Текст книги "Жажда"

ГЛАВА 5

Болело все тело. Он чувствовал себя так, словно его разбили на куски, разбросали по пустыне, а он все равно не умер и ощущает боль каждой клеткой. В то же время еще никогда он не ощущал себя таким сильным, преисполненным радости неистребимой жизни. Он поднял руку и провел по своей испачканной какой-то слизью груди. Да, у него все болело, но он был сильнее и здоровее, чем прежде. Только слизь была уж очень противной. Это заставило его очнуться окончательно.

Влага, жидкость, вода! Он сел, застонав от боли, отозвавшейся во всех мускулах. Но это была не та боль, которая осталась от колдовских трансформаций, а боль-протест от слишком резкого, невероятно быстрого движения. Он раскрыл глаза и провел перед ними рукой, как проверяют зрение после удара.

Рука двигалась не быстрее, чем он того хотел. Но он услышал шелест разрываемого ладонью воздуха. И уже знакомой болью это движение отозвалось в мышцах. Лотар осмотрелся.

Его чудесное зрение осталось с ним. Он мог при желании, не поворачивая головы, увидеть то, что творится за его спиной, мог рассмотреть каждую фасеточку в глазах мухи, пытающейся сесть на его голый живот, мог увидеть то, что творилось на расстоянии в несколько сот локтей по ту сторону стены или в заставленном невидимыми клетками зверинце Гханаши…

В зверинце от невидимой ранее защиты остались только бледные, почти неразличимые на свету куски тончайшей сетки. Она растворялась, как медуза на солнце, потому что не получала энергии, источник которой находился в разрушенном теперь доме колдуна. Многие звери уже выбрались на свободу. Некоторые из них удрали в пустыню, где их ждала смерть, потому что перейти через пески они не смогли бы. Но они были животными, и инстинкт гнал их от оазиса, в котором все было залито мрачной аурой колдовства и гибели.

Не ушли только трое. Вернее, четверо, но одно из этих существ, прекраснейшая и редчайшая антилопа, пойманная и перенесенная в Беклем колдовским искусством Гханаши, было убито.

Зверь, который убил ее и теперь, урча от радости, вгрызался в ее внутренности, заставил Лотара вздрогнуть от отвращения. Это была мантикора – чудовище, о котором лишь иногда рассказывали моряки. Мантикоры жили на далеких южных островах, где только и могли оставаться в полной изоляции.

У них была огромная, напоминавшая человеческую, голова, мощное львиное тело, широкие сильные крылья, покрытые тяжелыми, звенящими, как металл, перьями, и тонкий, быстрый, загнутый, как у скорпиона, хвост с ядовитым жалом на конце. Мантикоры были почти неуязвимы. По всему южному побережью рассказывали, что их шкуру не пробивали самые тяжелые и твердые копья, их не могли сразить даже заговоренные восточными магами гибкие клинки из вендийской стали, прокаленные на вулканическом огне.

Убивали их только легкие, но смертоносные мечи из мифрилла – металла, которым в мифические времена с людьми торговали гномы. Но теперь во всем мире остался лишь один такой меч, но кто им владел, было неизвестно. Даже всезнающие бродячие торговцы не могли назвать его имени. Платные рассказчики на рынках, впрочем, называли его Демиургом, но большинство из них даже не скрывали, что сомневаются в его существовании.

Лотар посмотрел в другую сторону оазиса. Там стояла слониха с крохотным, всего нескольких недель от роду детенышем. Слоненок был почти спокоен, он не верил, что с ним может произойти что-то плохое, когда такая сильная мама рядом. А вот слониха была неспокойна, потому что понимала: когда мантикора сожрет свою первую добычу, она начнет охотиться на нее. Слониха не боялась гибели. Но она хотела биться до последнего, защищая детеныша. Она только надеялась, что этот ужасный хищник, с которым ей не повезло оказаться рядом, сначала нападет на человека, а это позволит прожить ей и слоненку немного дольше…

Неизвестно почему, но Лотар это знал. Он мог даже что-нибудь приказать слонихе, и она послушалась бы его. Лотар понял, что теперь никогда не будет тем человеком, который пришел в этот оазис. Что-то нечеловеческое, замешанное на магии, навсегда останется в нем.

И тогда он увидел воду. Она вытекала из серебряной фигурки, которая украшала родничок, давший жизнь всему оазису. Хотя фигурку сделал Гханаши, это была настоящая вода, возвращающая силу и чистоту. Лишь собранная в бассейне, она становилась основой той черной колдовской субстанции, которую использовал колдун.

Постанывая от боли, шатаясь от неумения правильно управлять своими слишком сильными и быстрыми мускулами, Лотар пошел к родничку, удивляясь на ходу, насколько прекрасной может быть струйка не очень даже чистой, но живой воды. Он приник к ней губами, набрал ее в рот и… чуть не задохнулся. Ему хотелось пить ее не глотая, хотелось, чтобы она сама втекала в его тело.

Он пил, пил, пил, а потом снова пил. Вода вытекала у него из носа, почти залила ему легкие, залепила глаза и уши… А он все пил, чувствуя, как бисеринки пота выступают на его коже, вынося ту гадость, которая скопилась в нем после часов жажды и всех колдовских трансформаций.

Он пил, закашливаясь, потому что ему хотелось смеяться, пил, захлебываясь, потому что ему почти удалось добиться, чтобы вода сама втекала в его гортань… Наконец ему показалось, что он вот-вот лопнет, хотя его телу требовалось еще немало воды, чтобы он был по-настоящему сыт влагой.

Он отошел к бассейну и только тогда заметил, что вода стала промывать и бассейн. Колдовская жижа, наполнявшая его раньше, вытекла в проломы, которые дракон по имени Лотар сделал, когда атаковал колдуна. А немногие лужи грязи, что остались во впадинах неровно сделанного дна, вода разжижала и уносила в песок. Теперь бассейн наполнился тонкой, в полдюйма, пленкой совершенно безвредной, прекраснейшей воды.

Разумеется, еще не все эманации колдовских экспериментов рассеялись, слишком много отравленных, злобных сил осталось пока в этом месте, но через неделю-другую этой водой уже смогут напиться верблюды какого-нибудь каравана, а через месяц и люди без особого для себя вреда зачерпнут ее из этого бассейна. И тогда одним животворным оазисом в пустыне станет больше.

Он вернулся к фонтанчику и снова принялся пить. Но теперь не торопился, а держал воду на языке, чтобы ощутить ее превосходный вкус, почувствовать, как каждый глоток прокатывается холодным шариком по пищеводу. Он погрузил руки в крошечный, не больше ковшика, водосбор и с наслаждением плеснул воду на себя, радуясь ее свежести…

Тревожный рев слонихи вознесся в почти неподвижном, сухом воздухе. Лотар мгновенно, не поворачивая головы, осмотрелся. Это было предупреждение. Слониха с непонятной для зверя заботливостью подсказала ему, что мантикора вышла на новую охоту и объектом этой охоты стал Лотар.

ГЛАВА 6

Пожалуй, вместо того чтобы плескаться в водосборнике, ему следовало поискать оружие. Он ведь понимал, что драка с мантикорой неизбежна. То, что он не нашел оружия, было ошибкой, и еще какой! Теперь он опоздал. Мантикора сидела между ним и развалинами дома, и миновать этот заслон было невозможно.

Может быть, подумал Лотар, ее можно отогнать? Это помогло бы и слонихе, которая предупредила его… Странно, что он вздумал заботиться о слонихе. Такого с ним никогда прежде не случалось. Вот только он не знал, как обмануть мантикору.

Он всмотрелся в желтые, немного навыкате глаза чудовища и понял, что если и можно кого-либо обмануть, то только не этого спокойного, жестокого и неуязвимого зверя, который ни разу в жизни не потерпел поражения, который и здесь-то оказался не потому, что был побежден, а потому, что заключил с Гханаши какой-то договор… Суть этого договора навеки утонула в глубине безжалостных глаз чудовища.

Вообще, чем внимательней смотрел на мантикору Лотар, тем более рассудительной и умной она ему казалась. Спустя несколько долгих ударов сердца Лотар спросил себя, не появился ли этот зверь на свет в результате одного из магических экспериментов Гханаши? Уж слишком совершенным был этот холодный и яростный рассудок, слишком приспособленным для того, чтобы крушить, убивать, пожирать…

Внезапно в его сознании возникло слабое, как эхо, но отчетливое предупреждение: будешь всматриваться – ослабеешь. Лотар повернул голову, и, как выяснилось, именно это ему и было нужно. Он отвел глаза, и наваждение стало рассеиваться.

Оказалось, пока Лотар стоял столбом, мантикора подошла на сотню футов ближе. Теперь их разделяло не больше трех-четырех хороших прыжков. И все-таки она не напала, более того, занервничала. Она стала хлестать себя своим членистым, жестким, как кремень, хвостом, аккуратно и заученно обращая к телу боковые, плоские грани футового жала. Значило ли это, что ее яд был опасен и для самой мантикоры?

Лотар быстро осмотрел это оружие магическим зрением. Жало было не более страшно на вид, чем хорошо отточенное копье или черный дзюттэ, которым учил его драться Рубос. Да и у самого Лотара, вероятно, были более грозные шипы на хвосте, когда он превратился в дракона. Но каким-то таинственным образом это жало было способно пробивать любые доспехи, любую кожу и даже любую костяную броню какого угодно существа. Причем мантикоры рождались с таким оружием, а нет в мире силы большей, чем данная при рождении, – это Лотар теперь знал гораздо лучше, чем любой, даже очень могущественный волшебник.

Ты слишком отвлекаешься, ты почти проиграл, прозвучало в его сознании еще одно предупреждение слонихи. Внезапно Лотар понял, что она очень молода и этот детеныш – ее первенец. И еще он понял, она прекрасно знает, что Лотар будет биться и за нее тоже.

Я быстро перестраиваюсь, ответил он, и выставил вперед руки, чтобы проверить, не закрепил ли он где-нибудь мышцы нечаянным напряжением, которое могло погубить его, потому что замедлило бы удары и перемещения. Нет, все в порядке. Его трансмутированное тело, он убедился в этом даже с некоторой долей недоверия, было великолепным инструментом. Конечно, он еще не очень-то умел им управлять, но все-таки шансы против мантикоры у него были. Еще бы знать наиболее эффективную тактику… Может, ему удастся подловить ее на слишком самоуверенной атаке? Он снова окинул ее взглядом от носа до жала на хвосте. Нет, от этого зверя беспечности ждать не следует.

Она все еще не атаковала. Уж не драконий ли запах настораживал ее? Значит, Черные Драконы – то, что пугает мантикор? Жаль, Лотар не может вернуть себя в прежнее состояние. Впрочем, почему не может? Внезапно он понял, что помнит, как изменить мышцы, кости, кровь и нервы, как повторить трансмутации, которым научил его тело Гханаши. Вот только сейчас он уже не успел бы ничего завершить. Мантикора прикончит его быстрее, чем он закончит самые поверхностные превращения.

Воспоминание об оборотничестве заставило мантикору отступить на шаг. Она присела на задние лапы и раскрыла пасть, в которой узкой розовой лентой мелькнул раздвоенный язык. Может быть, она все-таки способна бояться? Лотар сделал несколько шагов вперед, представляя, как он превращается в дракона, и тогда мантикора бросилась на него.

Первые удары могучих лап вспороли воздух довольно далеко от Лотара. Эти движения показались ему не очень быстрыми, пожалуй, даже спокойными, и лишь уворачиваясь, он понял, что скорость его восприятия так возросла, что даже его тело не успевало сделать то, что он хотел. Мускулы ныли, связки скрипели, а кости – совершенный каркас его тела, данный человеку природой, – гнулись от резкости этих движений. Лотар начинал все лучше понимать, что ему нужно, чтобы работать этим телом с полной скоростью. Но он мог научиться чему-то, только если останется в живых.

Он отпрыгнул в сторону и тут же выбросил вперед ногу, чтобы попасть в ту область, где у всех нормальных зверей находится сердце. Нога засвистела в воздухе, таким стремительным был удар, но мантикора пропустила этот выпад и тут же ударила правым крылом.

Он выставил хватательный блок и почти поймал этот удар. Крыло оказалось очень сильным, но кости под нежными, по ощущениям Лотара, перьями были очень легкими и ощутимо расходились в тонких, почти бессильных суставах.

От следующего удара лапой он отлетел назад на добрый десяток футов. И тотчас же мантикора прыгнула, но когда она приземлилась на то место, где Лотар лежал несколько мгновений назад, он стоял уже далеко в стороне.

Оба противника закружились, словно в танце, стараясь перехитрить друг друга. Теперь мантикора и не собиралась прикрывать дом. Оба знали: стоит ему побежать к развалинам, мантикора расправит крылья и одним рывком подхватит его, как сова мышонка в поле.

Новая атака. От не слишком сильных ударов в грудь он закрылся мощным блоком из скрещенных рук, а мгновенного удара по ногам избежал, подпрыгнув на месте. Это дало ему возможность атаковать мантикору, до ее носа вполне можно было дотянуться даже руками человека… От этих прямых у Лотара заболели кисти рук, а из-под кулаков брызнула кровь. Мантикора взвыла, отлетела назад, полосуя воздух вокруг себя крыльями и передними ногами.

Лотар рванулся, чтобы прорваться сквозь эти отмашки и влепить еще пару ударов в нос, который оказался таким уязвимым… Он уже нырнул под взмах левым крылом и приготовил ногу, чтобы с разворота рубануть ступней зверю в переносицу, но… едва успел отпрыгнуть. Мантикора вовсе не надеялась, что эти глупые движения защитят ее. Она хитрила, она устроила это представление, чтобы круговым движением через голову вколотить в его нагое тело свой хвост с черным жалом на конце.

Жало просвистело всего в нескольких дюймах. Но Лотар уже не увидел, ударилась ли мантикора о камни или сумела остановить этот выпад. Он кувырнулся через руки назад, а оказавшись на ногах, тут же прыгнул в другую сторону, чтобы не попасть под второй удар. Приземлившись, он был уже готов к бою. Впрочем, сделал он для себя вывод, прыжки получались у него слишком высокими, противник поумнее уже поймал бы его в полете, когда он был почти беззащитен.

Потом мантикора провела несколько очень точных и обдуманных атак. Каждая из них могла окончиться смертью Лотара, но он по-настоящему не раскрывался и даже не пытался контратаковать. Он лишь защищался. Со стороны казалось, что он погребен под лавиной ударов и точных, смертоносных выпадов. Но когда противники разошлись, чтобы перевести дух, Лотар с изумлением обнаружил, что не получил ни одной серьезной раны.

И тогда радость, еще не очень уверенная радость возможной победы стала расти в его сердце. Он был быстрее и точнее. Он расправится с этим чудовищем, хотя ему и не хватает опыта. Но он учится, пробует, а мантикора с каждым разом все чаще откатывается назад…

Спустя еще три или четыре схватки он понял, что в самом деле научился защищаться. Теперь, чтобы победить, следовало научиться нападать. Но перед этим нужно измотать мантикору. Он попробовал перемещаться так быстро, что напор воздуха ощущался телом, как упругая, едва преодолимая преграда. Но это ни к чему не привело. Мантикора теряла его из поля внимания, но была слишком опытным бойцом, чтобы следовать за ним. Она вытягивалась столбиком, выставляла передние лапы и крылья в странном на вид, но довольно эффективном круговом блоке и ждала, экономя на каждом движении. Пожалуй, таким образом Лотар скорее измотал бы себя, чем мантикору. Пришлось сбросить темп.

Эти не очень успешные действия тем не менее привели к тому, что мантикора почувствовала себя неуверенно. Она даже отошла к стене, чтобы прикрыть спину. Это уже было отступлением, и Лотар возликовал.

Он резко сократил расстояние и сделал несколько обманных движений. Мантикора неожиданно ударила его крылом… Но когда отливающая медью плоскость оказалась перед ним, Лотар перехватил ее и с силой крутанул, подобно тому как человеку выворачивают руку в плече и локте.

Мантикора завизжала от боли. Вопль этот резал слух, притуплял координацию, как сирены, которыми Гханаши атаковал Лотара ночью. Впрочем, каким-то образом он, вернувшись в естество человека, приобрел стойкость к акустическим атакам, и это помогло ему. Когда Лотар отскочил от мантикоры, ее крыло волочилось по земле, как огромный веер. Теперь она прятала этот бок, отступая в угол стены, чтобы уменьшить сектор, с которого Лотар мог ее атаковать.

Но едва она забилась между стенами, сходящимися под прямым углом, а Лотар упустил вывихнутое крыло из виду, мантикора тут же сбила его этим самым крылом с ног. Лотар покатился по земле в туче пыли, стараясь подняться на ноги, получая все новые и новые удары передними лапами чудовища, едва успевая увертываться от челюстей мантикоры, с которых капала пена…

Казалось, она действует наобум, просто старается использовать ошибку противника, но очень скоро Лотар понял, что эти ее атаки были едва ли не более взвешенны, чем оборона, – мантикора закатила его под стену, где у него практически не осталось шансов подняться на ноги и встретить ее в полную силу. Это было опасно, очень опасно, тем более что он не знал, как выкрутиться.

Мантикора выла, радуясь победе, которая была уже близка. Она даже распрямила свой чудовищный хвост, чтобы одним верховым ударом покончить с этим человеком, который и так слишком долго держался. Только тогда Лотар увидел, что нос мантикоры, который он разбил кулаками, даже не кровоточит. Что крыло, которое, как ему казалось, он вырвал из суставов, двигается как новенькое. Лишь тогда он понял, почему все, кто рассказывал о мантикорах, говорили об их неуязвимости. Эти чудовища залечивали себя с такой быстротой, что не боялись практически никакой серьезной раны. Лотар рано радовался, когда думал, что достает мантикору своими ударами. Теперь он понимал, что погибнет из-за самоуверенности.

И когда мантикоре осталось нанести уже последние, добивающие удары, она вдруг с диким ревом повернулась на месте… Оказалось, что слониха, понимая, что с Лотаром вот-вот будет покончено, подкралась сзади и наступила на мерзкий, ядовитый хвост чудовища всей своей немалой массой.

Она не решилась действовать более решительно, но и этого было достаточно. Хвост мантикоры хрустнул, вдавившись в песок, и сломался, как сухая ветка. Увидев, что мантикора поворачивается к ней, слониха бросилась в дальний угол зверинца, высоко задрав хвост и трубя от ужаса изо всех сил. И сделала это вовремя, все удары мантикоры, которыми она хотела отомстить слонихе за нападение сзади, так и не достигли цели. А когда чудовище повернулось к своему главному противнику, Лотар уже стоял на ногах, спокойный, уверенный, жесткий, едва вздымая грудь в ровном и бесшумном дыхании. Он готовился к атаке. Его не могли смутить прежние неудачи, как больше не заставили бы ошибиться прежние успехи.

Мантикора поползла в сторону, направив всю энергию на восстановление сломанного хвоста. Ей нужно было время.

Лотар и сам был жестоко избит. Клыки мантикоры разорвали ему верхние мускулы на левом предплечье, глубокие царапины остались у него на животе, суставы левой ноги были растянуты, когда он попытался слишком быстро подняться, но мантикора успела сбить его на песок… И все-таки теперь он знал, что победит, если не будет медлить.

Он пошел в атаку. Еще несколько минут назад он счел бы такие действия самоубийственными. Но теперь…

Лотар сократил расстояние между ними, а когда мантикора попыталась отмахнуться, перехватил ее переднюю лапу и нанес удар в подмышечную ямку, прямо в сустав и связки чудовища. Мантикора захлебнулась криком, пытаясь подняться на задних ногах, но Лотар скользнул еще ближе под выключенную лапу и одновременно ударил дважды – локтем под ребра и ногой в паховую область…

Он едва увернулся от падавшего на него зверя. Прежде чем мантикора опомнилась, он уже был у нее на спине и воткнул несколько ударов кулаком по уху, под ухо, в висок, по шее, где вены выходили почти на поверхность. Снова визг, мантикора перевернулась через спину, неловко помогая себе крыльями, и попыталась подняться. Но передняя лапа подламывалась, и она падала. И каждый раз Лотар оказывался рядом и бил, бил так, что лоскуты его собственной кожи с костяшек пальцев, разбрасывая в воздухе жгутики крови, разлетались, словно чешуя с рыбы.

И все-таки дело было еще совсем не решено. Мантикора ждала. Она и пропускала все эти чудовищные удары, которые убили бы любого зверя, кроме нее, потому, что все ее силы уходили на то, чтобы восстановился хвост и чтобы к ней вернулась возможность нанести удар жалом…

Лотар ждал того же. Он не мог убить мантикору. Но он помнил, как она отводила жало, когда хлестала себя хвостом по бокам. Возможно, он ошибается и тогда, конечно, погибнет. Но если его догадка верна, если он сумеет…

Он понял, что мантикора восстановила способность ударить хвостом, на мгновение прежде, чем она сама. Какой-то невыразимый, космический инстинкт подсказал ему, что для мантикоры он уже не грозный, атакующий, причиняющий неистовую боль противник, а мишень… Кем бы он ни был на самом деле, пусть даже и драконом, принявшим человеческий облик, он все равно стал мишенью.

Тогда он, заскрипев зубами от боли, которую вызвала невероятная скорость этого движения, проскочил вперед, почти лег на потную, изрубцованную темной кровью шкуру мантикоры и, сомкнув обе ладони в борцовский замок, нанес удар в ту точку, где из мускулов шеи и непробиваемой кожи выступали позвонки ее хребта. Кости и суставы его рук отозвались такой дикой болью, что он сам чуть не взвыл, и даже громче, чем атакованное чудовище.

Но это было бы смертельной ошибкой. Потому что именно в тот момент мантикора изо всех сил ударила хвостом, чтобы раз и навсегда покончить с ним.

Лотар прыгнул вперед, мускулы его ног взорвались ослепительной болью, но он успел. Жало, просвистев в воздухе, впилось в бок мантикоры, где он должен был находиться, где он только что находился, но где его уже не было.

Он прокатился по песку, попытался встать на ноги, тут же упал, снова попробовал встать… Боль в ногах была почти невыносимой, ему казалось, что все суставы превратились в кашу и не способны выдержать его вес. На мгновение он испугался – значит, хитрость его была напрасной, и мантикора оказалась быстрее, чем он надеялся, и его все-таки настигла в воздухе жалящая смерть, а боль эту разносят по его телу волны яда…

Но потом он увидел мантикору. Бешеными рывками, в которых не было и тени кошачьей грациозности, мантикора каталась по песку, размахивая в воздухе лапами, крыльями, головой… Лотар никогда не видел ничего подобного. Вероятно, умирать от яда мантикоры было мучительно, иначе она не наносила бы себе новые и новые удары, чтобы скорее прекратить эту чудовищную, невыносимую даже для нее пытку.

Осторожно, едва напрягая мускулы, Лотар подтянул ноги и ощупал их. Ступни были в порядке, но суставы посинели от кровоизлияний и отзывались на любое прикосновение мучительной болью.

Он подполз к стене и привалился к ней спиной. Он почти обездвижел, но если он отдохнет, может быть, к его чудесному новому телу вернется способность двигаться так, как в бою с мантикорой? Он улыбнулся.

Он победил. Мантикора умирала в пыли. Теперь она казалась еще страшнее, еще чудовищнее, чем в первое мгновение. Хотя, возможно, он просто возвращался в более человеческое состояние, чем был во время поединка, и его психика начинала реагировать естественней. А что может быть более человечным, чем страх перед мантикорой?

Да, он победил. Но выживет ли он здесь, найдет ли в развалинах дома пищу, сможет ли обойтись без помощи, если даже доползти до воды кажется ему подвигом? Сколько протянет он здесь в одиночестве?

Ты не один, услышал он далекий, но такой ясный голос. Ты свое сделал. Теперь я перенесу тебя к воде, и твои раны заживут быстрее. Потерпи, человекодракон, я поднимаю тебя, будет немного больно… Гибкий хобот слонихи обхватил его поперек размолотых, синюшных ребер и поднял в воздух. Это было так невыносимо, что Лотар застонал.

С высоты, на которую его подняла слониха, он увидел мертвую мантикору и еще раз убедился, что победил, хотя и произошло это каким-то необъяснимым образом. От боли, затопившей его тело, он едва не потерял сознание. Лишь желание напиться еще поддерживало его.

И тогда он вспомнил о своей жажде, которая по-прежнему терзала его, едва ли не сильнее, чем боль. Бесконечная, благословенная жажда, удержавшая его в человеческой сути…

Как ни осторожно несла слониха Лотара к родничку оазиса Беклем, один раз она все-таки тряхнула его, и он, так и не дождавшись воды, потерял сознание. Но это не опасно, решила она. Мантикор поблизости не было, а с другими хищниками без труда справится и она сама. Он поправится, непременно поправится. А потом вытащит отсюда ее и малютку. Потому что, как ни пытался Гханаши сделать его мерзким Черным Драконом, похоже, в главном он остался человеком. А благодарность занимает в списке человеческих свойств не последнее место.