Текст книги "Мертвый оракул"

– Вы шутите?

– Какие там шутки, вот он здесь, в пещере!

– Да это человек! Что он здесь делает?

– Едва ли ищет ежей, как мы.

Доктор Тредуэлл с интересом осмотрел связанного человека, чья стриженая голова придавала ему сомнительный вид.

– Посмотрите, у него рука опухла!

– Он, наверное, укололся о ядовитого ежа. Я слежу за его пульсом – он увеличивается и припухлость тоже, причем быстрее, чем должно быть. Ему наверняка не делали прививок… До утра скончается…

Связанный выпучил глаза.

– У меня есть противоядие, но только для себя. Вдруг и я уколюсь? Знаете, что я слышал? Может быть, это и неправда, но конкурирующий с нами институт имеет противоядие в виде таблеток. Наверное, и этот человек послан ими.

– Ну и ну, а мне это в голову не пришло!

Они собирались выйти из пещеры, чтобы расставить новые сети, когда связанный взревел как зверь.

– Ну что с тобой, приятель? – Скотт равнодушно стал прощупывать ему пульс.

– Не дайте мне умереть, и я вам расскажу все, что знаю.

– Ну о чем тебе рассказывать? Ясно, что ты осужденный на смерть преступник и конкурирующий с нами институт выпросил тебя у властей, чтобы использовать как подопытную мышь, точнее крысу. Они послали тебя сюда, обещая сохранить жизнь. Но им известно, что после полуночи Черный предмет излучает особую радиацию, которая привлекает ежей, как валерьянка – кошек. Эта радиация остается на иголках и образует химическое соединение более ядовитое, чем курарэ. Это объясняет таинственные случаи со смертельным исходом, случившиеся за последние годы. И даже долину Молчания переименовали в долину Смерти. Доктор Тредуэлл, я не вижу другой причины, чтобы этот несчастный оказался здесь. Если бы его послали за ежами, то снабдили бы подходящей одеждой, сделали бы прививку… Нет, нет, он находится здесь, чтобы умереть, а они потом заберут его труп и исследуют костный мозг.

– Но меня послали не врачи! – взревел пленник, трясясь в нервном приступе. – Я вам все расскажу, только спасите мне жизнь! Я должен был зарыть кое-что в расщелине скалы.

– И где это «кое-что»?

– Я оставил его внизу, потому что хотел проверить, есть ли тут кто…

– Коллега, сделайте ему инъекцию с противоядием. Через сорок восемь часов нужна будет еще одна.

Через пять минут у Скотта в руках была металлическая коробка, чей часовой механизм был поставлен на шесть часов третьего сентября. Скотт перевел стрелку на пятнадцать минут вперед так, чтобы пленник этого не видел, а потом велел ему зарыть ее в расщелине.

– Наши желания совпадают с желанием тех, которые послали тебя! – добавил он. – Это твой шанс! Скажи им, что все в порядке и тебе никто не помешал, а четвертого сентября после обеда придешь в институт по бактериологии за вторым уколом. Вот моя визитная карточка. И если хочешь остаться в живых – ты никого не видел! Сам того не зная, ты послужишь благородному делу: молчи сорок восемь часов, пока не исчезнет Черный предмет, тайна которого уже разгадана. После его исчезновения начнется распад яда на ежовых иголках и смерть уйдет из этой долины.

* * *

Маленький фонарик из последних сил боролся с густым мраком в пещере. Скотт осмотрел лица каждого в отдельности.

– Сейчас пятнадцать минут третьего, – сказал он спокойным и деловым голосом, как будто они снова начинали археологические раскопки. – Чем раньше мы займем наши места, тем лучше. Бак, я договорился, чтобы Лайзу поместили в морозильную камеру, и четвертого числа мы должны быть в морге, живыми или мертвыми. А сейчас я изменю места для постов. Ты, Джон, становишься неуправляемым, из тебя сыщик не получится, поэтому будешь все время около меня. Вы вчетвером идете к трясине, Удуерт и Бак спрячутся в укрытии, а Сото и Брюс полетят на дельтапланах на другую сторону болота. Анна и Лана будут ждать в укрытии, что на холме, а я с Джоном на холме напротив. А сейчас всем спать, я подежурю до зари. Никому не показываться, кроме как по моему приказу, и не снимать пуленепробиваемые костюмы. Брюс, помоги мне натянуть еще сетку около скалы на случай нового посещения.

– Мистер Рассел, – обратилась к Джону Лана. – Я хочу сказать вам кое-что.

Две сестры с Джоном остались в пещере.

– Когда я в первый раз увидела того преступника, которому вы чуть не оторвали бороду, мне показалось, что это Джек Гордон – те же брови, круглые глаза, орлиный нос. Мысленно я попыталась представить его себе без бороды. Не было ли и у вас такого ощущения?

– Да, с того самого момента, когда я узнал о нем все, он стоял у меня перед глазами. Когда началась драка, я долгое время его не замечал, Брюс обратил на него мое внимание, и тогда я увидел нож у него в руках. Я забыл, что Сото и Бак в пуленепробиваемых костюмах, и посчитал красную краску за кровь. Сожалею, что я заставил вас рисковать жизнью.

– Ничего подобного, – прервала его Лана с улыбкой. – У нас была двойная охрана – со стороны владельца «Золотого Осла» тоже. Мы ведь сыновья магната с Уолл-стрита.

Скотт позвал Лану, и Джон остался наедине с Анной. В полумраке она казалась ему призрачной и далекой. Из глубины пещеры нахлынул холод, и ему показалось, что стены начали смыкаться.

– Несмотря ни на что, вы были великолепен, мистер Рассел, я хочу, чтобы вы это знали. – Она стояла около него так близко, что он чувствовал ее теплое дыхание. Она выключила передатчик у него на лацкане в виде значка, будто предчувствуя, что он ей скажет.

– Я люблю вас, Анна… кроме вас, ничто не имеет для меня значения. – Он взял ее лицо в свои ладони и стал целовать. – Хотите быть моей женой?

Она вздрогнула и робко взглянула на него:

– Мистер Рассел, зачем вы разбудили меня – мне было так хорошо! Вы и на самом деле бросаетесь на все сломя голову. Вы же не знаете, что я разведена и у меня двое больших детей? Две дочери…

– Но это прекрасно!

– Что, мистер Рассел?

– Что вы свободна и мы сможем пожениться сразу после того, как все это кончится.

* * *

Укрытия были удобными – в них имелись запасы воды, пищи, оружия и даже туалет. Группа Скотта расположилась там на остаток ночи, весь день и часть следующей ночи – они ждали Молчаливых к одиннадцати вечера, те должны были прийти за золотыми статуэтками и другими сокровищами, которым нет цены. «Профессор» говорил о них только с мэром и шерифом и показывал им фотографии.

В скалах около водопада было много пещер, и самая неприступная из них принадлежала Молчаливым. Рита и Анна установили, что в ней имелось два специально сделанных прохода, один из которых вел прямо к броду через трясину. Через передатчик в этой пещере Скотт получал весьма ценную информацию.

– Скотт, ты можешь поспать несколько часов, – сказал Джон, когда оба они расположились в укрытии. Джону было не до сна. Но Скотт помрачнел:

– Нет, я дождусь, пока все не пойдут по своим местам. Они должны связаться со мной в течение часа. А вот Бак мне что-то совсем не нравится.

– Но он выглядит спокойным…

– Чересчур спокойным, это меня и тревожит, я восемь лет работаю с ним и хорошо его знаю.

– Но как Лайза оказалась там? И действительно ли Бетти Кок ее убила?

– Да, к сожалению. Я узнал по радиостанции, как все это было. Бетти упала на дерево, которое смягчило удар, а потом покатилась вниз, пока не упала в реку. Полуживой выбралась на берег, и там ее нашла Лайза. Лайза стала осторожна приближаться к ней с пистолетом, но Кок и на этот раз оказалась быстрее и хитрее и ударила Лайзу ножом в горло.

Скотт замолчал и выключил передатчик.

– Два года тому назад Кок подкараулила Риту и Лайзу в окрестностях Чикаго, швырнула томагавк в лоб Риты и поцарапала ножом шею Лайзы в миллиметрах от артерии. Они не стали преследовать Кок, а сразу же поехали в больницу, а Молчаливые закрыли ее в психиатрической лечебнице, в комнате со стальными дверьми и охраной. Стэн Карвел нашел связи в больнице, и мы узнали, что Бетти Кок будет спрятана в грузовике, который развозит пищу по тюрьмам. Мы начали следить за каждым ее шагом, и наконец появилась возможность отомстить ей. Рита не хотела, чтобы Лайза вмешивалась в это дело, и потребовала, чтобы та осталась в Чикаго, но Лайза не согласилась и тайно поехала за ней. Вот что случается, когда человек переоценивает сам себя и недооценивает врага. Она смогла выстрелить в Кок всего один раз.

– Это судьба, – повторил Джон слова Удуерта.

– Нет, это не судьба! – возразил Скотт с раздражением в голосе. – Просто это несоблюдение правил игры. Рита должна была застрелить Кок, но она решила ликвидировать ее по-другому, чтобы дать той полностью почувствовать ужас смерти, и расплатой стала смерть ее подруги, ее собственная разбитая челюсть, пять выбитых зубов и разрезанная щека. Лайза тоже допустила непростительную ошибку, выстрелив в ствол деревца и понадеявшись, что Бог закончит остальное.

Ей нужно было хотя бы выстрелить Кок в руки, тогда бы она не получила нож в горло. Полицейские твердят, что она находилась на расстоянии всего нескольких метров от нее. Лайза не годилась для этой профессии, несмотря на все ее положительные качества, и Бак это понимал. Они хотели после свадьбы заняться земледелием и скотоводством: у его отца есть небольшая ферма. Когда полицейские пошли на место происшествия, то увидели Кок мертвой, но вопреки многочисленным увечьям на ее лице было выражение блаженства. Агонизирующий мозг Кок сумел собрать последние силы и совершить последнее убийство. Когда она увидела, что нож попал в цель, то посмотрела на небо благодарным взглядом и умерла с открытыми глазами… Джон, если хочешь, можешь покурить в «туалете»…

– Нет, спасибо, я уже не курю с сегодняшнего дня.

– До каких пор?

– До конца жизни. Ты что, мне не веришь?

– Верю, верю, я знаю твое ослиное упорство.

– Все это время я чувствовал себя, как старый локомотив – у меня не хватало дыхания, когда я копал или карабкался по скалам. Ты знаешь, а Риту я оправдываю – иногда разум перестает играть свою роль.

– Я не упрекаю ни Риту, ни Лайзу, ни тебя, я просто делаю анализ. Человеку трудно изменить свою сущность. Я сам решил стать детективом всего за несколько секунд после того, как оба моих брата Алан и Билли были убиты в один и тот же день. Это случилось десять лет тому назад. Алан поступил на работу в одно солидное предприятие, которое занималось покупкой и продажей недвижимого имущества, не зная, что оно связано с преступным миром, а потом назначил туда и моего младшего брата. Однажды вечером, когда я сидел в лаборатории, туда вбежал Билли, раненный и испуганный до смерти. Он только и успел проговорить, что кто-то убил Алана и гонится за ним, как дверь бесшумно открылась и перед нами появился очень высокий и худой мужчина в белом халате. Его лицо было замаскировано. Он вытащил пистолет с заглушителем и выстрелил в Билли. Все произошло за какие-то считанные мгновения. Человек исчез так же быстро, как и появился, но его длинное тело навсегда запечатлелось в моей памяти, я и сейчас узнаю его из тысячи. В окно я увидел уносящуюся прочь «Скорую помощь». Билли умер у меня на руках, сказав всего одно слово «Чикаго». Я как во сне поменял всю свою последующую жизнь – жажда мести замутила мое сознание. Это чувство было совсем новым для меня, я и не подозревал, что оно может быть таким сильным. Предприятие, где работали братья, давно уже было перед банкротом. Его центр находился в Чикаго, и я поехал туда. Там я связался с одним частным детективом, от которого не получил никакой пользы, кроме моего знакомства с Ланой. Он не смог справиться с розыском преступников и в шутку предложил мне заняться этим самому, и я отправился по указанному им адресу. В железных воротах не было замочной скважины, и я нажал на звонок. Мне открыл коротко подстриженный мальчик в спортивном костюме, но я больше обратил внимание на целое море тюльпанов во дворе. Я спросил мистера Конроя, представился и сказал, что хотел бы брать уроки по боксу и каратэ. Мальчишка ответил мутирующим голосом, что отец в Нью-Йорке и вернется через неделю, но он сам может заняться со мной каратэ, чтобы я не терял время. Я удивился. Его глаза смотрели на меня дерзко и даже насмешливо, что характерно для его возраста. Я поблагодарил и сказал, что давно уже не занимаюсь детскими играми. Но он не рассердился, а улыбнулся так очаровательно, что я пожалел о своих словах. «Как хотите и до свиданья, мистер Саливан», – ответил тот и подал мне руку. Я виновато пожал ее и в тот же миг почувствовал ток, текущий по моим мускулам. В следующую секунду я перевернулся в воздухе, не успев понять, что проклятый мальчишка применил какой-то дьявольский прием. Я изогнулся, чтобы упасть не на щебень, а на тюльпаны, на мягкую землю, и тут же услышал женский вопль: «Мои тюльпаны!» Мальчишка наклонился почти в слезах, и через расстегнутый костюм я в изумлении заметил самый красивый женский бюст, который когда-нибудь видел. Я еле пришел в себя. Это была Лана. Она похвалила мои быстрые реакции. А через несколько месяцев мы поженились. Ей в ту пору не было и восемнадцати лет. Я рассказал ей, что заставило меня стать частным сыщиком, и она решила, что мы должны найти и убить преступника, но тот словно провалился, а только через него я смог бы выйти на главаря банды, который приказал убить моих братьев. С каждым годом жажда мести усиливалась, я все время строил планы, как им отомстить. Так прошло десять лет. Однажды я был в Нью-Йорке, где у меня филиал под руководством Брюса, и пошел в какой-то паршивый ресторанчик. Около меня собрались скитники, нищие и воры, и я было собрался уходить, как вдруг вошел такой высокий мужчина, что ему пришлось пригнуться, проходя в дверь. Я узнал его фигуру. По тому, как он двигался, я понял, что он почти слепой. Я быстро встал и схватил его за руку. «Где ты пропадал? – спросил я дружелюбно. – Пойдем выпьем вместе». Когда мы сели, он с напряжением старался вспомнить, кто я. Я объяснил, что мы вместе работали, и напомнил о двух убийствах в Бруклине. «Ты не должен был убивать младшего, он ничего не знал», – сказал я равнодушно. «Да, – ответил он, – Я попытался спасти его и только ранил, но шеф был неумолим – не хотел рисковать». Я стиснул зубы, чтобы не закричать, и спросил, где же шеф сейчас. Его лицо исказила гримаса, и он сказал: «Шеф был и остался подлецом. Он убил моего друга у меня на глазах. А тот был честным малым, не укрывал ничего от краж и много раз рисковал жизнью за других. Я назвал шефа негодяем, и он выстрелил в меня, один из выстрелов попал в голову. Я долго лежал в больнице и выздоровел, но вскоре заметил, что у меня падает зрение. Тогда я решил поторопиться, убил самого шефа и трех его помощников, которые ненавидели меня и наверняка бы дознались, кто убийца шефа. Один из наших был свидетелем убийства трех помощников, и я совершил непоправимую ошибку, что оставил его в живых. Ты не замечал, что труднее всего выстрелить в просящего? Он смотрел на меня такими жалобными глазами, пока я думал, что же с ним делать. Потом я уехал в Венесуэлу и целых десять лет скитался по всему свету. В Штатах я всего несколько месяцев. Не закажешь ли ты мне еще виски?» Я заказал и тихо вышел, чувствуя себя сломленным, ограбленным и опустошенным, сел на скамейку и попытался проанализировать состояние, в котором находился. За последние годы я все чаще задавал себе вопрос, не распалась ли банда, как часто случается, когда ее члены перебьют друг друга. При мысли об этом у меня болезненно сжималось сердце, и я понял, что моя жажда мести еще не утихла. Неужели я целых десять лет охотился за призраками? Убийца моих братьев на этот раз убил мою душу. Я вспомнил о Лане – как будет реагировать она на то, что я пил вместе с убийцей и ушел, заказав ему еще одно виски, вместо того чтобы убить его. Лана может разлюбить меня навсегда, потому что в ней течет кровь ее прадедов – голландских морских разбойников. С супругом Анны стало то же самое. Я позвонил Лане по телефону, сказав, что мне необходимо остаться в Нью-Йорке еще на три дня. Мне нужно было успокоиться и собраться с мыслями. На третий день я вылетел в Чикаго, твердо решив не говорить ей ничего о встрече. Я предложил ей попутешествовать под предлогом, что я устал. Целый месяц мы путешествовали по Европе, были в Японии и Индии. Когда мы вернулись, у меня все еще не было желания работать – все казалось мне бессмысленным. Лана старалась развлечь меня с исключительным умением и тактом. Все свое время я посвящал чтению и тренировкам, потому что чувствовал, что не в силах довести до конца какое-либо серьезное дело. Мне было ясно, что я переживаю депрессию, в основе которой лежала моя растерянность, бессмысленность жизни и бессилие предпринять что-либо. И только твое появление вывело меня из нее. Я рассказываю тебе все это, потому что знаю, что ты меня поймешь, и потому что постоянно жду, что ты мне скажешь: «Скотт, Джек Гордон только мой!» Но не забывай, Том Херлинг тоже имеет на него право. Не забывай также, что, когда страсти начинают бушевать, человек в состоянии совершить необмысленные поступки, и именно в такие моменты ему нужен разумный друг. Том в опасности, и сейчас все наше внимание должно быть направлено на него. Док Хопер здесь и подкарауливает нас. Я узнал его на фотографиях, которые вы вчера сделали с Анной: говорю о той паре молодоженов, что села за ваш столик. Анна считает, что женщина – это переодетый мужчина, но даже если она не права, где гарантии, что эта женщина – не вторая Бетти Кок?

Джону в первый раз действительно стало страшно за Тома Херлинга – его друг сегодня в шесть вечера добровольно встанет под скалой, как к стенке.

От этой мысли он почувствовал, как кровь снова забушевала в нем – Скотт хотел от него слишком много. Джон мог согласиться со всем, но не с этим. Он должен справиться с Джеком Гордоном, нужно было только поддерживать чувство мести, пока не ударит час. Единственным препятствием являлся Скотт Саливан – как скрыться от его зоркого глаза?

«Скотт знает, что ему надо беречь меня и от Джека, и от самого себя, потому что Джек миллионер и может победить…» – эти мысли заставляли Джона нервно вздрагивать. Возможно, его отец был прав, говоря, что в этом мире правят сильные и безрассудные, а не умные. Но все-таки от самого человека тоже зависит его судьба – он вяжет ее петлю за петлей, как кружево.

Мелодичный звон прервал его мысли – Бак позвонил, чтобы сказать, что все на своих местах. Сото и Брюс перелетели на дельтаплане над трясиной и сейчас находятся в укрытии. Удуерт уже спал. Туман стал еще гуще – его можно было резать ножом.

Укрытие Удуерта и Бака представляло собой глубокую яму в скале чуть пониже хребта. Из нее через щели можно было вести наблюдение за целой местностью и трясиной. Узкий вход в яму, куда еле протиснулся Удуерт, был закрыт растящим рядом кустов. Удуерт храпел так, что Бак рассеянно подумал об опасности обвала. Он чувствовал себя отстраненным от группы Скотта, как будто все они остались в другом, давно забытом мире. Им завладела странная мысль, что он умер. С того момента, когда Скотт подтвердил смерть Лайзы, им завладело какое-то странное спокойствие, он почувствовал прилив сил и ясность мыслей. Ему казалось, что он пришелец с другой планеты, который прибыл на эту неизведанную землю с миссией и улетит, когда ее выполнит. Карабкаясь с другими по крутому склону, он чувствовал, как ноги сами несли его. Слушая тяжелое дыхание Удуерта за спиной, Бак понял, что ему необходимо сделать – это решение было принято за секунды до мельчайших подробностей. И сейчас ему ничего не оставалось, кроме как начать действовать. При неверном свете фонарика он четким почерком написал на листке бумаги:

Дорогой Скотт!

Сожалею, но иначе я не могу поступить. Боюсь, что ты не поймешь меня, но в первый раз в жизни я абсолютно уверен, что мне надо сделать. Я не выдерживаю больше – все мне кажется бессмысленным. Ты похож на охотника, который выпускает на волю схваченную добычу, независимо от того, вредная она или полезная. Но сорняки надо вырывать с корнями – меня учили этому еще в детстве, и сейчас у меня появилась возможность выполнить это правило! Я уверен, что это настоящее чувство, и боюсь его потерять – это чувство дает ясность мыслям и готовность мускулам. Я пишу тебе как инопланетянин, прилетевший, чтобы сотворить добро и опять улететь. Здесь меня больше ничего не удерживает, и шанс уцелеть у меня минимальный. А сейчас мне нужно торопиться, потому что сорняки могут задушить вас.

Твой Бак.

Он засунул листок с запиской в щель, сделанную в рукоятке его ножа. Секрет этой рукоятки знал только его отец – если Гарда откажется говорить, то его друзьям после возвращения в Чикаго придется поехать к нему на ферму. Удуерту он написал еще одну записку, где говорил, что ему необходимо отправиться в Чикаго по неотложному делу и им придется действовать без него. Острием ножа он приколол эту записку над головой Удуерта, а рядом положил микропередатчик, кошелек с четырьюстами пятьюдесятью долларами и пистолет. Сняв куртку, он сложил ее и тоже положил на землю. Его движения были точными и размеренными, и он походил на человека, который готовится купаться в озере. Потом он осторожно вытащил нож Удуерта, потому что этой ночью ему необходим был обыкновенный большой нож, а не его изящный с гравированной рукояткой, за который Скотт давал «целый Манхаттан», называя его чудом. Бак взял с собой две лопаты, моторную пилу и осторожно выбрался из укрытия. Туман окутал его тело как мокрой простыней – ему казалось, что он находится в бассейне, наполненном ледяным молоком. Бак стал спускаться по тропинке и вскоре увидел часовых, поставленных Молчаливыми, которые самоуверенно стояли на посту, не допуская и мысли о том, что кто-нибудь может нарушить покой Долины Молчания и что именно в эту минуту по тропинке спускался один безумец, ступая бесшумнее рыси. Бак видел в этой непроглядной ночи с поразительной ясностью и двигался вперед с уверенностью сомнамбула, как будто у него были глаза и на ногах. Он остановился в десяти шагах от часовых, положил инструменты на землю, вытащил нож и прислушался. Он услышал тихий разговор и увидел троих, сидящих на земле. Бак швырнул в кусты камень, и они вскочили на ноги.

– Что это? – сердито спросил один из них. – Стойте здесь, а я схожу посмотрю вниз по склону.

Когда его фигура исчезла из виду, Бак шагнул вперед и воткнул нож в горло одного из оставшихся, потом молниеносно вытащил его и ударил другого в живот. Первый быстро поднимался, услышав их приглушенные крики. Бак быстро спрятался за куст – его светлая одежда была почти неразличима в тумане. Услышав рядом тяжелую поступь, он воткнул нож по самую рукоять тому в спину, при этом у него мелькнула странная мысль, что нож идет, будто направляемый какой-то посторонней силой. Бак в первый раз в жизни убивал человека со спины, но ударил еще два раза. В тот же самый миг две железных руки схватили его. Ему на миг показалось, что это кто-то другой, таким сильным было это задушающее объятие после трех ударов ножом. Его залила волна вонючего пота и горячая кровь из ран. Тот пытался ударить его ножом в живот и, наверное, ему бы это удалось, если бы не защитная кольчуга Бака. Бак изо всех сил ударил того коленом в пах, объятие на секунду ослабло, и Баку этого было достаточно, чтобы пронзить его в сердце. Мужчина упал, как поваленный бурей дуб, прямо на Бака. Послышался хруст сломанных ребер, но Бак не почувствовал ни боли, ни тяжести, а только вонь гигантского тела и теплоту его крови. Он подумал, что, когда вся кровь вытечет из него, эту громаду мускулов можно будет приподнять, но сейчас он находился в плену у этого чудовища, которое и после смерти выглядело непобедимым. Вдруг от боли он чуть не потерял сознание, но постарался собраться с мыслями, чтобы найти хоть какой-нибудь выход. Вытащив нож из спины гиганта, он принялся, как безумный, ударять его снова и снова. Горячие струи залили ему лицо и попали в рот. Бак схватил мертвеца за плечи и нечеловеческим усилием спихнул его с себя. Его вырвало, и невыносимая боль снова повергла его в отчаяние. Ему казалось, что он забит в землю десятками ножей. Бак вытащил из кармана таблетки против головной боли и две положил в рот. Не сумев проглотить их, он начал ползти наугад и тут же наткнулся на трупы первых двух. Около них валялась пластмассовая бутылка без пробки. На дне еще оставалось несколько капель прокисшего вина. Бак запил ими таблетки и обессиленный до смерти лег на спину. Внезапно донесся шум вертолета, который становился все яснее, видно, вертолет пролетал уже над озером. Какие планы строили Молчаливые? Через несколько минут Бак почувствовал себя лучше и снова пополз по направлению к тропинке, где оставил лопаты и пилу. Найдя их, он спустился вниз. Боль все еще мучила его, но Бак уже не обращал на нее внимания, захваченный одной-единственной целью. Оставив лопаты около трупов, он стал спускаться к трясине. Бак надеялся, что Молчаливые подумают, что часовые хотели ограбить золото и, не поделив его между собой, перебили друг друга.

Он шел твердым и уверенным шагом, как будто ничего не случилось, и дошел до трясины. Его ноги утонули по щиколотку в ней, но не больше, потому что ступали на бревна брода. Бак входил все дальше в болото, крепко держа пилу. Перед ним лежал бескрайний ковер зелени, пышный и загадочный, на который не ступала нога человека. Ему показалось, что так он шел целый километр, пока, наконец, не попал на островок твердой земли. Шум вертолета был еле слышен: он улетал, сделав свое дело, а Бак свое только начинал. Остров с двух сторон был связан с бродом маленькими деревянными мостками. Один из мостков он подпилил пилой, и он утонул в трясине, перерезая путь Молчаливых к Сото и Брюсу. Ему оставалось подпилить и первый мостик так, чтобы при большой тяжести он рухнул, отправив чудовищ в трясину. Когда он закончил, чувствуя, что пила стала весить тонны, то присел на последнее полусрезанное бревно отдохнуть, Подпиленное бревно могло выдержать не больше двух человек. Вместе с усталостью к нему вернулась острая боль в груди – Бак почувствовал, что почти теряет сознание. Полив три таблетки водой из трясины, он проглотил их, повторяя: «Все будет хорошо. В одной таблетке кофеина столько же, сколько в двух чашечках кофе, значит, я выпил несколько чашечек». Из-за боли ему казалось, что время движется еле-еле. Но вот голова начала проясняться, дыхание стало глубже. «Через две минуты я смогу пойти обратно, – думал он с облегчением. – Ты сделал большое дело, поздравляю тебя, Бак! Заслуживаешь увидеть удовольствие на лице Удуерта под маской упреков, когда расскажешь ему о своем полуночном приключении. Тайна этой шутки останется между нами, потому что Скотт не поймет меня…»

Бак встал: что-то было не в порядке с его организмом, но он не мог понять, что именно. Зато ноги подчинялись ему и шагали с равномерностью машины. Трясина кончалась – всего в десяти шагах виднелись заросли тростника. Ему казалось, что в этом болоте находится вся грязь, какая только есть на свете, но конец этой грязной истории уже был виден. Вдруг он с удивлением увидел тонкий луч солнца, пронзающий туман. Разве ночь уже кончилась? Бак ужаснулся: вдруг на верху холма туман уже рассеялся? Острая боль в груди заставила его сесть, его ноги утонули в ледяной грязи. «Как бы я хотел погреться на солнце, – подумал он, – я дал бы полжизни, даже всю жизнь за солнечный луч».

Вдруг по его груди разлилась теплая волна. «Что со мной? Почему я не в силах пошевелить рукой?» – Бак наклонился и увидел широкую красную ленту, сползавшую с его груди, и с тупым безразличием подумал: «Что за насмешка, почему это должно произойти сейчас, когда все уже кончилось? Но все-таки мне нельзя здесь оставаться – если туман поднимется, Молчаливые тут же увидят меня в бинокли. Самое важное сейчас – скрыться в тростнике. Там я укроюсь и буду греться на солнце весь день – это единственное, что я хочу… Передо мной целый день для размышлений – я решу, стоит ли еще ползти по всей этой грязи в этом проклятом мире…» Поняв, что ему не удастся встать на ноги, он пополз. Пила давила его своей тяжестью, и он бросил ее в трясину. «Я, наверное, двигаюсь слишком медленно», – подумал он с тревогой. Его руки одеревенели от холода. Тростник был так близко, что ему казалось – он сможет ухватиться за стебель самого близкого, но вместо этого лег на самый край последнего бревна в броде. Его затрясло от холода, но вскоре стали появляться какие-то приятные видения. Туман медленно рассеивался. Бак сказал сам себе: «Давай, парень, не раскисай, пришло время выкатиться из этой колыбели и хорошенько выкупаться в грязи, а то вся акция провалится из-за тебя ко всем чертям. Скотт никогда тебе этого не простит…»

Он смутно сознавал, что наступил самый решающий момент его жизни и не случайно он лег на самый край бревна. Но чтобы нарушить это равновесие, нужно было ничтожное усилие или даже легкое дуновение ветра… Бак погрузил голову в грязь, и одеревеневшее тело последовало за ней.

* * *

Джек вышел из кабинета отца твердой самоуверенной походкой, которая всегда напоминала старому Гордону его собственную молодость, заставляя сердце переполняться гордостью за то, что жизнь прожита не напрасно и все его усилия и риск оправдали себя.

Но сейчас его мучило плохое предчувствие и он изо всех сил старался выглядеть перед сыном спокойным. С той самой ночи, когда группа Скотта Саливана буйствовала в «Золотом Осле», старого Гордона по ночам преследовали кошмары. В ту ночь перед ним появились давно умершие члены банды, чья трагическая участь почти исчезла из его памяти, потому что с тех пор прошло почти сорок лет и он забыл даже их лица. И вот они пришли во сне и сели вокруг его кровати во главе с Хорстом – Большое Ухо, его старым приятелем. Они были совсем как живые, и он вдруг понял, что болен, болен неизлечимо и они пришли к нему в его последние минуты, чтобы взять с собой. Он с ужасом смотрел на них, говоря, что он еще жив и не хочет идти с ними. И тогда их лица заострились и стали безжалостными – они пришли свести с ним счеты.

«За все нужно платить, шеф, – процедил сквозь зубы Большое Ухо. – Рано или поздно за все нужно платить, если не на этом свете, то на том, запомни! Ты оставил нас, не позаботившись даже о наших семьях…»

Его сон был настолько правдоподобным, что, пробудившись, Гордон еще чувствовал запах мертвецов. Он вспомнил о Хорсте – Большое Ухо – кто-то ему говорил, что он остался в живых.

Следующий кошмар был еще явственнее. На этот раз мертвецов было еще больше, и опять их вел Хорст – Большое Ухо. Все они говорили, что они – его жертвы и, протягивая длинные руки с искривленными ногтями, рвали куски мяса из его тела.