Текст книги "В Париж на поминки"

Мы мчались по северной части Москвы. Справа начинался нескончаемый парк речного вокзала, слева впереди виднелся ещё один парк. Этот район я неплохо знал, в молодые годы мы часто приезжали в ресторан речного вокзала. Но надо было как-то успокоить водителя, но как это сделать, я не знал.

Я посмотрел на шофера, затем на дорогу и неожиданно ощутил всю критичность создавшегося положения. Он явно был депрессивным алкоголиком, с таким лучше не шутить. Помутнённый разум шутки не воспринимает. Лечиться таким надо. Его большие руки всё сильнее сжимали руль, на висках вздулись вены, лицо, и без того красное, побагровело ещё больше. Такими руками в руднике махать кайлом или киркой. В нашем положении самым правильным было не вступать в разговор. Не снижая скорость, шофёр повернув к нам голову и завопил:

− На жалость, стервецы, берёте, только это вам не поможет. Житья нет от вас. Говнюки, понаехали тут. Там крутануть бабочку не получится, фраеров там нет.

− У тебя, дяденька, вздорный характер,− не выдержал Фуад.

− Чего? Нарываешься, хрен с горы, − рассвирепел шофёр. − А в рыло?

− Можно и в рыло, − не стал возражать Фуад.

− Вашу мать…

Это было последнее слово, которое вырвалось у него. Голова откинулась влево, затем вернулась в своё первоначальное положение, громко щёлкнула по рулю и водила начал сползать под дверь. Не надо было чужую мать вспоминать. Свою мать вспоминать ему обошлось бы значительно дешевле. Напоследок этот псих издал ещё и хрюкающий звук. Я чудом успел перехватить руль, машина неслась на большой скорости, и первое, что я сделал, выпрямил машину. Взял слегка вправо, столкнул его ногу с газа и, медленно нажимая на тормоза, с большим трудом остановился. Машина стояла на обочине и могла привлечь внимание милиции, которая, по разговорам, мало чем отличалась от братков. Тогда нам точно не отвертеться. Я притронулся кончиками пальцев к его шее, нет ещё живой. Черепушка видно у него крепкая! Рядом с головой на коврике лежала заточка, выпавшая у него из кармана, а пощупав рукой под передним сидением, обнаружил бейсбольную биту. Не знал он про силу удара Фуада правой рукой по уху, после которого в ушах долго разносится колокольный звон. Раскрасневшееся ухо начинало медленно, но верно раздуваться и принимать форму узбекской лепёшки. Удар у Фофы, конечно, сильный, чувствовалась рука бильярдиста с большим стажем, но что-то надо было делать с этим лопоухим. Выйдя из машины, я пересел на место шофёра, Фуад оперативно за плечи перетащил его на моё место. Проехав вперёд, мы свернули вправо и въехали в парк речного вокзала.

− Ну что, приехали! − начал я. − Не хотел же ехать, так нет, заставили меня, уговорили. И ты хорош “родственничек”. Женский угодник! Нашёл с кем шутить. Мне это надо?!

Я огляделся и продолжил:

− Значит так, я думаю, мы проедем вперёд. затем свернём влево к метро “Речной вокзал” За ним был когда-то большой пустырь, там его и оставим, пока милиция не приписала нам все угоны за последнее десятилетие. Надеюсь, пустырь ещё не застроен. Теперь вылезай из машины и открой багажник, освободи место для этого лопоухого крикуна. Надо перетащить его, а может закопаем и всё. Так, шутку не поняли, пардон, берём за ноги и тащим его.

Уложив его в багажник, мы выехали из парка. Около метро народу было много, перед входом вряд стояли будки, бойко торговавшие продуктами в конце рабочего дня. Пустырь был в рытвинах и ещё не застроен. Мы спокойно порулили к ближайшему дереву, стерли следы пальчиков и двинулись к метро. На прощание Фуад похлопал по багажнику и пожелал ему спокойной ночи, в ответ он что-то заорал, но нам это было уже не интересно. Вряд ли кто-либо услышит его отсюда. Да и зачем кричать, я думаю, в таком комфортном багажнике ему будет отлично. Лежи и отдыхай, ни о чём не беспокойся, наслаждайся жизнью, водила. Крути педали, пока в ухо не дали.

У входа в метро на ступенях сидели бомжи, жалкие и опустившиеся люди с испитыми лицами. Взяв проездные билеты, спустились в метро и с пересадками доехали до площади Ногина. Разглядывая изменившуюся Москву, мы очутились перед мечтой всех кавказских мужчин − гостиницей “Россия”! Это была крупнейшая гостиница Европы с пятью шикарными ресторанами в северном и западном корпусах, с богатым выбором блюд восточной и европейской кухни. Нескончаемое количество кафе и баров, обслуживающих клиентов, как нам казалось тогда, по первому разряду, работали негласно до последнего клиента. По советским меркам, когда ничего лучше и не было, нас и это устраивало. Жадные администраторши в гостинице обкрадывали нас, угрожая выселить. Те, кто убирали номера, лазили по чемоданам и стучали коридорным, если мы приводили девушек. Девицы обходились нам в те времена, можно сказать, бесплатно, ни о каких деньгах не могло быть и речи. Надо было накрыть только стол и все. Устраивал нас, бедных студентов, в отель наш друг − бакинец, который крутил роман с дочкой ответственного работника управделами ЦК. С метро “Ногина”, которое теперь, оказывается, называется “Китай-город”, можно было попасть в восточный корпус отеля. Проблем, на удивление, с размещением никаких не было. Нас, в отличие от прошлых лет, встретили без таблички “мест нет”, мило улыбнулись, представив прайс-лист. Цены оказали более чем скромными, тридцать восемь долларов за номер. Мы собирались остаться на одну ночь и, оплатив проживание, получили ключи и небольшой согнутый пополам глянцевый листок бумаги, на котором большими буквами было написано РОССИЯ № А 471807.Это была карта для предъявления при входе в гостиницу и которая давала право находиться в Москве. В советское время этот глянцевый пропуск переходил из рук в руки, он позволял посещать многочисленные рестораны и бары внутри здания. У словоохотливой милой администраторши выяснили, что отель взят в аренду какой-то итальянской фирмой и скоро может быть даже снесён. С этим мы не могли согласиться. Как ни как, память не одного поколения любителей весело и с комфортом отдохнуть. Поселили нас в южном корпусе на двенадцатом этаже с видом на Москворецкую набережную. Номер был точно такой, как и в годы молодости, даже пахло также, как-то по-особому.

Кинув сумку на полку, я позвонил Максуду. Мобильный сразу ответил:

− Привет, Максуд, − всё, что я успел сказать.

Из телефона послышался истошный крик. Нет, с этой семейкой я точно стану глухим или заикой.

− Давно приехал? − осторожно поинтересовался он. Если бы я ответил что приехал вчера или, не дай Аллах, позавчера, то эта была бы обида на всю оставшуюся жизнь.

− Нет, только что, только вещи положили в номер.

− Молодцы, а где остановились, могли бы у меня остаться. Завтра я уезжаю, вся квартира в вашем распоряжении.

− Да нет, зачем тебя беспокоить, мы всего на один день приехали.

− Давайте, выходите из вашего отеля, мы сейчас подъедем. Где вы остановились? Постой, я сам скажу, в гостинице “Россия”. По старой памяти, конечно. Сколько ты уже не приезжал, лет десять?

− Нет, двадцать с лишним лет. Как женился, так и всё.

Возникла неловкая тишина.

− Ну, ничего, главное, что всё хорошо и все живы − здоровы,− хрипло признался я.− Подъезжайте со стороны Ногина. Мы с Фуадом спускаемся.

− И Фофа с тобой? Ну, вы даёте, ребята. Хорошо, мы здесь рядом, через десять минут спускайтесь.

И я услышал рёв мотора. В этот момент зазвенел телефон на тумбочке. Мы с Фуадом переглянулись, удивлённо подняли брови и выпучив глаза, вместе подошли к кровати.

Из телефона раздался томный игривый голосок:

− Мальчики, не хотите отдохнуть?

− Нет, мы уже уходим, девочки, и разве это отдых, это тяжёлый труд.

В трубке засмеялись и дали отбой. Пора было выходить.

Пройдя по коридору в лифтовый холл, мы спустились на первый этаж, вестибюль выглядел уныло и не радовал глаз, как в прежние времена, когда здесь всё сверкало, и веселье бурлило через край. Вдоль стен одиноко стояли подозрительные личности, смахивающие на сутенёров. Выйдя на площадку перед входом, мы уселись под тент напротив здания, и Фуад заказал по кружке немецкого пива, явно российского разлива. Пить не хотелось и я стал рассматривать фасад отеля, не потерявший свою былую красоту. Стены были того же серого цветы с выступающими эркерными окнами, а снизу по зданию шёл высокий кант из коричневого гранита. Приезд Максуда затягивался, Фуад расплатился за пиво, и мы не спеша пошли в сторону метро. Вдруг меня осенило.

− Откуда у тебя российские деньги? Сознавайся.

− Чего сознаваться. Это сдача таксиста за моральный ущерб, − хитро улыбнулся, сделал непонятный движение рукой и ушёл вперёд.

− Фофа, не убегай, − вежливо, но твёрда начал я. В это время подъехали две машины.

− Хорошо, это мы обсудим позже. Когда только ты успел? − поражённый, спросил я.

− Обсудим и осудим, правильно, но позже, а сейчас садитесь. Хотите к девочкам или ко мне? − говорил он, обнимая и целуя нас.

Максуд был одет в безукоризненно выглаженную белую рубашку с тонкими золотистыми полосками, галстук в косую полоску и кашемировая куртка приятного тёмно-синего цвета.

− Рад вас обоих видеть, если бы вы знали, как я соскучился по вам, ребята. Вслед за ним справа вышел молодой парень.

− Знакомтесь, это Саша, мой помощник и друг.

Конечно, мы сели к нему, и машины, развернувшись, двинулись по Москворецкому мосту на другой берег Москвы-реки. Возле светящегося всеми цветами радуги отеля “Балчуг Кемпински”, на углу у въезда на Пятницкую улицу машины остановились.

Саша зашёл в винный бутик и через минуту появился с коробкой, из задней машины послышались женские крики и аплодисменты. Машины снова рванулись вперёд, благо час пик прошёл и на улицах стало свободнее. За разговорами не заметили, как уже приехали. Мы стояли перед двухэтажным зданием, купеческим, каких на Пятницкой множество. Перед входом стоял ряженый в косоворотке, низко поклонился нам, что-то пролепетал на старорусском и пригласил войти. Комедия для богатых придурков, не знающих, куда девать деньги. Внутри всё также было в стиле

«а ля русс» на стенах висели расшитые полотенца, бубенцы, деревянные петушки и прочая мелочь. Было даже одно ноу-хау − в углу стояла настоящая телега с сеном и стёртыми валенками. Нас провели по слабоосвещённому коридору в довольно большую комнату. В центре стоял столик с креслами, справа и слева располагались кабины, стеклянные двери в бассейн и сауны. Напротив роспись во всю стену– пышногрудые круглолицые “кустодиевские” толстухи в кокошниках, бегающие по полю. С такими формами и босиком далеко не убежишь. Изображение явно была рассчитано на возбуждение аппетита мужского состава. Фуад стоял рядом и внимательно рассматривал приглашенных «живых» девиц, выбирая для себя жертву.−Как тебе? – кивнул я в сторону стены.

Не отрывая взгляда от девиц, он усмехнулся и небрежно махнул рукой.

− Девушки даже очень, особенно вон та с высокой грудью. Я бы не отказался поближе с ней познакомиться, надеюсь, она не девушка Максуда. У меня уже несколько месяцев не было женщины.

− У тебя ещё долго не будет женщины, если ты не успокоишься. Надеюсь, ты помнишь, зачем мы приехали?

Фуад кивнул, слушая вполуха и не сводя взгляда, двинулся в сторону девушек, широко раскинув руки. Пока гулянка не закрутилась, надо принимать решительные меры, потом будет поздно… Обхватив Максуда за плечо, отвел в дальний угол комнаты и коротко объяснил серьёзность нашего приезда. Несколько минут он слушал невнимательно, но по мере разговора я почувствовал, как он внутренне напрягся. Я обнял его, говоря при этом успокаивающие слова. Всё это время он молчал, затем поднял голову и бросив на меня быстрый взгляд, повернулся к Саше и дрогнувшим голосом распорядился:− Проводи девушек и извинись…

Проказник Фуад сидел на подлокотнике кресла, на коленях у него восседала та высокогрудая и заливалась смехом. Как по указке почти голые девицы быстро оделись и также быстро исчезли, к великому сожалению Фуада. Он окаменел и поджал губы, даже хотел возразить, но увидев выражение наших лиц вовремя остановился, только вздох, вырвавшийся у него, говорил о его состоянии. Я усмехнулся, не за тем мы сюда приехали. За улаживание дела Сафа мне обещала авто, не новый, но на «ходу» и ради этого я любому кайф поломаю.

− Ты шутиш? Неужели она могла подумать, что я могу совершить такое.

Минуту постояв, Максуд глубоко вздохнул, повернулся и сел в кресло, достал золотую зажигалку, тёмно-серую пачку сигарет “Gold Marlboro” и закурил. Наступила тишина, мы, видя его состояние, ждали. Максуд поднял голову, обвёл нас взглядом и начал возмущаться:

− Какое объяснение она хочет получить от меня, разве я давал повод для таких обвинений?

Я молча покачал головой. В таком состоянии его не стоило раздражать, главное получить хоть какие – то нужные нам сведения.

− Я тут не при чём, уверяю вас. Вы же не думаете, что я против Сафы мог что– то замышлять, ребята. Я совершенно невыносим и это знаю, но чтобы такое. Да, увлекаюсь женщинами, но кто этим не грешит.

Обвёл всех взглядом, остановился на мне и пробормотал:

− Конечно, ты не то, что мы, извини, но не могут же все быть такими!

− Не понял какими?

− Ты не обижайся, я в хорошем смысле говорю.

− А что, и в Москве об этом знают? − начал закипать я.

Максуд молча протянул руку к ящику, достал несколько бутылок, освободил место для них на столе, отодвинув вазу с цветами и постарался перевести разговор на другую тему:

− Я буду пить венгерский бальзам с водкой. Всем советую. Этот бальзам изготовлен на сорока двух травах. Послевкусие − приятная горечь.

Стараясь держать себя в руках, я ответил ему:

− Наверное. Но я как-то обхожусь без бальзамов, в этом нет необходимости. Но если кто-то нуждается в этом… − ухмыльнулся я, затем развернулся в кресле и взял со стола плоскую бутылку чёрного цвета с крестом на красном фоне.

− На ней ещё и крест, её в аптеках продают? − сквозь зубы заметил я и продолжил добивать его.

Максуд проигнорировал мои слова, но поняв, что я не отстану и деваться некуда, вернулся к разговору о моей персоне.

− Ты извини, Малик, я буду честен с тобой, здесь все бакинцы это знают.

− Чего, у вас в Москве других разговоров нет? Ты хочешь сказать, наши и все другие…? − спросил я и протянул руку к бутылке бренди.

− Ну, раз аккордеонист Валера знает, он и здесь играет на свадьбах, значит получается все,− растерянно произнёс Максуд.

− У меня слов нет. Я больше не хочу говорить на эту тему, у нас более важные дела, чем моя персона. Что ты думаешь об этом деле, вот что главное. Кто может хотеть её…вернее кому нужно это убийство? Получается так и не кому? Максуд, мы понимаем твоё положение, но надо думать.

Он передёрнул плечами.

− Чего здесь думать, может она кому-то дорожку перебежала по бизнесу и поэтому с ней хотят расправиться, такое часто бывает.

− Это у вас в Москве часто так бывает, а мы как-то умудряемся без крайних мер обходиться. Расскажи всё, даже то, что тебе кажется неважным, особенно про близких…

− Тогда я даже не знаю, что подумать. Сестра её Рафига − женщина обеспеченная, любит её очень, живёт с детьми и мужем в Париже. Мужа её ты тоже знаешь, валюту у него покупали мы в советское время, потом его замели во времена Андропова, но он быстро вышел при Горбачёве и пошёл вверх. Баку ему показался неперспективным, и друзья по бизнесу помогли перебраться в Москву. В середине “лихих” девяностых он развёлся, женился фиктивно на француженке, сделал ей ребёнка, развёлся, и снова женился на своей. И теперь живёт в центре Парижа, квартира великолепная с картинами именитых художников. Как он смог вывезти их, не знаю? Его приглашают на посольские приёмы, дружит со многими людьми со связями. Зимой − горные лыжи, летом − охота в Африке или Южной Америке. Нет, зачем ему себя марать и ради чего? Нет– нет, пустой вариант. Мы с Асланом не так часто встречаемся, только когда я бываю в Париже, чаще перезваниваемся по праздникам и дням рождения. И только раз, ещё в прошлом году, он неожиданно позвонил и просил продать гараж в Баку. В своё время я его построил на окраине города, у Волчих ворот, подальше от глаз Сафы. Три машины и куча народа спокойно размещались. Продавать я не стал, но гаражом они пользовались, пока Сафа не узнала. Конечно, поменяла замки и строго – настрого предупредила сторожей, никаких посторонних машин и людей. Это к делу не относится, но ты просил всё, я и рассказываю.

− Когда это было?

− Ты чего задумался, неужели из-за гаража? Это смешно. Кто будет из-за этого убивать?

− Хорошо, а кому ты ключи давал от гаража?

− Не видел, ключи передал помощнице, наверное, кто-то приходил за ними. Кстати, завтра еду во Францию, винные ванны принимать. Давайте вместе поедем, если хотите. Там у него всё и разузнаете. Чего вы смеётесь?

− Остановись, ты забыл, что у нас нет визы.

− Ах, да, вам же виза нужна, − достал из куртки телефон. − Вы меня совсем запутали. Стойте, сейчас Сержу позвоним, он что-нибудь придумает. Серж, здорово, дело есть срочное, рядом со мной двое моих земляков. Хочу взять их с собой. Можно что-нибудь придумать с шенгенской визой?

− Ребята, у вас есть фотография 6 на 4? – спросил он нас, повернувшись в кресле, и, увидев наши растерянные лица, усмехнулся. − Ну да, откуда у вас.

Затем сделал паузу и сказал:

− Серж, хорошо, будет тебе фото, паспорта тебе передаст Сашок. Жди.

Обвёл нас взглядом и, потерев указательным пальцем лоб, продолжил:

− Итак, Саша, просьба. Возьми в машине, в дорожной сумке фотоаппарат. А мы приготовимся, и скажи этим, чтобы принесли закуски и маслины не забыли.

Фуад посмотрел на меня и пожал плечом, а я вытаращил глаза и постарался возразить:

− Максуд, в мои планы не входила никакая поездка в Париж. Жене сказал, что еду на дачу в Загульбу, на прибрежных скалах рыбу удить. И притом всего на один день.

Максуд пропустил мои слова мимо ушей и пристально посмотрел на нас:

− Что за выражение лица? Посмотрите на себя! В Париж на поминки собрались? Улыбайтесь!

− Максуд, завтра утром я должен быть на работе, и у нас обратный билет.

− Ещё успеешь, утром будете в Париже, переговорите с ним и обратно прямым рейсом. Меня не бесите, − сделал шаг вперёд и повернулся к Саше.− Держи простыню с Фофой, я сфотографирую.

Мы не успели ничего сказать, как наши паспорта унесли.

Фуад покосился на меня и, поймав мой взгляд, открыл одну из бутылок. Это был дорогой шотландский виски восемнадцатилетней выдержки “Мacallan”. Налил нам в стаканы с массивным дном и мы, не торопясь, смакуя, опустив в них носы, осушили их. Затем подлили ещё, и мы принялись за закуски из орешек и маслин, разложенных на столе.

− Ну как вы пьёте “Macallan”, ребята. Виски не водка, такую порцию пьют минут тридцать и маленькими глотками не больше четверти чайной ложки.

− Четверть чайной ложки!? Как это? − взглянув на стакан, задумчиво произнёс Фуад.

Максуд внимательно посмотрел на нас и махнул рукой.

− А теперь, чтобы вас немного просветить, я кое-что прочитаю, − Максуд достал из кармана куртки глянцевый проспект и начал с выражением читать: Винотерапия − лечение вином, основанное на целебных свойствах виноградного сока. Лечит стресс, сердечно − сосудистые заболевания, головную боль, бессонницу и прочее. Полбокала вина обеспечивает здоровый сон лучше снотворного.

Максуд страдал манией лечиться. Если ночью предавался разврату и пьянству, а это происходило регулярно, то утром с отчаянием начинал глотать пачками пилюли и изводить своего домашнего врача вопросом “ долго ли я проживу?”, требую выписать рецепты дорогих и “модных” лекарств. На самом деле “больной” абсолютно здоров, а выискивал у себя болезни видимо потому, что лечиться стало модно, особенно у тех, у кого завелись деньги.

Я повернулся к Фуаду и сонно пробормотал:

− Он, по– моему, собрался нам лекцию читать о здоровье.

− А как насчёт “основного” инстинкта, ничего не написано? Очень актуально в наше время, − с подковыркой, но крайне вежливо поинтересовался осмелевший после выпитого Фуад.

Максуд сделал вид, что не понял намёка и продолжил листать проспект.

Я не остался в долгу и добавил:

− Мне приходилось читать такие шедевры, где много драгоценных советов и рецептов известных практиков-садоводов и целителей. Я помню даже одну из них «Простейшие приёмы при ловле майских жуков». Вы, случайно, не читали?

− Я, к сожалению, не имел удовольствия, − быстро отозвался Фуад. − Зато советую книгу Меллер Зигфрида «Как возвратить и сохранить здоровье».

− Сохранить то можно, а как возвратить, вот в чём вопрос, − задумчиво произнёс я. − Надеюсь, книгу Зар-Адушт Отоман “Знание маздаизма об омоложении” ты уж читал?

− Или “Руководство по профилактике и оздоровлению подорванного организма”? – подумав, произнёс Фуад и добавил: − “Руководство” читать особенно полезно на голодный желудок и перед сном. По личному опыту знаю.

− Нет, не читал, а вам поржать хочется? – спросил Максуд.

− Конечно.

− И в связи с этим жаждем новых полезных советов и рецептов.

Максуд устало отмахнулся.

− Тогда слушайте, ещё написано “воздействует на холерные эмбрионы и тифозные палочки” − и, прищурившись, посмотрел на нас.

− Учитывая массовую эпидемию холеры и тифа в России. Это, конечно, важно,− продолжал уже я.

− Вот ещё “Два стакана красного вина компенсируют вред от выкуренной сигареты”.

− А мы бросили курить, − переглянувшись, воскликнули мы хором. − И другим советуем.

Максуд, “увлечённый” чтением не реагировал и продолжал читать, − “для лечения лучше всего подойдут марочные высококалорийные вина и шампанское”.

− Шампанское, конечно, только французское подразумевается! Нельзя же принимать ванны обычным советским или болгарским. Эти никуда не годятся, – постарался убедительно сказать Фуад, но я не выдержал и первый прыснул. − Вот уж правда − жизнь полна неожиданностей. Получается, мы все столько лет лечились и не знали этого.

− Вы что-то сказали, − не поднимая головы, сказал Максуд и продолжал что-то искать, оставаясь предельно любезным. Найдя что-то, ткнул пальцем.− Вот здесь написано то, что касается вас: ”винотеропия стимулирует выделение желчи”. Глядя на ваш жёлтый цвет лица и шутки, желчи у вас в переизбытке. А мамы в детстве, наверное, говорили, что надо быть добрыми.

− Нет, не говорили, нас, как и тебя, учила жизнь, − подняв стакан, голосом, полного сарказма, признался я.

Фуад выпил и, с трудом подавляя зевоту, сказал:

− Хотя, может и говорили, − затем, подумав, добавил, − но это было так давно, что мы успели всё забыть.

В действительности так и было. В квартале нас было несколько одногодков. Фуад был младше нас на пять лет, но его пустили в свой круг только потому, что использовали в корыстных целях. Ребёнком роста он был невысокого, но как только дорос до дворового бильярдного стола, целыми днями только и делал, что гонял шары. От бильярда его нельзя было оторвать, и детство его так и прошло у кромки бильярдного стола, а сильный мягкий удар кистью поражал всех. Одинаково хорошо играл не только в “пирамиду”, но и в “карамболь” и “снукер”. Корысть была в том, что мы его водили с собой в бильярдную Парка офицеров, и он на деньги играл с советскими офицерами. На эти деньги мы гуляли несколько дней. Конечно, уже без Фуада, ему доставалось только на мороженое и сироп. Всё это продолжалось не один год, пока он не перерос нас и с ним остерегались играть даже пьяные офицеры. На смену пришло новое увлечение, если это можно так назвать − воровство. Так, ничего особенного, по мелочам из озорства, для выброса адреналина и куража. Брались настоящие чеки из магазинов и приписывались цифры. Особенно хорошо получались у Фуада нули. Рисовал одним движением руки. Так выяснилось, что у него есть талант к рисованию. В конце концов Фуад увлёкся рисованием, бильярд и прочие удовольствия для души отошли на второй план, а он был принят в наш круг равным. Его мать была нашей учительницей в школе, и только благодаря ей мы добрались до выпускного вечера. Наконец мы начали взрослеть, и все соседи облегчённо вздохнули.

По дороге на Пятницкой мы попросили остановить, не доезжая Софийской набережной, сказав, что хотим пройтись по ночной Москве. На самом деле хотелось есть, в последний раз это было в Баку, если не считать маслин и орешков и того чем нас угостили в самолёте. Зашли в первое же заведени. Подали спагетти с анчоусовым соусом, от красного вина мы отказались. Принесли немецкое пиво в литровых бокалах. Позвонили в Баку Сафе, ситуацию объяснили и получили добро. Жене сказал, что рыба пока не клюёт, и мы немного задержимся. Заказали ещё купаты, маленькую бутылочку водки и расслабились. Завтра надо было рано вставать, поэтому сидели мы не больше двух часов. Москворецкая набережная вся, как и прежде, светилась огнями. Слева, там где кончались стены Кремля, вдали виднелись золотые купала нового собора. По дороге мы обменялись впечатлениями о разговоре с Максудом и поняли, что возвращаться ни с чем было нельзя.

− Надеемся, завтра что-нибудь прояснится, а оттуда прямым ходом домой,− подвёл я итог.

Утром нас разбудил телефонный звонок Максуда.

− Вы готовы?

− Почти, осталось только встать, помыться, одеться и всё прочее. Мы ещё в постели, −тихо сказал я, взяв мобильный с прикроватной тумбочки. Фуад сладко похрапывал, свернувшись калачиком. Москворецкая набережная гудела от шума машин. Гул моторов доносился до нашего номера на двенадцатом этаже, несмотря на закрытые окна и большое расстояние до проезжей части. По набережной медленно двигался поток машин, конец этого потока просматривался где-то за горизонтом. Удивительно как мы спали в таких условиях. Самое сложное было поднять Фуада. Как все творческие люди он, разумеется, привык вставать во второй половине дня и поднять его в такую рань будет нелегко. Часы на дисплее мобильника показывали девять, значит в Москве сейчас восемь. Зачем так рано нас поднял? Сам не спит и нам не даёт. В этой максудовской семейке, наверное, все страдают бессонницей. Мобильный в руках снова зазвенел, я повернулся на бок и прошептал:

− Извини Фофа, но я вынужден это сделать.

И поднёс телефон к уху Фуада.

− Мы можем опоздать, − прокричал голос в трубке.

− Фуад, давай вставай, звонит твой родственничек. Пора ехать. Он ждёт в машине.

Я понял, что всё бессмысленно и мне придётся вставать первым. Говорят, с постели легче встать, если начать двигать по кругу стопой ноги. Может быть, кому-то это и помогает. Главное, рубашку застегнуть на нужную пуговицу, брюки не одеть задом наперёд и не спутать правую туфлю с левой, а теперь пошли приводить себя в порядок. Выйдя из ванны и поняв, что надо поднять Фуада, пока не пришёл рассвирепевший Максуд, я очень тихо сказал:

− Фуад, ты оставайся, а я поехал в Париж.

Эффект был поразительный, Фуад вскочил с кровати на ноги, в трусах и всколоченными волосами и лихо соврал:

− Я уже проснулся.

Глаза были по-прежнему закрыты. Так, с закрытыми глазами, сунул ноги в кроссовки и, путаясь в одежде, пошёл в ванную. Минут через десять мы с сумками упали на заднее сиденье машины. На наши приветствия Макс пробубнил себе под нос “сколько можно спать”. Ввиду того, что я был полусонный, а Фуад сразу в машине заснул, его риторический вопрос повис в воздухе. Приблизительно в таком состоянии нас посадили в самолёт компании “Эр Франс” и через три часа мы приземлились в аэропорту Шарля де Голля. Шум и толкотня огромного аэропорта подействовала и на проезжую часть мы постарались выйти бодрым шагом. Максуда ждали у входа с табличкой, на которой была изображена виноградная лоза. Миниобус со скоростью понесся по дороге в Париж, заезжая и выныривая из туннелей.

− Вы, я вижу, пришли в себя, ”сони “.

Но он ошибался. Мы снова дремали, облокотившись друг на друга. Мне показалось, я эти слова в наш адрес слышал, и не так давно, от ещё одного человека страдающего занудством и бессонницей. Видно годы совместного проживания супругов влияют на их поведение и образ жизни, у них даже набор слов не отличается.

− Слушайте, эта один из престижных и спокойных районов, слева площадь Терне и метро, практически центр города, десять минут ленивой походкой и вы перед Триумфальной аркой и начало Елисейских полей. Справа отель “Ваграм”, маленький, но вполне приличный, и что хорошо, живёт Аслан с семьёй отсюда недалеко. Возьмите визитку, здесь указан домашний телефон и адрес, его сейчас дома нет, но через час будет. Для удобства возьмите карту города на ресепшн. Так что желаю успеха. Если надо, я могу и остаться, погуляем! Если что − звоните, возьми мою визитку тоже. Малик, может мне остаться с вами?

− Да нет, езжай спокойно, лечись.

− Ребята, я забыл сумку в Москве, − вмешался Фуад и уточнил. − В машине у Саши.

Я замер, потом опустил глаза вниз и убедившись, что это так, повернулся к Максуду. Он усмехнулся и успокоил:

− Не беспокойтесь за свою сумку. Вот ещё возьмите свои билеты, обратная дата указана, вылетаете завтра утром. Запомните, в аэропорту Шереметьево вас встретят с табличкой VIP обслуживания. И ещё Саша продлил ваше проживание в гостинице Россия на неделю, это так, на всякий случай. Сумку он закинет в ваш номер. У вас доллары, в Париже с января этого года новая валюта-евро, чтобы проблем не было, вот… Здесь тысяча, по курсу они с долларом почти равны.

Мы сделали попытку отказаться.

− Нет, не отказывайтесь, а то обижусь.

На прощанье он обнял нас и расцеловал, французы начали на нас оглядываться, а одна из женщин чуть не налетела на уличный фонарь. Нормально, теперь, ко всему прочему, меня в Париже признали голубым, с которым расплачиваются прямо на тротуаре. Надо было побыстрому скрыться в отеле, который действительно оказалось небольшим, уютным и чистым. В вестибюле справа располагался ресепшн, где стояла милая вьетнамка и улыбалась нам. Положив сумку на ковёр, я подтолкнул Фуада к ней. Его мать, прекрасная женщина, преподавала в нашей школе иностранные языки, и хоть что-то он должен был знать. К удивлению, они быстро поняли друг друга, за номер было заплачено сто евро за сутки, и мы, получив ключи, вошли в лифт. Железное сооружение, которое называлось лифтом, со скрипом и скрежетом подняло нас на третий этаж. Балкон в номере выходил на площадь, но это был скорее небольшой выступ с ажурным металлическим ограждением.

Повернувшись, мы увидели одну широкую кровать на двоих. Я удивлённо посмотрел на Фофу.

− Я здесь не при чём, всё что я ей сказал “номер стандарт на двоих”, − начал оправдываться Фуад, затем повернулся и включил телевизор.

− Давай лучше спустись вниз и попроси другой номер, с видом на площадь. Я бы и сам пошёл, но сам знаешь…и возьми карту Парижа со стойки.