Текст книги "Альтер эго"

В другой из бессчетного множества вариаций я увидела себя, сидящей за письменным столом в родительском доме. Рисунки, сложенные в тощую стопку, выглядели весьма посредственно. Назвать их картинами было бы непростительной лестью. Невооруженным глазом было заметно, что результат далек от профессионализма и не отличается оригинальностью идей. При взгляде на один из них кровь застыла у меня в венах. На акварельном листе был изображен медвежонок Паддингтон в своем неизменном синем пальто. Милая фетровая шляпка лежала у его ног, а в голову был воткнут топор. Алые капли стекали по застывшей от ужаса мордашке. Та, другая версия меня, зловеще улыбаясь, добавляла все новые и новые штрихи красного кадмия. Создавалось впечатление, что процесс доставляет ей какое-то извращенное удовольствие.

Раздался стук в дверь.

– Отстань, – не поднимая глаз, развязно выкрикнула несостоявшаяся художница в маске моего лица.

– Загляну попозже, – робким, извиняющимся тоном отозвался отец.

* * *

Ответ лежал на поверхности, пришла пора принять его как данность. Я примирилась с вероятностью невообразимого… Деревянная дверь открывала доступ к параллельным реальностям. То был калейдоскоп, отображавший в своих хаотичных гранях все возможные вариации и оттенки жизни наблюдателя. Картинка автоматически менялась при повторном обращении. По ту сторону могла оказаться случайная или же смоделированная по запросу ситуация. Принцип управления напоминал работу на компьютере. Нужно было лишь обозначить исходные параметры, и дом, подобно кинопроектору, воспроизводил результат.

Я отчаянно желала получить шанс переиграть прошлое, и кто-то наверху услышал мольбу. Теперь я была вольна выбирать. «Мы лишь подумали – и с нами так произошло. Ведь жизнь вокруг – лишь нашей мысли зеркало»[19]19
  Джеймс Аллен.


[Закрыть].

Сознание подобно магическому лесу, где обитает прекрасная фея, способная исполнить любое желание. Мы повелеваем – она делает решающий взмах волшебной палочкой, оживляя наши надежды и наравне с ними – кошмары. Законы Вселенной строги, но справедливы. Не материя определяет мысли, напротив, мысли проецируют материю в реальность. Желания имеют свойство сбываться, но далеко не всегда это делает нас счастливыми. Порой исполнение мечты может обернуться суровым наказанием.

«Хотела? Получай!»

Волшебный экран по ту сторону двери показал мне череду сценариев, где сказка запросто превращалась в драму. Добро перетекало в зло с той же легкостью, что происходил и обратный процесс. Не всегда это зависело от кажущейся чистоты намерений и степени гуманности выбора. Зачастую – полная непредсказуемость. А порой и сущий парадокс. Несправедливость? Всего лишь устройство жизни. И как относиться к нему – выбор.

«Есть вещи, на которые человек не в силах повлиять», – сказанное Дэйвом наконец обрело для меня смысл.

Наблюдать за происходящим было нелегко. Но постепенно, просматривая эти сюжеты один за другим, я окончательно утвердилась в мысли, которая уже давно пустила корни в сердце: белый цвет не всегда знаменует добро, а черный – зло. Жизнь – полутень меж небесным раем и адом, упокоенным в недрах земли. Бумеранг часто дает сбой и играет по собственным правилам.

«Следуй за своим сердцем – оно откроет все двери». – Слова Цэте оказались не загадкой или метафорой, а прямым наставлением. Чтобы попасть внутрь дома, не требовалось усилий. Лишь искреннее желание и чистота помыслов. Вера, лишенная толики сомнений, и была заветным ключом.

Я подняла глаза, и моему взору открылись необъятные просторы космоса. Россыпь звезд искрилась на полотне небес, образуя четкие контуры двух туманностей, тех самых, о которых однажды поведала Лина: «Душа» и «Сердце», навечно соединенные незримыми нитями. Словно пультом управления я убавила громкость разума и прислушалась к тихому шепоту сердца. Оно робко и нерешительно озвучило истинную волю души.

Так, пройдя бесчисленное множество кругов персонального ада, я наконец сделала выбор. Заглянув в очередной раз в замочную скважину, я почувствовала, как мощные удары сердца отбивают особый ритм. Ритм смирения и принятия. Ритм прощения и покаяния. Ритм, зовущий оказаться по ту сторону. Я решительно потянула на себя ручку двери. Механизм без сопротивления сдался.

Шаг вперед – и бездна распахнула объятия мне навстречу. Безысходность не пугала. Еще никогда я не была настолько уверена в правильности решения.

Глава VIII

Кто не прошел через чистилище собственных страстей, тот не преодолел их до конца.

К.Г. Юнг

Непокорный луч солнца, просочившись каким-то чудом сквозь занавешенное окно, пристально вглядывался мне в лицо, словно задавая вопрос: «Кто ты?» Как я ни старалась нащупать впотьмах разума фундамент собственной личности, каждая очередная попытка оборачивалась провалом и лишь усиливала головную боль.

Все вокруг было чужим и незнакомым. Сквозь звон в ушах пробивался размеренный электронный сигнал. Стены сияли белизной, напоминая снежный покров в холодном свете дня. Я не понимала, где нахожусь, и что предшествовало этому моменту.

Оглядевшись по сторонам, я смогла различить интерьер больничной палаты. Раздражающий пикающий звук, как оказалось, издавал прибор отслеживания сердечного ритма, с которым соединялось мое тело с помощью датчиков. Наконец я обнаружила кнопку вызова медперсонала. Нажать удалось не с первого раза. Руки не слушались, ослабшие пальцы дрожали.

Вскоре дверь распахнулась, и в палату торопливо вошла взволнованная молодая женщина в белом халате.

«Опять этот пресловутый цвет, режущий глаза, еще не привыкшие к свету!»

– С пробуждением, – сказала она, дежурно улыбнувшись. – Я доктор Оллфорд – ваш лечащий врач. Как чувствуете себя?

– Где я? – Нетерпение в считаные секунды достигло критической отметки.

– Что последнее вы помните? – продолжила она, проигнорировав мою попытку восстановить ясность.

Я вновь нырнула в омут памяти – в этот вакуум, не содержащий в себе ни единого атома воспоминаний. Погружение оказалось столь глубоким, что я почувствовала, как от напряжения сдавило виски, а писклявый прибор не заставил себя долго ждать и начал подавать сигналы более частые и громкие. Звук резонировал ударной волной во всем теле, пресловутая белизна расплывалась перед глазами.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – тотчас произнесла доктор Оллфорд. – Все в порядке, память вернется, – она положила руку мне на плечо и склонила голову набок, отчего лицо приняло сочувственное выражение.

– Что со мной произошло, скажете вы, наконец?!

– Неудачное падение, – сообщила девушка неуверенным тоном, замявшись, прежде чем дать ответ. – Сегодня же сделаем томографию, но по результатам уже проведенных исследований, мозговая активность в норме.

– Как долго я была без сознания?

– Чуть больше суток.

– Вы чего-то не договариваете, ведь так?

– Мы все обязательно обсудим. Со временем. Сейчас вам нужен покой.

Она опустила взгляд и хотела было развернуться, чтобы выйти из палаты, но продолжать теряться в догадках было невыносимо:

– Стойте! – воскликнула я, сделав над собой усилие, чтобы заставить голос звучать громче. – Не со временем! Сейчас!

– Хорошо, – сдалась доктор Оллфорд, разведя руками. – В ходе транспортировки в больницу у вас произошла остановка сердца.

– Клиническая смерть? – переспросила я, не веря в услышанное.

– Да. Помощь была оказана незамедлительно. Гипоксия не успела привести к необратимым последствиям, мозговая активность не была нарушена. Сердечный ритм, дыхательная функция – все процессы восстановились буквально в течение одной минуты. Вашему состоянию сейчас ничто не угрожает. И все же, вы пациент на особом контроле. Из-за необычности случая. Понадобится провести еще некоторые исследования…

– Что значит «необычный случай»? – перебила я.

– Вам не о чем беспокоиться, уверяю. Это забота врачей.

– Раз уж вы сами упомянули «необычность», – не согласилась я, – будьте добры, разъясните, о чем идет речь.

– Мы всего лишь хотим разобраться в причинах произошедшего. Ваша травма не была настолько серьезной, чтобы вызвать остановку сердца. Возможно дело в тяжелом эмоциональном потрясении. Гид и остальные участники группы из Стоунхенджа описали ваше состояние во время экскурсии, как подавленное и беспокойное…

– Стоунхендж? Что я там делала?

– Думаю, только вы сами можете ответить на этот вопрос. Как бы то ни было, от причин, вызвавших патологию, будут зависеть особенности восстановительной терапии.

– В голове такая пустота, ничего не могу вспомнить.

– Поэтому я и не хотела обсуждать все это сейчас.

– Вы можете дать хоть какие-то прогнозы, когда вернется память? Невыносимо пребывать в неведении.

– Как правило, подобное состояние длится непродолжительное время. Знакомая обстановка, голос родного человека – любая мельчайшая деталь, вплоть до щелчка микроволновки, способна повлечь цепную реакцию, которая приведет к полному восстановлению памяти.

– Ясно, значит, как повезет. Интересно, я была счастливчиком по жизни? Судя по всему, нет…

На фоне монотонной головной боли ощутимо различалось ноющее жжение где-то в районе лба. Проведя по коже кончиками пальцев, я нащупала свежий шрам.

– Не трогайте, – послышалось спешное предостережение. – Рана оказалась достаточно глубокой, пришлось наложить швы. От рубца можно будет избавиться методом лазерной шлифовки. Все поправим, не переживайте, – доктор Оллфорд внезапно осеклась, смутившись, и кивком указала на мою руку. – И это, если захотите, тоже.

Только тогда я обратила внимание на татуировку. Буквы, составлявшие непонятные слова, расплывались перед глазами. Сфокусировать зрение на мелком шрифте все еще оставалось непосильной задачей. Зато мне удалось разглядеть то, что находилось под текстом. Это были шрамы. Судя по всему, давно зажившие, но все еще заметные, даже под чернильным камуфляжем.

– Это еще что такое? – Волнение взяло верх. Я попыталась приподняться, но тело не слушалось.

– Собственно, это вторая причина, по которой я назвала ваш случай необычным. Нам необходимо убедиться в том, что ваше психологическое состояние не вызывает опасений. Поймите, учитывая обстоятельства…

Я тщетно силилась осмыслить все, что узнала о себе за эти несколько минут, но разум отказывался верить фактам. Знакомство с собой получилось болезненным и пугающим. Теперь, когда я балансировала на тонкой грани между жизнью и смертью, желание победить тьму вспыхнуло подобно факелу. Неужели когда-то в прошлом я решилась на самоубийство?! Казалось, такого попросту не могло произойти.

– Я приглашу вашего молодого человека. Он все это время просидел здесь, переживает не на шутку. – Девушка мягко улыбнулась и наклонилась ко мне, чтобы поправить подушку.

– Кого? – недоумевающе переспросила я.

– Думаю, встреча пойдет вам на пользу, подстегнет память.

Мысли сбивчиво кружили в голове, подобно рою пчел, потерявшему ориентиры. «Мой молодой человек…» Я не помнила его, как, впрочем, и всего остального. Даже того, как выгляжу.

«Возможно, не смогу узнать собственное фото из сотни других. Увижу чужачку в своем отражении».

Спустя некоторое время послышались шаги, и он вошел, прикрыв за собой дверь – красивый, статный темноволосый мужчина с большими экспрессивными глазами на исхудавшем лице.

Вопреки моим опасениям, забытье длилось недолго. Воспоминания обрушились градом, внезапно, не щадя чувств, едва пересеклись наши взгляды. По щекам заструились слезы, отклик сердца мгновенно отразился в зубцах кардиограммы на мониторе. Картина прошлого обрела четкие контуры поверх размытых граней. Образы выстроились в хронологическую ленту, пронеслись в сознании яркими вспышками. Вместе с бездушными фактами воскресли и чувства, и все испытанные прежде эмоции.

За долю секунды я вспомнила все. Свою жизнь в реальном мире и все произошедшее в том фантомном измерении, куда препроводил меня Цэте, дав право выбора. Выбора, о котором я так отчаянно грезила, но к которому на деле оказалась не готова.

…Я получила то, о чем просила – возможность переиграть события. И лишь очутившись на распутье, поняла, что слепо ошибалась в своих желаниях. У жизни отменное чувство юмора, хотя порой и жестокое. Мой мир еще недавно казался враждебным и недружелюбным, но тогда, заглянув в калейдоскоп реальностей, я возблагодарила его. Мир, полный боли, разочарования, потерь… Я увидела, как в нем забрезжил свет. И имя тому свету было – любовь.

Фокус внимания незаметно перемахнул барьер и устремился в мою реальность – одну из граней бриллианта мироздания – далеко не идеально отполированную, но единственную родную. Там меня ждал мой Дэйв. Он не имел ничего общего с теми отстраненными субъектами, коих я в многочисленных вариациях увидела за замочной скважиной. Мой Дэйв… С ним я впервые вдохнула полной грудью. С ним вышла из реальности относительной в реальность Абсолюта. Лишь оказавшись в шаге от утраты, я поймала себя на мысли, что готова отдать все за возможность, глядя в глаза и держа за руку, произнести священные слова – «прощаю» и «прости» – поистине исцеляющий набор звуков.

Наша встреча была предопределена свыше. И что бы ни происходило, жизнь продолжала сближать нас, подстраивая невероятные пересечения судеб в обстоятельствах, которые казались фантастическим совпадением. Все, лишь бы обратить внимание на неизбежность союза.

Код наших жизней содержал один неизменный цикл: мы должны были сталкиваться друг с другом до тех пор, пока не осознали бы – нам предрешено быть вместе. Чтобы положить конец страданиям. Чтобы заново научиться жить, переступив барьер на пути к счастью. Барьер, уходящий корнями в далекое прошлое – мое и его – наше общее, трагически переплетенное воедино. Лишь вместе мы сможем бросить в огонь минувшее и пойти рука об руку в направлении настоящего, переходящего мягким градиентом в будущее.

Я видела миры, в которых нам хватило проницательности уловить замысел Вселенной еще на Кайласе, и миры, в которых это произошло гораздо раньше – в обстоятельствах, упущенных в нашей реальности. Было в избытке и тех, где на осмысление сути ушли годы. Но каждый раз жизнь мудро и терпеливо расставляла на свои места разрозненные фрагменты пазла. Все пути неизменно приводили к одному и тому же финалу.

Я вспомнила все.

Дэйв присел рядом и аккуратно взял меня за руку. Я сжала его ладонь обессиленными пальцами настолько крепко, как позволяла слабость. Будто опасаясь, что, умерив хватку, потеряю его. Потеряю вновь.

– Прости меня, – прошептала я, едва превозмогая спазм в груди. Слова несли с собой облегчение. – За то, что обвиняла, хоть и не произносила этого вслух.

Он с невесомой легкостью приложил палец к моим губам, повелевая забрать сказанное назад:

– Из нас двоих молить о прощении должен только я. – Его веки едва заметно дрогнули. – Катрин, ты помнишь все, что произошло? Мне сообщили об амнезии…

– От амнезии не осталось и следа, едва ты вошел в эту дверь.

– Как ты себя чувствуешь? Это сейчас самое главное.

– Бывало и лучше. – Я попыталась улыбнуться, но любая работа мышц давалась с трудом. – Все в порядке.

– Катрин, ты…

– Знаю, чуть не умерла. Доктор Оллфорд сообщила.

Он беспомощно смотрел на меня, аккуратно подбирая слова:

– Расскажешь, что делала в Стоунхендже? Почему поехала именно туда и именно в тот день?

– Выбрала не самый удачный момент. А может, наоборот – более подходящего случая было и не найти… – задумалась я вслух. – Ты же знаешь, я давно планировала поездку. И заявку оставляла еще месяц назад. Позвонила в туристический центр без особой надежды на успех, и оказалось, что в утренней группе как раз освободилось одно место. На следующий день я собиралась улететь. Куда угодно, лишь бы подальше. Так что другого шанса могло уже не представиться.

– Я бы перевернул весь земной шар, но отыскал тебя. – Он поднес мою ладонь к губам. – Прости, если можешь, Катрин! Умоляю, прости за ту боль, что причинил тебе… не по своей воле.

– Все это в прошлом.

Дэйв поднял на меня взгляд, полный надежды и какого-то детского нетерпения. Словно только что очнулся от дурного сна.

– Я помню, как в твоих глазах промелькнула ненависть.

– В минуту клинической смерти у меня было достаточно времени на переосмысление, – сообщила я, облачив истину в шутку.

– Я понял все лишь на следующий день – когда прочел твое письмо. А до этого строил предположения, мучился домыслами. Почему ты сразу не объяснила все как есть?

– Это было слишком тяжело.

– А я счел, что так безапелляционно ты отреагировала на мой промах в прошлом. Промах – это, конечно, неподходящее слово. Скорее фатальная беспечность.

– Тебе не в чем себя винить. Я была пристрастна и оттого несправедлива. Забудь об этом. Прошу, забудь! Прости, что так больно ранила.

– Даже представить не могу, что ты чувствовала. И, уверен, продолжаешь чувствовать… из-за меня.

– Главное то, кем ты стал. Куда привел путь, а не то, какой была отправная точка. Теперь я знаю это наверняка. – Перед глазами вновь пронеслись слайды альтернативных жизней: скандальный развод родителей спустя полгода после возвращения отца из Лондона; судебный процесс над Дэйвом и Стивом, обвиненным в незаконной продаже рецепторных лекарств… И множество других неутешительных исходов.

– С самого нашего знакомства я поражался – откуда в тебе столько великодушия и мудрости?! Я разглядел эти прекрасные черты еще в тот момент, когда ты спасала мотылька от морских волн.

– Твоя работа помогла многим людям. Это куда весомее, чем жизни всех мотыльков, вместе взятых.

– О нет, если все мотыльки вымрут, это нарушит пищевую цепочку и приведет к необратимым последствиям, – отшутился Дэйв, но глаза его по-прежнему оставались печальными.

– Не принижай своих заслуг.

– Я помог стольким людям… – он с горечью повторил мои слова. – Не смог помочь лишь тебе.

– Хватит! – перебила я, через силу повысив голос.

Он хотел возразить, но я продолжила:

– Ответь на один вопрос, только честно: до того, как прочел письмо, ты не знал, кто я?

– Катрин! Боже, конечно, нет! – Глаза-хамелеоны полыхали огнем.

– Мне в голову закрались сомнения, что твое участие в моей судьбе – не что иное, как попытка искупить вину… Если предположить, что тебе было известно, что я дочь одного из погибших в катастрофе. Не хочу, чтобы ты был со мной только из чувства долга.

– Я никогда бы не поступил с тобой так бесчестно! Клянусь, я не знал! Ты не говорила, как именно погиб твой отец. У меня и в мыслях не было проводить подобные параллели! – Его лицо, казалось, стало еще бледней, чем, когда он появился в палате.

– Жизнь любит подбрасывать сюрпризы. Наверное, так проверяет нас на прочность. Но все же… если во мне ты видишь лишь возможность исправить ошибки прошлого…

– Я люблю тебя, – Дэйв оборвал мою реплику, не дав закончить, и крепко поцеловал в лоб. – Полюбил сразу, как только встретил. Это глупо, но сначала сам себе боялся в этом признаться. Я хочу быть с тобой, Катрин! Вовсе не из чувства долга, а по воле сердца. Вопрос лишь в том, хочешь ли ты… видеть рядом с собой убийцу?!

– Не считаю тебя убийцей, – прошептала я едва слышно, вдохнув полной грудью. – Больше нет!

Его лицевой нерв судорожно дрогнул, а ресницы опустились, скрывая покрасневшие глаза. По инерции он чуть было не отвернулся, делая вид, что отвлекся на что-то, но подавив этот привычный импульс, остался неподвижен. Сердце, скованное льдом, наконец, оттаяло.

– Знаю, что ты был со мной, – к глазам подступила обжигающая жидкость, – пока я лежала здесь без признаков жизни.

– Я приехал еще вчера, сразу же, как позвонили из больницы. Мне разрешили немного побыть в палате. Ты слышала меня?

– Да, чувствовала, что не одна, – я вспомнила увиденное в калейдоскопе миров: неизмеримую тоску в глазах Дэйва и его искренне «прости». Соленый ручеек нашел выход и, скатившись по лицу, утонул в волосах. – Спасибо, что был рядом. Я простила уже тогда.

* * *

Ночью мне снился отец. Как ни в чем не бывало он распахнул дверь в комнату со словами: «Милая, мне пора».

– Как, уже? – Я молниеносно поднялась на ноги и подбежала к нему.

– Не я назначаю время. Опаздывать никак нельзя.

– Счастливого пути, – отозвалась я и крепко обняла его на прощание.

– Закрой за мной. – Он переступил порог и, замедлив шаг, обернулся. – Не скучай!

Я помахала вслед. А когда силуэт скрылся из поля зрения, захлопнула дверь.

– Я отпускаю тебя, – беззвучно прошептали дрожащие губы.

– Я отпускаю тебя, – повторила я более уверенно и провернула ключ в замочной скважине.

– Я отпускаю тебя! – Тон был спокойным и решительным. Я узнала в нем свой внутренний голос, который заглушала на протяжении долгих лет, и оттого успела забыть его истинное звучание.