Текст книги "Альтер эго"

Глава IX

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

Жан-Поль Сартр

С того дня как меня выписали из больницы, так и не сумев установить причину остановки сердца, минул лишь неполный месяц. Но за это непродолжительное время все во мне изменилось до неузнаваемости: образ мыслей, оценка произошедшего, чувства, господствующие в сердце. Попутно изменился и сам мир вокруг. Он больше не казался жестоким и недоброжелательным. Я начала различать его подлинную красоту и искренне благодарить за каждый ниспосланный день. Очищение от замшелых сомнений и сожалений, безоговорочное, непогрешимое прощение преобразили жизнь. Прошлое успело потерять свою власть. После долгих лет тоски это произошло на удивление легко и естественно, как по мановению волшебной палочки. Те же метаморфозы я замечала и в Дэйве. Молча, не произнося ни слова, мы заговорщицки улыбались друг другу, словно нам удалось отыскать ответ на загадку мироздания.

* * *

Небо висело удивительно близко – чистое, безоблачное, озаренное светом. Мы не спеша прогуливались по набережной Квин Уолк на южном берегу Темзы, наслаждаясь теплой и ясной погодой, нехарактерной для середины осени. Уютные веранды ресторанов на свежем воздухе в обрамлении декораций к Хеллоуину были до отказа забиты посетителями. Уличные музыканты, заглушая друг друга, соревновались в мастерстве исполнения завораживающих мелодий. Мягкий бархатистый ветерок разносил по округе умопомрачительные ароматы запеченных каштанов, блюд из тыквы и яблок в карамели.

– Катрин, я хотел задать один вопрос. Не знаю, подходящее ли сейчас время. Это косвенно связано… – Дэйв запнулся, – с прошлым.

– Все в порядке, спрашивай.

– Когда ты ушла, то оставила блокнот с рисунками…

– Да, хотелось в очередной раз бросить все и начать с чистого листа. Как в прямом смысле, так и в переносном. А что, тебе не понравились рисунки? – шутя переспросила я.

– Они прекрасны! Ты же знаешь, я твой главный поклонник.

– Ладно, прощаю. Но, чувствую, что есть какой-то подвох.

– Портрет девушки. Светловолосая с голубыми глазами. Ты только не подумай ничего такого…

– Это Лина, – я прервала нелепые оправдания. – Мы познакомились в Непале. Она стала мне настоящим другом, в отличие от всех тех, кого я раньше по наивности принимала за друзей. Жаль, что ты не знал ее!

– Я знал, в том-то и парадокс… Едва взглянув на рисунок, понял, что это она… Лина. Невероятное совпадение, просто абсурдное!

– В каком смысле? – Сердце пропустило пару ударов и забилось в ускоренном ритме.

– После аварии я долго восстанавливал душевный покой. Тот год прошел в путешествиях. Но путешествовал я не ради новых впечатлений, а в попытках обрести прощение. Глупо, конечно! Искал себя то в религии, то в тяжелом физическом труде, который не оставлял времени на мысли, то в рюмке спиртного. В общем, менял континенты, страны, города, надеясь запутать следы и сбежать – от самого себя, наверное. – Он покачал головой. – Склонность к таким же безнадежным маневрам я заметил и в тебе. Еще при первой встрече.

– Да, мы во многом оказались похожи. И связаны узами прошлого крепче, чем допускают законы логики. Но что там насчет Лины?

– Мы познакомились в Канаде, в Калгари[20]20
  Город в провинции Альберта.


[Закрыть]. Я тогда…

– Дай угадаю, – перебила я. – Безбожно пил, а Лина помогла тебе вернуться в норму?

– Откуда ты знаешь?

– Она рассказывала о человеке, который исполнил ее мечту. Не называя имени. Я и подумать не могла…

– «Исполнил мечту» – громко сказано. Всего лишь передал деньги. Уже спустя пару дней я вернулся домой. Как раз близилось начало нового семестра. Я решил продолжить обучение. И все благодаря этой девушке, которая убедила меня не сдаваться… Так значит она все-таки улетела в Азию?

– Да, вскоре после вашего знакомства. О тебе она вспоминала, как о спасителе, «добром помощнике». Лишь переживала, что ничего не смогла дать взамен.

– Не смогла дать взамен?! Серьезно?! – рассмеялся Дэйв. – Да она буквально собрала меня по кусочкам! Совсем еще ребенок, ей восемнадцать на тот момент только исполнилось, но мудрая не по годам! До встречи с ней я, откровенно говоря, деградировал. Сторонился людей, не желал принимать помощь. А ей открылся. До сих пор не понимаю, как ей это удалось, но после нашего разговора я поверил в себя – в то, что еще смогу сделать что-то достойное.

– Да, – с тоской улыбнулась я. – Она была такой.

– Постой… – по его лицу скользнуло напряженное выражение. – Почему ты говоришь в прошедшем времени?

Мне едва хватило сил произнести это, глядя на Дэйва – воодушевленного и такого счастливого:

– Она умерла.

Его эйфория схлынула в одночасье.

– Лина появилась на свет с неизлечимым заболеванием. Еще до встречи с тобой она перенесла операцию. Тогда на время все наладилось, а спустя годы… Медицина в Непале, стоит признать, никакая.

– Выходит, если бы она осталась на родине, то сейчас с большей долей вероятности была бы жива?! Я думал, что помог, но получается…

– Не говори так. – Я повернулась к нему и взяла за руку. – Пусть жизнь ее и оказалась недолгой, зато она была наполнена смыслом! Разве не это главное: быть на своем месте, чувствовать себя счастливым?!

– Мне сложно рассуждать в таком духе. Я же не познавал буддистскую мудрость вместе с вами.

– Точно так же я реагировала на ее слова, которые казались тогда то ли проявлением равнодушия, то ли сумасшествием. А теперь на все смотрю иначе. Монах, который приютил меня в монастыре, однажды сказал очень мудрую вещь: «Все случится так, как должно быть, и, поверь, это будет наилучший исход, даже если со стороны покажется иначе».

– Он прав – со стороны часто кажется иначе.

– Я поначалу тоже не видела смысла. Но теперь он мне предельно ясен.

– Научишь и меня понимать?

– Ты сообразительный ученик, уже делаешь успехи, – улыбнулась я.

– У меня ведь лучший учитель!

– Кстати, именно благодаря Лине я оказалась на Кайласе. Перед смертью она попросила меня пройти ко́ру. Сказала, что там я обрету судьбу. Словно все предвидела.

– Стало быть, если бы не она, мы могли и не встретиться…

– Встретились бы в любом случае. Просто пришлось бы ждать дольше. – Я лукаво подмигнула, вспоминая о тайнах, которые раскрыла мистическая хижина.

– Все-то ты знаешь!

– Я видела альтернативные реальности. – Порой лучший способ убедительно солгать – в открытую озвучить правду.

– Да ты что?! – Дэйв добродушно рассмеялся и прижал меня к себе. Ветер трепетал меж нашими лицами игриво, словно непоседливое дитя. – И что же ты там видела, расскажешь?

– Разное. Но финал всегда один – ты и я. Ну, почти всегда…

– Такой финал мне по душе.

Проходя под мостом Ватерлоо, мы остановились у букинистической лавки. Старинные книги, винтажные плакаты и путеводители, альбомы с иллюстрациями, репродукции в ветхих деревянных рамах под мутным стеклом – каждый предмет вызывал неподдельный восторг. Эти вещи хранили в себе историю. Виниловые пластинки выдающихся музыкантов – взгляд зацепился за обложку легендарного альбома The Beatles. Знаменитое фото было сделано на перекрестке Эбби-Роуд больше полувека назад. Память тотчас понесла меня на волнах отбойного течения. В прошлое. В детство. В гостиную, где стоял старинный граммофон – гордость отца. В его коллекции была точно такая же пластинка. От этих воспоминаний по лицу скользнула ностальгическая улыбка. Теперь не тоска, нет. Отныне лишь благодарность.

– Смотри, что я нашел, – Дэйв окликнул меня, прервав теплый поток мыслей.

– Тибетская Книга Мертвых! Что это, если не весточка от Лины?!

– Кажется, скоро и я начну во все это верить, – улыбнулся Дэйв. Его глаза излучали одновременно весь спектр эмоций.

– Почему бы и нет… А, кстати, где та книга, что я оставила тебе?

– Когда молча сбежала?

– В который раз?

– Три – три, – подытожил Дэйв.

– Окончим спор на этом счете?

– И правда, долой соревнование! А ту книгу я отдал какому-то парнишке в кемпинге неподалеку от Ангкора. Он попросил одолжить почитать, и я не раздумывая решил подарить.

– Благородный жест.

– На самом деле благородство ни при чем, я просто злился на тебя за то, что ты все же уехала. Несмотря ни на что…

– В таком случае придется купить новую.

Ветхий томик, который мы не раздумывая приобрели, казалось, был близок к тому, чтобы рассыпаться пылью в моих руках. Бережно перелистывая пожелтевшие шероховатые страницы, я вспоминала о времени, проведенном в монастыре, о людях, посланных на мой путь, о том, как смогла преодолеть болотную илистую почву и вырваться на поверхность, подобно цветку лотоса. На душе царило спокойствие. Все было не напрасно. Слова Лины тихим шепотом звучали в шелесте страниц: «То, что поначалу кажется ужасной потерей, в итоге может оказаться благом». Пройдя лабиринт испытаний, я наконец признала правоту ее слов.

– Знаешь, что такое книжное гадание?

– Увы, не довелось, – добродушно проворчал Дэйв.

– Назови страницу и номер строки.

– Ну, хорошо. Допустим, страница семьдесят один, строка четыре.

– Так, посмотрим… «Не прикрепляйся к ушедшему, не береди чувства, не давай им разыграться и поглотить тебя. В страшные места могут увлечь нас волны переживаний».

Мы синхронно переглянулись, осмысляя подтекст предсказания.

Впереди уже виднелся знаменитый Лондонский глаз или Колесо Тысячелетия – аттракцион, воздвигнутый в самом сердце столицы в честь наступления миллениума. Величественный круг высотой с 45-этажный дом был оборудован тридцатью двумя стеклянными кабинами-капсулами – именно столько районов, или боро, как здесь принято говорить, насчитывал город.

– Прокатимся? – предложил Дэйв.

– С удовольствием!

* * *

Прозрачная сферическая кабина колеса обозрения плавно поднималась все выше и выше, тянулась к максимальной отметке, убегая от земли, где кружились в осеннем вальсе разноцветные листья. Я умиротворенно наблюдала за тем, как солнечные зайчики, играют на наших переплетенных ладонях.

– Прекрасный день, – прошептал Дэйв, склонившись ко мне так близко, что губы коснулись щеки.

Такого спокойствия и уверенности я не испытывала уже давно. Очень давно. Да и испытывала ли когда-то с тех пор, как жизнь разлетелась вдребезги?!

– Рядом с тобой мое сердце стучит как-то по-особому. И неважно, что осталось позади. – Я крепко обняла Дэйва, уткнувшись лицом в плечо, вдыхая аромат любимого одеколона с древесными и мускусными нотами.

Внезапно набежавшее облако на миг заслонило солнце. Тень взяла нас под свое крыло, обдав кожу тревожной прохладой. Болезненное предчувствие кольнуло сердце. Атмосфера всеобщей расслабленности теперь диссонировала с внутренними ощущениями.

– Красивый вид. – Я огляделась по сторонам в надежде избавиться от дурных мыслей.

«Лондонский глаз» и впрямь давал прекрасный обзор на город. Где-то далеко под нами раскинулись крыши величественных сооружений, мосты, соединявшие разобщенные берега Темзы, зеленые массивы бывших лесных угодий, оборудованные теперь в ухоженные парки.

– С верхней точки открывается обзор на весь город и даже за его пределы – вплоть до Виндзора. – Дэйв указал в западном направлении, туда, где расположился знаменитый королевский замок.

Как назойливую муху я пыталась прогнать внезапно нахлынувшее волнение, но все было тщетно. Несмотря на то, что в объятиях Дэйва я чувствовала себя под надежной защитой, спокойствие так и не вернулось. Его забрала с собой холодная тень.

– Этот город не так уж плох, – улыбнулся Дэйв, вырвав меня из водоворота сбившихся с курса мыслей.

– Готова дать ему второй шанс.

Сакральную близость прервал бесцеремонный телефонный звонок. Сердце вновь замерло от скверного предчувствия. Номер принадлежал адвокату, который представлял мои интересы в деле о поджоге галереи.

– Алло, – взволнованно ответила я.

– Катрин, здравствуй, это Матиас. Не отвлекаю? – Напряженный голос не сулил добрых известий.

– Привет. Вообще-то отвлекаешь… Но, неважно. Что-то случилось?

– У меня такие новости, ты себе не представляешь!

– Действительно, не представляю… Что вдруг могло произойти?! Все уже давно в прошлом – и слава Богу!

Туристы, поглощенные созерцанием видов, бросали в мою сторону неодобрительные взгляды. Напряженный разговор, который им поневоле приходилось слушать, похоже, не вписывался в культурную программу.

– В общем, пару месяцев назад дело было отправлено на повторное рассмотрение в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Даже не знаю, как сообщить тебе главную новость. – Он нервно рассмеялся.

– Матиас, у тебя есть моя доверенность, можешь делать все, что считаешь нужным. Но что бы там ни было, я не желаю знать деталей. Меня вполне устроило решение суда. – И хотя боль утихла, мне все еще стоило немалых усилий переводить страдания в скупые юридические термины.

– Да, но это ты точно должна знать! Новость хорошая, Катрин.

– По твоему голосу незаметно. Ладно, выкладывай, что там?

– Это касается не самого поджога, а… скажем так, последующих событий.

Организм отреагировал на полученную информацию едва уловимым болевым сигналом на запястье левой руки. Меньше всего в этот дивный день, наполненный теплом любви, мне хотелось вспоминать о том, что произошло после пожара.

– Дело в том, что, – выдержав паузу, продолжил Матиас, – Бьорн сознался в попытке убийства.

– Какого еще убийства? – Я почувствовала, как кровь прилила к голове, сделав ее тяжелой, готовой того и гляди рухнуть с плеч.

Дэйв продолжал держать меня за руку, но его участия становилось катастрофически недостаточно. Казалось, что каждое слово, доносящееся из динамика, отдаляет нас друг от друга.

– Катрин, ты не совершала суицид, это была попытка убийства, – наконец повторил Матиас. – Заседание суда назначено через две недели. Я специально не беспокоил тебя до последнего. Но теперь твое присутствие на слушании очень желательно. И, кстати, передавай привет Дэйву.

– Что? Откуда ты о нем знаешь? Я ведь с тобой уже больше года не общалась!

– Ну, это же он зародил во мне сомнения. Ты что, забыла? Или… Вот черт! Ты, наверное, не знала о нашем разговоре?

Телефон выпал из бесконтрольно разжатых пальцев. Весь окружавший меня мир в одночасье перевернулся незамысловатой конструкцией песочных часов. Отсчет вновь пошел с нуля.

– Катрин?! – Дэйв взволнованно смотрел на меня, крепко держа за плечи.

Я не смогла ответить. Слезы заструились из распахнутых глаз, бездумно устремленных в пустоту, мимо всех видимых физических объектов. Мутная седовласая дымка заволокла пространство вокруг, сделав силуэт Дэйва расплывчатым и неясным. Словно время властной рукой вновь стирало его образ.

 
«Мы будем скитаться мыслью
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
В неведомые, незабвенные
Врата мы увидим, что нам
Здесь изучить осталось
Лишь то, что было вначале»,
 

– в голове заевшей пластинкой крутились судьбоносные слова. Теперь они обрели всю полноту смысла.

«Неужели, наша жизнь – не что иное, как замкнутая воедино спираль извечного вращения повторов?»

Следуя по строкам пророческого стихотворения, как по ленте Мебиуса[21]21
  Неориентируемая односторонняя (в отличие от большинства предметов, имеющих две стороны) поверхность с одним краем в трехмерном пространстве.


[Закрыть], я вернулась в отправную точку пути с увесистым багажом вновь обретенного опыта. Те же исходные данные, те же действующие лица – теперь они предстали в виде искаженного отражения. Дороги жизни неисповедимы, судьба сама ведет нас в нужном направлении. Так в один миг из несостоявшейся самоубийцы я превратилась в жертву хладнокровного нападения, из виновницы собственных бед – в пострадавшую от злого умысла, из порицаемой – в достойную сочувствия.

– Что это значит, Дэйв? – только и смогла произнести я, едва мы ступили на твердую поверхность земли и миновали толпу восторженных туристов.

– Катрин, я все объясню. – На его лице плясало беспокойство, а взгляд метался по сторонам, избегая прямого контакта глаза в глаза.

– И давно ты в курсе?

– Я узнал только сейчас вместе с тобой.

– Просто немыслимо… – В легких остро ощущался дефицит кислорода. – Откуда ты знаком с Матиасом?

– Катрин, вся информация есть в открытом доступе, я действовал абсолютно законно. Выяснил имя твоего адвоката и связался с ним. Поделился своими домыслами. Был всего один звонок. С тех пор я не получал от него известий. Честное слово!

– «Поделился домыслами»?! Какими же, позволь узнать?!

– Откровенно говоря, – он тяжело вздохнул, – я с самого начала сомневался в том, что ты это сделала. У меня достаточно обширные знания в вопросах суицидального поведения: как теоретические, так и практические. Но ты… Катрин, ты не подходила под портрет самоубийцы!

– Постой, постой… – Полученная информация не укладывалась в голове. – Ты думал, что я притворяюсь?!

– Нет, разумеется, нет!

– Симулирую, чтобы вызвать жалость к себе?! – Его слова не достигали моего сознания, эмоции были чересчур сильны – били ключом, затапливая все в пределах досягаемости.

– Как ты можешь так думать?!

– У меня за спиной ты ворошил мое же прошлое, Дэйв! Я уже не знаю, что думать!

– Я не хотел бередить твои раны понапрасну. – Он стойко отражал каждую атаку.

– Поразительно! – воскликнула я, отказываясь понимать логику. – Тогда почему же не сказал об этом мне? Почему позволял все это время жить с грузом мнимой вины, если мог избавить от нее раз и навсегда?!

– Катрин, да как ты не поймешь?! Я же не провидец, не Господь Бог! Какие доказательства у меня были кроме интуиции? Я мог ошибаться! Знаешь, сколько раз я сомневался?! И что бы ты почувствовала, если б я дал тебе надежду, а она оказалась ложной?

Шторм гнева постепенно сходил на нет, оставляя за собой сумбурное смятение. Мир вновь перевернулся вверх тормашками, отбросив меня далеко за орбиту.

– Катрин, – Дэйв осторожно коснулся моего плеча, взывая к помутившемуся рассудку, – ведь все это сейчас неважно. Имеет значение другой факт…

Я стояла молча, не в силах произнести ни единого слова. Мне предстояло научиться жить с новой правдой. Перемены, пусть и к лучшему, порой трудно принять. На то, чтобы привыкнуть, требуется время.

– Шок скоро отступит. – Он провел рукой по моим волосам и прижал к себе, укрывая от разгулявшегося ветра. – Я с тобой!

– Я… – Сердце стучало высоко, мешая говорить, будто застряло в горле. – Мне сложно все переосмыслить.

– Ничего, ничего, – шептал он, целуя мои мокрые от слез щеки, пульсирующие виски, разгоряченные, пересохшие губы. – Я знал, что будет именно так, не терял веру, даже когда поддавался искушению сомнений.

– Спасибо тебе! – Пелена наваждения спала с глаз, отрезвив сознание: если бы не чутье, напористость и настырное желание Дэйва любой ценой добиться справедливости, истина могла бы навечно остаться похороненной на кладбище совести Бьорна и Ракель. – Прости за грубость. Все произошло так неожиданно! У меня ведь никогда не возникало ни малейшего сомнения! Спасибо! – Голос утонул в судорожном вдохе.

– Все теперь будет хорошо!

– Еще полчаса назад казалось, что лучше уже некуда.

– Счастье не знает лимитов, если оно безгрешно…

Я взглянула на него в недоумении.

– Мне кажется, что-то похожее сказали бы твои мудрые гималайские друзья.

Поток ликования хлынул сквозь прорвавшийся шлюз отрицания. Искренний, хотя и с нервозной ноткой, смех прорезал тишину. Я крепко обняла Дэйва и почувствовала, как ноги оторвались от земли. Наши тела закружились в упоенном танце восторга по аллее, проложенной в тени платанов. День степенно клонился ко сну, обещая новый рассвет и новое утро, которое я встречу счастливой и освободившейся от тяжких оков вины, гнева, отчаяния.

* * *

Как выяснилось позднее, Бьорн и Ракель знали о том, что я слышала их обличающий разговор. Эти двое не поленились изучить запись с камеры видеонаблюдения уже после поджога. Тогда и обнаружилось, что накануне безмолвное присутствие за приоткрытой дверью сделало меня немым свидетелем. Но, немым ли? Неутешительный ответ был очевиден. Так и созрел зловещий план, сфабрикованный наскоро за ночь.

На следующий после пожара день, вливая в себя глоток за глотком тошнотворный виски, который так и норовил выплеснуться обратно, я и не догадывалась, что в напиток подмешено снотворное, а за дверью в ожидании решающего удара притаился хладнокровный убийца. Бьорн пробрался в квартиру, пока грузчики заносили на этаж уцелевшие картины. Какое-то время дверь оставалась незапертой, а моя бдительность парализованной. Этого хватило для осуществления замысла. Не убийство, не несчастный случай, но именно мизансцена суицида была конечной целью. «Поджигательница и воровка, не справившись с ношей вины, повторила фамильный сценарий», – гласили бы заголовки статей.

Погрузить бессознательное тело в воду, нанести фатальные порезы, стереть свои отпечатки пальцев с ножа и, вложив его в безжизненную ладонь, взамен оставить мои, а после запереть дверь дубликатом ключа – задача была простой и легко осуществимой. Однако, улики все же обнаружились, ведь мастерство исполнения было далеко от виртуозного.

Матиас с удвоенным рвением взялся за дело после звонка Дэйва. К тому времени в полицейском участке произошли существенные перемены. Прежний комиссар вышел на пенсию, а его место занял молодой щепетильный специалист, назначенный на пост из управления Эсбьерга. По счастливому стечению обстоятельств он не был знаком с расследованиями департамента: ни с делом моей семьи, ни с моим собственным.

Благодаря скрупулезности и рвению Матиаса, вскоре началась перепроверка фактов. Детективам было поручено изучить все составленные ранее отчеты. Так выяснилось невероятное: медицинская экспертиза и сведения, собранные криминалистами, четко указывали на то, что речь идет не о суицидальном срыве психически неуравновешенной особы, отягощенной наследственной предрасположенностью, а о попытке предумышленного убийства.

За долгие годы, минувшие с того рокового дня, когда мать по собственной инициативе покинула этот грешный мир, во мне поселился страх последовать ее примеру. Это гнетущее, подтачивавшее силы, чувство стало лейтмотивом жизни. Вот почему я без колебаний уверовала в то, что предрешила свою участь добровольно. Сомнений не возникло ни у полицейских, помнивших дело моей семьи, ни у психологов, знавших мою историю, ни у меня самой. Экспертизы были проведены формально, а в составленные отчеты, казалось, никто не потрудился заглянуть.

Снотворное в крови – отчего-то врачи сочли, что я приняла его намеренно, дабы облегчить страдания. Следы обуви на полу, отпечатки пальцев Бьорна на ободке ванной и кране – в момент расследования результатам дактилоскопической экспертизы не придали значения, решив, что молодой человек оставил обличающие улики еще до инцидента. Но главное доказательство – наклон и направление ножа. При проведении повторного следственного эксперимента выяснилось, что под таким углом было невозможно нанести порезы себе собственноручно.

Открывшиеся обстоятельства помогли возобновить расследование. Недолго думая, Ракель выдала Бьорна на первом же допросе, когда ей пригрозили статьями о соучастии и препятствии правосудию. А несостоявшийся убийца сознался в содеянном по совету адвоката, желая уменьшить срок за счет сотрудничества со следствием.

Все встало на свои места, нестыковкам нашлось объяснение. Я не помнила, как взяла в руки нож, как набирала воду в ванну, как наносила себе порезы, ведь все сделали за меня. Картина хладнокровного предательства бесследно исчезла из памяти, как чересчур травмирующая. Но детали: обволакивающее тепло воды, алые разводы, увиденные лишь мельком, на долю секунды сквозь едва приоткрытые веки, и умиротворяющий покой, снизошедший на истерзанный разум, подобно савану – крепко и основательно въелись в подсознание.

Обознавшись, свою безнадежную печаль я приняла за нежелание жить. Гнев по ошибке спутала с решимостью действовать. Уверовала в собственную вину без тени сомнений. Реалистичность постановки не вызывала нареканий. Наследственность. Генетическая аномалия. Проклятие, уносящее жизни…

Способно ли всемогущее время справиться с непростой задачей – вытравить неугодные кадры с кинопленки разума? Будущее покажет. Я верила, что это произойдет. А вера, как известно, имеет непостижимую силу. Она способна стать путеводной звездой, превратиться в крылья, которые поднимают тело от земли и несут в заданном направлении – туда, где надежда на исполнение заветного бьет чистым горным ключом.

Счастье живет внутри. Его частичка заключена в сердце каждого. Одним удается разжечь пламя из этой искры, другие же, напротив, старательно тушат зачатки огонька. Выбор есть. И он всегда за нами.