Текст книги "Астровитянка (сборник)"

– Как-то на лекции профессор Эксмин употребил выражение: толпа двуногих без перьев. Почему он так сказал?

Глаза профессора замерцали, а голос потеплел.

Буфф-Олень поднял руку.

– Он рассказывал о пингвинах, поэтому сравнил людей с двуногими птицами.

– Правильно, но это не всё… Никки сказала:

– Он намекнул на определение Платона: человек – это двуногое существо без перьев.

– Отлично! – обрадованно похвалила Никки профессор. – И что вы почувствовали, вспомнив платоновское определение?

– Ну… мне было приятно, что я поняла эту ассоциацию, значит, и я, и он – оба читали Платона.

– Верно! – Джоан Гуслик просияла. – Возникла новая ниточка между автором и читателем. Хорошая книга полна неявных сообщений и сама ищет себе друзей. Культуру можно определить как мощный комплекс ассоциаций в многомерном пространстве смыслов. Мышление, создание текста и чтение глубоко ассоциативны; мы живем в паутине культурных нитей, выращиваем новые ассоциации и изнашиваем старые. Есть культурные провода, вызывающие при касании просто электрический разряд.

– Я испытываю нечто похожее, когда проезжаю Верону или Стратфорд-на-Эйвоне, – сказала Дзинтара.

Профессор кивнула:

– Культура гиперассоциативна. Обучение превращает информационные или художественные посылы мыслителей в подсознательные рефлексы, встроенные в интуитивную и эмоциональную сферы человека. Развитие интеллекта – это выращивание клубящегося пространства связей, в котором ищутся новые объединяющие идеи.

Гуслик подумала и сказала:

– Платоновское определение человека меня не устраивает, и, рассматривая человека в контексте цивилизации, я бы сказала так: культурный человек – это ассоциативный человек.

Профессор повернулась и спросила кудрявого румяного Жюльена, вальяжно развалившегося на сиденье:

– А у вас какие ассоциации вызывает слово «человек»? Может, вы предпочитаете дать ему другое определение, отличное от платоновского или моего?

Жюльен из Ордена Сов-умников состроил снисходительную гримасу на кругловатом подвижном лице и небрежно сказал:

– Человек – это животное, выдержанное в рассоле слов.

Две девушки, сидящие сзади Жюльена, восторженно захлопали. Обаятельный речистый француз, гордящийся своим родственником и тёзкой – Жюльеном Ламетри, знаменитым философом эпохи Просвещения, изящно поклонился в ответ.

Гуслик улыбнулась и снова вспомнила интеллектолога:

– Я во многом согласна с профессором Эксмином. Интеллект влачит в человеческом обществе странное существование. Практически нет книг и фильмов про умных юных героев, которые при этом – не смешные рохли, а вполне адекватные молодые люди, способные танцевать, драться и влюбляться. Средний человек не любит интеллектуалов, и массовая культура всячески подпевает простакам, стараясь утешить обидчивую серость.

Никки села в пустой лифт на пятом этаже Гуманитарного корпуса и поехала вниз. По стенке лифта ползли древние строки:

 
Как жалки те, кто ждать не научился!
Ранения не заживают вмиг.
 

На четвёртом этаже лифт остановился, и в него вошла рыжеволосая Элиза-Дракон. Она была рассеянна и заметила Никки лишь спустя несколько секунд. Лицо Элизы гневно исказилось, и девушка сделала инстинктивное движение к выходу, но двери лифта уже захлопнулись.

– Здравствуй, Элиза, – приветливо улыбнулась Никки.

Рыжеволосая красавица-Дракон не отвечала. Она в упор смотрела на Маугли, и её глаза метали яростные молнии.

– Ты зря так сердишься, – сказала откровенная Никки. – С Джерри у тебя всё равно ничего бы не получилось.

– Много о себе воображаешь, Никки Гринвич! – рассерженно зашипела Элиза. – Если бы ты его не украла у меня на Балу Выпускников, он был бы мой!

– Ты ошибаешься, – возразила Никки, – наоборот – я тебя спасла от разочарования. Если бы ты смогла украсть его в тот вечер.

Элиза с размаху ударила по кнопке аварийной остановки; лифт обиженно дёрнулся и остановился, пища и мигая огнями.

– Мне плевать, что ты королева! – пылко воскликнула рыжая красотка. – Я впервые нашла такого парня. Танцует как бог! Я его тебе не отдам – он всё равно будет мой!

– Джерри уже сделал выбор, – пожала плечами Никки. – Как же ты собираешься его мне не отдавать?

– Он будет для тебя лишь забавой! – закричала Элиза. – Нечего дурить ему голову. Дружи с принцами и королями, плети политические интриги и оставь нас, простых смертных, в покое. Я всё равно своего добьюсь!

– Я ему нужна, – гордо сказала Никки. – Он меня любит.

И Маугли тряхнула хрустальными волосами.

– Может, пока это и так, – с ненавистью процедила Элиза. – Только фокус в том, что тебе он не нужен и даже мешает. И рано или поздно он об этом узнает.

– Что ты несёшь? – удивилась девушка.

– А, так ты этого ещё не поняла? – насмешливо сказала Элиза. – Ничего, ждать осталось недолго. Скоро дойдёт и до самых тупых.

Никки стиснула зубы и внимательно оглядела Элизу, подпускающую непонятные, но такие болезненные шпильки: чертовски красивая девушка высокого роста; изысканный и эффектный наряд; стройная – эталонная, как утверждал невозмутимый Робби, – фигура; лицо и манеры человека, привыкшего вращаться в высшем свете. Она не выращивала морковку себе на завтрак, не ходила босиком круглый год, росла с родителями в тепле и роскоши. И эта красивая ведьма хочет отнять у Никки единственного близкого человека!

Элиза тоже смотрела на Никки ревниво горящими глазами: эта скромница дьявольски умна и настоящий баловень судьбы. Во всём ей удача: в таком возрасте – и уже королева. А эти хрустальные волосы! А непонятное лицо, которое заставило Джерри влюбиться до невменяемого состояния, хоть делай ему антиприворотную прививку! Эта новоиспечённая королева сломает ему жизнь, а он, бедный, поймёт всё слишком поздно…

Прозрачная жаркая ненависть полыхнула в Элизе.

– Вы, короли! – с презрением сказала она. – Вы не можете быть нормальными людьми, не можете без оглядки влюбиться. Вы – мёртвые марионетки аристократического театра. Не отравляй Джерри жизнь. Он живой человек, не отнимай у него простого человеческого счастья.

Воздух в лифте сгустился и зазвенел от напряжения. Вдруг Никки рассмеялась:

– Не много ли ты читаешь на ночь сказок о королях, Элиза?

И тут заметила, что незаметно оживший лифт уже стоит на первом этаже, а у открытой двери толпятся студенты с открытыми ртами.

Элиза первая выскочила из кабины, растолкав зевак.

Вышла и Никки. Она пробиралась сквозь толпу, а вслед ей горели строки:

 
Не всякий плод на свете скороспелка,
Но созревает всё, что зацвело.
 

Никки шагала по многолюдному коридору и напряжённо размышляла: «Почему Элиза считает, что Джерри мне мешает?»

Она зашла в обеденный зал. Джерри уже сидел за столиком кафе и читал лаптоп. Никки села и с рычащими интонациями леопарда сказала юноше, поднявшему голову:

– Джерри, если я увижу рядом с тобой эту красотку Элизу, то…

К столу подошла Дзинтара, и Никки замолчала.

Но её молчание было красноречивее слов.

Глава 6
Засада южных

Наступила суббота, но отдыхать было некогда. После завтрака Джерри сразу принялся за реферат. Профессор математики Арно Рой велел описать конкретный пример использования интегральных уравнений. Юноша выбрал получение гидродинамики типа Навье-Стокса из интегро-дифференциального кинетического уравнения для молекул. Он уже разложил кинетическое уравнение в ряд по малому параметру и приступил к поиску решения для функции распределения в первом приближении, как в дверь постучали.

Джерри нахмурился. Он никого не пускал к себе, и об этом все знали.

Он вышел в прихожую и плотно закрыл за собой дверь комнаты, где было слишком много фотографий, не предназначенных для чужих глаз.

В коридоре стояла Юлия в зелёных джинсах и белой блузке.

Ах, да – пикник!

– Меня послали за тобой, все уже собрались внизу…

Джерри вздохнул, подумав о Чепмене и Энскоге, разработавших замечательный метод получения гидродинамик и тщетно ожидающих его за рабочим столом.

– Ладно, пошли отдыхать.

Спускались в лифте молча, застенчиво глядя в разные углы кабины. Джерри с грустью подумал, что сверхзанятая Никки всё равно не смогла бы пойти с ними на прогулку – каждую субботу она летала в Луна-Сити утрясать свои королевские дела.

В холле уже никого не было.

– Мы их догоним, – сказала Юлия. – Я знаю место пикника.

Они зашагали по лесной дорожке.

Совместная цель всегда сближает.

– Ты почему всегда такая грустная? – спросил Джерри, косясь на сумрачную девушку.

– Как бы тебе попроще сказать, Джерри… – криво усмехнулась Юлия. – Я самая некрасивая среди нашего курса. У меня не сексапильная фигура… не знаю, в каких вольтах измеряется сексапильность, но все подруги искренне заверили минимальность моего… вечно забываю это замечательное вонючее слово… шарма. У меня сонное, невыразительное лицо, нос толще среднего на двадцать процентов, губы тонкие и бледные… самые оттопыренные уши этажа… мы специально сравнивали… – с беспощадной улыбкой перечисляла девушка.

– Ты просто на себя наговариваешь! – возмутился Джерри.

– Да брось, Джерри, я безнадёжна, – уныло пробормотала Юлия. – Меня за тобой послали как самую безопасную. Сейчас мы придём на пикник, и самые красивые девушки-Совы будут тебя очаровывать.

– Я не хочу слышать об этой чепухе, – нахмурился Джерри. – Лучше расскажи, что ты будешь писать в реферате.

– А! Ты уже к нему приступил, – оживилась Юлия. – Хочу рассмотреть уравнения Лотки-Вольтерра для системы «хищник-жертва». Если их слегка обобщить, то можно выйти на решения для странных аттракторов – там такие кривые получаются на сечениях Пуанкаре, закачаешься! Я коллекционирую машинную живопись – иногда даже случайные ошибки в программах приводят к захватывающим пейзажам!

Девушка повеселела, и её лицо осветилось.

– Смотришь на эти удивительные, непридуманные рисунки – и кажется, что в них открывается какой-то новый мир – может, иное измерение или странный ракурс нашей Вселенной… У меня все стены комнаты завешены компьютерной графикой и киберпейзажами. Где-то глазам надо жить? А вот почему одни такие картины нравятся – до восторга, а другие – оставляют равнодушным? Какие-то пространства ассоциативности? Генетический линк?

– А что ты используешь для визуализации решений уравнений? – заинтересованно спросил Джерри.

– О! У меня есть замечательный математический интерпретатор – его разработал мой отец. Папа талантливый программист, но плохой бизнесмен – никому не смог продать свой интерпретатор. А я его с удовольствием использую: он превращает математические уравнения и их решения в виртуальный мир, где можно даже путешествовать.

– Ух ты! А ты не позволишь мне поработать с твоей программой? Есть у меня одна зубодробительная задачка, которая никак не укладывается в моих бедных извилинах…

– Бери, конечно. В этом софте можно даже связывать пространство решений с реальными изображениями описываемых объектов… В виртуальном мире диаграммы Герцшпрунга-Рассела я могу бродить часами, наблюдая разгорающиеся звёзды… А какие там взрывы Сверхновых!

Джерри неожиданно взял и положил ладонь девушки на сгиб своей руки.

Юлия замолчала. Её рука лежала на локте Джерри – испуганная, вздрагивающая. Они пошли совсем рядом – под ручку, как обычная парочка.

– Как мужчина я должен тебе кое-что сказать, Юлия, – сказал Джерри. – Каждый человек, в том числе и любая девушка, воспринимается не как коллекция ушей, носа и талии, а как нечто целое и цельное. Лицо или имя является не сутью человека, а лишь опознавательным знаком, неотделимым от внутренней личности и интеллекта. Когда я слушаю тебя, то вижу перед собой умную очаровательную девушку, и этот облик сохранится за тобой, даже если я отвернусь или мы будем разговаривать по т-фону. Поверь – твоя личность во много раз важнее отдельных недостатков физиономии… Посмотри, кстати, на мой совершенно выдающийся нос…

Юлия нервно прыснула. Джерри убедительно продолжал:

– Счастье не прячется в форме носа и ушей, иначе пластические хирурги стали бы богами. Возможно, есть субъекты, которые судят людей исключительно по внешним данным, но я бы не советовал добиваться признания среди таких убогих типов – нахлебаешься с ними горя… С моей же точки зрения, ты совершенно замечательная девушка, – уверенно завершил юноша. – Хочешь, научу тебя танцевать?

Юлия радостно вздохнула, её рука расслабилась и даже слегка обняла локоть Джерри.

– Ты здорово говоришь, – сказала Юлия, – но факт остаётся фактом – если у совершенно замечательной и умной девушки на носу появится… э-э… например, крупный прыщ, то это резко снизит её… э-э… коммуникационные возможности.

Он возразил:

– В красоте оправданная самоуверенность важнее красоты. И прыщи, и гладкая кожа – вещи преходящие, а суммарное счастье жизни растёт из ума и душевных качеств.

– Почему же вы, мальчики, так заглядываетесь на красоток? – нервно усмехнулась Юлия.

– Это примитивная, инстинктивная биореакция приматов! – защищался Джерри. – Но чем умнее юноши, тем с большей опаской они относятся к красивым девушкам – у многих из них ранний общественный успех гасит желание развивать свой интеллект. Красота – спринтер, ум – стайер, а жизнь – очень неторопливый судья.

– А вот ты – умный и… красивый! – сказала Юлия и заалела щеками.

– Говорить о таких глупостях, как моя красота, я категорически отказываюсь, – заявил Джерри, а Юлия лишь улыбалась и заглядывала ему в лицо.

Они пришли к озеру, полному солнечных бликов. Место для пикника было выбрано возле устья спокойного ручья. Береговая бамбуковая роща разрослась и угрожающе склоняла над тихо скользящей водой частокол из зелёных суставчатых копий, и верховье потока терялось в сумрачной штриховке тонких стволов.

Совы-второкурсники уже разматывали удочки и разжигали костёр на каменных плитах, защищающих окружающую траву от жара. Когда девушки заметили сияющую Юлию, которая шла под ручку с Джерри, физиономии у многих здорово вытянулись.

Пикник удался.

Мясо с углей вкусно пахло дымом и, политое лимонным соком, поглощалось мгновенно. Пойманную с азартными криками озёрную рыбу – огромного зеркального карпа и десяток крупных форелей – никто не захотел убивать и чистить, и её, сердитую, отпустили назад.

Молодёжь досыта набегалась в лунный теннис, лупя по тяжёлому мячу небольшими пластиковыми ракетками.

Джерри игра не понравилась: всё время приходилось отбиваться. Нет, не от мяча.

Когда все устали, то собрались к костру, вокруг которого разгорелась беседа. Впрочем, беседовать – привилегия стариков; молодёжь неудержимо спорит.

Стайка жёлтых листьев кружилась в озёрном водовороте.

Крупные рыбы высовывали головы из воды, будто прислушиваясь к разговору, а на деле украдкой общипывая береговую траву.

Как всегда, разговор немного попрыгал – и устойчиво завращался вокруг занятий.

Борм спросил:

– Джерри, на семинаре ты здорово доказал теорему про четырёхмерные торы. Как ты научился так ориентироваться в многомерном пространстве?

Все уставились на юношу. Он пожал плечами, взял три дочиста обглоданные палочки от шашлыка и сложил их на траве в равносторонний треугольник. Потом добавил ещё три палочки, соединив центр треугольника с его вершинами.

– Здесь четыре треугольника, лежащих в плоскости, но только один правильный. Можно ли сделать так, чтобы все четыре треугольника стали равносторонними?

Все промолчали, лишь Юлия открыла рот, но тоже ничего не сказала.

Джерри взял за концы три палочки, соприкасающиеся в середине треугольника, и осторожно потянул их вверх, делая двумерную конструкцию трёхмерной. Перед глазами ребят возник тетраэдр с правильными гранями.

– Все четыре треугольника стали равны! – Теа так восторженно взвизгнула, что Самар, помешивающая угольки дымящейся веточкой, от неожиданности чуть не свалилась в костёр.

– Теперь мысленно соединим четыре вершины тетраэдра с его центром, – продолжал Джерри, – получим пять пирамид, из которых только одна является правильным тетраэдром. Мысленно потянем центральную точку в новое измерение… в пространство, в котором все пять пирамид становятся правильными тетраэдрами… Это и будет четырёхмерное пространство, которое позволяет быть перпендикулярными друг к другу сразу четырём координатным осям. Просто!

– Уф! – сказала Дебби. – Кажется, легче выйти замуж за принца.

– «Просто» – это вовсе не «легко», – улыбнулся Джерри. – Но если почаще заглядывать в другое измерение, то постепенно освоишься… Там интересно: четвёртое измерение распрямляет сплющенность нашего мира.

– Клянусь катарактой Саурона, ты молодец! – сказал Жюльен.

Кто-то проворчал:

– Учёба надоела до марсианских чёртиков. Профессор Рой завалил домашними заданиями по расчётам траекторий. В орбите планеты вокруг двойной звезды я так запутался, что еле выбрался наружу.

Его поддержали:

– На этих небесномеханических расчётах у меня компьютер сгорел!

– Мир его кремниевому нанопраху, развей его в космосе.

– Генетика очень сложный предмет, а профессор Франклин всё время требует то хвост у кота отрезать, то трёхголовую змею вывести.

Дебби вздохнула:

– Когда же мы вырастем и освободимся от учёбы и вечного принуждения?

Жюльен фыркнул:

– Дурашка, взрослой-то и попадешь в настоящий капкан – когда старых боссов над тобой станет во много раз больше, чем тебя. Преимущество тех, кто пришёл первым.

Теа мечтательно сказала:

– Вот бы найти необитаемый остров, где ещё нет власти стариков, и поселиться там только молодёжной компанией!

– Недурная мысль, но островов на неё не напасешься.

– В Тихом океане до сих пор тысячи необитаемых островов.

– Первое, что мы сделаем на необитаемом острове, – выберем себе начальника.

– Зато он будет молод, и ему можно дать по шее!

И молодёжь у костра притихла, ослеплённая развернувшимися перспективами.

Наивные мечтатели.

Несмотря на утомлённость, вернее, именно из-за неё, Никки каждое воскресное утро шагала на стадион с крыльями, заброшенными за спину.

«Проветривание косной материи!» – говорила девушка.

Джерри сначала сопровождал её, но потом оставил одну в этих воскресных полётах – и Никки была благодарна ему за чуткость.

Одиночество между небом и землёй нельзя ни с кем разделить.

Невозможно описать, что чувствуешь, отрываясь от земли и взлетая в прохладный утренний воздух. Когда восходящий поток подбрасывает тебя – сильно и легко, как сухой лист, душа вскрикивает от восторга, и даже на предельно усталом лице вспыхивает счастливая улыбка.

После парения на крыльях Никки чувствовала себя обновлённым человеком – под встречным ветром груз забот слетал с души.

Астровитянка шла по аллее к стадиону и заранее была счастлива.

Замечательное лунное утро настало недавно. Выпавшая крупная роса серебрила траву, пахло можжевельником, и птицы громко присвистывали, пролетая сквозь горячие лучи солнца.

Девушка вышла на стартовую площадку и уже собралась надеть крылья, когда её окликнули:

– Мисс Гринвич!

Она удивлённо обернулась. Рядом, в директорской ложе стадиона, стоял сам директор Милич и делал ей приглашающие жесты.

Никки мысленно чертыхнулась и подошла ближе, держа крылья в руках.

– Разрешите представить вам принца Вильгельма Ван Дональдса, – торжественно сказал директор.

Из-за стола поднялся плотный мужчина лет сорока пяти с рыжеватыми волосами и внимательными светло-коричневыми глазами.

– Рад встрече, ваше величество! – официально сказал он.

За спиной отца-принца смущённо маячил герцог Джон, студент Колледжа, хорошо знакомый Никки.

Девушка вздохнула.

Это была засада.

После того, как Никки стала королевой, герцог Джон раз пять приглашал её в свой лунный замок, но она неизменно отклоняла его приглашения. В последний раз он добавил, что с ней хочет встретиться его отец, старший принц и наследник династии Дональдсов, но и это не изменило решения девушки.

Видимо, у самого принца Вильгельма желание встречи было столь велико, что он лично приехал в Колледж и подкараулил Никки с помощью директора Милича, который, выполнив церемонию представления, исчез.

– Чашечку кофе? – предложил принц. Рядом с ним стоял робот-официант с кофейными приспособлениями и чашками.

Девушка отказалась.

– Заехал проведать Джона, – сказал с улыбкой принц Вильгельм, – и тут такая удача – встреча с вами, о чём я давно мечтал.

Герцог Джон еле заметно скривился.

Никки прохладно усмехнулась:

– Рада за вашу мечту.

– Хочу поздравить вас с невероятным успехом… – сказал с приятной миной Вильгельм. Мина была перевязана розовой ленточкой, но от этого не стала менее взрывоопасной. – За столь короткое время вы успели взлететь на самый верх мирового истеблишмента!

Никки нетерпеливо сказала:

– Теперь мне нужно успеть полетать над стадионом.

Принц отбросил реверансы:

– Присядем, пожалуйста, ваше величество, есть важный разговор.

Никки вздохнула, села за стол и велела кофевару:

– Двойной эспрессо. Кофе марсианский, сильно поджаренный. Три грамма сахара.

– Я выступаю сейчас и от имени Дональдсов, и как посол от всех Южных династий, – поспешил с главным сообщением принц. – Мы предлагаем вам стать нашим союзником.

Герцог Джон избегал смотреть на Никки.

– Перечислите, пожалуйста, преимущества этого союза для меня, – деловито сказала Никки, поднося к губам крохотную чашечку с густым кофе.

– Э-э… – От такой быстрой реакции принц слегка растерялся. – Династии помогают друг другу в бизнесе – насколько это не противоречит их личным интересам, вместе защищаются от врагов… э-э… реализуют общие программы…

– Не очень убедительно, – подытожила девушка.

Принц забеспокоился:

– Поймите, ваше величество, одиночная династия – лёгкая добыча для Северных…

– …или для Южных, – сказала Никки.

Вильгельм Ван Дональдс напряжённо усмехнулся.

– Вам всё равно придётся выбирать, к кому присоединиться… Я прилетел сюда, зная, что вы очень нравитесь моему сыну…

Никки подняла брови, перевела глаза на юношу в чёрном костюме и впервые увидела, как невозмутимый, надменный герцог Джон краснеет.

– Он умный парень и превосходная партия, – сказал довольно принц, глядя на сына. – Когда меня коронуют, а это будет скоро – у моего отца, увы, неважное здоровье… то Джон станет старшим принцем и наследником всей огромной империи Дональдсов. Он идеально подходит к вам и вашему королевскому статусу…

– У Джона масса достоинств, – согласилась Никки, ехидно наблюдая наливающиеся румянцем ланиты герцога. – И в устройстве мальчишников он отменно хорош. Но я ещё не собираюсь замуж.

– С браком можно не спешить, – осторожно улыбнулся принц. – Но официальная помолвка должна стать сигналом нашего союза. И я вас заверяю – никаких мальчишников больше не будет. Помолвка – вещь серьёзная. Я слышал о прискорбном недоразумении в ваш прошлый визит. Слуга, который посмел быть с вами невежливым, уже уволен.

– Как его здоровье? – спросила Никки, скорее у Джона, чем у принца.

– Ерунда, – ответил тот, подняв глаза на девушку, – вывих руки и сломанный нос.

– Я была неправа, – с раскаянием сказала Никки, – надо было его просто оглушить.

Принц Ван Дональдс поморщился:

– Это мелочи, не стоящие внимания. Что вы думаете по поводу моего предложения?

– Политического союза или помолвки? – уточнила Никки.

– Их нельзя разделять, – сказал принц. – Все политические союзы династий базируются на персональных и родственных контактах.

– В этом-то вся проблема, – вздохнула Никки. – Ваш круг друзей включает таких людей, как король Симмонс – с его страстью к экзотическому коллекционированию.

Принц Вильгельм недовольно заёрзал на стуле.

– Девушек никто не принуждает силой заключать контракты.

– Ещё омерзительнее, – сказала Никки, – довести до такого состояния человека без помощи раскалённых клещей! Такое психологическое насилие делает человека не только жертвой, но и соучастником преступления над собой. Душевное увечье на всю жизнь.

– Вы слишком категоричны и жестки, – нахмурился принц.

– Я слишком мягка и жалею, что не сломала пару костей этому коллекционеру, а ведь такая была прекрасная возможность! – без всякой иронии сказала Никки.

– Король Симмонс – мой дальний родственник, – сказал старший Ван Дональдс.

– Совсем плохо, – вздохнула Никки.

– Ты ещё не знаешь, какие экземпляры встречаются среди Северных королей, – сказал хмуро юный герцог.

Никки пожала плечами и повернулась к Вильгельму:

– Передайте привет своему младшему брату Арнольду.

Тот поднял брови:

– Передам. Вы его знаете?

– Немного. А за него мне можно выйти замуж? – спросила Никки без тени улыбки.

Принц напряжённо переглянулся с сыном.

– Теоретически можно, – медленно сказал Вильгельм, – но у Арнольда нет шансов стать королём.

– Это-то и привлекает, – кивнула Никки.

Герцог Джон решил взять в свои руки переговоры, зашедшие в тупик.

– Отец, дай нам поговорить, пожалуйста, – попросил он.

Девушка вздохнула и перевела взгляд на стадион. Ложа нависала над трибунами ласточкиным гнездом и словно парила в дрожащем, теплеющем воздухе.

– Никки, – сказал горячо Джон, когда они остались одни, – забудь, пожалуйста, старые недоразумения… Это такие пустяки по сравнению с чувством, которое я испытываю к тебе. И разве ты можешь сказать, что я тебе безразличен?

– Не могу, – легко согласилась Никки.

– Ну вот! – обрадовался Джон. – Никки – ты удивительная девушка, я никогда таких не встречал. Ты должна знать, что я стал совсем другим человеком после… Ты не будешь разочарована – дай мне только шанс!

Карие глаза герцога умоляюще смотрели на Никки, а его длинные прямые иссиня-чёрные волосы эффектно раздувались ветром вокруг бледного красивого лица.

Никки внимательно разглядывала герцога Джона – и никак не могла найти слов, приличествующих ситуации.

– Ваше величество, что вы ответите на моё… наше с Джоном предложение? – сказал вернувшийся принц.

– Я подумаю, – спокойно сказала девушка.

– Тот, кто не стал другом, неизбежно становится врагом, – впервые за разговор оскалился принц. – Учтите это в своих раздумьях, ваше величество. У союза Южных династий есть специальная служба, которая занимается политическим и экономическим… э-э… переориентированием независимых династий. Рано или поздно все новички осознают силу поговорки: химера независимости прожорлива – в одиночку её не прокормить. Если вы в ближайшее время не примете решения, то вами займутся всерьёз!

В голосе принца Вильгельма уже отчётливо звякал металл.

А вот звякать было не нужно… Никки поднялась на ноги.

– Спасибо за кофе, джентльмены, я улетаю!

Принц с сыном, сидевшие вокруг стола, невольно загораживали выход.

Тогда Никки усмехнулась, запрыгнула на барьер ложи и бросилась вниз – в пустоту стадионного пространства. Герцог Джон вскочил на ноги и что-то крикнул вслед девушке.

Она не расслышала его слов. Крылья с хлопком наполнились и развернулись, но скорость без разбега была мала – Никки провалилась до самых скамеек, прежде чем сумела разогнаться и отойти от трибунного крутого склона.

Это был рискованный трюк – но не опаснее аристократических переговоров.

Никки взлетела под самый купол и твёрдо решила не спускаться, пока на земле болтается хоть один принц или герцог, сожри их всех Сатурн!

Джерри зашёл к Никки в комнату. К его удивлению, она сидела перед тивизором – редкое для занятой девушки времяпрепровождение. Он всмотрелся в экран, где полицейские пытались рассеять толпу демонстрантов. Летели гранаты со слезоточивым газом, ответные камни ударяли в прозрачные щиты, резиновые дубинки сминали пластиковые лозунги, обрушивались на головы и плечи, искрили шоковыми разрядами. В стремительных движениях и в криках людей была очевидна ненависть; она клубилась над дерущимися, пропитывая воздух ядовитым чадом.

На крыше припаркованного автомобиля стоял человек в чёрном. В руке он держал усилитель и подстёгивал беснующуюся толпу:

– И сотворил Бог человека по образу Своему! По образу Божию сотворил его!.. Менять божественный облик человека есть дьявольский соблазн!.. Гордыня! Богохульство! Грядёт последний суд и спасутся! Лишь кроткие и смиренные сердцем!

Толпа вопила в ответ.

– Из-за чего бушуют смиренные сердцем? – спросил Джерри.

– Они протестуют против закона о свободе геномодификаций. А полицейские не пускают людей к зданию ООН.

– Ну и пусть подошли бы и высказали свою точку зрения! – нахмурился Джерри.

– Демонстранты не просто митингуют, – сказала Никки. – Они уже разгромили известную генетическую лабораторию на атлантическом острове Холодной Весны и линчевали двоих учёных. Один умер, другой в больнице.

– Ужасная история! – вздрогнул Джерри.

– Судя по прогнозам аналитиков, скоро это будет обыкновенной историей, не стоящей упоминания в новостях. Мир начинает трещать по швам… Я тоже против закона о свободе геномодификаций, но когда я смотрю на этих демонстрантов, мне становится не по себе…

Никки выключила тиви-трансляцию и спросила:

– Робби, как дела со списком? Выяснил, кто его составил?

– Пока нет. Анализ записей Джерриного отца наводит на мысль, что он получил список от какого-то знакомого учёного. Вероятнее всего, список был создан в Дарнеги-центре, где долго работал отец Джерри. И вполне возможно, что составители списка не имеют прямого отношения к убийствам – они лишь исследователи, труды которых кем-то используются.

– Кем?

– С вероятностью полтора сигма – кем-то из Южных династий. Несколько лет назад Дарнеги-центр был куплен компанией «Зороастр-Инк», явно принадлежащей кому-то из Южных. Но определить, какой конкретно династии принадлежит «ЗороастрИнк», трудно.

– Работай дальше, Робби. Мы тоже подумаем, с какого конца подобраться к этой задаче… Тебе помогут полицейские досье об убийствах людей из списка?

– Да, но учтите, что детективная работа – это лицензированная область моделирования…

Никки задумчиво сказала:

– В этом жутковатом списке мне жаль не только умерших, но и живых…

– Почему? – спросил Джерри. – Из-за опасности, которая им грозит?

– Из-за того, что на них лежит печать обречённости… Если ты попал в список, то стал ключевой фигурой будущего, рычагом изменения мира. На тебя ложится неизбежная тяжёлая ответственность… Эйнштейн был пацифистом, но из-за угрозы создания нацистами атомной бомбы ему пришлось бросить свой авторитет на политические весы и выступить за разработку атомного оружия. А потом были Хиросима и Нагасаки… Я думаю, что каждый человек из этого списка будет восхваляем и проклинаем одновременно. Ни одно масштабное действие или нововведение не остаётся положительным или нейтральным. Оно всегда имеет оборотную, отрицательную сторону, всегда прокатывается колесом по чьим-то судьбам.

– А если ничего не делать? Попал в список ключевых людей, но умыл руки.

– Тогда будет ещё хуже. Этим список и ужасен – если ты в нём, то любое твоё действие или бездействие отзовётся оглушительным эхом. Бедняга, ты стал Гулливером среди лиллипутов. Как бы осторожно ты ни двигался, всё равно сломаешь кому-то спину.