Текст книги "Занавес опускается"

Фокс прошел в соседнюю комнату и сел за другой телефон. Когда он вернулся, Родерик уже говорил с Анкретоном.

– Алло. Можно попросить мисс Оринкорт?.. Уехала?.. А когда вернется?.. Понятно. Тогда будьте любезны, Баркер, позовите мисс Эйбл… Кто ее спрашивает?! Скотленд-Ярд! – Он повернулся к Фоксу. – Сейчас поедем. Вчера вечером она уехала в Лондон. Вернуться должна сегодня к обеду. Черт! Какого дьявола они так тянут с экспертизой? Ответ нам нужен позарез и немедленно. Который час?

– Без десяти двенадцать, сэр.

– Ее поезд прибывает ровно в двенадцать. Нет, уже никак не успеем… Алло! Мисс Эйбл?.. Это Аллен. Отвечайте, пожалуйста, только «да» или «нет». У меня к вам очень важное и срочное дело. Мисс Оринкорт возвращается двенадцатичасовым поездом. Прошу вас, узнайте, поехал ли кто-нибудь ее встречать. Если нет, придумайте какой-нибудь предлог, возьмите двуколку и поезжайте на станцию сами. Если же вас опередили, дождитесь мисс Оринкорт у дверей дома, сразу отведите ее на школьную половину и никуда оттуда не выпускайте. Скажете, что я так приказал, и пусть не пытается возражать. Это чрезвычайно важно. На другую половину дома ей нельзя ни в коем случае. Вы поняли?.. Сумеете?.. Правильно. Прекрасно. До свидания. – Повесив трубку, Родерик увидел, что Фокс уже стоит в пальто и в шляпе. – Еще минутку. Надо, чтобы уж наверняка. – Он снова взялся за телефон: – Соедините меня с полицией в Камбер-Кросс… К Анкретону этот участок, кажется, ближе всех, да, Фокс?

– Три мили. Но сам констебль живет еще ближе, у церкви. Вчера ночью он дежурил на кладбище.

– А-а, Брим. Он-то нам и нужен. Алло!.. Говорит старший инспектор Аллен. Скотленд-Ярд. Констебль Брим на месте?.. Где его найти, знаете?.. В «Анкретонском трактире»? Отлично. Дозвонитесь туда, буду вам очень благодарен. Скажите, чтобы он сию минуту отправлялся в Анкретон-Холт, на станцию. Двенадцатичасовым поездом прибудет некая мисс Оринкорт. За ней приедут на двуколке из замка. Пусть Брим отправит встречающих назад, а сам проводит мисс Оринкорт в «Трактир» и сидит там с ней, пока не приеду я. Да. Спасибо.

– Он успеет?

– Сейчас он обедает в пивной, и у него при себе велосипед. От пивной до станции максимум полторы мили. Все, Фокс, поехали. Ничего, придет срок, мистера Лоума самого будут бальзамировать и, надеюсь, коллеги по фирме сделают из него то еще чучело! Что конкретно сказал этот секретарь-самозванец?

– Что вы поручили ему перепроверить формулу состава. Звонок был через пригородный коммутатор, но Лоум, естественно, подумал, что вы снова вернулись в Анкретон.

– И с готовностью сообщил убийце сэра Генри, что мышьяк для бальзамирования не применяли – вся наша конспирация одним махом пошла коту под хвост! Как сказала бы мисс О., а еще друг называется! Где мой портфель? Едем!

Они были уже у двери, когда снова зазвонил телефон.

– Я сам подойду, – бросил Родерик. – Хорошо бы это Кертис.

Да, звонил действительно доктор Кертис.

– Не знаю, обрадую ли вас, – сказал он. – Пришел ответ из лаборатории. Проверялись и кот, и аптечный пузырек, и покойник. Первая серия анализов завершена. Мышьяк нигде не выявлен.

– Отлично. Распорядитесь, чтобы проверили на ацетат таллия, и, как только его обнаружат, позвоните мне в Анкретон.

II

Их подстерегала еще одна непредвиденная задержка. Уже спустившись к машине, они увидели Томаса Анкреда: бледный и осунувшийся, он стоял на нижней ступеньке лестницы.

– Ой, здрасьте, мистер Аллен. А я к вам. Ужасно нужно поговорить.

– Что-нибудь важное?

– Для меня – очень. Я даже специально приехал утренним поездом, – простодушно объяснил Томас. – Потому что чувствовал настоятельную необходимость. В Анкретон вернусь вечером.

– А мы сейчас как раз туда.

– Правда? Тогда, может быть… Или это неудобно?

– Да нет, конечно же, мы возьмем вас с собой, – после секундного колебания решил Родерик.

– Вот повезло! – сказал Томас и уселся вместе с ними на заднее сиденье. Место рядом с шофером уже занял сержант Томпсон.

Машина тронулась, все молчали, и Родерик было подумал, что на самом деле Томасу нечего им сказать. Но в конце концов Томас заговорил, причем так громко, что все в машине вздрогнули.

– Прежде всего, я хочу извиниться за свое поведение вчера ночью, – сказал он. – Упасть в обморок – фу! Я считал, что по этой части у нас сильна только Полина. А тут нате вам. И как все были ко мне внимательны! И врачи, и вы, – он слабо улыбнулся Фоксу. – Привели в чувство, отвезли домой… Мне очень неловко, так что, пожалуйста, извините.

– Ну что вы, с кем не бывает, – сочувственно отозвался Фокс. – Тем более пережить такое потрясение.

– Да, для меня это был шок. Ужасный шок, поверьте. И хуже всего то, что я до сих пор не могу в себя прийти. Когда я потом в конце концов заснул, это был даже не сон. Меня мучили кошмары. А сегодня с утра все наши пристали ко мне с расспросами.

– Вы, конечно, ничего им не сказали? – Родерик внимательно посмотрел на Томаса.

– Вы же просили молчать, я и молчал, но им это не понравилось. Седрик страшно разозлился, а Полина сказала, что я предатель. Главное в другом, мистер Аллен: я чувствую, что уже не в силах все это выносить. А ведь на меня такое не похоже, – добавил он. – Должно быть, я тоже не лишен эмоций. Представляете?

– О чем конкретно вы собирались с нами говорить?

– Я хочу знать все до конца. Меня угнетает неопределенность. Я хочу знать, почему у папочки выпали волосы. Я хочу знать, правда ли, что его отравили, и считаете ли вы Соню убийцей. Я умею хранить секреты и, если вы мне все объясните, клянусь, не скажу никому ни слова. Даже Каролине Эйбл, хотя, уверен, она сумела бы разобраться, почему у меня такое странное состояние. Итак, я хочу знать.

– Все, с самого начала?

– Да, если вы не против. Лучше все.

– Вы требуете слишком многого. Всего мы не знаем и сами. Пока что мы прилагаем максимум усилий, чтобы правильно сложить вместе разрозненные кусочки мозаики, и, кажется, общая схема почти выстроилась. Да, мы считаем, что вашего отца отравили.

Томас потер ладони о спинку водительского кресла.

– Вы уверены? Это ужасно.

– Кто-то позаботился, чтобы звонок в его спальне не работал. Там был специально нарушен контакт, и наконечник с кнопкой висел всего на одной проволоке. Когда ваш отец ухватился за шнур, деревянная груша оторвалась прямо у него в руке. Вот первое, что мы установили.

– Но это такая малозначительная и несложная деталь.

– Зато все дальнейшее гораздо сложнее. Ваш отец подготовил два завещания, но ни одно из них до дня рождения не подписывал. Первое завещание, как он сам, вероятно, вам сказал, сэр Генри подписал перед юбилейным ужином. Второе, обладающее ныне законной силой, он подписал позже, той же ночью. Мы полагаем, что, кроме мистера Ретисбона, об этом факте знали только мисс Оринкорт и ваш племянник Седрик. По действующему завещанию мисс Оринкорт крупно выгадала. Седрик же потерял почти все.

– Тогда зачем же вводить Седрика в вашу схему? – спросил Томас.

– Он в нее вписывается. Не целиком, но частично. Так, например, всю серию шуток и розыгрышей они с мисс Оринкорт придумали вместе.

– Боже мой! Но разве папочкина смерть – розыгрыш? Или шутка?

– Косвенной причиной его смерти, возможно, была как раз одна из этих шуток. Та последняя, с летающей коровой. Вероятно, именно она побудила сэра Генри подписать второй вариант завещания.

– Я же ничего этого не знаю, – уныло пробормотал Томас. – И мне непонятно. Я думал, вы просто скажете, что да, убийца – Соня.

– У нас еще недостает одного кусочка мозаики. Без него мы не можем быть полностью в чем-то уверены. И у нас железный закон: пока расследование не кончено, мы не имеем права называть имя подозреваемого никому из заинтересованных лиц.

– А вы не могли бы поступить, как сыщики в романах? Подкинуть мне парочку намеков, а?

Родерик поднял брови и посмотрел на Фокса.

– Даже если я это сделаю, то мои намеки вряд ли вам что-то прояснят, вы же не обладаете информацией в полном объеме.

– О господи! Но все-таки намекните. Уж лучше знать хоть какие-то крохи, чем блуждать в темноте и волноваться неизвестно из-за чего. Да и потом, я не так глуп, как кажется, – добавил он. – Я хороший режиссер, привык анализировать роли и быстро схватываю разные ситуации. Когда я читаю детективные пьесы, то сразу угадываю, кто убийца.

– Ладно, – с сомнением сказал Родерик. – Не знаю, что вам это даст, но перечислю некоторые внешне не связанные между собой факты. Испорченный звонок. У детей стригущий лишай. Анонимные письма написаны на линованной школьной бумаге. Только сэр Седрик и мисс Оринкорт знали, что ваш отец подписал второе завещание. Симптомы отравления мышьяком и то обстоятельство, что мышьяк не обнаружен ни в теле покойного, ни в его микстуре, ни в трупе кота.

– Вы про Карабаса? Он что, тоже часть вашей схемы? Это уж совсем странно. Но продолжайте.

– У Карабаса стала вылезать шерсть, в доме испугались, что у кота стригущий лишай, и его умертвили. Но никакого лишая у Карабаса не было. Лишай был у детей. Им дали лекарство, действующее как депиляторий, однако у них, в отличие от кота, волосы не выпадали. В ночь, когда скончался ваш отец, кот находился в его комнате.

– И папочка, как всегда, налил ему теплого молока. Понятно.

– Остатки молока вылили, термос прокипятили и снова начали им пользоваться. Провести химический анализ было уже невозможно. Теперь о банке с крысиным ядом. Ее содержимое затвердело, как цемент, банку не открывали очень давно.

– Значит, Соня мышьяк в термос не подсыпала?

– По крайней мере не из банки.

– А может быть, и вообще не подсыпала? Или подсыпала, но не мышьяк?

– Похоже, не подсыпала ничего.

– То есть вы считаете, что папочка каким-то образом выпил ядовитое лекарство, которое доктор Уитерс назначил детям от лишая?

– Ответ на этот вопрос даст экспертиза. Сейчас еще неизвестно.

– Но ведь именно Соня привезла лекарство из аптеки. Я же помню, на этот счет был какой-то разговор.

– Да, она привезла его вместе с микстурой для сэра Генри. И оставила оба пузырька в «цветочной комнате». Там в это время была мисс Фенелла, и ушли они оттуда вдвоем.

– И в тот же вечер, – словно ребенок, рвущийся досказать знакомую историю, вступил Томас, – приехал доктор Уитерс, который собственноручно взвесил детей и дал каждому его дозу лекарства. Каролина немного обиделась, потому что раньше доктор говорил, что она вполне справится сама. У нее от этого возникло чувство неуверенности в себе, – задумчиво добавил Томас. – Но доктор заупрямился и не позволил ей даже прикоснуться к лекарству. А потом, как известно, оно не подействовало. Ведь от этого лекарства человек должен стать лысый, как колено, а с детьми ничего не произошло. Лысый, как колено, – повторил Томас и поежился. – А, ну да, как раз это и случилось с папочкой.

Он выпрямился, положил руки на колени и, застыв в этой позе, молчал минут двадцать. Машина уже выехала за пределы Лондона и скользила между скованных морозом полей. Сосредоточившись, Родерик заставил себя опять вспомнить все сначала: долгий и подробный рассказ Агаты, полные восклицательных знаков показания Анкредов, эпизод на кладбище… Агата была уверена, что какая-то очень важная деталь выпала у нее из памяти. Но какая?

Томас по своему обыкновению вдруг мгновенно вышел из транса и нарушил затянувшееся молчание.

– Итак, вы, вероятно, считаете, что его отравили лекарством от лишая и убийца либо Соня, либо кто-то из нашей семьи. Но мы по характеру совсем не кровожадные. Хотя вы сейчас скажете, что многие убийцы в быту очень спокойные и милые люди. Ну хорошо, а каков же тогда мотив убийства? Вы говорите, Седрик знал, что папочка подписал завещание, по которому он лишался почти всего, следовательно, Седрику убийство ничего бы не дало. Милли, с другой стороны, не знала о втором завещании, а первое ее вполне устраивало, так что ей убийство тоже было не нужно. Это же относится и к Дези. Она, конечно, была от завещания не в восторге, но оно ее не слишком удивило и не слишком расстроило. Ну и надеюсь, вы не думаете, что… Ладно, перейдем к Полине, – быстро продолжил он. – Да, вероятно, Полину очень обидело, что и ее, и Поля, и Панталошу вычеркнули из завещания, но ведь то, что папочка говорил за ужином, – правда. Муж оставил Полине значительное состояние, а кроме того, она по натуре человек не мстительный. И я не могу сказать, чтобы Дездемоне, Милли или мне деньги нужны были так уж позарез, равно как и не могу себе представить, чтобы Полина, или Поль, или Фенелла (я совсем забыл про Фенеллу и Джен) были способны убить из мести. Они просто не того типа люди. И наконец, я уверен, что вы нисколько не подозреваете Баркера и горничных.

– Да, их мы не подозреваем, – согласился Родерик.

– А раз так, то получается, что вы должны подозревать кого-то, кому отчаянно нужны были деньги и кто по первому завещанию выгадывал. Ну и, разумеется, этот человек должен был не очень-то любить папочку. Седрик – единственный, кто отвечает всем этим условиям, но он знал о втором завещании, так что опять ничего не сходится.

Завершив этим грустным выводом свои рассуждения, Томас уставился на Родерика, и тот прочитал в его взгляде тревогу и вопрос.

– Вы очень точно все подытожили, – похвалил Родерик.

– Но кто же тогда убийца? – рассеянно произнес Томас и, отведя глаза в сторону, добавил: – Да, конечно, вам известно еще много всяких других фактов, но вы о них не рассказали.

– А теперь и не успею. За той горкой уже Анкретонский лес. Мы остановимся у пивной.

Стоявший у входа в пивную констебль Брим шагнул к машине и открыл дверцу. Лицо у него было багровое от смущения.

– Как дела, Брим? Справились с заданием? – спросил Родерик.

– Если можно так выразиться, то скорее нет, чем да, сэр, – ответил Брим. – Добрый день, мистер Томас.

Родерик уже вылезал из машины, но, услышав ответ Брима, застыл на месте.

– Что?! Ее в пивной нет?

– Обстоятельства, сэр, – невнятно забормотал Брим. – Вмешались неподвластные мне обстоятельства, – и, махнув рукой, он показал на прислоненный к стене велосипед. С оси переднего колеса криво свисала спущенная шина. – Качество резины оставляло желать лучшего, в связи с чем…

– Где она?

– По прибытии на станцию, после того как я пробежал милю с четвертью, я обнару…

– Где она?

– Уже там, – виноватым голосом ответил Брим. – В усадьбе.

– Садитесь в машину, по дороге расскажете.

Брим примостился на откидном сиденье, шофер стал разворачивать машину.

– Гони вовсю! – приказал ему Родерик. – Говорите, Брим.

– Приступив к обеду в данной пивной, я получил по телефону указание от начальника участка в Камбер-Кросс и ровно в одиннадцать пятьдесят выехал на велосипеде в направлении железнодорожной станции Анкретон-Холт.

– Хорошо, понятно, – перебил Фокс. – И у вас спустило колесо.

– Да, сэр, в одиннадцать пятьдесят одну. Я осмотрел поврежденную шину и пришел к выводу, что дальнейшее продвижение на велосипеде невозможно. В связи с чем побежал бегом.

– Судя по всему, вы бежали недостаточно быстро. Разве вы не знаете, что сотрудник полиции обязан всегда быть в хорошей спортивной форме? – сурово сказал Фокс.

– Я бежал со скоростью одна десятая мили в минуту, сэр, – с достоинством ответил Брим, – и прибыл на станцию в двенадцать ноль четыре, а поезд ушел в двенадцать ноль одну, и дамы в двуколке были еще в пределах видимости: двуколка удалялась в сторону замка Анкретон.

– Дамы? – переспросил Родерик.

– Их было две, сэр. Я попытался привлечь их внимание, для чего повысил голос, – но безуспешно. Тогда я направился назад в пивную и по дороге подобрал мой велосипед, создавший этот ситюасьон терибль[32]32
  Искаженное от situation terrible (франц.) – ужасная ситуация.


[Закрыть].

Фокс тихо чертыхнулся.

– О случившемся я тут же сообщил по телефону начальнику отделения. Он меня обругал, сказал, что сам позвонит в усадьбу и попросит означенную даму вернуться. Однако она не вернулась.

– Конечно, – сказал Родерик. – Будет она его слушать, как же!

Машина въехала в большие ворота, и дорога, петляя сквозь рощу, пошла вверх. На полпути к вершине холма они поравнялись с большой группой марширующих и поющих детей – тут была вся школа, – которыми командовала помощница Каролины Эйбл. Пропуская машину, дети сошли на обочину. Панталоши среди них вроде бы не было.

– Обычно они в это время на прогулку не ходят, – заметил Томас.

Наконец огромный дом был перед ними, и, въехав в его тень, машина остановилась.

– Если хотя бы здесь обошлось без накладок, то она должна быть в школе, – сказал Родерик.

– Вы о ком? – встревожился Томас. – О Каролине Эйбл?

– Нет, слушайте внимательно, Анкред. Мы сейчас пройдем прямо в школьное крыло. Через боковой вход. А вы идите в дом через главный вход и, пожалуйста, никому не говорите, что мы приехали.

– Хорошо. Но, признаюсь, я не совсем понимаю…

– Да, все это очень запутанно. Ну идите же, идите.

Томас медленно поднялся по ступенькам, толкнул массивную дверь, и они увидели, как он секунду помедлил в полутемном вестибюле. Потом Томас повернулся, дверь захлопнулась и скрыла его от их глаз.

– Итак, Фокс, вперед. Думаю, нам лучше всего сразу сказать, что мы просим ее поехать с нами в Лондон для дачи показаний. Если она откажется, будет сложнее, и придется предпринять следующий шаг. Давайте-ка заедем с той стороны.

Машина развернулась и, подъехав к западному крылу замка, остановилась напротив небольшой двери.

– Томпсон, вы и Брим будете ждать в машине, вон там. Если понадобитесь, позовем. Фокс, пошли.

Они уже входили в дом, когда Родерик услышал, как кто-то его окликнул. Со ступенек главного входа спускался Томас. Увидев, что Родерик и Фокс обернулись, Томас помахал рукой и бегом помчался к ним; его пальто хлопало на ветру.

– Аллен! Аллен! Стойте!

– Что такое? – буркнул Родерик.

Пока Томас добежал до них, он запыхался. Тяжело дыша, он беспомощно схватил Родерика за отвороты пальто. В лице у него не было ни кровинки, губы тряслись.

– Это какой-то кошмар! Соня там, в школе, ей ужасно плохо. Уитерс говорит, ее отравили. Говорит, она умирает.

Глава восемнадцатая
МИСС О. ПОКИДАЕТ СЦЕНУ

I

Ее уже перенесли в одну из маленьких спален в школьном крыле.

Томас довел Родерика и Фокса только до двери, и, когда они, никого не оповещая о своем прибытии, вошли в комнату, доктор Уитерс выпроваживал оттуда Полину и Дездемону. Истерика у Полины почти достигла пика.

– Уходите, сейчас же уходите отсюда, прошу вас. Все, что нужно, мы с миссис Миллеман сами сделаем. Мисс Каролина нам поможет.

– Это злой рок! Я сердцем чувствую. На Анкретоне лежит проклятье! Другого объяснения нет, Дези.

– Уходите, кому говорю. Мисс Анкред, возьмите эту записку. Я написал разборчиво. Позвоните ко мне в клинику, скажите, чтобы, как только придет машина, немедленно все это прислали. Ваш брат сумеет доехать на моей машине? Очень хорошо.

– Есть и машина, и шофер, – вмешался Родерик. – Фокс, возьмите записку, будьте добры.

Оттесненные доктором к двери, Полина и Дездемона, услышав голос Родерика, обернулись, испуганно вскрикнули и стрелой промчались мимо него в коридор. Положив записку в карман, Фокс вышел вслед за ними.

– А вам здесь какого черта надо? – рявкнул Уитерс на Родерика. – Уходите! – И, грозно сверкнув глазами, вернулся в глубину комнаты, к кровати, над которой напряженно согнулись Миллеман Анкред и Каролина Эйбл. Кровать ходила ходуном, оттуда неслись хриплые, нечеловеческие крики. По комнате расползалось зловоние.

– Снимите с нее все, закройте сверху вот этим. Следите, чтобы она не раскрывалась. Так, правильно. Миссис Анкред, возьмите у меня пиджак, я не могу в нем работать. Попробуем еще раз дать ей рвотного. Осторожней, я так могу стакан разбить!

Мисс Эйбл отошла от кровати с охапкой одежды. Миллеман, подхватив скинутый Уитерсом пиджак, отступила в сторону, руки у нее нервно дергались.

На детской кровати с ярким покрывалом билась в конвульсиях Соня Оринкорт, ее роскошное тело было отвратительно скрючено, боль стерла с лица всю красоту. Соня вдруг выгнулась дугой, и Родерику показалось, что она смотрит прямо на него. Глаза ее были налиты кровью, одно веко обвисло и тряслось, словно подмигивая. Непрерывно, одним и тем же движением Соня вздергивала руку и била себя по лбу, как заводная игрушка, без конца повторяющая жест восточного приветствия.

Родерик молча стоял и смотрел. Уитерс, казалось, забыл о нем. Обе женщины, метнув на него быстрый удивленный взгляд, вновь сосредоточили все внимание на Соне. Хрипы, стоны и крики становились все громче и отчаяннее.

– Я сделаю еще один укол. Если сможете, придержите ей руку. Очень хорошо, так, отодвиньте, чтобы мне ничто не мешало. Давайте.

Дверь приоткрылась. Родерик увидел Фокса и тихо вышел в коридор.

– Шофер с минуты на минуту привезет доктору, что он просил.

– Вы позвонили бригаде Кертиса?

– Уже едут.

– Томпсон и Брим недалеко?

– Да, сэр.

– Приведите их сюда. Горничные пусть сидят у себя. Закройте на ключ все комнаты, где мисс О. успела побывать после приезда. Соберите Анкредов вместе, пусть никуда не расходятся.

– Уже так и сделал, мистер Аллен. Они в гостиной.

– Хорошо. Я пока буду здесь.

Фокс ткнул большим пальцем через плечо, показывая на кровать:

– Есть надежда снять показания?

– Насколько я понимаю, сейчас вряд ли. Вы уже что-нибудь разузнали,Фокс?

Фокс подошел ближе и загудел монотонной скороговоркой:

– Она, Уитерс и мисс Эйбл вместе пили чай в школе. Уитерс приехал осмотреть детей. Она послала Панталошу на другую половину, чтобы та принесла ей чай оттуда. Чай, который подавали в учительской, ей не нравился. Анкреды в это время пили чай в столовой. Баркер принес туда из буфетной поднос с чайной посудой. Заварила чай миссис Кентиш. Мисс Дездемона положила на поднос немного печенья. Поднос Панталоше вручила миссис Миллеман. Панталоша принесла его сюда, в школу. Мисс О. почувствовала себя плохо сразу же, Уитерс и мисс Эйбл даже не успели ни к чему притронуться. Панталоша при этом присутствовала, все заметила и запомнила.

– Чайную посуду изъяли?

– Томпсон собрал, что смог. Миссис Миллеман сразу толково распорядилась, чтобы посуду заперли в шкаф, но в суматохе, когда больную выносили, кто-то перевернул поднос. Миссис Миллеман поручила миссис Полине проследить за посудой, но та впала в истерику, и кончилось тем, что Изабель все вымела. На полу были лужи заварки, горячей воды, по всей комнате валялись осколки. Но, думаю, если в чай что-то было добавлено, следы мы обнаружим. Эта Панталоша смышленая девчонка, честное слово.

Родерик жестом оборвал Фокса. В спальне стоны и крики сменились громким быстрым бормотаньем – ба-ба-ба-ба-ба, – потом все затихло. В эту же минуту в конце коридора появился шофер в полицейской форме, он нес небольшой саквояж. Родерик шагнул ему навстречу, взял саквояж, сделал знак Фоксу, чтобы тот следовал за ним, и вновь вошел в комнату.

– Вот ваш саквояж, доктор Уитерс.

– Хорошо, поставьте на пол. Теперь уходите и по дороге скажите женщинам на той половине, чтобы срочно связались с ее родственниками, если таковые имеются. А то могут больше ее не увидеть.

– Фокс, поняли?..

Фокс выскользнул за дверь.

– Я же это вам сказал. Уходите! – сердито повторил Уитерс.

– Извините, но я обязан остаться. Это происшествие должно быть расследовано полицией, доктор.

– Я прекрасно знаю, что здесь случилось. Но для меня на первом месте больная, и я настаиваю, чтобы в комнате не было посторонних.

– Если она придет в сознание, – Родерик поглядел на страшное лицо с перекошенным ртом и полузакрытыми глазами, – то хотелось бы…

– Если к ней вернется сознание – а этого не произойдет, – я вам сообщу. – Уитерс открыл саквояж, поднял глаза на Родерика и зло добавил: – Или вы сейчас же уберетесь, или я обращусь за помощью к начальнику участка.

– Ничего не выйдет, вы же знаете, – быстро сказал Родерик. – И вы, и я выполняем служебный долг, так что здесь останемся мы оба. Рекомендую не отвлекаться, доктор. У вашей больной отравление ацетатом таллия.

Каролина Эйбл громко ахнула.

– Но это же лекарство от лишая, – удивилась Миллеман. – Что за чепуха!

– Черт возьми, каким образом… – начал Уитерс, потом махнул рукой. – Хорошо. Ладно, извините. Положение серьезное. Миссис Анкред, помогите-ка мне. Поверните больную.

Сорок минут спустя Соня Оринкорт, не приходя в сознание, умерла.