Текст книги "Альтер эго"

* * *

Экскурсия «Stone Circle Access» в небольшой группе из десяти человек была назначена на два часа раньше официального открытия достопримечательности для туристов. Накануне мне повезло успеть зарезервировать место благодаря тому, что один из участников неожиданно снял бронь. Храм небесных светил – Стоунхендж – загадочный и прекрасный, как магнит, манил постичь его тайны.

Войдя внутрь идеального по своей геометрической точности круга, я почувствовала особое силовое поле. Ощущение было сравнимо с омовением незримым потоком воды.

– Здесь находится пересечение подземных энергетических каналов планеты, – поведал сопровождающий – мистер Неввил, заметив мое замешательство. – Аномалия, природа которой доподлинно не исследована. Люди древности наделяли кольцевидную форму способностью принимать и генерировать энергию Земли. Согласно одной из теорий, именно здесь созданы идеальные условия для взаимодействия вибраций планеты с психикой человека. Конечно, это миф, но возник он не на пустом месте.

Я медленно прохаживалась вдоль сарсенов[16]16
  Разновидность песчаника, распространенная в этой местности.


[Закрыть] и так называемых голубых камней – долерита вулканического происхождения. Именно они, а не знаменитые на весь мир арки песчаника считаются главной загадкой культового сооружения.

– Пожалуйста, не прикасайтесь к ним, – настойчиво предостерег гид.

– Простите, не знала, что нельзя, – с досадой отозвалась я, чувствуя непреодолимое желание через тактильный контакт наполнить тело силой, открывающей новые горизонты сознания. Быть может, волшебные камни способны забрать душевную боль?

– От них исходит мощное излучение, – продолжил мистер Неввил – пожилой седовласый мужчина в нелепой панаме с эмблемой Стоунхенджа. – Приборы выдают здесь совершенно иные показатели магнитных полей и гравитации. Если обойти круг по периметру с компасом, стрелка всегда будет направлена внутрь – в самый центр. Падение предметов, вопреки классической теории тяготения, происходит не вертикально, а по дуге. Можете попробовать.

Камень, выпущенный из разжатых пальцев с высоты роста, и впрямь приземлился вовсе не у моих ног. Более того, ударившись о массивный валун, отрикошетил и покатился по земле, пока не упал в глубокую яму.

Со стороны гида и остальных участников группы послышались неподдельные вздохи изумления.

– Осторожно, не подходите близко к краю, грунт может осыпаться. Здесь сейчас проходят археологические раскопки.

– Что было найдено под землей? – раздался вопрос от пожилой дамы с блокнотом для записей в руках.

– Захоронения, – слегка заикаясь на первом слоге, пояснил мистер Неввил. – Многие из погребенных были кремированы, что нехарактерно для того времени.

– Каково истинное назначение этого места? – спросила я, насильственно вынуждая себя отвлечься от гнетущих мыслей.

– Существует немало версий. Наиболее вероятная – обсерватория. Камни расположены таким образом, что по ним можно рассчитать даты солнечных затмений, составить лунный календарь, вычислить время, а также точки восхода и заката. Если посмотреть сквозь раму из сарсена, можно увидеть, как солнце поднимается с геометрической точностью прямо над пяточным камнем[17]17
  Отдельно стоящий каменный блок, расположенный на расстоянии 77 метров от центра круга Стоунхенджа.


[Закрыть] в день летнего солнцестояния.

Я лишь кивнула, изображая вовлеченность в беседу. Кого я пыталась обмануть?! Самозабвенный рассказ гида волновал меня в тот момент не больше, чем результаты исследования ученых из Франции об участках мозга, отвечающих за отвращение к сыру. Я давно мечтала посетить это место. Но мой интерес отныне покоился на кладбище Хайгейт. Я похоронила его вместе с едва возродившейся жаждой жизни и горящим факелом любви. Осталась лишь телесная оболочка – пустая, бездыханная. Футляр без содержимого.

– Следующая весьма занятная теория – это место силы, – продолжал мистер Невилл. – Здесь друиды[18]18
  Научно и религиозно просвещенные жрецы кельтских народов.


[Закрыть] проводили свои обряды и ритуалы, излечивая людей от смертельных недугов. Более смелые предположения гласят, что просвещенные жрецы воскрешали умерших в этом круге и даже сумели вывести формулу эликсира бессмертия.

Слушая его лишь краем уха, я не переставала думать о пресловутом «если бы, о параллельных мирах, подобных тернистым ветвям дерева, о бесконечности реальностей, в каждой из которых существует уникальная версия нас – модель, составленная под влиянием неповторимых условий. Если бы… «Если бы некая женщина не сбежала с любовником от ранимого и слабовольного Итана Арчера! Если бы психолог из больницы Модсли не принял решение досрочно уйти на пенсию! Если бы начинающего специалиста Дэвида Уоррена не назначили его временной заменой! Если бы молодой человек проявил серьезность и ответственность, коей обладает теперь, хотя бы на десятую ее часть! Если бы диспетчер не поддался соблазну напиться в тот злополучный день! Если бы отцу не пришлось лететь на конференцию! Если бы я не вынудила его купить проклятую игрушку именно на вокзале Паддингтон! Если бы, если бы, если бы»

– Легенда гласит, что в пределах круга сила мысли вступает во взаимодействие с энергетической аномалией, вследствие чего происходит реакция, многократно усиливающая эффект материализации, – с загадочной улыбкой поведал мистер Невилл. – Так что, думайте только о хорошем.

Незаметно отделившись от группы, я остановилась в тени одного из камней и отдалась потоку мыслей. Молила послать мне великодушие и даровать силы на прощение, но никто наверху не слышал немой крик о помощи. Внутренние резервы были полностью опустошены. Смятение походило на разрушительный ураган. Сквозь эту бурю я не могла различить истинных чувств. Если происходящее было очередным уроком принятия и прощения, я не прошла и его.

Шаг за шагом, медленно, обнимая взглядом сарсены, впитывая энергию этого загадочного места, не открывшего миру свои тайны за тысячелетия, я созерцала первозданную красоту природы в тишине рассвета. Так я не заметила, как оступилась, и в одночасье очутилась под землей – в яме, напоминающей своими очертаниями могилу.

«Не подходите близко к краю», – память на повторе воспроизвела предостерегающие слова мистера Невилла. Но было уже поздно. Подо мной подломился «лед».

Я не успела почувствовать ни страха, ни боли. Только мимолетное ощущение свободного падения, эйфорию, легкость и противоестественное умиротворение.

«Если бы, – думала я, теряя сознание.

«Если бы, – рисовала свои вариации Вселенная масляными красками, оставляя размашистые мазки на полотне новой реальности.

Глава VII

Мы создаем свою жизнь силой своего выбора.

Ричард Бах

Меня окружала темнота – густая, вязкая, осязаемая. Словно амниотическая жидкость, дарующая пробуждение жизни. Состояние невесомости и небывалой легкости – лишь обнуленное сознание, спящее в ожидании Большого взрыва. Пространство постепенно обретало форму и плотность материи, становилось устойчивым и надежным. Разум прояснялся, процессы восприятия возвращались в режим работы. Сквозь болезненный шум в ушах я уловила слабый отзвук бегущей воды – он приглашал отправиться в странствие. Неуверенно поднявшись на ноги, я последовала за ним. Чарующий перелив был до боли знаком – он напоминал плеск реки в монастыре, затерявшемся средь гималайских горных просторов. Теперь я отчетливо слышала в этом журчании мантру Великого знания и шла на зов, всецело доверившись ему.

– Ну, здравствуй, – приветствовал голос.

Тьма развеялась, съеденная светом. Сквозь слепящую белизну я различила силуэт протянутой руки.

– Я умерла? – Такой вариант казался наиболее правдоподобным и даже приносил некое облегчение.

– Тебе еще рано на тот свет.

Я подалась вперед, крепко сжав сухую морщинистую ладонь. Видение тотчас растаяло, сменив картинку, как кадр кино. Теперь я обнаружила себя идущей по дороге – вполне реалистичной, асфальтированной, неотличимой от настоящей.

Я и мой верный спутник Цэте с трудом пробирались сквозь толпу, заполонившую широкие проспекты незнакомого футуристичного города. Гул автомобилей, нечленораздельный гомон прохожих, эхо музыкальных аккордов – какофония звуков заглушала его голос.

– Время, проведенное в монастыре, не прошло даром. Ты оказалась достойной ученицей.

– Цэте, что происходит? Где я?

– Все хорошо. – Он положил ладонь мне на плечо.

Непредсказуемый поток уносил нас на своих волнах, словно пассажиров ненадежного бумажного кораблика, в открытое море, все дальше от берега. Чувство незащищенности и абсолютное непонимание происходящего усиливалось с каждым вдохом.

– Мне нужна помощь, пожалуйста! – наконец взмолилась я и остановилась посреди непрекращающегося хаотичного движения, растерянно глядя в по-отечески любящие глаза.

– Я не в силах помочь тебе. – Слова пригвоздили к земле смертным приговором. Горячая жидкость прилила к самой границе век, готовая выплеснуться наружу, и тотчас белесая пелена заволокла мир вокруг. – Твоя задача гораздо проще, чем кажется.

Тусклый свет надежды вновь забрезжил на рубеже бытия и забвения. Теперь я отчетливо слышала голос Цэте, окружавший нас шум постепенно умолкал:

– Следуй за своим сердцем – оно откроет все двери. Мое участие больше не требуется.

– Но что я должна делать? – Истина, казалось, была где-то рядом, витала в воздухе, но я не могла поймать ее, как проворную бабочку. Чувствовала себя ученицей-двоечницей, которая не способна усваивать информацию и применять ее на практике самостоятельно, а вместо этого регулярно использует различного рода подсказки и шпаргалки.

– Все ответы в тебе. Внутри. – С этими словами Цэте протянул мне старинный масляный фонарь. Хлопковый фитиль полыхал огнем и коптил едким дымом помутневшее от времени стекло. – Не отвлекайся на внешнее. Ищи глубже.

Он опустил взгляд и застыл, словно герой кинофильма, поставленного на паузу.

– Я не понимаю, – чуть не плача, взмолилась я. – Цэте, пожалуйста!

Но его фигура неотвратимо растворялась в воздухе. Тем временем шум вновь обрел былую громкость.

– Все ответы в тебе! – вскричала пожилая, сгорбившаяся женщина, возникшая из ниоткуда прямо передо мной. Гротескная особа с безумным взглядом трясла меня за плечи. Я высвободилась из цепких худощавых рук, чуть не выронив артефакт непонятного назначения.

– Внутри, внутри, внутри… – эхом вторили дети. Толпа звонкоголосых ребят окружила меня. Без перебоя повторяя одно и то же слово, они показывали пальцем в мою сторону и заразительно смеялись, будто им был известен ответ на загадку, над которой я все еще продолжала думать.

Выбравшись из оцепления этой дружной компании, я обреченно зашагала вслед за толпой.

«Не отвлекайся на внешнее», – гласил лозунг на гигантском рекламном плакате.

«Ищи глубже», – донеслось откуда-то сверху голосом, похожим на раскат грома. Глубже… Ну конечно! Мысль озарила сознание вспышкой сверхновой. Я бросилась назад, лавируя в потоке встречного движения, и наконец оказалась на том самом месте, где оборвался разговор с Цэте. Молясь о том, чтобы не ошибиться, я посмотрела вниз, туда же, куда устремил взгляд мой мудрый спутник, прежде чем расщепился на атомы. «Ищи глубже». Робкая, нерешительная улыбка тронула губы. Под ногами я обнаружила люк, прикрытый заржавевшей металлической крышкой, на которой вместо привычной маркировки красовалось рельефное изображение дерева с раскидистыми ветвями – точная копия моей картины… «Рождение Вселенных».

С трудом сдвинув ее, я спустилась вниз и погрузилась в напряженную тишину, которая, казалось, готова была того и гляди взорваться оглушительной мощью. Едва ноги коснулись земли, крышка люка медленно поплыла на место своего упокоения и через мгновение вновь оказалась наглухо закрыта. Тусклый свет масляной лампы был единственным ориентиром. Тепло огня, мягко вытесняя тьму, растеклось вокруг солнечным заревом.

Я петляла по узким тоннелям, не зная, куда идти, и существует ли выход где-то на просторах этих подземных лабиринтов. Стопы утопали в вязкой и податливой почве, казалось, под ногами расстелилось болото – один неверный шаг, и коварная трясина начнет беспощадную трапезу. Устрашающий мир, словно оживший с полотен Босха, был до краев наполнен аллегорическими отсылками. Доверять оставалось лишь интуиции, пропуская вперед себя рыжий, как проворная лисица, огонек.

Некоторое время спустя я оказалась в тупике. Отчаяние на мгновение взяло верх, но вскоре тусклое мерцание фонаря вырвало из темноты очертания двери. Не теряя времени даром, я толкнула тяжелые металлические створки, и яркий свет, тотчас ударивший в лицо, ослепил, заставив прикрыть глаза.

* * *

Вокруг не было ни людей, ни машин, ни высотных зданий, уходящих сквозь градиент облаков в бесконечность. Дверь, через которую я всего пару секунд назад выбралась из темного лабиринта, бесследно исчезла. Я стояла посреди благоухающего цветочного луга. Впереди виднелось озеро, в зеркальной глади которого отражалось солнце, а на противоположном берегу примостилась маленькая невзрачная хижина.

Я мгновенно узнала этот бревенчатый домик, некогда заботливо окрашенный в радостный грушевый тон, но с неумолимым течением лет выцветший и потускневший. Этот луг, посреди которого моя фигура застыла в нерешительности, чистейшее прозрачное озеро с пологим дном, покрытым мелкой галькой, небольшой самодельный пирс на деревянных балках – я узнала все, будто в одночасье перенеслась сквозь время и пространство в собственное прошлое. В безоблачное детство, еще не тронутое костлявой рукой смерти.

Мы с родителями неоднократно проводили в этом месте выходные, праздники, семейные торжества и долгожданные дни отпуска. Хозяин хижины, затерянной в безлюдной глуши, был давним приятелем моего отца. Окончательно и бесповоротно отдав предпочтение жизни в городе, «фамильную усадьбу», как он насмешливо называл оставшийся в наследство нескладный домик, не гнушался сдавать в аренду.

Прокладывая путь сквозь заросли мятежной растительности, я спешила прямиком к родному, дорогому сердцу оазису. Вспоминала, как сидела на разогретом солнечными лучами деревянном пирсе, болтая ногами по воздуху в безуспешной попытке достать до воды, и наблюдала, как мастерски отец вылавливает одну за другой крупных рыбок, одетых в переливающуюся чешую. Тело с каждым шагом наполнялось силами, а дух – решимостью. Наконец, преодолев дистанцию сквозь дикий луг, я замерла в паре метров от двери дома. В груди грохотало, будто сердце ударялось о ребра.

При ближайшем рассмотрении эта иллюзорная постройка оказалась неотличима от оригинала. Ладонь машинально легла на холодную, поржавевшую ручку двери. Я потянула ее на себя, но механизм не поддался. Тогда я заглянула в окно. Грязное, запылившееся стекло лишь отражало мое лицо: осунувшееся и печальное. Пространство по ту сторону не просматривалось, словно невидимый защитный экран скрывал происходящее внутри.

Я присела на корточки и заглянула в замочную скважину. Резкий металлический запах ударил в нос, всколыхнув отголоски воспоминаний – это был запах густо сочащейся крови, что охотно отдавалась в гостеприимные объятия воды. Борясь с подступившим приступом паники, я задержала дыхание и напрягла зрение. Увиденное в обрамлении неровных стальных контуров породило вопль ужаса. Ветер подхватил набор звуков и разнес затихающим эхом над поверхностью озера.

Внутри дом был не тем, что снаружи. Дорогая сердцу картинка фасада оказалась лишь ширмой для сокрытия чего-то потустороннего, жуткого, пугающего. Я сразу поняла, что замочная скважина служила глазком… Но куда? Из реальности в мир снов? Или же наоборот?

В девушке, лежащей на узкой койке посреди неуютного, незнакомого мне пространства, до краев наполненного холодным светом люминесцентных ламп, я узнала себя. По-видимому, она спала, но лицо ее, даже сквозь пелену забвения, казалось беспокойным. На руках виднелись синяки и ссадины, на лбу красовался свежий шов. Дэйв сидел рядом и гладил ее растрепавшиеся по подушке волосы.

– Прости меня, – шепотом произнес он. – Мне так жаль! Я не знал. Я же ничего не знал… – Грусть в его глазах достигла масштабов бездны.

– Дэйв! – Окликнула я, не рассчитывая быть услышанной. – Я здесь…

Сердце звало меня к нему, в то время как разум остужал пыл. Человек, который казался эталоном уверенности и оптимизма, теперь предстал предо мной обреченным и скорбящим, с потухшими глазами. Боль и негодование были все так же сильны, но, оказавшись здесь, где-то по ту сторону реального мира, я чувствовала, как мне не хватает его. Тепла, поддержки, понимания, утешения, принятия, любви… Всего того, чем он щедро одаривал меня. Всего того, чем я не смогла ему ответить.

Горячие капли заскользили по лицу. Казалось, по щекам стекает, вырвавшаяся на поверхность, вулканическая лава. Я отшатнулась от двери, и наконец звуки родного голоса стихли. Снаружи, но не внутри меня. В черепной коробке гремел набат, леденящий кровь. Я машинально побрела прочь в сторону озера, опустилась на шаткий пирс, как в детстве, свесив ноги. Ступни тотчас по щиколотку утонули в кристально чистой воде.

«Я уже не маленькая девочка, что безуспешно пытается нарушить спокойствие невозмутимой глади. Я давно повзрослела».

Вдалеке виднелись два изящных белоснежных силуэта. Грациозные лебеди плавно скользили по поверхности воды, оберегая друг друга от возможной опасности. Преданность этих величавых созданий поистине достойна восхищения.

«Если бы люди были способны на столь благородные чувства! Если бы нам было ниспослано умение прощать и любить, невзирая на вероломные преграды судьбы!»

Холод озерной воды действовал отрезвляюще. Немного восстановив ясность мыслей, я поднялась на ноги и решительно зашагала обратно в направлении хижины.

Я не представляла, как выбраться из непостижимого пространства, в котором оказалась замурована поневоле. Истерзанный, затуманенный разум подсказывал, что разгадка находится внутри дома. Но как туда попасть, если дверь наглухо заперта? В глубине души я надеялась, что удастся найти раскрытое окно или потайной подвальный лаз, незамеченные ранее. Но обойдя дом по периметру, я не обнаружила ничего. Конечно, можно было запустить камнем в стекло, но прибегать к разрушениям не хотелось. По крайней мере, не сейчас. Вряд ли погром – удачная тактика.

Я вновь поднялась на крыльцо и опустилась перед деревянной дверью, поросшей мхом и лишайником. На этот раз моему взору предстала совершенно иная сцена, разыгравшаяся по ту сторону замочной скважины.

Я узнала комнату в доме Дэйва, где мы оборудовали художественную мастерскую. Но теперь вместо мольберта здесь стоял роскошный письменный стол, неопрятно заваленный документами. Пробковая доска на стене приютила на своей безбрежной поверхности множество фото, пришпиленных разноцветными озорными булавками. Счастливые улыбки незнакомых некогда людей, которые за годы, проведенные вместе, стали одной дружной семьей. Действующие лица менялись, и лишь двое присутствовали на каждом снимке – всегда рядом – закадычные друзья, которых неспособно разлучить время. Дэйв и Стив. Переплетенные в крепкий узел судьбы. Ушедшие моменты, сохраненные навечно, как редкий жучок, насаженный на иглу в коллекции экзотических насекомых – жизнь его давно оборвалась рукой неугомонного энтомолога, но спустя время он все еще выглядит так, словно готов вот-вот продолжить насильственно прерванный путь. На каждой карточке стояла дата – хронометраж, берущий начало в студенческие годы ребят, и заканчивая… годом настоящим.

Та самая фотография с выпускного вечера, в сердцах разорванная Дэйвом на Кайласе, теперь располагалась посреди временной цепи. За ней следовала череда снимков, где Стив безмятежно позировал – остепенившейся и возмужалый – в возрасте, до которого не дожил. На одном из кадров именинник задувает тридцать свечей на грандиозном двухъярусном торте. Беззаботно и жизнерадостно, не подозревая, что вот уже долгие годы покоится в могиле.

Я машинально спустилась с крыльца, пытаясь проанализировать увиденное и сложить общую картину из разрозненных частей. Но был ли в этом смысл? Густая осока, заполонившая некогда ухоженный газон, ранила ноги, впивалась острыми зазубринами под кожу, словно норовила отрезать кусочек плоти. Не замечая боли, я бродила хаотично, прокручивая в голове возможные версии происходящего. Ни одна идея не казалась логичной и достойной дальнейшего осмысления.

Я вернулась в исходную позицию – к неуступчивой двери. Поржавевшая замочная скважина манила в очередной раз заглянуть внутрь. Безжизненный металл дышал в лицо холодом. По ту сторону вновь все изменилось…

Растрепанные волосы цвета пшеничных колосьев, голубые глаза, излучающие счастье, улыбка, заставившая меня улыбнуться – пусть и в столь неподходящий момент, пусть и сквозь слезы. Это была Лина. Я видела нас веселыми и беззаботными. Словно впав в детство, мы наперегонки бежали вдоль кромки моря, то и дело спотыкаясь на рыхлом песке. На моей левой руке, которой я показывала большой палец, поднятый кверху, отчетливо виднелись стихотворные строки. Но под ними не оказалось ни единого шрама.

Порой люди, встреченные на мгновенье по воле случая, становятся куда ближе и роднее, нежели те, с кем бок о бок прошли долгие годы. Голосом Лины отныне звучала моя интуиция, а слова, услышанные от нее, превратились в мантры. Теперь я вновь видела ее живой и одухотворенной, такой, как запомнила при жизни.

– Лина, – неуверенно позвала я. Но взаимодействия не случилось. Я могла лишь созерцать. Подглядывать за своим альтер эго, как беспринципный шпион, затаившийся впотьмах с биноклем.

Спустя некоторое время, собравшись с духом, я вновь заглянула в замочную скважину и узнала центр родного Вайле. Тихое уютное кафе на одной из узких улочек, откуда открывался живописный вид на церковь Святого Николая. Трое посетителей разместились за столиком на веранде возле низко посаженного окошка, заставленного ящиками с благоухающей геранью. Алые, словно капли крови, цветы улыбались гостям, и те отвечали взаимностью, чокаясь бокалами с пузырящимся шампанским.

Острый, с тысячью зазубрин клинок вонзился в сердце и несколько раз провернулся внутри. Боль сковала тело с головы до пят. Лихорадочный жар вмиг сменился противоестественным холодом. Я узнала двоих, беспечно беседующих с моим очередным альтер эго, едва взглянув на их лица. Это были мои родители – уже не столь молодые, какими я помнила их, но прекрасные той благородной красотой, что свойственна элегантному возрасту. А главное… живые!

Дрожащие пальцы соприкоснулись с шершавой поверхностью металлической ручки. Я решительно дернула дверь на себя, но она и не думала подчиняться. Еще одна попытка, еще, еще и еще… Впав в безумство, я была готова снести чертову конструкцию с хлипких петель, лишь бы оказаться по ту сторону, но механизм не сдавался. Невидимая сила словно насмехалась над моей отчаянной, заведомо проигрышной борьбой.

Взяв себя в руки, я принялась осматривать входной проем, подсвечивая каждый дюйм тусклым светом масляной лампы. Увиденное и воодушевляло, и страшило: древесина иссохла и ужалась с течением времени, образовав щели между дверным полотном и рамой. В месте крепления замка сквозь эти зазоры отчетливо просматривалось полное отсутствие задвижки. Ничто не сдерживало дверь, она словно парила в воздухе в обрамлении ветхого каркаса.

В отчаянии я наносила удар за ударом по бездушной конструкции, лелея призрачную надежду, что физическая сила одержит победу. Содранная кожа яркой иллюстрацией безысходности повисла на грубой древесине. Занозы впивались все глубже, намекая на тщетность попыток. Каждый новый удар не приносил ничего, кроме боли.

Взгляд бездумно скользил по разбитым в кровь ладоням, ниже – к запястью, по словам, запечатанным под кожей. Клеймо, которым я наградила себя по собственной воле, оказалось пророческим:

 
«…В неведомые, незабвенные
Врата мы увидим, что нам
Здесь изучить осталось
Лишь то, что было вначале»
 

– Это ад, – вырвалось утробным криком из груди.

Мелкая дрожь сотрясала тело. Слезы не утихая омывали щеки. Я опустилась на колени, вплотную прижавшись к хладнокровной, призрачной двери, за которой протекала мирная, наполненная счастьем жизнь. Моя иная жизнь. Казалось, я вечность просидела так без сил. День здесь не чередовался с ночью, небесные светила не меняли положение и яркость, напоминая статичный реквизит, приклеенный к безмятежному бледно-голубому пологу. Время застыло. Сжавшись в комок оголенных нервов, я грелась эфемерной близостью увиденного. Оказавшись на грани отчаяния, сердце поневоле цеплялось за привлекательный вымысел в надежде на то, что он окажется истиной…

«А пока иди наблюдать. Смотри в оба». – Вспышка памяти выудила из глубин прошлого слова Цэте. Казалось, тот первый день моего пребывания в монастыре был в другой жизни: давнишней, недосягаемой, безвозвратно утерянной.

С трудом заставив себя приподняться, я продолжила созерцать происходящее по ту сторону: близкое и далекое одновременно. Сюжеты, вырванные из самых смелых грез, оживали перед глазами. Они проносились на расстоянии вытянутой руки. В действительности же нас разделяли все фундаментальные законы физики и здравого смысла.

Белоснежный корабль, затерянный посреди океана, походил на гигантский айсберг. Чернильное небо, испещренное звездами, плавно перетекало в соленые воды, создавая иллюзию единого пространства. Прорезая носом зеркальную гладь, лайнер нес пассажиров к берегам Карибских островов.

Двое в каюте на одной из верхних палуб не спали, упиваясь близостью, как терпким вином. Сквозь замочную скважину я наблюдала ту самую реальность, о которой в шутку упомянул Дэйв во время нашего разговора в Ангкоре. Мурашки рассыпались по коже, будто соль, опрокинутая по неосторожности.

«То есть, где-то существует мир, в котором… ну, скажем, мы не сидим сейчас здесь, увлеченно обсуждая философские вопросы, а вместо этого занимаемся любовью в каюте круизного лайнера?» – Его слова пронеслись в голове теплым морским бризом.

Я смотрела на других себя и Дэйва, затаив дыхание, замерев в моменте сакрального созерцания, хотя и знала, что не окажусь постыдно замеченной. Глядя на них, я вспоминала – нас… Учащенный пульс на запястьях, обжигающая страсть губ, сила и власть его рук над моим телом, взгляд, ласкающий кожу… Минули лишь сутки – жалкие часы – с тех пор, как мы были счастливы и опьянены друг другом так же, как те, другие, за которыми я теперь нахально подглядывала.

Он держал ее руки, запрокинутые к изголовью кровати, и двигался ритмично, заставляя томно вскрикивать от обуявшего наслаждения. Она прижималась к нему бедрами, ища еще большей близости, и влажными губами впивалась в плечи. За круглым иллюминатором, выполненным в декорациях корабельного штурвала, зияла бездна. Звезды танцевали на беспокойной поверхности океана, ветер завывал, ударяясь о корму.

Коктейль из сомнений растекся щекочущим ощущением неуверенности по венам. Я вновь осела на землю возле проклятой двери, которая позволяла смотреть, не пересекая черту.

Не осознавая, сколько минуло часов, а быть может, дней, недель или месяцев с тех пор, как я впервые заглянула в этот портал, я, подобно заводной механической игрушке, продолжала добровольно узаконенную пытку и каждый раз видела новые сюжеты. Казалось, все происходящее грозило неминуемой остановкой сердца от нестерпимой силы эмоционального потрясения. Это решило бы все проблемы…

* * *

Я на отлично разбиралась в теоретической части, но с треском провалила практику. Знаний далеко не всегда бывает достаточно. Порой они абсолютно бесполезны, как рудиментарный орган, если не уметь применять их в реальной жизни. Я была убеждена, что действительно верю в то, что кропотливо изучала, о чем говорила со знанием дела. Но между верой теоретической, и той верой, что предстоит обрести, когда оказываешься лицом к лицу с материализовавшимся допущением, лежит непреодолимая пропасть.

Настоящий момент времени – результат хитросплетения событий прошлого. Сегодняшняя реальность – плод наших вчерашних помыслов. Мир – полотно, сотканное из множества нитей. А что если изменить вводные данные?

В каждом из нас изначально заложено света и тьмы в равных пропорциях. Это базовые настройки по умолчанию. Только наша воля определяет, в какую сторону склонится чаша весов. Вариантов – бесчисленное множество. И хотя выбор всегда остается за нами, мы принимаем не единственное решение. Каждая вероятность, каждое допущение разыгрывается, подобно театральной постановке, на подмостках обособленных миров.

Мы воспринимаем жизнь как маршрут из одной точки в другую, как круиз по реке времени. На самом же деле жизнь – растущий по экспоненте набор обстоятельств. Каждое принятое решение приводит нас в одну из граней реальности. Такие вероятности возникают вновь и вновь, образуя все больше и больше побегов от основной ветви. Это похоже на дерево… На картину, написанную моей рукой – черно-белый монохром – «Рождение Вселенных».

Порой за красивой оболочкой мы не замечаем истинную суть вещей. Смотрим поверхностно, соблазняясь фасадом. Так поначалу каждый из увиденных сюжетов казался воплощением мечты. И я бездумно тянула на себя ручку двери, склоняясь то к одному, то к другому варианту. Но беглый взгляд воспринимает лишь верхушку айсберга. Эти ватные куклы – альтер эго, поставленные в идеальные, казалось бы, условия, вызывали не что иное, как отвращение.

«Смотри глубже», – наставлял меня Цэте. Наконец я последовала его совету.

Заглянув в очередной раз в замочную скважину заколдованного дома, я увидела гостиную Дэйва, выкрашенную черно-белой краской. Едкий табачный дым, клубясь в воздухе, походил на туман, нависший над городом. Холодное неуютное помещение не имело ничего общего с тем, что отпечаталось в моих воспоминаниях. Обстановка казалась чужой и незнакомой. От былой атмосферы искусства остался лишь дешевый пластмассовый, словно детский, мольберт, запрятанный в угол. Судя по толстому слою пыли, инструмент уже долгое время не использовали по назначению.

Дэйв вошел в комнату – лохматые волосы торчали в разные стороны, отросшая борода угрожающе щетинилась. Он остановился позади ярко-накрашенной вульгарной особы, в которой я с трудом узнала себя. Ладони заскользили по обнаженной коже под одеждой, губы жадно впились в шею, оставляя следы. Ласки больше походили на укусы хищного зверя. Этот человек не вызывал во мне иных чувств, кроме необъяснимого страха. Было что-то в его взгляде, выражении лица, интонации, что заставляло сердце биться чаще, но отнюдь не от любви.

Резкая, неблагозвучная мелодия нарушила интимность момента. Дэйв нехотя извлек телефон из кармана джинсов.

– Стив, – раздраженно пробубнил он и сбросил вызов. – У нас есть дела поважнее, да Кэти? – Хриплый голос был чужим, как и сама форма имени – этот набор ничего не значащих букв, фальшиво прозвучавших из его уст. По спине пробежал озноб.