Текст книги "Джордж Гершвин. «Порги и Бесс». Маленькие рассказы о большом успехе"

28. Знаменитый речитатив Гершвина

Джордж Гершвин был выдающимся пианистом – об этом в один голос говорят все современники композитора (и, разумеется, его друзья). Но писал-то он песни. Значит… пел?

Гершвин не обладал большим голосом. Точнее, голоса у него не было никакого – так он считал сам. И не верить ему причин нет. Не существует ни одной звукозаписи, ни одной пластинки, на которой был бы записан голос Гершвина. Однако, есть свидетельства, что в своём радиошоу, которое Гершвин вёл в последние годы жизни, зарабатывая на постановку «Порги и Бесс», он пел. И его вокальные данные слушателям шоу нравились.

Здесь нет противоречия. Гершвин и в самом деле пел лишь «условно». Он проговаривал текст песни, аккомпанируя себе на фортепиано. Его стиль – речитатив. Музыкальный, хорошо исполненный – всё же речь идёт о человеке с безупречным слухом и острым чувством фальши. Но всё же это была, скорее, музыкальная декламация, чем полноценное пение.

История мировой культуры знает немало примеров мастерского исполнения речитативом. Драматические актёры, композиторы, музыканты, которые не обладали серьёзными вокальными данными – это понятно. Но были же и примеры настоящих больших певцов, для которых речитатив был излюбленной манерой. Например, наш Марк Бернес.

Друзья и коллеги Гершвина вспоминали, что голос Гершвина – со своеобразными музыкальными обертонами – чем-то напоминал голос Чаплина. Очень простой, «домашний», располагающий… Был ли Гершвин певцом? Он был великим музыкантом. Значит, и певцом тоже.

29. Первая опера

В 1922 году на Бродвее была представлена первая опера Гершвина – «Голубой понедельник». Второе название мюзикла – «135-я улица». История из жизни чернокожих американцев. Одноактный музыкальный спектакль, в котором соединились негритянский джаз и музыка «белых». Либретто оперы написал Айра Гершвин.

В целом спектакль получился так себе. Он не собрал большой кассы и прожил на сцене всего один сезон. Потом, годами позже, он был возрождён (уже под вторым названием). На волне интереса к творчеству Джорджа Гершвина спектакль прожил дольше. Были и другие, более поздние постановки, реализованные уже в наши дни.

Зрители «Голубой понедельник» не оценили. Но зато оценили профессионалы. Попытка Гершвина написать джазовую оперу послужила неким стартовым выстрелом, отмашкой. К теме «чёрной» музыки (в те годы это был вполне официальный общепринятый термин, Америка была крайне сегрегированным государством, а ущемление гражданских свобод чернокожих американцев – вовсе не миф) обратились многие композиторы. Параллельно «чёрная» Америка привлекала и писателей – в те же годы над своим романом работала ещё никому не известная Маргарет Митчелл.

И для самого Гершвина первая опера имела неоценимое значение. В «Голубом понедельнике» он нащупал темы, которые позже реализовал в «Рапсодии в стиле блюз» и в опере «Порги и Бесс». К своим главным произведениям Гершвин шёл годы.

30. Интервью патриарха

Премьера «Голубого понедельника» состоялась в начале сентября 1922 года. А 6 сентября в «Нью-Йорк Таймс» появилось интервью Верила Рубинштейна, знаменитого пианиста и музыкального педагога. Рубинштейн находился под впечатлением от спектакля и говорил о Джордже Гершвине, как о великом композиторе. «У этого молодого человека есть искра гениальности. Я действительно верю, что Америка в недалеком будущем будет им гордиться», – говорил Верил Рубинштейн журналисту.

Столь высокая оценка работы Гершвина расходилась с мнением музыкальных критиков, которые написали о первой опере Джорджа в той же газете. Оперу признавали «вялой», «лишённой действия», «с надуманной интригой». Но музыки это не касалось. В результате «Голубой понедельник» получил неоднозначную оценку – слабое либретто при превосходной музыке…

Следует заметить, что Гершвин был чувствителен к критике. Негативные статьи его расстраивали и даже ввергали в депрессию. Однако, когда критики откликнулись на главное произведение Гершвина «Порги и Бесс», оценив эту оперу как «слабую», Гершвин был на удивление спокоен. Во-первых, он просто смертельно устал и был уже неизлечимо болен, о чём ещё не знал. Во-вторых, он понимал, что к этой музыке надо привыкнуть. И верил, что написал лучшее своё произведение. Дальнейшая жизнь доказала его правоту – «Порги и Бесс» стала признанной классикой. Это одно из самых исполняемых оперных произведений в Америке.

Но тогда, в 1922 году, Гершвин был ещё молод и ловил каждое слово, высказанное о нём знаменитыми людьми. Мнение Рубинштейна оказало на Джорджа волшебное воздействие – он взялся за работу с утроенной энергией.

31. Пол Уайтмен

Сразу после премьерного спектакля «Голубого понедельника» Гершвин получил лестное предложение от Пола Уайтмена, руководителя популярного джазового коллектива «Пэлэс Ройял Оркестра», часто выступавшего на театральных сценах Бродвея и на концертных площадках Нью-Йорка. Суть предложения заключалась в следующем. Гершвин должен был оставить любую другую работу и сосредоточиться на музыке для оркестра Уайтмена. Изюминка заключалась в том, что это был большой «джаз-банд», оркестр, играющий джазовую музыку.

Гершвин, человек темпераментный, любопытный и предприимчивый, загорелся моментально. Его пытался урезонить брат Айра. Но Гершвин ничего не хотел слушать.

– Уайтмен, понимаешь? – горячился Гершвин. – Это наш шанс, Айра!

И Айра… сдался. С осени 1922 года начался едва ли ни самый плодотворный период в жизни братьев Гершвинов. За девять лет совместной работы они написали 22 музыкальные комедии. В их числе мюзиклы «Lady, Be Good!» 1924 года, «Oh, Kay!», написанный в 1926 году, «Funny Face» 1927 года, «Strike Up The Band», начатый в 1927 и законченный в 1930 году, «Girl Crazy» 1930 и «Of Thee I Sing» 1931 года.

И каждый новый мюзикл вызывал на Бродвее фурор. Ни одной неудачной постановки! Успех, исключительный успех. Вместе с признанием зрителя и коллег, на Джорджа и Айру обрушились невообразимо большие деньги. Они стали по-настоящему богаты. А их имена не сходили со страниц американских газет.

32. Мастерская юного гения

На новогодние праздники 1924 года, во время праздничной вечеринки Пол Уайтмен подошёл с бокалом шампанского к Джорджу и долго о чём-то с ним говорил.

– В чём дело? – поинтересовался заинтригованный Айра.

Но Джордж лишь отмахнулся. Он поговорил с братом лишь три дня спустя, рассказав ему о задумке Пола. Айра загорелся. И 7 января 1924 года они закрылись в своей квартире на 110-й улице вместе с Фредом Грофе, штатным аранжировщиком оркестра Уайтмена и другом Гершвинов.

В этой квартире на 110-й улице Гершвины выросли. Здесь же, в огромной многокомнатной квартире жили их родители, младший брат и сестра. А на первом этаже того же дома работало их семейное заведение – русский ресторан. Волей судьбы этому старому дому в районе Ист-Сайд предстояло стать колыбелью одного из величайших музыкальных произведений ХХ века – «Рапсодии в блюзовых тонах» (Rhapsody in Blue).

На этот раз Айре досталась самая скромная работа – он варил кофе и бегал за сигаретами. Джордж лихорадочно исписывал листы нотной бумаги, прерываясь для того, чтобы воспроизвести написанное на рояле. Потом снова брался за перо. Он расписывал партии для двух фортепиано, оставляя пустые строки для импровизаций солиста. Потом эти листы забирал Фред и расписывал партии для всего оркестра. Как только день заканчивался, на 110-ю улицу приезжал Пол, забирал результаты работы и отправлялся репетировать фрагменты рапсодии со своим оркестром.

4 февраля работа была закончена.

33. «Рапсодия в блюзовых тонах»

12 февраля 1924 года в зале «Иоулиэн-холл» был аншлаг. Уайтмен оглядывал зал через дырочку в занавесе. В первых рядах сидели гранды – Леопольд Годовский, Сергей Рахманинов, Фриц Крейслер, Леопольд Стоковский, Игорь Стравинский, Эрнст Блох. Программа концерта представляла собой разношёрстную смесь «экспериментальной» музыки. «Рапсодия» была заявлена во втором отделении. Антракта решили не делать – чтобы не разбежалась публика…

А разбежаться было от чего. «Экспериментальная» музыка Уайтмена, исполненная «Пэлэс Ройял Оркестра», навевала на слушателей тоску. Вдобавок в зале было очень жарко. Кое-кто потянулся к выходу. Приглашенные знаменитости недоумённо переглядывались – Уайтмен лично обещал каждому небывалое событие и… «нокаутирующий успех». Но события всё не было и не было, а успехом и не пахло.

В критический момент, когда концерт был уже, практически, сорван, на сцену поднялся Гершвин. Он сел за рояль и посмотрел в зал. Гудящая публика моментально стихла. Гершвин бросил быстрый взгляд на сжавшихся музыкантов оркестра, сидевших полукругом на сцене. Уайтмен быстрым движение вытер пот со лба. Взмахнул руками. И в мертвенной звенящей тишине зала зазвучало фортепианное соло Гершвина. Потом вступил кларнет, закатив головокружительное глиссандо.

Музыканты играли, как боги. Уайтмен дирижировал, не замечая, что непроизвольно рыдает. Зал разом вдохнул и… не смел выдохнуть.

34. «Эксперимент в современной музыке»

Как описать словами явление высокого искусства? Как передать восторг, ликование, слезы сотен людей? Какие нужны образы, чтобы увидеть то, что уже никто и никогда не увидит – слезы на глазах великих музыкантов двадцатого столетия? Как передать выражение каменного лица Сергея Рахманинова, застывшего, с тяжёлыми набрякшими веками, его устало опущенные руки и его простые слова, высказанные громко, по-русски, когда аплодисменты смолкли – «молодец»?

Это был даже не триумф. Это было общее помешательство. Как только отзвучали последние такты «Рапсодии», зал взорвался. О продолжении концерта не могло быть и речи – если что-то Уайтмен в финале и запланировал, в это мгновенье он всё отменил. Это был концерт одного произведения – «Рапсодии в блюзовых тонах».

Овация длилась пять минут. Семь минут. Десять минут! Музыканты растерянно раскланивались. Уайтмен уже рыдал в открытую. Он беспрестанно обнимал смущённого Гершвина, который лишь виновато улыбался и разводил руки – мол, не знаю, как получилось.

Свою порцию аплодисментов получил и Айра. Он рванулся на сцену, чтобы обнять и расцеловать брата, но споткнулся и упал. И теперь аплодировали ему, понимая, что это не чужой Джорджу человек.

Премьера «Рапсодии» вылилась в подлинный музыкальный праздник. На следующий день все газеты Нью-Йорка были переполнены восторженными статьями о Гершвине. В заслугу Гершвину ставили введение в симфоническую музыку джазовых элементов.

35. Гранды

Отклики известных музыкантов имели для Гершвина особое значение. Именно в этот день, 12 февраля 1924 года, он впервые почувствовал себя причастным к миру серьёзной музыки, к небожителям, к мастерам высшего класса. Правда, не обошлось и без подводных камней – Джордж ощущал себя обманщиком, словно он ввёл в заблуждение великих музыкантов и композиторов Америки. Как никогда ранее он переживал по поводу своего музыкального образования или, точнее, отсутствия такового.

Джордж попросил Айру встретиться с Игорем Стравинским и объяснить ему, что Гершвин на самом деле недоучка. И что Стравинский, отпуская столь лестные комплименты, ошибается. Айра пытался отговорить брата от этой затеи, но Гершвин был непреклонен. «Или ты выполнишь мою просьбу, или ты мне не… друг».

Что только ни приходилось делать старшему брату для младшего. Несколько раз он приводил ему с улицы женщин лёгкого поведения. Рыскал по Нью-Йорку в поисках каких-то экзотических фруктов. Джордж мучился от несварения всю жизнь и питался исключительно легкими блюдами, соблюдая строгую диету. Доставал редкие книги, приводил нужных людей, которых, порой, было непросто разыскать. Но такой просьбы ему выполнять ещё не приходилось.

Стравинский выслушал Айру с улыбкой. Потом задумался и сказал:

– Послушайте, Айра, а кто для вашего брата авторитет номер один?

Айра замялся.

– Я поговорю с Сергеем Васильевичем. С Рахманиновым. Им надо встретиться. И Джорджу сразу… полегчает.

36. Рахманинов

Когда Айра рассказал брату о предложении Стравинского, Джордж пришёл в неописуемый ужас.

– Ты совершенно не знаешь Рахманинова, – заявил он. – У него есть всего две формы похвалы – он либо сердится, либо очень сердится. Он меня просто уничтожит…

– И всё же я позвоню Сергею Васильевичу, – сказал Айра. – Стравинский сказал, что Рахманинов ждёт твоего звонка.

Они отправились к Рахманинову в ужасном смятении. Но Сергей Васильевич принял их, словно старых приятелей. Пригласил в гостиную. Предложил чаю. Поговорили о всякой всячине, но о музыке – ни слова.

– Сергей Васильевич, – начал Айра.

Рахманинов посмотрел на старшего Гершвина. Айра заговорил по-русски, хотя у него был сильный акцент. Рахманинов оценил.

– Я знаю, что вы ждёте, – ответил он, тоже переходя с английского на русский. – Игорь мне говорил.

Джордж сидел на краешке глубокого кресла, сжавшись в комок. Он был так напряжён, что пальцы его рук, сжатые в кулаки, побелели.

– Я был на концерте в «Иоулиэн-холле». Слушал вашу, Джордж, «Рапсодию»…

Рахманинов достал портсигар. Закурил папиросу. По своему обыкновению он опустил веки и замер. Джордж и Айра напряжённо ждали.

– Могу лишь сказать, что ваша «Расподия» не вызвала у меня отвращения, – Рахманинов посмотрел на Джорджа и… улыбнулся…

– Ты слышал?! – возбуждённо говорил Джордж старшему брату, когда Гершвины торопливо шагали по Манхэттену. – Это сказал Рахманинов… Айра, сам Рахманинов!

Чрезвычайно скупой на похвалы Сергей Васильевич выдал едва ли ни самую панегирическую тираду в своей жизни.

37. Фортепианный концерт

Мнение ведущих композиторов Америки сыграло свою роль. Вскоре после премьеры «Рапсодии» с Джорджем встретился Уолтер Дамрош из Нью-Йоркского симфонического общества.

– Мистер Гершвин, – сказал Дамрош, сняв шляпу и чуть склонив голову. – Имею честь от имени нашего общества заказать вам большое сочинение для симфонического оркестра. Сроки и тема не ограничены. Творите, как захотите, мистер Гершвин…

Джордж выбрал форму фортепианного концерта, назвав его «Нью-Йоркский концерт». Более семи месяцев сидел над партитурой, отвлекаясь, разумеется, на более срочные дела. Но к концу работы над новым сочинением решил, что это не совсем то, что ждёт от него симфоническое общество. Достаточно новаций в самой музыке. А название пусть будет… более традиционным. И, зачеркнув надпись на первом листе партитуры, написал – «Фортепианный концерт фа мажор».

К концу 1924 года работа была закончена. В январе 1925 года оркестр симфонического общества начал репетиции. В феврале 1925-го, спустя год после триумфа «Рапсодии в блюзовых тонах» состоялась премьера первого фортепианного концерта Гершвина.

Джордж волновался ничуть не меньше, чем пред представлением «Рапсодии». Флаконами принимал валериану, не спал ночами, маялся животом – во время стрессов первым делом его подводило пищеварение. Гершвин пил сильнодействующие лекарства, которые почти не помогали… Всё закончилось в день премьеры концерта. От всех неприятностей не осталось и следа.

И снова был оглушительный успех. И снова несмолкаемые овации и необыкновенно лестные отзывы прессы. И снова слова приветствия от патриархов американской музыки. Гершвин был счастлив.

38. Айра поэт

С начала двадцатых годов и до смертного часа Джорджа братья Гершвины были неразлучны. Собственно, и в газетах о них писали только так – Джордж и Айра Гершвины. По отдельности их не воспринимали.

И тут возникает вопрос – а насколько талантлив, насколько хорош был поэт Айра Гершвин? Мы же знаем его исключительно по песням, написанным Гершвиными. А чтобы взять в руки книжку, перечитать лирику Айры – этого нет… У нас, в России, нет. А в Америки Айра выпустил несколько сборников стихов (первый вышел в… 1959 году, что, конечно, удивительно), которые, впрочем, крупным литературным событием так и не стали.

В отличие от Джорджа, Айра закончил школу, а потом и нью-йоркский городской университет. В детстве он был застенчивым, нелюдимым мальчиком, но при этом участвовал в выпуске школьной газеты, а в университете показал блестящие литературные способности. Проработав несколько лет на семейном предприятии (а у Мориса Гершвина был не только ресторан, но и небольшая «турецкая» баня, где Айре и пришлось поработать кассиром), в 1921 году Айра получил первый заказ на сочинение… музыки. Но Алекс Аарон так и не получил от Айры обещанного мюзикла. Вместо этого Айра сочинил замечательное либретто. А музыку написали молодые композиторы Винсент Юманс и Пол Ланнин при участии Айры Гершвина. Всё же он получил неплохое музыкальное образование и был небесталанным молодым человеком, обладая способностями композиции. Спектакль «Две девочки в синем» был поставлен Абрамом Эрлангером и сделал Айре имя.

Но настоящий шанс Айра получил лишь в 1924 году, когда объединился с Джорджем, став его «личным поэтом» – автором стихов для песен Джорджа и для его мюзиклов. За годы сотрудничества Айра и Джордж Гершвины сочинили двенадцать больших мюзиклов, сценарии и музыку к четырём художественным фильмам. И это, не считая десятков песен, вошедших в другие музыкальные спектакли.

39. Мюзикл

В том же триумфальном 1924 году Джордж и Айра Гершвины взяли ещё одну творческую высоту. Уже признанный автор симфонической музыки, Гершвин не оставлял мысль написать от начала до конца собственный мюзикл. Сразу после премьеры «Рапсодии в блюзовых тонах» братья засели за либретто спектакля «Lady, Be Good!». Все диалоги и тексты всех песен написал Айра. Он работал вдохновенно и с большим энтузиазмом. Исписав страницу стихами, он протягивал Джорджу через стол. А тот, дымя здоровенной крепкой сигарой, тут же стремительно оборачивался на винтовом стульчике к роялю, вчитывался в текст и начинал импровизировать. Через пару часов очередная песня мюзикла была готова.

К лету 1924 года, спустя три месяца работы, пьеса и ноты к ней были готовы. Начались репетиции в бродвейском театре. А в начале сентября 1924 года состоялась премьера мюзикла…

Можно ли привыкнуть к успеху? В 26 лет? Очень даже можно. И не только привыкнуть, но и принять успех, как само собой разумеющееся явление. А отсюда и до «звёздной болезни» недалеко. Однако, Гершвины прекрасно понимали, что успех – это прежде всего тяжкий напряжённый труд. Им никто не помогал, никто не проталкивал туда, к вершинам бизнеса развлечений. Они всего добивались сами и в жанровом отношении были первопроходцами – их мюзиклы были уникальны, совершенно ни на что не похожи.

Премьера «Lady, Be Good!» принесла Гершвинам небывалый успех. Отныне Джорджа и Айру именовали не иначе, как лучшим композитором и лучшим поэтом Бродвея.

40. Успех в Англии

Этот 1924 год стал настоящим годом открытий. Успех «Рапсодии» и первого бродвейского мюзикла Гершвинов привлекли к Джорджу и Айре внимание продюсеров и не только американских. Осенью 1924 года пришло письмо из Англии – с предложением написать мюзикл для лондонского музыкального театра. Короткие переговоры, подписание контракта и… Айра и Джордж взялись за следующую работу – мюзикл «Первоцвет».

Они снова работали, как заведённые. Снова придумывали сюжеты, обсуждали стихи, искали наиболее подходящие мелодии. Импровизировали оба – сюжет спектакля к концу работы над либретто изменился до неузнаваемости. А музыка… музыка была, как всегда, превосходна. Джордж не оставлял своих экспериментов, накладывая джазовые интонации на традиционную европейскую музыку.

Наконец, работа была закончена. Ноты и тексты высланы в Лондон. А потом из-за океана пришла большая посылка с авторскими экземплярами книжки – клавира мюзикла, изданного в музыкальном издательстве. Прошедшая следом премьера спектакля потянула за собой книгу, книга – спектакль. И успех был настолько ошеломляющий, что Гершвины даже не поверили – уж больно хвалебными были рецензии английской прессы.

В 1925 году Джордж стал самым востребованным композитором Бродвея и самым популярным американским композитором в Англии. О своей популярности в других странах Европы ему оставалось пока только догадываться. Шанс узнать об этом у него и Айры появился в том же году – когда братья собрались в долгое турне по Европе, продлившееся почти три года.

41. Десять лет, которые потрясли музыкальный мир

Так началось «великое десятилетие», вознесшее Гершвина к вершине славы и сделавшее его очень обеспеченным человеком.

Надо знать характер Джорджа, чтобы понять – даже добившись огромного успеха и заработав сотни тысяч долларов, он не успокаивался и не останавливался. Одна из черт его непростого характера, так поражавшая друзей Джорджа – чрезвычайная критичность по отношению к себе. Гершвин кривился от слова «профессионал», а уж слова «великий», «грандиозный» ввергали его в уныние. Ему постоянно казалось, что он, сам того не желая, вводит людей в заблуждение. Не может самоучка играть и сочинять так, как академически образованный музыкант. Но жизнь показала – может. Только Гершвин никак не мог поверить (и, заметим, так до конца в свой дар и не поверил).

Возможно, именно это и заставляло его ежедневно садиться за рабочий стол, а потом и за рояль, чтобы писать новую музыку и совершенствовать исполнительское мастерство.

Более сорока мюзиклов, в том числе и дюжина написанных от начала до конца вместе с Айрой. Десятки песен и инструментальных композиций, тут же становившихся сверхпопулярными. Множество успешных спектаклей, собравших умопомрачительную кассу… Мюзикл «Будьте добры» выдержал 330 представлений. Спектакль «Тип Тоуз» – 194 представления. «Песня пламени» – тоже 194. Мюзикл «О Кей!» выдержал 256 представлений…

К концу 1925 года доходы Гершвина исчислялись цифрами с пятью нулями.