Текст книги "Охотовед"

* * *

Подцепив двухкорпусный плуг, Леша три дня запахивал два кормовых поля в своем егерском участке. Одно поле – три гектара, второе – два. На каждом поле по опушкам на одной линии стоит по три вышки для учета диких животных, выходящих на поле, а также и для их добычи. По центру каждого поля сделаны двускатные навесы, под которое с осени завозят зерноотходы. В торце навесов – будка из досок. Это кормохранилище. В нем есть забетонированная яма для хранения полутора-двух тонн картофеля и дощатые засеки для зерна, желудей, диких яблок, початков кукурузы. Под навесами из горизонтальных толстых жердей сделаны треугольные «манежики», каждая сторона которых около двух-трех метров. Расстояния между жердями такие, что в них пролезут только поросята-сеголетки, но не пролезут взрослые дикие кабаны и даже подсвинки. В эти «манежи» зимой выкладываются наиболее ценные по калорийности корма: кукуруза, желуди, дикие яблоки – для малых поросят-сеголетков, которых взрослые дикие кабаны во время кормежки отгоняют от кормов, при этом больно кусая. В «манеж» секачи пытаются проникнуть силой, ломая жерди, поэтому жерди толстые, скреплены между собой горизонтальными брусами. С одной и с другой стороны кормовых полей повалены осины, а возле них установлены стационарные кормушки-ясли с сеном для косуль, оленей, да и зайцы запрыгивают в ясли: сено-то ведь не луговое, а лесное, ароматное – «свое»! Сидя на вышках у таких полей, наблюдатель за вечер видит весь живой «копытный мир» ближайшего леса, а к ним в придачу еще и зайцев, лис, сов, мышей, хорьков и других «местных жителей».

Впервые в жизни запахивая поля самостоятельно в качестве тракториста, Алексей проклял все на свете, тысячу раз обматерив брата, заставившего его самостоятельно запахивать непаханые поля, в целях экономии, не нанимая технику со стороны. Плуги то врезались в землю и сгребали впереди себя такую кучу, что трактор, идя на пониженной передаче, начинал чадить черным дымом из выхлопной трубы, то выскакивали вверх, лишь царапая прошлогоднюю солому. К концу первого дня Алексей приловчился по звуку мотора лавировать гидравликой, а на второй день пахал как заправский механизатор. В каждом хранилище лежали железные бороны. Их хранили на месте с двоякой целью. Весной бороновали поле, а осенью-зимой шипами вверх маскировали по краям полей для «обиды» недогадливых любителей дармового мяса, добываемого незаконно при помощи света фар на технике. Забороновав поле, Леша остался доволен. Завтра, в выходной, приедут охотники из города сеять овес вручную. Семена Виктор привезет на машине и ведра тоже. Рассыпавшись цепью, как в доисторические времена, охотники с ведрами в руках пойдут по пашне, разбрасывая впереди себя веером горстями семена овса и гороха вперемешку. А Леша следом будет их бороновать уже на тракторе.

Закончив работу на втором поле уже поздно вечером, Алексей, отцепив плуги, заглушил трактор. Солнце еще не скрылось за верхушками, но длинные тени легли на свежевспаханное поле. Пошел в кормохранилище, проверил четыре мешка аммиачной селитры, которые на прошлой неделе выменял у местных механизаторов за четыре бутылки вина. На это поле хватит, на другое Витя привезет завтра вместе с семенами. Уставший, он прилег на траву возле кормохранилища. Выстрел на пойме реки, еле слышимый, Леша все же услышал, вскочил, и тут же прозвучал второй выстрел там же. Запрыгнув в трактор, по лесным дорогам, насколько это было возможно быстро, помчался к предполагаемому месту чьей-то браконьерской охоты. Не скрываясь, проехал по асфальту через деревню, но, выехав за последнюю хату, остановился, прислушался. Солнце скрылось уже давно, наступили плотные сумерки. Леша завел трактор, проехал по лугу до поймы и спрятался в лесу, снова заглушив трактор. И вскоре послышался звук двигателя приближающегося мотоцикла. На «Минске» ехали в его сторону два человек, за спинами которых торчали стволы оружия. Леша быстро нашел толстый сук и, прячась за деревья, подошел к тропинке, по которой ехали браконьеры. Когда до них оставалось метров десять, вышел на дорогу и, показав им свою прострелянную полевую сумку, показал знаком остановиться. Хотя ружья у него не было, но был он в камуфляже и фуражке. Завидев Алексея, браконьеры прибавили газа, стараясь проскочить мимо него, но это им не удалось. Алексей ловко воткнул кол в спицы переднего колеса, правда, тут же получил сильнейший удар этим же колом по рукам. Но колесо заклинило, и браконьеры покатились вместе с мотоциклом. Не дав им опомниться, он бросился к первому, не успевшему подняться браконьеру и, ударив его каблуком в лоб, подхватил ружье. Второй стал быстро подниматься, но Алексей ударил и его, но уже прикладом в переносицу. И второе ружье оказалось у него в руках. Он, глядя на стонущих мужиков, быстро разобрал одно ружье и, повесив его ремнем через шею, проверил стволы второго ружья. Оно было с патронами.

– Мужики! Не дергайтесь! Я – егерь Фомин. Темно, вы моих документов не видите! Не видите? А я повторяю, кто я есть. Вы поняли? Говорите!

– Ты – егерь Фомин. Мы знаем твоего брата и про тебя слышали. Чего дерешься? Чего мотоцикл сломал, гад?

– А как с вами бороться? Я имею право даже и стрелять, вы в курсе?

– Да ладно, мы же мирно ехали.

– Что у вас в мешке на багажнике?

Браконьеры молчат. Леша подошел к мотоциклу, ткнул ногой – что-то мягкое.

– Косулю завалили, подонки?

– Нет, Леша. Это не косуля.

– А что? Повторяю! Язык отняло?

– Это, ну… бобер.

– Ах, суки! Зачем весной бобра убили?!

– Нам… это… струя нужна.

– Зачем?

– Продать, естественно. За нее предложили трехлитровую банку самогона. Отпусти нас, Леша. Забирай бобра и отпусти. Проблем много будет, сам понимаешь – семья, дети.

– Весна, а вы чернуху творите, мужики! Документы есть? Не то придется под конвоем идти в деревню, понимаете: я вас уже не отпущу просто так!

– Есть…

– Бросайте к моим ногам и не дергайтесь, мужики.

Они бросили к ногам Алексея права механизатора.

Прочитав документы, Леша уже более миролюбивым и спокойным голосом предложил:

– Скручивайте номер и бросьте мне под ноги. Быстро! Или буду по ногам стрелять!

– Не стреляй. Мы его так оторвем.

– Не надо рвать. Крутите.

Мужики, тихо матерясь, наконец, открутили номер, а Леша тем временем составлял протокол.

– Идите, Малышев Георгий и Степанов Аркадий, подпишите. Если обманули, завтра вас будет искать вся районная милиция. Я предупредил. Верите?

– Да ладно, верим. Ружье-то одно отдай – не наше оно.

– А чье?

– Соседа. Он – охотник, по Закону, с билетом охотничьим.

– Нет, мужики, с этого часа он уже не охотник.

– Леша! Ну че в петлю лезть? Сосед ведь. Что мы ему скажем?

– А второе ружье?

– Второе, одностволка, – наша она.

– Та-а-ак. Отдать ружье, говорите?

– Да-да, Леша, что хочешь – проси.

– Я? Просить? Вы в своем уме?! Что я буду у вас просить?

– Ну что? Лесники, вон, водку, деньги берут. Мы и тебе дадим. Говори, сколько надо?

– Мне с вами говорить тошно, мужики, не то, что с ваших рук говно брать. Короче… Завтра в это же время принесете два незарегистрированных ружья. Тогда отдам вашему соседу ружье. И штраф он заплатит за ненадлежащее хранение, якобы. А не принесете – дело ваше! Протокол я в течение суток успею сдать в милицию. И на вас, и на соседа.

– Леша, мать твою! А где ж мы их возьмем?

– Вам подсказать? Говорю – слушайте: у Миши Копаневича под диваном лежит «курковка». У Малины из Подречья в пчелином улье лежит двустволка. У бабы Яди – за печкой внуково ружье. Что еще вам сказать или хватит?

– Ну, ты даешь! Знаешь точно! А что же не забираешь?

– Не мое дело по хатам шмонать. Мое дело в лесу их изымать, чтобы вы тут не шкодили. А так, хоть постреляйтесь там – мне пофиг, мужики. Готовьте бабки: и за незаконное хранение оружия, и за незаконную добычу бобра, и за оказание сопротивления при задержании.

– Какого такого сопротивления, Леша? Это я сам себе каблуком лоб распечатал!

– А это вы хотите рассказать в милиции, что вы добровольно мне отдали два ружья? То-то же. И за мотоцикл. Я подумаю, отдать ли гаишникам номер…

– Леха, так сколько ж этот бобер потянет?

– Если без конфискации мотоцикла и без ружья соседа, то свинью из сарая можно не считать: ее нет. А если с ружьем и мотоциклом – еще и порося не ваше!

– Эх, бля, что ж ты делаешь, ментяра! – Один из браконьеров сжал кулаки и напрягся.

– За оскорбление с тебя, Жора Малышев, еще снимет суд. Вы меня злить начинаете, мужики. Может, вас опять подрегулировать?

– Леша, не кричи. Это он сдуру, – быстро отозвался второй браконьер. – Давай завтра в шесть вечера. На мосту. Мы разобьемся в доску, но найдем эти чертовы ружья, будь они неладны. Приезжай. И мы поехали. Ладно? Поедем сразу же искать.

– Езжайте, мужики. Думайте о том, что не все в этом мире покупается и продается. Лесники, говорите, пропивают? А вы? Под собой сук рубите.

– Какой сук, Леша? Посмотри! Димка Попов речку электроудочкой бомбит? Бомбит! Васька Демьянов с фарой зайцев бьет? Бьет! А вы где?! Участковый сам рыбу глушит!

– А еще кто?

– Хватит и этого!

– Так вот: участкового и Попова мы уже поймали, чтоб вы знали. Демьянов сам ружье сдал. Позавчера отнес в милицию. Думаете, добровольно? Ха, так же, как и вы. Езжайте, не рвите мне нервы, пока не передумал, а то сейчас в РОВД поедем. Завтра привезете оружие, и я оформлю вам добровольную сдачу. Все по Закону? Да! До завтра, мужики…

Охотники приехали на поле к девяти утра. Привезли семена, ведра. Быстро получив инструктаж и сфотографировавшись для «истории», они принялись за посев. Леша на тракторе следом бороновал, присыпая зернышки землей. К обеду посевная на этом поле была закончена. Охотники разобрали свои рюкзаки и принялись чинно трапезничать под одной из вышек в зеленой поросли прошлогодних злаков. Леша же переехал на другое поле, где семена уже были вброшены в землю и к вечеру забороновал и второе поле. Охотники, дождавшись Виктора, уже были изрядно навеселе – обед на природе пьянит! И на первом, и на втором поле охотники не раз предлагали «горло промочить», но, помня «втык» от брата после охоты с генералом, Леша категорически отказался. Вечером все уехали довольные, охрипшие от песен, пропахшие костром, удовлетворенные оказанной помощью и проведенным отдыхом. Леша поехал следом за машиной, но на развилке свернул: машина поехала на асфальтовую дорогу, а Леша решил сократить путь и к мосту поехал напрямую. Еще издали увидел стоящую у моста свою машину и толпящихся у машины мужиков. Оказывается, они выскочили, обескураженные происходящим на их глазах. Как только машина остановилась на насыпи, к ней подъехали «Жигули», оттуда вышли три человека, неся в руках три ружья. Потертые, бывшие когда-то, наверное, свадебными костюмы, серые (будто бы белые) рубашки, зеленые галстуки. Фетровые шляпы добавляли комичности серьезной ситуации: браконьеры принесли сдавать незарегистрированное оружие. Кроме обещанных двух «бесхозных», третье ружье привез сам хозяин – Миша Копаневич, о котором вчера в лесу говорил Алексей. Трезвые, торжественно-скорбные браконьеры отдали старые «курковки», вздохнули и, потупив глаза и закурив, стали дожидаться оформления бумаг, чем и занимался в это время Виктор. Подвыпившие охотники из машины озадаченно переглядывались: «Ну и Фомины! Ну, дают! Браконьеры сами оружие несут!» Леша подъехал, солидно выждав паузу, устало спрыгнул со своего маленького тракторка, подошел к мужчинам:

– Здорово, бобрятники! Приехали?

– Ну так… Обещали ж. Леша, обещали два ружья, привезли три. Скощуху бы нам по деньгам. Жонки с дома гонют…

– Хм… Скощуху? Как скажете, господа браконьеры. Снимаем вопрос мотоцикла и вашей грубости. Дальше – к начальнику, пусть он и решает.

– Леха, ты что это, – возмутился из кабины Виктор, – не переводи стрелки!

– Поедем ружья сдавать, напишем, что вы их добровольно сдали. Это единственное, что могу я лично просить у брата – моего начальника!

– А соседское ружье?

– А соседское, как и обещал, отдам. Пусть сосед в понедельник приедет на работу, там мы с ним и потолкуем за то, что дал ружье в руки браконьерам. Будет отрабатывать в охотхозяйстве, если не возьмут его в ментовку. А я стволы отдам – точно. В понедельник.

Взяв на себя ответственность за нарушение лично самим Закона, Леша просто думал о том, что благодаря этому, три ружья, которые они забрали сегодня и одно ружье, изъятое вчера, уже не будут убивать зверей. А по деревням пойдет, и еще как пойдет, слух о справедливости и гуманности егерей, которые ради борьбы с браконьерами готовы идти на компромисс не путем взяток, а путем переговоров и благих дел на так называемых общественных началах: что-то подсказывать, добровольно сдать орудие браконьерства, помочь в выявлении случаев браконьерства и привлечении браконьеров к законной ответственности. Леша достал из трактора номерной знак, отдал хозяину:

– Держи, рокер. Нос болит?

– Еще как! Боксер, блин, нашелся!

– Надо было тормозить. Просил же по-хорошему. А так, извини, темно было, не рассчитал.

– Ладно, проехали. Может, э-э… мы, это, взяли. Там – в машине.

– Ну, что? Еще хочешь по носу?

– За что?

– За взятку.

– Какая это взятка? За дружбу.

– Нет, мужики. С браконьерами ни я, ни брат не дружим. И не пьем, и не перекусываем. Исправитесь – посмотрим. Спасибо. Езжайте и выпейте дома, не за рулем.

– Так мы выйдем из-за руля!

– Дело ваше. До встречи, мужики.

Те отвернулись:

– Тьфу – тьфу, таких встреч… – сели в машину и уехали, облегченно вздохнув: егерь и не обманул, хоть и злющий, но сделал скощуху.

Алексей поехал дальше через лес домой. Заехал на Маяк, заглушил трактор, покурил. Конец апреля. Волчица уже готовит логово. Но где же делась пара волков, которых он видел месяц назад? Этот вопрос не давал Леше покоя. Волки пришли сюда весной. Пара. Здесь местных волков нет. Зверя много. Значит, сто процентов, они должны остаться. Но за это время, как ни всматривался, ни одного следа так и не увидел ни на гравийке после дождя, ни на свежепрорытых противопожарных разрезах, ни на скотомогильнике. Сколько и где не выл – тишина. Отогнав трактор подальше по дороге и захватив ружье, вернулся на Маяк. Скоро полночь. Волчица «тяжелая», отсиживается в логове, скорее всего. А волк должен быть на охоте и не возле логова, а где-нибудь подальше. И волк должен защищать свою территорию. Волк не может не ответить на вой чужака, волк не может не прибежать на «разборки» с чужим пришельцем на уже занятую им территорию. Леша вставил в оба ствола патроны, снаряженные картечью, проверил, мигнув лучом в лес, подствольную лампу-фару. Все работало исправно. Ветер? Ветер поднимается из прохладного болота к теплому лесу – а это то, что нужно. В лесу трактор начадил. В болото он не спускался. Отойдя на возвышенность, Леша набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание и, пригнувшись к земле, медленно выпрямляясь, в сложенные ладошки завыл: «У-у-о-о-о-а—а-о-о-о-у-у». Постояв, послушав, завыл еще раз. Еще длиннее секунд на десять… В Бобовках затрещали кусты – это стоящие где-то недалеко лоси шарахнулись вглубь болота от ужасного тоскливого воя. С озера с шумом поднялись утки; лишь темпераментная кряква раз-пораз громко призывает улетевшего селезня. Над Микитовой поляной заканчивают тягу последние на сегодня пары вальдшнепов. Ворчливо, со скрежетом, прокричали и стихли дрозды. Спрятавшись за куст лещины, уже покрывшейся зеленью широкой, мягкой листвы, Леша ждал. Прошло полчаса, и в лесу послышалось какое-то шевеление. Напряжение достигло предела: Леша, почти не дыша, всматривается в противоположный край поляны, где уже явно и отчётливо был слышен шорох. Палец – на спусковом крючке, левая рука, держащая цевье, готова в любую долю секунды вскинуть стволы и нажать на кнопку фонаря. Еще секунду, еще полсекунды…

…Уйдя из организованной людьми облавы, задрав и съев охотничью собаку, пара волков долго петляла по лесу, опасаясь погони. Снега в лесу еще было достаточно, и волки большей частью выбирали открытые участки, где снег подтаял. По вырубкам, по пойменному лугу волчица, сокращая круги, приближалась к конечной точке своего побега и стаи – к маленькому острову среди заболоченной поймы большой реки. Но в этом году на остров пришлось идти по воде и кое-где даже переплывать низкие лога, затопленные весенним паводком. По пути волчица посетила свое старое заброшенное логово. В нем поселилась семья лис. Волчица еще издалека почувствовала неприятный запах лисиц, а подойдя ближе, услышала, что лисы засели прямо в норе. Не столько от того, что ей нужно было это логово, сколько от ярости на такую наглость, волчица сморщила нос, показала клыки. Волчонок все понял: он мгновенно, не раздумывая, бросился в нору логова. Послышалось злобное рычание лис, потом визг и хрип. Внезапный шорох заставил волчицу насторожиться и подойти к запасному выходу из логова, устроенному лисами – и вовремя. Из норы показалась лисья голова. Волчица тут же бросилась и схватила лису за шею. Хрустнули позвонки, лисица захрипела, забилась. Волчица вытянула мертвое тело и брезгливо бросила возле норы. В это время из главного лаза в логово показался хвост и зад ее волчонка. Он вытянул измусоленную, окровавленную вторую, еще живую, лисицу. Волчица зарычала, и волчонок бросил жертву. Не вылинявшая еще, облезлая лиса ползком отползла в сторону, а потом, хромая и спотыкаясь, бросилась убегать. Волк было собрался догнать ее, но волчица не пустила его, преградив путь и злобно рыкнув. Поджав хвост, волчонок отошел в сторону и стал зализывать раны от укусов лис.

Волчица направилась вглубь острова, окруженного со всех сторон водой. То и дело им попадались испуганные зайцы, косули, отрезанные от леса водой. Голодный волчонок несколько раз пытался броситься вдогонку, но всякий раз его грозно останавливала волчица-мать. В конце концов, им пришлось снова спуститься в воду и почти по брюхо в воде идти к другому острову, видневшемуся вдалеке на фоне разлива. И только прибыв на второй остров, обследовав свое пустое логово, волчица разрешила волчонку поохотиться. Тот сразу исчез. А волчица, забравшись в логово, устроенное под огромным вывороченным корнем упавшей ели, лапами выскребла наружу прошлогоднюю траву, куски обгрызенных палок, корней – игрушек, которыми ее прошлогодние волчата тренировали свои челюсти. Стащив весь мусор вниз от входа в логово, волчица зубами стала рвать вереск, мох, папоротник, осоку и таскать их в нору. Скоро примчался довольный волчонок. По запаху и по остаткам на морде волчица поняла, что волчонок лакомился яйцами в многочисленных кладках птиц на остров и егоокраинах. Он приглашал волчицу на охоту, но она прогнала его, занятая обустройством логова. Уже глубокой ночью вернулся усталый, но сытый и толстый волчонок. Он положил у входа в логово тетерева, а сам отошел в сторону и лег на прошлогоднюю подстилку их логова. Взяв зубами изгрызенную палку, которая почему-то показалась такой знакомой, он сжал челюсти – палка треснула в двух местах. Волчонок выплюнул щепки, свернулся клубком и счастливо уснул – дома! Волчица, измотанная долгим переходом и готовая вот-вот ощениться, выползла из логова, съела тетерева целиком, прямо с перьями. Полакав воды из находившегося рядом болотца, она подошла к волчонку, крепко спящему на его родной прошлогодней подстилке, благодарно лизнула языком в его черный холодный нос. Волк-сын открыл глаза, приложил уши – он догадался, что это благодарность ему от матери и с сегодняшнего дня ему, взрослому, разрешается заботиться о ней. Волчица вздохнула, потянула носом – здесь никогда не бывает людей, здесь ее надежное логово, а вода, хоть и спадет паводок, пол-лета является серьезным препятствием, чтобы сюда не заходили люди. А на охоту они будут ходить на соседний остров, в болото и в большой лес, когда подрастут волчата. Несколько раз до этого доносившийся непонятный и подозрительный вой настораживал волчицу. Она категорически не хотела ни отзываться, ни бежать прогонять чужака. Она понимала: не зная местности, ни один волк не полезет в воду и не придет сюда. Здесь они в полной безопасности. А если и придет к середине лета чужак, она со своей стаей сможет дать отпор любому пришельцу, позарившемуся на ее территорию, даже ее Матерому. А до середины лета сюда никто не придет, кроме птиц и лосей. Зато на островах много разнообразной пищи: ягод, грибов, лягушек, улиток, ежей, зайцев и зайчат, яиц птиц, ящериц, ужей. В остающихся после разлива и высыхающих летом канавах, лужах, плесах остается много рыбы, умирающей за лето от недостатка кислорода и почти целый месяц являющейся одним из главных кормов для волков, лисиц, енотовидных собак и птиц. Волчицу научила мать, а она своих детей – раскапывать в грязи вкуснейших вьюнов. Жирные, толстые, они пищат, извиваются прямо в зубах. Десяток таких вьюнов – и не надо никуда идти на охоту. В пойме реки много бобровых хаток. Молодые бобры не могут дать достойного отпора волкам, хоть и фыркают, бросаются, щелкая резцами, но волки более верткие, и у бобров, особенно молодых, практически нет шансов на суше остаться в живых при встрече с голодными волками. Уже через неделю волчонок перестал бояться воды и на охоту стал уходить на большой остров, все чаще поглядывая на большой лес за разливом. Живность на маленьком острове он оставлял для матери, которой с каждым днем было все тяжелее ходить на охоту. Сегодня волчонок уже уловил такой родной и знакомый запах материнского молока, исходящий от облезлой в линьке его матери. На охоту он уходил все дальше и на дольше, не забывая при этом принести для матери с охоты то птицу, то ондатру, то просто отрыгивал перед ней часть содержимого из своего желудка, если удавалось поймать пугливую косулю или отбить от стада, живущего на большом острове, маленького полосатого поросенка.

Во время одной из таких охот две огромные свиноматки погнались за волчонком, прижали его к воде, и ему ничего не оставалось делать, как, спасаясь, броситься в воду и прыжками по воде, доходящей ему до живота, устремиться к большому лесу. Отбежав от острова, он оглянулся: свиньи, угрюмо хрюкая и щелкая клыками, поджидали его на берегу. Пришлось перебираться по воде к по большому лесу. Выбравшись на сушу, волчонок отряхнулся, осмотрелся. Наверху прогрохотал невидимый трактор. Волк замер. Шум двигателя снова появился. Прижавшись к земле, волк слышал, что шум исчез где-то в лесу – опасность миновала. Он осторожно пошел по тропинке между лесом и болотом. Ночь. На озере крякают утки – можно будет на обратном пути попробовать осторожно подкрасться и поймать для матери вкусный завтрак, ведь вернется он только под утро, а мать уже второй день лежит в логове. Поймав несколько мышей, волчонок, поднявшись наверх, стал углубляться в лес. Вдруг ночной лес потряс вой волка. Волчонок сразу узнал его. Это выл Матерый, вожак их стаи, откуда они почему-то ушли. Волчонок затаился, прислушался. Гарь от проехавшего недавно трактора не давала возможности поймать запах. И он стал обегать по кругу место, откуда слышался вой. Вой повторился, и волчонок, не замкнув круг, не поймав ветер, бросился на вой: Матерый выл совсем рядом. Вот обрадуется мать, когда он приведет всю стаю на остров! Но почему молчат остальные? Волчонок мчался со всех ног. Вот уже просвечивается впереди поляна, за ней сквозь деревья видно звездное небо. Что-то зашевелилось недалеко сбоку. Волчонок остановился, часто дыша, сделал несколько шагов к опушке поляны. Шорох сбоку повторился… Яркий луч света, неожиданно вспыхнувший впереди, шокировал и ослепил волка. Он замер, испуганно поджав хвост и с ужасом глядя на огромный слепящий глаз неведомого зверя.

Алексей точно знал, что на опушке не менее двух волков: он уже слышал и их дыхание. Секунда, полсекунды… Палец нажал кнопку включения фары, кисть подкинула стволы, приклад уперся в плечо. На земле мелькнула черная тень. Чуть не нажав на спусковой крючок, чертыхнулся – ежик!

Несколько секунд фара освещала копошащегося в корнях ежика. Напряжение спало, Леша уже хотел потушить фару, когда услышал шорох справа. Повернул стволы и заматерился. Свет выхватил серый зад и хвост волка. Не целясь, нажал на спусковой крючок. Вспышка ослепила на несколько секунд. Попал – не попал? Перезарядив патрон правого ствола и выбросив гильзу по привычке в траву, осторожно, с включенным светом, пошел в лес. И вдруг услышал разносящееся эхо волчьего воя: коротко, еще раз коротко… Это волчица дала сигнал тревоги, но откуда? В лесу эхо не дало возможности определить направление. Леша выскочил на поляну. Тишина. Опять вернулся в лес. Пусто. Придется завтра, то есть сегодня с утра приехать, поискать кровь, а заодно и следы, откуда пришел волк. Алексей посидел еще полчаса, выкурил две сигареты. Где-то далеко за болотом, на разливе, кричат кулики. Лес потрескивает, шелестит, шумит изредка кронами под мигающими звездами. Тепло в лесу – наступает май. Скоро запоют соловьи, «загудят» на озерах выпи, затрещат на лугах коростели. Раздосадовано растоптав окурок, кинул ружье на плечо и пошел, опустив голову, к трактору. Надо ехать домой. Ан нет – решил перекемарить до утра в лесу, в теплой кабине, чтобы не гонять за десять километров. В рюкзаке отыскал кусок сала и горбушку черного хлеба. Перекусил, запив травяным чаем из термоса. Поставил трактор так, чтобы была видна целиком широкая лесная дорога и, не разряжая оружия, примостился полулежа спать, изредка ногой включая переключатель света: вдруг на дороге что-нибудь высветится.

Проснулся от постороннего шума. Осторожно поднял голову и сонно заулыбался: буквально в пятидесяти метрах от трактора дорогу переходит стадо кабанов. Уже и птицы поют. Проспал! Дождавшись, когда, замыкая вереницу диких кабанов, дорогу перебегут маленькие поросята вслед за черной вылинявшей своей мамкой, завел трактор, включил самодельную печку. Часы показывали шесть утра. Медленно, разглядывая впереди себя песчаную дорогу, подъехал к Маяку. Полчаса обследовал место ночного выстрела. Ничего. Ни следов волка, ни крови, ни шерсти – промазал. Спустившись и побродив по тропинке между большим лесом и болотом, обнаружил-таки следы волка. Волк, выйдя ночью из болота, отряхнулся, видимо, и отметил местность мочевой точкой, исцарапав после этого мох. Так всегда волки метят территорию, чтобы самому легче найти обратную дорогу, а неприятель чтобы знал, что здесь есть хозяин и это его территория. Странно, но отпечатанный на мокрой земле след был невелик, и, судя по вытянутой форме, принадлежал самцу. Молодому. А там, за гравийкой, он видел матерого волка и волчицу. Неужели где-то бродит стая? Тогда почему не откликаются? Хотя, сигнал тревоги волчица подавала! Но откуда? Из болота? Близко, он бы услышал. Неужели у логова на острове? Но там вода вокруг, а волки не любят воду. Одни загадки. Но на остров нужно сплавать на лодке. И не откладывая, сегодня же. Сейчас. Он вернулся к трактору и уже к восьми утра был дома и обо всем рассказал брату. Виктор поддержал его, и они, захватив лодочный мотор и бензин в канистрах, поехали на речку, где стояла их личная дюралевая лодка «Казанка» с крыльями. «Вихрь» завелся с первого рывка. Мощно рыча мотором, лодка понеслась по разливу к острову. Вода немного спала, да и птиц на воде стало меньше. Зато на грядах-островах куликов, кажется, еще прибавилось. Стоя в носу лодки, Алексей рассматривал водную гладь в бинокль, насколько хватало глаз. Проехав камыши у криницы, приблизились к острову и на малых оборотах обошли остров по кругу. Кое-где из-за мелководья мотор приходилось глушить и идти на веслах с поднятым мотором. Обойдя на лодке остров, поняли, что вряд ли волки сунутся по воде сюда, но на всякий случай пошли проверить старое логово. Многочисленные маленькие копытики поросят еще раз подтверждали, что волками тут и не пахнет. Но каково же было их удивление, когда на старом логове нашли разлагающуюся лисицу с явно перегрызенным горлом. Пройдя по кругу, нашли по едкому запаху разложения вторую лисицу. Что с ними случилось, понять было сложно, но даже обычно всеядные кабаны, падкие, в том числе, и на падаль, не съели мертвых лис. А вот на песке у лисьих нор нашли четкие отпечатки… волков! Сомнений быть не могло: волки были, или еще есть, на острове. И голос волчицы сегодняшней ночью точно был с острова. Посовещавшись, решили, что Виктор засядет в засаде, углубившись метров на пятьдесят вглубь острова от кромки воды, а Леша будет ходить периметром по острову, стараясь «сдвинуть» волков с лежки. Спугнутые, они либо начнут метаться вдоль воды, либо бросятся по воде к большому лесу, что очень даже маловероятно! Но по воде их догнать на лодке – пустяк. Виктор спрятался в разросшийся куст молодых дубков, а Леша пошел по острову. За три часа охотники «узнали в лицо» всех обитателей острова: две свиноматки, один секач, пятнадцать поросят, самец косули и две самочки, почему-то без приплода, около двадцати зайцев, две енотовидных собаки. Сороки, сойки, белки – не в счет. Волков не было. Все звери, пугаемые ходящим по острову и стучащим палкой по стволам Алексеем, по нескольку раз по кругу перебегали перед Виктором. А секач еще и пробовал пугать Лешу, шумно сопя и клацая клыками, показываясь вблизи егеря. Не найдя волков, но обнаружив в нескольких местах характерный волчий помет и включая задавленных то ли волками, то ли кабанами лис, пришли к выводу, что волки на острове были. И были недавно, по большой воде. Или жили здесь с зимы? Нет, не похоже. Большой и малый след… Леша видел сегодня мелкого волка, а волчица взрослая сейчас вот-вот будет щениться, сидит у логова. Похоже, пришла взрослая матерая волчица и переярок! Это меняет всю картину. Но где же волчица? Может, на втором, малом, острове, что совсем фантастично.

– Витя, поехали на малый остров, – Леша, прищурившись, посмотрел на виднеющийся остров.

– Это, конечно, мало что даст, но поехали! – Виктор завел мотор, разогнался по водной глади, но вскоре они напоролись на мель. Обрезало шпонку, крепящую винт к валу. Как назло, новой шпонки в ЗИПе не оказалось. Пришлось вытаскивать из пряжки ремня стальной стержень и его загнать вместо шпонки. Провозившись с двигателем, на остров плыть передумали: далеко от большого леса, много воды, мало или вообще нет пищи – волчица сюда не пойдет. На малых оборотах развернулись и, не спеша, малым ходом пошли по разливу домой.

Леша несколько раз оглядывался на малый остров, словно чувствуя, что за ними оттуда наблюдают две пары желто-зеленых немигающих глаз. По пути свернули на затоку от криницы – самой криницы в разливе не видно, но полоса очерета, верхушки которого торчат над водой, явно выделяет ее русло. По этому руслу идет на нерест рыба, выходя на прогреваемый теплым весенним солнцем пойменный луг, на метр и больше залитый водой. Утки, не взлетая, быстро прячутся в камыши. Гуси уже улетели на север. Тихо на воде. Внезапно мотор заглох. Подняв его, обнаружили, что на винт намоталась сеть и шпонку опять оборвало. Заматерившись, мужики ножами обрезали сеть с винта. Леша стал вытаскивать сеть в лодку, а Виктор полез копаться в ЗИП, ища что-нибудь, что можно использовать для стопорения винта. Обрезая ножом сеть, Леша выпускал живую рыбу в воду, мертвую бросал на дно лодки. Конец сети был утоплен привязанным стальной проволокой грузом. Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло. Проволоку откусили и, сложив вдвое, забили в отверстие. Можно заводить. Но чьи же сети? На веслах пошли дальше и уже на выходе в пойменный луг подняли из воды еще с десяток сетей, полных рыбы. Виктор достал планшет, составил протокол об изъятии бесхозных сетей и акт об изъятии незаконно добытой неизвестными лицами речной рыбы по видам. Тихий шум лодочного мотора, идущего на малом ходу, они услышали сразу. Лодка, судя по шуму мотора, двигалась в их сторону. Быстро заплыв в камыши, они затаились. В наступивших уже сумерках из-за кустов выплыла моторная лодка. Одни человек за мотором, двое спереди внимательно всматриваются вглубь воды, бороздя шестом воду. Виктор достал из кобуры ракетницу, выстрелил из нее высоко, но под углом, над приближающейся лодкой и, помахав ракетницей, крикнул: