Текст книги "Охотовед"

* * *

Ох, и досталось же Леше от брата и отца за то, что стрелял по волчице и промазал! Тем более, у логова! Целую неделю объезжали они лес и днем, и ночью. Сидели в засадах у летних лагерей выпаса телят на обычных волчьих переходах, опрашивали лично и по телефону лесников, егерей, опытных охотников: волчицы нигде не было. Через неделю сняли капканы у логова. Не набравший меха енот, попавшийся в капкан на волчьем логове, лишь усугубил досаду. Брат стал грозиться отобрать свое ружье и не брать больше с собой. И Леша поехал в столицу. Полковник Перец, председатель окружного военно-охотничьего общества, принял Алексея радушно. С улыбкой выслушав жалобу на брата в том, что тот не берет на работу из-за того, что они родные братья, полковник тут же вызвал начальника отдела кадров и дал ему поручение. И вскоре Леша, после крепкого рукопожатия полковника и теплых напутственных слов его, держал в руках первую в своей жизни Трудовую книгу и удостоверение егеря военно-охотничьего хозяйства. Сам полковник выделил ему свою служебную «Волгу», чтобы съездить на склад за обмундированием и потом его, с целым тюком обмундирования и обуви военного образца, отвезти на вокзал…

– Что это значит? – Виктор хмуро уставился на одетого в егерскую, с иголочки, форму младшего брата.

– Это значит, товарищ начальник военно-охотничьего хозяйства, что я с сегодняшнего дня работаю егерем под вашим чутким руководством!

– Не понял.

– А что понимать? Я съездил в контору, там меня как студента-заочника факультета биологии-охотоведения без слов приняли на работу в наше охотхозяйство на должность егеря.

– Какого это «нашего» охотхозяйства?

– Нашего – это значит моего. Того, в котором я уже работаю. Вот мое удостоверение.

– М-да! Дела… А как же мое ходатайство?

– А никак! Я сказал, что ты против. Они посмеялись, а полковник Перец сказал, чтобы ты ему позвонил. Насчет меня…

– Ну, малый! Тебе ж всего семнадцать лет!

– Ну и что. На меня завели трудовую книжку, я даже подписал «клятвенное обещание».

– Ну что ты к брату цепляешься? – вмешалась мама, – мы с тобой говорили? Говорили. Ты тянешь? Тянешь. Вот мы и решили все сделать сами.

– Сами… – буркнул Витя, – а работать вы тоже будете вместе?

– Нет, Витя, работать я буду один, и мне нужен охотничий билет и трактор, что стоит у Григория. Все равно он на нем не ездит.

– Трактор?! Охотбилет?! А ружье тебе не надо??!!

– Надо. После охотбилета. Сам куплю, у тебя просить не буду!

– Хватит спорить и ругаться, дети. Ты, Витя, не серчай. Леша давно мечтает об этой работе. По твоим стопам идет, и мне спокойнее – хоть вместе будете. Садитесь за стол, будем отмечать начало работы будущего охотоведа.

Как был, в новенькой военной полушерстяной полевой форме, так и сел за стол Алексей. Радости не было предела…

На производственном собрании решили, что обходом у Алексея будет запрещенная для охоты зона охотхозяйства – часть «Зеленой зоны» вокруг города, а также часть большого обхода егеря Григория Гречки. Леша сам привел в порядок древнейший, с ручным сцеплением, водяным охлаждением и без кабины трактор. Помогли, конечно, в колхозной мастерской, узнав, что Леша – брат Виктора и будет работать егерем. Теперь каждое утро, если не было индивидуального задания от брата-начальника, Леша выезжал из домашнего двора на тракторе и возвращался лишь вечером в сумерках. Он делал в лесу кормушки для косуль, солонцы для лосей, косуль и зайцев, развозил в кормохранилища початки кукурузы, желуди, яблоки-дички. Часто заезжая к старшему по возрасту и отслужившему в ВДВ егерю Григорию, он оставался у него ночевать. Мама Гриши – тетя Зина, накрывая ужин, обязательно наливала Леше и Грише по рюмочке самогона. Парни достойно и важно выпивали, крякнув, закусывали и вечером шли на танцы, где, порой стоя спиной к спине, вступали в драку с местными забияками. С десантником Гришей «воевать» было себе в убыток, и в большинстве драк Алексей упражнялся в рукопашном бое по добиванию «подранков», оставленных Гришей. Рано утром они выезжали или пешком уходили в обход. С собой брали одно ружье на двоих – Гришино, топоры, ножи, пайку на обед. Вдвоем работалось спорно и веселее, что бы ни делали. А работы было много. Над кормохранилищем на границе их егерских обходов сделали из жердей второй этаж, в котором развесили под тысячу подсоленных осиновых и ивовых веников. Там же вручную выкопали и накрыли огромный погреб для хранения картофеля на подкормку диким кабанам. По обоим обходам разнесли соль в солонцы и вырезали в срубленных осинах более сотни новых солонцов. В мастерской колхоза изготовили красочные аншлаги1111
  Аншлаги – (биотехн.) – граничные столбы, обозначающие границу охотхозяйства, его схему и номера телефонов для связи.


[Закрыть] и развезли на тракторе по границам на дорогах, ведущих в охотхозяйство, установили вместо старых. Организовали заготовку кормов с вывозкой на подкормочные площадки и хранилища силами местных охотников. Больше ста тонн зарноотходов, около пятидесяти тонн початков кукурузы, тонн двадцать зерна и пятнадцать тонн картошки заготовили местные охотники и оформили по накладным на приход в охотничье хозяйство. Так прошел сентябрь – первый месяц работы Алексея егерем охотхозяйства. В конце сентября неожиданно прилетело письмо из Казахстана от Вали. Баба Стюра, естественно, уже оповестила маму Леши о случайном романе, за что Леша получил строгое порицание от мамы. И вот – письмо. Мама, укоризненно глядя, передала Алексею письмо. Валя писала, что живет в общежитии медучилища, учится хорошо и очень скучает по Леше, хотя и знает, что это бессмысленно. Коротенькое письмо заканчивалось просто и тепло: «Я люблю и буду любить всю жизнь только тебя одного. Ты не обращай на это внимания, а просто знай, что на свете есть человек, который молит Бога о тебе. Это я». Орлан-белохвост, установленный в большой прихожей, напоминает и без письма о Вале…

Леша сунул письмо в офицерскую полевую сумку, где лежали чистые бланки протоколов и «Справочник охотника». Брат уезжает на неделю в командировку на учебу, и на этот срок Леша остается исполняющим обязанности начальника охотхозяйства. Начальник-брат написал задание: от заготовки кормов по всем шести егерским обходам до подготовки предстоящего открытия промысловой охоты на копытных. И если корма уже были заготовлены с избытком, то план поставок на экспорт мяса двадцати лосей и пятидесяти диких кабанов предстояло еще выполнять. А к этому – обеспечить охотой на копытных в промысловых и спортивных целях представителей первичных охотколлективов военно-охотничьего общества, бригад по добыче копытных. Сами коллективы к этому времени определились со списками членов бригад, зарегистрировали эти списки в лесхозах и милиции, провели соревнования и учебные стрельбы, на которых Леша в упражнениях на круглом стенде занял второе место, уступив только брату. Этот эпизод стал решающим на заседании гарнизонного Совета военных охотников, где ему после сдачи положенного экзамена торжественно досрочно, в виде исключения, в семнадцать лет вручили членский билет военно-охотничьего общества – заветную красную книжечку. Виктор уехал, и главное, по мнению Алексея, достоинство и гордость начальника – вездеход ГАЗ-66 с водителем Димой Белым – перешло в полное подчинение и. о. начальника охотхозяйства Алексея. Двое суток он мотался по охотхозяйству, проверяя работу коллег по устройству охотничьих вышек, стрелковых линий, ремонту кормохранилищ и заполнению их кормами.

Субботнее утро встретили в лесу у маленькой деревушки Гута. Выехав из-за поворота лесной дороги, они неожиданно столкнулись с двумя охотниками, идущими им навстречу. Дима затормозил, а Алексей, нацепив поверх офицерского бушлата полевую сумку, выскочил из машины, доставая на ходу егерское удостоверение.

– Добрый день, – начал он мирно, хотя очевидно, что перед ним – браконьеры, так как Гута находится в «зеленой зоне» их охотхозяйства. Он показал удостоверение, но представиться не успел, его перебили:

– Чего прыгаешь, пацан? Кто ты такой?

– А вы?

– Я? Я егерь Фомин, – смело соврал один из браконьеров, – а ты кто?

– Я? – Леша опешил. – Я егерь Фомин. Вот мое удостоверение.

Браконьеры переглянулись, криво усмехнувшись. Один из них нагло уставился на Лешу:

– И что, егерь Фомин? Что хочешь?

– Ваши документы.

– Документы? Документы дома. Сейчас сходим, заберем и принесем сюда. Да, Дима? – Браконьер подмигнул водителю, нерешительно топтавшемуся у машины.

Леша понял, что браконьеры просто так оружие не отдадут. Он схватил за ружье ближайшего к нему браконьера, мгновенно отцепил цевье и одновременно, нажав рычаг, преломил стволы в замке. Ружье, раскрывшись, разобралось на две части. Браконьер растерялся, а в это время Алексей перекрутил разобранные части ружья через его руки ремнем, и тут же ударил коленом в пах. Браконьер, охнув, согнулся. Ударом по затылку Леша сбил его на землю и, крикнув Диме караулить, бросился за вторым, который начал уже убегать. Догоняя второго, Леша кричал: «Стой, сука, стой, стрелять буду!» Когда до браконьера оставалось шагов десять, тот остановился, развернулся и, направив ружье на Лешу, крикнул:

– Не подходи! Стреляю!

Но останавливаться уже было поздно. Леша по инерции наскочил на ружье, отвел стволы в сторону. Выстрел прозвучал прямо над ухом. Повалившись вместе с браконьером, Леша, не размышляя, первым ударил лежащего под ним браконьера в лицо несколько раз кулаком. А когда тот выпустил ружье, еще несколько раз ударил его в лоб. Успел заметить, что у браконьера закатились глаза, и из уха потекла струйка крови. Только после этого устало встал, перевел дыхание, поднял и разрядил ружье. Хриплый слабый голос заставил его обернуться:

– На, сука, получай! – успел он услышать, заметив направленный на него ствол пистолета. Выстрел прозвучал одновременно с прыжком на браконьера. Жгучая боль обожгла бок, но Леша успел навалиться на браконьера и, вывернув тому руку, вырвать пистолет и бросить в сторону. И снова стал бить.

Подбежавший Дима оттянул Алексея от избитого браконьера. Заметив, что Алексей не может разогнуться, распахнул тому бушлат. Свитер под бушлатом пропитался кровью. Испугавшись, шофер закричал:

– Ой, Леха! Ой-ей. Что ж это? Чем он тебя?

– Не кричи, – Леша, стиснув зубы, задрал свитер, – вон там пистолет где-то. Поищи.

Алексея спасло то, что пуля, выпущенная из «Макарова», прошила полевую сумку, в которой лежала книга «Справочник охотника», тетрадь «Дневник егеря и толстый ватный бушлат. Это и спасло ему жизнь. Зажав рукой рану, Леша поплелся к машине, попросив Диму притащить туда же браконьера. Первого браконьера, успел отметить Алексей, у машины уже не было. Не было и его «курковки». Достав аптечку и приложив пластырем вату с бинтом на место раны, Леша увидел идущего с ружьем Диму.

– Дима, Дима, а где мужик? – тревожно сухими губами спросил шофера.

– Алексеич, убежал он! Я не смог его поймать. Вот – ружье.

– А пистолет где?

– Дак это, – замялся Дима, – вырвал он у меня… наставил. И я испугался. А он с кровью, глаза бешеные. Убежал, Леша, он. Извини.

– А первый где?

– Я, когда услышал выстрел из пистолета, бросил его тут. А что, нету?

– Эх, Дима, Дима! Поехали быстрей. Совсем мне хреново. И кровь течет, и болит… Поехали в город быстро…

Уже подъезжая к районной больнице, Леша потерял от боли сознание. Очнулся только после операции в палате. Рядом медсестра. С удивлением обнаружил, что лежит под простыней совсем голый. И опять уснул под действием наркоза, только спросив, где он находится.

Позже выяснилось, что пуля, нанеся серьезный динамический удар, расколола кость ребра и в нем же застряла. Врачи достали ее и осколки ребра за час. Ближе к вечеру приехали оповещенные родители. А до них побывали работники милиции. Долго добивались, как оказалась «вертикалка» брата в машине. Допрашивали с недоверием о том, как Леша один сумел уложить на землю двух браконьеров, а потом их упустить. Прокурор района вообще заявил прямо, что он не верит ни одному слову Алексея и предлагал добровольно сдать пистолет, из которого, по версии прокурора, он, Леша, случайно сам себя поранил. Три дня приходили сотрудники прокуратуры и милиции. Задавали вопросы, записывали ответы. Ездили с Димой на место происшествия, но не нашли там никаких следов; да и Дима, как объяснил следователь, не уверен, что это было «именно то место, где ранили Лешу». В конце недели Алексей написал заявление, что рану получил у себя дома в сарае, напоровшись на вилы случайно. Дело закрыли за отсутствием состава преступления. Браконьерское ружье в милиции забрали без протокола – в обмен на «вертикалку» брата, которую не догадался спрятать в кабине шофер. Приехавший из командировки брат забрал Лешу под расписку домой, и уже через три недели он приступил к работе. Брат же все это время прочесывал окрестные деревни со своим другом – опером из УВД по приметам, указанным Лешей и Димой. Но поиски результатов не принесли: браконьеры исчезли, и никто не опознал их по приметам. Лишь спустя несколько лет узнали Алексей и Виктор, что браконьерами были сын участкового и его друг, прилетевшие в отпуск из Самаркандского военного училища и решившие поохотиться с незарегистрированными ружьями и пистолетом отца. Сразу после происшествия они улетели обратно, а тот самый участковый Чайкин «помогал» Виктору искать преступников по приметам, описанным Алексеем. по всей округе…

Провалявшись дома праздники открытия охоты на копытных, Алексей с дрожью и волнением в конце октября выехал-таки в выходные на коллективную охоту. Сидя в тентованном кузове ГАЗ-66, слушая байки военных охотников, он вспоминал такие же поездки пять лет тому. Сколько приходилось просить брата взять на загонную охоту в качестве загонщика! Сколько волнения было перед охотой! Сколько мерз он в кирзовых сапожках, пока доезжали из города к месту охоты в холодном кузове! А сколько радости было, когда охотники хвалили егерей и его – подростка, за хорошую охоту! И вот он едет на охоту уже в качестве настоящего егеря. В форме, с оружием, хоть и братовым пока. С прострелянной настоящей пулей полевой офицерской сумкой, рюкзаком с едой и фляжкой… А дома в серванте среди его дневников, бережно хранившихся мамой с первого класса, бабушкиных писем, календариков и картинок с котами, лежит письмо от Вали со словами: «…есть человек, который молит Бога о тебе. Это я…», пробитое пулей. А пуля-то, выпущенная снизу-вверх, застрявшая в ребре, шла к сердцу. Алексей написал об этом Вале, поблагодарив ее за то, что она его своими молитвами спасла, но при этом, не дав ей ни грамма надежды на продолжение их внезапного романа. Впереди – армия. После армии – институт, намекал Леша и просил ее простить за это.

Сейчас, трясясь в громыхающем, пыльном и прокуренном кунге машины, он думал о предстоящей охоте и о предстоящих загонах в обходе егеря Карла Ильича: где тот будет ставить номера, кого поставит на лучшее место – на ход зверя, о том, как сам пойдет в загон и как попробует выпросить у брата разрешение постоять на номере с оружием. Осенний лес угрюмо встретил выпрыгивающих из кузова охотников. Утро только просочилось серым рассветом сквозь сонные, еще не потерявшие листву ветви. В лесу пахло мхом, грибами, сыростью и дождем. Собрав оружие, охотники выстроились полукругом на инструктаж, который проводил брат. Егеря с собаками стояли в сторонке. Брат рассказал о технике безопасности, обратив внимание на возможное наличие в загоне с лающими на зверя собаками простых людей – грибников. Стрелять разрешено только пулями. Лосям – только в голову и шею. Лицензий на сегодня хватало разных. Отдельно отметив схожесть западно-сибирских лаек с волком, посоветовал лучше пропустить волка, чем убить собаку. На карте показал ориентиры: на севере – железная дорога, на востоке – река, на западе – гряда полей, на юге – шоссейная дорога. Кроме обычных заповедей – не стрелять на шум или по неясно видимой цели, прямо в загон и по линии стрелков, брат обратил внимание на сигналы: длинные сигналы рога – начало загона, короткие – сбор у машины. Ответив на вопросы, Виктор представил нового егеря Лешу и поздравил всех с началом сегодняшней охоты, пожелав всем «ни пуха, ни пера». Большинство охотников знали Алексея и после инструктажа подошли к нему с приветствием, поздравлениями и шутками с похлопыванием по плечу. Никто не упрекнул, что ружье – знаменитое братово ТОЗ-34, штучное, с инкрустированным прикладом – у него на плече. Прозвучала команда егерям отправиться в загон, а охотникам выдвинуться на номера. Охотой руководит брат, а загонщиками сегодня руководит Карл Ильич – старейший егерь. Все, кроме Леши, с собаками. Собаки хрипят, натягивая поводки, рычат друг на друга, рвутся работать. Наконец Леша остается один в ожидании сигнала о начале загона. Тишина в лесу. Эта тишина, хоть и обманчивая, но это жизнь леса. Не должно здесь быть крика, шума, гама, лая собак, стрельбы. Тишина – это образ жизни. Особенно тишина осеннего леса. Чтобы слышно было, как попискивает поползень, как затрещит сорока, как падает-шелестит осенний листок, как вдруг по верхушкам пробежит легкий ветерок. Это – осенний лес. А все остальное: гомон птиц и крик сойки, пугающей голосом ястреба, шум ветра в иглице сосен и елок, треск ломаемых сучьев – позднее лето либо ранняя зима. Так думал Алексей, наслаждаясь прелым запахом, тихим шуршанием по коре птиц, мягким шелестом травы под ногами. Подобрал сыроежку, раскрошил в руке, кусочек пожевал и выплюнул – «сыроежка»! Карл Ильич говорит, что здесь на делянке1212
  Делянка (лесн, разг.) – лесосека, определённая площадь, место вырубки леса и последующей посадки культур или разрастания на ней самосеющихся древесных пород разного возраста.


[Закрыть] семья лосей живет, много косуль. Косуль сегодня не стреляют. Лосей, хоть и жалко, но это ж охота! Да и столько объели лоси верхушек молодых сосенок – целые делянки культур уничтожили. На то и ведется охотничье хозяйство, чтобы минимизировать ущерб, который наносят разводимые и охраняемые дикие звери. А что сама по себе охота? Праздник! Общение с природой! Радость ощутить себя частью дикой природы, забыть об урбанизации, забыть о прогрессе. Охота – адреналин. Охота – здоровье, свобода, событие.

Длинные позывные рога оторвали от философско-радостных размышлений молодого егеря. Послышались по цепочке голоса загонщиков. Загон – это музыка. Это не только гон зверей. Это – прелюдия охоты-оперы. Каждый загонщик кричит по-своему, каждый – это отдельный музыкальный инструмент большого оркестра. Вот, Гриша-младший. Он своим басом кричит так, словно хочет, чтобы зашатались верхушки деревьев, чтобы веселей было стоять на далеких номерах, заслышав бас егеря. А вот Карл Ильич, тот балует. То петухом запоет, то собакой загавкает, то ухнет, как ствол упавшего дерева. А вот Гриша-старший. Он протяжно, как козел домашний, кричит: «Е-е-е-еп». А получается, словно: «Ме-е-е-е». Смешно Леше. Но он уже идет по лесу и кричит, подражая Грише-младшему, громко, низко и протяжно: «А-а-а-туу, ооо-о-о-пф, гооо-о-о-оп!» Кроме крика надо еще не сбиться с правильного курса и ровненько выйти на номер, а не петлять по загону как секач в облаве под собаками. Заработал Кучум. Нечасто, низко, с хрипотцой. Этот «запсиб»1313
  Запсиб (разг.) – западно-сибирская лайка


[Закрыть] по белке не лает точно, значит, в загоне есть зверь. К Кучуму присоединилась Юта – звонко, злобно, с подвзвизгом. Внезапно лай прервался – зверь стронут, и тут же в работу включается русский гончий Шарик. Он с голосом идет по следу стронутых с дневки зверей. Голос собаки двигается на левый фланг стрелковой линии, останавливается и начинает двигаться вправо. Загонщики закричали с новой силой, с удвоенной энергией, заставляя невидимого пока зверя идти на стрелковую линию. Лайки опять замолчали, лишь Шарик Миши Яскевича «молотит» монотонно и меланхолично. Выстрел. Второй. Слева – третий. Четвертый там же. Заголосили лайки, замолчал гончий. Радостно на душе – кому-то повезло: зверь добыт, раз лайки работают на месте. Выстрел. Уже пятый. Ого! Вот тебе и первый загон! Леша кричит что есть мочи: до номеров, хоть они уже и рядом, надо идти с голосом. Наконец показался охотник, стоящий на номере. Лишь только заметил он Алексея, свистнул, махнул рукой – «вижу!» Алексей перестал кричать и вышел на стрелковую линию. Владимир Сергеевич Рожков – председатель охотколлектива, вручившего Леше охотбилет, летчик в отставке, знает тысячу анекдотов и очень хорошо относится к Леше еще с детских лет.

– Ну что? – шепчет Алексей.

– Лоси! Я видел троих, но далеко.

– А кто стрелял?

– Потерпи, Лешка, увидим… Тут рядом!

Уже затихли все загонщики и прозвучали короткие гудки отбоя загон и сигнала возвращаться. Пройдя два номера и забрав их с собой, охотники увидели лежащего на дороге лося-рогача и прилегших у него лаек. Гончак равнодушно топтался в стороне, лайки же грозно косились на троих охотников, живо что-то обсуждающих.

– Ну, кого поздравлять? Кто наливать будет? – Владимир Сергеевич по пути отламывает небольшую еловую веточку.

– Сергеич, мой трофей! – радостно сообщает молодой охотник, которого Леша знал плохо.

– Ну, Ванька! Ну, молоток! Поздравляю! Молодым и неопытным всегда везет. Это ж надо – какой красавец! – Владимир Сергеевич пожал руку Ивану и воткнул в его шапку еловую веточку – знак отличия.

– Сколько раз стрелял?

– Два. С первого раза положил, а потом решил подстраховаться.

– А кто ж еще стрелял?

– Я, Сергеич, – смущенно сообщил Терентьев Сергей, которого Леша знал давно.

– По ком, Серега?

– Да вон, из-под Шарика лису взял пулей!

– Да ну?!

– Вон лежит, уже хороша, рыжая плутовка!

– О, Серега! С тебя литр. Такой воротник Трофимовне принесешь!

– Да не вопрос, Сергеич. Все есть в машине.

– Ну, мужики, – начал было Рожков, но тут на дорожке показались остальные члены бригады, которые оживленно и громко разговаривая, несли на перекладине дикого кабана. Все, наконец, собрались у лося, цокая языком, трогали рога, пожимали руку Сергею и Ивану.

Витя подогнал машину. После случая с Лешей он заставил Диму Белого написать заявление «по собственному» и «попросил» больше никогда не показываться ему на глаза. Теперь, впрочем, как и раньше, он сам водил машину. Тем временем, егеря быстро освежевали добытую дичь и, уложив потроха (единственное, что оставалось охотникам) в полиэтиленовые мешки, загрузили добычу в машину. Решили сделать еще два загона и на этом закончить охоту и ехать в деревню готовить печенку.

Во втором загоне трое охотников промазали по кабанам, а одного положил-таки Рожков. На радостях он предложил охотникам поменяться с Алексеем ролями, а ему, Леше, самому стать на номер как новичку: авось на удачу. Волнуясь, Леша стал на номер в третьем загоне. Номер Виктор выдал не аховый: справа смешанный лес, слева чистый бор. Зарядив пулями два ствола, Алексей расчистил под ногами площадку от сучьев и шишек, вскинул ружье, прикинув сектор стрельбы, и стал ждать. Послышался длинный сигнал охотничьего рога – загон начался. Голоса егерей издали на самом деле казались едва слышимой музыкой, приближаясь, превращались в настоящую симфонию таинства загонной охоты. Несмело залаяла Юта, завизжала и стихла. Ага! Нашла зверя! Подняла. Зверь пугнул собаку. В подтверждение этих слов злобно зазвенел голос сучки, и к нему присоединился такой же злобный хриплый лай Кучума. Собаки лаяли на одном месте, а голоса загонщиков затихли.

«Эх, – с досадой подумал Алексей, – загонщики халтурят, молчат». Словно услышав его, загонщики разом заголосили, завопили, подгоняя зверя на стрелковую линию. Смолкли собаки – зверь пошел. Снова лайки заработали в районе правого фланга – противоположного от Алексея. Напряжение спало, Алексей поставил ружье на предохранитель. Вдруг с правой стороны послышался шелест. Алексей неслышно перевел вперед предохранитель, замер, сжимая ружье прикладом у бедра, стволами на уровне глаз, как на стенде. Шорох повторился, и из подлеска выскочил заяц.

– Ах, чтоб тебя! – незлобно прошептал Алексей, вспоминая примету: «Заяц на глаза – копытные с глаз». Не замечая Алексея, невылинявший беляк протопотал через тропинку, на которой стоял охотник, и исчез в зарослях папоротника. Предохранитель снова поставлен на место…

Собаки неожиданно заработали совсем недалеко. Злобно, активно, звонко, они то умолкали, то опять заливались звонким лаем. Гон собак приближался вдоль стрелковой линии к Алексею. Он напрягся. Сердце опять застучало где-то в районе подбородка. Собаки стихли. Вот-вот должен прозвучать выстрел: загонщики плотно приближались к стрелковой линии. Кабана он не увидел – услышал. Громкое сопение, стук копыт, раздвигающиеся лапы кучки молодых елок. Опять сопение. И из елочек вылетела огромная туша секача. Леша уже держал ружье на плече, мушка сразу же уперлась в голову. Поднятая на загривке шерсть, седые бока, поднятый вертикально толстый рыжий хвост, блестящие клыки. Громкий топот копыт в прыжках по мягкому мху. Могучее дыхание. Мушка упирается в лопатку. Нажатие на спусковой крючок. Выстрела не почувствовал. Успел заметить, как вздыбилась еще больше шерсть на холке, услышал шлепок пули. Но кабан продолжал бежать. Второй выстрел был явно неприцельным и прошел мимо. Пока Алексей перезарядил ружье, кабан исчез, но буквально летящие за ним лайки зашлись в малиннике злобным лаем, а потом рычанием. Эх, сходить с номера нельзя. Где сердце? Где дыхание? Один адреналин будоражит сознание, делая невесомым все тело, не говоря об оружии. Собаки на месте. Рычат, лают. Зверь лежит – точно! Слева номеров нет, и Леша, в нарушение инструкции, сбегает с номера, пробирается через мелкую поросль, малинник к собакам, держа ружье наготове. Загонщики-черти опять замолкли. Вот он! Огромный секач лежит на боку, а собаки рвут шерсть поверженного зверя. Держа голову секача на мушке, Леша подходит к нему. Собаки, кося глазом на Алексея, продолжают рвать шерсть. Кабан мертв. Леша быстрым шагом, оглядываясь, ликуя, возвращается на номер. И вовремя. Из загона стали выходить загонщики, и никто не заметил грубейшего нарушения правил техники безопасности со стороны егеря. Первым подошел друг-коллега Гриша:

– Ты стрелял? – оглядываясь, разочарованно спросил, отдышавшись.

– Ну, я, – нагоняя на себя равнодушия и мужественности, ответил Леша.

– И что? Мазанул? Ну, Леха. Будешь наливать!

– Хм, за что?

– За промах. Мазила!

– Ладно. Посмотрим…

– А где собаки? Вроде, на месте лаяли. Я-то думал, ты отличился…

– Щас, увидишь!

Тут затрубили «отбой», и вскоре появились гуськом идущие запыхавшиеся охотники.

– Ну что? – Виктор испытующе оглядел Гришу и Лешу, – говорите!

– А-а, Леха мазанул! – Гриша разочарованно кивнул головой на Алексея. Тот не выдержал и махнул рукой:

– Вон, лежит! Секач! Трофей мой!

– Да ну на фиг! – Гришка недоверчиво посмотрел в сторону делянки, – тут же даже мыши не бегают в этом бору.

– Вот и не бегают. А у меня бегают. Пошли, – они прошли сто метров до небольшой делянки, где в зарослях и лежал добытый секач.

Увидев кабана, охотники зацокали языками, стали пожимать Леше руку. Наставник и друг Владимир Сергеевич вставил в шапку еловую веточку. Собравшись вокруг секача, сфотографировались на память. И тут старшие охотники, пошептавшись, объявили внимание…

– Леша, иди сюда. Это твой первый такой трофей? – Спросил Трофимыч.

– Ну… – замялся Алексей, вспомнив, что первого дикого кабана он добыл с испугу на засидке на лисиц еще в восьмом классе, – ну, как бы, первый.

– Тогда иди сюда, юноша! – охотники отломали и обрезали ножами длинные розги.

– Будем посвящать тебя в охотники, Алексей. Так что терпи и хорошо слушай нас. Ложись на кабана, только сними бушлат и шапку.

Леша послушно выполнил команду коллег и старших товарищей, разделся и лег на секача. Став полукругом, четверо охотников стали довольно ощутимо хлестать его розгами по мягкому месту и спине, приговаривая громко, как молитву:

– Посвящается в настоящие охотники Алексей Фомин, знающий природу, любящий ее и защищающий ее как родную. Еще больше люби, еще лучше знай, еще надежнее защищай ее и добывай зверей в меру надобности и потребности, а не наживы ради. За каждого добытого зверя, за каждую добытую птицу, за каждую охоту искренне благодари природу – мать нашу… – отлупцевав бедного «штрафника», они подняли его с туши и преподнесли полный двухсотграммовый граненый, «малиновский», стакан кубинского рома, – пей, Леша, до дна, а последними каплями окропи секача. И поблагодари в душе природу за такой подарок!

Леша с трудом потянул сквозь зубы целый стакан крепчайшего напитка. Выдержал. Остатки плеснул на секача. И только после этого бросил в рот кусок плавленого сырка, помидорку и откусил хлеба. Ром перестал рваться из желудка, сладко и тепло разлился по телу. Леша поднял шапку с веточкой ели за козырьком – сбылось!..

…Куница потянулась в тесном беличьем гнезде, сложенном из веток и сучьев. Приближалось утро. Сутки проспавшая в гнезде, согретая густым, цвета темного шоколада, шелковистым мехом, она осторожно высунула голову из гнезда. Черные зоркие глазки, аккуратный черный носик, желтое пятно на груди: лесная куница в зимнем своем меху – королева местного леса. Выскользнув из гнезда, куница осторожно поскакала по заснеженным веткам молодого сосняка, пытаясь уловить запах кормящихся шишками белок – основной добычи в эту пору морозной зимы, месяца декабря. Проскакав по веткам, сбрасывая вниз клочки снега, куница слезла с дерева, услышав под кучей хвороста шорох и писк мышей. Осторожно подкравшись к куче, она шустро юркнула в щель вежду ветками и землей и тут же поймала зазевавшуюся полевку. Посмаковав во рту солоноватый вкус крови и мягкую, нежную бархатистость шкурки мыши, куница не торопясь съела мышь. Выглянув наружу и убедившись, что ей никто и ничто не угрожает, она прыжками преодолела делянку, заглядывая под пни, кучи хвороста, навалы веток, пробежалась под заснеженной поваленной елкой. Ближе к рассвету ей удалось поймать подслеповатую сойку. Спустившись с дерева, куница зубами ощипала сойку со стороны живота, довольно урча, выгрызла потроха, объела мясо грудки. Остатки бросила там же, где и пировала, а отойдя, тут же забыла про них – кунице незачем делать запасы: свое пропитание она себе найдет всегда. Пройдя за утро около пяти километров, куница подошла к границе своих владений. В следующем квартале находилась большая старая осина, в дупле которого у куницы было свое гнездышко, отобранное у белок. Именно в этом дупле решила куница залечь на день. Она вскарабкалась на дерево и, перепрыгивая с дерева на дерево, петляя, путая следы, перескочила поверху квартальную линию, добежала по сучьям и веткам до осины. Посидев на ветке у дупла, прислушиваясь к утренним шорохам просыпающегося леса, куница юркнула в дупло и, свернувшись в теплый меховой клубок, уткнувшись мордочкой в пух живота, уснула.