дороги прочтя длинный свиток,
Я вместе с посланьем своим постарел,
И все Ариадны остались без ниток.
Живая и мертвая плещет вода
От быстрых шагов – в левом, в правом кювете.
А может быть, труд мой не стоил труда?
Что скажут о нем слишком взрослые дети?
Уж полдень горячий давно за спиной,
А вечер прохладу сгущает и тени.
Но, послан к виновным самою виной,
Я прав не имею встречаться не с теми.
И вот. Даже в толпах людских нелюдим,
С угрюмым терпеньем ищу адресата,
Который лишь миг мне и необходим,
А я ему – вечно. И нет мне возврата.
Подкидыш
Подобран на Полесье был подкидыш.
Он, парень русский, говорил на идиш,
Который мне не чужд, да незнаком.
Забытый глухо и войной, и школой,
Я шлялся со шпаною поселковой
И дверь в бараке открывал пинком.
Семья их только вырвалась из боя,
Но свежей метою тавро изгоя,
Казалось, было выжжено на нем.
И то сказать – пускай оно некстати —
Дите подсунут ближе к доброй хате,
А доброе помечено огнем.
Уж сколько лет подряд – виновен? прав ли? —
Отнюдь не повод для начала травли,
А повод – темнота иль недород.
Подкидышу кричали: – Жид пархатый!.. —
И нес он боль мою, невиноватый,
А я не знал, что мы один народ.
Весь опыт пакостный людского сора
Вбирала с жадностью мальчишья свора,
И дух разбоя ноздри щекотал.
Клубились мутью драки, и при этом
Не зря прутом, свинчаткою, кастетом
Нам кулаки утяжелял металл.
Мы шастали в округе, нагло перли
Сквозь нищий быт, покуда костью в горле
Подкидыш встал дороги поперек.
И был он изувечен до уродства,
Но зернышку вины или сиротства
В жестоком сердце прорасти предрек.
И этот мир предстал пред взором внове
Подкидышем, что знать не знал о крови,
О месте средь расчисленных светил,
О слепоте, что извлекла раздоры
И ненависть из ящика Пандоры…
И он мое ничтожество простил.
Воткинское море
Я не был здесь всегда, давно,
Как в чуждых землях за кордоном.
Но это я внимал здесь звонам
Церквушки, канувшей на дно.
И, медленно кружась, стрекозы
Чуть не касались наших лиц
Среди распахнутых страниц
Нечитаной российской прозы.
Не скудный быт госпиталей,
Не остовы сгоревших танков
Нас добивали, как подранков,
А блеклый свет пустых полей.
И блеск мазутной акварели,
Чье семицветье вмерзнет в лед
И не исчезнет, но уснет,
Чтобы опять ожить в апреле.
Сквозь стрекозиное крыло
Скользила Кама молодая
И те поля, где, голодая,
В нас удивление росло.
И может, на пути к Синаю
Пал тот, кто перед морем тьмы
Дал право говорить мне «мы»,
Когда себя я вспоминаю.
Вечеринка
Мчал трамвай по предместью,
Искры сыпались с дуг
В дом, где кованой жестью
Окантован сундук,
Где и с чувством, и с толком
Попивают вино
С искрой, с огненным сколком,
Что горчит все равно.
Та, с кем время не пресно,
С кем наш круг моложав,
На сундук, как на кресло,
Села, ноги поджав.
Пусть рябину, чьи грозди
Первый холод поджег,
Хвалят поздние гости,
Выпив на посошок.
Пусть ни благам, ни бедам
Не пришел еще срок —
За ушедшими следом
Ускользнет за порог.
И покуда трамваи
Бороздят белый свет,
Я один допиваю
Этот старый сюжет.
Колчак
Пел о звезде он пред расстрелом,
Угрюмо слушал комиссар,
А узник ждал всем крепким телом
Мерцающий небесный жар.
Шли паровозы вдоль вокзала,
Шел вдоль теплушек караул,
И мутная слеза сползала
По желвакам небритых скул.
Где комиссар? В Москве? В Казани?
А где он, певший о звезде?
Он – за чертогом наказаний,
Он – в Омске, в Томске, он везде.
Спор
В. Сырокомскому
Печально, что лес поредел,
Что клонятся веточки ниц,
Что жизнью положен предел
Для трав, для деревьев, для птиц.
И новость сия не нова,
Но память владеет ключом.
И в мире, где мир обречен,
О вечности спорят слова.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.