Текст книги "Охотовед"

Алексей с наступлением зимы большую часть егерских обходов совершал на лыжах. Наметив маршрут, он за день проходил до сорока километров, по пути заходя на кормохранилища и разнося вручную на подкормочные площадки овес, картофель, желуди и яблоки-дички, вешал веники, закладывал сено в кормушки для оленей и косуль. По пути промышлял белок. Всем егерям доводился план добычи и сдачи в заготконторы пушнины диких зверей: белок, куниц, ондатр, лисиц, енотовидных собак. Не выполнил месячный план – не получил премию. Братские отношения не при чем. В этот сезон Леша на засидках добыл уже пять лис, но сдал только одну. За лисицу в заготконторе получил семнадцать рублей за первый сорт. А цыгане купили у мамы оставшихся четырех по семьдесят рублей каждую. Сам Леша наотрез отказался продавать пушнину, но мама эту не хлопотную, а очень даже прибыльную заботу о семейном бюджете взяла на себя, тайком от отца Леши и брата. Коммунист-отец был категорически против «спекуляции», а брат требовал выполнения и перевыполнения плана по сдаче государству пушнины. Леша добросовестно сдавал белок, ондатр, но пересилить просьбу матери – не сдавать лис и куниц, сил не было, да и большого желания – тоже. По обоюдному, взаимовыгодному сговору добытых лис и куниц Леша втайне обрабатывал в бане и отдавал маме. Белки же сушились дома на проволочных правилках за печкой.

В этот день Леша еще в ранних сумерках вышел из дома. Два дня прошло после обильного снегопада, и должна уже была выйти на охоту куница, оставить след. Пройдя Боровичное, расшевелив сено в кормушках для косуль, которые наскребли в снегу лежек прямо у кормушек, Леша подходил к орешнику в Белом береге, когда наткнулся на свежий утренний след куницы. Та, спустившись с сосны, по снегу добралась до осенней делянки, побывала под каждым завалом, под каждой валежиной, прошлась по смешанному лесу, где полакомилась пойманной сойкой и направилась дальше к логу в старом еловом лесу. Но тут следы куницы перекрыли следы человека. Человек стал на ход зверька и упорно шел вдоль следа. Леша ускорил шаг и наконец, с волнением увидел впереди себя человека с ружьем. Заметив Алексея, человек остановился, осмотрелся по сторонам и снял с плеча ружье. Алексей уверенно подошел к нарушителю – он узнал его. Это был Дрот.

– Здорово, Дрот. Какая встреча! Может, ружье разрядишь? Или боишься?

– Здорово, волчонок. В охранники записался? А что от тебя можно ожидать, тогда еще надо было тебя придушить, в подвале…

– Ага, Толик. За подвал ты сейчас снег будешь жрать, а за браконьерство ответишь по закону… Ружье на землю! – Алексей поднял стволы и выстрелил вверх, сделав шаг к Дроту. – Ну что, глазки забегали? Слабо егеря завалить?

– Стой на месте, сука. Я не промажу, как те. Тут останешься лисам на корм!

Леша сделал еще шаг, стал забрасывать свое ружье за плечо и неожиданно, сделав выпад, ударил Дрота прикладом в лоб. Не ждал он этого удара. Выронив ружье, пошатнулся, схватился руками за голову и заорал:

– Ты что творишь? Ты мне нос сломал!

Леша второй раз ударил прикладом в ладони, закрывавшие нос и лицо. Дрот упал, застонал. Алексей подобрал ружье, преломив стволы, достал патроны и положил себе в карман. Отбросив в снег браконьерское ружье, он развернул бушлат Дрота, достал патронташ с патронами, нож, прощупал карманы и только после этого схватил браконьера за воротник, приподнял и всунул ему в рот пригоршню снега:

– Я говорил тебе – будешь снег жрать! Твое счастье, что земля мерзлая. Вставай, пошли!

Шатаясь, Дрот прошел несколько шагов, обернулся к шагающему за ним Алексею:

– Ты родителей своих, щенок, пожалей. Им за тебя отвечать. Им за тебя платить придется. Ты только…, – договорить он не успел. Алексей ногой ударил его в пах и, согнувшемуся, добавил кулаком по затылку.

– Что, хорошо? Молчишь? Это еще начало. Теперь смотри сюда! – Алексей взял ружье Дрота, продув от снега стволы, вставил два патрона из его патронташа, снаряженных картечью. Прицелившись, выстрелил по своим следам на снегу, а потом по дереву на уровне груди – рядом со своими следами. Дрот, вытирая кровь, замер, сидя в снегу. – Вот, Толик… С этого места ты стрелял по мне картечью. Два раза. Но промазал. Теперь моя очередь. Готовься! – Леша снял с плеча ружье, вставил в патронник два патрона и отошел на несколько шагов.

Дрот взмолился:

– Не надо, Леша! Не надо! Ты же рос у нас на глазах. Я пошутил… Прости меня!

– Простить? А ты помнишь лосиху с лосенком в Бобовках? Помнишь? Помнишь, вижу. Ну, так ты ж тогда сожрал месячного лосенка! Кто ты? Животное? Ты не животное – ты изверг. Ты моих родителей собираешься трогать? Ты сейчас здесь останешься воронам на жратву! Веришь?

– Леша! Успокойся! Ты же на работе. Стоит ли та куница, стоит ли человеческая жизнь за лосенка? Что ты делаешь? Опомнись, Леша!

Алексей разрядил оружие, устало прислонился к стволу дерева, закурил. Выкурив сигарету, он достал из прострелянной сумки-планшета протоколы:

– Документы есть?

– Есть, Леша, есть. Бери, – Дрот полез в карман, достал документы. – Тут охотбилет. Ружье незарегистрированное. Не пиши бумагу, Леша. Забирай ружье себе, нам не нужен протокол!

– Вам? Я, Дрот, только с осени с братом уже три десятка ружей изъял. Куда мне столько? Мне и моего хватает. А протоколы я всегда пишу, писал и буду писать, чтобы вот таких мразей, как вы, поменьше на земле бродило с оружием. Давай, диктуй полностью фамилию, имя, отчество, год рождения. – Леша стал писать протокол, но внезапный шум и шелест снега заставил его насторожиться.

Треск приблизился – бежали люди. Вскоре на поляну выбежало пять человек – все в форме защитного цвета. Алексей, с браконьерским ружьем на плече и своим ружьем в руках, уставился на запыхавшихся людей, остановившихся полукругом вокруг них.

– Здорово, охотники, – наконец, с усмешкой заявил один из прибежавших, – документики предъявите! – Запыхавшийся и раскрасневшийся от бега по глубокому снегу, он внимательно вглядывался в лицо браконьера, периодически поглядывая на Лешу.

– А кто вы такие? – Леша перевел ружье на говорившего.

– Эй, парень, ну-ка разряди ружье и повесь на плечо!

– Я егерь охотхозяйства Фомин. Я при исполнении служебных обязанностей и прошу всех стоять на своих местах и не приближаться. Буду стрелять на поражение. Ваши документы! Пусть один из вас покажет документы.

– Бляха муха! Это ж Витькин брат, – говоривший заулыбался, – а я смотрю – ружье знакомое. Алесей? Алексеевич?

– Да – Алексей. А кто вы?

– Я – капитан внутренней службы Черныхов Владимир. Заместитель командира специализированной военизированной пожарной части номер 1. Мы патрулируем «зеленую зону» по распоряжению твоего брата. Услышали стрельбу – и вот мы здесь. Вовремя?

– Хм. Да, конечно, очень кстати. Вот – браконьер. Оказал сопротивление, стрелял.

– Не верьте ему! Это он стрелял…

– Заткнись! Вот протокол. Вы на машине? Забирайте его, ружье, патроны, нож и везите в отдел. Вот мне подфартило, а то я хотел его тут в снегу прикопать – не тащить же мне его в город на себе, – Леша засмеялся.

– Вот видите, – захрипел Дрот, – я побои сниму, я заявление напишу!

– А что, Алексей Алексеич! Может, и вправду, гада этого прикопать в снег? – Черныхов подмигнул Алексею. – Ладно, Вы идите, товарищ егерь, а мы с ним тут дальше поработаем.

– Вот спасибо. А то совсем я от своего маршрута из-за него ушел далековато.

Алексей пожал всем руки и, грозно глянув на понуро опустившего голову Дрота, проронил:

– Еще раз увижу кого-нибудь из вас в моем обходе – из леса живьем не выпущу!

…Напуганная шумом и стрельбой куница, сжавшись в комок, напряженно слушала возню людей внизу, недалеко от ее гнезда. Наконец наступила тишина. Куница осторожно выглянула из дупла: людей уже не было, но стойкий и противный их запах витал даже здесь, на высоте. Она пулей выскочила из дупла и, стремительно пробежав по толстым сучьям, перепрыгнула на соседние деревья и скрылась в густом ельнике.

* * *

Самое дальнее кормохранилище находилось на границе с обходом егеря Гречко Гриши. Напрямую по лесу – двадцать пять километров. Выходя утром на лыжах из дома, Алексей посещал по пути к дальнему хранилищу несколько подкормочных площадок для диких кабанов, более двадцати кормушек для косуль. Проходил по следам стада диких кабанов, записывая в дневник егеря количество диких кабанов и примерный возрастной состав. Такие же записи производились при встрече с лосями, оленями, косулями. Обязательно следил на постоянных переходах за ситуацией с волками. Волки так и не появились, хотя ждали их появления по всем границам охотхозяйства.

Брат раздобыл военные радиостанции и установил их, с антеннами на крыщах, в домах каждого егеря. «Релейки» работали безупречно. В то время, когда еще никто не знал ни о радиотелефонах, ни тем более о мобильных телефонах, они явились непревзойденным достижением в оперативности работы егерской службы. Только за первый месяц зимы в охотхозяйстве было изловлено двадцать браконьеров; Больше всего – в отдаленных территориях, по границам с другими охотничьими хозяйствами.

Алексей подошел к последнему хранилищу кормов уже около трех часов дня. В лесу заметно потемнело. Задумавшись о каких-то своих делах, он вышел на подкормочную площадку у хранилища и встрепенулся от шума и шелеста снега: оказывается, дикие кабаны стояли в ельнике, уставившись на него из-под нависших лап елей. Лешу бросило в жар. Более тридцати пар глаз, более тридцати клыкастых и не клыкастых рыл принюхивались к нему, шумно сопя ноздрями. Ружье, на всякий случай заряженное картечью, висит за спиной. Алексей потрогал ружье, снимать не стал. Улыбнувшись, он прошел к хранилищу, отворил незамкнутые двери и стал носить ведрами на площадку корма: зерно, початки кукурузы, желуди. Кабаны сопели, но из ельника выходить не решались – дикие! Алексей набрал в карманы горсти промороженых яблок-дичек и затаился в хранилище, грызя кисло-сладкие ледышки. Первыми выскочили поросята-сеголетки. Они сразу же зачавкали, набирая полные пасти зерна, грызя початки кукурузы. За ними осторожно вышли кабанчики и свинки-прошлогодки. И только когда на площадке собралось около двадцати особей молодых животных, из леса, грозно сопя, вышли свиноматки. Не церемонясь, они разогнали молодняк и стали кормиться сами. Пора было уходить и Алексею – уже совсем стемнело. Осторожно выйдя из хранилища, он прошел в тридцати шагах от жирующих диких кабанов. Те лишь застыли, перестав чавкать, настороженно подняв лычи и развернув чуткие уши в сторону человека, к которому уже стали привыкать.

В деревне, ближайшей к этому хранилищу, находится домик – остановочный пункт охотхозяйства. Обыкновенная деревенская изба с сенями-верандой, прихожей-кухней и залом-спальней. Ключ, как обычно, под крыльцом. Леша открыл промерзший замок, вошел в настывшую на морозе хату, включил свет. На полках в железных банках стоят каши-крупы, оставленные охотниками. Так захотелось есть! Молодой здоровый организм за день получил лишь две котлеты с луковицей и куском хлеба, да десяток мелких промерзлых яблок. Леша растопил печь, сходил к соседям, где взял пять картофелин, сварил из них и крупы суп-пюре, заварил чая из зверобоя, пучком висевшего у печи. Вскоре в хате стало тепло и уютно. Леша достал из сумки дневник, записал встречу с дикими кабанами. Затем, открыв тетрадку, сел писать Вале письмо, большую часть которого составлял «отчет» о работе – о любимой работе. Леша написал, что с теплом и благодарностью вспоминает Казахстан, Балта-гору, степь, Ишим и, конечно, звездную ночь на берегу Ишима вместе с Валей. Скоро ехать в Киров на установочную сессию. И он уже готов. Вложив в листочек с письмом засушенные васильки, которые специально хранились у него между страницами книги, Леша подписал конвертик, сунул его в книгу и понял, что он от усталости валится с ног. Добравшись до двухъярусной армейской кровати, расстелил одну из них, раздевшись, лег на холодные влажные простыни и мгновенно уснул.

Проснулся он от скрипа снега на улице, людских голосов. Глянул в окно – солнце! На часах уже девять утра, а в доме довольно прохладно. Печь топить не стал, подогрел на газовой плите вчерашний суп и чай, позавтракал и в десять утра уже прокладывал лыжню по полю к дальнему лесу по направлению к дому. Обратил внимание, что соседская дочка, его ровесница, внимательно следила, как он закрывал хату и выезжал огородами за деревню. Не забыть бы только письмо вбросить, да начинать чемодан собирать. Билеты в Киров уже куплены на 30 декабря, так как сессия начинается третьего января. Прошел уже полпути в сторону дома, когда в районе военного лесного городка обнаружил волчьи следы. Цепочка следов пересекла его путь домой и вела в другую сторону. Ничего не оставалось делать: Леша кругами побольше стал «обрезать» волчью тропу. По ходу определил, что волков было шесть-семь голов. Семья! И вот удача: ближе к обеду Алексей нашел-таки квартал, где волки остановились – это был холмистый сосновый бор, переходящий в старый еловый лес. Обойдя квартал и не найдя выхода, мокрый от пота, он буквально долетел на лыжах, как на снегоходе, до воинской части и позвонил в гарнизонный Совет, чтобы нашли брата и приехали с флажками. К двум часам дня примчался на КП брат с двумя охотниками из города и катушками флажков. Прибыв на указанное Лешей место, разделились на две команды и с перекрестка потянули по квартальным линиям в противоположные стороны, против ветра, тяжелые катушки с флажками. Уже смеркалось, когда оказалось, что не хватает метров двести флажков, чтобы замкнуть оклад. Снимать флажки было уже поздно, поэтому приняли единственно возможное и реальное решение: облили бензином валявшийся в кузове ватный тюфяк и, разбросав вдоль квартальной линии по внутренней стороне оклада куски пропитанной бензином ваты, подожгли их факелом. Удивительная и завораживающая картина предстала перед отъездом: ночью в лесу горит целая полоса огней! Такого Леша, да и Виктор за свою жизнь еще не наблюдали…

Уставший, еле доплелся Леша до своей кровати, но в пять утра следующего дня он уже собирал рюкзак на двоих. Брат горячей водой поливал радиатор, чтобы завести старым аккумулятором и ручкой «кривого стартера» настывшую на лютом морозе машину. К восьми утра бригада охотников уже была на месте. Алексей и Виктор обошли оклад по всей длине – выхода волков не было. Волки всю ночь метались в окладе. Это было видно по следам, подходившим иногда до трех метров к флажкам. Потом шли резкие прыжки в сторону. Волки боялись флажков и не решались перепрыгнуть через них или пролезть под нить с флажками. Виктор провел инструктаж: стоять «мертво», несмотря ни на что, до сигнала «отбой». Объяснил поведение волков в окладе: осторожность, скрытность, бесшумность и уход за флажки, если выстрел оказался неточным и другого пути ухода уже нет. Алексею предстояло ходить в окладе и не давать волкам затаиться на месте. Виктор повел охотников на номера, а Алексей вошел в оклад. Нашел волчьи следы и пошел по ним в поисках лежки. Спустя полчаса наткнулся на вчерашнюю дневку-лежку волчьей стаи. Неожиданно впереди на взгорке мелькнули серые тени, которые он сначала принял за косуль. Но тени уж очень быстро исчезли, и сердце Леши учащенно забилось – волки! Он подошел к холму, поросшему редкими соснами. Действительно здесь лежали на снегу волки уже сегодня, только что. Леша сложил руки рупором и закричал в разные стороны: «Пильнуй, пильну-у-у-уй! Пошли, пошли-и-и-и! Пильну-у-уй!» И буквально через несколько секунд раздался первый выстрел… Второй, третий, четвертый. Стало жарко. Леша пошел быстрым шагом по следам. Дошел до места, откуда прозвучал первый выстрел. Следы волка, идущего на махах, сворачивали в густой подлесок, откуда Леша услышал посвист. И тут же увидел охотника в белом маскхалате, который пальцем показывал чуть в сторону – там, в снегу, лежал мертвый волк. Леша большим пальцем показал «здорово, поздравляю» и пошел дальше, слегка завидуя стрелку. На соседнем номере лежал еще один серо-рыжий волк – прибылой1414
  Прибылой (разг., охотн.) – волк, рождённый последней весной, первогодок, сеголеток.


[Закрыть]. Леша свернул с волчьих следов, пошел по диагонали и вышел к черным ямкам в снегу, где горела вчера вата. Волки ближе пятидесяти метров здесь, по редколесью, ночью не подходили к чернеющим в снегу ямкам от сгоревшей ваты. Вернувшись в центр оклада, покричав там, услышал со временем еще три выстрела, но сигнала «отбой» нет. Пройдя делянку, наткнулся на волчий след с кровью. Кровь капала с одной стороны. Пройдя по следу метров двести, в густом подлеске Леша нашел лежку волка, обильно пропитанную кровью. Сняв ружье с предохранителя, он пошел по следу и вскоре нагнал лежащего в снегу хищника. Пепельно-серый огромный самец лежал в снегу, повернувшись всем телом обратно – по своему следу. Алексей поднял ружье, сделал несколько шагов к волку. Тот попытался встать, но это у него не получилось. Привстав на передние лапы, он прополз полметра и, оскалив клыки, уставился на Алексея злыми, бесстрашными немигающими глазами. Волк видел направленное на него ружье, а человек, через прицельную планку – волчьи глаза. Несколько мгновений человек и дикий зверь смотрели друг другу в глаза, но Алексей вынужден был нажать на спусковой крючок. Звук выстрела показался Алексею неестественно громким… Волка отбросило в сторону, и он завалился набок в снег. Как и предыдущие охотники, добывшие зверя, Алексей открыл стволы ружья и коротко потрубил несколько раз. Постояв у поверженного волка, Алексей по его следу дошел до охотника, ранившего волка, посмотрел, где и как тот стрелял. С сорока метров охотник первым выстрелом ранил волка, а картечь от второго выстрела прошла выше следа. Пройдя вдоль линии флажков, Леша обратил внимание на следы двух волков, направленные в прыжках в сторону флажков, которые должны находиться где-то рядом. Предчувствуя нехорошее, Алексей пошел по следам. Так и есть! Пара волков друг за другом пролезли под высоковато натянутыми флажками и ушли из оклада большими, на корпус – два, прыжками в лес. Леша нашел Виктора, рассказал, что четыре волка лежат, двое ушли. Подумав, Виктор, с учетом того, что уже полдень, дал команду «отбой». Сняв флажки, охотники развели костер. Уже смеркалось, когда все впечатления были пересказаны, водка выпита, а от мороза уже не спасал ни костер, ни водка. Меду тем, благодарности за работу, за охоту, за приглашение принять участие звучали в адрес братьев нескончаемо.

Только через два дня Леша сумел вбросить письмо для Вали в почтовый ящик и 30 декабря уехал в Москву, а оттуда в Киров.

Глава 3

Киров опять удивил и поразил Алексея. Во-первых, градусник напротив вокзала показывал -43^оС. Такой температуры Леша никогда не видел и, тем более, не ощущал. На удивление дышалось легко. Мороз, сухой и безветренный, покалывал щеки, непривычно склеивал ресницы. Второе, что удивило Алексея, это валенки. Их носили все: и молодые, и старые, и женщины, и мужчины. Без калош! Это было поистине чудо. У него на родине валенки носят только в деревнях, и то – старушки, деды, а еще часто их носят рыбаки зимнего подледного лова. Но чтобы в городе в валенках! Третье – обилие снега. Тротуары от улиц ограждал «забор» из снега, в котором были прорублены, прокопаны туннели на пешеходные переходы и остановки. На таких тротуарах непривычно тихо: не слышно даже гула машин.

Добравшись до института, пока еще пустого и торжественно тихого, Леша нашел себя в списках зачисленных на заочное отделение и, несмотря на имеющийся вызов, вздохнул облегченно. Оставив чемодан в вестибюле, пошел по проспекту в общежитие. Прошел через вахту без проблем – общага уже проснулась. На третьем этаже жили только мужчины, а в связи с этим туалеты были задымлены сигаретным дымом, по коридорам сновали сонные студенты, среди которых Леша так и не встретил ни одного знакомого лица. Разочарованный, вернулся в институт, где дождался начала рабочего дня и, отметив в деканате вызов, получил направление в общежитие, но уже не в городское на проспекте, в котором они жили летом, а в другое, которое находилось где-то за городом или на его окраине. Улыбаясь вятскому говору, узнал, как доехать до этой общаги. О такси речь даже не шла – жалко денег. Оказалось, автобус ехал как раз туда, куда с первого взгляда почему-то и тянулась душа. Если с высоты Октябрьского проспекта глянуть туда, куда смотрит Сергей Миронович Костриков1515
  С. М. Костриков – высокопоставленный член ЦК ВКПБ (б) во времена Сталина, выходец из города Вятки, его псевдоним – Киров. Город Киров переименован из Вятки в честь Кострикова – Кирова


[Закрыть], то там, где-то далеко за городом, тянется и манит к себе синяя полоса леса. Еще летом Леше так хотелось попасть в этот лес. Ему виделась тайга, следы лосей, медведей, черные тени глухарей. Но автобус его до тайги, увы, не довез. Проехав остановку со смешным названием «Дурни», он, по подсказке пассажиров, ничего не видя сквозь заиндевевшие окна, вышел и оказался в лабиринте снежных переходов. Быстро сориентировавшись, он нашел «свое» общежитие – двухэтажный деревянный дом, оштукатуренный изнутри и снаружи глиной по дранке. Внутри, первое что бросилось в глаза – широкая деревянная, под старину, скрипучая лестница на второй этаж и явный запах туалета. Леша решил сначала обойти первый этаж: деревянные скрипучие полы, зеленые стены, коричневые двери с поломанными замками, комната с малым столом бильярда и с подшипниковыми шарами, величиной с перепелиное яйцо. Дошел до источника запаха: умывальник с желтыми от ржавчины эмалированными раковинами, а дальше – зеленые двери кабинок. Поднявшись на второй этаж, обнаружил Ленинскую комнату с телевизором, который смотрели несколько человек.

– Эй, парень, че ищешь-то? – окликнули его из ленкомнаты.

– Здравствуйте, мне бы комнату снять.

– Комнату? Ты че, заочник? А че так рано приехал-то? Праздник-то сегодня, а ты.

– Да я издалека. Вот, из института направление.

– А, так ты на охотфак? Заочник? Проходи, че! Знакомиться будем. Мы тоже заочники охотфака. Ты на первый курс, поди, зачислен-то? А мы уже заканчиваем. Вот, «хвосты» сдавали, да и остались. Я Игорь, это Автондил, он грузин. А это Юра из Переславля-Залесского. А ты?

– Я Леха Фомин. Из Белоруссии.

– А! Помню! Это вас «поперли» летом за драку? Все путем – наш человек, – Юра, здоровенный краснощекий парняга, похлопал Лешу по плечу, – пошли, я тебя коменданту покажу.

Комендант, молодая девушка с усталыми грустными глазами и таким же именем – Клава, окинула Лешу пристальным взглядом. В сером, с поясом, теплом пальто, в сурковой рыжеватой шапке, из-под которой выбивались русые, слегка рыжеватые кудри, открытым простым взглядом серых, с синевой глаз, Леша не произвел на комендантшу Клаву никакого впечатления. Повесив на батарею пеленку, она вздохнула, достала из стола книгу и записала Лешины данные.

– Та-а-ак. Вино не пить! Девок не водить! Драк не затевать! В комнате не курить. В туалете не сорить. Порядок соблюдать. Белье не портить. Посуду не бить. За кухней следить. Стирать в умывальнике. В бильярдной не материться. После одиннадцати вечера общежитие закрывается на замок. Все понятно? За нарушение – выселение. Понятно? Че молчишь?

– Понятно, чего уж. А комнату мне на втором этаже можно?

– Комнату?! – рассмеялась Клава, – пойдем, дам тебе комнату, – она взяла связку ключей, прошла по коридору и открыла дверь. – Входи, Леша Фомин. Вон – твоя комната. На всю сессию.

Леша вошел и перестал дышать: десяток пружинных кроватей без белья, грязный стол, окно, замерзшее почти полностью, без штор, лампочка под потолком, немытая лет сто. Потертый и обшарпанный деревянный пол. В трещинах и дырах, выкрашенные ядовито-зеленой краской только до половины, а дальше побеленные известью стены.

– Вот, Леша, – это твоя комната. Студенты приедут, как положено, после Нового года. Так что размещайся и приходи за бельем и посудой, – Клава положила отстегнутый от связки ключ с биркой, на которой выгравирован номер «11».

Юра, Автондил и Игорь помогли найти ведро, тряпку и швабру, и почти до обеда Алексей мыл полы, подоконник, стол, стулья, лампочку. Видя старания нового поселенца, Клава выдала ему кроме положенного стакана и тарелки еще и кастрюльку, чайник, сковородку и дополнительное одеяло. Сходив в недалеко расположенный магазинчик, Леша купил чая, хлеба и… белорусской солянки. Разложив на столе принесенную еду, задумался – Новый год же! А в чемодане лежит заветная фляжка с домашним самогоном, настоянном на чаге, сало, которое мама заботливо и щедро посыпала тмином и чесноком. Отрезав солидный кусок, он занес его комендантше, которая охнула и, засуетившись и пряча глаза, стала благодарить. Сам, смутившись, Леша ушел в свои «апартаменты». Время – на два часа вперед домашнего. Здесь уже совсем скоро Новый год.

Пришли пацаны, уже изрядно поддавшие, чуть ли не силой утащили Лешу к себе. Войдя в прокуренную комнату, Леша с удивлением обнаружил там Федю-Якута.

– Однако здравствуй, булбаш Лоша! – Якут сквозь тонкие щелочки ресниц блеснул черными глазами, – говорил я, что твоя будет заочником? Будешь наливать! Много-много знаю, много-много наливать надо. Неси свой железный бутылка. Хороший бутылка у тебя в чемодане!

Опять Якут все знает! Леша удивленно уставился на Федю:

– Здоров, Якут! Ты опять шаманишь? Откуда про фляжку знаешь?

– Федя все знает. На – стакан. Наливай.

– Садись за стол, Леша, не слушай этого сохатого.

– А почему «сохатого»?

– Не «СОхатого», а «САхатого». Потому что, я не лось, а Саха-якут, однако.

Ребята достали из-за форточки сумку, из которой извлекли огромный почерневший кусок сырого мерзлого мяса – лосиный окорок, кое-де даже с волосками лосиной шерсти.

– Леша, ты кем работаешь?

– Егерем в военном хозяйстве.

– Охотишься давно?

– С детства. Давно, – Леша быстро отвечал на сыпавшиеся вопросы, следя за действиями за столом.

Игорь порезал черный хлеб, открыл две банки солянки, горчицу, посыпал на кусок газеты соль:

– Строганину любишь?

– Строганину? Не знаю.

– Ты не ел еще строганину?

– А что это? Мясо? Мороженое?

– Вот оно! Лосятина! Так, мужики, – Автондил поднял наполовину наполненный водкой граненый «малиновский» стакан, – предлагаю проводить старый год и выпить за знакомство, и за братство народов, и…

– Авто, – Игорь перебил грузина, – я уверен, что у тебя припасено миллион тостов! Давай, а то мясо нагреется!

Леша удивился последнему предположению, протянул руку со стаканом, чокнулся по очереди и залпом выпил. Игорь, тем временем, остро отточенным охотничьим ножом строгал замороженное мясо тонкими, завивающимися красно-белыми стружками. Парни, хватая пальцами эти «стружки» и обмакивая в соль или в горчиц, тут же отправляли их в рот, вприкуску с хлебом. Чтобы не быть «белой вороной», Леша забросил кусочек мерзлого мяса с солью себе в рот. После водки мясо обожгло нёбо. Леша, не чувствуя вкуса, стал жевать. Сладко-соленый непривычный вкус. Холод. Мясо, кажется, растет во рту. Кое-как прожевав кусочек, который скорее сам растворился, нежели пережевался, он проглотил свою порцию, словно что-то нехорошее. Прислушался к ощущениям… А что? Вкусно! С братом они с детства втихаря от родителей пробовали жареное на палочке на костре мясо ворон, сорок, мелких птиц и разных рыб. Вот и в Казахстане он «научил» не только родню, но и их соседей готовить сурчатину, тешеную с картошкой. Вкусив ощущения, Леша снова потянулся за «стружкой» замороженного мяса. Теперь оно уже не казалось таким холодным и обжигающим, а привкус уже ласкал язык и нёбо. К тому же, по телу разлилось тепло от выпитой водки. Проводив старый год, Леша сходил к себе в комнату и принес на общий стол яблок, сала, домашней колбасы, привезенных из дома. К столу присоединились еще несколько человек, как узнал позже Леша – тоже охотоведы, задержавшиеся из-за несданных зачетов или экзаменов. Все они заочники. Все давно работают в охотничьих хозяйствах, зверосовхозах охотниками-промысловиками, егерями, охотоведами. Для Леши – непочатый край романтики, море вопросов и ответов, столько же уважения к сильным, уравновешенным, спокойным даже во хмелю сибирякам, Коми, уральцам. Ведь биологов-охотоведов в Кирове готовили для всех регионов необъятного СССР. За новогоднюю ночь Леша наслушался рассказов и о медведях, и о тиграх, и о котиках-тюленях, и о приливах-отливах, и о горных лавинах, и о солончаках Приаралья. Не ленясь, студенты-заочники уходили в свои комнаты и приносили фотографии, слайды, шапки. Почему шапки? Потому что это была настоящая выставка трофеев: росомашьи, беличьи, собольи, рысьи, лисьи и даже волчья, тяжеленая, были продемонстрированы счастливому бульбашу. Среди ночи заглянула комендантша Клава, поздравила, выпила со всеми сто граммов водки, закусила салом и, предупредив, чтобы не шумели, ушла. Парни тут же рассказали, что у Клавы маленький ребенок, а живет она здесь одна. И, несмотря на то, что в сессию два этажа занимают одни мужчины, да какие мужчины – охотоведы, она никого к себе не подпускает. Под утро пьяный Леша добрался до своей кровати, разделся и тут же уснул. Журчащая вода в трубе отопления у изголовья напомнила журчание ручья у Криницы в Бобовках. И под эти воспоминания Алексей и уснул, счастливый и хмельной от новой неизведанной жизни студента-заочника. Не просто студента, а студента биолога-охотоведа!