Текст книги "Основы ораторской речи"

Интересно наблюдение Аристотеля о специфике стиля письменного и устного: «/…/ Для каждого рода речи пригоден особый стиль, ибо не один и тот же [стиль] в речи письменной и в речи полемической, в речи, произносимой перед народным собранием, и в речи судебной /…/ Стиль речи письменной – самый точный, а речи полемической – самый актерский» (Античные риторики, 1978, 149). В этой же части Аристотель отмечает и достоинства стиля. Основное достоинство стиля заключается в его ясности, так как только ясная речь достигает своей цели. «[Стиль не должен быть] ни слишком низок, ни слишком высок, но должен подходить [к предмету речи]» (Античные риторики, 1978, 129). Не менее важна также естественность речи, потому что только естественное способно убеждать. В этих рассуждениях полностью проявилась принадлежность Аристотеля к греческой классике: классический стиль предполагает ясное, простое, всем понятное, безыскусственное построение речи, в которой ничего не должно порочить оригинального. Пространность и сжатость изложения также должны быть в меру. Это тоже признак классического стиля.

Аристотель отмечал, что стиль будет обладать надлежащими качествами, если он полон чувства, если он соответствует истинному положению вещей. Последнее бывает в том случае, когда о значительных вещах не говорится слегка и о пустяках не говорится торжественно и когда к простому имени (слову) не присоединяется украшение; в противном случае стиль кажется шутовским. Стиль речи должен зависеть от предмета изложения: о вещах похвальных следует говорить с восхищением; о вещах, возбуждающих сострадание, со смирением.

В «Риторике» Аристотель рассматривает структуру речи на уровне периода, выделяя простой и сложный периоды, и на уровне смысловой композиции, выделяя предисловие, изложение, способ убеждения, заключение.

Создавая свою теорию стиля, Аристотель имел в виду то, что мы теперь называем классическим стилем, то есть стиль ясный, точный, исключающий холодность, в меру сжатый и в меру длительный, в меру патетический, общедоступно языковой, речь с четко выраженной композицией, учитывающая аудиторию (характер, возраст, национальность) и ситуацию произнесения (род речи).

Анализируя риторическое учение Аристотеля, А.Ф. Лосев пишет: «Итак, совершенно ясно, что учение Аристотеля о стиле вовсе не есть учение об объективных предметах или об объективной действительности (хотя действительность и ее предметы, по Аристотелю, тоже могут обладать своим стилем); но это есть учение о способе выражения предметов, о составлении речи по поводу этих предметов, об их словесных структурах. Взятая сама по себе, эта структура предмета вовсе не обладает свойствами самого предмета, она не радостна и не горестна, она не истинна и не ложна. Она просто относится к особой сфере, которую Аристотель трактует как сферу вполне нейтральную как с точки зрения действительности в обычном смысле слова, так и с точки зрения действительности абсолютного и истинного разума. Стиль есть просто выражение» (Лосев, 1975, 539). Учение Аристотеля оказало огромное влияние на последующее развитие теории красноречия.

Блистали речами в Древней Греции многие выдающиеся мастера устного слова. В жанре судебного красноречия выступал Лисий. Пример тому – его знаменитая «Оправдательная речь по делу об убийстве Эратосфена», в которой он оправдывает ответчика по делу об убийстве прелюбодея, застигнутого на месте преступления. На общегреческих празднествах, на Олимпийских играх с торжественными речами выступал и Сократ. Судебными и политическими речами поражал слушателей Демосфен (до нас дошла 61 его речь). Так, обвинительная речь Демосфена и ответная его политического антипода Эсхина по делу о преступном посольстве были произнесены в афинском суде и привлекли к себе большое внимание. Демосфен обвинял Эсхина в предательстве во время заключения мира в Македонии и требовал для него сурового наказания. Эсхин выступил с ответной эмоциональной речью. И суд оправдал его. Такими же дискуссионными были речи Эсхина «Против Ктесифонта о венке» и Демосфена «За Ктесифонта о венке».

Временем Платона и Аристотеля в истории греческой культуры заканчивается период классики. Со второй половины IV в. до н. э. начинается новый период античной культуры, называемый эллинизмом (эллин – «грек»). Эллинистическая риторика анализировала большое количество стилистических явлений. Она изучала сочетания слов, разрабатывала учение о качествах речи, продолжала заниматься проблемами тропов, фигур, стилей. В некоторых трактатах, однако, на первых порах мы находим увлечение риторизмом, изысканностью выражений, сложными образами, «цветами красноречия». Эта манера речи стала называться «азианским стилем» по месту его возникновения и процветания в Малой Азии. Азианский стиль изучали Гермоген, Феодр Годарский (учитель Тиберия), анонимный автор, именовавшийся Лонгином, который написал трактат «О возвышенном». Представители этого стиля проповедовали пафос, подъем, экзальтацию.

Однако не все теоретики и практики ораторского искусства были сторонниками азианского стиля; его противники стояли за классические образцы и строгость речи. Этот стиль, в противоположность азианскому, стал называться аттическим, а его представители – аттицистами. Они проповедовали утонченную образность и интеллектуальность речи, которые вызывали у слушателей определенные ассоциации, тем самым воздействуя на них. Аттицисты были сторонниками чистоты речи, под которой подразумевалась ее нормативность, сводившаяся к правильному выбору слова и морфологической формы. Если оратор следовал этим требованиям, он мог считаться образцовым оратором, а его речи изучались как образцы. Уже к концу III в. до н. э. сторонники аттицизма (классицизма) победили, хотя борьба продолжалась в Риме и далее. В I в. до н. э. Цицерон написал два трактата: «Брут» и «Оратор», которые как бы синтезируют азианское и аттическое (классическое) направления.

Представителями аттического направления были, например, Аполлодор Пергамский, наставник римского императора Октавиана Августа, придерживавшийся строгих и точных правил риторики; Цицелий, о котором упоминает Дионисий Галикарнасский, – сам сторонник аттического направления, а также Деметрий.

Дионисий Галикарнасский (I в. до н. э.) провел большую часть своей жизни в Риме. Самое значительное его произведение – «О соединении слов», в котором он излагает свои эстетико-риторические позиции. Вот одно из его суждений: «Многие поэты и прозаики, как философы, так и ораторы, заботливо подбирают очень красивые и соответствующие содержанию выражения, но необдуманно и безвкусно соединяют их, и ничего хорошего от такого труда не получается; и наоборот, другие, взяв низменные, простые слова, но сложив их в приятные и искусные сочетания, облекают речь величайшей прелестью» (Античные риторики, 1978, 169). Автор эстетически интерпретирует соединение слов для выражения мысли. Это несколько иной подход по сравнению с предыдущими исследованиями подобного типа. В качестве примеров он приводит отрывки из Гомера и Геродота. С разрушением правильного соединения слов разрушается сила и красота речи, считает Дионисий. Эту мысль он убедительно иллюстрирует отрывками из Гомера, меняя стихотворный размер, тем самым разъединяя слова в строчке. Это был, вероятно, первый стилистический эксперимент, который сводился, выражаясь современно, к методу трансформации.

Дионисий с большой убежденностью утверждает также знаменитое учение о трех типах соединения слов, или, можно сказать, о трех стилях. Это учение – одно из основных в эллинистическо-римском эстетическом сознании. Он выделяет строгий стиль, изящный стиль и средний стиль, или три рода соединений слов: строгое соединение, цветистое соединение, общее соединение слов. В строгом стиле – не театральная, лощеная красота, а древняя и строгая. Понять этот стиль может человек, у которого развито чувство слова. Данный стиль формируется на основе «расчета» и «искусства». Для изящного стиля характерна «цветущая свежесть», «цветущая пестрота», «гладкость», «мягкость», «благозвучие». Средний стиль, собственно говоря, буквально «общедоступный», «родной» для каждого, «простой». Он предназначен для всех и для «общего блага». Эти идеи были усвоены в эпоху классицизма. Как видим, в теории Дионисия сочетания слов – основа создания ораторской речи, так как все дело не только и не столько в выборе слов, но и в определенном чередовании и сочетании словесных компонентов ораторской речи. Дионисий выделяет некий формальный момент, который тесно связан с содержанием: хорошая мысль, по мнению Дионисия, должна быть облечена в красивую форму. Таким образом, план содержания и план выражения едины, находятся в гармонии.

В «Письме к Помпею» Дионисий высказывает свою точку зрения на стиль выступлений некоторых ораторов. В частности, разбирая речи Платона, Дионисий считает, что, когда Платон употребляет простые, бесхитростные выражения, это звучит необыкновенно приятно; он использует общеизвестные слова, стремясь к ясности и пренебрегая всякими затейливыми украшениями. «Его язык сохраняет налет старины и незаметно распространяет вокруг себя что-то радостное, словно распустившийся, полный свежести цветок, от него исходит аромат, будто доносимый ветерком с благоуханного луга, и в его сладкозвучии нет пустозвонства, а в его изысканности – театральности» (Античные риторики, 1978, 225). Но когда Платон впадает в многословие и стремится выражаться красиво, его язык становится хуже, утрачивает свою силу и прелесть, эллинскую чистоту и кажется более тяжелым. Все это затемняет мысль, которая развивается слишком медленно. Поэтому особенно вредны речи, содержащие многочисленные эпитеты, неуместные метонимии, не соблюдающие аналогию метафоры, сплошные аллегории без чувства меры. Здесь проявились эстетические взгляды Дионисия на стиль публичного выступления. Развивая эти взгляды, он анализирует произведения Фукидида, Геродота, Ксенофонта, Филиста. И здесь его эстетическая позиция вполне ясна: он считает положительным в стиле сжатость, ясность, живость, силу, напряженность, соответствие содержанию. Как видим, в этих двух работах Дионисий дает систему стилей и описание стилистических особенностей публичной речи.

Деметрию (ок. I в. н. э.) приписывается сочинение «О стиле» (Античные риторики, 1978, 237–285). В этом труде Деметрий разрабатывает две проблемы: период, его структура и стили, их характеристики. Самое главное в этой работе – учение о стилях. Он выделяет четыре основных стиля: простой (или скудный), величественный (или торжественный), изящный (или гладкий), мощный (или сильный), а также их возможные сочетания, которые содержат характерные особенности ряда стилей. Так, изящный стиль, по мнению Деметрия, может соединяться с простым и возвышенным, мощный соединяется и с тем и с другим. Только возвышенный не вступает в соединение с простым (или скудным), так как оба они исключают друг друга. Деметрия интересует форма выражения в широком смысле – не как форма сама по себе, а вместе с содержанием. Выделяя четыре стиля, Деметрий продолжает позднеантичную традицию, которая не мыслится без четкой классификации форм. Он вводит четыре стиля вместо традиционных трех, выступая в своем трактате типичным эллинистическим автором, который стремится к классификации, детализации, анализируя риторическую технику.

Крупнейшим классиком античного красноречия и теоретиком ораторского искусства был древнеримский оратор и политик Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н. э.). Три трактата об ораторском искусстве отражают богатый опыт античной риторики и его собственный практический опыт крупнейшего римского оратора. Эти трактаты – «Об ораторе», «Брут, или О знаменитых ораторах», «Оратор» – памятники античной теории словесности, античного гуманизма, имевшие глубокое влияние на всю европейскую культуру (см. Цицерон, 1972). В теории познания Цицерон склоняется к скептицизму, считая, что нет критерия для отличения реальных представлений от нереальных. Он рассматривает вопросы о высшем благе, о добродетелях как единственном источнике счастья, стремится к совершенству. Такому стремлению соответствуют четыре добродетели: мудрость, справедливость, мужество, умеренность. Его философские воззрения легли в основу взглядов на ораторское искусство.

Каковы же взгляды Цицерона на ораторское искусство? Теория красноречия Цицерона занимает среднее положение между азианизмом и умеренным классическим аттицизмом. В трактате «Об ораторе» он выбирает свободную форму философского диалога, что позволило ему излагать материал проблемно, дискуссионно, приводя и взвешивая все доводы за и против. Цицерон сетует на то, что красноречие среди всех наук и искусств имеет меньше всего представителей. И это не случайно. По его мнению, настоящих хороших ораторов мало, потому что красноречие – нечто такое, что дается труднее, чем это кажется. Красноречие рождается из многих знаний и умений. «В самом деле, – пишет он, – ведь здесь необходимо усвоить себе самые разнообразные познания, без которых беглость в словах бессмысленна и смешна; необходимо придать красоту самой речи, и не только отбором, но и расположением слов; и все движения души, которыми природа наделила род человеческий, необходимо изучить до тонкости, потому что вся мощь и искусство красноречия в том и должны проявляться, чтобы или успокаивать, или возбуждать души слушателей. Ко всему этому должны присоединяться юмор и остроумие, образование, достойное свободного человека, быстрота и краткость как в отражении, так и в нападении, проникнутые тонким изяществом и благовоспитанностью. Кроме того, необходимо знать всю историю древности, чтобы черпать из нее примеры; нельзя также упускать знакомства с законами и гражданскими правами. Нужно ли мне еще распространяться о самом исполнении, которое требует следить и за телодвижениями, и за жестикуляцией, и за выражением лица, и за звуками и оттенками голоса?.. Наконец, что сказать мне о сокровищнице всех познаний – памяти? Ведь само собою разумеется, что если наши мысли и слова, найденные и обдуманные, не будут поручены ей на хранение, то все достоинства оратора, как бы ни были они блестящи, пропадут даром» (Цицерон, 1972, 80). Цицерон считает, что основу ораторского искусства составляет прежде всего глубокое знание предмета; если же за речью не стоит глубокое содержание, усвоенное и познанное оратором, то словесное выражение – пустая и ребяческая болтовня. Красноречие – это искусство, но труднейшее из искусств.

Действующими лицами своего диалога, авторитетом которых Цицерон подкреплял свое мнение, были учителя его молодости, лучшие ораторы предшествующего поколения Лициний Красе и Марк Антоний, а также их ученики Сульпиций и Котт и менее значительные лица.

Он поддерживает Платона и Аристотеля в том, что речь внушительная, отвечающая чувствам и мыслям слушателей, составляет неотъемлемое достояние оратора. В этих суждениях сказалось психологическое направление исследования ораторской речи: «Кому, например, неизвестно, что высшая сила оратора в том, чтобы воспламенять сердца людей гневом, или ненавистью, или скорбью, а от этих порывов вновь обращать к кротости и жалости? Но достичь этого красноречием может только тот, кто глубоко познал человеческую природу, человеческую душу и причины, заставляющие ее вспыхивать и успокаиваться» (Цицерон, 1972, 87).

Какие же условия для оратора важнейшие? Во-первых, природное дарование, живость ума и чувства, развитие и запоминание; во-вторых, изучение ораторского искусства (теория); в-третьих, упражнения (практика). Собственно, в данных утверждениях нет ничего нового, поскольку об этом писал еще

Аристотель. Тем не менее Цицерон старается синтезировать предшествующие теории, осмыслить их и на их основе разработать обобщенную теорию ораторского искусства.

В первой части работы «Об ораторе» Цицерон старается создать идеал образованного оратора, оратора-политика, который был бы одновременно и философом, и историком, и знал бы право. История, философия и право были в то время общеобразовательными предметами. «Если же речь идет о том, что по-настоящему превосходно, – пишет Цицерон, – то пальма первенства принадлежит тому, кто и учен, и красноречив. Если мы согласимся назвать его и оратором, и философом, то и спорить не о чем, если же эти два понятия разделить, то философы окажутся ниже ораторов, потому что совершенный оратор обладает всеми знаниями философов, а философ далеко не всегда располагает красноречием оратора; и очень жаль, что философы этим пренебрегают, ибо оно, думается, могло бы послужить завершением их образования» (Цицерон, 1972, 233). Так возникает образ идеального оратора, образованного и тем самым поднимающегося над обыденным сознанием, над толпой, способного вести ее за собой.

И в других трактатах Цицерон постоянно ставит вопрос о взаимоотношении риторики и других наук, в частности философии. Всякий раз он неуклонно приходит к принципу подчинения всех наук главной ораторской цели. В его риторических трактатах ясно прослеживается отношение к философии и праву как к части ораторского образования и воспитания. Один вопрос разделял философов и риторов: является ли риторика наукой? Философы утверждали, что риторика не есть наука, риторы утверждали обратное. Красс, действующее лицо диалога, предлагает компромиссное решение: риторика не есть истинная, то есть умозрительная наука, но она представляет собой практически полезную систематизацию ораторского опыта.

Цицерон отмечает, что все другие науки замкнуты каждая в себе самой, а красноречие, то есть искусство говорить толково, складно и красиво, не имеет никакой определенной области, границы, которой сковывали бы его. Человек, который берется за ораторское искусство, должен уметь сказать решительно обо всем, что может встретиться в споре между людьми, иначе он не может посягать на звание оратора.

Цицерон по традиции, принятой в Греции, выделяет три рода речей: выступления на форуме, выступления в суде по гражданским делам и при разбирательствах, хвалебные речи. Однако Антоний, герой диалога, говоря о видах красноречия, указывает, что нецелесообразно к судебному и политическому красноречию приравнивать малопрактическое хвалебное красноречие. Как видим, Цицерон в некоторых случаях ставит дискуссионные вопросы и не дает на них четкие ответы. Это мнение может выразить одно действующее лицо, другие же могут с ним соглашаться или не соглашаться.

Вот как, по Цицерону, происходит формирование оратора: «Итак, можно сказать: человеку даровитому, который заслуживает поддержки и помощи, мы передадим только то, чему научил нас опыт, дабы он под нашим руководством достиг всего, чего мы сами достигли без руководителя; а лучше этого обучить мы не в состоянии» (Цицерон, 1972, 147). Основное – дар слова, который необходимо развивать постоянно.

Цицерон анализирует построение судебной речи, которая должна доказать правоту того, что мы защищаем; расположить к себе тех, перед кем мы выступаем; направить их мысли в нужную для дела сторону. Он останавливается на типах доказательств и их применении.

Автор рассуждает о страстях, возбуждаемых речью. Раздел о возбуждении страстей изложен им подробно, ибо практически большая часть речей ораторов, и в частности его самого, строилась с учетом воздействия на психику слушателей, но теоретически идеи воздействия не были обобщены. Цицерон показывает превосходство психологического подхода к красноречию.

Он пишет о юморе и остроумии, которые плохо укладываются в риторическую схему. Классификация юмора, не всегда последовательная, иллюстрируется примерами из римской ораторской практики и попутными практическими комментариями Цицерона. Он, таким образом, пытается уложить теорию юмора в рамки классической риторики, хотя сам убежден, что юмор – свойство природное и ему научить нельзя.

Обязанность оратора заключается в следующем: найти, что сказать; найденное расположить по порядку; придать ему словесную форму; утвердить все это в памяти; произнести. Как видим, Цицерон придерживается установившейся классической схемы, согласно канону которой дается пятичастное деление риторического процесса, то есть весь путь «от мысли к звучащему публичному слову». Кроме того, в задачу оратора входит расположить к себе слушателей; изложить сущность дела; установить спорный вопрос; подкрепить свое положение; опровергнуть мнение противника; в заключение придать блеск своим положениям и окончательно низвергнуть положения противника.

По мнению Цицерона, самое важное для оратора – это словесное выражение мысли и произнесение речи. Первое требование к речи оратора – чистота и ясность языка (выражение мысли). Чистота и ясность языка вырабатываются обучением и совершенствуются посредством чтения образцовых ораторов и поэтов. Для ее чистоты и ясности необходимо безупречно выбирать слова, правильно пользоваться морфологическими формами. Эти качества ораторской речи связаны и с правильным, нормативным произношением: оратору необходимо правильно управлять органами речи, дыханием и самими звуками речи. «Нехорошо, когда звуки выговариваются слишком подчеркнуто; нехорошо также, когда их затемняет излишняя небрежность, нехорошо, когда слово произносится слабым, умирающим голосом; нехорошо также, когда их произносят, пыхтя, как в одышке /…/, существуют, с одной стороны, такие недостатки, которые все стараются избегать, например, голос слабый, женственный или как бы немузыкальный, неблагозвучный и глухой. С другой стороны, есть такой недостаток, которого иные сознательно добиваются: так, некоторым нравится грубое мужицкое произношение, ибо им кажется, что оно вернее придает их речи оттенок старины» (Цицерон, 1972, 212–213). В понятие чистоты языка входила и его нормативность («Ясно, что для этого нужно говорить чистым латинским языком…»), то есть предполагается нормативное произношение и нормативное использование морфологических форм и конструкций. Но этого мало. Цицерон замечает: «Ведь никто никогда не восхищался оратором только за то, что он правильно говорит по-латыни. Если он этого не умеет, его просто осмеивают и не то что за оратора, и за человека-то не считают» (Цицерон, 1972, 215). Далее Цицерон суммирует требования, которые предъявляют к речи оратора, считая, что если его речь удовлетворяет им, то он приближается к идеальному оратору, действующему в нужном направлении на аудиторию: «Кем восторгаются? Кого считают чуть ли не богом среди людей? Того, кто говорит стройно, развернуто, обстоятельно, блистая яркими словами и яркими образами, вводя даже в самую прозу некий стихотворный размер, – одним словом, красиво. А тот, кто так владеет речью, как требует важность предметов и лиц, тот немалой заслуживает похвалы за то, что можно назвать уместностью и соответствием с предметом» (Цицерон, 1972, 215).

Представляет принципиальный интерес философское рассуждение Цицерона о нравственности и красноречии: «Истинный оратор должен исследовать, переслушать, перечитать, обсудить, разобрать, испробовать все, что встречается человеку в жизни, так как в ней вращается оратор, и она служит ему материалом. Ибо красноречие есть одно из высших проявлений нравственной силы человека; и хотя все проявления нравственной силы однородны и равноценны, но одни виды ее превосходят другие по красоте и блеску. Таково и красноречие: опираясь на знание предмета, оно выражает словами наш ум и волю с такою силой, что напор его движет слушателей в любую сторону. Но чем значительнее эта сила, тем обязательнее должны мы соединять ее с честностью и высокой мудростью; а если бы мы дали обильные средства выражения людям, лишенным этих достоинств, то не ораторами бы их сделали, а безумцам бы дали оружие» (Цицерон, 1972, 215). Здесь Цицерон, пожалуй, впервые ставит так широко вопрос об образе оратора. Слово, искусство красноречия связано с личностью говорящего, через них выражается ум, эрудиция оратора, его знания, опыт, а также воля, которая действует на слушателей через речь. Красноречие – это высшее проявление нравственной силы человека. Следовательно, чем нравственнее человек, тем, по мнению Цицерона, красноречивее. В этом случае красноречие – благо, которое использует оратор для людей. Сила ораторской речи, по Цицерону, обязательно соединяется с честностью и высокой мудростью. Только в таком случае речь может принести людям удовлетворение. Если же силой слова будут пользоваться люди нечестные, то это сильное оружие попадет в руки безумцам, которые могут направить его во зло. Философский подход к слову как благу и аду, как орудию честных и нечестных людей дает возможность взглянуть на теоретические изыскания Цицерона под углом гуманистического направления риторического искусства, его высшего назначения в качестве выразителя общегуманитарных идей. Не случайно Цицерон силу слова связывает с мудростью, отмечая, что эту науку мыслить и говорить, эту силу слова древние называли мудростью. «Ведь в старину-то наука, – замечает он, – как видно, одинаково учила и красному слову, и правому делу; и не особые учителя, но одни и те же наставники учили людей и жить, и говорить» (Цицерон, 1972, 216).

Цицерон неоднократно подчеркивает, что речь оратора должна быть как можно более увлекательной, производить как можно большее впечатление на слушателей и подкрепляться как можно большим количеством доводов, ибо доводы – материал действительно громадный и важный.

Он подробно говорит о красоте речи, считая, что красота речи состоит прежде всего как бы из некой общей ее свежести и сочности: ее нежность, ее ученость, ее благородство, ее пленительность, ее изящество, ее чувствительность или страстность, если нужно, – все это относится не к отдельным ее частям, а ко всей ее совокупности. А вот цветы слов и мыслей, как бы усиливающие речь, должны не рассыпаться по ней равномерно, а располагаться с разбором так, как на каком-нибудь наряде располагаются украшения и блестки. Общий тон речи следует избирать такой, какой в наибольшей степени удерживает внимание слушателей и какой не только их услаждает, но услаждает без пресыщения (Цицерон, 1972, 224). Цицерон – против слащавости и вялости ораторской речи, – за то, чтобы она была и динамична, и красива, и приятна, но ее приятность должна быть строгой.

В связи с этим Цицерон выделяет слова простые, употребляемые обычно, среди которых тоже должен производиться отбор, и решающим при этом должно быть слуховое впечатление (избегать затасканных и приевшихся слов, пользоваться яркими, в которых есть полнота и звучность), выделяет малоупотребительные и новообразованные слова, а также слова в переносном смысле.

В трактате «Об ораторе» Цицерон основывался на некоторых теоретических исследованиях своих предшественников и на практических школьных учебниках, на греческой и римской ораторской традиции и лучших образцах ораторского искусства, на своем практическом опыте. Цицерона можно считать создателем риторической теории, которую он наиболее полно изложил в этом трактате.

Трактаты «Брут» и «Оратор», написанные им в 46 г. до н. э., он, защищая свою точку зрения, адресует Бруту – представителю нового, аттического течения. Цель этих сочинений – обосновать законность и превосходство того ораторского идеала, пути к которому Цицерон указал в диалоге «Об ораторе». Обосновывает он это направление и с точки зрения исторической (в «Бруте»), и с точки зрения теоретической (в «Ораторе»). В диалоге «Брут, или О знаменитых ораторах» Цицерон перечисляет почти всех знаменитых ораторов – свыше двухсот – в хронологическом порядке с краткими характеристиками каждого. Для Цицерона римское красноречие – предмет национальной гордости, и он счастлив стать первым его историком. Этот труд – сочинение критическое и полемическое, имеющее своей целью не только характеристику ораторов, но главным образом защиту и развитие тех идей, которые высказаны в предыдущем трактате.

В своей истории красноречия он рисует продуманную картину исторического прогресса и постепенного восхождения красноречия от ничтожества к совершенству. Красноречие для Цицерона – по-прежнему не самоцель, а лишь форма политической деятельности, и судьба красноречия неразрывно связана с судьбой государства. Развитие римского красноречия, считает Цицерон, определяется прежде всего внутренними причинами – широтой и глубиной усвоения греческой культуры и развитием культуры римской. На примерах критического разбора речей греческих и римских ораторов он еще раз утверждает идеи, которые высказаны им в трактате «Об ораторе».

«Оратор» – завершающее произведение риторической трилогии Цицерона. Вначале он рисует образ совершенного оратора, однако делает оговорку: «Создавая образ совершенного оратора, я обрисую его таким, каким, быть может, никто и не был» (Цицерон, 1972, 332).

В этом трактате больше всего Цицерон говорит о словесном выражении и о ритме, что диктуется его стремлением доказать аттицистам – а именно по этим вопросам шел спор – свою правоту: он стремился отстоять свое право на величественный и пышный слог, отведя упреки в азианстве и обличив недостаточность и слабость проповедуемой аттицистами простоты. Он выдвигает в качестве аргумента эллинистическое учение о трех стилях красноречия: высоком, среднем и простом. Простой стиль призван убедить, средний – усладить, высокий – взволновать и увлечь слушателя.

Цицерон видит красоту речи в ее свежести, сочности, нежности, учености, благородстве, пленительности, изяществе, страстности, причем «цветы слов и мыслей» должны распределяться в речи «с разбором». Словесные нагромождения, речь, расцвеченная чрезмерно яркими красками, не доставляет длительного удовольствия, пресыщает слушателей, раздражает их. По этим взглядам Цицерона нельзя было причислить ни к аттицистам, ни к азианцам. Он создал свой собственный стиль и требовал разумного употребления «цветов красноречия». Он продемонстрировал глубокое проникновение в сущность ораторского искусства, создав ораторскую теорию на основе своего богатого опыта. Блестящей теоретик, он обобщил и критически переосмыслил взгляды на ораторское искусство теоретиков и практиков красноречия, путем тщательного анализа сопоставил различные точки зрения, создал свою теорию.

Знаменитый римский ритор Марк Фабий Квинтилиан (35 – ок. 100 г. н. э.) – автор обширного сочинения в двенадцати книгах «Риторические наставления» (Квинтилиан, ч. I, 1834; ч. II, 1834). Труд Квинтилиана систематичен и строго продуман. Здесь учтен весь опыт классической риторики и обобщен собственный опыт преподавателя риторики и судебного адвоката. В этой работе автор отмечает, что труд оратора обширен и разнообразен, и никогда о нем не сказано все, тем не менее он попытается изложить из традиционных правил самое лучшее, а кое-что неважное изменит, кое-что добавит или отбросит.