Текст книги "Охотовед"

* * *

Проснулся от жажды. Встав и включив свет, ошарашенно заматерился: все стены и стол кишели тараканами. Этих «зверей» дома у Леши не было, поэтому он с отвращением снял со стула вещи, оделся, глянул на часы – девять утра. В коридоре тишина после встречи Нового года. По пути к умывальнику встретил Клаву и пожаловался на «живность» в комнате. Клава посоветовала простое и надежное средство – открыть на полчаса окна. Вскипятив воды и попив чая, Леша с большим трудом открыл примерзшие створки окна. В комнату ворвался морозный воздух. Озябший Леша уехал в город, оставив окна открытыми.

Институт не работал, но был открыт. Леша с удовольствием побродил по этажам, разглядывая расписания занятий, открытые аудитории, выставки и стенды. Очередной сюрприз его ждал в пельменной: мало того, что пиво к пельменям при тебе подогревали в чайнике, так и пельмени оказались ручной работы, точно такие же, как готовила мама. И всего за тридцать копеек порция! Целый день Леша бродил по холмистым улицам Кирова. Заглядывал в магазины, сходил на пустой рынок. Приехав в общежитие, обнаружил, что окна кто-то закрыл. Оказалось, что это Клава побеспокоилась. Заодно комендантша «подогнала» ему клеенку на стол, три новых стула и занавески – тюль на окна. И тюль, и клеенка преобразили комнату, и Леша уже по-домашнему переоделся в спортивный костюм. Вымел целый совок «окочурившихся» от мороза тараканов и сварил кастрюльку супа из пакетов, привезенных из дома. Зашедшие в гости соседи были в восторге от такого супа: в то время в Кирове концентратов в продаже, кроме гороховых брикетов, не было и в помине вообще. В этот вечер Алексей отказался выпить, чем вызвал неописуемый восторг и уважение у Федора Якута:

– Ты, Лоша, большим человеком будешь. Вино не пьешь, целый чемодан книжек привез! Надо, однако, учиться настоящей охоте.

– Как это, Федя? Я с детства охочусь.

– Это у вас не охота. Это у вас – магазин, зоопарк. На машине охотитесь. Бригадой большой. Лес как парк. А в тайге и тундре – другая охота. Мороз. Снег. Ни одного человека на три дня пути.

– Эх, Федя! Так это ж моя мечта! Это – романтика!

– Это, Лоша, не романтика. Это – каторга! Ты посмотри: молодые мужчины из тайги больными приходят. Радикулит, бронхит, хондроз, язва. И все болезни запущенные, хронические. Поэтому, это не романтика, а тяжелый кропотливый труд совсем не за большие деньги, Лоша. Но это жизнь. Это образ жизни, зов природы, зов крови, зов генов. А разве пойдешь против своего характера и своего предназначения? Вот поэтому, когда станешь большим начальником, ты не забудь, что охота – это неволя души, данная нам предками, но не всем! Уже единицам. Поэтому и сохрани, Лоша, традиции, о которых узнаешь, знания, которые получишь здесь, сохрани и дух, который наполнит тебя от охотников-промысловиков, с которыми ты здесь познакомишься. Если их дух войдет в тебя, там, на Западе, где ты живешь и охотишься, ты, Лоша, будешь непобедим. И в жизни, и в охоте. Вот, что я тебе говорю, вот, что я тебе желаю…

Ошеломленный таким напутствием, Алексей смущенно смотрел на якута. А тот, словно забыв о том, что только что говорил, забросил в рот кусочек сала и стал жевать без хлеба, зажмурив и без того узкие глаза.

Весь вечер Леша просидел в соседней комнате, слушая нескончаемые рассказы сибиряков о промысле, о леших-кикиморах, о встречах с медведями, тиграми, рысями, о долгих зимних месяцах, проведенных на промысле в избушках-зимовьях. В свою очередь, мужики интересовались природой и организацией охот у Леши дома. Почти все им было в диковинку: кормушки, кормовые поля, ремизы, охотничьи базы с банями, бильярдами, мангалами. О каких веточках на шапках за добытого зверя?! О каких коллективных выездах на зайца-русака? О каких путевках на уток? Еще никто у них не платил за путевку на вальдшнепа, на зайца, на утку. Не понимали они, как можно день отходить по полям, ради одного-двух выстрелов по зазевавшемуся русаку или перепелу. Как и не верилось им, что в продовольственных магазинах и гастрономах свободно лежит говядина по рубль девяносто и шоколадное масло. А уж про то, что водка стоит на витринах и продается без талонов и очередей, вообще верить не хотели. В то же время Леша забрасывал вопросами новых знакомых о жизни и работе в тайге, пустыне, на море, в степи. К третьему января его комната, как и все общежитие, была занята студентами-заочниками со всех концов СССР. Водка, привезенная с собой, лилась рекой. Диковинные закуски передавались из комнаты в комнату путем обмена: копченый и вяленый омуль, тушеная медвежатина, сушеные подкопченные белки, замороженная лосятина, бастурма из оленины и баранины, икра паюсная, икра просто «самосол»: черная, красная, желтая; балыки кижуча, семги, вяленый хариус, сушеное мясо северного оленя, консервы из осьминогов и кальмаров, китовое мясо, копченый палтус и паштет из печени трески в трехлитровых банках. А вот меньше всего, почти ни у кого, не оказалось сала. Так что привезенный Алексеем пласт домашнего, сдобренного чесноком и тмином свиного бока пришелся по вкусу всем, набрал вес в цене повыше кетовой зернистой икры, которая была почти в каждой комнате, и сравнялся с ценностью вяленых беличьих желудочков с кедровыми орешками внутри, пережеванными и наполовину переваренными.

Занятия в институте длились целый день, порой до шести вечера, поэтому поужинать в столовой не всегда удавалось, а поздний ужин в общежитии перерастал в застолье – праздничное, веселое, с гитарой, магнитофоном и рассказами о работе до утра. Как же не послушать Сашу Федорова из Магадана об Охотском море, об уникальных природных зонах приморья: от тайги, через лесотундру, к тундре, на побережье с их уникальной природой! О соболе, о лосе, о медведях и росомахах в тайге, о жизни лис и песцов, появляющихся вместе с северным оленем на побережье в тундре. О нересте кеты, горбуши, кижуча. О золотых приисках и о старателях! Как не заслушаться Юру Турловского о богатстве Прикаспийской поймы Волги. Как остановить Зазу с его рассказами о красотах Грузии! Сколько интересного было услышано в рассказах о Туве, Красноярском крае, о великих реках Оби, Лене, Енисее, об Арале, о калмыцких степях. И как же самому не похвастаться стадами диких кабанов по шестьдесят голов, о брачных турнирах европейского благородного оленя или стадах косуль по тридцать голов зимой. Рассказать о тысячах, десятках тысяч охотников, которые с удовольствием охотятся на уток, зайцев, куликов и добровольно работают в охотхозяйстве, кормят диких животных яблоками, картошкой и капустой, даже не помышляя в большинстве своем о куске дармового мяса-лосятины или бесплатной вседозволенной охоте за свою работу в охотхозяйстве у него дома в Белоруссии. В институт на лекции, несмотря на поздние разговоры и загульные вечера, Алексей ходил прилежно. Еще бы! Какие преподаватели! Только от одних фамилий – Злобин, Мараков, Никульцев, Колеватова, Козловский, Корытин, Данилкин – захватывает дух! А ведь это они, профессора, доценты, стараются для них, студентов, отдают им свои знания, опыт, передовые взгляды, технологии и научное обоснование всего охотоведения: биологию, биологию и еще раз биологию. В процессе обучения придется изучить, например, только пять разделов химий, высшую математику, физику, иностранные языки, все разделы биологии, физиологию, гистологии, эмбриологию животных, много специальных предметов, таких как охотоведение, техника добычи диких животных, оленеводство, рыбоводство, кинология и т. д. Но биология есть и остается основополагающим предметом всего курса обучения биологов-охотоведов. Как устроить жизнь живому дикому природному творению – дикому зверю или птице – чтобы в условиях активного и постоянно возрастающего человеческого влияния на его численность и на условия его жизни, в том числе и путем различных видов охот на него, этот вид не только оставался бы постоянным объектом существующего биоценоза, но и имел такую численность, которая способствовала бы сохранению биологического равновесия в дикой природе в данном биологическом сообществе без особого ущерба другим видам животных, растительности или даже самому этому виду. Но это все станет ясным и понятным позже, а пока нужно было научиться слушать лекцию, выхватывать все ценное, быстро конспектировать все в тетарадь даже тогда, когда, например, «циклопентанпергидрофенонтрен» не удается и запомнить с первого раза. Но… Впереди вечер. Вечер заочников: уже работающих, уже выросших в охотничьем хозяйстве, уже познавших мир дикой природы. Сколько открытий! Сколько нового, сколько откровений об охоте, о природе, о конкретных диких зверях звучит в общежитие, где живут охотоведы-заочники. Рассказы о суровой жизни в тайге, на промысле лесах, в степях и в пустынях сменяются рассказами о жизни и быте в селах, в городах. Это ли не радость познания во времена, когда о компьютерах с Интернетом и о заграничных поездках вообще никто ничего почти и не знал и не помышлял. Но Алексей успел познакомиться и со студентами-очниками. А они жили компактно в центре города в общежитии, в котором он уже успел пожить летом – не совсем удачно. Бородатые, веселые, голодные романтики! В их комнатах – чучела уток, широкие лыжи, рюкзаки, палатки, удочки. В их комнатах – стерильный беспорядок бродяг. В их комнатах – редчайшая литература, уникальные гербарии. А слайды! Камчатка, Алтай, Командоры, Курилы, Апатиты, Кавказ. Это все – их снимки из экспедиций, лабораторных и практических занятий. Вечера здесь у ребят обычны и размерены: от спокойных диспутов на тему интересной лекции прошедшего занятия в институте, до спора, на что потратить последние общие десять рублей или обсуждения темы, например, выживания яиц глиста цепня в условиях промерзающей тундры. Почти в каждой комнате есть гитара. А по праздничным вечерам священные слова гимна охотоведов: «…так ведь профессия у нас – охотовед! Романтику охоты с детства мы постигли…», – звучат не только в комнатах, но и на коридоре, куда по случаю праздника выносятся медвежьи и другие шкуры, ящик недорого вина, нехитрая закуска, свечи… Приходят и скромненько мостятся девушки с верхних этажей, где живут студенты других факультетов. И звучат песни, звучат тосты: за женщин, за родителей, за охоту, за природу – мать нашу! Скромные пирожки из студенческой столовой на закуску «Медвежьей крови», скромное и целомудренное и тайное сжимание ладоней понравившейся девушки, постоянный спор о биологии, технике добычи, особенностях борьбы с браконьерством и о заслугах дедушки Мантейфеля – основателя советского охотоведения. Алексея как представителя «цивилизованной» части страны принимали с интересом и уважением. Много спрашивали об экологии края, об экономике, о нравах: «…а это правда, что у вас девчонки без лифчиков ходят?». Алесей отвечал просто и доступно и вскоре стал душой любой компании, хотя приходил к очникам лишь по выходным, когда их общага пустела: многие заочники, живущие до Урала, на выходные уезжали, улетали домой.

В один из субботних вечеров Леша вернулся в свое общежитие на последнем автобусе – гостил у очников. Постучав в окно и выслушав выговор узнавшей его дежурной бабушки, вошел в холл общаги и остолбенел. Пол в холле был залит кровью. Кое-где даже сгустками. Возле стола дежурной горничной лежат четверо то ли мужиков, то ли парней. Вроде, дышат. Разбитое стекло из шкафа в холле собирает в совок Клава и плачет.

– Что здесь произошло? – Алексей обратился к дежурной.

– Так че? Эти-то вон, забрали шапку у Саши с девятой комнаты. Он-то с ребятами нашел их в поселке, и побили-то они их. Шапку свою-то забрали, а те, напившись вина, приехали сюда разбираться. И вот-те-на: лежат-то, как мертвые! А кровищи-то! Вот, ждем милицию. Клавка-то позвонила…

Алексей быстро поднялся наверх в девятую. Ребята сидят за столом, тихо пьют водку.

– Мужики! Вы че вино-то хлещите? – затараторил Леша, – к нам милиция едет!

– Ну и че?

– Так из института попрут. Как нас летом!

– Ну и че?

– Как че?! Хорош пить-то, мужики! Идите в умывальник, мойтесь. Я буду с милицией говорить, если эти еще живые.

– А чем им! Живые! До утра оклемаются.

В это время в замерзшем окне замелькали разноцветные огни милицейской мигалки. Леша опустился вниз, растолкав мужиков по комнатам. Втроем сошли вниз по скрипучей лестнице, склонились над спящими окровавленными «бойцами», пытаясь привести их в чувство.

– Стоять всем на месте! – с порога заорал старшина в тулупе, – всем на месте! Документы к осмотру! Кто комендант?

– Я, – Клава устало глянула на протолкнувшихся в двери еще троих милиционеров, но уже в шинелях, – я комендант общежития.

– Это вы звонили?

– Я. А кто у вас старший?

– Старший лейтенант Окунев, – офицер подошел к Клаве, глянул на лежащих на полу бандюков и Лешу с товарищами. – А это кто? – он указал на Лешу.

– Это? – Клава задумалась на секунду, – это свидетели. Они все видели и все расскажут. Я спустилась, когда эти уже лежали в кровище!

Теперь старший обратился уже к Леше:

– Вы кто? Ваши документы.

– Мои документы наверху, – начал было Алексей, но старший перебил его:

– Кто вы и откуда?

– Я? Алексей Фомин. Из Белоруссии.

– Из Белоруссии? – старший заметно оживился, – я служил в Барановичах, а вы откуда?

– Я из Бобруйска.

– Вы студент охотфака? И эти с вами?

– Да.

– А что здесь произошло?

– Здесь? Эти вот пьяные устроили драку между собой, пришлось их утихомирить…

– Они дрались тут?

– Да, командир. Мы были наверху. Слышим – крики, драка. Спустились, думали свои. А это – они. Ну, мы их растащили… и спать слегка положили…

– Живые хоть?

– Живее всех живых, командир! – Леша заулыбался, достал сигареты, протянул милиционерам.

– Ого! «Ява»! – милиционеры с удовольствием угостились, но курить не стали, поглядывая на озадаченную Клаву.

– Может, скорую им вызвать? – Клава обратилась к старшему лейтенанту.

– Не надо. Мы их сами-то отвезем-то и там подлечим! Берите их в машину, ребята, – приказал он милиционерам, – а ты, бульбашик, если что – обращайся прямо ко мне. Я Окунев, тезка-то твой – Леша. Заходи, если че – помогу!

– Спасибо, Леша, – Алексей протянул руку, – до встречи.

Милиция с побитыми местными уехала, а Клава разыскала по комнатам спрятавшихся «бойцов» и заставила отмывать кровь на первом этаже…

В институте, да и на курсе, никто не узнал об инциденте, только посмеялись над синяком под глазом у Саши-магаданца: поддатый на лестнице поскользнулся, мол. Клава же, расщедрившись, подарила комнате номер одиннадцать черно-белый ламповый «Рекорд-6» и антенну – до окончания сессии и под Лешину ответственность, которого единодушно «избрали» старостой комнаты улыбающиеся бородачи.

Разрезая иголкой, вставленной в деревянную палочку-ручку, брюшко замоченного в формалине дождевого червя, Леша сосредоточенно вглядывался в открывающиеся внутренние органы. Вот уж никогда бы не подумал, что будет он резать червяков, лягушек и той же иголкой указывать преподавателю органы препарируемого животного. Никогда не думал, что череп крысы амбарной так же серьезно отличается от черепа полевки лесной, как, скажем, череп лисицы от черепа собаки. Кто бы мог подумать, что лань и на латыни звучит элегантно – «Cervus dama», а бобр – он и есть «Castor fiber», а что смешно, медведь бурый – «Ursus, почему-то вдруг, arctos». Но Карлу Линнею виднее, он – биолог, и Леша тоже станет биологом. Не просто биологом, а биологом-охотоведом, только вот наука… Эх, нелегко! Одних тушканчиков на латыни не перечесть, не говоря уже о ластоногих, полорогих, парно-и-непарнокопытных. Всех на латыни, по-русски, по черепам, по шкуркам… Ян Станиславович Козловский спуску не дает. С костью моржового «penis» вместо дубинки готов принимать зачет до десяти вечера. И принимает. Точнее, более половины не сдают сразу экзамен или зачет. «Сдав» латынь, «сдав» черепа и шкуры, Леша заваливается на простом – ареале какого-то дикого европейского кота. Забыл Алексей, что этот кот числится у него в Белоруссии, да и не знал, что последние встречи с ним были где-то в пятидесятые годы. Ткнул указкой на карте участок вдоль Урала и… получил кивок в сторону двери – «свободен». Эх… ареал, едрена корень! Но это только зачет, который можно и нужно сдавать на сессии за первый курс. Но все равно обидно – вчера, точнее сегодня, полночи сидел в Красном уголке с чайником крепкого чая, учил латынь. Зато успел сдать зачет по зоологии беспозвоночных. Ему легче – он сразу после школы. Мужики ему завидуют, у них уже сложнее с запоминанием лекций, приходится сидеть за учебниками и конспектами. А Леша еще у очников набрал конспектов и шпаргалок по предметам на три года вперед…

* * *

В гардеробе института по графику дежурят девушки с других факультетов. Леша заприметил, что одна из них подает ему его пальто без очереди и без жетона. Запомнила? Каждый раз она ему улыбается, и озорные огоньки-искорки играют в ее глазах, а на щеках появляются симпатичные ямочки.

Набрав в столовой пирожков с повидлом, Леша в большой перерыв между парами пришел в гардероб. Девушка уже собралась идти за его пальто, но Леша ее остановил:

– Одну секунду, барышня! Можно вас угостить? А я еще поучусь сегодня, не поеду никуда.

– Ой, спасибо, – засмущалась девушка. Подруги, дежурившие рядом, мгновенно забыли о работе.

– Берите-берите. С повидлом, – Леша протянул пакет с пирожками, – а меня Леша зовут. Я с охотфака.

– А я знаю! – Девушка смущенно взяла пирожок, – я знаю, как вас зовут.

– Хм… откуда?

– Это просто – вы всегда с компанией приходите, ну и…

– Ясно! А вас как зовут?

– Лида, – девушка опять смутилась.

– Ого! А у нас город есть – Лида!

– А у нас – это где?

– Это в Белоруссии! Берите еще пирожки и угостите своих подружек, – Леша показал глазами на притихших однокурсниц Лиды.

Поговорив о пустяках, Леша пригласил Лиду в кино, и она, поколебавшись, согласилась.

Лида приехала в Киров из Коми-Пермятского автономного округа, и комяцкие черточки лица, в виде слегка выступающих скул, больших «оленьих» глаз и своеобразного акцента отчетливо разглядел Алексей при прогулках с Лидой после занятий. Медведь – «ош», хлеб с маслом – «выя-нянь» – учила она Лешу их языку. Они вечерами гуляли по городу, ходили в кино, планетарий, кафешки. На прощание целовались в подъезде общежития, где жила Лида: Лешу вахтеры категорически не пускали к ней в комнату.

Сессия подошла к концу. Февраль в разгаре. Леша стал скучать: дома уже синицы «звали» весну, крумкачи выписывали в воздухе брачные пируэты. Начался гон у волков – вот где охота! Здесь же – лютая зима! Ребята-однокурсники выпытывали у Леши белорусские словечки. Особенно им понравилось название месяца февраль – люты. По их рассказам, февраль в тайге действительно лютует. Заметает самоловы, избушки. По рыхлому снегу не пройдешь пешком, не проедешь на снегоходе, с трудом проберешься на лыжах. Обильный снег на льду озер сжимает воду – происходит замор рыбы от недостатка кислорода. В глубоком снегу бескормье лосям, кабанам, косулям. Лишь волки лютуют – им проще добычу заморить, изгрызенную, искусанную острыми клыками, загнанную до изнеможения по глубокому снегу. Леша много рассказывал о том, как в условиях относительно малоснежных зим оказывается существенная помощь диким животным у него дома: корма для диких животных, заготовленные с осени как егерями, так и охотниками, выкладываются в подкормочных комплексах не только регулярно, но и в полном необходимом объеме. Соль, подрубка осины, веточный корм – для всех оленьих. Картофель, зерно, желуди, зерноотходы, дикие яблоки и кукуруза – для диких кабанов. Мужики вздыхали: у них на родине не то что лосей – коров иногда нечем кормить!

– Мужики, я хочу привести девушку к себе в гости. Что скажете? – неожиданно объявил Леша. Пауза затянулась…

– Ну… ээээ… надо сначала комнату прибрать, чтобы стыдно хоть не было, – пророкотал Паша. Все заулыбались, загалдели:

– Ну, бульбаш! Ну, отличник! Ну, тихоня. Барышне голову вскружил своими кудряшками. Да уж, действительно – кудри вьются у б…й, отчего ж не у людей! – смеялись все, издеваясь над смущенным Алексеем.

Добро было получено, и в субботу, когда большинство ребят уехало домой, Леша тайком от Клавы провел Лиду к себе в одиннадцатую комнату. Мужики, кто остался, добросовестно взяв кто книгу, кто журнал, удалились. Из-за окна через форточку Леша достал мясо, настрогав ножом мелкой стружки, слепил котлеты и, смешав с луком и обваляв в сухарях, поставил жариться на маленькую электрическую плитку, любезно предоставленную Клавой. Пол-литровая банка красной кетовой икры, копченый омуль, очищенные кедровые орешки, квашеная капуста и тарелка соленых груздей были водружены на стол. Пока жарились котлеты, Лида начистила кастрюльку картошки, которую она привезла с собой из общежития, узнав у Леши, что картошку они воруют на ферме учебного хозяйства института, расположенного недалеко от общежития. Вскоре стол был накрыт, и Леша собрал скучающих по чужим комнатам мужиков к «себе» домой поужинать. Заранее приготовленная бутылка коньяка, продаваемого, как ни странно, без талонов, дополнила собой богатый стол. Оказалось, что Лида играет на гитаре, и вскоре «На маленьком плоту» хором затянула вся компания. Ближе к полуночи комната опустела. Оставшись наедине, Лида и Леша поняли, что ребята не просто пошли гулять, а тактично разбрелись по общаге, намеренно оставив их одних. Выключили свет. И свет уличных фонарей, проникая сквозь иней замерзших окон, окутал комнату волшебным лунным светом, полным загадочности, таинства, волнения и романтики. Гитара, тренькнув струной, аккуратно легла на табурет. Скрипнули пружины кровати, зашуршала одежда, губы нашли друг друга… Замок Леша отомкнул только утром, провожая Лиду на первый автобус в город, пообещав приехать за ней после обеда.

Собираясь в ресторан, студенты-заочники по жребию выбирали непьющего, у которого были на весь вечер общие деньги на оплату стола и на поездку домой на такси. В ресторанах в ту пору на стол разрешалось заказать не более ста граммов водки на человека за вечер, поэтому водку приносили с собой. Лучше всего для этих целей подходили «четвертушки», которыми затаривались загодя. В этот вечер «старшим трезвенником» был Алексей. Скинувшись по пять рублей, ребята заняли три столика в «Вятке». В разгар вечера началась «работа» у Леши: то утихомирить разгулявшегося приятеля, то объяснить дружинникам, что здесь все под контролем, то усадить в такси и оплатить проезд уже «готовому» собрату. Из двенадцати человек, пришедших с вечера, к закрытию осталось пятеро. Кто-то был «отправлен» домой Лешей, кто «снял» подружку и, оставив координаты, исчез до утра. Рассчитавшись по счету, впятером, с песнями толпой отправились пешком на Комсомольскую площадь – прогуляться по ночному Кирову. По пути шутили, орали песни, «купались» в снегу, естественно в одежде, но к прохожим не приставали. Да и не было их в такой поздний час на заснеженных улицах. У самой Комсомольской площади ватага местных «бакланов» не упустила случая «потрясти» поющих пьяных бородачей, но драка закончилась, едва начавшись. На морозе шлепки ударов звучали сухо и хлестко. Четверо нападавших остались лежать на снегу, остальные, человек восемь, бросились врассыпную. Охотоведы, утерев снегом разгоряченные лица, быстро ретировались за снежные стены тротуара, но УАЗики с мигалками преградили путь к площади. Всех бесцеремонно затолкали в «собачники» и доставили в отделение. Успокоившись, заочники расселись на узкой скамеечке в клетке, а Леша, добившись аудиенции у дежурного, пытался доказать их непричастность к драке.

– О, бульбаш! А ты чего тут? – кто-то хлопнул по плечу. Оглянувшись, Леша узнал старшего лейтенанта Окунева, когда-то служившего в Белоруссии и приезжавшего на вызов в общежитие.

– Да вот – друзей повязали ни за что! – он указал на клетку.

– Опять студенты-охотоведы?

– Да-да, мы все вместе шли…

– Ак че, ясно! Дежурный! Выпусти этих, – он показал на клетку, – я их знаю – хорошие ребята. Они и муху не обидят, ха-ха-ха. Да и трезвые-то они. Да, Леша? Дыхни-ка, пожалуйста, дежурному, а то не верит!

Леша, улыбнувшись, подошел к дежурному, дыхнул. Тот, покачав головой, открыл клетку, где дружно храпели Лешины товарищи, уставшие за день и считавшие теплую клетку неплохим пристанищем, пока Леха «вопросы решает». Таксист за двойную плату довез их к общежитию уже за полночь. Зайдя в комнату и увидев хитрые Пашины глаза и чистоту в комнате, Леша все понял, глянув на свою кровать. Там, свернувшись калачиком, спокойно спала Лида. Паша рассказал, что она приехала вечером, привезла картошки и сварила им всем борщ с мясом лосятины, которое предварительно обжарила на сковороде крупными кусками. Мясо в борще от этого получилось сочное и вкусное. Потом они смотрели телевизор, играли на гитаре. Паша и Саша договорились, что Лида познакомит их со своими подругами. Только не дождалась она, как ни крепилась – уснула на его кровати. Сами же мужики старались не шуметь, чтобы не разбудить ее. Леша от еды отказался, а вот стакан водки выпил – за вечер ведь ни капли не взял принципиально. Вбросил в рот две полных ложки черной икры с кусочком батона, запил морсом. Пока умывался, мужики тактично разбрелись по другим комнатам. Леша закрыл дверь на ключ, подошел к безмятежно спящей Лиде. Набрав чайную ложечку меда, аккуратно провел медом по губам. Лида открыла глаза и заулыбалась, облизывая губы…

– Окышт мэнё1616
  Окышт мэнё (Коми-пермятский язык) – поцелуй меня.


[Закрыть], – прошептала она и, обвив его шею руками, притянула к себе…