Текст книги "Петербургские поляки в городском фольклоре. Мистические тайны, предсказания, легенды, предания и исторические анекдоты"

Московские триумфальные ворота. Современное фото

Забегая вперед, скажем, что имперская Россия не преминула увековечить в бронзе победы над восставшими поляками, ставя в один ряд подавления внутренних волнений с воинскими победами над внешними врагами. В 1831 году, после успешного подавления очередного польского мятежа, Николай I распорядился объявить конкурс на создание Триумфальных ворот в честь побед русского оружия. По древнеримской традиции на воротах была помещена посвятительная надпись, будто бы составленная самим императором: «Победоносным Российским войскам, в память подвигов в Персии, Турции и при усмирении Польши в 1826, 1827, 1828, 1829, 1830, 1831 годах». Ворота по проекту архитектора Василия Павловича Стасова были сооружены в 1834–1838 годах при въезде в Петербург, на пересечении Московского и Лиговского проспектов. Ворота получили официальное название: Московские триумфальные ворота.

Судьба ворот оказалась непростой. В 1930-х годах часть посвящения, относящаяся к «усмирению Польши», стыдливо уничтожили, а в 1936 году и все сооружение разобрали.

Московскими триумфальными воротами предполагалось украсить проектируемый парк в планируемом новом административном центре Ленинграда на Средней Рогатке. Осуществлению этого грандиозного замысла помешала начавшаяся в 1941 году Великая Отечественная война. В 1960 году Триумфальные ворота были возвращены на свое историческое место и вновь восстановлены. Полностью была воссоздана и посвятительная надпись.

 
Античного мира подарок,
Вписавшийся в нынешний быт,
Врата триумфальные арок
Для встречи вернувшихся с битв.
Пути их пропитаны кровью,
В пометах могильных крестов.
И нет ничего у них, кроме
Салютов, наград и цветов.
Прожившие жизнь по уставу,
Они возвращаются в свет.
Бессмертные пасынки Славы,
Сыны отгремевших Побед.
О годы минувшие, где вы?
Ваш голос невнятен и тих.
Их ждут перезревшие девы
И дети, не знавшие их.
И только безумные Парки
Предчувствуют тленье и прах.
Стоят Триумфальные арки
Надгробьями на площадях. * * *
 

Но вернемся к последовательности нашего повествования. Несмотря на свое поражение, поляки не оставляли упований на возвращение отнятых земель и на восстановление национальной и государственной самостоятельности государства. В этом смысле особые надежды возлагались на наполеоновские войны. И как только Наполеон направил свою армию на Россию, поляки выставили стотысячное войско для совместного похода. Как известно, авантюра Наполеона провалилась, он был изгнан из пределов России, а в 1813 году русские войска, преследуя французскую армию, заняли созданное некоторое время назад Наполеоном Великое герцогство Варшавское. Всеми военными операциями на польской территории руководил брат императора Александра I, великий князь Константин Павлович. В результате в 1815 году Польша была окончательно присоединена к России.

Все эти события обусловили появление большого количества поляков в Петербурге. Студенты и ремесленники, банкиры и предприниматели, фабричные рабочие и светские баловни устремились в столицу за образованием, за работой, за богатством, за приключениями и развлечениями.

Среди русской аристократии вошли в моду смешанные браки. Исторические объяснения этому коренились едва ли не в самом зародыше русско-польских взаимоотношений. Дело в том, что в 988 году Русь приняла крещение от Греческой церкви, тогда как крещение Польши произошло на полтора десятилетия раньше от Римской церкви, а Россия всегда стремилась вывести свои генеалогические корни не из архаичной Древней Греции, а из имперского, цезарианского Рима. Это возвеличивало русское боярство в собственных глазах и делало их потомками Рюриковичей, Гедиминовичей, а то и самих римских императоров. Родственная связь с поляками в представлении русской знати делала этот процесс более легитимным. Возродилась давняя соблазнительная и волнующая идея так называемого «Третьего Рима».

На протяжении столетий эта красивая идея будоражила голубую кровь русской аристократии. Она появилась в конце XV – начале XVI веков. Вторым Римом считался Константинополь, столица Византийской империи. Дальнейшее развитие идея «Третьего Рима» получила в начале XVIII века. В декабре 1721 года, когда Россия стала империей, Екатерину I провозгласили императрицей. А менее чем за год до смерти Петра, в мае 1724 года, ее короновали. Именно Екатерина вольно или невольно стала основательницей одного из главнейших символов царской власти – короны. Накануне ее коронации была заказана корона европейского образца. До нее на всех русских государей при коронации возлагали шапку Мономаха. Знаменитая шапка представляла собой золотой остроконечный головной убор старинной среднеазиатской работы. По преданию, в 988 году византийский император Василий II подарил его киевскому князю Владимиру Мономаху по случаю восшествия его на княжеский престол. История с шапкой Мономаха как нельзя кстати сумела придать легитимность преемнице православной Византии – Москве, то есть Третьему Риму. И то, что бывший москвич, первый петербуржец и первый император Российской империи Петр I был последним русским царем, который носил шапку Мономаха, хотя и несколько модернизированную, придает этому факту некий мистический смысл.

Сама идея Третьего Рима восходит к древней легенде о неком православном пророчестве, согласно которому в истории Константинополя главную роль сыграют три великих властителя. Как известно, первым императором Восточной Римской империи был Константин I Великий, который в 330 году перенес столицу Римской империи в древний, основанный еще греками, город Византий, переименованный первоначально в Новый (т. е. второй) Рим, а затем в Константинополь; последним – Константин, погибший при штурме Константинополя турками в 1453 году. Затем, утверждает пророчество, появится Константин, который восстановит православную Византийскую державу и станет ее первым новым императором.

В новом качестве идея Третьего Рима возродилась при Екатерине II, когда она заявила о так называемом «Греческом проекте», который предполагал уничтожение Османской империи и раздел ее между Россией, Священной Римской империей и Венецианской республикой. Понятно, что Константинополь предназначался России. В рамках пропаганды этого пресловутого проекта и внедрения его в сознание Европы Екатерина в 1782 году поручает архитектору Ч. Камерону построить в пригороде Царского Села – Софии – церковь, представляющую собой миниатюрную копию константинопольского собора Св. Софии, но с православным крестом над куполом вместо мусульманского полумесяца. Вслед за этим второго своего внука во исполнение древнего пророчества Екатерина назвала Константином. Первый внук – Александр, названный одновременно в честь двух великих полководцев – греческого Александра Македонского и русского Александра Невского, – был предназначен для российского престола.

Ни в XVIII, ни в XIX веках идея Третьего Рима не реализована, и тем не менее она благополучно дожила до XX столетия. В 1915 году в ходе Первой мировой войны России удалось получить согласие союзников поддержать многовековые притязания Российской империи на Константинополь, переименованный турками в Стамбул, и стратегические проливы Босфор и Дарданеллы. Командующему Черноморским флотом были даны соответствующие указания. Однако начавшаяся в России Октябрьская революция и последующее заключение большевистским правительством новой России мира с Германией окончательно свели реализацию пресловутого «Греческого проекта» Екатерины II на нет.

 
Не бывает огня без дыма,
Как и дыма нет без огня.
Называют нас Третьим Римом,
Называют, видать, не зря.
Нам античная мера впору,
Не на вырост она, а в рост.
Для естественного отбора
Лучше вместе идти, чем врозь.
Не случайно и не внезапно
Мы среди европейских стран.
Делит нас на Восток и Запад
Петербургский меридиан.
Что ж, до Греции и до Рима
Никакого секрета нет.
Отличают нас только зимы
Да, пожалуй, разница лет.
В остальном мы родня по крови
От веселья и до тоски.
Наша стать одного покроя,
И характером мы близки.
И один неделимый воздух
Закипает у нас в груди.
Ну а возраст – всего лишь возраст.
Он у нас еще впереди. * * *
 

Впрочем, в человеческих отношениях между русскими и поляками не обходилось и без связей, основанных на подлинных чувствах любви и даже известной жертвенности. Так, наместник Александра I в Польше, брат царя великий князь Константин Павлович, тот, который во имя реализации политических амбиций своей бабки императрицы Екатерины II был назван Константином, ради брака с польской графиней Жанеттой Грудзинской отказался от претензий на русский престол. Что, кстати, стало прямой причиной драматического периода междуцарствия в декабре 1825 года и непосредственным поводом к выступлению декабристов на Сенатской площади в Петербурге.

Известно, что, по планам руководителей восстания, предполагалось вывести солдат на Сенатскую площадь и принудить Сенат объявить о созыве Учредительного собрания для принятия Конституции. Формально это должно было быть облечено в требование присяги не Николаю Павловичу, а его старшему брату Константину, который в обществе слыл либералом. Согласно широко распространенной легенде, гвардейские солдаты, стоя на Сенатской площади, и в самом деле весело скандировали: «Конституция», правда, наивно полагая при этом, что произносят имя жены Константина. Тем самым выражалось явное предпочтение Константину Павловичу перед его братом Николаем. Других требований у простых солдат и не было.

Эта скандальная история началась 20 ноября 1825 года, когда в Таганроге скончался император Александр I. Согласно закону о престолонаследии, принятому и обнародованному его отцом, императором Павлом I, в этом случае трон должен занять второй по старшинству сын – Константин Павлович. Однако за пять лет до описываемых событий Константин Павлович развелся со своей первой женой, великой княгиней Анной Федоровной, и женился на польской графине Жанетте Грудзинской, возведенной после этого императором Александром I в княжеское достоинство под фамилией Лович.

Надо признаться, что это был далеко не первый скандал, связанный с именем великого князя Константина Павловича. В Петербурге он слыл человеком с непредсказуемым и необузданным взрывным характером. С юности за ним тянулся шлейф «гнусных историй», одна из которых связана с именем жены придворного ювелира, благосклонности которой тщетно добивался великий князь. Женщина решительно отвергала все его ухаживания, и тогда Константин с помощью друзей организовал ее похищение. Несчастную женщину привезли в Мраморный дворец и «подвергли групповому изнасилованию», в результате чего она умерла. Дело удалось замять. Кого отправили в отставку, кого сослали подальше от столицы, кто сам уехал за границу. За Константином в Петербурге закрепилось прозвище «покровитель разврата».

Скандальный морганатический, то есть неравнородный, брак не позволял Константину оставаться наследником русского престола. Вот почему еще в январе 1822 года, более чем за три года до кончины Александра I, он письменно отрекся от царского трона в пользу своего брата Николая Павловича, будущего императора Николая I. Однако акт отречения обнародован не был и все это время держался в строжайшей тайне. Таким образом, с 20 ноября 1825 года до 14 декабря того же года, то есть со дня смерти Александра I до официального восшествия на престол Николая I и обнародования отречения от престола Константина Павловича, в России был период междуцарствия. Он сопровождался нервной перепиской между Петербургом и Варшавой, где в то время находился Константин, и тревожным ожиданием результатов выяснения семейно-династических отношений между братьями.

Повторимся, ни официальных уведомлений, ни каких-либо указаний на этот счет издано не было. Общество находилось в полном неведении. Вот почему, едва в Петербурге узнали о смерти Александра I, как в витринах магазинов появились портреты нового императора Константина I, а на Монетном дворе приступили к чеканке серебряной монеты с изображением профиля императора Константина I. За короткий период междуцарствия было выпущено шесть пробных монет. Они ожидали высочайшего утверждения. Понятно, что с окончанием скандального междуцарствия вопрос о новом металлическом денежном знаке отпал сам собой. В тираж монеты не запустили. Сегодня эти исторические шесть пробных монет являются уникальной нумизматической редкостью, известной под названием «Константиновский рубль».

Но и это еще не все. В течение нескольких дней все официальные учреждения обеих столиц под присягой признали Константина императором. К присяге была приведена армия. На верность Константину присягнули все высшие государственные чиновники, все Романовы и сам Николай Павлович. О своих верноподданнических чувствах он сообщил Константину в личном письме, тут же отправленном в Варшаву. И только 13 декабря, когда Константин вторично подтвердил свое отречение, Николай провозгласил себя императором. Таким образом, формально с 27 ноября по 13 декабря 1825 года императором и самодержцем Всероссийским был Константин I, хотя, согласно официальной историографии, он никогда не царствовал, а начало правления Николая I задним числом было отодвинуто к дате смерти Александра I.

5

Среди известных государственных и административных деятелей польского происхождения, ставших объектами петербургского городского фольклора, можно назвать генерал-адъютанта, сенатора, коменданта Петропавловской крепости Павла Яковлевича Башуцкого. Предки Башуцкого происходили из старинного польского шляхетского рода Баховских, один из которых в 1709 году выехал в Россию, назвавшись Башуцким (Bashutsky).

По свидетельству современников, Башуцкий являл собою удобную мишень, всегда готовую для развлечения великосветской знати. Особенно любили посмеяться над ним в присутствии государя. Да и сам император, как об этом свидетельствуют исторические анекдоты, редко лишал себя удовольствия пошутить над комендантом. Правда, трудно было предугадать, чем эта шутка могла закончиться. Башуцкий был на редкость простодушен и наивен. «Господин комендант! – сказал однажды Александр I в сердцах Башуцкому, – какой это у вас порядок! Можно ли себе представить! Где монумент Петру Великому?» – «На Сенатской площади». – «Был да сплыл! Сегодня ночью украли. Поезжайте и разыщите!». Башуцкий бледный уехал. Возвращается веселый, довольный; чуть в двери, – кричит: «Успокойтесь, Ваше Величество. Монумент целехонек на месте стоит. А чтобы чего в самом деле не случилось, я приказал к нему поставить часового». Все захохотали. «Первое апреля, любезнейший, первое апреля», – сказал государь и отправился к разводу. На следующий год ночью Башуцкий будит государя: «Пожар!». Александр встает, одевается, выходит, спрашивая: «А где пожар?» – «Первое апреля, Ваше Величество, первое апреля». Государь посмотрел на Башуцкого с соболезнованием и сказал: «Дурак, любезнейший, и это уже не первое апреля, а сущая правда».

В другой раз подобная шутка, которую позволил себе известный петербургский острослов Александр Львович Нарышкин, едва не закончилась скандалом. Во время какого-то высокоторжественного обеда, когда весь Двор только что сел за парадный стол, а Башуцкий стоял у окна с платком в руках, чтобы подать сигнал, «когда придется виват из крепости палить», мимо него проходил Нарышкин. Заметив важную позу коменданта, Нарышкин сказал ему: «Я всегда удивляюсь точности крепостной пальбы и, как хотите, не понимаю, как это вы делаете, что пальба начинается всегда вовремя». – «О, помилуйте! – отвечал Башуцкий. – Очень просто! Я возьму да махну платком вот так!». И махнул взаправду, и поднялась пальба, к общему удивлению, еще за супом. А самое смешное то, что Башуцкий не мог понять, как это могло случиться, и собирался после стола «сделать строгий розыск и взыскать с виновного».

В арсенале петербургского городского анекдота сохранилась еще одна история, характеризующая простодушного Башуцкого. Приказано было ему развод солдатам назначить в шинелях, если мороз выше десяти градусов. Является плац-майор. «А сколько градусов сегодня?» – «Пять». – «Развод без шинелей». Но пока наступило время развода, погода подшутила. Мороз перешел роковую черту. Государь рассердился и намылил коменданту голову. Вернувшись домой, взбешенный Башуцкий зовет плац-майора. «Что вы это, милостивый государь, шутить со мной вздумали? Я не позволю себя дурачить. Так пять градусов мороза было? А?» – «Когда я докладывал вашему превосходительству, термометр показывал…» – «Термометр-то показывал, да вы-то соврали. Так чтоб этого больше не было, извольте, милостивый государь, впредь являться ко мне с термометром. Я сам смотреть буду у себя в кабинете, а то опять выйдет катавасия».

П. Я. Башуцкий

Любопытна судьба другого поляка на русской службе – князя Адама Ежи Чарторыйского (Adam Jerzy Czartoryski), рождение которого до сих пор окутано тайной. Будто бы он родился от связи жены князя Адама Казимира Чарторыйского Изабеллы с послом Екатерины II в Речи Посполитой генералом Николаем Репниным. Так это или нет, сказать трудно, но когда его как участника восстания 1794 года по распоряжению австрийского правительства арестовали, то Екатерина II согласилась отказаться от конфискации его владений, если «молодой князь Адам приедет в качестве заложника в Петербург». Чарторыйские ведут свою родословную от Константина, внука великого князя литовского Гедимина.

В России Адам Чарторыйский подружился с наследником престола Павлом Петровичем, а с воцарением Александра I вошел в число ближайших сотрудников императора.

А. Е. Чарторыйский

В этом качестве долгое время он выполнял роль посредника между польской нацией и русским правительством, но затем изменил свое отношение к России, отошел от государственных дел, эмигрировал и возглавил польское освободительное движение. С началом польского восстания 1831 года его избрали председателем национального правительства Польши. Поляки не раз прочили ему королевское будущее. Но с подавлением польского восстания Адам Чарторыйский вновь эмигрировал, теперь уже во Францию, где и скончался в июле 1861 года, до конца жизни свято веря в восстановление государственной самостоятельности Польши.

По дворцовым легендам, Чарторыйский был любовником супруги Александра I Елизаветы Алексеевны, от их связи родилась дочь Мария, умершая в младенчестве.

Вскоре после первого раздела Польши Екатерина II учредила Белорусскую римско-католическую епархию с центром в городе Могилеве, и вслед за этим – Могилевскую римско-католическую консисторию. Консистория стала предшественницей основанной в 1801 году по указу императора Александра I в Санкт-Петербурге Римско-католической духовной коллегии. С 1841 года Коллегия располагалась в Доме Державина на набережной р. Фонтанки, 118.

Дом Державина (наб. р. Фонтанки, 118). Современное фото

На самом деле Дом Державина не столько дом, сколько целая загородная усадьба, построенная для Гаврилы Романовича Державина его другом, архитектором Н. А. Львовым, на левом берегу Фонтанки между Обуховским и Измайловским мостами. Первоначально здесь стоял каменный дом. Львов его расширил и пристроил два боковых флигеля, обращенных к набережной. За домом был разбит пейзажный сад с искусственными прудами и протоками, над которыми были перекинуты живописные мостики. По преданию, сад был разведен женой поэта. Не забывает городской фольклор и самого Державина. Если верить современным легендам, призрак поэта время от времени появляется в доме, в котором ныне расположен литературный музей поэта.

После смерти Державина его усадьбу приобрела Римско-католическая духовная коллегия, для нужд которой дом был перестроен архитектором А. М. Горностаевым. В России римско-католическая вера ассоциировалась с Польшей. Поэтому сад позади державинского дома в Петербурге до сих пор называют «Польским садиком».

Первым архиепископом Могилевской консистории и первым главой Римско-католической духовной коллегии стал Станислав Богуш-Сестренцевич (Siestrzencewicz-Bogusz). По свидетельству современников, Сестренцевич отличался «отличным воспитанием, дарованиями и учено стью». Но своей карьерой он был обязан не только своим личным качествам, а в значительной степени и покровительству князя Григория Александровича Потемкина, которого он, еще будучи обыкновенным священником, сопровождал в походах. В 1807 году Богуш-Сестренцевич был избран членом Российской академии. С 1784 года – митрополит римско-католических церквей в России.

Митрополит С. Богуш-Сестренцевич

Надо особо отметить усилия, которые прилагал Богуш-Сестренцевич к примирению католической и православной церквей, к чему, кстати, стремился и Павел I и чему усиленно противодействовали православные иерархи.

Известно, что Павел благоволил к Сестренцевичу, а однажды едва ли не вслух произнес: «Что я буду делать, когда он умрет!». Это далеко не всегда соответствовало целям и задачам ближайших приближенных императора. Митрополиту не доверяли. Как утверждает городской фольклор, весь Петербург радовался истории, случившейся с несчастным католическим митрополитом Сестренцевичем во время одной из его встреч с императором. По окончании аудиенции, на которой присутствовал петербургский военный губернатор П. А. Пален, Павел I простился с митрополитом и собрался было уйти во внутренние покои, как случайно заметил какой-то изъян в форме одного из пажей, пробежавшего мимо. Бледный от раздражения император крикнул Палену: «Отведите сейчас же эту обезьяну в Петропавловскую крепость!». Пален хорошо понимал, кого имеет в виду император, однако подошел к митрополиту и сказал ему, что «вынужден исполнить волю государя». Сестренцевич отсидел в крепости ровно столько времени, сколько понадобилось Палену для доклада Павлу I. Только после этого он был с извинениями освобожден.

Впрочем, весь Петербург знал и то, насколько непостоянен и вспыльчив бывает Павел Петрович. Даже любезность императора Павла по отношению к дамам в значительной степени определялась его сиюминутным настроением. В недобрый час попасться ему на глаза было несчастьем. Говорили, что одна польская графиня имела неосторожность встретиться с ним на улице в такой момент. Она приветствовала императора самым почтительным реверансом, но и это не помогло. На беду она была дурна собой. Павел вспылил и приказал убрать «это уродство». В тот же день злополучная графиня была выслана из Петербурга.

Умер Станислав Богуш-Сестренцевич на 96-м году жизни и похоронен в Петербурге, в храме Святого Станислава, который он построил на собственные средства.

Римско-католическая духовная коллегия ликвидирована 23 января 1918 года согласно декрету «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви».