Текст книги "22: Фантом"
Автор книги: Никита Морозный
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Шрифт:
-
100%
+
22: Фантом
Никита Морозный
«Трудно понять человеческую душу, но душу свою собственную понять ещё трудней»
– Антон Чехов
© Никита Морозный, 2023
ISBN 978-5-0059-6849-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Новая война
Ровно в этот день,
Только год назад,
Я пристально смотрел
И мазолил взгляд
Только лишь за тем,
Что транслирует экран.
Ровно в этот день
Только там не я
Пристально смотрел,
Как начинается война.
Ровно в этот день
Новая глава
Моей тревожной жизни
Мигом началась.
Но это новый день,
Новые во мне
И мысли, и слова,
А внутри меня
Новая война.
Смотри!
Смотри, вот птички, наше лето!
Смотри, там целый дивный мир!
Смотри, теплом твоим согреты
Семья, родные, даже жизнь!
Смотри, вдруг что-то не по плану
Пошло сегодня, в этот день.
Смотри, открылися все раны,
А их зализывать так лень.
Смотри, жизнь не так лучиста,
А этот день суров.
Смотреть – как мазохизм.
Так послушай же урок.
Ты увидишь то, что хочешь видеть,
И в зеркале своей души
Ты просто-напросто всего лишь зритель,
Смотрящий слепо в пропасть лжи.
Так добро пожаловать, дружище!
Заходи ты в наш дурдом,
Где слепость, страхи и убийства
Ведут себя лишь напролом
В глубину самопотерь,
На дно самозабвения.
Смотри, а вот и дверь,
Которая ведёт в церковь единения.
Моё амплуа
Моё амплуа —
Либо piece, либо fuck,
Моё амплуа —
Twenty Two Club,
Моё амплуа —
Это новый закат,
Что знаменует
Новый формат
С наступлением дня.
Моё амплуа
В себе заключает
Свой ритуал
Рефлексии извечной.
И я столько писал,
Что все мои музы
Как в оргии греков
Меняют друг друга
Со скоростью света,
Ебутся в удушье
Своих оберегов.
Моё амплуа —
Это отсутствие,
Веков пустота
Или даже воздушная
Экосистема
Или среда.
И нету проблемы
В этих стихах,
Есть только вопросы,
Которые страх
Из-за отсутствия
Рождают в головах.
Моё амплуа —
Вечное присутствие
Автора в словах.
Моё амплуа
Как ветер правосудия,
Что тянется в мечтах,
Является судьбам
Тех, что узнали про моë амплуа.
У поэта внутри
У поэта внутри
И горе, и страх,
Чудесные миры,
И вечный недотрах.
У поэта внутри
Все чувства как фарш,
Средневековые костры,
Идеологический марш.
У поэта внутри
Вечный звон в ушах,
Постоянные бои,
Патологический дар
Ощущать свои
Эмоции и чувства
Как болезненный удар
Своего распутства.
У поэта внутри
Лишь безумство,
Звуки войны
С бесконечной грустью,
Там нет тишины
Из-за отсутствия отсутствий
Душевной пустоты,
Из-за безрассудства.
У поэта во рту
Вкус солёной крови.
У поэта внизу
Пах раздражённый.
У поэта всегда
Вкус непристойный,
Мат слишком бойкий.
И даже статья
Имеет резон:
За предательство сядет,
Но преданный он.
Он предан искусству,
Он предан словам,
Снаружи пусто,
А внутри лишь – бедлам.
Он предан родне,
Любимому месту,
Но Родина во тьме
Ради ареста
Заключит его в тюрьме
Как страшную бестию.
У поэта внутри
Своя же тюрьма:
Там вечный конфликт,
И там кутерьма,
Что как будто бы миг
Уловить нам нельзя.
Эстетика
Эстетика ни в красиво стоящем кофе,
Ни в книге у сноба на полке,
Ни в вашем новом аутфите,
Ни в тегами усыпанном графи́ти.
Эстетика – это искусство,
Это идея о новых взглядах.
Эстетика заключена в бюсте
Скульптур
И зданий фасадах.
Эстетика – это нечто большое,
Широкое как орлиный взор,
Это определённо что-то такое,
Что понять – настоящий хардкор.
И эстет живёт в каждом из нас,
Эстет не только живёт, он и мыслит.
Эстетика вызывает гармонию
И диссонанс
В нашей жизни.
Эстетика будто симфония
Мелодичных чувств всех всевышних.
И эстетика есть во всём тут,
Что имеет историю,
Что имеет хоть капельку жизни.
Она заключена и в стаканчике кофе,
Если из него испил Виктор Гюго.
Она заключена и в книге,
Что ценна для разума моего.
Эстетика есть в аутфите,
Если одежда испачкана в приключениях,
В судьбоносной битве,
Если она повидала столько всего,
Что кругозор как у детектива.
Эстетика есть даже в графи́ти,
Если там заключён авторский почерк
И символизм,
Если за тегами кроется
Чей-нибудь призрак.
Эстетика – это история
Прежде всего
Про саму жизнь.
Новатор или долбоёб?
В попытках написать хотя бы строчку,
В агонии от пустых листочков,
В нетерпеливом ожиданье чуда
Я вижу лицо твоё, Иуда.
Я вижу пред своим хлебалом
Всё то, что по ночам терзало.
Новатор или долбоёб? —
Неправильно поставленный вопрос.
Мне суждено влюбиться в человека
Сильнее, чем я люблю искусство?
Я гений или это
Моё эго,
Которое властвует над чувством?
Я не уверен
В каждой строчке,
В любом стихе.
Я не уверен даже в точке,
Поставленной в конце.
Одна проблема
Всё же
Окажется важней,
Чем все насущные вопросы.
Готов ли за искусство умереть?
Готов ли я на все вопросы
Дать ответ?
И предан был ли делу
Или просто бред
Нотацией как лектор
Читал я столько лет?
И кто тогда Иуда?
Я узнал ответ,
Он совсем нетрудный:
Это в отраженье человек.
Он, как будто бы Гертруда,
Писал музыку всей жизни,
А потом вдруг отвернулся,
Предав мою любовь.
У меня нету всяких миссий,
Нету чувств, и вновь
Я одной частицию —
Новатор, а другою —
Долбоёб.
Иностранный агент
Родине преданность
Держу как булавку,
Острое лезвие
Или удавку:
Она колется,
Режется,
Бежит восвоясье,
Но кулак не отпустит
Эту мерзавку.
Родине преданность
Держат немногие,
Хоть кричат и по-русски.
Я знал всё заведомо,
Что это тяжёлая
Ноша железного груза.
Родине преданность
Пахнет металлом,
Но внутри скрывает искусство:
Искусство молчать,
Когда всё достало,
Но нужно перетерпеть все нагрузки;
Искусство кричать,
Когда ужасает
Весь мрак, что таится повсюду.
И Родине преданность
Вдруг обернуться
Может предательством
С её стороны.
Тут важно оставаться не трусом,
А любящим мужем
Любимой страны.
Родине преданность
Когда-то подарит
Или даст вдруг взаймы
Тебе гордое звание
Как удар со спины.
Эта любовь невзаимна,
Но крепкая,
Словно жгучий абсент.
Преданность твоя обиделась
На американский цент
И тебя вдруг возненавидела
Товарищ иностранный агент.
Кино
Два билета на последний ряд,
Тёмный зал и большое кино,
Два человека и чёрный экран,
В его отражении не только лицо,
В его отражении – неистовый взгляд,
Проникающий смело
В сердце моё.
А я неумело
Обнимаю твоё
Розово-белое
Хрупкое плечо.
И мы едины в этот момент,
И мы оба смотрим кино,
Правда, ты таких кинолент
В отличии от меня
Не видишь в том,
Что происходит вокруг.
А вокруг всех нас
Каким-то творцом
И мастерством его рук
Пишется рассказ,
Который экранизацию сразу имеет.
В свете софитов
Бушует экстаз
Театральных молитв,
А идеи
Будут запечатлены
В объектив
Как можно скорее.
И я смотрю кино постоянно,
И я устал быть лишь ассистентом
Для режиссёра,
А не создателем всей киноленты.
Я как будто бы вечно у монитора,
И не я проживаю моменты.
Я боюсь, что не я обнимаю
Твои плечи и узкую талию
В шестьдесят сантиметров,
А мир вокруг – игра или
Большое кино,
Которое… уже началось.
Делились друг с другом стихами
Мы делились друг с другом стихами,
Понимали по ним, кто есть мы.
Мы единство с тобою поймали
В строчках, посвящённых другим.
Но я слишком влюблён был в искусство,
А ты просто хотела писать,
Ты просто изливала так душу,
А я отдавался весь сам.
Я выбрал путь необычный,
Слишком сложный для этого мира.
Меня не понять, как обычно
Понимают в этом мире других, но
Я не прошу принимать мою веру,
Я не прошу исцелять мой недуг.
Я просто возможно не с этой планеты,
И землянин совсем мне не друг.
Мы делились друг с другом стихами:
Я читал их, читал и тебя.
Но ты так и не прочитала
Ту любовь, что в моих стихах.
Бокал
Особенность своей роли
В этом пустом мире,
Где ничего не стоит
Проиграть штаны в трактире,
Была вечно очевидна,
Ведь я мессия.
И с детства сам себе твердил,
Что мне красиво
Нужно свою жизнь
Провести.
Мысли о помощи другим
Постоянно посещали комнатушку,
Где разум жил.
Но как обидно, что черепушку
Я свою разбил
Об пивную кружку
(Смеялся весь трактир).
И теперь вся моя жизнь
Была заключена в бокал,
Из которого испил бы
И пива, и вина…
Неважно.
Моя эмпатия
Как алкашка
Выветрилась —
Стала апатией
На вывеске
У бара.
А Бармен тот же самый.
Он мне так же рад,
Но сам в себе я чувствую
Снаряд
Из новых шотов.
Посмотрев назад,
Я вижу всё те же лица
Идиотов.
Им бы напиться
Да и всё тут.
Но и моё желание
Искриться
Выпить игристого,
А потом в больницу
От похмелья, вертолётов.
В нашем трактире
Я даже забыл, как сильно
Люблю белое сухое,
Потому что пил всё, что горит в обойме.
Но я помню,
Помню ресторан,
А не этот притон, и этот бардак.
Я помню стакан
С пойлом дороже раза в два.
Я помню и свет,
И даже себя.
Но а теперь
Окружает трактир
И человеческий мрак.
А моя жизнь —
Всё тот же бокал,
Стенки
Которого в пенке,
Сквозь них сложно смотреть
И даже дышать.
Мне сложно терпеть
И что-то менять.
А в горле не ком,
А в горле не бонг,
В горле знать
Поселила огонь
И море нарушенных клятв.
И острый топор
Русского империализма
Сделал удар,
А кровавые лица
Народных крестьян
Не перестанут молиться.
Снежная маска 2
Я шёл за светом лишь вперёд,
Но путь извилистым казался.
Шагал по миллиону троп
На пути к сиянию и счастью.
Я шёл за светом лишь туда,
Г
...
конец ознакомительного фрагмента
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!
Страницы книги >> 1
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?Популярные книги за неделю
-
Похождения бравого солдата Швейка
Самое популярное произведение чешской литературы, роман Ярослава Гашека «Похождения… -
Карл Маркс (1818-1883) – выдающийся немецкий политический мыслитель, общественный…
-
Бакалавр медицины Питер Блад, обвиненный в государственной измене за то, что, верный…
-
Вышедший после смерти Теодора Драйзера заключительный роман «Трилогии желания» –…
-
Великолепно оформленное, богато иллюстрированное издание. Яркие, выразительные,…
-
«На маяк» – книга категорически необычная. Два дня, разделенные десятилетним промежутком…
-
«Записки о Галльской войне – это исторические заметки легендарного римского полководца и…
-
Писатель-классик, писатель-загадка, на пике карьеры объявивший об уходе из литературы и…
-
Элизабет Гаскелл – известная британская писательница, вставшая в один ряд с сестрами…
-
Творчество английского поэта-романтика лорда Джорджа Гордона Байрона (1788–1824) сыграло…
-
Ло Гуаньчжуна, ставшего в Китае почти легендой, считают автором 6 классических китайских…
-
Переиздание культового романа. Философия и социальные проблемы мира «без…
-
«Русские женщины» – это сборник поэм и стихотворений Николая Некрасова, классика русской…
-
Известный роман Джеймса Оливера Кервуда «Бродяги Севера» – одно из лучших произведений…
-
Эмиль Золя – основоположник натурализма в литературе, автор двадцатитомной эпопеи…
-
Филип К. Дик – классик научной фантастики, автор-новатор, который добавил жанру новое…
-
Леопард с вершины Килиманджаро
Ленинградская школа фантастики дала жанру многие славные имена. Георгий Мартынов, Илья… -
«…Выворачивать наизнанку базовые категории реальности наподобие пространства и времени…
-
После трагических событий прошлого Изабель не может найти себе места в родном городе. В…
-
Жан Грандье, шестнадцатилетний француз, сказочно разбогатевший в свои 15 лет на Аляске,…
-
Гавайи – рай для туристов, солнце, океан, пальмы… Люди давно забыли, что древние боги,…
-
Ударные военные романы, написанные настоящим знатоком жанра. Российские спецслужбы…
-
«Кто ж ты все-таки, Райнер? Не немец, хотя – целая Германия! Не чех, хотя родился в Чехии…
-
Писатель-классик, писатель-загадка, на пике карьеры объявивший об уходе из литературы и…